| Главная » Книги |
Луначарский Анатолий Васильевич - Жизнь прекрасна, жизнь трагична..., Страница 3
Луначарский Анатолий Васильевич - Жизнь прекрасна, жизнь трагична...>
[27-28 июня (10-11июля) 1917 г.] Дорогая деточка,
Живётся мне по-прежнему хорошо. Время тревожное, даже, пожалуй, страшное, но глубоко прекрасное, торжественное и волнующее.
Я работаю очень много и имею очень большой успех. Я начинаю с низов, поэтому обо мне не говорят ещё в газетах, но после каждого моего выступления (говорю уж, конечно, не хвастаясь) от противников ничего не остаётся. Я выступал до сего дня 6 раз и каждый раз с полной победой. Каждый раз я получаю немедленно по пять-шесть предложений на собрании, митинги, лекции. 2 недели такой работы, и я несомненно стану одним из 5-6 популярнейших в рабочем, в нашем Петрограде людей. Это куда лучше, чем идти официальными дверями нашего на ? "социалистического" (гм-гм) правительства.
"Новая жизнь" ежится и боится. До сих пор я без большой газеты, это очень плохо, и надо тут торопить события. Заказано мне Базаровым несколько статей для "Летописи". К первой (новая немецкая книга о Достоевском) я приступил на днях. Надо начать и зарабатывать. В среднем без квартиры (которая у меня даровая) приходится на круг тратить по 7-8 рублей в день. Конечно, заработка на это хватит, но надо его организовывать.
Может быть, если "Новая жизнь" будет продолжать своё неопределённое поведение, мы решимся поставить большую социал-демократическую революционную и интернационалистскую газету при редакции: Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Рязанов, Мартов, Мартынов, Ларин и я. Это было бы отлично. Боюсь только, не вышло бы и тут промедления и волокиты.
Написал письма Александру [Богданову], родителям, Коле, Якову, но пока ни от кого не получил ответа.
Завтра или послезавтра зайдёт ко мне Михаил Петрович [Кристи] говорить об организации вашего с Надеждой Самойловной переезда сюда.
Кстати, несмотря на то, что в моём районе [Московском] мы приобрели весь практически настрой мелкобуржуазии, что я не надеюсь пройти в районную думу, но это и хорошо. Там работа мелковата, зато благодаря моему ревностному участию в предвыборной кампании, за мною почти обеспечен проход в центральную городскую думу при ближайших выборах. В Москве всё в 100 раз тусклее.
Целую вас 1000 раз. Уверен, что скоро увидимся.
Пиши, что у вас. Ваши портреты уже над моим изголовьем. Каждый вечер, каждое утро молюсь вам, мои святыни.
Твой Толя.
РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.58-59.
Автограф. N 33 А.В. ЛУНАЧАРСКИЙ - А.А. ЛУНАЧАРСКОЙ [29 июня (12 июля) 1917 г.] Дорогая Нюрочка,
Вчера утром явился ко мне Залевский и привёз мне по тем временам очень свежие новости о вас, моих бесценных. Зато огорчает меня ужасно, что до конца войны путь через Германию отрезан. Удастся ли поехать тебе морем? Стоит ли? Скоро ли мир? Я очень тоскую без вас, несмотря на большое количество захватывающе интересного дела. В довершение Сухановы, мои лучшие друзья здесь, уезжают на месяц в деревню. Будет труднее, потому что они своим милым отношением и своей симпатичной, тонкой интеллигентностью меня немного согревали, были чем-то вроде более тесного круга около меня. Ведь всё остальное теперь - бурная и грозная общественность.
В городском деле у меня обстоятельства налаживались превосходно. Но забаллотирование Харитонова, факт сам по себе ничтожный, вынудило нас отказаться от органической работы в городском самоуправлении. Для моих планов это целая катастрофа. Стараюсь наладить и спасти, но надежды мало. Если это дело лопнет - то буду работать больше в Центральном Исполнительном Комитете Советов, в районной думе, в обществах и литературно. Вместе с митингами и лекциями и этого за глаза достаточно.
Сегодня учредительное собрание сатирического журнала 35. Быть может, выйдет что-нибудь интересное.
Боже, какое было бы счастье, если бы ты была здесь с малюткой Тото. Всякие трудности с квартирой и продовольствием как-нибудь разрешили бы. Живут же другие! Мне легко устроить себе заработок в 1 000 р. в месяц, а этого не может не хватить. Очень тяжко мне без вас. Поселились бы вы на лето на даче, виделись бы мы часто, а на зиму - видно будет.
