Панаев Владимир Иванович - Воспоминания

я насъ ждутъ:

   Сдобритъ кушанья простыя

   При здоровьѣ легк³й трудъ.

  

   Пообѣдавъ, въ нашей волѣ

   Лечь подъ липовымъ кустомъ;

   Утро мы трудились въ полѣ;

   Сладко часъ другой уснемъ.

  

   Изголовье намъ душисто

   Изъ цвѣтовъ положитъ Лель,

   И подъ тѣнью ивы мшистой

   Приготовилъ ужъ постель.

  

   Лель! нашъ богъ и другъ сердечный,

   Счастьемъ насъ благослови;

   Вѣкъ нашъ былъ бы скукой вѣчной

   Безъ подруги и любви.

  

   О любовь! останься съ нами,

   Какъ минетъ и юность дней;

   Вмѣсто розъ, надъ сѣдинами

   Ландышны вѣнки намъ свей.

  

   Въ старости любить утѣшно;

   Смерть, хотябъ пришла въ тѣ дни,

   Мимо насъ пройдетъ поспѣшно,

   Скажетъ: молоды они!

      ;               Бакунинъ.

  

   Въ благодарственномъ отвѣтномъ письмѣ я, по студенческой совѣсти, никакъ не могъ воздержаться, чтобы не сказать откровеннаго своего мнѣн³я о стихахъ Бакунина; помню даже выражен³я: "Если (писалъ я) литература есть своего рода республика, гдѣ и послѣдн³й изъ гражданъ имѣетъ свой голосъ, то позвольте сказать, что прекрасное стихотворен³е г. Бакунина едва-ли можетъ назваться идилл³ею; оно, напротивъ, отзывается и увлекаетъ любезною философ³ею вашихъ горац³анскихъ одъ."

   Признаться, я долго колебался - оставить или исключить изъ письма моего эту педантическую выходку, но школьное убѣжден³е превозмогло, и письмо было отправлено. Впослѣдств³и, будучи уже въ Петербургѣ, съ удовольств³емъ узналъ я отъ одного изъ ученыхъ посѣтителей Державина, что онъ остался доволенъ письмомъ моимъ, читалъ его гостямъ своимъ, собиравшимся у него по воскресеньямъ, и хвалилъ мою смѣлость.

   Выше сказано, что мы пр³ѣхали въ столицу въ августѣ 1815 года. Петербургъ ликовалъ тогда славою недавнихъ побѣдъ нашей арм³и, славою своего государя и вторичнымъ низвержен³емъ Наполеона. На всѣхъ лицахъ с³яло какое-то весел³е,- въ домахъ пѣли еще:

  

   Хвала, хвала тебѣ герой,

   Что градъ Петровъ спасенъ тобой!

  

   Заглохшая впродолжен³е нѣсколькихъ лѣтъ торговля была въ полномъ развит³и. Погода, какъ нарочно, стояла прекрасная. Я спѣшилъ воспользоваться ею, чтобы осмотрѣть достопамятности столицы. Вскорѣ послѣдовала выставка Академ³и художествъ, начинавшаяся тогда 1-го сентября. Отправляюсь туда; къ особенному удовольств³ю нахожу тамъ портретъ Державина, писанный художникомъ Васильевымъ, и, какъ говорили мнѣ, очень схож³й. Знаменитый старецъ былъ изображенъ въ малиновомъ бархатномъ тулупѣ, опушенномъ соболями, въ палевой фуфайкѣ, въ бѣломъ платкѣ на шеѣ и въ бѣломъ же колпакѣ. Дряхлость и упадокъ силъ выражались на морщиноватомъ лицѣ его. Я долго всматривался; невольная грусть мною овладѣла: ну, ежели, думалъ я, видимая слабость здоровья не позволитъ ему возвратиться на зиму въ Петербургъ; ну, ежели я никогда его не увижу {Дядя мой, по первому моему увѣдомлен³ю объ этомъ портретѣ, купилъ его за 400 руб. По раздѣлу достался онъ брату моему Александру, у меня же - прекрасная съ него коп³я.}. На мое счаст³е, въ декабрѣ мѣсяцѣ, какъ мы уже видѣли, Державинъ возвратился. Спустя нѣсколько дней ѣду къ нему.

   Онъ жилъ, какъ извѣстно, въ собственномъ домѣ, построенномъ въ особенномъ вкусѣ, по его поэтической идеѣ, и состоявшемъ изъ главнаго въ глубинѣ двора здан³я, обращеннаго лицомъ въ садъ, и двухъ флигелей, идущихъ отъ него до черты улицы, въ видѣ двухъ полукруговъ. Будучи проданъ по смерти вдовы Державина, домъ этотъ принадлежитъ теперь римско-католическому духовенству, нѣсколько измѣненъ, украшенъ въ фасадѣ; но главный чертежъ остался прежн³й. Смотря на него, невольно приводишь себѣ на память чьи-то старинные стихи;

  

   Домъ Ломоносова, великаго п³иты,

   Жилищемъ сдѣлался Демидова Никиты!

  

   У подъѣзда встрѣтилъ меня очень уже пожилой, небольшого роста, швейцаръ, и когда я сказалъ ему, кто я, онъ вскричалъ съ добродушнымъ на лицѣ выражен³емъ: "Да вы, батюшка, казанск³е, вы наши родные!" Швейцаръ этотъ, какъ я послѣ узналъ, былъ изъ числа тѣхъ трехъ Кондратьевъ, которыхъ Державинъ вывелъ на сцену въ одной шуточной своей комед³и { "Кутерьма отъ Кондратьевъ".}. Онъ принадлежалъ къ родовому имѣн³ю своего господина, и потому-то встрѣтилъ меня такъ привѣтливо. "Пожалуйте за мною на верхъ - продолжалъ онъ - я сейчасъ доложу."

   Съ благоговѣн³емъ вступилъ я въ кабинетъ великаго поэта. Онъ стоялъ посреди комнаты, въ томъ же колпакѣ, галстукѣ и фуфайкѣ, какъ на портретѣ, только вмѣсто бархатнаго тулупа,- въ сѣренькомъ серебристомъ, бухарскомъ халатѣ, и медленно, шарча ногами, шелъ во мнѣ на встрѣчу. Отъ овладѣвшаго мною замѣшательства не помню хорошенько, въ какихъ словахъ ему отрекомендовался; помню только, что онъ два раза меня поцѣловалъ, а когда я хотѣлъ поцѣловать его руку, онъ не далъ, и поцѣловавъ еще въ лобъ, сказалъ: "Ахъ, какъ похожъ ты на своего дѣдушку!"

