Белый Андрей - Африканский дневник

лоногие лодыри бродят по бродам у берега - там; голоногие дети убогие сети, смеясь, окунули в теченье столетий.

   Прохлады отрадных садов развиваются далее, где - олеандры, азалии; средь изумрудных и чудных ветвей там: "буль-буль" {Местное название восточного соловья.} соловей, распевает для белых детей и собачек британского негоцианта: из бриллианта фонтанов; отходит извилистый Нил, разделяясь и, оставив рукавчик воды: между Нилом и... Нилом песчаными косами гонится Рода, розовник, или - остров садов, замечательный тем, что на нем возвышается сооружение знаменитого Нилометра; торчат плоскокрышие домики Роды; и Рода, розовник, проходит: садами, домами и старым дворцом; а за ним побежали, чернясь - острова, островки, берега, и углясь и стволясь перебитыми, чистыми, вовсе безлистыми прутьями; и над водою качаются древние гребни, раскосые космы, на воздух взлетающих пальм на коричневых, тонких стволах; или - финики, или "дум-дум", или кокосы {Кокосовая пальма разводится искусственно.}, а серая стая седеющих стен укрывает подножия лапчатых пальм, а она же чернеет там, далее, из темно-красного зарева лживых хамсинов, как... гарево марева; издали - призрачный рой мертвецов: бастионы сквозной Цитадели.

   Через все прочешуилось золото Нила; из многостения домов, многоглавия куполов - уплываешь в "дахабие" (так называют феллахи фелюгу); под внешними веслами весело видишь везде световые печати воды; лишь отчалишь, печали отчаяний, точно какие-то чайки слетают на дали; и полный наплывом воды, с середины изливного Нила ты видишь Каир, мимолетное марево.

   Есть только Нил, а Каир - не Каир; он летящая лента кино: улетучится тучею в жуткие мути, где все приседает под вечер за линией робких коробок кубовых кубов домиков; а "дахабие" зыбится рыбой во внешнем безвесии берега, как в безбрежии под голубым, чуть раскрытым крылом, - чуть раскрытым в наплывы зеркал; место берега - бледно: какая-то безреальная плоскость; и сабля, сталея клинком, плоско рыжеет потухшие суши: и я говорю улыбнувшейся Асе:

   - "Каир - отплывающий плот: он приплыл; все иное закрыл; и теперь - отплывает".

   - "А что наплывает?"

   - "Мемфис, Гелиополь..."

   И кажется: злая, сухая Кахера {Арабское название Каира.} - хамсинная дымка Мемфиса - "Дахабие" напоминает ладью египтян: и кормой, и косым наклонением паруса; где ты, Каир? Голоногие дети расставили сети в теченье столетий, и вытянув нильские илы на берег Мемфиса, слепили Кахеру; наплыв наводнения смоет Кахеру блистающей бездной забвения; воды текут как тогда, от таинственных лунных вершин, где ахум {Обитатель верховьев Нила, сохранивший в быту культурные формы древнеегипетских эфиопов (см. Стэнли).}, как на фреске Египта, начертанной на потолке "мастаба", все стоит с перетянутой тетивой эфиопского лука; на Ниле - нет времени; и - за кормою увидишь себя опрокинутым в сорок веков; золотая змея за кормою - диск солнца, иззыбленный струями; изображали его золотой змеей с золотой головой: а была голова - золотого косматого льва.

   Из "дахабие" выскочить бы: побежать бы по звонкому золоту ясным апостолом, не убоявшимся вод; убежать в Гелиополь по звонко зажженным мостам; но - разъялся тот мост: голубое крыло пробегающей встречной фелюги разрезало золото; и золотая змея с золотой головой улизнула в глубины.

  

  

   - "Смотри, выплываем!"

   - "Каир за плечами..."

   - "Там зелень полей!"

   - "Это - хлопок!"

   По берегу стены коричневой, бедной лачуги: и дети расставили сети в теченье столетий; и кажется: Нил - вытекает из неба; и - в небо течет; темнокубовый лодырь выносит меня из "дахабие"; и через воду несет на руках до прибрежных травинок; выносит он Асю; и - бережно ставит на берег, где пучатся лопасти листьев, где капают влагой они; в рогорогие чащи идем - через чащи; и видим: стволистые бурости пальмовых рощ; закричал козодой: из кустов - над водой.

   Меж валами канальца бежит (ты сказал бы: бежит по земле) острый парус: и белые, синие полости треплются, а из соцветия тупо просунулся буйвол, лениво жующий; и земли жиреют парами.

   - "А? Что это?"

   - "Это - папирус!"

   - "Папируса нет: но он - рос".

  

  

   Обветшалый такой акведук, точно римский, когда-то водою снабжал Цитадель; начинается прямо за ним протеснение домиков: "старый Каир", где стекаются пестряди помесей древне-египетской крови с Европою времени римского и византийского блеска, и - пестряди помесей этих в смешении с арабами; первая помесь сохраннее в коптах; вторая феллахи.

   Здесь часть населения отвергла Ислам; и - задвинулась общиной христиан за стенами: то - копты, в которых египетский предок бежит по артериям, напечатляяся в богослужебные книги; для нынешних коптов едва ли понятны они, потому что арабский подстрочник приложен к читаемым текстам; отправясь от них, могли верно приблизиться к древне-египетским буквам; по Изамберу меж коптским и древне-египетским видится точно такая же связь, как между италианским и римским. Средь коптов встречаются: евтихиане, католики, православные; быт христиан - искажен: лихоимством, подделкой и ловким обманом ославлены копты; они - математики; им поручили когда-то финансы Египта; когда-то считалась столицею их ель-Файюмэ, лежащая около "крокодилополя" {Усыпальщица священных крокодилов.}, около лабиринта и около пирамиды мэридского озера; здесь проживают в квартале, имеющем наименование "Каср-ешь-Шамах", до сих пор еще копты; и здесь проживали они в миновавших столетиях: при Саладине еще.