Целую вас обоих бессчётно, мои радости. Получаете ли вы письма-то мои? Отчего так упорно долго сама ничего не пишешь? Не понимаю. Но хорошо, что вы здоровы и цветущи, как сказал Залевский.
Целую и благословляю вас.
А. Луначарский.
РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.60-61.
Автограф. N 34 А.В. Луначарский - А.А. Луначарской 1 (14) июля [1917 г.] 1/VII.
Дорогая детка,
Сегодня пошлю тебе телеграмму, что все со мною благополучно.
Посуди о переполненности и разнообразии моего дня, хотя бы по сегодняшней программе: утром - письмо к тебе, подготовка к реферату, чтение газет, потом - ранний обед ( я обедаю по возможности в 12 часов, но сегодня не знаю, буду- ли вообще-то обедать: идет стачка официантов). Затем еду в редакцию "Новой Жизни" на 2-е собрание имеющего скоро выходить лево-социалистического сатирического журнала "Тачка". Редактор его - футурист, социал-демократ Брик. В лит[ературном] отделе участвуют: футурист, социал-демократ Маяковский, А. М. Горький-Пешков, твой слуга, Эмиль Кроткий, Ольд-Орг , Базаров, Левидов и др. В художественном: А. Бенуа, Петров-Водкин, Альтман, Маяковский (все тот же, преталантливый, молодой полувеликан, заряженный кипучей энергией, на глазах идущий в гору и влево), Лебедев и др. Издатели: Тихонов, Гржебин.
В 1-й номер уже сдана моя статья "Сон о "Свистке" Добролюбова" 36. Удачная. Я буду посылать тебе этот журнал.
Теперь в 4 часа первое собрание имеющей скоро выходить с-д. коалиционной газеты "Звезда". Редакция: Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев и твой слуга. Тоже интереснейшее предприятие, за которым сразу обеспечено 50 - 60000 тиража, а вероятно, и больше. 37
В 8 часов за мной заезжает автомобиль, и я еду читать вступительную лекцию в курс социализма, как теории, организованный союзом юнкеров-социалистов всех военных училищ Петрограда. А вечером, часов от 11 - чай у милейшего, симпатичнейшего, ученейшего и добродушнейшего д-ра Ив. Ив. Манухина - исцелителя Горького. Вот тебе. Недурно? А вот, например, вчерашний день: утром - письмо, газеты, деловые свидания, обед, поездка в "Новую Жизнь". Сцена из-за перепутанных в моей статье страниц, там же, по исключительной просьбе Суханова, написана статья о милиции, там же - предисловие к брошюре "Италия и война" 38, продано, наконец, правда, всего за 300 р. (без уплаты прежних 300 "Парусу"39) в Одессу. Затем в "Летопись", где диктовал 2 статьи в орган объединенных социал-демократов "Вперед" 40. Оттуда в Городскую думу. Заседание фракции большевиков и заседание Думы до 1-го часу ночи. Я работаю в Думе много. Шансы пройти в товарища Головы - растут.
Целую вас крепко, ненаглядные. Жду телеграмму, писем, жду с любовью и нетерпением вас самих.
В виде исключения и для пробы посылаю это письмо не через Геллера. Получив его - телеграфируй: re?u*.
Твой Толя.
РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.62-63.
Автограф. Опубликовано: "Вопросы истории КПСС". 1990. N 11. С. 34. * re?u - получено (фр).
N 35 А.В. Луначарский - А.А. Луначарской 2 (15) июля [1917 г.] 2/VII.
Так как, моя родная, я до сих пор не получил ответа на телеграмму, посланную Геллеру насчет того, получает ли он сколько-нибудь регулярно мои письма, а с другой стороны, мне все еще не удается наладить мои отношения к курьеру, то я решаюсь и это письмо послать прямо по твоему адресу.
Событий никаких за этот день не произошло, но они готовятся, а именно частичный кризис в министерстве, в какую форму отольется кризис - еще неизвестно, но Суханов ждет ухода всех министров-кадетов. Гг. Черновы в ужасе. А мы говорим: скатертью дорога! Могут также разразиться нежданные многими результаты наступления41. В остальном все у меня по-прежнему. Мои друзья, славные Сухановы, собирались уехать в деревню, но уезжает только Галина Константиновна, а Николай Николаевич остается ввиду обострения положения в России. Превосходный человек, и в конце - концов, единственная подлинно политическая голова в "Новой жизни".
