аши позиц³и.
Вы, дорог³е товарищи - Семеновъ указалъ рукой на окопы - сумѣете отстоять и Артуръ!
Гимнъ! -
Лицо говорившаго преобразилось - глаза сверкали огнемъ правды, которая у него была на душѣ.
Глубокая тишина огласилась мелодичными звуками народнаго гимна.
Играли съ воодушевлен³емъ, всѣ присутствовавш³е пѣли.
Затѣмъ грянуло "ура", подхваченное наверху въ окопахъ на 10 верстъ.
Долго и громоносно катилось оно.
Эхо отражало и повторяло его.
Опять все стихло.
Ненадежное то было затишье.
Еще во время исполнен³я гимна мног³е изъ насъ замѣтили, что засвистѣли пули. Одни не придавали этому значен³я, друг³е объясняли случайнымъ перелетомъ изъ-за горъ..
Я тоже былъ склоненъ думать, что это случайные перелеты.
Итакъ, кончился второй томительный день.
Всѣ устали отъ сознан³я ежеминутной опасности, отъ вихря впечатлѣн³й тревожнаго дня, но тѣмъ не менѣе каждый держалъ себя въ рукахъ бодро. Всѣмъ импонировалъ энергичный, дѣятельный, не знающ³й усталости начальникъ отряда.
Резервъ отошелъ въ лощину.
Музыка отправлена въ штабъ.
- Господа! что это за безобраз³е - пули все время свистятъ. Откуда это?
- Перелетъ изъ-за Зеленыхъ горъ.
- Пора бы, кажется, угомониться. Вчера этого не было. Нужно же въ самомъ дѣлѣ отдохнуть, шутитъ молодежь: десятый часъ въ началѣ, да и ѣсть хочется.
- Кстати, подполковникъ Вольск³й, что кухни всѣ отправлены впередъ?
- Такъ точно, г. полковникъ. Нѣкоторыя уже вернулись.
- Капитанъ Успенск³й, пожалуйте-ка сюда. Мнѣ нужно еще обстоятельно съ вами поговорить.
Группа офицеровъ отошла къ скалистому обрыву, гдѣ установленъ телефонъ, и принялась закусывать.
- А, батюшка! Какъ, вы оттуда, съ передового перевязочнаго пункта?
Ну что, какъ наши раненые, очень страдаютъ?
Не хотите ли подкрѣпиться?
Ужъ извините - Смирновки нѣтъ, Верещагинская-съ.
- Да, великое множество уб³енныхъ и страждущихъ. Господь послалъ за грѣхи наши великое испытан³е. Страждутъ и переносятъ ниспосланное испытан³е кротко, въ долготерпѣн³и - повѣствовалъ батюшка, водя рукой по бородѣ, груди и трогая крестъ: воистину, истинные христ³ане, истинные! За вѣру, Царя животъ свой полагаютъ героически. Иныхъ облегчалъ лишь словомъ напутств³я; иные удостоились, по неизреченной милости Господа Славы,- вдохновенный взоръ увлекшагося батюшки уходилъ въ глубь небесъ - причащен³я святыхъ нерукотворенныхъ Тайнъ Христовыхъ, и съ миромъ отходила душа мучениковъ Христовыхъ на лоно Авраама, Исаака и ²акова. Тяжело и въ мысляхъ. Тяжело и въ сердцахъ. Тяжело.
- А вы, батюшка, водочки - легче будетъ.
- Воистину, Христосъ страдалъ - тако и намъ подобаетъ. Но все же тяжело.
- Да вы, батюшка, водочки. Разстроились вы. Нервы то гуляютъ съ непривычки. Выпейте и закусите, а потомъ опять выпейте. Сразу всю меланхол³ю какъ рукой сниметъ. Кто умеръ, того не вернешь, а живой пей водку, закусывай, работай и надѣйся. Ну вотъ и отлично. Эй, вѣстовой, дай-ка посудину поглубже.
Мирно шла бесѣда между офицерами. Подполковникъ съ увлечен³емъ разсказывалъ о штурмѣ Плевны, молодежь исправно закусывала.
Полковникъ Семеновъ, забывъ усталость, оживленно бесѣдовалъ съ капитаномъ Успенскимъ передъ развернутой картой.
Мѣсяцъ въ пеленѣ вечерней мглы. Кругомъ все успокоилось.
Казалось, что, какъ и вчера, ночь пройдетъ относительно спокойно.
Поджидали генерала Кондратенко.
Вдругъ изъ-за скалы выдвигаются два силуэта - военные бродяги, самовольно отлучивш³еся отъ своихъ частей.
- Вы чего?
Видъ у нихъ испуганный и довольно потрепанный.
- Такъ что, ваше благород³е, мы... они...
- Что такое - говори же толкомъ!
- Вонъ тамъ японецъ прорвался, показываетъ въ сторону новой дороги: видимо-невидимо претъ.
- Да гдѣ же тамъ?! Зачѣмъ же вы то пришли? Ну, прорвались - ихъ отгонятъ. А вы, вы зачѣмъ пришли? Прислали васъ, что ли?
