Панаев Владимир Иванович - Воспоминания

n="justify">   Пишу немедленно просьбу и являюсь съ нею къ Пещурову въ той же самой комнатѣ, въ которой за девять мѣсяцевъ назадъ онъ заставилъ меня постоять. Пещуровъ беретъ бумагу, но не развертывая, спрашиваетъ: "Что это?" - "Моя просьба." - "О чемъ?" -"О моемъ увольнен³и изъ департамента." - "Проситесь чрезъ того, чрезъ кого вы опредѣлились." Съ этимъ словомъ онъ швырнулъ мнѣ до столу неразвернутую просьбу. Обиженный такимъ пр³емомъ, я быстро пошелъ къ двери, съ намѣрен³емъ, блеснувшимъ въ головѣ моей, ѣхать прямо къ министру, который самъ опредѣлилъ меня, и разсказать ему все. Но въ ту минуту, когда я взялся уже за ручку двери, Пещуровъ закричалъ мнѣ въ слѣдъ: "Не забудьте, что министръ, по случаю кончины дочери, очень огорченъ и никого не принимаетъ." Срѣзалъ онъ меня этими словами: дѣйствительно, на дняхъ скончалась единственная (побочная) дочь Дмитр³я Провофьевича, княгиня Хилкова, извѣстная своею красотою; и мы слышали, что старикъ съ горя заперся въ своемъ кабинетѣ. Но меня удивила смѣтливость Пещурова: какъ въ одну минуту угадать мое намѣрен³е?

   Вмѣсто министра поѣхалъ я къ Яновскому. Тотъ сообщилъ мнѣ, что, со времени поступлен³я моего въ департаментъ, Пещуровъ, встрѣчаясь съ нимъ, почти не глядитъ на него, что онъ, Яновск³й, отчасти самъ виною непр³ятнаго моего положен³я, обратившись съ просьбою о моемъ опредѣлен³и прямо въ министру, миновавъ директора; что онъ теперь же бы поѣхалъ въ Дмитр³ю Прокофьевичу съ жалобою, но вотъ его собственноручная записка, которою онъ проситъ не посѣщать его впродолжен³е двухъ недѣль. Вслѣдств³е всего этого, Николай Максимовичъ совѣтовалъ мнѣ, если я опасаюсь потерять новое мѣсто, попробовать подать просьбу мою чрезъ кого-нибудь изъ ближнихъ бъ Пещурову. Ближе Николая Ильича Ѳедорова я никого не зналъ. Онъ взялъ отъ меня просьбу, но на другой день возвратилъ, сказавъ, что директоръ не принимаетъ ея и требуетъ напередъ письма къ себѣ отъ Яновскаго, въ которомъ бы тотъ выразилъ свое соглас³е на перемѣщен³е. Какъ д, такъ и Яновск³й - мы оба обидѣлись такимъ требован³емъ. Яновск³й не хотѣлъ унизиться - уступить его капризу; я находилъ, что только отецъ мой, или близк³й родственникъ, могъ бы имѣть право написать обо мнѣ письмо подобнаго рода. Въ заключен³е, почтенный Николай Максимовичъ убѣдилъ меня вновь идти къ самому Пещурову, а если и тутъ не приметъ просьбы, то онъ, Яновск³й, такъ какъ завтра кончается затворничество министра, будетъ знать, что ему дѣлать. На другой день, рано утромъ, когда Пещуровъ собирался ѣхать къ министру, съ первымъ, послѣ двухъ недѣль, докладомъ, прихожу къ нему, на его директорскую квартиру, и, подавая просьбу, рѣшительно говорю, что мнѣ ждать болѣе нельзя, что я могу потерять обѣщанное мѣсто, что Яновск³й писать къ нему не хочетъ, да и я не имѣю надобности въ его соглас³и, такъ какъ онъ мнѣ не родственникъ. "Что-жъ я скажу министру, о причинѣ вашего выхода?" возразилъ онъ. - "Что мнѣ даютъ тамъ штатное мѣсто, съ тысячью рублей жалованья, а здѣсь я ни того, ни другого не имѣю." - "Ужъ будто вамъ даютъ тысячу рублей?" примолвилъ онъ,- въ довершен³е прежнихъ обидъ, и взялъ просьбу. Въ тоже утро, проходя въ департаментѣ мимо чиновника, занимавшагося производствомъ объ опредѣлен³и и увольнен³и, я увидѣлъ лежащую предъ нимъ просьбу мою съ резолюц³ею министра: уволитъ, подлѣ нея дѣло о моемъ опредѣлен³и; развернулъ его и не вѣрилъ глазамъ своимъ: первая просьба моя была вложена въ листъ почтовой бумаги, на которомъ рукою Дмитр³я Прокофьевича написано: опредѣлитъ г.. Панаева съ жалованьемъ по 800 р. изъ остаточныхъ суммъ, и помѣстить на первую штатную ваканс³ю, сообразно его чину. Ничего объ этомъ не было мнѣ прежде объявлено; жалованья и не получалъ, штатнаго мѣста не имѣлъ, хотя впродолжен³е этого времени открывались двѣ ваканц³и помощниковъ столоначальника, но были замѣщены другими сторонними лицами.

   Конецъ служебнаго поприща Пещурова былъ плачевный. При новомъ министрѣ юстиц³и, князѣ Дмитр³ѣ Ивановичѣ Лобановѣ-Ростовскомъ, въ короткое время достигъ онъ зван³я оберъ-прокурора и получилъ орденъ Анны первой степени; но во дни коронац³и императора Николая Павловича былъ обличенъ по какому-то дѣлу во взяткахъ, отставленъ по высочайшему повелѣн³ю отъ службы; послѣ чего прожилъ недолго. Гордымъ противится Богъ. Напротивъ, Юр³й Марковичъ Деканск³й спокойно доживалъ въ отставкѣ долг³й свой вѣкъ, пользуясь уважен³емъ всѣхъ, кто зналъ его; онъ скончался восьмидесяти слишкомъ лѣтъ, въ совершенной еще бодрости. Нерѣдко, будучи уже тайнымъ совѣтникомъ, и возвращаясь пѣшкомъ изъ канцеляр³и, я спѣшилъ, при встрѣчѣ съ немъ на Невской набережной, предупредить его поклономъ, первый снималъ шляпу, останавливался, почтительно съ нимъ разговаривалъ и выражалъ иногда благодарность мою за прошедшее. Старика до слезъ трогало такое мое вниман³е.