Сегодня, по-видимому, окончательно решится, быть ли мне товарищем городского головы 42.
Как Вы живете? Отчего ты так страшно редко пишешь? Писем не было уже дней 16-17, и если бы за это время я не получил 2 телеграмм и визитов Усова и Мотылинской - я бы измучился.
Переписка скоро наладится лучше через курьера (1-2 раза в неделю) и телеграммами (2 раза в неделю), но когда я вас увижу!
Я уже, кажется, надоел этими вопросами Лещенкам и Сухановым. Страшно хочу видеть вас обоих. Все остальное разрешилось бы. Мы умнее, здоровее, энергичнее и даже богаче очень многих других, а справляются же и они.
Только с тоской думаю о том, осталась ли вам дорога до мира?
Ваш папа.
РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л. 64-65.
Автограф. Опубликовано: "Вопросы истории КПСС". 1990. N 11. С. 35. N 36 А.В. Луначарский - А.А. Луначарской 5 (18) июля [1917 г.] Дорогая деточка,
3-4 были ужасные дни. Послал тебе только что телеграмму, чтобы ты знала, по крайней мере, что я жив. Подробности ты, конечно, узнаешь из газет раньше, чем получишь это письмо.
Мне пришлось солидаризироваться с большевиками, я произнес самую тактичную речь в их защиту и защиту нашего общего лозунга в ЦИК, какую только можно было. Но... они далеко не считаются с моими советами. Правда, движение было стихийно, но все же было правильным, в духе достигнутого уже нами соглашения, бороться против частичных вооруженных выступлений, на которые толкают анархисты и ужасное положение низов Петрограда. Началось 3, когда я был в Городской думе, где тоже шли важные совещания, они приняли решения не противодействовать вооруженному выступлению, а лишь придать ему возможно более организованный характер.
Я старался помогать в этом отношении. Но ты знаешь, что произошло, как все это выступило из берегов. Черносотенцы, хулиганы, провокаторы, анархисты, отчаявшиеся люди превратили в большей мере демонстрацию в нелепую и хаотичную. Я это предвидел. Я предупреждал на многих митингах и в последнее время в статье "Вперед", которую я тебе выслал, что Петроградский пролетариат и революционная часть гарнизона, оторвавшись от всей, значительно отставшей, российской демократии, - погибает, и, вероятно, и революцию погубит. Теперь мужество заключается в том, чтобы просвещать массы и сдержать их от чрезмерного напора сравнительно легкого в Петрограде, но гибельного в целом. Что мне делать?
Большевики и Троцкий на словах соглашаются, но на деле уступают стихии. А за ними уступаю и я. Может быть страшный опыт 3-4 заставит людей оглянуться. Или уже никто не удержит этот бег к пропасти. Конечно, главный корень всему - война.
Как ты нужна мне! Ты бы посоветовала мне. Я страшно верю твоему инстинкту. Вы оба были бы моим святым утешением. Дойдет ли это письмо? Когда? Увидимся ли мы? Вчера смерть носилась над Петербургом.
Благословляю вас, мои дорогие. Будьте счастливы, живите друг для друга. Я буду часто телеграфировать, чтобы ты не слишком беспокоилась.
Что будет сегодня? Будут приводить в порядок Петроград. Волны расходились. Не произойдет ли новых столкновений?
Идет дождь. Тяжело на сердце. Мосты разведены, в Таврический дворец не попасть, да и так устал физически и морально.
Вчера от 10 утра до 3-х ночи - за работой!
Да сжалится судьба над человечеством и Россией.
Еще раз целую и благословляю вас обоих.
Ничего не желаю так жарко - как увидеть вас.
Ваш папа.
5/VII.
РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.66-67.
Автограф. Опубликовано: "Вопросы истории КПСС". 1991. N 2. С. 35-36. N 37 А.В. Луначарский - А.А. Луначарской [6 (19) июля 1917 г.] Дорогая деточка Нюрочка!
Посылаю Тото паяца, которого можно вырезать, наклеить на картон и связать нитками - он будет плясать.
Жизнь внешне входит в колею. Я выбран городом в губернскую земскую управу, усиливаю свою работу в газете, приступаю вновь к чтению рефератов и лекций. На самом деле и в глубине - положение остается крайне неустойчивым и опасным. Реакционное движение ширится и укрепляется, кризис власти продолжается, левый фланг не оправился еще, да не знаю, оправится ли сколько-нибудь скоро. Много грозных предзнаменований. Тяжелы и перспективы голода, разрухи.