Въ долинѣ у новой дороги ничего не слышно. Все покойно. Донесен³й никакихъ нѣтъ.
- Врутъ что-нибудь.
- Никакъ нѣтъ, меня чуть не ранили. Его тоже тамъ...
Подошелъ Семеновъ.
- Что тутъ такое? Объяснили.
- Зайцы вы, трусы подлые! Задержать ихъ въ обозѣ.
- Г. полковникъ,- конный охотникъ.
- Давайте его сюда. Посвѣтите.
Читаетъ - все лицо побагровѣло.
- Коней, да живо!- Всѣ повскакали и собрались около него.
- Коней! говорю. Оглохли, что ли?
Охотники уже вели лошадей.
Затѣмъ уже спокойнѣе онъ обратился къ намъ.
- Японцы прорвались на участкѣ противъ новой дороги. Наши подались.
Ну такъ что же? Сейчасъ поправимъ.
Стойкость и хладнокров³е прежде всего.
Подполковникъ Вольск³й! Резервъ, за мной!
Бѣглецовъ задержать! Загоровск³й, на лѣвый флангъ!
Вскочивъ на коней, въ сопровожден³и офицеровъ, охотниковъ, понеслись къ мѣсту прорыва - туда, гдѣ вчера утромъ Кондратенко остановилъ отступлен³е.
Резервъ слѣдовалъ за ними бѣгомъ,
Впереди шла уже сильная и безпорядочная стрѣльба. Залповъ не слышно.
Та-та-каетъ лишь пулеметъ. Чей - разобрать трудно.
Въ то время, когда мы въ долинѣ торжествовали побѣду, когда "ура" съ долины перешло на высоты, въ окопы, было подхвачено всѣми стрѣлками, японцы, воспользовавшись этимъ моментомъ, неожиданно бросились впередъ и прорвались на участкѣ противъ новой дороги.
Поднялась невообразимая суматоха. Общая связь окоповъ была прервана. Разобщенные участки не знали, что имъ предпринять - считать ли себя отрѣзанными, наступать, или отступать.
Ружейный огонь усиливался, стрѣляли и въ своихъ и въ японцевъ, мѣстами доходило до штыкового удара,- хаосъ форменный.
Обозные, услышавъ эту безпорядочную стрѣльбу, заложили лошадей, а одного извѣст³я "прорвались" достаточно было, чтобы все это обозное войско устремилось назадъ, въ Литангоускую долину.
Чуть ли не въ карьеръ понеслись они туда. Въ устьѣ долины дорога даетъ крутой поворотъ, здѣсь все остановилось - ни взадъ ни впередъ. Патронныя двуколки, кухни, обозы, лазаретныя линейки, попавш³й какимъ-то образомъ взводъ мортирной батареи, извозчики, носилки - все это перемѣшалось и ни съ мѣста,
- Дорогу, дорогу - начальникъ дивиз³и ѣдетъ, кричали впереди.
Гдѣ тутъ дорогу - тронуться не могутъ.
Кондратенко, свернувъ съ дороги, прямо по мелководью, сопровождаемый взводомъ казаковъ, понесся къ мѣсту прорыва.
Японцы упорно стремились впередъ. Наши ожесточились и, ободренные личнымъ присутств³емъ своего начальника дивиз³и и полковника Семенова, ударили. Японцы не выдержали дружнаго удара и отступили.
Роты оправились. Связь возстановлена. Опять окопы заняты. Только вправо впереди двѣ сопочки еще въ рукахъ японцевъ.
Организуется атака этихъ сопочекъ. Ихъ необходимо отобрать. Охотники уже посланы развѣдать, много ли тамъ японцевъ.
Казалось, что еще нѣсколько усил³й - и все будетъ опять благополучно.
Отдано было приказан³е остановить отступлен³е. Я поѣхалъ въ штабъ отряда, чтобы посмотрѣть, что тамъ творится.
По дорогѣ тоже столпотворен³е вавилонское, хотя уже слегка улегшееся.
Несутъ раненыхъ.
Подъѣзжая къ штабу, увидѣлъ скаченныя въ долину оруд³я батареи Чхейдзе, еще не въ упряжкѣ.
Наконецъ въ штабѣ.
Артиллеристы сидятъ за столомъ. Тутъ же полковникъ Мехмандаровъ и князь Чхейдзе. Всѣ волнуются.
Науменко у телефона.
Обращаюсь съ вопросомъ къ князю Чхейдзе, почему оруд³я спущены въ долину.
- Генералъ Кондратенко, проѣзжая мимо, приказалъ на всяк³й случай скатить оруд³я.
Неизвѣстно было, что творится впереди.
Пошелъ къ Науменко.
Евген³й Николаевичъ въ какомъ-то подавленномъ состоян³и. Непрерывно звонитъ - 11-я верста не отвѣчаетъ (11-я верста - какая злая ирон³я судьбы!)
- Богъ ихъ знаетъ, не могу добиться фоковскаго штаба, центральная даетъ все, только не то, что нужно.
Наконецъ штабъ отозвался.
- Господи, да что ошалѣли они, что ли?