   Въ числѣ образованныхъ товарищей моихъ по департаменту юстиц³и: Ѳедорова, Шидловскаго, Капниста, Родзянки, былъ еще другой Ѳедоровъ, Борисъ Михайловичъ, извѣстный нашъ писатель. Еще тогда, имѣя не болѣе 17 лѣтъ, онъ уже заявилъ себя своими стихотворен³ями и издан³емъ небольшого журнала. Надѣленный отъ природы поэтическимъ талантомъ, страстный къ занят³ямъ литературою, исписавш³й бездну бумаги, бездну перечитавш³й, одушевленный любовью къ отечеству, стремлен³емъ къ добру, человѣкъ безукоризненной нравственности, нѣжнаго сердца, онъ пользовался покровительствомъ Державина, Дмитр³ева, Карамзина, Тургенева, Шишкова, и постоянно былъ преслѣдуемъ журналистами. Не оттого ли, что всякая излишняя страсть къ чему бы то ни было становится наконецъ оригинальною и можетъ привлечь на себя жало сатиры? Вотъ, уже болѣе сорока лѣтъ, какъ мы познакомились, и Борисъ Михайловичъ постоянно сохраняетъ ко мнѣ самое искреннее расположен³е.

   Передъ поступлен³емъ моимъ въ департаментъ путей сообщен³я, добрый Безобразовъ озаботился познакомить меня съ будущимъ моимъ начальникомъ отдѣлен³я, Александромъ Николаевичемъ Бахтуринымъ, славившимся въ свое время бюрократическими своими способностями, достаточно образованный и добрѣйшаго сердца. Онъ далъ мнѣ на пробу написать докладную записку въ Комитетъ министровъ о принят³и въ нашу службу одного англ³йскаго инженера; прочитавъ же ее, отозвался о моей работѣ слѣдующимъ лестнымъ для меня образомъ: "Я думалъ, что вы пришли ко мнѣ учиться, а теперь вижу, что не придется ли и мнѣ брать у васъ уроки." Къ сожалѣн³ю, вслѣдств³е горькой домашней жизни, онъ пилъ - но пилъ аристократически - не водку, а сотернъ, по нѣскольку бутылокъ въ день, что разстраивало его здоровье и подавляло служебную дѣятельность. Случалось, что по мѣсяцу, по два, не приходилъ онъ въ департаментъ, а побывши нѣсколько дней, опять оставался надолго дома; когда-жъ принимался за дѣло - оно у него кипѣло; онъ спускалъ разомъ множество залежавшихся бумагъ. Зато, мы подчиненные его, любя своего начальника, работали за него усердно, всячески старались поддержать честь отдѣлен³й, самаго важнаго по роду дѣлъ. Черезъ годъ я былъ произведенъ въ титулярные совѣтники и назначенъ столоначальникомъ, а еще черезъ годъ долженъ былъ оставить департаментъ, по настоян³ю Ястребцова - служить подъ его начальствомъ въ Коммисс³и духовныхъ училищъ. Бахтуринъ до конца жизни оставался по вѣдомству путей сообщен³я, числясь при Совѣтѣ онаго. Я за долгъ считалъ навѣщать его иногда по праздникамъ, какъ прежняго начальника, хотя уже былъ старѣе его чиномъ. Если я, по доходящему до меня мнѣн³ю другихъ, имѣю кое-как³я добрыя качества, то чувство благодарности, чувство справедливости были лучшими изъ нихъ.