Я счастлив все-таки, что Тото избавлен от всего этого. Оставайся в Швейцарии, пока не уладятся хоть несколько бурные волны.
Алексей Максимович получает целый град ругательных и угрожающих писем. Но... странное дело... под обстрелом - как-то повеселел.
Детка ненаглядная, невыразимо и печально люблю вас, моих далеких, но если бы ты вдруг приехала, я бы испугался.
Тяжко, тяжко жить здесь сейчас. Большое счастье переживать революцию, но немного грозное и горькое.
Странным образом я не получаю никаких писем ни от Коли, ни от Якова, ни от родителей. От Александра [Богданова] имел одну открытку.
Очень кланяются тебе Залевский и его кузина, а также Вл. Андр.[Могилевский].
Я мало кого вижу. По знакомым ходить совсем некогда. Мы вообще страшно изолированы. После безумного дня, 4 июля, не разбирая правых и виноватых, мы, левые с.- д. - интернационалисты - какие-то изгои. Сколько времени продлится это - одному богу известно. И как-то еще кончится.
После клеветнической кампании против 12, и особенно обвинения Ленина в шпионстве, - случай Чернова 43 уже не произвел на меня сильного впечатления. Клевета - главное и пока почти единственное оружие реакции. Антисемитизм, Бурцев, Алексинский, черная сотня - все тут вместе с Государственной думой и с кадетской партией. Хорошенькая компания. Но на темную массу клевета действует. А демократия внутренне разъединена. Отсюда и вопрос: устоит ли моральный авторитет Советов? Если да - все постепенно наладится. Если нет - наступит сильная реакция, хотя, конечно, не надолго.
Целую тебя много, много, моя красавица. Приходится только мечтать о тебе, как о несбыточной сказке. Детика дорогого целую нежно, миленького Кро-кро. Передай привет семейству Кристи и Ек.Ал. [Могилевской].
Пиши. Лучший адрес: "Новая жизнь", Шпалерная, 26. Так же и телеграммы. Обнимаю тебя, моя желанная подруга. Будем надеяться. Судьба к нам в общем ласковая. Будем же надеяться.
Ваш Толя.
РГАСПИ. Ф. 142. Оп.1. Д.12. Л. 68-69.
Автограф. Опубликовано: "Вопросы истории КПСС". 1991. N 2. С.36. N 38 А.В. Луначарский - А.А. Луначарской [13 (26) июля 1917 г.] Дорогая деточка,
Положение все то же. Страшные несчастья на фронте и другие обстоятельства вызывают у нас острую реакцию, но они вызывают ее и в Германии. Времена мрачные. Быть может, и я буду арестован по обвинению в "подстрекательстве", или что-нибудь в этом роде. Но это не важно. Я готов отдать отчет за все, что делал. Был, есть и буду враг вооруженных авантюр, но был, есть и буду социал-демократ - интернационалист. Всегда могу ответить полностью за то, что действительно делал, но отклоню ответственность за то, чего делать не мог, ибо это было бы противно моей политической совести.
Вчера приглашен был к Горькому побеседовать. Прихожу и встречаю... Марию Федоровну. Очень радушную. Конечно, я был официален и холоден. Она немножко постарела, но похорошела. Горький стал много милее после упавшего нам всем на голову несчастья... или несчастий, потому что тут их не сочтешь: дикая демонстрация, клеветнический выстрел грязью, волна реакции, сдача ей позиций большинством, прорыв фронта. Прямо какие-то апокалипсические последние времена. Конечно, пройдут и станет лучше. Но когда? И доживу ли? Одно чисто личное желание, очень сильное, все бы дал, чтобы оно исполнилось: видеть тебя и Тото. Но выезжайте лишь когда станет лучше. Как-нибудь. Очень трудно послать деньги, хлопочу-хлопочу. Но уверен, что как-нибудь вышлю, так что, когда получишь это письмо - уже будешь их иметь. Пока хочу выслать 300 р., но потом надеюсь выслать еще. Постараюсь посылать 300-400 р. каждый месяц. Главное не достать деньги - заработать можно, а переслать - вот где трудность.
Страшно люблю вас. Перечитываю часто твои светлые, мужественные, мудрые, нежные письма. Рисую себе вас, стараюсь припомнить каждую черту, и сердце обливается какой-то обжигающей волной.
Как мы были счастливы последние годы. Но страшное и великое в истории искупается только страданием. Наши страдания не напрасны на пути человечества. Кроме того, ты ведь веришь, как я, что любовь и дух - бессмертны. Надо только побольше их.