Да, да, прошу передать генералу Фоку - твердитъ онъ въ телефонный пр³емникъ. - Какъ только сообщитъ, немедленно донесу. Резервъ весь израсходованъ. Все, буквально все влито въ боевую лин³ю. Противникъ форсируетъ. Положительно трудно рѣшить, что дѣлать. Сейчасъ тихо. Кондратенко на мѣстѣ - оторвавшись отъ телефона въ полголоса ко мнѣ - вы говорите, что сопки еще въ ихъ рукахъ, мы отбираемъ?
- Да. Продолжаетъ...
- ... Сопки еще въ ихъ рукахъ. Кондратенко отбираетъ назадъ. Да. По всему фронту тихо. Да, да, батареи сняты съ позиц³й, да да, нѣтъ. 10-ти верстный фронтъ - людей мало...
Двухдневный бой утомилъ. Не знаю, выдержатъ ли завтра. Доложите сейчасъ же. Да. Но у васъ на 15 верстъ цѣлая дивиз³я, у насъ на 10 верстъ меньше двухъ полковъ. Хорошо. Я остаюсь здѣсь. Пожалуйста, немедленно доложите.- Науменко съ раздражен³емъ бросилъ трубку.
- Боже мой, Боже мой, какая халатность, какое упрямство. Торгуются еще! Люди страшно утомлены. Резервовъ нѣтъ. Огромная дистанц³я защищается минимумомъ силъ. Завтра противникъ безусловно насъ погонитъ, наши не выдержатъ. Лучше же предупредить бѣгство - приготовиться къ отступлен³ю и на разсвѣтѣ съ боемъ отойти. У насъ уже выбраны ар³ергардныя позиц³и.
Вѣдь чортъ знаетъ, что будетъ, если насъ погонятъ. Видѣли, что творилось, когда японцы только въ одномъ мѣстѣ прорвались, только прорвались и не думали еще преслѣдовать? Не забудьте, что насъ, исключительно насъ тѣснитъ почти дивиз³я, при огромномъ количествѣ артиллер³и. Высокая и Семафорная горы въ ихъ рукахъ. Завтра они насъ начнутъ громить оттуда оруд³йнымъ, пулеметнымъ и ружейнымъ огнемъ.
Вся Луньвантаньская долина будетъ обстрѣливаться.
Будетъ нѣчто ужасное, если войска дрогнутъ и побѣгутъ. Ихъ тогда ничто не удержитъ, никак³я ар³ергардныя позиц³и.
А что значитъ отступать при свѣтѣ дня - вы видѣли на Киньчжоу.
Но тогда противникъ не преслѣдовалъ, а что завтра онъ будетъ преслѣдовать - я въ этомъ увѣренъ. Но что прикажетъ Стессель и Фокъ, что рѣшитъ Кондратенко?
- Да, Евген³й Николаевичъ, весь вопросъ въ томъ, что рѣшитъ Кондратенко. Но я вѣрю въ него. Я знаю, что онъ не ошибется. Онъ не сдѣлаетъ рокового шага.
- Такъ то оно такъ. А вотъ видите - колеблется. Приказалъ батареямъ спуститься. Вотъ и Скрыдловъ тоже, вѣрно, спустилъ оруд³я. Приказалъ спустить - а категорическаго приказа объ отступлен³и не даетъ. Батареи еще не знаютъ, занять имъ ар³ергардныя позиц³и, или тащить оруд³я назадъ. Я увѣренъ, что вопросъ объ отступлен³и имъ не рѣшенъ.
А что мы должны отступить, это вопросъ, должно быть, рѣшенный.
Неужели тамъ, на этой 11-ой верстѣ, ничего не понимаютъ? Эхъ!
Науменко то горячо говорилъ, волновался, то впадалъ въ какое-то безразличное состоян³е.
- Пусть дѣлаютъ, какъ хотятъ. Если бы вы знали, какъ трудно служить. Впереди враги, а сами себѣ мы еще больш³е враги. Въ штабѣ какая-то клоака дрязгъ, подвоховъ, сплетенъ.
Кончится война, вѣрьте, минуты служить не буду. На мой вѣкъ хватитъ. Не нужно мнѣ ничего, хватитъ съ меня. Хочешь - работать, приносить посильную пользу - нельзя, положительно нельзя.
У насъ нужно заниматься политикой - а остальное какъ-нибудь да наладится.
За столомъ шелъ споръ. Одни были за отступлен³е, друг³е противъ него. Повторилось приблизительно то же самое, что говорилъ Науменко.
Среди собравшихся офицеровъ я замѣтилъ стрѣлковаго капитана. Фамил³и его не помню. Видъ у него былъ не то сконфуженный, не то больной.
Оказалось, что въ суматохѣ во время прорыва его рота куда-то исчезла; при всемъ его желан³и найти, онъ ее не нашелъ и прибылъ къ намъ въ штабъ.
Положимъ, во время начавшагося боя были отступлен³я. Много стрѣлковъ, склонныхъ къ улепетыван³ю, прошмыгнуло въ Артуръ, кто съ ранеными, кто вольнымъ ходомъ, или попряталось въ ближайшихъ лощинахъ за штабомъ - но трудно было предположить, чтобы могла растаять вся рота.
И это не сонъ! Этому были свидѣтелями всѣ бывш³е въ штабѣ офицеры.
Жаль, что я не знаю фамил³и этого офицера, а увѣковѣчить его имя въ назидан³е потомству не мѣшало бы.
Такъ я впослѣдств³и и не узналъ, чѣмъ кончилъ этотъ злосчастный офицеръ.
Можетъ быть, онъ искупилъ свой подвигъ смертью или, сознавъ свою вину, до конца осады велъ себя героемъ.
Но фактъ остается фактомъ.
Много, очень много я видѣлъ героевъ, истинныхъ героевъ, но были и так³е типы, которые недостойны были имени офицера.
Я отлично помню слова стрѣлковъ, говорившихъ иногда съ раздражен³емъ о нѣкоторыхъ своихъ офицерахъ. Они прямо, не стѣсняясь, заявляли: "Не надо намъ такого-то, сами управимся. Боя нѣтъ - пѣтухомъ кричитъ, гоголемъ ходитъ, куражится надъ нами - а какъ пульки засвистали, нужно въ атаку итти впереди - шалишь, на попятный идетъ".
Я всегда избѣгалъ долгихъ и интимныхъ разговоровъ съ солдатами (исключительно изъ боязни, сознаюсь совершенно откровенно, что меня могли заподозрить, а то и прямо обвинить въ агитац³и и лишить возможности наблюдать, а горизонтъ моихъ наблюден³й былъ очень широкъ) - тѣмъ не менѣе, чуть заведешь съ ними безъ офицеровъ разговоръ - непремѣнно сведутъ рѣчь на своихъ трусливыхъ начальниковъ.
Да, къ сожалѣн³ю, так³е были.
Внимательно наблюдая за офицерами въ боевой обстановкѣ, я пришелъ къ непреложному убѣжден³ю, что большинство лицъ, склонныхъ пристально, ласково, подобострастно смотрѣть въ очи начальства, выражая своимъ взглядомъ полную готовность не только разъ умереть во имя долга, но, если бы можно было, то и два раза,- за его спиной по-скотски обращались съ нижними чинами, заставляли ихъ поститься передъ всегда возможной смертью и принимали самыя энергичныя мѣры къ тому, чтобы умереть только разъ и какъ можно позже.
Только что я заговорилъ съ княземъ Чхейдзе, какъ меня окликнулъ Науменко.
- Вы поѣдете къ Кондратенко?
- Да.
- Ну такъ вотъ что - Евген³й Николаевичъ говорилъ въ сильномъ волнен³и, прерываясь: да, такъ вотъ что. Нѣтъ ни одного охотника. Вы передайте Роману Исидоровичу. Получена телефонограмма отъ Стесселя. Всѣмъ оставаться на своихъ мѣстахъ. Держаться до послѣдней крайности. Поѣзжайте. Это совсѣмъ собьетъ съ толку генерала. Все равно - передать нужно. Что будетъ, то будетъ. Съ Богомъ!
Я позвалъ своего вѣстового Н. Худобина. За столомъ шумъ, всѣ говорятъ сразу. Выдѣляются голоса нѣкоторыхъ артиллеристовъ.
- Вѣдь это безум³е. Завтра отъ насъ ничего не останется.
- Я безъ письменнаго распоряжен³я не подыму батареи. Японцы пристрѣлялись. Сегодня дышать не давали. Что будетъ завтра? Они уже сидятъ на Высокой и Семафорной и, конечно, тащатъ туда оруд³я.
- У насъ все разбито. Никакихъ прикрыт³й... Насъ безъ всякой пользы погубятъ. Я увѣренъ, что стрѣлки днемъ побѣгутъ.
- Мы не успѣемъ спустить оруд³й. Вѣдь мы будемъ отвѣчать. Почему Стессель самъ сюда не пр³ѣдетъ?
- Почему Кондратенко ему не разъяснитъ?..
Худобинъ подалъ лошадей.
Въ долинѣ тишина.
Долго еще доносился шумъ изъ штаба.
Обозовъ по дорогѣ уже нѣтъ. Все понемногу продвинулось къ Артуру, часть отошла назадъ.
Повернули въ Луньвантань.
У телефона стоитъ одинъ саперъ, подъ скалой - группа офицеровъ.
Въ этой долинѣ совсѣмъ тихо.
Изрѣдка раздастся сухой трескъ выстрѣла винтовки, пропоетъ пуля - и опять полная тишина.
Луна какъ-то невесело свѣтитъ, въ туманѣ она.
Подъѣзжали къ мосту.
Какое-то жуткое чувство одиночества.
Высоко наверху затрещали выстрѣлы, пули зацокали близко, мой Рыжикъ загорячился.
- Баринъ, насъ замѣтили - крикнулъ Худобинъ.
Дали полный карьеръ и мигомъ очутились въ мертвомъ пространствѣ.
Миновали новую дорогу, проѣхали мимо спѣшившихся казаковъ, обогнули выступъ ската и за нимъ увидѣли Кондратенко и Семенова.
Кондратенко былъ въ черномъ клеенчатомъ пальто и лежалъ рядомъ съ Семеновымъ на косогорѣ.
Направо и налѣво лежатъ двѣ роты. Полковникъ Петруша, сумрачный, стоитъ около нихъ во весь ростъ.
Я передалъ устно телефонограмму Стесселя.
- Благодарю васъ. А Евген³й Николаевичъ остался тамъ? Ложитесь рядомъ. Охотники доносятъ, что японцы въ нѣкоторыхъ мѣстахъ продвинулись очень близко, слышенъ разговоръ. Изъ донесен³й охотниковъ получается впечатлѣн³е, что прорывъ нашей боевой лин³и существуетъ, что связь прервана. Но нельзя точно установить - гдѣ. Частные начальники донесен³й не присылаютъ. Пошлите провѣрить лин³ю - почему донесен³й не получается.
Наверху какъ будто все спокойно, какъ и вчера ночью. И кругомъ тихо - полный отливъ.
Лежимъ и ждемъ донесен³й.
Сверху начали раздаваться одиночные выстрѣлы - пули поютъ, падая въ долину.
- Что за чертовщина! Да вѣдь это въ насъ стрѣляютъ?
- Конечно, вонъ пуля ударилась - прехладнокровно отвѣтилъ Романъ Исидоровичъ, перевернувшись на другой бокъ: положительно не могу понять, почему нѣтъ донесен³й.
- Вонъ еще пуля!
Жутко стало. Подлое животное чувство самосохранен³я заговорило во мнѣ сильнѣй.
- Безусловно, въ насъ стрѣляютъ, а то, можетъ быть, и перелетъ - резонерствовалъ Кондратенко.
Я положительно не понимаю - былъ ли это показатель прирожденной храбрости, или факторъ огромной силы воли.
Еще выстрѣлъ, еще, еще. Задзикали, ударяясь кругомъ, пули.
Убило одного стрѣлка. Въ животъ ранило другого.
- Носилки сюда!
Скверно звучитъ это слово, когда каждая вновь свистнувшая пуля можетъ вырвать новую жизнь.
- Владимиръ Григорьевичъ, прикажите еще выслать роту наверхъ въ цѣпь. Нужно захватить этого каналью. Вѣдь онъ бьетъ навѣрняка, спрятавшись за камень...
- Ваше превосходительство - спускаясь съ уступа, еще издали докладываетъ вольный охотникъ 26 полка, одѣтый въ черкеску и прозванный "джигитомъ": вонъ впереди, что въ перспективѣ виденъ гребень, онъ занятъ японцами. Я близко туда пробрался. Тамъ они шумятъ, слышенъ стукъ лопатъ, они окапываются, ваше превосходительство. Вѣрно, сейчасъ пулеметъ будетъ. Наша рота окружаетъ ихъ съ трехъ сторонъ. Оттуда они стрѣляютъ.
Рота уже внизу поднялась, ждала приказан³й.
- Капитанъ Желтенко, ведите роту. Непремѣнно ихъ нужно оттуда выбить. А то плохо будетъ. Ведите, ведите роту.
Желтенко повелъ. Выражен³е его лица свидѣтельствовало о томъ, что чувство страха ему не чуждо; скажу больше, оно окончательно овладѣло имъ.
Рота медленно поднималась наверхъ. Ружейный огонь участился. Едва рота развернула цѣпь, какъ зататакалъ сначала одинъ, а потомъ и другой пулеметъ. Свинцовая струя со свистомъ понеслась въ долину, шумѣла и тамъ, напоминая порывъ вѣтра передъ грозой.
Противникъ, замѣтивъ поднимавшуюся роту, усилилъ огонь.
Струя пулемета не могла направиться въ цѣль - сумракъ ночи не давалъ взять прицѣла.
Струя стала приближаться къ намъ.
- Ротамъ залечь плотно за горку - скомандовалъ Семеновъ: идемте и мы за обрывъ, ваше превосходительство.
Спустились за обрывъ.
- Вотъ вѣдь аз³атск³я канальи - уже два пулемета успѣли втащить, шутитъ Кондратенко, плотно усаживаясь за обрывомъ.- Ну, тутъ намъ пулеметъ не страшенъ.
Стрѣлки! поплотнѣй, поплотнѣй сжимайтесь.
- Удивительно, какъ японцы умѣютъ использовать пулеметъ. У нихъ съ каждой цѣпью идетъ одинъ, два. И они у нихъ складные, переносные.
- Ничего, наши молодцы живо ихъ выбьютъ.
Я пошелъ посмотрѣть лошадей, ихъ отвели за другой косогоръ.
Возвращаясь назадъ, я былъ свидѣтелемъ отвратительной сцены.
Пулеметъ работаетъ во всю. Люди лежатъ безъ прикрыт³я. Блѣдныя, измученныя лица, слегка освѣщаемыя луной. Передъ ними въ носилкахъ убитый.
Петруша ходитъ по фронту и приговариваетъ:
- Всѣ подлецы такими будете, если струсите.
Говорилось это со злостью.
Неужели въ так³я минуты, которыя солдаты называютъ: "судъ Бож³й идетъ", можно браниться, издѣваясь надъ безотвѣтной массой, массой, только одно существован³е которой создаетъ генераловъ, полковниковъ и т. д.?
Неужели не понимаютъ этого г.г. Петруши и имъ подобные?
А можетъ быть, это говорилось для подбадриван³я?
Нѣтъ, это говорилось со злостью, накипѣвшимъ раздражен³емъ, ненавистью. Этимъ срывалось то, что было на душѣ.
Положимъ, сидѣть подъ пулеметомъ не шутка. Но чѣмъ же люди виноваты?
Ихъ не спрашивали, когда отправляли на войну; не спрашивали, когда призывали въ войска.
А офицеръ всегда можетъ перемѣнить службу, если военная не по душѣ.
Такъ нѣтъ! Въ мирное время не хочется разставаться со всѣми прерогативами, которыя даетъ служба, кстати сказать, очень легкая при существовавшихъ въ арм³и порядкахъ, а грянетъ война - закипаетъ злость, и срывается она на ни въ чемъ неповинныхъ людяхъ.
Когда я вернулся къ Кондратенко и усѣлся вмѣстѣ съ нимъ, пулеметъ открылъ огонь на этотъ разъ удачно. Спасло насъ одно - обрывъ, за которымъ мы сидѣли.
Свинцовая струя то стуча впивалась въ вершину обрыва - этотъ уб³йственный стукъ отдавался намъ въ спину - то стремилась черезъ гребень и впивалась въ долину близко отъ насъ, непосредственно за стрѣлками, прижавшимися къ берегу долины. Ихъ тоже спасалъ обрывъ.
Лишь только начался этотъ оригинальный душъ, какъ передъ нами предсталъ капитанъ Желтенко, а за нимъ бѣгомъ спускалась рота.
- Что же это? только и сказалъ Кондратенко.
- Кругомъ смерть, немыслимо, невозможно, даромъ гибель людей, ваше превосходительство - еле переводя духъ, говорилъ капитанъ и, забывъ въ своемъ волнен³и о необходимости приложить руку къ козырьку, вытиралъ потъ съ своего побѣднаго лба и въ довершен³е всего сѣлъ чуть ли не рядомъ съ генераломъ.
Семеновъ молчалъ хмуро.
Кондратенко ничего не прибавилъ, но взглядъ, которымъ онъ подарилъ капитана Желтенко, сказалъ все.
Несмотря на всю мягкость своей человѣчной, любящей, отзывчивой природы, Романъ Исидоровичъ не въ силахъ былъ скрыть своей брезгливости при видѣ такой непристойности ротнаго командира.
А пулеметъ то замолчитъ, то опять зата-та-такаетъ.
Очевидно, съ вершины замѣтили расположенныя внизу роты.
Когда прекращался отвратительно страшный ритмъ пулемета, раздавались невинные, въ сравнен³и съ нимъ, отдѣльные выстрѣлы стрѣлковъ.
- Ваше превосходительство, вамъ нельзя рисковать собой, здѣсь вы безусловно подвергаетесь смертельной опасности. Вамъ не слѣдуетъ здѣсь оставаться. Нужно вернуться въ устье Литангоуской долины и оттуда руководить обороной.
Я тоже очень энергично присоединился къ мнѣн³ю Семенова.
Романъ Исидоровичъ какъ будто не слушалъ насъ. Ему, видимо, очень не хотѣлось уѣзжать отсюда.
Мы оба горячо стали уговаривать Кондратенко уѣхать отсюда.
- Ну, давайте коней, наконецъ согласился Кондратенко. А ротѣ непремѣнно атаковать вершину. Этотъ пулеметъ много намъ можетъ напортить.
Сѣли на коней и тронулись, конвой изъ казаковъ за нами. Встрѣчаемъ какую-то роту, ротнаго командира нѣтъ.
- Куда?
- Идемъ пулеметы брать.
- Да вы должны давно наверху быть.
- Мы спустились - и въ обходъ.
- А гдѣ командиръ? горячился Семеновъ.
Кондратенко молчалъ.
- Позвать ротнаго командира.
Нѣсколько стрѣлковъ бросились наверхъ. Навстрѣчу бѣжалъ ротный командиръ.
- Почему ваша рота здѣсь? Вамъ приказано атаковать пулеметъ. Потомъ поздно будетъ. Ведите роту.
Рота зашумѣла. Уставш³е, измученные люди пошли брать пулеметъ - это ужаснѣйшее оруд³е истреблен³я.
Кондратенко молчалъ - провожая ихъ взглядомъ.
- Стрѣлки, съ Богомъ, молодцами! большую подмогу окажете.
Пулеметъ опять затрещалъ.
Я никогда не забуду этого тона, взгляда, которыми благодарилъ Кондратенко поднимавшихся подъ огнемъ пулемета въ гору людей.
Навѣрное, такъ отецъ смотритъ на сына, провожая его на войну.
Намъ предстояло переѣхать долину. Казач³й офицеръ предложилъ ѣхать кругомъ.
- Вы и конвой обходомъ, а мы напрямки - спокойно отвѣтилъ Кондратенко.
Полный мѣсяцъ какъ нарочно выплылъ изъ облаковъ. Шагомъ двинулись впередъ, сзади лишь нѣсколько охотниковъ.
Лишь только выѣхали на середину долины, ожесточенно зата-та-кало нѣсколько пулеметовъ.
Черезъ голову засвистѣли пули, падая впереди.
Огонь усилился. Очевидно, насъ замѣтили.
Свинцовая струя предназначалась намъ.
Генералъ не обращалъ ни малѣйшаго вниман³я на явную опасность, не мѣнялъ алл³ора, спокойно говорилъ о необходимости отступить.
Семеновъ энергично протестовалъ, доказывая, что мы можемъ еще держаться.
Семеновъ ѣхалъ слѣва, Кондратенко и я справа.
Не знаю, что чувствовали они, но мое состоян³е духа было не изъ завидныхъ.
Свинцовая струя падала то впереди, то сзади насъ. Японцы поливали долину съ жестокимъ намѣрен³емъ и насъ окатить свинцовымъ душемъ.
Скрывш³йся мѣсяцъ мѣшалъ имъ взять вѣрный прицѣлъ.
Семеновъ продолжалъ горячо доказывать, что отступать нельзя.
Кондратенко слушалъ.
- А какъ вы думаете? обратился онъ ко мнѣ. Каково настроен³е войскъ? Выдержатъ они завтра бой, можетъ быть, они дрогнутъ?
Меня ошеломилъ этотъ вопросъ.
- Люди страшно утомлены, резервовъ нѣтъ, поддержать нечѣмъ - продолжалъ генералъ.
Я отвѣтилъ совершенно искренно: впечатлѣн³я за два дня боя привели меня къ убѣжден³ю, что завтра люди не выдержатъ. Весь сегодняшн³й день говоритъ за то, что держаться подъ такимъ страшнымъ артиллер³йскимъ огнемъ въ неглубокихъ и уже разрушенныхъ рвахъ немыслимо. Завтра противникъ задавитъ огнемъ, безусловно прорвется не въ одномъ, а въ нѣсколькихъ мѣстахъ.
По моему - отступить необходимо.
Полковникъ Семеновъ зло на меня посмотрѣлъ и, какъ бы не слышавъ моихъ словъ, опять сталъ доказывать свое.
Я слегка отсталъ - мы въѣзжали въ устье Литангоу и очутились въ тѣни.
Пулеметъ умолкъ.
Спѣшившись у скалы, генералъ Кондратенко сѣлъ за однимъ изъ ея уступовъ у импровизированнаго стола съ разложенной картой и при тускломъ, слегка колеблющемся пламени свѣчи продолжалъ съ полковникомъ Семеновымъ совѣщаться.
Я, завернувшись въ бурку, старался задремать. Не спалось. Впереди день, котораго еще не было. Сумѣемъ ли мы отступить? Не повторится ли то, что уже было на Киньжоу? Одинъ неосторожный шагъ - начнется паника.
Кондратенко и Семеновъ разсуждаютъ за картой.
Офицеры группами и въ одиночку стоятъ, ходятъ. Видимо, всѣ волнуются - чѣмъ рѣшитъ Кондратенко?
Я понималъ, что въ ихъ рукахъ находится жизнь и смерть нѣсколькихъ тысячъ людей. Понималъ, что предстоитъ рѣшить серьезный вопросъ, усложнявш³йся еще тѣмъ, что Стессель настаиваетъ на завтрашнемъ боѣ.
Но я вѣрилъ, что они въ концѣ концовъ послѣдуютъ велѣн³ю разсудка, который подсказывалъ, что умѣло организованное и во-время произведенное отступлен³е не испортитъ дѣла дальнѣйшей обороны и спасетъ не одну жизнь.
Я вооч³ю убѣдился, какую цѣну въ боевой, тревожной обстановкѣ имѣетъ хладнокров³е и присутств³е духа старшаго начальника.
Постепенное отступлен³е къ эспланадѣ крѣпости входило въ программу нашихъ операц³й.
Нужно было только умѣло и во-время отступить. Умѣлое отступлен³е никогда не вызоветъ деморализац³и солдатъ, тѣмъ болѣе, что каждый изъ нихъ отлично понималъ, что рано или поздно нужно будетъ отступить.
Всѣмъ до очевидности было ясно, что, не трогая резервовъ изъ Артура, съ наличнымъ минимумомъ артиллер³и, держаться дольше на передовыхъ позиц³яхъ было немыслимо.
Спустя какихъ-нибудь полчаса, въ скалу начали шлепаться изрѣдка пули, потомъ все чаще, чаще. Ранило одну лошадь, другую.
Подходитъ одинъ офицеръ и докладываетъ:
- Ваше превосходительство, вотъ эта вершина тоже въ рукахъ японцевъ; они оттуда стрѣляютъ; очевидно, скоро будетъ пулеметъ.
Всѣ встали, отдѣлились отъ скалы.
- Которая? спрашиваетъ генералъ.
- Вотъ эти двѣ и третья, самая высокая.
Пули участились, летѣли высоко.
- Но почему же мнѣ не доносятъ?
Пули стали падать въ направлен³и, гдѣ горѣла свѣча. Подымался легк³й туманъ. Японцы цѣлили въ огонекъ. Я потушилъ свѣчу.
- Поручикъ Сенкевичъ, узнайте, что такое. Неужели они отобрать вершины не могутъ? Я положительно не понимаю, почему молчатъ начальники боевыхъ участковъ?- слегка возмущаясь, говорилъ Кондратенко.
Наконецъ со всѣхъ сторонъ начали поступать донесен³я отъ частныхъ начальниковъ, что держаться очень трудно. Японцы не начали общаго наступлен³я, но форсируютъ нѣкоторые участки. Нѣсколько вершинъ въ ихъ рукахъ, отобрать безъ поддержекъ невозможно. На каждой изъ занятыхъ сопочекъ установлены пулеметы. По всей почти лин³и залегли настолько близко, что слышенъ ихъ разговоръ. Люди утомлены, за нихъ не ручаются.
Положен³е съ каждой минутой становилось серьезнѣй.
Въ общемъ резервѣ ни полвзвода.
Кондратенко колебался. Семеновъ теперь уже доказываетъ, что отступить необходимо. Кондратенко продолжалъ колебаться.
Отдается распоряжен³е капитану Успенскому отправиться къ Бутусову съ приказан³емъ немедленно выбить японцевъ съ позиц³и капитана Пальчевскаго. Семеновъ внѣ себя подходитъ къ Загоровскому и, сжимая кулаки, говоритъ:
- Я положительно не понимаю упрямства Кондратенко. Это можетъ намъ стоить цѣлаго отряда!
Пули начали посвистывать все чаще и чаще.
Ординарцы прибываютъ. Каждое донесен³е говоритъ, что держаться до утра немыслимо. Положен³е вещей очень тревожно.
Кондратенко колеблется.
Онъ, видимо, ожидаетъ благопр³ятнаго донесен³я отъ Бутусова.
Вопросъ объ отступлен³и долженъ рѣшиться. Всѣ это понимаютъ, но сознаютъ, что надъ Кондратенко виситъ, какъ Дамокловъ мечъ, категорическое приказан³е Стесселя "держаться во что бы то ни стало".
Уже слышна на правомъ флангѣ то усиливающаяся, то совсѣмъ стихающая ружейная трескотня.
Наши порываются отобрать вершины. Зата-та-каютъ властно пулеметы - и все стихнетъ. Раздаются лишь одиночные выстрѣлы - словно огрызаются они.
Всѣ мы стоимъ подъ скалой. Относительно безопасное мѣсто. Пули свистятъ вдоль скалы, впиваясь и сбивая обвѣтрившуюся породу.
Нужно было обладать огромной силой воли, глубокимъ сознан³емъ принятаго на себя долга, чтобы такъ спокойно подъ пулями руководить огромной оборонительной лин³ей, лихорадочно ожидавшей приказа объ отступлен³и.
Кондратенко забылъ, что простая случайность можетъ вызвать смерть или тяжкое поранен³е.
Еще совсѣмъ темно. Если и отступать, то еще рано. Въ темнотѣ при отступлен³и начнется безпорядокъ, легко переходящ³й въ панику. Отступлен³е нужно начать съ легкимъ разсвѣтомъ; будетъ туманъ - туманъ поможетъ. Теперь онъ показался въ долинѣ, а къ разсвѣту постепенно закроетъ все.
Глядя на Кондратенко, я оцѣнилъ его вполнѣ. Въ его лицѣ былъ сдерживающ³й и направляющ³й мозговой центръ всего праваго отряда.
Онъ не выдастъ, не опозоритъ насъ.
Невѣдомая сила хранила Кондратенко.
Стрѣлявш³е по насъ японцы не знали, не догадывались, какого помощника они могли отнять у генерала Смирнова.
До разсвѣта оставалось часа два. Наконецъ Кондратенко, подъ давлен³емъ Семенова, рѣшилъ отступать.
- Вольноопредѣляющ³йся Загоровск³й, отправляйтесь къ Бутусову и сообщите ему, что онъ немедленно долженъ начать отступлен³е. Отступать онъ будетъ черезъ деревню Дамагоу, прямо перерѣжетъ долину и займетъ эту сторону Литангоу, гдѣ расположены батареи князя Чхейдзе и Скрыдлова.
Загоровск³й, слышавш³й, что за полчаса передъ этимъ послано было противоположное приказан³е, проситъ дать ему письменное распоряжен³е.
- Не разсуждать! немедленно отправляйтесь исполнить отданное приказан³е - строго оборвалъ Загоровскаго полковникъ Семеновъ.
Загоровск³й ускакалъ.
По дорогѣ, догнавъ капитана Успенскаго и сообщивъ ему, что везетъ приказан³е объ отступлен³и, просилъ его взять на себя это серьезное поручен³е.