   Иванъ Ивановичъ Ястребцовъ былъ человѣкъ замѣчательнаго ума и способностей; характера твердаго, обращен³я пр³ятнаго; рѣчь его сопровождалась постоянно веселостью, а подъ часъ самою рѣзкою остротою. Въ литературѣ сдѣлался онъ извѣстенъ прекраснымъ переводомъ Массильона. Состоялъ сначала при князѣ Александрѣ Николаевичѣ Голицынѣ, потомъ былъ правителемъ дѣлъ Коммисс³и духовныхъ училищъ; наконецъ, въ чинѣ дѣйствительнаго статскаго совѣтника - членомъ Кабинета. Скончался въ Ревелѣ, не переставая шутить еще наканунѣ смерти. Я познакомился съ нимъ въ домѣ той любезной женщины, съ которой сблизился вскорѣ по прибыт³и моемъ въ Петербургъ. Онъ полюбилъ меня, сдѣлался моимъ другомъ, не смотря на значительную разницу въ лѣтахъ, и вслѣдств³е этихъ-то отношен³й уговорилъ меня перейти въ Коммисс³ю, въ которой составлялъ тогда новый штатъ, включивъ въ него, для меня именно, особую должность - начальника исполнительнаго стола, въ которой, правду сказать, не было надобности. Вмѣстѣ съ тѣмъ дана мнѣ и казенная квартира - чистенькая, просторная. Здѣсь служба и жизнь моя пошли пр³ятнѣе. Дѣла по столу моему было не много. Я имѣлъ болѣе свободнаго времени заниматься литературою, печаталъ стихи мои и прозу въ "Сынѣ Отечества", въ "Вѣстникѣ Европы", а чаще въ "Благонамѣренномъ", по дружбѣ съ издателемъ Александромъ Ефимовичемъ Измайловымъ; былъ приглашенъ, и поступилъ въ члены двухъ петербургскихъ литературныхъ обществъ: Любителей словесности, наукъ и художествъ, и - Соревнователей просвѣщен³я и благотворен³я. Кромѣ Карамзина (принявшаго меня благосклонно, и выразившаго между прочимъ благодарность свою покойному отцу моему), Измайлова, Греча, Остолопова, Востокова, Хмѣльницкаго, съ которыми былъ уже знакомъ прежде, я познакомился со всѣми тогдашними писателями: съ Жуковскимъ, Батюшковымъ, Милоновымъ, Крыловымъ, Гнѣдичемъ, Лобановымъ, Буниной, Глинкою, Плетневымъ, Воейковымъ, Булгаринымъ; съ нѣкоторыми_, въ которыхъ находилъ болѣе простоты и менѣе самолюб³я - довольно коротко, съ другими - только слегка. Литература и тогда дѣлилась на нѣсколько парт³й или приходовъ. Не любя этого, я не принадлежалъ ни въ одному; если-жъ болѣе помѣщалъ сочинен³й моихъ въ журналѣ Измайлова и чаще съ нимъ видѣлся, то это по личной моей къ нему привязанности, какъ человѣку благородному, доброму, столько-жъ умному, какъ и простодушному, совершенному Лафонтену. Подъ его суровою наружностью билось прекрасное живое сердце. Съ своей стороны, онъ любилъ меня, кажется, еще болѣе, чѣмъ я его; даже называлъ меня братомъ. Литературное партизанство еще усилилось съ появлен³емъ лицеистовъ, къ которымъ примкнули друг³е молодые люди, сверстники ихъ по лѣтамъ. Они были (оставляя въ сторонѣ ген³альнаго Пушкина) по большей части люди съ дарован³ями, но и съ непомѣрнымъ самолюб³емъ. Имъ хотѣлось поскорѣе войти въ кругъ писателей, поравняться съ ними. Поэтому, ухватясь за Пушкина, который тотчасъ сталъ наряду съ своими предшественниками, окружили они нѣкоторыхъ литературныхъ корифеевъ, льстили имъ, а тѣ, съ своей стороны, за это ласкали ихъ, баловали. Напрасно нѣкоторые изъ нихъ: Дельвигъ, Кюхельбекеръ, Баратынск³й старались войти со мною въ коротк³я отношен³я: мнѣ не нравилась ихъ самонадѣянность, рѣшительный тонъ въ сужден³яхъ, пристраст³е и не очень похвальное поведен³е: моя разборчивость не допускала сближен³я съ такими молодыми людьми; я старался уклониться отъ ихъ короткости, даже не заплатилъ имъ визитовъ. Они на меня прогнѣвались, и очень ко мнѣ не благоволили. Впослѣдств³и они прогнѣвались на меня еще болѣе, вмѣстѣ съ Пушкинымъ, за то, что я не совѣтовалъ одной молодой опрометчивой женщинѣ - съ ними знакомиться. Это была та самая, со множествомъ странностей и проказъ, но очаровательная Софья Дмитр³евна Пономарева, которую воспѣвалъ Александръ Ефимовичъ Измайловъ, влюбленный въ нее по-уши. Да и не мудрено: всяк³й, кто только зналъ ее, былъ къ ней неравнодушенъ болѣе или менѣе. Въ ней, съ добротою сердца и веселымъ характеромъ, соединялась бездна самаго милаго, природнаго кокетства, перемѣшаннаго съ какимъ-то ей только свойственнымъ дѣтскимъ проказничествомъ. Она не любила женскаго общества, даже не умѣла въ немъ держать себя, и предпочитала мужское, особенно общество молодыхъ блестящихъ людей и литераторовъ; послѣднихъ болѣе изъ тщеслав³я. Меня ввелъ къ ней, по ея настоян³ю, Измайловъ - на свою бѣду. Она тотчасъ обратила на меня побѣдоносное свое вниман³е, но вскорѣ и сама спустила флагъ: предпочла меня всѣмъ, даже тремъ окружавшимъ ее, извѣстнымъ тогдашнимъ красавцамъ: флигель-адьютанту Анрепу, преображенскому капитану Подж³о и сыну португальскаго генеральнаго консула Лопецу. Они должны были удалиться. Я остался ближайшимъ къ ней изъ прочихъ ея обожателей, и вполнѣ дорожилъ счастливымъ своимъ положен³емъ. Я очень любилъ ее, любилъ нѣжно, съ заботливостью мужа или отца (ей было только 22 года, а мнѣ уже 29 лѣтъ), остерегалъ, удерживалъ ее отъ излишнихъ шалостей, совѣтовалъ, какъ и съ кѣмъ должна она держать себя, потому-что не всяк³й могъ оцѣнить ея довѣрчивость, ея милыя дѣтск³я дурачества; надѣялся во многомъ ее исправить, требовалъ, чтобы она была внимательнѣе въ мужу, почтительнѣе къ отцу своему, человѣку достойному и умному. Дѣло шло недурно: она во многомъ слушалась меня, въ иномъ нѣтъ; нерѣдко прерывала наставлен³я и выговоры мои, то выражен³емъ ребяческой досады, впрочемъ мимолетной, то смѣхомъ, прыжками вокругъ меня, или поцѣлуемъ, зажмуривъ однако узеньк³е свои глазки. Но вдругъ втерся въ домъ ихъ, чрезъ Александра же Ефимовича, тоже литераторъ, Яковлевъ, очень удачно писавш³й въ "Благонамѣренномъ" сатирическ³я статьи. Говорю: втерся, потому-что приглашенный однажды за темнотою ночи остаться ночевать на дачѣ, что бывало со мною и съ другими, остался совсѣмъ жить у радушныхъ хозяевъ. При всемъ своемъ безобраз³и, бросавшемся въ глаза, онъ былъ очень занимателенъ: игралъ на фортепьяно, пѣлъ, хорошо рисовалъ каррикатуры. Тѣмъ и другимъ забавлялъ онъ ребенка-хозяйку, а съ хозяиномъ пилъ на сонъ грядущ³й мадеру. Конечно, пр³ѣхавши въ Петербургъ, за нѣсколько предъ тѣмъ мѣсяцевъ, онъ не имѣлъ собственной квартиры, и жилъ у какого-то знакомаго, но все-таки такая назойливость была наглою. Этого мало. Подружившись съ Дельвигомъ, Кюхельбекеромъ, Баратынскимъ (тогда еще унтеръ-офицеромъ, послѣ разжалован³я изъ пажей въ солдаты за воровство), онъ вздумалъ ввести ихъ въ гостепр³имный домъ Пономаревыхъ, гдѣ могли бы они, хоть каждый день, хорошо съ нимъ пообѣдать, выпить лишнюю рюмку хорошаго вина, и сталъ просить о томъ Софью Дмитр³евну. Она потребовала моего мнѣн³я. Я отвѣчалъ, что не совѣтую, что эти господа не поймутъ ее, не оцѣнятъ; что они могутъ употребить во зло, не безъ вреда для ея имени, ея излишнюю откровенность, ея неудержимую шаловливость. Пока дружеск³й этотъ совѣтъ, котораго она, повидимому, послушалась, оставался между нами, онъ ни для кого не былъ оскорбителенъ, но коль скоро, по легкомысл³ю своему, она не могла скрыть того отъ Яковлева - естественно, что пр³ятели его сильно на меня вознегодовали. Случилось, что въ это самое время, пользуясь лѣтнею порою, отлучился я на мѣсяцъ въ одно изъ загородныхъ дворцовыхъ мѣстъ. Пр³ѣзжаю назадъ,- и что-жъ узнаю? Пр³ятели Яковлева введены имъ въ домъ; на счетъ водворен³я его пошли невыгодные для бѣдной Софьи Дмитр³евны толки; отецъ, сестра перестали въ ней ѣздить. Глубоко всѣмъ этимъ огорченный, я выразилъ ей мое негодован³е, указалъ на справедливость моихъ предсказан³й, и превратилъ мой посѣщен³я. Чего не употребляла она, чтобы возвратить меня? и ея увлекательныя записки, и убѣжден³я Измайлова - все было напрасно - я былъ непоколебимъ. Но чего мнѣ стоило оторваться отъ этой милой женщины? На другой же день я насчиталъ у себя нѣсколько первыхъ сѣдыхъ волосъ. Спустя годъ, встрѣтившись со мною на улицѣ, она со слезами просила у меня прощен³я, умоляла возобновить знакомство. Я оставался твердъ въ моей рѣшимости; наконецъ, уступилъ желан³ю ея видаться со мною, въ Лѣтнемъ саду, въ пять часовъ, когда почти никого тамъ не бывало. Она пр³ѣзжала туда четыре раза. Мы ходили, говорили о первомъ времени нашего знакомства - и я постепенно смягчался, даже это было предъ отъѣздомъ моимъ въ Казань - согласился заѣхать къ ней проститься, но только въ одиннадцать часовъ утра, когда она могла быть одна. Прощан³е это было трогательно: она горько плакала, цѣловала мои руки, вышла провожать меня въ переднюю, на дворъ, на улицу. (Они жили близъ Таврическаго сада, въ Фурштадтской улицѣ, тогда мало проѣзжей, особливо въ такое раннее время.) Я уѣхалъ, совершенно съ нею примиреннымъ, но уже съ погасшимъ чувствомъ прежней любви.