   - На котораго? - спросилъ я - и тотчасъ же почувствовалъ, что вопросъ мой былъ не кстати, ибо Гавр³илъ Романовичъ не могъ знать дѣда моего съ отцовской стороны, невыѣзжавшаго никогда изъ Тобольской губерн³и. "На Васил³я Михайловича (Страхова), съ которымъ ходили мы подъ Пугачева" - отвѣчалъ Державинъ.- "Ну, садись, продолжалъ онъ: вѣрно пр³ѣхалъ сюда на службу?" - "Точно такъ, и прошу не отказать мнѣ въ вашемъ, по этому случаю, покровительствѣ." - "Вотъ то-то и бѣда, что не могу быть тебѣ полезнымъ. Иное дѣло, еслибы это было лѣтъ за 12 назадъ: тогда бы я тебѣ пригодился; тогда я служилъ, а теперь отъ всего въ сторонѣ." Слова эти меня поразили. "Какъ - вскричалъ я - съ вашимъ громкимъ именемъ, съ вашею славою, вы не можете быть мнѣ полезнымъ?" "Не горячись - возразилъ онъ съ добродушною улыбкою - поживешь, такъ узнаешь. Впрочемъ, если гдѣ намѣтишь, скажи мнѣ, я попробую, попрошу." Потомъ онъ сталъ разспрашивать меня о родныхъ, о Казани, о тамошнемъ университетѣ, о моихъ занят³яхъ, совѣтуя и на службѣ не покидать упражнен³й въ словесности; прощаясь же, просилъ посѣщать его почаще, Раскланявшись, я не вдругъ догадался, какъ мнѣ выдти изъ кабинета, потому-что онъ весь, не исключая и самой двери, состоялъ изъ сплошныхъ шкафовъ съ книгами.

   Дней черезъ пять, часовъ въ десять утра, я опять отправился къ Державину, и въ этотъ разъ, не для одного наслажден³я видѣть его, говорить съ нимъ, а для исполнен³я возложеннаго на меня Казанскимъ Обществомъ любителей отечественной словесности (котораго былъ я членомъ) поручен³я - исходатайствовать коп³ю съ его портрета и экземпляръ новаго издан³я его сочинен³й. "Коп³ю? да вѣдь это стоитъ денегъ" - сказалъ Державинъ, улыбаясь. Не ожидая такого возражен³я, я нѣсколько остановился, но вскорѣ продолжалъ:- "Зато съ какою благодарностью приметъ Общество изображен³е великаго поэта, своего почетнаго члена, своего знаменитаго согражданина. Да и гдѣ приличнѣе, какъ не тамъ, стоять вашему портрету?" - "Ну, хорошо, но съ котораго же списать коп³ю? съ Тонч³ева, что у меня внизу? да онъ очень великъ, поколѣнный." - "А съ того, что былъ на нынѣшней академической выставкѣ?" подхватилъ я, и опять не кстати.- "Какъ это можно, помилуй, возразилъ онъ; тамъ написанъ я въ колпакѣ и въ тулупѣ. Нѣтъ, лучше съ того, который находится въ Росс³йской академ³и, писанный отличнымъ художникомъ, Боровиковскимъ. Тамъ изображенъ я въ сенаторскомъ мундирѣ и въ лентѣ. Когда будетъ готовъ, я пришлю его въ тебѣ для отправлен³я; а сочинен³я можешь, пожалуй, взять и теперь; ихъ вышло четыре тома, пятый отпечатается лѣтомъ; его пошлемъ тогда особо." Я забылъ сказать, что въ этотъ разъ нашелъ я Гавр³ила Романовича за маленькимъ у окна столикомъ, съ аспидною доскою, на которой онъ исправлялъ или передѣлывалъ прежн³е стихи свои, и съ маленькою собачкой за пазухой. Такъ, большею частью, заставалъ я его и въ послѣдующ³я утренн³е мои посѣщен³я; впродолжен³е же нашего разговора о портретѣ и книгахъ, мы уже сидѣли на диванѣ. Этотъ диванъ былъ особаго устройства; гораздо шире и выше обыкновенныхъ, со ступенькою отъ полу, и съ двумя по бокамъ шкафами, верхн³е доски коихъ замѣняли собою столики. Державинъ кликнулъ человѣка, велѣлъ принести четыре тома своихъ сочинен³й и вручилъ ихъ мнѣ. Принимая, я позволилъ себѣ сказать: "Не будете ли такъ милостивы, не означите ли на первомъ томѣ вашею рукою, что дарите ихъ Обществу? Съ этою надписью они будутъ еще драгоцѣннѣе." - "Хорошо, такъ потрудись, подай мнѣ перышко." Я подалъ. Онъ положилъ книгу на-колѣно и спросилъ: "Что же писать-то?" - "Что вы посылаете ихъ въ знакъ вашего вниман³я къ обществу." Онъ не отвѣчалъ, но, вмѣсто вниман³я, написалъ: въ знакъ уважен³я. Съ книгами этими и портретомъ случилась, впослѣдств³и, бѣда. Портретъ былъ изготовленъ и отправленъ, вмѣстѣ съ книгами, не ранѣе марта мѣсяца (1816 года). Дорогою захватила ихъ преждевременная ростополь; посылка попала гдѣ-то въ зажору и привезена въ Казань подмоченною. Что касается до портрета, то университетск³й живописецъ Крюковъ успѣшно очистилъ его отъ плесени и хорошо реставрировалъ; книги же, разумѣется, очень пострадали, такъ-что секретарь Общества, по поручен³ю онаго, умолялъ меня выпросить у Державина другой экземпляръ. Не легко мнѣ было сообщить объ этой бѣдѣ Гавр³илу Романовичу, и не безъ сожалѣн³я онъ меня выслушалъ; по успокоился, когда я объяснилъ ему, что портретъ не потерпѣлъ никакого существеннаго поврежден³я; книги же онъ обѣщалъ доставить, когда выйдетъ пятая часть, но не успѣлъ этого исполнить, и въ библ³отекѣ Общества остался, вѣроятно хранится еще и теперь, подмоченный экземпляръ.

   Описанное второе свидан³е мое съ Державинымъ случилось дней за пять до праздника Рождества Христова. Прощаясь, онъ потребовалъ, чтобы 25 числа я непремѣнно у него обѣдать. "Так³е дни - примолвилъ онъ - должно проводить съ родными. Я познакомлю тебя съ женою. Да привези съ собою и брата. Онъ, кажется, насъ не любитъ."