Вы, бесценные мои, единственные. Очень беспокоюсь, как бы вам не остаться без денег. Сделаю все зависящее.
Целую вас крепко. Привет Н.С. [Кристи] и Ек.Ал. [Могилевской]. Если немножко успокоюсь, напишу для Тото иллюстрированную сказку по-французски и пошлю.
Ваш всем сердцем папа Толя.
РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.70-71.
Автограф. Опубликовано: "Вопросы истории КПСС". 1991. N 2. С.36-37. N 39 А.В. Луначарский - А.А. Луначарской 2 (15) августа 1917 г.* Mme Lunatcharsky.
St. Legier/ Vevey.
Bebe. Швейцария.
Все еще нет телеграммы от тебя, детка. Жду ее с огромным волнением. И хочется, чтобы вы приехали до боли, и страшно до боли. Долго ждать, трудно жить. Никто не может предсказать, какие еще испытания нас ждут.
Ситуация: победа центра. Скоро выборы в Думу городскую. В гласные буду переизбран несомненно.
Целую вас крепко, мои светлые.
Ваш папа.
РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.73.
Автограф. *Датируется по штампу.
N 40 А.В. Луначарский - А.А. Луначарской 18 (31) августа 1917 г.* M me Lunatcharsky.
St. Legier- Vevey.
Schweiz.
Bebe.
Швейцария.
18/VIII
Дорогая девочка,
Я получил твое милое письмо. Оно шло 40 дней. То, в котором ты пишешь о празднике в St.-L[egier]. Жду телеграмму. Едешь или не едешь. Если нет - начну писать большие письма и высылать ежемесячно деньги.
Благословляю Вас.
Ваш папа.
РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.74.
Автограф. *Датируется по штампу.
N 41 А.В. Луначарский - А.А. Луначарской 20 августа (2 сентября) 1917 г.¼ M me Lunatcharsky.
St-Legier (Vevey).
Schwiez.
Деточка, сегодня прекр[асный] день и на душе немного веселее. Приедешь ли? И хочется и боязно. Целуй Тото. Тоскует по вас мое сердце.
Выставлен от партии кандидатом в Учр[едительное] собр[ание]. Меня это мало прельщает. Я гораздо больше радуюсь тому, что передо мной вновь открываются перспективы гор[одской] деятельности, б[ыть] м[ожет] широкой. Гласным-то буду наверно, но возможно, что пройду в Управу и даже в тов[арищи] Гор[одского] Головы.
С нетерпением жду тв[оей] телегр[аммы], хотя заранее готов с болью серд[ца] примириться с разлукой до весны. Конечно, для Тото это лучше.
Твой Толя.
РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.75.
Автограф. Опубликовано "Вопросы истории КПСС". 1991. N 2. С. 37. *Датируется по штампу.
N 42 А.В. Луначарский - А.А. Луначарской [21 августа (3 сентября) 1917 г.] Дорогая детка,
Положение смутное и опасное. Можем двинуться и вперед, и назад. Как курьез, передаю тебе, что вчера циркулировал список социалистического министерства, в котором твой супруг фигурирует в качестве мин[истра] нар[одного] просв[ещения]. Конечно, чепуха.
Но вот тов[арищем] гол[овы] я буду почти наверное, т.е. мин[истром] нар[одного] просв[ещения] по Петрограду.
Жду, жду твоей телеграммы и недоумеваю! Сегодня постараюсь послать тебе денег в St.-Legier. По словам приехавших через Архангельск парижан, ты решила остаться на зиму в Швейцарии. Горькое решение, но б[ыть] м[ожет] самое благоразумное в интересах вверенного нам ангела.
Все-таки страшно беспокоит отсутствие телеграммы от тебя. На мою телеграмму о выезде нет ответа уже 23 дня! Последнее полученное мною письмо от тебя послано 49 дней тому назад! Разве это не ужасно?
Через Архангельск приехало много женщин и детей. Все приехали благополучно.
Что ж, как-нибудь переживу за страшной подавляющей работой эту зиму.
Все-таки разочарование было велико.
Ну не стану огорчать тебя. Знаю, что ты хотела приехать к твоему другу, и только важнейшая причина тебя удержала. М[ожет] б[ыть] даже не выдали паспорт? Имей в виду, что мой вес вновь поднялся, т[ак] что я могу повлиять и в мин[истерстве] ин[остранных] дел, если нужно. Но теперь, когда об этом разговаривать?