   Въ мартѣ мѣсяцѣ слѣдующаго года возвратился я изъ Казани помолвленнымъ. Во вторникъ на страстной недѣлѣ она прислала меня поздравить. Въ первый день Свѣтлаго праздника, ѣду къ нимъ похристосоваться. Мужъ печально объявляетъ, что она нездорова, лежитъ въ сильномъ жару. Пошелъ однако спросить, не приметъ ли меня въ постелѣ, но возвратился съ отвѣтомъ, что не можетъ, а очень проситъ заѣхать въ слѣдующее воскресенье. Пр³ѣзжаю - какое зрѣлище?! Она была уже на столѣ, скончавшись въ самый этотъ день отъ воспален³я въ мозгу!

   Когда я, рядомъ съ отцомъ ея, шелъ за ея гробомъ, онъ сказалъ мнѣ: "Если бы она слѣдовала вашимъ совѣтамъ и сохранила вашу дружбу - мы не провожали-бы ее на кладбище." Не могу сказать положительно, какимъ образомъ узналъ онъ о моихъ дружескихъ совѣтахъ. Можетъ быть, по своей откровенности, въ минуты сожалѣн³я о прошломъ, она высказалась ceстрѣ, а та передала отцу.

   Въ 1820 году рѣшился я издать идилл³и. Лучш³е писатели и большая часть читающей публики приняли ихъ съ отраднымъ для меня одобрен³емъ; журналы отозвались благосклонно; Росс³йская академ³я наградила меня золотою медалью; императрица Елизавета Алексѣевна - золотыми часами. Прилагаю здѣсь отзывы В. А. Жуковскаго и И. И. Дмитр³ева.

  

   Приношу вамъ чувствительнѣйшую благодарность, почтеннѣйш³й Владимиръ Ивановичъ, за вашъ пр³ятный подарокъ. Сейчасъ получивъ его, не могъ успѣть имъ воспользоваться, т. е., говоря прямо, еще не прочиталъ всей вашей книжки. Но сколько прочиталъ, тѣмъ весьма доволенъ, и могу сказать, что ваши Идилл³и, писанныя тѣмъ слогомъ, который приличенъ сему роду стихотворен³й, безъ всякаго сравнен³я, лучш³я на языкѣ нашемъ. Ваше появлен³е въ собран³и депутатовъ Аполлоновыхъ счастливо; продолжайте ораторствовать на каѳедрѣ сего бога; слушатели должны будутъ кричать вамъ браво!

   Съ совершеннымъ къ вамъ почтен³емъ честь имѣю быть

   Вашимъ покорнѣйшихъ слугою и усерднымъ роднею по отцу Ѳебу

   24 мая.

  

   Я имѣлъ честь получить чрезъ Александра Ефимовича Измайлова экземпляръ вашихъ Идилл³й съ надписан³емъ вашей руки на мое имя. Спѣшу изъявить вамъ, милостивый государь мой, искреннюю благодарность мою за вниман³е, которымъ изволили почтить поэта инвалида, и въ тоже время увѣрить васъ, что я съ истиннымъ удовольств³емъ читалъ ваши Идилл³и: вы умѣли соблюсти въ нихъ всѣ красоты, свойственныя буколическому роду.

   Продолжайте, милостивый государь мой, украшать вашу молодость и утѣшать старость другихъ цвѣтами прекрасной поэз³и, и вѣрьте между тѣмъ совершенному почтен³ю, съ которымъ навсегда имѣетъ честь къ вамъ пребыть,

   Москва, 1820 г. ³юня 6.

  

   Иванъ Ивановичъ Дмитр³евъ жилъ постоянно въ Москвѣ, поэтому я познакомился съ нимъ позднѣе, чѣмъ съ другими извѣстными писателями, именно зимою 1820 года, возвращаясь изъ отпуска въ Петербургъ. Отдохнувъ немного въ одной изъ московскихъ гостинницъ, поѣхалъ я къ нему въ семъ часовъ вечера. На дворѣ стояла карета.- У себя ли? - спрашиваю человѣка, сидѣвшаго въ передней. - У себя-съ. - А чья эта карета? - Ихная-съ; они изволятъ куда-то ѣхать. Позвольте спросить фамил³ю:- Панаевъ, Владимиръ Ивановичъ? - Да! (и до сихъ поръ не понимаю, почему онъ зналъ мое имя? Развѣ не изъ разговоровъ ли своего барина съ литераторами) но лучше не докладывай, я не хочу его задерживать и пр³ѣду завтра. - Нѣтъ-съ, надобно доложить,- и введя меня въ залу, отправился докладывать. Чрезъ нѣсколько минутъ послышались тяжелые шаги Ивана Ивановича. Онъ предсталъ предъ меня всею своею великолѣпною фигурою, съ прямою, спокойно-гордою осанною, придававшею ему, при высокомъ ростѣ, весьма важный видъ, изысканно (какъ и всегда) одѣтый; на ногахъ оленьи кеньги.

   Пригласивъ въ гостиную, онъ осыпалъ меня вѣжливостью, лестно отозвался о литературныхъ трудахъ моихъ; сказалъ, что въ юности своей зналъ и очень уважалъ отца моего, а въ зрѣломъ возрастѣ хорошо былъ знакомъ съ дядею по дому Державина. Спустя нѣкоторое время, я хотѣлъ встать.- Куда же? спросилъ онъ. - Вы изволите ѣхать. - Нѣтъ, я не поѣду, посвящаю вамъ этотъ вечеръ; человѣкъ! карету отложить,- и просидѣлъ со мною до перваго часа ночи. Большая часть разговора была о недавно умершемъ достопамятномъ Новиковѣ, о Карамзинѣ и его "Истор³и". Иванъ Ивановичъ показалъ мнѣ по крайней мѣрѣ десять статей, вырѣзанныхъ имъ изъ иностранныхъ журналовъ и собранныхъ въ одну тетрадь, въ которыхъ съ похвалою отзывались о творен³и нашего истор³ографа; бранилъ Каченовскаго за то, что онъ такъ непочтительно придирается къ Карамзину; жаловался вообще на настоящее состоян³е нашей литературы, начинавшей уже отступать отъ установленныхъ правилъ и здраваго вкуса, на порчу языка; попавшееся ему въ какомъ-то журналѣ слово: отвѣ;тилъ (вмѣсто отвѣчалъ) называлъ лакейскимъ; удивлялся числу вновь появившихся сочинителей, да съ такими, притомъ, именами - примолвилъ онъ улыбаясь - что нескоро выговоришь: Карлгофъ, Магазинеръ, Кюхельбекеръ. Въ слѣдующ³й проѣздъ мой чрезъ Москву, лѣтомъ 1823 года, тоже въ отпускъ, я у него обѣдалъ и провелъ цѣлый день. За столомъ сидѣло насъ всего двое, а служили намъ (по старинѣ) нѣсколько лакеевъ. Именитый хозяинъ часто наливалъ мнѣ вина и самъ пилъ столько же. Послѣ обѣда перешли мы въ кабинетъ, курили, говорили; онъ былъ очень веселъ и занимателенъ; разсказалъ нѣсколько забавныхъ анекдотовъ о московскихъ литераторахъ, много изъ своей жизни и службы; между прочимъ, со слезами на глазахъ о милостяхъ въ нему Александра Павловича, что было мнѣ по-сердцу.