   Здѣсь надобно сдѣлать нѣкоторое отступлен³е. Когда я отъѣзжалъ въ Петербургъ, дядя мой выразилъ мнѣ полную надежду, что Гавр³илъ Романовичъ приметъ меня благосклонно, родственно,- и большое сомнѣн³е въ томъ со стороны супруги его, Дарьи Алексѣевны. По его словамъ, она старалась отклонить старика отъ казанскихъ родныхъ его и окружала его своими родственниками. То же подтвердилъ мнѣ братъ мой; то же замѣтилъ и я, когда явился къ обѣду въ день Рождества Христова. Она приняла меня очень сухо.

   Въ этотъ разъ я почти не узналъ Державина - въ коричневомъ фракѣ, съ двумя звѣздами, въ черномъ исподнемъ платьѣ, въ хорошо причесанномъ парикѣ. Гостей было человѣкъ тридцать, большею частью людей пожилыхъ. Одинъ изъ нихъ, съ необыкновеннымъ даромъ слова, заставивш³й всѣхъ себя слушать, обратилъ на себя особенное мое вниман³е. Кто это? спросилъ я кого-то, сидѣвшаго подлѣ меня. Тотъ отвѣчалъ: Лабзинъ! Тогда вниман³е мое удвоилось: я вспомнилъ, что въ бумагахъ покойнаго отца моего нашлось множество писемъ Лабзина, подъ псевдонимомъ: Безъеровъ, вѣроятно потому, что онъ нигдѣ еровъ не ставилъ. Въ письмахъ этихъ, замѣчательныхъ по прекрасному изложен³ю, онъ постоянно сообщалъ отцу моему о современномъ ходѣ французской революц³и. Впослѣдств³и я познакомился съ Лабзинымъ, и это знакомство составляетъ довольно любопытный эпизодъ въ истор³и моей петербургской жизни.

   Впродолжен³е праздниковъ, я два раза, по приглашен³ю Державина, былъ на его балахъ по воскресеньямъ; но отъ застѣнчивости посреди чужого мнѣ общества и отъ невниман³я хозяйки, скучалъ на нихъ, не принималъ участ³я въ танцахъ, хотя, танцуя хорошо, могъ бы отличиться. Въ эти два вечера занимали меня только два предмета: нѣжное обращен³е хозяина съ тогдашнею красавицею г-жею Колтовскою, женщиною лѣтъ тридцати пяти, бойкою, умною. Гавр³илъ Романовичъ почти не отходилъ отъ нея и казался бодрѣе обыкновеннаго; второй предметъ - это очаровательная грац³озность въ танцахъ меньшой племянницы Дарьи Алексѣевны, П. Н. Львовой, впослѣдств³и супруги упомянутаго выше сенатора Бороздина. Она порхала, какъ сильфида, особливо въ мазуркѣ.

   Холодность хозяйки сдѣлала то, что я старался избѣгать ея гостиной и положилъ бывать у Гавр³ила Романовича только по утрамъ, въ его кабинетѣ, гдѣ онъ всегда принималъ меня ласково. Разскажу нѣсколько болѣе замѣчательныхъ случаевъ изъ этихъ посѣщен³й. Въ началѣ 1816 года, явился въ Петербургъ Карамзинъ съ осьмью томами своей "Истор³и". Это произвело огромное впечатлѣн³е на мыслящую часть петербургской публики. Всѣ желали видѣть его, если можно послушать что-нибудь изъ его "Истор³и". Дворъ также былъ заинтересованъ прибыт³емъ истор³ографа: положено было назначить ему день, для прочтен³я нѣсколькихъ лучшихъ мѣстъ изъ его "Истор³и", во дворцѣ, въ присутств³и ихъ императорскихъ величествъ.

   "Видѣлись ли вы съ Карамзинымъ? - спросилъ я однажды Гавр³ила Романовича. - "Какъ же! онъ у меня былъ и по просьбѣ моей обѣщалъ прочесть что-нибудь изъ своей "Истор³и", не прежде однакожъ, какъ прочтетъ у двора; но какъ я не могу одинъ насладиться этимъ удовольств³емъ, то просилъ у него позволен³я пригласить нѣсколькихъ моихъ пр³ятелей. На дняхъ поѣду къ нему и покажу списокъ, кого пригласить намѣренъ; тебя я также включилъ. Но меня вотъ что затрудняетъ: Александръ Семеновичъ Шишковъ - мой давн³й пр³ятель и главный сотоварищъ по Бесѣдѣ {Бесѣда любителей русскаго слова. Такъ называлось литературное общество, собиравшееся въ домѣ Державина.}. Не пригласить его нельзя, а между тѣмъ это можетъ быть непр³ятно Николаю Михайловичу, котораго, ты знаешь, онъ жестоко преслѣдовалъ въ книгѣ своей: "О старомъ и новомъ слогѣ"? - чрезъ нѣсколько дyей Гавр³илъ Романовичъ разсказалъ мнѣ, что онъ былъ у Карамзина, показывалъ ему списокъ и объяснилъ затруднен³е свое относительно Шишкова; но Карамзинъ отозвался, что ему будетъ весьма лестно видѣть въ числѣ слушателей своихъ такого человѣка, какъ Александръ Семеновичъ, и что онъ не только не сердить на него за бывш³я нападки, но, напротивъ, очень ему благодаренъ, потому-что воспользовался многими его замѣчан³ями. "Я увѣренъ - примолвилъ Державинъ, съ одушевлен³емъ - что истор³я будетъ хороша, кто такъ мыслитъ и чувствуетъ, тотъ не можетъ писать дурное {Изъ этого отзыва можно заключить, что корифеи Бесѣды сомнѣвались въ достоинствѣ творен³я Карамзина и не скрывали того предъ Державинымъ.}". Предположенное чтен³е однакожъ не состоялось, потому что во весь велик³й постъ не могло состояться и у двора; оно было отложено до переѣзда императорской фамил³и въ Царское село, а вскорѣ послѣ Пасхи Державинъ, какъ увидимъ ниже, уѣхалъ на Званку.

   Возвративш³йся съ конгресса императоръ Александръ Павловичъ уже два мѣсяца оживлялъ столицу своимъ присутств³емъ. Онъ ежедневно прогуливался пѣшкомъ по Невской набережной и по Фонтанкѣ; сани его, съ брошенною на нихъ шинелью, тихо ѣхали позади. Всякой, кто только могъ, кому позволяло время, спѣшилъ встрѣтиться съ нимъ, взглянуть на него. Живши тогда у Симеоновскаго моста, я каждый день во второмъ часу торопился выйти на Фонтанку, чтобы насладиться счаст³емъ видѣть обожаемаго государя, а онъ - рѣдкое соединен³е красоты и велич³я, казался мнѣ не человѣкомъ, а чѣмъ-то свыше, какимъ-то неземнымъ существомъ. Это время, было конечно, лучшимъ временемъ его жизни; великодушный побѣдитель, возстановитель падшихъ царствъ, успокоитель потрясенной, облитой кровью Европы, предметъ любви и удивлен³я цѣлаго свѣта, онъ, казалось, сознавалъ въ душѣ своей, что вполнѣ совершилъ велик³й подвигъ, на который призванъ былъ Провидѣн³емъ. Это внутреннее довольство скромно выражалось на прекрасномъ лицѣ его, а блестящ³я супружества двухъ сестеръ, великой княгини Екатерины Павловны и великой княжны Анны Павловны, имъ же устроенныя, довершали тогдашнее его счаст³е. Увеселен³я двора отражались въ увеселен³яхъ города. Вскорѣ благочестивый государь пожелалъ явить столицѣ торжество вѣры. День побѣды подъ Фершампенуазомъ, и въ особенности день вступлен³я росс³йскихъ войскъ въ Парижъ, почтилъ онъ молебств³емъ и великолѣпнымъ парадомъ на площади Зимняго дворца. Петербургъ былъ въ восторгѣ отъ давно невиданнаго зрѣлища, отъ славныхъ воспоминан³й: Державинъ написалъ стихи.

   Новость эта быстро разнеслась по городу. Я отправился къ Гавр³илу Романовичу. Это было въ воскресенье послѣ обѣдни. Онъ сидѣлъ за большимъ письменнымъ столомъ своимъ, а отъ него, полукругомъ, пятеро гостей, въ томъ числѣ Ѳедоръ Петровичъ Львовъ и Гаврила Герасимовичъ Политковск³й, критиковавшихъ какое-то стихотворен³е Жуковскаго. Какъ скоро они умолкли, я попросилъ позволен³я прочитать вновь написанные стихи. Державинъ мнѣ ихъ подалъ. А когда обратился я въ нему съ новою просьбою - дозволить мнѣ взять ихъ съ собою и списать,- онъ отвѣчалъ: "У меня только и есть одинъ экземпляръ; между тѣмъ пр³ѣзжаютъ, спрашиваютъ. Лучше сядь сюда къ столу и спиши здѣсь." Я сѣлъ. Державинъ оторвалъ отъ какой-то писанной бумаги чистые поллиста, подалъ мнѣ и придвинулъ чернилицу.

   Выписываю эти стихи; они, конечно, не прежн³е Державинск³е; но грѣхъ было бы и взыскивать. Довольно того, что всякое событ³е, къ славѣ отечества относящееся, находило отзывъ въ теплой душѣ его, и не смотря на преклонность лѣтъ, воспламеняло въ немъ искру поэз³и.

  

  

   ВОСПОМЯНАНЬБ ПАРИЖСКАГО ПЛѢНЕНЬЯ.

  

   Представя Александръ на невскихъ берегахъ,

   Неизреченный духъ влилъ въ Россахъ восхищенья,

   Что далъ имъ торжество незримо зрѣть въ полкахъ;

   Казалось, неба сводъ, полкъ ангеловъ склонились,

   Чтобъ зрѣть царей, царицъ, ликъ пастырей, войскъ строй

   Но паче красотѣ души того дивились,

   Кто въ благочестьи семъ былъ истинный герой.

   За зло не воздалъ зломъ, не мстилъ страдальца кровью,

   Но прахъ его почтя, платилъ врагамъ любовью.

   Се образъ доблестей, который, какъ гора,

   Вѣкъ будетъ славой рость, какъ звѣзды - не увянетъ,

   Ничто такъ радовать тебя, монархъ, не станетъ,

   Какъ память сладкая содѣянна добра.

  

   Стихи эти, переписанные мною въ кабинетѣ Державина, его перомъ, на его бумагѣ, и теперь хранятся у меня въ томъ же видѣ.

   Велик³й постъ 1816 года замѣчателенъ двумя торжественными собран³ями "Бесѣды любителей русскаго слова", происходившими, какъ и прежн³я, въ домѣ Гавр³ила Романовича. Они въ полномъ смыслѣ могли назваться блестящими. Многочисленная публика наполнила обширную, великолѣпно освѣщенную залу. Въ числѣ посѣтителей находились почти всѣ государственные сановники и первенствующ³е генералы. Тутъ въ первый разъ видѣлъ я графа Витгенштейна, графа Сакена, графа Платова, котораго маститый хозяинъ встрѣтилъ съ какимъ-то особеннымъ радуш³емъ. На послѣднюю "Бесѣду" ожидали государя императора. Но когда всѣ заняли мѣста свои, вошелъ въ залу с.-петербургск³й главнокомандующ³й, графъ Вязмитиновъ, и объявилъ Державину, что государь, занятый полученными изъ-за границы важными депешами, къ сожалѣн³ю_, пр³ѣхать не можетъ. Тогда началось чтен³е, и всѣ вскорѣ догадались объ истинной причинѣ отсутств³я государя: членъ "Бесѣды", Политковск³й, произнесъ ему похвальное слово. Не говоря уже о томъ, что оно было плохимъ подражан³емъ Плин³ева Траяну,- возможно ли было ожидать, чтобы тотъ, кто постоянно уклонялся отъ похвалъ цѣлаго свѣта, согласился выслушать ихъ, лицомъ къ лицу, отъ доморощеннаго оратора, говорившаго битый часъ.

   Наступила страстная недѣля. Гавр³илъ Романовичъ предложилъ мнѣ говѣть съ нимъ, для чего я долженъ былъ каждый день пр³ѣзжать обѣдать и оставаться до вечера, чтобы слушать всенощную. Но я воспользовался этимъ предложен³емъ одинъ только разъ, въ понедѣльникъ; холодность хозяйки поставляла меня въ непр³ятное, затруднительное положен³е: я отговорился большимъ разстоян³емъ моей квартиры отъ ихъ дома и тогдашней распутицей.