Уже зима идет.
Дорогая детка, по пост[ановлению] ЦК я выхожу из "Нов[ой] Ж[изни]" 44. И не жалею: все равно страшно мало остается от работы городской времени для газеты. Но из этого вывод: не пиши мне и не телеграфируй больше на "Н[овую] Ж[изнь]", а на Гор[одскую] думу. Надеюсь, что когда ты будешь читать это письмо, я уже давно буду тов[арищем] головы 45. Так и адресуй.
И пиши. Пиши часто, часто. Иначе я умру от тоски по вас.
Ах, Анюта, если бы ты чуяла, как я смертельно по вас тоскую...
Но об этом не будем говорить. Пока легче стало.
Русская революционная демократия оказалась гораздо прочнее, чем думали ее враги. Конечно война, голод, безработица - все это еще продолжается и усиливается, все-таки как будто открываются какие-то просветы.
Настою на том, чтобы посылать тебе каждый месяц 400 р. Если рубль падет еще больше - 500. Деньги надеюсь выслать сегодня. Экспрессом. Все-таки даже при самом страшном пад[ении] рубля - фр[анков] 300 ты всегда будешь иметь. Перемени квартиру, если придется. Себе оставляю на жизнь только 300-350 рублей - меньше нельзя. Жалованье буду получать 750 руб. в месяц. Если надо будет больше - сумею приработать еще 200-300 р. литер[атурным] трудом.
Будем бодро смотреть вперед, а главное любить, любить др[уг] др[уга]. Обожаемую крошку целуй. Твой Толя.
РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.76-77.
Автограф. Опубликовано: "Вопросы истории КПСС". 1991. N 2. С.37. N 43 А.В. Луначарский - А.А. Луначарской 22 августа (4 сентября) [1917 г.] 22/VIII
Дорогая детка!
Дойдет ли до тебя это письмо? Я все время писал открытки, потому что ждал ответной телеграммы, кот[орая] бы разрешила мучительный вопрос - сможешь ли ты приехать еще в этом году, или нет, и придется в тоске ждать вас обоих до весны.
Ждать - это теперь трагическое слово. Жизнь летит. Жизнь - грозна. Но не получишь этого письма ты только в том случае, если через те 40 дней, кот[орые] оно будет ползти к тебе - будешь уже со мною.
Я получил твое сердитое письмо от 3 августа. Хоть и горько было, но я смеялся. Что? Сомнение? И "ты свободен". О! Чудная моя девочка! Да я тебя обожаю, как никогда! Я в тюрьме 46 не мог писать о вас, потому что мне как иглой прокалывало сердце и глаза наполнялись слезами. Там в тишине и уединении вы были незримо со мною, а я измерил всю неизмеримость моей нежности к Тото, моей страсти к тебе, моей - да! - вечной, поистине вечной любви к вам. Я не писал тебе после 5/VII потому, что был это время немножко на положении затравленного зверя. Ведь было очень опасно!
А потом - тюрьма. Я не писал "embasli", т.к. "слова приветствия" запрещены телегр[афным] ведомством, и телеграфистки их вычеркивают.
Люблю на жизнь и на смерть. С тоской жду вас. С одним никак не мирюсь - умереть, не увидав, не поцеловав вас.
До вчерашнего дня положение немного улучшилось. Привезли хлеб, потом для Петрограда дрова. Выборы в думу благоприятны в Сов[етах] наше влияние огромно выросло. Даже то, что режим Керенского нашел поддержку Америки и упрочился,- хорошо. Теперь больше опасностей поправения, чем возможностей полевения. Но вчерашнее огромное несчастье - взятие немцами Риги 47 - может вновь ухудшить положение во всех отношениях. Как оно отразится на всей русской жизни - еще не известно.
О приезде твоем не пишу. Ты получишь это письмо не ранее конца сентября. Ясно, что либо ты выедешь уже к этому времени, либо не сможешь приехать до весны.
Я буду высылать тебе, если ты останешься, 350-400 р. в месяц. Это будет возможно, если, конечно, не произойдет очень крутого переворота. Вообще, как говорится: если живы будем.
Страшнее всего именно эти ужасные 70-80 дней письму-ответу, да 20 дней ответа телеграфного! Это же ужасно. Но если буду знать, что ты там осталась - то буду писать ежедневно большие письма. Что за дни? Едешь ты ко мне, или нет?