   Въ 1824 году, я послалъ ему экземпляръ изданнаго тогда мною похвальнаго слова Кутузову и получилъ слѣдующ³й лестный отвѣтъ:

  

   Не могу довольно изъяснить моей признательности; за ваше почтенное письмо и подарокъ для меня драгоцѣнный.

   Искренно радуюсь, что Кутузовъ нашелъ достойнаго панигириста. Я со вниман³емъ прочиталъ ваше похвальное слово, во всѣхъ отношен³яхъ отдаю ему справедливость. Всѣ услов³я искусства оправданы: вѣрное изложен³е происшеств³й, связь въ пер³одахъ, точность въ словахъ и мысляхъ, порядокъ въ словотечен³и, ровность, благородство и благозвуч³е въ слогѣ.

   Продолжайте, милостивый государь мой, украшать нашу словесность и прозою, обѣщающею вамъ столько же успѣха, какъ и поэз³я.

   Я же съ чувствами совершеннаго почтен³я и преданност³ю имѣю честь быть,

   Москва. 1824 г., мая 18.

  

   Въ 1826 году, Иванъ Ивановичъ почтилъ меня препровожден³емъ экземпляра переведенныхъ имъ четверостиш³й, при письмѣ очень миломъ, которое также стоитъ здѣсь помѣститъ:

  

   Помня вашу пр³язнь, препровождаю при семъ къ вамъ переведенныя мною четверостиш³я. Эта бездѣлка не можетъ быть достаточною отплатою за ваши Идилл³и: но да позволится 65-лѣтнему старику въ извинен³и своемъ напомнить вамъ старинную пословицу: "чѣмъ богатъ, тѣмъ и радъ". Съ симъ извинен³емъ прошу васъ принять свидѣтельство искренняго почтен³я, съ которымъ имѣю честь быть на всегда,

   Москва, 1826 г., апрѣля 29.

  

   Послѣ того онъ три раза пр³ѣзжалъ въ Петербургъ. Всякой разъ посѣщалъ меня и принималъ съ прежнею благосклонностью. Послѣдн³й пр³ѣздъ его былъ въ 1837 году, недѣль за пять до кончины, послѣдовавшей въ Москвѣ на 77 году отъ рожден³я. Замѣчательно, что въ этотъ разъ, прежде, чѣмъ поѣхать на квартиру, онъ прямо отъ заставы проѣхалъ въ Невск³й монастырь, на могилу Карамзина.

  

  

   Въ мартѣ мѣсяцѣ 1812 года, когда гвард³я выступала уже въ походъ и все предвѣщало неизбѣжную войну съ Франц³ею, Петербургъ, а потомъ, можно сказать, и вся Росс³я, изумлены были внезапнымъ извѣст³емъ, что государственный секретарь, тайный совѣтникъ Сперанск³й, ближайш³й къ императору человѣкъ, одинъ изъ самыхъ довѣренныхъ, способнѣйшихъ и дѣятельнѣйшихъ его сотрудниковъ, взятъ, по возвращен³и отъ государя, тогдашнимъ министромъ полиц³и, генераломъ Балашовымъ, и выславъ съ фельдъегеремъ въ Нижн³й-Новгородъ {Въ Нижнемъ-Новгородѣ Сперанск³й оставался недолго. По занят³и французами Москвы, онъ вывезенъ былъ въ Пермь, гдѣ и прожилъ до половины 1816 года, т. е. до назначен³я его пензенскимъ гражданскимъ губернаторомъ.}. Вмѣстѣ съ тѣмъ, въ тотъ же день (17 марта) вывезенъ былъ въ Вологду другой замѣчательный человѣкъ, дѣйствительный статск³й совѣтникъ Магницк³й, занимавш³й должность статсъ-секретаря въ государственномъ совѣтѣ, и находивш³йся въ дружескихъ со Сперанскимъ отношен³яхъ. Можетъ быть когда-нибудь я скажу мое мнѣн³е о причинахъ временнаго паден³и Сперанс&аго, этого даровитаго, этого необыкновеннаго государственнаго мужа, а теперь займусь господиномъ Магницкимъ, снискавшимъ впослѣдств³и громкую, хотя и незавидную извѣстность. Я дѣлаю это болѣе потому, что мнѣ довелось принять весьма близкое участ³е во вторичномъ окончательномъ его паден³и.

   Магницк³й (Михаилъ Леонтьевичъ) происходилъ отъ того Магницкаго, который въ царствован³е Петра великаго издалъ первый на русскомъ языкѣ курсъ математики. Книга эта принадлежитъ теперь къ библ³ографическимъ рѣдкостямъ. Она была напечатана въ большую четвертку; на фронтисписѣ изображенъ храмъ, посвященный математикѣ, на столпахъ котораго надписи, означающ³я подраздѣлен³я науки (ариѳметика, геометр³я и проч.), а внизу двоестиш³е:

  

   Маѳ³маѳ³ка что дѣетъ:

   На столпахъ то все имѣетъ.

  

   Потомокъ его, герой моего разсказа, въ молодости также занимался литературою; но писалъ не так³е стихи, какъ его предокъ; прекрасное его стихотворен³е: Соловей очень славилось въ свое время. Домашнее или публичное получилъ онъ воспитан³е - я не знаю; но оно могло назваться блестящимъ, и при его дарован³яхъ, увлекательномъ разговорѣ и видной, красивой наружности, много способствовало успѣхамъ его и по службѣ и въ большомъ свѣтѣ. Въ 1801 году, будучи 22 лѣтъ, онъ является уже на дипломатическомъ поприщѣ - сначала при посольствѣ нашемъ въ Вѣнѣ, а потомъ въ Парижѣ, гдѣ обратилъ на себя вниман³е супруги перваго консула, Жозефины. При учрежден³и министерствъ поступилъ онъ начальникомъ экспедиц³и департамента министерства внутреннихъ дѣлъ, что въ особенности и сблизило его съ тогдашнимъ директоромъ онаго, Сперанскимъ. Вслѣдств³е этой дружеской связи, въ 1810 году онъ назначенъ былъ въ должность статсъ-секретаря въ государственномъ совѣтѣ, преобразованномъ по плану Сперанскаго, а въ декабрѣ слѣдующаго 1811 года, за участ³е въ составлен³и учрежден³я большой дѣйствующей арм³и, награжденъ орденомъ св. Анны 1-й степени. Но этотъ быстрый ходъ по службѣ былъ черезъ три мѣсяца, какъ мы видѣли выше, прерванъ удален³емъ его въ Вологду. Тѣмъ же указомъ, состоявшимся, помнится, 30 августа 1816 года, которымъ Сперанск³й назначенъ пензенскимъ губернаторомъ, Магницк³й опредѣленъ вице-губернаторомъ въ Воронежъ. Черезъ годъ былъ онъ уже симбирскимъ губернаторомъ, и здѣсь-то начинается второй, важнѣш³й до послѣдств³ямъ, пер³одъ политической его жизни, гдѣ онъ является совершенно инымъ человѣкомъ.

   Въ это время императоръ Александръ, вполнѣ проникнутый глубокимъ убѣжден³емъ, что не одними человѣческими силами и средствами, бывшими въ его распоряжен³и, совершилъ онъ великое дѣло освобожден³я Европы, началъ болѣе и болѣе предаваться богомысл³ю, теплѣе и теплѣе развивать въ душѣ своей чувство безусловной вѣры въ промыслъ Бож³й, въ его чудесныя проявлен³я. Отсюда охлажден³е къ свѣту, къ увеселен³ямъ, склонность къ уединен³ю, къ мистицизму, недовѣр³е къ людямъ, особливо чуждымъ смирен³я, такъ сильно въ немъ преобладавшаго, и расположен³е къ тѣмъ, которые казались ему благочестивыми, религ³озными. Такое состоян³е духа, при всей свойственной ему скрытности, не могло остаться незамѣченнымъ. Явились послѣдователи, подражатели; одни, какъ и онъ самъ, по искреннему убѣжден³ю, друг³е, и разумѣется большая часть, по разсчету. Къ числу первыхъ принадлежалъ, и стоялъ въ главѣ ихъ, извѣстный князь Александръ Николаевичъ Голицынъ; къ числу послѣднихъ присоединился, хотя и издалека, симбирск³й губернаторъ. Мног³е сомнѣвались въ чистотѣ религ³озныхъ чувствъ князя Голицына; но я, служивш³й въ то время подъ его начальствомъ, и бывш³й въ короткихъ отношен³яхъ съ самыми близкими къ нему людьми, могу утвердительно сказать, что этотъ достойный человѣкъ, при добрѣйшемъ довѣрчивомъ сердцѣ, склонный по самому характеру своему къ созерцательности, къ чудесному, дѣйствовалъ вслѣдств³е внутренняго увлечен³я; отъ того можетъ быть и переходилъ за черту, не зналъ предѣловъ своей ревности; отъ того вѣрилъ ложному благочест³ю другихъ и, къ сожалѣн³ю, подчинялся вредному ихъ вл³ян³ю. Напротивъ, Магницк³й дѣйствовалъ совсѣмъ иначе - именно по разсчету, изъ видовъ честолюб³я. Будучи блестящимъ свѣтскимъ человѣкомъ, весьма остроумнымъ и насмѣшливымъ, напитаннымъ философ³ею XVIII столѣт³я, вдругъ дѣлается онъ жаркимъ фанатикомъ; ѣздитъ по церквамъ, бесѣдуетъ съ духовными лицами, посѣщаетъ чаще обыкновеннаго больницы, тюрьмы (что императоръ обыкновенно дѣлалъ въ своихъ вояжахъ); учреждаетъ въ Симбирскѣ, едва ли не первый изъ губернаторовъ, въ подражан³е столицѣ и въ угожден³е князю Голицыну, общество библейское; выходитъ изъ кареты, не смотря на грязь и холодъ, чтобы принять благословен³е бѣгавшаго по симбирскимъ улицамъ, такъ-называемаго Блаженнаго, въ надеждѣ, что объ этомъ дойдетъ до князя Голицына, а чрезъ него можетъ быть и до государя. По близости въ свое время къ графу Кочубею, къ Сперанскому, ему извѣстны были филантропическ³я чувствован³я государя, его тайныя помышлен³я - объ уничтожен³и рабства, о сокращен³и власти помѣщиковъ. Магницк³й начинаетъ дѣйствовать въ этомъ смыслѣ. По какому-то доносу (говорятъ, имъ же самимъ направленному), что одинъ изъ значительнѣйшихъ симбирскихъ помѣщиковъ, Наумовъ, будто бы тиранствуетъ надъ своими людьми, заковываетъ ихъ въ цѣпи, сажаетъ въ колодки, въ рога,- онъ, безъ всякаго предварен³я, внезапно съ большою свитою и командою, отправляется въ село его, Головкино, и, собравъ всѣхъ крестьянъ, идетъ прямо въ подваламъ стариннаго барскаго дома. Съ трудомъ отперты были заржавленные замки и отодвинуты засовы. Въ подвалахъ дѣйствительно найдены цѣпи, колодки, рога, оставш³еся отъ прежнихъ владѣльцевъ Головкина и нѣсколько десятковъ лѣтъ лежавш³е безъ употреблен³я. Губернаторъ приказываетъ взять ихъ, и торжественно, при стечен³и всего народа, бросить въ рѣку. Можно предполагать, что любя разглагольств³е, и обладая талантомъ хорошо говорить, большею частью рѣзко и фигурно, онъ не воздержался отъ какой-нибудь, приличной настоящему случаю, предики; потому-что между крестьянами вскорѣ оказались волнен³е, неповиновен³е. Оскорбленный помѣщикъ принесъ жалобу высшему правительству; началось дѣло, достигшее комитета министровъ, и кончилось бы весьма невыгодно для господина Магницкаго, если бы не поспѣшилъ къ нему на помощь князь Голицынъ: дѣло превращено тѣмъ, что Магницк³й уволенъ отъ должности губернатора и опредѣленъ членомъ главнаго училищъ правлен³я, а чрезъ мѣсяцъ (въ февралѣ 1819 года) посланъ ревизовать Казанск³й университетъ, съ тѣмъ, чтобы послѣ подробнаго и личнаго всѣхъ частей обозрѣн³я, представилъ свое заключен³е: можетъ ли университетъ съ пользою существовать впредь?