   Эта улица есть ель-Гури; здесь чернеют из стен головные повязки: то - копты; уйдете в проходик, назад не вернетесь; десятки желаний ограбят вас дочиста, реют, как реют над этой стеной прямокрылые коршуны, чьи прямокрылые тени, ломаясь, перекосясь на стене; верно, где-то есть падаль собаки, такой востроухой, такой востроносой, похожей и шерстью и юркой ухваткой на злого шакала, в которого, как утверждают арабы, вселился сам "марафил" {Злой дух.}; марафилом и рыскают в черных повязках хитрейшие, орлоносые копты по Каср-ешь-Шамах, загнездясь за облупленным камнем древнеющей, римской стены.

   Вы - проходите в брешь: деревянною дверью; и вы - в лабиринте облупленных, дохленьких уличек, где разбросались все церковки, неотличимые от соседних домишек; везде над дверями кресты отмечают святыню за ними, куда вы проходите в пахнущий дворик; на двориках розвальни церковок, где вас охватит и спертость, и сырость, и мрак, как в подвале: когда зажигаются свечи, вы видите иконостасик; он - деревянный: коричнево-темный, коричнево-черный, резной, с инкрустацией; и от резьбы оторваться нет сил!

   Инкрустация здесь выщербляет орнамент, где черные, белые, коричневые линии вьют арабески из малых, точеных зверьков, вперемежку с пальметтами; всюду - святые угодники; а на стенах - примитив: византийские лики с потухшими красками.

   Помню я церковку: с неподметенного дворика через проломы стены пробрались в эту церковку мы; опупелый баран вслед за нами заглядывал: с неподметенного дворика, через проломы стены; загрязненные коптские пастыри (все, что ни есть!) потянулись за нами: вернее прельстил их бакшиш; потянулись из дворика - в церковь; из церкви - на дворик.

   Запомнилась церковка: это обитель святого (как кажется) Сергея, переделенная натрое; посредине пустело свободное патриаршее место; а справа и слева - отделы: мужчины и женщины молятся здесь раздельно.

   Святая Варвара запомнилась старой слоновой костью своих инкрустаций.

   Мы, помнится, переглядели шесть церковок; копты, мальчата и "хахи" гонялись за нами; и тело зудело и гари снедали; и уши мои разрывали, крича, горлачи; "обакшишил" я всех: залетали вокруг серебристые доллары, пьястры - в сплошной горлодер; полицейский за нас заступился; пока он оттискивал злую толпу, мы - бежали, не видя мечети Амры, восстающей по близости: в центре Каира.

  

  

   Где красный халат перемешан с пикейным жилетом, где бродят надменные дэнди, где бредит тюрбан трескотней - посредине бульварчика Магомет-Али коричневеет коробка из камня, открывшись с одной стороны библиотекой с публичной хедивской читальней; в книгохранилище шестьдесят тысяч книг, из которых одна половина - арабские манускрипты; есть ценные списки корана; студенты, воняющие одеколоном и луком, влетают в открытую дверь; и потом вылетают обратно.

   Другой стороной открывается камень коробки арабским музеем, где гранная бронза пестреет хвостами павлинов и странными вазами: полными формами выперта пышно; надгробные, передробленные, ассуанские камни; и ярко кричат инкрустацией мраморы; быстрою искрою жгут мозаичные плиты; эмирская люстра яснеет, тяжелою медью; блистают: подсвечники, люстры и лампы, и кубики, и чашки, и яшмы, и - что там еще? Через зал деревянных изделий проходишь средь чаш инкрустаций; и точит узоры слоновая кость; табуреты, резные пюпитры, с которых читают коран; переходишь через зал деревянных дверей, металлических (бронзовых, медных, железных, чугунных), которые украшали мечети, в уютную комнату, полную крепкой керамикой; зала сирийских фаянсов; вон там отливается в фиолетовые фаянсы фантазия Персии; ткани всех качеств, мастей и отливов; ковровые волны и пятна платков.

   Так бы я передал впечатление Музея: быть может, напутал я в частностях? Как бы то ни было, но пестрота предо мною жила...

  

  

   И - выходишь: тяжелое здание вот отступило от улицы, кроя кокетливо там завитушками зелени стены; кирпичного цвета оно; под приподнятой башней из камня изваяны львы, а в оконных простеночках - неуловимые кариатиды окаменели, серея, прижавши к бокам мускулистые руки; они - египтяне; они - стилизованы; к лбам привалился карниз; вероятно, тяжелое здание - дом фабриканта: английского, или... сирийского, анатолийского, может быть, малоазиатского - кто его знает! Коль здесь англичанин, то дом - фешенебельный дэнди, коль это сириец, - дом - "шик"!

   Посеревшее чудище лепится рядом с кирпичным: все шесть этажей с жалюзи.

   А в углу перекрестка, запертого зданьями, ярко присела мечеть, приподняв минаретик к четвертому этажу: к жалюзи; то - обломок прошедшего; сплющилась сбоку коробками: фыркают " шики", косясь на нее, ожидая когда наезжающий лорд из Шотландии вместо мечети посадит коттедж, чтобы снежные дэнди и нежные лэди, и белые бэби в летающих локонах на перелетной коляске к нему подъезжали, смеясь.

   Одногорбый верблюд, под копною травы приподняв лебединую шею, зашлепал по уличке: белый и стройный; ревет под окном; на горбе раскричался хитонник; тюрбанные слуги кирпичного дома хохочут над ним под воротами; там, за воротами - садик: цейлонские стволики корни простерли в малакские травы; искусственно кто-то развел это все; и - усыпал дорожки песочком, к которому выползли ящеры: греться.