Как ни важны и ни грозны события, а я почти только об этом себя спрашиваю и об этом только думаю.
Если приедешь, то вы с Тото поселитесь в Москве. Там безопаснее, и можно было бы очень часто видеться. Сегодня телеграфирую. Боже, как я хочу вас обоих! Дай мне это, судьба моя!
Твой Толя.
Целую без конца Кро-кро.
РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.78-79.
Автограф. Опубликовано: "Вопросы истории КПСС". 1991. N 2. С.37-38. N 44 А.В. Луначарский - А.А. Луначарской [23 августа (5 сентября) 1917 г.] Для А.А. Луначарской
Дорогая детка,
Ситуация опять изменилась и, конечно, она может еще не раз круто меняться.
Самым важным и вместе ужасным обстоятельством являются военные успехи немцев. Положение в высшей степени опасно. Кто знает, не будет ли скоро смертельная опасность грозить моему дорогому, чудному, революционному Петрограду? Что-то будет! Сердце сжимается. Одно скажу - я до конца останусь с рабочими Петрограда и разделю с ними, во всяком случае, всю горечь до дна.
Второе - наша огромная, далеко превзошедшая все наши ожидания, победа на выборах.
Почти наверное я буду избран товарищем гор[одского] головы. Вероятно, в моих руках будет сосредоточено все культурное дело города, т[ак] ск[азать] портфель министерства городского нар[одного] просвещения. А ведь все школы и даже гимназии (кроме частных) перейдут к городу, равным обр[азом], внешкольное образование и бывшее попечительство с народной трезвостью и его 5 театрами (ср[еди] них гигантский "Народный Дом") и т.д.
В другое время такая перспектива была бы безумно радостной и сделала бы меня безоблачно счастливым. Оставалось бы мне только опять обрести вас - и я мог бы назвать себя счастливейшим человеком. Но сейчас при волнении населения, угрозе локаутов, голода, нашествия пост тов[арища] головы становится страшно важным, трудным, ответственным и опасным. Радость тут неуместна, а суровое сознание долга.
Процесс мой как будто подвигается. Кажется, нет в городе 2-х лиц, которые еще предполагали бы, что я не буду оправдан.
Вся постройка рухнет по отношению ко всем. Она была построена на лжи, ненависти и недоразумениях. Я же даже и при прочности следственного сооружения оказываюсь чистым.
Население рабочее верит мне сильно. Произошло то, чего я хотел, о чем мечтал: я действительно популярный вождь пролетарских масс. Быть может, ни одно имя, кроме Троцкого и Ленина, не пользуется такой известностью и любовью. Но счастье, великое счастье быть передовым деятелем революции и горько!
Теперь опять совсем неизвестно, когда увидимся. Хоть бы скорее получить телеграмму, остались ли вы в С[ен]-Лежье, чтобы телеграфировать тебе рублей 400 денег.
Мышка, мышка моя, люблю я тебя безумно. Все мои мечты о тебе. О, насколько мне было бы легче, если бы ты была со мною. Какою пророческой оказалась моя сцена Габриэла с Фаустиной!
Целуй миллион раз мальчика. Как вырос должно быть! Когда же, когда же? На все готов я, но только увидеть и поцеловать вас в этой жизни.
Твой Толя.
РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.80-81.
Автограф. Опубликовано: "Вопросы истории КПСС". 1991. N 2. С.38. N 45 А.В. Луначарский - А.А. Луначарской [24 августа (6 сентября) 1917 г.] Дорогая деточка,
Вчера я получил телеграмму от Мотылинской из Стокгольма, из кот[орой] увидел, что ты долго пробыла без вестей обо мне и беспокоилась. Но надеюсь, ты знаешь, что это ужасное положение создалось не благодаря мне: я писал ежедневно и часто телеграфировал. Вообще это мое главное горе - ужасные условия переписки. Хорошо, что я имею и др[угую] твою телеграмму, посланную из Веве уже после отъезда Мотылинской, телегр[амму], из кот[орой] явствует, что ты получила, наконец, мои письма. Но насколько регулярно ты их получаешь? Не могу добиться толку от Геллера! Ради бога, по получении этого письма телеграфируй немедленно, получаешь ли сколько-нибудь регулярно письма, телегр[аммы], так или reV us, или reV aspen, или pru reV us.
Что делает Кро-кро. Боже, как тоскую без вас и как вы мне нужны и в дурные и в хорошие моменты!
Когда?
Полит[ически] здесь немного лучше и спокойнее. Немного! Что даст в результате политическое наступление, - никому из людей неизвестно.