   Тогда говорили, и де безъ основан³я, что Магницк³й самъ напросился на это поручен³е. Ему легко было, по близкому разстоян³ю Симбирска отъ Казани, увѣрить князя, что онъ хорошо знаетъ, въ какомъ жалкомъ (будто бы) положен³и находится университетъ, ему нужно было неотлагательно блеснуть передъ сосѣднимъ, не любившимъ его, Симбирскомъ, такимъ важнымъ поручен³емъ, такимъ довѣр³емъ правительства, и въ тоже время, имѣть случай показать предъ новымъ начальствомъ и государемъ ревность свою, особливо въ религ³озномъ отношен³и. Тогда было это очень кстати по причинѣ либеральныхъ волнен³й въ университетахъ германскихъ и появлен³я карбонарства въ Итал³и, тревожившихъ наше правительство. Все это разсчелъ онъ хорошо и вѣрно.

   Пробывъ въ Казани не болѣе шести дней, Магницк³й, по возвращен³и въ Петербургъ, представилъ министру просвѣщен³я подробный отчетъ объ осмотрѣ университета, описавъ его самыми черными красками, напримѣръ: "Здан³и въ развалинахъ, неопрятность студенческихъ и гимназическихъ комнатъ поразительна, въ печахъ нѣтъ вьюшекъ и заслонокъ, нечистоты кухонь безъ отвращен³я нельзя представить, огромныя суммы растрачены безотчетно; совѣтъ университетск³й, состоящ³й изъ 25 человѣкъ, сдѣлался посмѣшищемъ самихъ своихъ членовъ, изъ которыхъ только пятеро молодыхъ, люди порядочные, но и тѣ, по невинному чувству уважен³я и благодарности, всегда поддерживали зло; профессоры вообще невѣжды, вольнодумцы и деисты; студенты не знаютъ даже числа заповѣдей."

   Донесен³е свое, къ которому приложено было описан³е познан³й, свойствъ и способностей каждаго профессора, въ выражен³яхъ самыхъ ѣдкихъ и оскорбительныхъ, Магницк³й заключилъ мнѣн³емъ, что, "по непреложной справедливости и по всей строгости правъ, университетъ подлежитъ уничтожен³ю, которое должно быть произведено въ видѣ публичнаго разрушен³я."

   Во всемъ этомъ грозномъ донесен³и не было и сотой доли правды. Да и возможно ли въ течен³е шести дней войдти въ подробности управлен³я, ознакомиться съ ученою, учебною, хозяйственною, счетною и полицейскою частями онаго, познать умственныя и нравственныя качества двадцати пяти профессоровъ? Кто другой, съ такою неслыханною самонадѣянностью, безъ представлен³я фактическихъ доказательствъ, безъ слѣдств³я, рѣшился бы произнести смертный приговоръ столь важному государственному учрежден³ю?

   Довѣрчивый министръ, оглушенный рѣзкимъ краснорѣч³емъ ревизора, не усомнился въ томъ же смыслѣ донести обо всемъ императору. Съ трепетомъ благомыслящ³е люди, а въ особенности, воспитанники Казанскаго университета, находивш³еся въ столицѣ, ожидали рѣшен³я его участи. Но мудрость и великодуш³е государя спасли университетъ. Зачѣмъ разрушатъ, можно исправитъ, сказалъ онъ министру, и повелѣлъ удалить тѣ лица, кои того заслуживаютъ, для замѣщен³я праздныхъ каѳедръ пр³искать способныхъ профессоровъ въ другихъ округахъ; въ случаѣ недостатка - выписать изъ чужихъ краевъ людей извѣстной нравственности.

   Въ ³юнѣ того же 1819 года, Магницк³й назначенъ попечителемъ Казанскаго университета. Съ сего времени наступаетъ новая эпоха этого заведен³я, ознаменованная изгнан³емъ или добровольнымъ удален³емъ отличнѣйшихъ профессоровъ и принят³емъ на мѣсто ихъ новыхъ, столько же неизвѣстныхъ въ ученомъ свѣтѣ, сколько извѣстны были ихъ предмѣстники; множествомъ странныхъ нововведен³й, закрыт³емъ однихъ, учрежден³емъ другихъ, разъединен³емъ или соединен³емъ каѳедръ, опредѣлен³емъ новаго начальственнаго лица, подъ назван³емъ директора университета; издан³емъ инструкц³и директорской и ректорской, совершенно нарушающихъ уставъ, унижающихъ достоинство ректора, замедляющихъ новою инстанц³ею течен³е дѣлъ и дающихъ произвольное направлен³е преподаван³ю наукъ {Ректорскою инструкц³ею профессору истор³и между прочимъ предписано было изъяснить, сколько настоящее царствован³е (императора Александра 1-го) превзошло и затмило всѣ проч³я, какъ славою воинскою, такъ и законодательною.}. Сверхъ того эта эпоха, именовавшаяся возобновлен³емъ или преобразован³емъ, отличалась отъ прежней видимою заботливостью объ одной наружности и пренебрежен³емъ сущности; распространен³емъ между наставниками и воспитанниками духа лицемѣр³я и ханжества, какъ вѣрнаго средства въ снискан³ю благосклонности попечителя; происками и враждою членовъ университета, щедрыми наградами и возвышен³емъ окладовъ довѣренныхъ лицъ, частою оныхъ перемѣною; наконецъ огромными, безотчетными издержками по части строительной. Сверхъ того профессорамъ, и всѣмъ служащимъ, запрещалось употреблен³е вина; въ торжественные же дни, здоровье высшихъ начальниковъ и государя должны они были пить медомъ. Провинивш³йся студентъ именовался не виноватымъ, а грѣшнымъ (!), запирался въ карцеръ, съ лишен³емъ какъ можно болѣе свѣта, былъ навѣщаемъ тамъ священникомъ, который увѣщевалъ его, потомъ исповѣдывалъ и удостоивалъ св. таинъ; послѣ чего освобождался онъ, какъ совершенно исправивш³йся! Изгнавъ профессора Арнгольда, человѣка, по отзыву его, безнравственнаго, неимѣющаго понят³я о наукѣ (хирург³и), которую преподавалъ, Магницк³й силился (при новомъ уже министрѣ Шишковѣ) опредѣлить его опять на ту же каѳедру, потому-что онъ, какъ сказано въ представлен³и, исправился, принялъ православную вѣру и написалъ превосходную диссертац³ю, въ которой доказалъ, что главная и единственная причина всѣхъ болѣзней есть грѣхъ (!). Въ такомъ видѣ, въ такомъ духѣ продолжалось управлен³е Казанскаго университета около шести лѣтъ. Въ промежуткѣ этого времени, именно въ 1823 году, пр³ѣхалъ я въ Казань для свидан³я съ родными. Тутъ картина жалкаго положен³я университета раскрылась передо мною во всей полнотѣ и усилила мое негодован³е къ виновнику этого зла, возбужденное уже пресловутою его ревиз³ею. Я не скрывалъ въ тамошнемъ обществѣ моего мнѣн³я объ этомъ, и никакъ не подозрѣвалъ, что приверженцы попечителя обо всемъ ему сообщаютъ. Я служилъ тогда, какъ упомянуто выше, подъ начальствомъ князя Александра Николаевича Голицына и пользовался уже литературною извѣстностью, слѣдственно былъ не безъинтересенъ для агентовъ Магницкаго, а мнѣн³е мое могло имѣть для нихъ нѣкоторый вѣсъ.