  

  

   Компания скромнейших фесочек мчит за собою в кафе баклажанного цвета халат; а халат упирается:

   - "Хаха!"

   - "А!"

   - "Хаха!"

   И - спорит; вовсе раздетая хаха на тощие ребра напялила там... (вы представьте себе!)... пиджачек {Иные туземцы действительно надевают пиджак на абассию, выглядя шутами.}; и гуляет в тюрбане; сиреневый смокинг проходит с яичным, напяливши чистую феску с обгрызанным хвостиком; это студенты, свиставшие Рузвельту в прошлом году: недостаточно он либерален! То - "шики" Каира: "ошикали"... Рузвельта; и - пробегают в читальню; проходят: Мирджаны, Марджаны, Мурджаны, Идрисы, Халали, Рекасы, Фераджи, Мурзали {Арабские имена.}, сиреневый смокинг, быть может, Рекас-ель-Эдин, или даже - ель-Нил, а яичный - Гуссейн-Магомет-Нур-Абдин, или Ахмет-ель-Динкани, быть может, Бекат-ель-Бергут; осыпают себя неприятными криками.

   - "Хвейс!" {Хорошо.}

   Те - без звания (просто "Мурзали"), а эти - "эффенди": Али-Магомет ель-Араби эффенди, наверное - копт; и - католик ("Базили!"); халат баклажанного цвета, - конечно, Ага-Мустафа, или - турок (что - то же!); а тот, пробегающий с банкой оливок, в кукурузных штанишках и с огненным галстуком - грек: Ассинаки, который когда-нибудь будет "пашей" в Малой Азии и перережет армян: Ассинаки-Эмин-Сириаки-Паша; если же он поселится в Париже, то, может быть, так, как сородич его, Попандопуло, станет еще декаденским поэтом; быть может, в Одессе еще расторгуется грецкими губками; выстроит виллы на Малом Фонтане; и летами и с целым семейством он будет живать в Митилэнах; пока - он в Каире.

  

  

   Гляжу на туристов: старательно делают вид, что они - старожилы страны, щеголяя в желтеющих шлемах с вуалью, а "хаха" Марджан их усадит на ослика: будет гонять по Каиру на радость Рекасам, Идрисам и прочим бездельникам:

   - "Хвейс!"

   - "Уляля!"

   - "А!"

   - "Бакшиш!"

   Полетят бакшиши!

   Джентельмены попрячутся за спины злых полицейских, которые будут дубасить руками по спинам Рекасов; Рекасы, спокойно избитые, знают, что те джентельмены у них, у Рекасов, в руках; полицейский, прибив, отвернется; Рекасы опять нападут; это все лишь комедия; завтра Мурджан-полицейский, надевши абассию, сам превратится в Рекаса; Рекас же, надевши мундирчик, поднимет торжественно белую палочку.

   Все - здесь двусмысленно!

   Это - Каир...

  

  

   Иногда улыбнется пленительно он; златокарими зорями ползает в воздухе, переполняя свечением пролеты проспектов; и - нильской струею блеснет; и - пройдется отряд музыкантов, вопя ослепительной медью разинутых труб; и феллахи бегут по бокам; бирюзового цвета карета поедет в кайме золотых гайдуков, у которых развеяно белое что-то... То - свадьба.

  

  

   Нил изливается массой воды из нианзы {Нианза - негритянское слово, обозначающее скопление вод; нианзой может быть и река, и озеро; отсюда: "Виктория-Нианза", "Альберт-Нианза".} "Виктория", пересекая седым водоскатом в нианзу "Альберт" - от экватора к тропику Рака, у Ассуана вступая в умеренный климат, а у Каира пересекая 30-ый, как кажется, градус и - дельтой ветвясь от Каира на север: до моря, и вытяни петли извивов его, он имел бы длину до семи тысяч верст, то есть, кажется, две с лишним Волги.

   Нианза "Виктория" стала известной недавно {В 1857 году открыто Спиком.}, она занимает поверхность Баварии {6600 квадратных верст.}; тысячей верст обегает окружность его; обнимая пространство двух русских губерний; и Нил, и нианзы поят массой вод ледники Руэнцори, которые ярко описаны Стэнли {"В дебрях Африки" (русск. пер.).}, открывшим, что кряж Руэнцори и Лунные горы, когда-то известные страннописцу Эдризи {Арабский географ 12-го столетия.} и древним (о них говорилось в эпоху Гомера еще) - суть различные наименования тех хребтов; уже грек Гекатеус гласит, что у нильских истоков, в горах, проживают пигмеи; пигмеи доселе живут в тех местах {Стэнли Г. М. История поисков, освобождения и отступления Эмина-Паши.} как о том заявляет и Стэнли и прочие.

   Вытекши из двух нианз, соединяется северный Нил (уже в Судане) с притоком: с рекою Газелей, с Собатом; и получает название: Бахр-ель-Абиад: Белый Нил; у Хартума вливается мощный приток ель-Азрак, или Бахр-ель-Азрак {Или "Голубой Нил".}, ниспадающий с озера Цан {Озеро Цан находится в Абиссинии.} проливающий мощные воды с июля до зимнего времени; далее Нил принимает Атбару (уже - выше), втекая в Египет у станции Вади-Хальфа (границы); и здесь образуют пороги - последние; но в просторечии именуют их "первыми"; многие едут до "первых порогов", немногие - дальше: в Хартум.

   Нил льет проносимый поток абиссинской воды уже в июле; и далее: в августе: в сентябре воды падают; мощный разлив октябрем остановлен; вода поднимается у Ассуана на 24 аршина; и у Каира - на восемь; когда-то у дельты на солнышке грелся, разинувши рот, крокодил; и пускал пузыри по воде - бегемот; но бежал бегемот, как и лев, за Хартум; крокодил убежал к Асуану {Меч Сергей. Сахара и Нил.}.