   Въ Свѣтлое воскресенье я однакожъ пр³ѣхалъ обѣдать и потомъ не былъ цѣлую недѣлю. Прихожу во вторникъ на Ѳоминой. Гавр³илъ Романовичъ былъ одинъ въ своемъ кабинетѣ; нѣкоторые изъ шкафовъ стояли отворенными; на стульяхъ, на диванѣ, на столѣ лежали кипы бумагъ. Спрашиваю о причинѣ: "Во вторникъ на слѣдующей недѣлѣ я уѣзжаю на Званку; не знаю, приведетъ ли Богъ возвратиться; такъ хочу привести въ порядокъ мои бумаги. Ты очень кстати пожаловалъ, пособи мнѣ." Съ искреннею радостью принялся я за работу. Беру съ дивана большую пачку, вижу надпись: Мои проекты. "Проекты! Вы такъ много написали проектовъ и по какимъ разнообразнымъ предметамъ" - сказалъ я съ нѣкоторымъ удивлен³емъ, заглянувъ въ оглавлен³е. "А ты развѣ думалъ, что я писалъ одни стихи? Нѣтъ, я довольно потрудился и по этой части, да чуть-ли не напрасно: мног³я изъ полезныхъ представлен³й моихъ остались безъ исполнен³я. Но вотъ что болѣе всего меня утѣшаетъ (онъ указалъ на другую пачку): я окончилъ миромъ слишкомъ двадцать важныхъ запутанныхъ тяжбъ; мое посредство прекратило не одну многолѣтнюю вражду между родственниками." Я взглянулъ на лежащ³й сверху реестръ примиренныхъ: это по большей части были лица знатнѣйшихъ въ государствѣ фамил³й. Подхожу къ столу, на которомъ лежали двѣ кучки бумагъ, одна побольше, другая поменьше. "Трагед³и?! Оперы?! спрашиваю я, тоже съ нѣкоторымъ, но неожиданности, удивлен³емъ:- я и не зналъ, что вы такъ много упражнялись въ драматической поэз³и; я думалъ, что вы написали одну только трагед³ю: "Иродъ и Мар³анна." - "Цѣлыхъ пять, да три оперы", отвѣчалъ онъ. "Играли-ли ихъ на театрѣ?" - "Куда тебѣ; теперь играютъ только сочинен³я князя Шаховского, потому-что онъ всѣмъ тамъ распоряжаетъ. Не хочешь ли прочитать которую-нибудь?" - "Очень хорошо." - "Такъ возьми хоть Васил³я Темнаго, что лежитъ сверху; тутъ выведенъ предокъ мой Багримъ. Да кстати возьми ужъ и одну изъ оперъ; но съ тѣмъ, чтобы по прочтен³и пришелъ бъ намъ обѣдать въ субботу и сказалъ бы мнѣ откровенно свое мнѣн³е." Слова эти удивили меня по неожиданному лестному довѣр³ю къ моему мнѣн³ю и въ тоже время смутили при мысли, что произведен³я эти, судя по трагед³и "Иродъ и Мар³анна", вѣроятно, найду я недостойными таланта великаго поэта, что родъ драматическ³й - не его призван³е. Но нечего было дѣлать; я взялъ и Васил³я Темнаго и оперу Эсфиръ, которая тоже лежала сверху.

   Возвратившись домой, принялся читать. Ни та, ни другая мнѣ не понравилась - можетъ быть по предубѣжден³ю, по привычкѣ къ строгимъ классическимъ правиламъ, тѣмъ болѣе, что трагед³я имѣла форму почти романтическую, начиналась сценою въ крестьянской хижинѣ; можетъ быть, прочитавъ ее теперь, я судилъ бы о ней иначе, былъ бы справедливѣе, снисходительнѣе. Чѣмъ ближе подходила суббота, тѣмъ сильнѣе возрастало мое смущен³е. Могъ ли я нагло солгать предъ человѣкомъ, столь глубоко мною чтимымъ: похвалить его произведен³е, когда убѣжденъ былъ въ противномъ. Съ другой стороны, какъ достало бы у меня духа сказать ему правду?! Я не зналъ, что мнѣ дѣлать, какъ выйти изъ труднаго моего положен³я? Думалъ, думалъ и рѣшился не ѣхать обѣдать. Въ этой рѣшимости подкрѣпляла меня мысль, что можетъ быть по старости лѣтъ, по сборамъ въ дорогу, Гавр³илъ Романовичъ какъ-нибудь забудетъ, что далъ мнѣ эти п³эсы, что звалъ меня обѣдать. Вышло однакожъ напротивъ. Въ субботу, въ седьмомъ часу вечера, докладываютъ мнѣ, что пришелъ швейцаръ Державина, извѣстный Кондрат³й. Я тотчасъ надѣлъ халатъ, подвязалъ щеку платкомъ, легъ на кровать и велѣлъ позвать посланнаго. "Гаврила Романовичъ, сказалъ Кондрат³й, приказали вамъ сказать, что они сегодня дожидались васъ кушать, и очень сожалѣли, что вы не пожаловали; да приказали взять у васъ как³я-то ихн³я книги." - "Ты видишь, отвѣчалъ я, что я нездоровъ, у меня сильно разболѣлись зубы; я таки перемогался, но кончилось тѣмъ, что не въ силахъ былъ пр³ѣхать, а дать знать о томъ было уже поздно; бумаги же хотѣлъ отослать завтра утромъ. Теперь возьми ихъ съ собою; да пожалуйста извини меня предъ Гавр³иломъ Романовичемъ."

   Мнѣ и теперь кажется, что я поступилъ хорошо, уклонившись, хотя правда и неделикатно и съ примѣсью лжи, отъ обязанности высказать Гавр³илу Романовичу откровенное мнѣн³е мое о его трагед³и и оперѣ. Но увы, эта студенческая честность стоила мнѣ дорого: я лишился удовольств³я съ нимъ проститься, взглянуть на него въ послѣдн³й разъ. Гавр³илъ Романовичъ дѣйствительно уѣхалъ въ наступивш³й вторникъ, и чрезъ два мѣсяца, 8-го ³юля, въ день Казанской Бож³ей Матери, скончался въ сельскомъ своемъ уединен³и, пропѣвъ эту лебединую пѣснь, достойную лучшаго времени его поэз³и:

  

   Рѣка временъ, въ своимъ теченьи,

   Уноситъ всѣ дѣла людей,

   И топитъ въ пропасти забвенья

   Народы, царства и Царей;

   А если, что и остается

   Чрезъ звуки лиры и трубы,

   То вѣчности жерломъ пожрется

   И общей не уйдетъ судьбы!

  

   Прахъ великаго поэта покоится въ Хутынскомъ монастырѣ, въ нѣсколькихъ верстахъ отъ Новгорода. Для чего не въ Казани, не на родинѣ? Тамъ, кажется, ему было бы теплѣе. Туда любилъ онъ переноситься душою. Посмотрите, съ какимъ чувствомъ, съ какою любовью взывалъ онъ къ мѣстамъ, гдѣ протекли дѣтск³е и юношеск³е его годы:

  

   О, колыбель моихъ первоначальныхъ дней,

   Невинности моей и юности обитель!

   Когда я освѣщусь опять твоей зарей,

   И твой по прежнему всегдашн³й буду житель?

   Когда наслѣдственны поля я буду зрѣть,

   Васъ дубы Камск³е, отъ времени почтенны,

   По Волгѣ, между селъ, на парусахъ летѣть,

   И гробы обнимать родителей священны¹).

   ¹) Родители Державина погребены въ селѣ Егорьевѣ, въ 85 верстахъ отъ Казани, на проселочной оренбургской дорогѣ. Тутъ, не доходя до церкви саженъ 10, на замѣтной съ лѣвой стороны возвышенности, лѣтъ 45 назадъ, стояли уединенно, одинъ подлѣ другого, два небольш³е надгробные камня, когда-то покрытые масляною зеленою краскою. По этой же дорогѣ ѣзжалъ я каждое лѣто на вакац³ю въ нашу Ланшевскую деревню, и пока перемѣняли въ Егорьевѣ лошадей, всходилъ на эту возвышенность поклониться праху тѣхъ, кому обязанъ былъ жизнью велик³й поэтъ, прославивш³й именемъ своимъ дотолѣ неизвѣстное ихъ имя и свою родину.

  

   Кромѣ семейства Витовтова, я, вскорѣ по выздоровлен³и, познакомился еще въ двухъ, трехъ домахъ, не важныхъ, но весьма пр³ятныхъ по любезности молодыхъ дамъ и дѣвицъ, мною тамъ встрѣчаемыхъ. Былъ очень обласканъ всѣми, принимаемъ съ самымъ предупредительнымъ вниман³емъ, особливо въ одномъ изъ этихъ домовъ, въ которомъ бывали извѣстные люди: А. И. Тургеневъ, И. И. Ястребцовъ, И. А. Крыловъ, Н. И. Гнѣдичъ, М. Е. Лобановъ, А. И. Красовск³й, С. С. Лошкаревъ, и гдѣ между мною и молодою хозяйкою, женщиною умною, энергическою, возникли мало по малу отношен³я болѣе нѣжныя. За нѣсколько дней до Новаго года (1816), дама эта (бывшая членомъ Женскаго патр³отическаго общества, сказала мнѣ, что 2 января назначено торжественное собран³е въ Императорской Публичной Библ³отекѣ, гдѣ, кромѣ годового отчета, директоръ оной, Оленинъ, будетъ читать рѣчь; Крыловъ - двѣ басни; Гнѣдичъ - поэму: рожден³е Омира; Лобановъ - какую-то оду; что она будетъ на хорахъ по билету, который обѣщалъ ей секретарь Библ³отеки, Красовск³й (впослѣдств³и тайный совѣтникъ и предсѣдатель Комитета цензуры иностранной), что если я желаю, она и мнѣ достанетъ чрезъ него такой же билетъ. Какъ было не пожелать? Вручая потомъ мнѣ билетъ, она прочитала отвѣтную записку Красовскаго. Онъ писалъ: "Если Владимиръ Ивановичъ, желающ³й посѣтить наше собран³е, тотъ самый Панаевъ (тогда я еще не былъ съ нимъ знакомъ), какъ я догадываюсь, который написалъ похвальное слово императору Александру, помѣщенное въ "Трудахъ казанскаго Общества любителей отечественной словесности", то съ особеннымъ удовольств³емъ посылаю для него прилагаемый билетъ." Такимъ образомъ, это похвальное слово пригодилось мнѣ въ трет³й разъ.

   Витовтовъ, продолжавш³й оказывать мнѣ самое доброе расположен³е, узнавъ отъ друга своего, генералъ-ма³ора Александра Александровича Саблукова, члена Совѣта путей сообщен³я и весьма вл³ятельнаго тамъ человѣка, что у нихъ открывалась ваканц³я младшаго секретаря Совѣта, просилъ его опредѣлить меня на это мѣсто. Саблуковъ обѣщалъ и сказалъ, чтобы я въ нему явился. Когда Витовтовъ сообщилъ мнѣ объ этомъ, я почти испугался. Убѣжденный внутренно, что, нигдѣ еще не служа, не зная хорошо канцелярскаго порядка, не могу достойнымъ образомъ занять такого мѣста, я откровенно объяснилъ все это моему покровителю и отказывался; но онъ не хотѣлъ ничего слушать и настаивалъ, чтобы я на другой же день поѣхалъ въ Саблукову. Саблуковъ, котораго я много разъ видалъ у Витовтова, очень удивился, услышавъ отъ меня тоже самое, то-есть отказъ отъ предлагаемаго имъ мѣста; старался уговорить меня, но напрасно; наконецъ, разсердился и холодно сказалъ: "Ну такъ Богъ съ вами, если не хотите."

   Мысль служить у Трощинскаго не оставляла меня, но какъ я ни навѣдывался чрезъ Николая Ильича Ѳедорова, занимавшаго въ департаментѣ юстиц³и должность столоначальника, человѣка весьма способнаго и благороднаго (впослѣдств³и отличнаго юрисконсульта), съ которымъ знакомъ былъ еще по университету, гдѣ онъ нѣкоторое время слушалъ лекц³и, у нихъ все не открывались ваканц³и помощника столоначальника, которую прилично было бы мнѣ занять. Въ случаѣ открыт³я ея, у меня была надежда на Гавр³ила Романовича; онъ могъ попросить обо мнѣ стараго сослуживца своего, Дмитр³я Прокофьевича {Трощинскаго.}. Но Державинъ, какъ упомянуто въ своемъ мѣстѣ, уѣхалъ съ весны въ деревню, а наступившее лѣто, съ посѣщен³ями дачъ, съ отъѣздами гдѣ-нибудь погостить въ окрестностяхъ столицы, у ласковыхъ знакомыхъ, въ обществѣ любезныхъ женщинъ, еще болѣе меня разсѣяло. Время уходило напрасно; приближалась осень. Занятый мыслью о безвыходномъ моемъ положен³и, совѣстясь себя самого, опасаясь праздношатательствомъ своимъ подать невыгодное о себѣ мнѣн³е, особливо матушкѣ и дядѣ, сидѣлъ я однажды вечеромъ въ маленькомъ лѣтнемъ саду, нынѣ дворцовомъ Михайловскомъ. "Что вы такъ задумались, Владимиръ Ивановичъ?" - кто-то вдругъ спросилъ меня съ боку. Оглядываюсь: это былъ Красовск³й, сидѣвш³й на той же скамейкѣ; а я такъ погруженъ былъ въ тревожныя мои мысли, что и не слыхалъ, какъ онъ подошелъ. Надобно было исповѣдываться; разсказываю, что у меня на душѣ.

   - Давно уже, говоритъ Красовск³й, хочу я вамъ сказать, что вы напрасно тратите золотое время. Вотъ уже годъ, какъ вы здѣсь, и до сихъ поръ не поступили на службу.

   - Да что жъ мнѣ дѣлать? почтеннѣйш³й Александръ Ивановичъ. Это все болѣе оттого, что мнѣ непремѣнно хочется служить подъ начальствомъ Дмитр³я Прокофьевича Трощинскаго.

   - Зачѣмъ же вы мнѣ не скажете: я коротко знакомъ съ весьма близкимъ къ Дмитр³ю Прокофьевичу человѣкомъ, товарищемъ его по воспитан³ю, Николаемъ Максимовичемъ Яновскимъ. Я повидаюсь съ нимъ и переговорю о васъ.

   - Сдѣлайте милость!

   Не прошло трехъ дней, какъ Александръ Ивановичъ зашелъ ко мнѣ сказать, что Яновск³й ожидаетъ меня къ себѣ и берется доложить обо мнѣ Дмитр³ю Прокофьевичу.

   Николай Михайловичъ Яновск³й, человѣкъ весьма уже пожилыхъ лѣтъ, но еще бодрый, служивш³й по почтовому вѣдомству, былъ извѣстенъ, по своимъ добрымъ качествамъ, учености и любви къ музыкѣ. Библ³ографамъ знакомъ словарь его иностранныхъ словъ, употребляемыхъ въ языкѣ русскомъ. Онъ принялъ меня ласково, выслушалъ внимательно, и обѣщаясь объясниться на мой счетъ съ министромъ, просилъ зайти на другой день; когда же я вторично пришелъ къ нему, объявилъ мнѣ, что Димитр³й Прокофьевичъ охотно принимаетъ меня въ департаментъ юстиц³и, жалѣетъ только, что на первый разъ сверхъ комплекта, безъ жалованья, и чтобы я въ слѣдующ³й пр³емный день, въ четвергъ, лично подалъ ему просьбу.

   Трощинск³й жилъ тогда въ Моховой улицѣ, въ домѣ земляка своего и пр³ятеля графа В. П. Кочубея, принадлежащемъ нынѣ г. Мальцову. Въ назначенный день и часъ являюсь туда. Мнѣ показываютъ маленькую комнату, съ двумя окнами, предъ самымъ кабинетомъ. Въ ней было уже человѣкъ десять просителей, но число ихъ стало постепенно увеличиваться. Видя, что будетъ не очень просторно, тѣмъ болѣе, что никто не садился, или, лучше сказать - не осмѣливался сѣсть, я выбралъ выгодное мѣстечко, прислонясь спиною къ зеркальному столику. Скоро вошелъ какой-то молодой человѣкъ, лѣтъ тридцати, красивой наружности, но гордаго вида, съ владимирскимъ въ петлицѣ крестикомъ, и началъ съ важностью ходить изъ угла въ уголъ по комнатѣ. Всѣ ему кланялись, кромѣ меня, вовсе его незнавшаго, а онъ изрѣдка бросалъ на меня не очень ласковые взгляды. Когда наступило время ауд³енц³и, два дежурныхъ въ мундирахъ и башмакахъ стали у дверей кабинета, разстворяя и затворяя ихъ для входящихъ и выходящихъ просителей. Я не торопился и вошелъ послѣ многихъ. При входѣ моемъ министръ всталъ съ креселъ (такъ принималъ онъ всѣхъ просителей). На немъ былъ канифасный сюртукъ, такой же бѣлый, какъ его волосы. Сказавъ, кто я, почтительно подалъ ему просьбу.

   - Я уже слышалъ о васъ отъ Николая Максимовича, произнесъ онъ благосклоннымъ тономъ; а прочитавъ просьбу мою, въ которой было выражено, что я съ тѣмъ и пр³ѣхалъ въ Петербургъ, чтобы служить у него, прибавилъ съ улыбкою: "благодарю васъ, что предпочли меня; мнѣ пр³ятно будетъ имѣть васъ въ числѣ моихъ подчиненныхъ, но теперь, къ сожалѣн³ю, нѣтъ вы одной штатной ваканц³и. Можете ли нѣкоторое время пробыть безъ жалованья?"

   - Если я провелъ здѣсь цѣлый годъ въ ожидан³и чести поступить подъ начальство вашего высокопревосходительства, то нѣкоторое время готовъ служить безъ жалованья.

   - А если это затянется на нѣсколько мѣсяцевъ?

   - Все равно, хотя бы на полгода. Я имѣю отъ матери моей небольшое содержан³е, и могу имъ существовать.

   - Ну такъ вы будете опредѣлены. Явитесь во вторникъ въ департаментъ, вотъ къ Алексѣю Петровичу.

   При этомъ словѣ онъ указалъ рукою вправо; я взглянулъ,- тамъ стоялъ, за высокимъ бюро, тотъ красивый гордаго вида человѣкъ, который расхаживалъ передъ кабинетомъ. Это былъ начальникъ 2-й экспедиц³и департамента, Пещуровъ, исправляющ³й должность директора.

   Вотъ его монограф³я. Отецъ его, мелк³й чиновникъ одного изъ казанскихъ присутственныхъ мѣстъ, записавъ его съ дѣтскихъ лѣтъ на службу въ губернское правлен³е, отдалъ вмѣстѣ съ тѣмъ и въ тамошнее народное училище. Директоромъ этого училища былъ Александръ Логиновичъ Лихачевъ, отецъ того, съ которымъ пр³ѣхалъ я въ Петербургъ - баринъ богатый, владѣлецъ полутора тысячи душъ, добровольно вызвавш³йся принять на себя эту должность, изъ любви въ общественной пользѣ и отчасти изъ подражан³я отцу моему, котораго чтилъ, какъ бывшаго наставника своего въ правилахъ масонскихъ, и который также по собственному вызову занималъ нѣкогда подобную должность въ пермскомъ народномъ училищѣ. Старинная эта дружба тѣсно соединила ваши семейства, а впослѣдств³и мы и породнились. Вотъ, однажды, старикъ Лихачевъ пригласилъ насъ на выпускной экзаменъ училища, тѣмъ болѣе кстати, что тутъ учились до двадцати нашихъ, и дяди нашего, дворовыхъ мальчиковъ. Мнѣ было тогда 11 лѣтъ, но я помню, какое пр³ятное впечатлѣн³е произвелъ на меня успѣхами и видомъ своимъ первый ученикъ училища, юноша лѣтъ 18-ти, прекрасный собою, напудренный, въ мундирѣ и со шпагою. Сидящ³е близъ меня посѣтители говорили, что это Пещуровъ, успѣвш³й къ окончан³ю курса учен³я получить чинъ, и отправляющ³йся на службу въ Петербургъ. Тамъ, какъ-то поступилъ въ департаментъ юстиц³и, отличился способностями и въ непродолжительномъ времени получилъ мѣсто прокурора въ той изъ южныхъ губерн³й, въ которой жилъ въ отставкѣ Трощинск³й. Бывш³й тогда малоросс³йск³й генералъ-губернаторъ князь Яковъ Ивановичъ Лобановъ-Ростовск³й сильно нападалъ по какому-то дѣлу на Дмитр³я Прокофьевича; Пещуровъ принялъ сторону послѣдняго. Зато Трощинск³й, сдѣлавшись министромъ, тотчасъ перемѣстилъ его въ экспедиторы департамента, и наконецъ поручилъ управлен³е онымъ. Этотъ успѣхъ по службѣ до крайности возгордилъ Пещурова, и безъ того уже человѣка надменнаго. Никому въ департаментѣ не было извѣстно его незавидное происхожден³е, и вдругъ имя мое является какъ бы уликою въ томъ, приведя ему на память и товарищей его, нашихъ дворовыхъ мальчиковъ. Отъ этого непр³ятнаго впечатлѣн³я произошли невыгодныя для меня послѣдств³я.

   Во вторникъ, какъ приказалъ министръ, отправляюсь въ департаментъ, вхожу въ комнату второй экспедиц³и, кланяюсь Пещурову, сидѣвшему у противоположной стѣны. Онъ взглянулъ на меня сурово и не кивнулъ головой. Не зная, что мнѣ дѣлать, я остался на томъ же мѣстѣ, на которомъ стоялъ. Хотѣлось бы сѣсть, но ни одного порожняго стула: всѣ заняты безмолвно сидящими чиновниками; раздается скрыпъ перьевъ, да развѣ кто-нибудь кашлянетъ. Стою пять минутъ, десять, пятнадцать - Пещуровъ не обращаетъ на меня вниман³я. Столоначальникъ Ѳедоровъ, изъявлявш³й мнѣ знаками сожалѣн³е, что нахожусь въ такомъ глупомъ положен³и, вдругъ показываетъ мнѣ стулъ, съ котораго только-что всталъ его помощникъ (Сферинъ, несчастный переводчикъ Ѳеокрита); но едва сдѣлалъ я шагъ къ стулу, Пещуровъ подозвалъ меня къ себѣ; пренебрежительно оторвалъ отъ полулиста бумаги безобразный лоскутъ, написалъ на немъ что-то карандашемъ, кликнулъ секретаря своего и велѣлъ ему отвести меня съ этимъ лоскутомъ въ главную регистратуру. Лоскутъ заключалъ въ себѣ приказан³е состоять мнѣ при главномъ регистраторѣ и въ тоже время при экзекуторѣ.

   Главнымъ регистраторомъ былъ коллежск³й совѣтникъ Юр³й Марковичъ Деканск³й, человѣкъ пожилыхъ лѣтъ, препочтенный, благовоспитанный. Онъ тотчасъ объяснилъ мнѣ мои обязанности, все растолковалъ, и во все время обращался со мною, какъ нельзя деликатнѣе; экзекуторъ же, неописанный чурбанъ, выслуживш³йся, кажется, изъ фельдфебелей, не только не могъ быть мнѣ руководителемъ, но вскорѣ я же принялъ на себя, по безграмотству его, главную его обязанность - писать прокурорамъ напоминан³я, въ случаѣ неисполнен³я ими, чрезъ извѣстное время, предписан³й министра. По обѣимъ частямъ занимался я съ полнымъ усерд³емъ, являлся въ должности въ опредѣленный часъ, отправлялъ въ свою очередь ночное въ департаментѣ дежурство, ночевалъ тамъ съ клопами, утѣшаясь одобрен³емъ и ласкою Деканскаго, но не удостоиваясь никакого вниман³я со стороны исправляющаго должность директора. Приходя за чѣмъ-нибудь въ нашу комнату - онъ никогда не отвѣчалъ на мой поклонъ, хотя кланялся прочимъ. Примѣтивъ это, добрый Деканск³й спросилъ меня однажды, что бы значило такое невниман³е ко мнѣ Пещурова? Я сообщилъ ему мою догадку, что, можетъ быть, имя мое напоминаетъ ему прежнее его ничтожество. "Очень вѣроятно, отвѣтилъ Юр³й Марковичъ, особливо судя по его гордости. Да онъ, пожалуй, думаетъ, что вы станете здѣсь разсказывать объ этомъ." - "Но я никому еще объ этомъ не говорилъ, кромѣ васъ." - "Тѣмъ лучше, остерегитесь!"

   Такъ проходило около девяти мѣсяцевъ; положен³е мое становилось отъ-часу непр³ятнѣе, а особливо съ тѣхъ поръ, когда Деканск³й въ искреннемъ со мною разговорѣ сообщилъ мнѣ, что онъ два раза отзывался обо мнѣ Пещурову съ похвалою, но тотъ, какъ будто этого не слыхалъ; что, наконецъ, представлялъ меня къ слѣдующему чину; но имя мое оказалось вычеркнутымъ изъ списка. Я убѣдился, что оставаться мнѣ тутъ неблагоразумно; но легко ли найти другое мѣсто? По счаст³ю, въ это самое время явился мнѣ на выручку искренн³й пр³ятель мой, Порфир³й Васильевичъ Безобразовъ, служивш³й старшимъ секретаремъ въ Совѣтѣ главнаго управлен³я путей сообщен³я; человѣкъ съ красивою наружностью, соединявш³й самый милый характеръ, онъ былъ въ одно время и ловк³й свѣтск³й кавалеръ, и отличный чиновникъ, и большой музыкантъ на скрипкѣ; учился также въ казанскомъ университетѣ, но по годамъ мнѣ не сверстникъ и рано вступилъ въ службу, лѣтъ за восемь прежде меня; мы сдружились уже въ Петербургѣ. Зная незавидное мое положен³е, онъ пришелъ сообщить мнѣ, что у нихъ открылась ваканц³я помощника столоначальника, что онъ говорилъ уже обо мнѣ и директору и начальнику отдѣлен³я, что они согласны принять меня, остается только поспѣшить подачею просьбы, чтобы кто-нибудь не перебилъ.