   Казанскою эпарх³ею управлялъ тогда знаменитый арх³епископъ Амврос³й, прославивш³йся проповѣдью, сказанной имъ лѣтъ за десять передъ тѣмъ въ Тулѣ, по случаю дворянскихъ выборовь, а губерн³ею - вице-губернаторъ Александръ Яковлевичъ Жмакинъ. Съ первымъ познакомился я еще въ 1820 г. я питалъ къ нему глубокое уважен³е; со вторымъ - въ этотъ мой пр³ѣздъ, и очень полюбилъ его за его необыкновенный умъ, отличныя по службѣ способности и очаровательную любезность. А какъ старшая дочь его была дѣвица замѣчательной красоты, первая невѣста въ городѣ, то и не мудрено, что къ концу пребыван³я моего въ Казани я на ней помолвилъ.

   Два эти человѣка, каждый съ своей стороны, сообщили мнѣ многое о удивительныхъ дѣйств³яхъ Магницкаго, жалуясь притомъ, что онъ, при столкновен³и нѣкоторыхъ университетскихъ дѣлъ съ эпарх³альными и губернскими, высказываетъ въ сношен³яхъ своихъ тонъ самовласт³я и вредитъ имъ въ Петербургѣ - арх³ерею, поддерживая игуменью Казанскаго дѣвичьяго монастыря, Назарету, на него клеветавшую, а Жмакину - помогая казанскому губернатору Нилову, котораго ревизовавш³й губерн³ю достопочтенный сенаторъ Соймоновъ устранилъ отъ управлен³я губерн³ею, ввѣривъ оное Жмакину, и который сильно хлопоталъ въ столицѣ, чтобы возвратиться на прежнее мѣсто и столкнуть Жмакина; сблизился же онъ съ Ниловымъ въ домѣ графини Анны Алексѣевны Орловой, и въ кельѣ извѣстнаго архимандрита Юрьевскаго монастыря, Фот³я, когда послѣдн³й, пр³ѣзжая въ Петербургъ, живалъ въ Невскомъ монастырѣ. Отзывы этихъ уважаемыхъ мною лицъ, арх³ерея и управляющаго губерн³ею, только что распаляли мое негодован³е и конечно не положили хранен³я устамъ моимъ.

   Графъ Аракчеевъ находился тогда на верху своего могущества. Снискавъ довѣренность государя многолѣтними опытами вѣрности, преданности, нѣкоторыми полезными учрежден³ями и ревностнымъ попечен³емъ о дѣлахъ государственныхъ, онъ увеличилъ въ то время монаршее къ себѣ благоволен³е приведен³емъ въ исполнен³е мысли о устройствѣ военныхъ поселен³й. Предоставимъ истор³и произнести судъ свой надъ этимъ человѣкомъ и изслѣдовать причины столь сильной привязанности къ нему императора. Можетъ быть она скажетъ, что Александръ, искусивш³йся въ людяхъ, покрытыхъ лоскомъ образован³я и свѣтскости, утомленный напряженною борьбою съ Наполеономъ, упоенный славою, неожиданно и такъ блистательно его озарившею, узрѣвш³й себя поставленнымъ во главѣ Европы распорядителемъ судебъ ея, и сознавш³й въ томъ дѣйств³е Промысла Бож³я, могъ, какъ человѣкъ, охладѣть къ занят³ямъ внутренними государственными дѣлами, которыя казались ему прозою въ сравнен³и съ поэз³ею внѣшнихъ политическихъ дѣлъ, зависѣвшихъ отъ его мановен³я и требовавшихъ неусыпной бдительности. Вслѣдств³е всего этого немудрено было ему ввѣриться человѣку, хотя не получившему свѣтскаго образован³я, хотя суровому до жестокости, но умному, опытному, твердому, не развлеченному никакими услов³ями свѣта, не подчиненному вл³ян³ю никакихъ личныхъ связей, ведущему затворническую жизнь и посвящающему все свое время занят³ямъ служебнымъ. Такой человѣкъ конечно могъ облегчать ему труды правлен³я, часто неразлучные съ дѣйств³ями строгости, которая была не по душѣ Александру, и выполнен³е которой ревностный и взыскательный сановникъ охотно принималъ на себя, заслоняя государя.

   Не смотря на свою силу, Аракчеевъ завидовалъ однакожъ близости къ императору и вл³ян³ю на него трехъ человѣкъ, управлявшихъ важнѣйшими частями - финансовою, военною, народнаго просвѣщен³я и соединенныхъ съ онымъ дѣлъ духовныхъ. Ему тѣсно было при нихъ около государя, а притомъ они составляли ему оппозиц³ю въ государственномъ совѣтѣ и комитетѣ министровъ. То были: графъ Дмитр³й Александровичъ Гурьевъ, князь Петръ Михайловичъ Волконск³й и часто упоминаемый князь Александръ Николаевичъ Голицынъ. Ему нужно было отъ нихъ избавиться. Онъ началъ съ графа Гурьева, который портфель министра финансовъ долженъ былъ передать генералъ-лейтенанту Канкрину (впослѣдств³и графъ и полный генералъ). Не устоялъ потомъ и князь Петръ Михайловичъ Волконск³й, уступивш³й зван³е начальника главнаго штаба генералъ лейтенанту Дибичу (впослѣдств³и графъ и фельдмаршалъ). Оставался князь Голицынъ. Его сломить было нѣсколько труднѣе, какъ по болѣе теплому расположен³ю къ нему государя, скрѣпленному одинаковымъ религ³ознымъ направлен³емъ, такъ и потому, что части народнаго просвѣщен³я и духовныхъ дѣлъ были для Аракчеева terra incognito, страна совершенно неизвѣстная. Нужны были знающ³е помощники. Выборъ палъ на митрополита Серафима, архимандрита Фот³я и Магницкаго. Какъ послѣдовало это соединен³е - покрыто мракомъ неизвѣстности. Оно тѣмъ болѣе удивительно, что всѣ сказанныя три лица пользовались благорасположен³емъ и милостями князя Голицына, а послѣдн³й, т. е. Магницк³й, былъ осыпанъ его благодѣян³ями, ибо, кромѣ сказаннаго выше, онъ исходатайствовалъ ему въ течен³е пяти лѣтъ (какъ тогда говорили) о