   В географических картах недавно лишь с точностью вычерчен Нил; но влияние озера на течение Нила отмечено верно Гиппархом; озера, согласно Гиппарху, высоко взлетают на север, покинув экватор; и это - ошибка, конечно; у Птоломея слетают на юг, за экватор; и это - ошибка; вернее они у Эдризи (на несколько градусов ниже экватора) {Стэнли.}.

   Все показует, что некогда знали истоки реки; лишь позднее забылись они; в 18-ом и 19-ом веке (в начале его) утверждалась о Ниле какая-то чушь, упразднившая верное мнение Гиппарха, Эдризи и Птоломея; бракуя позднейших картографов, ньше мы ближе к картографам ранним {"Карта, перевернувшая вверх дном все показания Гомера, Гиппарха и Птоломея... изданная в 1819 году Констеблем: разве не позволительно думать, что он составил ее в припадке острого разлития желчи". Idem? т. II, с. 284. Гуг Муррей - положительней, ибо принимает во внимание свидетельства древних. Idem.}.

   Хребет Руанцори когда-то назвали горами Луны {Птоломей чуть ли не первый выразил правильное понятье об общем течении Нила и отнес его источники к громадному хребту "Гор Луны". Idem, т. II, с. 298-312.}; и поздней называли арабы его Джкебель-Гумр; Юлий Цезарь мечтал поклониться таинственным Лунным горам, уверяет нас Стэнли: прекраснее Бернского Оберланда они {"Мысль теряется в этой бездне веков, протекших со времени поднятия Руэнцори из недр, - проникаюсь... благословением и радостной благодарностью за то, что мне довелось все это видеть. Иного рода чувства... поднимаются в душе при мысли о том, что в одном из наиболее глухих углов земного шара, вечно окутанный туманами, опоясанный грозовыми тучами... скрывался один из величайших... гигантов, снежные главы которого вот уже пятьдесят веков составляют благосостояние египетских народов". Idem.}. Что касается негров, живущих в той области, то наблюдаемы ныне еще атрибуты египетской жизни у них; как одеты ахумы, уатузи, уарунди теперь, одевались за 3 1/2 тысячи лет эфиопы, платившие дань фараонам; такие же у них инструменты, шкатулки, посуда, ножи, деревянные ложки, сандалии, посохи, флейты и "мунду" {Палица, напоминающая египетскую секиру.}; орнамент - сплошной треугольник: на тканях, на доме, на утвари (как и в Египте); цвета - желтый, черный и красный; манера держать себя (позы и мины) такая же, каковую мы видим в египетских старых рисунках; не видим мы часто канвы всех сплетений, родивших там "негра"; и "негра", как "араба" представляем абстрактно; из расселения пяти типов (полуэфиоп, эфиоп, негр, пигмей, бербер, мавр) возникали пестрейшие множества негрских племен; то имевших культуру, то - "диких" {Idem, т. II: "Племена, населяющие луговую область".}.

  

  

   Нил вытекает с экватора, и переносит из недр африканских старинную весть перецветших культур; вкруг истоков его закипает таинственно жизнь: африканские недра доселе таят неизвестности; береговая же Африка уже со времени Васко-де-Гама заселена европейцами; в недрах ее полагали когда-то "Офейру" (о ней гласят древние); солнце там жжет: пережженный есть "афф" - африканец.

   Имена Уайта, Беккера, Ливингстона, Ю. Юнкера (москвича), Спика, Барта, Швейнфурта, Стэнли, Нахтигаля нам дороги; их труды, их отвага, их воля нам бросили свет на "Офейру": к ней путь через Египет, через Нубию, через Судан к полноводным "нианзам", к водоразделам великих двух рек: Конго, Нила, а также: к водоразделу меж западной "нианэой" Чад и "нианзами" Нила.

   В сороковом году Ливингстон углубляется в страны "Офейры", исследуя южные тропики, где он проводит шестнадцать томительных лет: он исследует весь юго-запад; переходя Калахари {Пустыня, примыкающая к юго-западному берегу Африки.}, проходит к истокам Замбези, еще неоткрытым, заходит в центр Африки, где в Лилианти {Лилианти находится в центре Африки под 17^о южной широты.}, в селении негров, он долго живет; и отсюда проходит сначала на запад (до берега океана), потом - на восток, к Зензибару, пересекая всю Африку; он во втором путешествии открывает нианзу Ниассу, исследуя берега: путешествие длится шесть лет {Последнее путешествие Ливингстона. (Перев. с анг. под ред. М. Цебриковой).}.

   В это время как раз Спик и Грант (англичане) проходят к "нианзам" Виктории и Альберту и от истоков Бахр-ель-Абиада проходят наверх, к Кондокоро, где к ним спускается экспедиция Уайта Беккера; Беккер спускается вниз: он исследует Альберт-нианзу {Беккер Уайт. Путешествие к верховьям Нила и исследование его истоков.}; поздней Ливингстон поднимается с запада, с устья Ровумы {Ниже Зензибара.} до озера Ньяссы; оттуда идет к Танганайке, где Стэнли находит его; Стэнли много исследовал области Конго; и можно сказать - создал Конго.

   Немного позднее наш Юнкер исследует реки Собат и извилистый Бахр-ель-Газаль (то притоки великого Нила); он в семьдесят девятом году пробегает впервые по странам Ньям-Ньям, и дойдя до водораздела между Нилом и Конго, исследует реку Уэлла, приток Конго, растянутую на тысячу километров; ее переходит; и - ходит по речке Непоко - притоку реки Арувими (по ней ходит Стэнли; она - приток Конго); затем Юнкер правит свой путь до великого, нильского устья, где в Ладо встречается он с Эмином-пашей, отрезанный с севера от Египта махдистами {Эмин-Паша - губернатор экваториальной провинции Египта, на несколько лет отрезанный от Египта махдистским восстанием и вырученный впоследствии экспедицией Стэнли.}. Через короткое время с реки Арувими к стране Уаделай направляется к Стэнли, проходит к нианзе Альберту, уводит Эмина, спускаясь с ним к Зензибару.

   Этим рядом смелейших проходов по странам "Офейры" впервые бросается луч на огромные области, где начинается Нил и Конго.

   С Каира, естественно поднимаясь по Нилу, плывешь в зеленеющих и цветущих прибрежиях; тихо проходит Египет, возвысясь седой стариной: Абидос поднимает храм Сети; весь белый он высится на бесплодии у деревушки; и зеленеет по берегу "дурро"; порой желтоватые горы покажутся издали; вот - Дендарах, где богине Гатор был воздвигнут возвышенно храм средь бесплодной степи; под колоннами вечером реют гиганты летучие мыши; и далее - то поднимаются степи, то пальмовый лес зеленеет; Карнак поднимается храмами на таинственных, лотосоподобных колоннах; аллею сфинксов зовет; и Луксор улыбается розой под пальмами; немы колоссы мемносские; брызжут зеленые краски прибрежий; чинары, акации, пальмы; средь них обнаженные почвы; открыли святилища здесь Мариэтт и Навилль; здесь копался в грунтах Масперо, извлекая могилы. Воздвигнуты Гатор, храмы Менту-Хотеп, Рамессеум; оранжевы, желты обрывы ливийского пустыря.

   Далее, поднимаясь по Нилу, вы видите храм, посвященный могучему Гору в Эдфу, поражающий красотой своих форм; недалеко от храма Эдфу-Ком-Омбос, крокодиловы мумии, храм высоко над рекою; здесь царство пшеницы и сахарных тростников; вблизи острова Филэ природа меняется: жгучая, грозная; жадно пески подползают к воде; поднимаются с запада горы; здесь храм, посвященный Изиде; и далее - начинается Нильский изгиб; начинается Нубия от Ассуана к Хартуму - шесть нильских порогов. И вот поднимаясь к Нилу за Ассуан, к Уади-Хальфе, вступаем мы в область огромных порогов. Здесь Нил нам рисует извив: с Ассуана к Хартуму теперь громыхают экспрессы; проезда по Нилу здесь нет; к Ассуану подкрался порог; у Хартума - последний порог; он по счету - шестой; от Хартума бежит пароход к Кондокоро; и - далее: к Ладо; за Ладо же - область "нианз": экваториальная Африка.

   Побережье Бахр-ель-Абиада {Название Белого Нила.} с Хартума сначала безжизненно: здесь происходит слияние с Бахр-ель-Азраком {Голубой Нил.}, которого берег отвесен; отлог берег Белого Нила; его как бы нет; появляется остров Гассание; берег покрыт полосою мимозовых чащ; эти чащи порою затоплены; и лихорадки господствуют; далее - дали пустыни {Беккер.}, где водится все еще Dipus-aegiptiacus (грызун); и летают ливийские голуби; но - попадаются: яйца страусов; страусы водятся {Юнкер.}

   Далее - мир расширенья болот; появляются холмики; при отплывании против течения Нила, налево являются страны шиллуков, направо являются холмики, крытые сочной травой; страны дикков простерты отсюда; кругом берега поросли тростником; побережье шиллукского берега в мощных лесах; деревушки проходят, ютясь над косматыми пальмами; всюду стада; на реке челноки странной формы: амбак {Дерево.} служит им материалом; сидят в челноках чернокожие; ловят баграми обильную рыбу средь звона болотных москитов; мелькают в воде красноперые окуни; плавает Tetrodon phica, которая может раздуться, набрав много воздуха; и одиноко сидит на суку неподвижный журавль; вот вдали показался продолбленный ствол; притаился шиллук, прижимая багор; у него ожерелье на шее; слоновая кость обвивает браслетами руку его; иногда он покрыт толстым слоем золы, защищающей тело от роя москитов {Беккер.}.

   Между тем берега изменяются; там, где вливается тихий Собат; поражают пространства болот; и не знаешь порою: болотом или Нилом плывешь; изменяется вид побережий и быт чернокожих; здесь всюду деревни различных племен; исхудалые киттчи, накрывшись леопардовой шкурой, просунут свои черномазые морды из зарослей сахарных тростников; забелеет перо завитое убитого страуса с черной главы исхудалого киттча, пасущего где-то стадо быков; или на берег выбежит шир {Имя негритянского племени.}, размахавшись дубиной из черного дерева; или стоит он, склонясь на копье, на одной лишь ноге (то - любимая поза); с макушки торчат петушиные перья; а там - поселение широв: все - круглые хижины; около берега видишь посевы белейшего лотоса; женщины будут потом собирать семена его; есть элиары, есть боры: подай руку им; они сделают вид, что хотят в нее плюнуть (то - вид благодарности) {Беккер.}.

   Спросишь, как имя; ответят тебе:

   - "Джокциан!"

   Очень звучное имя!

   По берегу видишь ты дхуру (то хлебное дерево); видишь ассасиа, из которой готовят танин, есть колючки киттуро, a pystia stratiotes {Водяное растение.} плывет островками; амбак, тамаринд и папирус, пальма-долап здесь - всюду; сидит птица лонзик на... голове бегемота; вон тот, проезжающий здесь на дахабиэ пришлый араб, приготовит тебе бегемотовый суп (очень вкусный); пока же, напялив тарбохш {Шапка.}, он играет на легкой рабабе {Арабская гитара.}, что делает он в этой местности? Приготовляет из гарра (плода) прекрасную краску, которую после везет вниз по Нилу.

   Поплыв по Собату, увидишь ряды тростниковых голов (точно сахарных); яйца страусов их украшают; живут в них нуэры; коль ты попытаешься вдаль углубиться, оставив челнок, ты увидишь следы проходящих слонов; ты услышишь рыканье льва в баобабах, услышишь пронзительный крик попугая и рев павиана: и карморан пролетит (птица-хищник); жирафы и страусы здесь начинают пастись {Юнкер.}.

   Ниже немного пустившись по Нилу до Бахр-ель-Газаля {Нильский приток.}, увидишь в дождливое время - озера, озера, озера: в бездорожье видишь лишь русла иссохших болот; за болотами - дым и зарево; то выжигают сухую траву; вся страна, распростертая к юго-западу от впадения Бахр-ель-Газаля в Бахр-ель-Абиад, простирается в людоедские страны, Ньям-Ньям, по которым ходил еще Швейнфурт, впоследствии ж углубился в них Юнкер на семь долгих лет.

   По Бахр-ель-Газалю плывут травянистые бары {Плавучие травяные острова; см. о них в кн. Полковника Баратье, следовавшего за Маршаном.}, южнее - леса окаймляют притоки реки; и южнее еще деревушки Ньям-Ньям, засевающих "элевзину"; растет здесь "трекулия"; плод ее - с голову человека; и прячется страшный "шимпанзе", дерущийся палкою: рощи бананов, масличные пальмы, гигантского вида жуки поражают тебя {Юнкер.}; углубившись южнее еще, ты выходишь на берег притока великого Конго; за ним в лесных чащах уже попадаются карлики; их изучили и Висман, и Стэнли, и Юнкер, и Вольф; и о них говорит Франсуа.

   Если же опускаться все ниже по Нилу, минуя Кондокоро, то опустишься к Уаделаю, изученному экспедицией Стэнли и Беккером; Юнкер сюда приходил; здесь истоки великой реки; это - область Нианз: экваториальная Африка; ниже, пройдя за Уганду к "нианзе" Виктории и опустившись еще, ты доходишь до Ньяссы, которой длина 200 миль; ширина - 50-60; далее - голубое простертое озеро: Танганайка; горами и лесом покрыты ее берега; окаймленное скалами красного сланца, лазурится озеро; фыркают в нем бегемоты и плавает рыба моиндэ; отсюда же начинается область, которую изучил Аивингстон: он прошел меж пространствами нижних озер (Танганайкой и Ньяссой) и меж пространствами, отделившими эти озера от берега океана по речке Ровуме {Ее устье лежит 10^о южной широты.}.

   Здесь пышная флора: копал простирает в потоки лучей свои парные листья, серея стволом, осыпаясь орехами; черное дерево точит смолу; мозикизи и нтибьэ растут всюду, - каменный дуб, рододендры, мазук; всюду мбэбва дарит чернокожих плодами; смоковницы, заросли фиговых пальм, бамбуки; молодою листвою, оранжево-красной и розовой реют прибрежья Ньяссы; и всюду растет пальма-фикус; те гущи проплетены сетью толстых канатов; то вьющиеся растения; и они - паразиты {Ливингстон.}.

   Покрыты травою жирнейшие земли; трава итикатика простерла свои глянцевитые листья в моэр и моэмбо (то - травы); цветут имбири голубыми цветками; оранжевы здесь орхидеи, пурпурятся царские кудри, цветут полевые лобелии; и голубеют чилобэ; растительность носит остатки каменноугольного периода {Ливингстон.}.

   Здесь, меж цветов, пролетает подчас бич скота - ядовитая муха це-це; рои мошек "кунго" танцуют над мощным бугром муравейника; в листьях же прячется мзиэ, милейшая мелодичная птичка; и водятся белые ибисы; слышится звук "чук-чук-чук"; это весть подает молодой марабу.

   Не перечислишь зверей: леопарды, слоны, носороги, гиены, львы, буйволы, зебры, певучая утка, крысоподобная "сензе", и прочие; изредка встретишь слона-альбиноса; и есть альбиносы средь негров.

   Здесь водится чорт, или "соко" - мартышка {Род павиана.}; ее безволосая, светло-желтая морда с двумя бакенбардами, с жидкой бородкой порой нападает из-за ветвей на ребенка; с гримасою бросится с ним в гущу листьев, кричит и балует, и щиплет ребенка; и с криком бежит негритянка под желтою пяткою "соко", мелькающей в лиственных высях; и вдруг с вышины негритенок летит к ногам матери; в высях хихикает "соко"; и пальцами чистит огромные ногти; когда на него нападают, то он наступает; и - бьет по щекам; если ранят его, он рукою из раны своей вырывает копье, подлетает к обидчику Монде или Мпонде, или Чимбве; и, откусив ему пальцы, спешит в густолистие, где он пучками травы затыкает глубокую рану.

  

  

   Давно интерес возрастает к еще не исследованным видам странных животных, которые населяют центральную Африку; еще в семнадцатом веке давала она богатейшую пищу английским зоологам; в восемнадцатом веке они проницают уже жизнь животных по Гамбии и по верхнему Нилу; французы в истекшем столетии открывают на западе неизученных антилоп; варварийский олень, саблерогая антилопа впервые являются взорам ученых; ряды разнородных незнаемых обезьян (павианов, мандрилов и дриллов) являются нам; Вильям Бурчел классифицирует виды различные зебр, изучает куаггу (или кваггу); и белые носороги открыты им; в странах Судана открыты козлы водяные; из птиц - китоглав; в Абиссинии открывают геладу {Род павиана.}; описаны Рюппелем антилопы Судана; вся область Сомали изучена Керком; Уганда же Спиком; а карликовый гиппопотам, обитающий в странах Либерии, точно изучен лишь Шомбурком (только что); Поль-дю-Шалью изучает гориллу; открыты богатые фауны Камеруна, Габона и Конго, где Юнкер описывает неизученных антилоп Арувими, а Стэнли указывает на существование неизвестных ученым ослов и огромных свиней; Гарри Джонстон недавно совсем открывает окапи, которого существование известно и Стэнли {См. статью путешественника сэра Гарри Джонстона "Последние тайны африканских лесов". - "Природа и люди", 1915 г.}, еще открыто чудовище, близкое к ископаемым бронтозаврам; как знать, что еще таят недра?

  

  

   Живут в этих недрах рои негритян; чипета, чипетока, чезумпи, балунго, болундо, бабемба; бобиза - плуты, и ийоу - все храбры, шутливы и веселы; здесь обитают мангаджа, мбагва, имбомба, манийемы, которые - кровожадны; мангаджа на ткацких станках вытыкают пестрейшие ткани себе; всюду - ряд городков, деревень, деревушек: Котоза, Казанга, Кавмиба, Казансо, Маренго, Морави, Макоза, Маранди, Моерва, Мамуна, Момбо, Монанпунда; какое обилие носовых мягких звуков! И в них, в деревнях, обитают не Жаны, не Поли, не Германы, а Камзуны, Каумы, Казембы, Копгене; а Читикол, Чаокил, Читанангва {Негрские племена.} одеты в пестрейшие ткани из pterocarpus'a, изукрашенные явно египетской арабеской; татуированы все: племя носит свой герб; и он вырезан в коже; те негры разводят в полях табак, рис и маис, дурро, сорго, потаты, маньоко; пекут из съедобных для них насекомых лепешки; приготовляют полебе (род пива); и пьют его много, ростя животы, из желтеющей тыквы; их зубы обточены; женщины носят пелеле, кольцо на губе; огонь добывают иные сверлением палочек; спят в шалашах на жердях; под жердями разводят огонь, разгоняя дымками звенящих москитов; порой деревенька окружена палисадом; подходишь: и слышишь уже издали звук колотушки: то бьют, размочивши в воде волоконца "буозе", приготовляя какую-то ткань для одежды, которую часто вымачивают из древесной коры; ты подходишь, и - хлопают негры в ладоши, встречая тебя; где-нибудь за деревней, вооружившаяся длинными луками (в 6 с лишним футов) присела засада у "гопо", большой западни для животных; из-за ствола твердотелого птибье посмотрит косматая рожа; и - скроется; только торчит за листами перо (под пером - голова); и виднеются издали колья густых палисадов деревни; кой-где на колу скалит зубы объеденный череп, наверно преступника; осудил суд, миландо, его выпить, верно, муаве (род яда); приходишь в деревню; ряд хижин, улепленных гнездами коричневеющих трясогузок (не наших); и видишь; перед центральной хижиной на слоновом клыке восседает король; и венец желтых перьев на нем; музыканты проводят по струнам морильбо (род гуслей); он - слушает; в отдалении где-то трубят в рог - "куду". Отчего так задумчив король, весь увешанный человечьими пальцами (роль талисмана)? Он только что съел прежде милое сердце жены; у маньемов обычай бежать за товарищем, уличенным в провинности, чтобы, зажаривши, съесть его; целые толпы гурманов частенько гоняются с криком за ним; утонченнейшим блюдом считает маньемский гурман человечье протухшее мясо; оно ему - бри.

   Таковы нравы озера Ньяссы, как их наблюдал Ливингстон {Вот некоторые из сочинений, трактующих экваториальную Африку: Юнкер. Wissenschaftliche Ergebnisse der Reisen in Central Africka. 1890. Его же. Reisen in Afrika (3 тома), 1889. Casati-Lehn. Zehn Jahre. Jaren in Aequatoria. Barth: Reisen und Entdeckungen in Nord-und-Central-Afrika. Стэнли. История поисков, освобождения и отступления Эмина-Паши. Беккер. Путешествие к верховьям Нила. Последнее путешествие Ливингстона. (Пер. с англ.)}... Экватория одаряет их пальмами; сколькие живы ею: их одевает она, укрывает, питает, поит; хоть бы Phoenix в своих разновидностях: Phoenix silvestris дает сладкий сахар, дает и вино; Dactilifera Phoenix мы знаем по плоду: по финику; Phoenix же farinofera дает саго. Арабский писатель четырнадцатого столетия Ибн-ель-Варди, говорит, что Аллах сотворил пальму Phoenix из той же земли, из какой он создал человека.

   A Cocos nucifera, приносящая людям кокосовые орехи. Кокосовым молоком разбавляют и кофе, и чай, точно сливками; плод же съедобен; из скорлупы вырезают изделия: ручки, посуду, различные безделушки; она, скорлупа, пережженная, фигурирует, как прекрасная черная краска; отвар из кокосов - вернейшее медицинское средство; волокна, которые окружают орех, идут в выделку: мочат их и потом заплетают в канаты, которые крепче пеньковых, сплетают циновки; орех дает масло; известен белок из кокосов; кокосовый жмых поедает скотина, из листьев сплетают различные вещи; и хижины негров они защищают от ливней.

   А пальма Borassus (flabelliformis и aethiopum)? Из крепких стволов вырезает оружие негр; сок дает опьяняющий крепкий напиток, перегоняемый и выделяющий сахар; лист - кроет, питает борассовый плод {См. журнал "Природа и люди" за 1910 год. Статья о пальмах.}.

   Сколько жизней скрывается в пальмовых листьях от ярых лучей эфиопского солнца! Зверями кишит акватория; в сумрачных темных болотах Родезии (к югу от Конго) живет европейцам неведомый зверь: между реками Лунга и Кафу; по описанию негров, его косолапое тело огромно (с гиппопотама), а шея длинна, как жираффова шея (скорее, как тело удава); на ней голова крокодила с отчетливым рогом на носе; в чудовищном звере воскрес ископаемый "бронтозавр" {Гагенбек Карл. Животные и люди.}.

   Но зверье исчезает; везде пропадают слоны; колониальной политикой Леопольда I Бельгийского слон истреблен почти в Конго (король занимался торговлей слоновых клыков); носороги, жирафы редеют; и львы пропадают; когда-то они обитали в Европе; недавно еще в изобилии львы населяли Алжир и Тунис; в Константине, в Оране, на юге Тунисии, ныне они - величайшая редкость.

   Культура возникает в сердце "Офейры" убийственной сталью железных дорог; европейские центры растут в Экватории; быстрый трамвай пробегает по берегу Конго; свистит паровоз по лесам Сенегала, везя пассажиров до... Нигера.

   Бьется еще африканское сердце; в Уганде, в Дарфуре, в таинственном Кардофане, где был Нахтигаль {См.: его "Сахара и Судан".} в Уаделае, в странах Ньям-Ньяма; и туда меня тянет. Душою уплываю по Нилу в центральную Африку; я уголок лишь ее посмотрел в удушающих пряностью пышных каирских садах.

  

  

   Не сады, - а - роскошества.

   Бегают белые бэби в зеленых роскошествах; жеманный худой феллашенок гоняется в солнышке за косолапо в кусты убегающим ящером; немо сидит феллахиня-мамаша под розовой веткою: то - олеандры; папаша, почтенная "хаха", читает газету в жасмине; ороситель из пестрой лужайки стреляет струей в широчайшие листья банана; и кроет их перлами:

   - "Видишь, другая струя застрелялась!"

   - "В кусты - из кустов".

   Из кустов с предлиннейшей кишкою выходит ленивый тюрбан: это - сторож; зеленокрылая птица вспорхнула; какая - не знаю. Но знаю: здесь водятся колпицы, ширококлювка, краснеют в водах фламинго; мы видели их, одноногих, - увы, не на воле: в каирском саду; и сидит над водой пеликан, прочитавши молитву над рыбой; и трелит "буль-буль" (соловей) из оранжевых цветиков - ранней весной (в феврале): не теперь; ибис - редок, хотя попадался, как, кажется, он Елисееву.

   Тихо сидим под чинарой: толкаю притихшую Асю:

   - "Смотри-ка на хаху-папашу, который читает "Revue".

   - "Нет, какое достоинство: так и написано en toutes lettres на лице: Мы-мы-мы... Вот у нас... К нам съезжаются короли, пэры, лорды, бароны и графы всех стран"...

   - "И мошенники всех предприятий".

   - "Смотри, что за нос: нос - изогнутый нос; а надутые губы, как... сочная слива: глаза - тараканы с усами"...

   - "Оставь, не болтай таких гадостей"...

   - "Буду молчать".

   Упадаю глазами в раскрытую книгу; и в книге читаю про... хаху-фел-лаха {*}.

   {* Пока вы созерцаете извне нескладицу жизни каирской, все блохи и "хахи" - досадные мелочи, но как скоро вы вспомните, что полнейшее творческое бессилие местной жизни есть торжествующее явление и веками давимый феллах с наслаждением разлагает все, что прикоснется к нему, вас охватывает ужас; вот что говорит герцог д'Аркур о победителях современных нам египтян в своей книге "Египет и египтяне": "Если исчезла древне-египетская письменность, раса ее как будто пережила; сколько раз отмечали сходство египтян современных с наиболее древними египетскими статуями; эти статуи верно выражают черты еще доселе живой расы, единственной, которая способна размножаться и жить в этой загадочной стране. Роды победителей, сменявших друг друга и соблазненных богатством страны... исчезли, согласно пословице: "Египет пожирает в него вторгающиеся народы"... Действительно, веками бесчисленные рабы... приведенные смолоду в эту страну, не имели потомства; и в наши дни, поселяющиеся здесь семейства турков, вырождаясь физически и нравственно уже во втором поколении, пересекаются в третьем. Единственно, что можно предпринять, чтобы избежать деморализующего действия климата, это брак с феллахиней; но тогда пропадет у потомства европейский характер, потому что от такого брака рождаются египтяне" (курсив наш).

   Не ужасна ли месть древнего Египта за профанацию линий?

   Что касается до сходства феллахов с древними египтянами, то на это указывает, например, Роберт Хиченс в своей книге "Чары Египта": "Я спускался в могилу... расписанную фигурами. Взяв с собой 10-летнего мальчика Али... и глядя то на него, то на окружающие стены, я... проникался сознанием постоянства типа. В этих изображениях я повсюду встречал лицо маленького Али".}

   Феллах - куча пепла: вы тронете мумию пальцем; она распадается в пыль; эта пыль, разлетаясь, свивает тела современных феллахов; феллах пристает, навязавши себя, как раба: греку, римлянину, византийцу, арабу, прихожему берберу, чтоб усыпить господина, растлить его в пепле; воистину: "хаха" - страшнее врага; европейца она отрезвляет "пептонами" (трупными ядами).

  

  

   Тронулись: тихо пошли по дорожке - под кружевом зелени нежно оделись и тоненький стволик, и ствол, и стволище, обвиснув нежнеющим листиком, лопастью равно-разлапой; сплетаясь в многолистие, переливаясь оттенками, переплетаясь лианами; дико торчит, протопорщась, косматая чаща, точащая капельки в слезоточивые камни, склоненные в вазы бассейнов.

   Просунулась морда ушастого ящера в красных кустах; провильнула, скрываясь хвостиком; и на красном песочке, в лучах, пресмыкаясь, бежит косолапая стая играющих ящеров.

   Пышный газон; по газону, как будто к нам крадучись, тащатся стволики; я вспоминаю, где видел я это?

   - "Не мангровый лес ли?"

   - "А я не пойму: это дерево, или это - кучка деревьев?"

   - "Нет - дерево".

   С каждой изогнутой ветки протянут змеящийся в воздухе корень к земле.

   - "Точно рощица!"