Экономически неважно. Продовольствие не бог знает как обеспечено за Петроградом. Но все-таки вы могли бы приехать. Прожить можно, лучше хуже, да вместе.
Личные дела хороши. Успеваю много. Скоро выйдут в свет мои брошюры. Будут деньги. Вчера открыли Думу. Возможно, что пройду в Управу. Есть даже шансы пройти товар[ищем] Головы. Чудно это.
М[ожет] б[ыть] удастся в скором времени переписываться с тобой через курьера Пет[роградского] Ком[итета]. Это сократило бы прохождение писем быть может недели на 2.
Главное - тоскую по вас. Если бы вы со мною были - все было бы хорошо. Лично я наперекор всему думаю: если у тебя окажется какая-н[и]б[удь] возможность ехать - приезжай. Гржебин усиленно зовет Могилевских и обещает им золотые горы. Привет Над[ежде] Сам[ойловне] и маленьким Кристи.
Целую тысячу раз тебя и Тото.
РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л. 82-83.
Автограф. N 46 А.В. Луначарский - А.А. Луначарской 28 августа (10 сентября) [1917 г.] Дорогая Нюрочка,
Устал страшно и едва имею силы написать тебе несколько строк. Недавно - Рига, теперь - новое землетрясение 48. Поистине нельзя загадывать и о завтрашнем дне.
Опять молюсь судьбе об одном, чтобы она дала мне высокое счастье увидеть и расцеловать вас. Все время вы со мною. Во мне есть часовня, где вы - святыни, где я молюсь вам. Вы - красота, счастье и сокровище моей жизни.
Помни, Анюта, я люблю вас обоих, я люблю тебя больше всего и всех на свете. Ты - моя богиня, моя мудрая красавица. Толюшка моя несравненная звездочка. Помни - я был чист и верен тебе в моей безграничной любви.
Будем надеяться. Но знай, чтобы не случилось - последний мой помысел о вас. Люблю вас безмерно.
Целую в лоб моего сына и благославляю на долгую, счастливую славную жизнь.
Целую тебя в уста, подруга, и благодарю тебя за то огромное счастье, которое ты мне подарила.
Устал...
Что же будет завтра?
Напишу.
А как мне хочется жить, работать, не жалея сил, на благо России и человечества и для вашей любви и славы, мои бесценно дорогие деточки.
Ваш папа.
28/VIII
РГАСПИ. Ф.142. Оп.1. Д.12. Л.84.
Автограф. N 47 А.В. Луначарский - А.А. Луначарской 31 августа (13 сентября) [1917 г.] 31/VIII
Дорогая девочка!
Мы победили 49.
Победа сказывается на всем. Все положение нашей партии заметно улучшилось. Революция полна сюрпризами. На этот раз сюрприз был приятен. А я, по правде, уже собрался "прощаться с милой жизнью". Уклоняться от боя не хотел ни за что.
Политическая ситуация неопределенная, но полевение явное.
Завтра выборы в думы. Почти наверно пройду тов[арищем] Гор[одского] головы. Начнется новая жизнь и совсем новый род деятельности.
В мое заведование перейдут такие отделы: 1) Школьный отдел. Сюда относятся сейчас все городские школы общие, кот[орыми] заведуют районные думы, но над которыми признается контроль Ц[ентральной] гор[одской] думы, и особые для всего города предназначенные школы специального характера, уже прямо подведомственные Ц[ентральной] думе. Заведовать этим отделом будет член Городской управы и школьная комиссия под моим руководством. Со временем к городу перейдут и все средние учебные заведения. Это совершится, вероятно, в 1918 году. Кстати, я выбран теперь в гласные до 1 янв[аря] 1919 г.
2) Попечит[ельство] о внешкольном образовании. Сюда относятся курсы, детские сады, музеи, библиотеки и т.д. Все это энергично производится в районных д[умах]. Попечительство должно только содействовать, контролировать и регулировать. Попечительство это довольно пока мертвенное. Придется сильно его оживить. Вся работа будет идти под непоср[едственным] руководством председателя Попечит[ельства], но высшей инстанцией буду являться я. Я же буду проявлять и maximum инициативы, могу тебя уверить. Очень интересно, что именно это гор[одское] ведомство будет совместно с культ[урно]-просв[етительной]комиссией С.Р. и С.Д. устраивать Рев[олюционный] раб[очий] Университет. Вот где опять гигантская 
| |
| Просмотров: 470 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры