Болотов Андрей Тимофеевич - Памятник претекших времян...

одаренного; а в мануфактур-коллегию - князя Юсупова⁴, также человека знающего и к тому способного. А дабы и прочие чиновники в способностях им не уступали, то повелел самим им оных для себя набрать и, учинив штаты, предложить себе на конфирмацию.

  

  

   В числе воспользовавшихся, в первейшие дни, милостью государскою был и старейший из наших стихотворцев, а притом славнейший из всех их, г-н Херасков¹, куратор нашего московского университета. Он повышен был также чином и пожалован тайным советником, или в чин генерал-поручика. Произошло сие еще 19 ноября, и получил он награждение сие, как думать надобно, за прекрасную оду, которою он первый воспел императора, от лица московского университета и от себя; и тем угодил государю. Ода сия была тотчас напечатана и всеми читана и одобряема. Она наполнена была не столько лестью, сколько наставлениями государю и начертанием образа, каким ему быть, и была очень нравоучительна. Но как бы то ни было, но все, упражняющиеся в науках и литературе, радовались, что почтенный старец сей не забыт был государем, но при старости утешен удовольствием. А как, около сего же времени, определен и к Петербургской Академии наук, вместо княгини Дашковой, новый директор, господин Бакунин², о котором носилась молва, что он был человек к тому способный,- то из сего многие заключали, что и часть ученая не совсем позабыта была у государя. Однако, с особливым любопытством, всеми литературистами ожидаемо было, что учинено им будет по сей части далее и какие перемены воспоследуют.

  

  

   Долгое время, по вступлении государевом на престол, не слышно было ничего о господине Державине, сем славнейшем нашем и великом стихотворце и прославившемся в особливости своим патриотизмом, неуступчивостью ни пред кем и многими другими знаменитыми деяниями муже. По особливым его и великим дарованиям и способностям к штатской службе, по известной его ревности ко всему справедливому и по обстоятельству, что он не только покойною императрицею любим и во всю свою жизнь защищаем был от всех его злодеев и врагов, но по обстоятельству, что он женат прежде был на дочери кормилицы государевой¹ и потому довольно известен был и самому государю, а паче всего и потому, что он был у нас наилучшим стихотворцем и мог удобнее всех воспевать и прославлять нового монарха,- не сомневался никто, что верно не будет и он позабыт государем; но дивились только, что ничего об нем было не слышно. Но, к крайнему сожалению всех знавших, любивших и почитавших сего милого и любезного певца и российского Барда, возгремела наконец молва и об оном, но молва неприятная и для него крайне обидная и невыгодная! Начал летать и списываться везде клочок бумажки, содержащий в себе копию с одного именного и в немногих только строках состоящего государева указа; все содержание оного состояло только в следующем: "Тайный советник Гаврило Державин, определенный правителем канцелярии совета нашего, за непристойный ответ, им пред нами учиненный, отсылается к прежнему его месту, 22 ноября 1796". Таковое совсем неожидаемое явление поразило многих: все увидели, что и он действительно не был позабыт, но весьма близко приближен к себе государем и поставлен на такую степень, по которой мог бы он скоро достичь до высочайших достоинств; но крайне сожалели, что великий муж сей потерял себя и в сем случае тою ж своею слабостью, которая и до того была много раз ему бедственна, а именно - излишнею своею смелостью и отважностью в словах. Какой собственно помянутый непристойный ответ был сделанный им государю, хотя в точности не был известен, но говорили только, что якоб государь, может быть из любви и сожаления об нем, стал ему некогда напоминать, чтоб был он скромнее и терпеливее и не так дерзок на словах; а он будто б, не перенеся сего напоминания, дерзким образом ему отвечал что он себя переделать и столь терпеливым быть никак не может, каков терпелив он, государь; а сие якоб государю крайне было и неугодно, и за самое сие он его от себя и откинул. Справедлива ли сия молва была или нет - неизвестно; но в том сомневаться было не можно, что надобно чему-нибудь быть особливому и такому, что в состоянии было побудить государя послать в сенат указ помянутого содержания, могущий составить сему великому мужу вечное пятно, и сделать ему все чины и должности ненавистными, и погасить в нем все прежнее его усердие к службе; и без особливой и достаточной причины, верно б, государь не поступил так с сим заслуженным и, по многим отношениям, нужным человеком. Но как бы то ни было, но многие весьма сожалели о несчастии сего вельможи и напоминали ту старинную и весьма справедливую пословицу, что "погибла птичка от своего языка", и совершившуюся толь ясно в его примере.

  

  

   Всем известно, что у государя было до сего особое и собственное его село, известное под именем Гатчины, в котором наиболее он всегда живал и украсил оное прекрасными садами и зданиями. Сему прежнему своему обиталищу восхотел он, тотчас по вступлении своем на престол, сделать честь и, на память жилища своего в нем, обратить его в город¹ и сделать в нем совсем новое учреждение, в образец всем прочим; так, по крайней мере, носилась повсеместная молва в первейшее время его государствования.

  

  

   Рассказывали везде следующий любопытный анекдот о поступке государя с одним из камергеров придворных. В то время, когда государь был еще великим князем и правительствовала покойная императрица, камергер сей большого двора говаривал о государе что-то дурно и для него предосудительное и столь при том неосторожно, что дошло сие до сведения и государя. Чрез несколько времени потом узнал и самый сей камергер о том, что великий князь сие ведает; почему, как скоро государь вступил на престол, то поразил его страх и ужас: он не инако думал, что государь станет ему мстить за сие; но у сего всего меньше было о сем на уме; и он, увидев камергера сего, с зазираемою совестью¹ от взоров его прячущагося за людей и от него удаляющегося, подошел к нему и, милостивым образом улыбаясь и взяв его за ворот, сказал: "Что вы так тулитесь и прячетесь все от меня? Поверьте, что все то, что великий князь знал и слышал, о том он не скажет императору". Слова, достойные всеобщего одобрения и похвалы; он ими камергера сего власно оживил как из мертвых и превратил из прежнего к себе недоброхота в верного и усердного подданного.

  

  

   Как у государя главнейшее намерение было довесть все судебные места и начальства до того, чтоб дела производимы были в них скоро и исправно, всю же прежнюю медленность течения оных приписывал он нерадивости присутствующих, поздним их в суды и приказы приездом и невхождению самих их во всю точность дел, но препоручению всех оных секретарям и обер-секретарям, и сии трудились и работали столько, сколько сами только хотели,- то восхотел государь и в сем пункте сделать важную реформу и вперить во всех присутствующих такую же ревность и усердие к службе, какую вперял он в военных; и дабы скорее и с лучшим успехом сие великое дело произвесть, то положил он при начале не щадить нимало никого и приняться за самых главных начальников. Производство сего великого дела не стал он отлагать надолго, но оказал уже многие примеры того в самый первый месяц своего правительства. Из сих достопамятен был в особливости следующий. Он, увидев, что в самой государственной военной коллегии, несмотря на все его подтверждения, дела текли и производились далеко не так скоро и поспешно, как ему хотелось, а по-прежнему обыкновению вяло и нескоро, вознамерился однажды заехать в нее сам и посмотреть: приезжает ли президент ее и новопожалованный им генерал-фельдмаршал, граф Николай Иванович Салтыков, в коллегию в свое время? Он приезжает в нее уже в 7 часов и не сомневался, что он найдет г-дина Салтыкова в оной; однако в сем ожидании своем он обманулся: он не находит в ней еще никого из присутствующих или как другие говорили, застает одного только члена, господина Простоквашина¹. Натурально, что нерачение таковое и неисполнение повеления его и самими начальствующими было ему крайне неприятно; однако он скрывает досаду свою и дожидается час и дожидается другой приезда графского. Наконец в 9 часов приезжает и президент сей; и государь толико раздражен был сим случаем, что не уважил и сего престарелого и важного вельможу, воспитателя собственных детей его, но, встречая его, ему сказал: "Николай Иванович, по такому позднему приезду вашему заключаю я, что, конечно, должность сия наводит вам отягощение; ежели это так и она вас обременяет над меру, так лучше советую вам ее оставить и взять покой". Выговор такой нимало был сим большим боярином не ожидаем: он извинялся пред государем и просил прощения, которое хотя и получил, с условием, чтоб впредь быть к должности своей рачительнее, однако происшествие сие сделалось очень громко и произвело во всех присутствующих не только тут, но и в других местах величайшее влияние. Все говорили: когда сим образом поступлено с Николаем Ивановичем, то что остается уже другим делать? Надобно, хотя и не хотелось бы, но приучить себя вставать ранее и приезжать в присутственные места в назначенное по регламенту время.

  

  

   Носилась молва, что таким же образом нечаянно заезжал государь и в Святейший правительственный синод. Но тут господа члены были уже осторожнее, и государь не только всех их, но и самого первенствующего члена митрополита Гавриила находит заседающими в полном присутствии. Сие было ему в особливости угодно, и он похвалил их за их прилежность и усердное наблюдение их должности; а потом спросил, все ли у них хорошо и все ли порядочно происходит в государстве, в вещах, имеющих до них свое отношение. Ему ответствовано было вскользь, что все, кажется, идет порядочно и хорошо; но он не успел сего услышать, как вопреки тому сказал, что он и наслышался и уверен совсем тому о противном и что в делах, относящихся до религии, происходят многие беспорядки и ненаблюдения того, что законами предписано. Потом зачал им исчислять все известные ему злоупотребления, вкравшиеся и господствующие и с сей стороны в народе; а паче всего стал в пример приводить то, что множество мужей женятся от живых жен, а жены выходят замуж от живых мужей; и духовные власти не только не стараются сие зло прекращать, но поспешествуют еще ему даванием дозволения расходиться. На сие вздумал было престарелый президент коллегии сей благоверный митрополит Гавриил ответствовать ему ссылкою на кормчую книгу, таковые разводы дозволяющую; но государь, вопреки всем приводимым ею статьям, предполагал другие места, приводимые им из самого Священного писания и Библии, и с толиким основанием, что не только удивил всех своими знаниями, но заставил молчать всех до единого. Со всем тем всем своим долговременным прением никого из присутствующих не оскорбил; а дал только почувствовать, что и он, в рассуждении дел их, не совсем незнающ, и тем побудил их к исправнейшему впредь наблюдению всего того, что предписывает им долг и закон самый. Многие говорили, что при самом сем случае говоре-но было и о упомянутой в ином месте¹ женитьбе г-дина Игнатьева, и что от самого того дело сие загорелось, и велено было оное наистрожайшим образом исследовать. Но подлинно ли было сие так, о том неизвестно; а только происшествие сие подавало повод заключать, что государь не оставит и духовных дел без внимания, но доберется когда-нибудь и до них и постарается о истреблении и с сей стороны вкравшихся в народ злоупотреблений, в бесчисленном множестве; а не менее коснется, может быть, и до самых консисторий² и до симонии³, в столь высоком градусе повсюду господствующей.

  

  

   Государь, вознамерившись оказать милость некаким, содержащимся под стражею, преступникам, дал о том именной свой указ генерал-прокурору; но как сей носил должность сию, на большую часть, только по одному имени, а всеми его делами управлял и, в существе самом, всю генерал-прокурорскую должность нес некто господин Ермолов¹, сделавшийся всей России, по великой своей силе, по безмерной горделивости и по беспредельному грабительству и лихоимству, известным,- то генерал-прокурор поручил сей указ сему горделивцу, а сей, не предвидя, может быть, от арестантов сих никакой себе прибыли или по иным каким неизвестным причинам, толико был небрежлив к скорейшему выполнению государской воли, что целых 8 дней прошло, а арестанты сии были не выпущены. Наконец доходит сие до сведения государя; и как сей ничем так не раздражался, как нескорым себе повиновением и неисполнением в точности своих приказов, то повелел он тотчас исследовать, кто таковому медлению был наиглавнейшею причиною; и как оказалось, что то был господин Ермолов, которого характер, может быть, и государю был не менее известен, как и прочим, то вознамерился он сего небрежливца, в страх и в пример другим, наказать особливым и примерным образом; и, призвав его, ему сказал, что как те арестанты, по его только небрежению, просидели целых восемь дней лишних, под стражею и в неволе, то должен он заплатить им точно таковою же монетою и посидеть сам 8 дней, на их месте, в неволе и чрез то узнать, каково то всякому приятно. Наказание таковое было до сего неслыханное и необыкновенное; но господин Ермолов, несмотря что был бригадирского ранга и, пред недавним только временем, украшен был орденом Владимира второй степени, принужден был шествовать на гауптвахту, а по утверждению некоторых в Петропавловскую крепость, и просидеть там 8 дней, на месте помянутых арестантов. А чтоб жена его не могла от того слишком перетревожиться, то государь с самого начала послал нарочного ей сказать, чтоб она ничего, в рассуждении мужа своего, не опасалась и что ему ничего худого не будет. Сим-то образом наказал государь горделивца и грабителя сего по достоинству. Все благомыслящие не могли довольно восхвалить государя за таковое образцовое наказание; а как после того открылось, что у г-дина Ермолова не одно сие, а и несколько десятков имянных повелений были невыполнены, а лежали под сукном, о которых сначала уже государю и не доносили,- то носился слух, что господин Ермолов не стал после сего долго медлить, но убрался заблаговременно в отставку. Сим образом лишился сенат сего недостойного своего члена и в делах своих соучастника, ко всеобщему удовольствию всех патриотов.

  

  

   Вскоре после того уволен был от службы и сам генерал-прокурор, граф Самойлов. Повод к сей ожидаемой уже многими, да и самим, может быть, им, отставке, по носящейся молве, подала одна какая-то небогатая вдова, просившая, за несколько до того времени, государя о повелении решить ее, давно продолжающееся в сенате, дело. Государь, по выслушании ее просьбы, призывает г-дина Самойлова и, вручив ему ее, приказал решить сие дело как возможно скорее и бедную сию вдову удовольствовать; но генерал-прокурор каким-то образом сим делом не попроворил: может быть, и состояние оного было таково, что не можно было оное так скоро решить, как государю хотелось. Но как бы то ни было, но прошла неделя и более, а дело сие все еще решено не было. Вдова, видя сие и боясь, может быть, такой же опять долговременной проволочки, как прежде, решилась предстать еще раз пред лицо государя, но не с просьбою уже о скорейшем решении, а с благодарением за его повеление; выдумка довольно была хитрая! Государь, узнав ее и увидя благодарящую, восхотел, по милостивому своему ко всем расположению, удостоить ее своим разговором и спросил: довольна ли она и в ее ли пользу решено то дело, но удивился крайне, услышав, что дело еще было не решено и не кончено. "Да за что же ты меня благодаришь, старушка?" - спросил государь. "За то, государь, что вы всемилостивейше повелеть соизволили решить сие дело, в чем я и не сомневаюсь". Но государь легко мог усмотреть, к чему благодарение сие клонилось; и, как к несчастию, в самое то время случилось прийти к нему самому генерал-прокурору с какими-то представлениями, то он толико прогневался на него, что прямо ему сказал, что не надобны ему ни представления его, ни сам он. А сим самым и кончилось сего вельможи знаменитое служение: он уволен был от службы, а на его место определен младший брат государева друга и любимца, князь Алексей Борисович Куракин,- человек к должности сей несравненно способнейший, нежели г. Самойлов.

  

  

   Всем известно, что сенат завален был толиким множеством дел, и производство и решение оных происходило толь медленно, что не было никому почти способа дождаться решения оного, буде не имел кто каких-нибудь особливых предстателей или довольного числа денег, для задаривания и подкупания тех, которым над производством оных наиболее трудиться надлежало. Бесчисленное множество челобитчиков живало всегда безвыездно в Петербурге, и многие из них проживались и проедались до сущего разорения; а несмотря на все, решения своих дел никак иногда добиться и дождаться не могли. А от самого того и происходило то пагубное следствие, что все апелляции в сенат, по судным своим делам, как огня боялись; а бездельники и ябедники, все имеющие или защищающие дела неправые, тому и радовались и умышленно, при всяких случаях, старались, посредством бездельнических своих апелляций и всячески, доводить дела свои до сената; ибо удостоверены были в том, что нужно было только какому делу попасться в сенат, как и пошло оно на бесконечные века, и решения оного не инако как чрез несколько лет дождаться было можно. Почему многие принуждены бывали иногда отступаться от самых справедливейших претензий и охотнее соглашались чем-нибудь пожертвовать, нежели ехать в Петербург и там жить по нескольку лет безвыездно и оттого в прах проживаться и разоряться или нанимать дорогою ценою стряпчих и вверять им судьбу свою, а при всем том оставаться в недостоверности решения в свою пользу. Словом, зло сие было неописанной великости и, так сказать, на небо вопиющее. Но пособить тому не было почти способа; ибо от медленности решения дел, господствующей в сенате, уже со многих лет количество оных уже так велико накопилось, что хотя б и хотеть их перерешить, но не было к тому возможности. Произошло же зло сие наиболее от следующих причин: во-первых, от чудного и странного обыкновения, господствовавшего уже издавна, чтоб в сенаторы определять не лучших, искуснейших и рачительнейших людей, а самых худших и таких генералов, которые ни к каким иным должностям уже не годились и с коими не знали куда деваться. Во-вторых,- от совершенного несмотрения за господами сенаторами и допущения до того, что они весьма редко съезжались все для выслушивания дел, но большей частью присутствовали очень немногие, да и те приезжали часу уже в одиннадцатом или двенадцатом и просиживали только час, другой или третий, а не более; общие же собрания, в которых многие дела долженствовали решаться, бывали чрезвычайно редки; а все неважные протоколы, для подписывания сенаторам, носились по дворам. Небрежение сие господ сенаторов простиралось даже до невероятности и до того, что иные лет по пяти сряду в сенат не приезжали и не заглядывали в оный: а посему какого можно было ожидать успеха? В-третьих, как большая часть сенаторов были незнающими и одними почти послухами и все дела принуждены были обработывать только немногие, и те из них, которые сколько-нибудь были поумнее, то сии обработывали и решали наиболее только те дела, которые для самих их, по каким-нибудь причинам, были надобны, о которых были сильные и достаточные просители или при решении которых находили они свои счеты. В-четвертых, и что всего важнее, оттого, что как из господ сенаторов очень мало бывало таких, которые либо были б в состоянии, либо хотели сами входить во всю подробность дел и их производство, то самое образование и все обработывание оных препоручалось наиглавнейше одним только господам обер-секретарям: а сии почти все до единого были люди пристрастные, алчные к прибыткам, хитрые и на всякие бездельничества искусные и способные и всем делам давали такой вид, какой сами хотели или какой нужен был в пользу нежалеющих себя, а подкупавших их челобитчиков, а нередко и самих их наставляли, как дела запутывать и так перековеркивать, чтоб сенаторы приходили от того в недоумение, а сим можно б было в сей возмущенной воде ловить рыбу и наживать себе деревни и богатства. В-пятых, наконец, оттого, что лихоимство вкралось во все чины до такого высокого градуса, что никто не хотел ничего без денег делать и все вообще шло на деньгах и на закупании. Все сие и как памянутая медленность, так и причины оной были государю давно уже отчасти известны, и он хотя давно помышлял о уменьшении сего зла в то время, когда взойдет на престол, но никогда в необходимой надобности того так удостоверенным не был, как по действительном своем уже вступлении в правление. Тут начал только он получать о великости сего зла прямые понятия, и как он увидел, что зло сие даже до того простиралось, что по собственным его имянным повелениям и указам происходили, по прежней привычке, очень медленные решения и производства, то не стал он ни минуты долее медлить, но приступил к предприятому давно намерению - уменьшить сколько-нибудь все помянутые злоупотребления. И первейший его приступ к тому состоял в том, что он посадил в сенат несколько человек наилучших и таких вельмож, которых о верности и искусстве, прилежности и рачительности он был удостоверен. Потом переменил он помянутым образом самого генерал-прокурора, как важнейшую в сенате особу, и определил лучшего и способнейшего. Далее отлучил от сената неспособных и лихоимствующих, отставил прежнего рекетмейстера¹ Терского², имевшего также руку с ящиком, и на место его, как весьма важное, определил из обер-секретарей г. Палицына³, единого такого, которого называли эссенциею добрых и честных людей и доказавшего тем, что, будучи сенатским секретарем, не взял ни с кого и калача и жил в бедности: что прямым чудом почесть можно было. Переменив сим образом важнейших людей, предписал он имянным своим своеручным указом оставить все пустые письменные и только медленность производящие обряды и в таких делах, на которые все сенаторы были согласны, не дожидаться съезда всех, а приступать к исполнению, хотя б и три только сенатора подписали; по дворам же протоколов отнюдь для подписания не носить. Потом сделал он, чрез нового генерал-прокурора, предписание сенату, чтоб все господа сенаторы не ленились и съезжались бы ранее и сидели долее; а буде кто когда не приедет, то обер-прокурорам всех департаментов присылать к самому ему о том записки с означением, почему и по какой причине кто когда не приехал. Далее предписал он, что для решения дел по имянным его указам, не терпящих времени, съезжались бы господа сенаторы и в самые праздничные и торжественные дни, а прочие и терпящие время решали бы при первом собрании. Наконец наистрожайше подтвердил стараться как можно о перерешении всех прежних дел и назначал даже к тому им срок. Сими и подобными предписаниями и стараниями о том, чтоб оне выполняемы были в точности, оживотворил он не только петербургский, но и самый московский сенат; и чрез самое короткое время произвел то, что дела возымели невероятно скорое течение, и не только в Петербурге, но и в Москве начали господа сенаторы съезжаться очень рано, сидеть еще со свечками и с толикою прилежностью трудиться, что и на один день дел по шести и более приводили к решению и оканчивали. Толико-то подействовала государева строгость и гнев его на пренебрегающих его повеления. Все благомыслящие подданные его, слыша все сие, не могли довольно нарадоваться и желали от всего сердца, чтоб Всемогущий помог государю в таких полезных предначинаниях.

  

  

   Как государь, не употребляя сам в питье ничего, кроме воды, не мог терпеть не только пьянства, но и самого винного духа от людей, к нему приближающихся, тоже ему было довольно известно, что благородное российское юношество, служащее в его гвардии, между прочим, проматывалось и на напитках, при частом посещении трактиров и препровождении в них наиболее своего праздного времени, то, имея давно благодетельнейшее намерение поуменьшить все роды роскоши и мотовства и вооружиться всеми силами на истребление сего зла, наиболее его подданных отягощающего, восхотел, между прочим, коснуться и до вышеупомянутого зла, разоряющего и вредящего младым его воинам, и поуменьшить несколько привычку их посещать часто трактиры и в них проматываться на напитках и делаться оттого не только расточителями, но буянами и негодниками. В сем намерении, ездивши однажды по городу, заезжает он в один трактир, и, может быть, такой, о котором ему было известно, что он всего чаще и более посещаем был гвардейскими унтер-офицерами и другими молодыми людьми; и как случилось сие совсем нечаянно, то и находит он их тут множество. Все перетревожились от того до бесконечности; однако государь ничего почти им не сказал, кроме того, что желал бы он, чтоб они праздное свое время в чем-нибудь лучшем и полезнейшем провождали; но вместо того призвал трактирщика, расспрашивал у него в подробностях, какие и какие вины он у себя содержит и почем продает оные; и так много удивился высокой цене оным и наглому грабительству, что в тот же день, чрез квартальных, приказал все заготовленные в сем трактире напитки обобрать и чего они стоят заплатить, бутылки все перебить и трактир сей уничтожить, дабы и другим неповадно было так нагло молодых людей ограбливать и столь бессовестным образом принуждать их платить себе за все тройную или четверную цену. Сим образом говорили о сем происшествии; а другие прибавляли, что якобы с того времени и всем трактирам предписано не иметь у себя никаких вин и напитков в продаже. Но правда ли все то и не выдумано ли - было еще неизвестно; а достоверно только то, что в сии первые времена правления государева разглашаемы были многие и совсем ложные слухи и рассказываемы дела и происшествия, которых никогда не бывало и не происходило.

  

  

   Всем известно, какие были у нас люди, носящие на себе звание директоров домоводства, или экономии, а особливо в последние годы государствования Екатерины Великой. С каким хорошим намерением они сначала учреждены были, с столь худым успехом исполняли они свои должности; и поступками своими скоро довели до того, что все благомыслящие стали их называть директорами не домоводства, а пустодомства: сего они по справедливости, и когда не все, так на большую часть, и стоили; ибо они всего меньше помышляли о какой-нибудь экономии или о произведении в государственном хозяйстве чего-нибудь нужного и полезного, но, напротив того, разрушали и опустошали и последнее, что где еще было похожее на экономию государственную: а все их старание и все помышление и попечение было только о том, как бы набивать себе скорее и полнее карманы или как бы проматывать и расточать паки все ими неправильно нажитое. Несмотря на то, за все сие получали они превеликое и такое жалованье, какого многие другие и важнейшие судьи не имели. Произошло все зло сие более оттого, что, при самом еще установлении и учреждении оных, сделана наивеличайшая ошибка в том, что предписано им уже столь много должностей, что никому выполнить их все не было возможности, и возложены и возлагаемы были на рамена их толь тяжкие бремена, что не было почти человеческих сил, удобных к поднятию и ношению оных. А сие и произвело то следствие, что они, видя, что всего исполнить было не можно, решились уже вовсе ничего не исполнять, а брать жалованье совсем попусту или еще за то только, что умели очень проворно и искусно воровать и все казенное расхищать, куда могли только они подпустить руки. Другая причина, производившая страшное сие зло, была та, что правительство никак и нимало не старалось делать между людьми, назначаемыми к сей должности, выбор и определять в оные достойных или способных сколько-нибудь к сей части, а что всего хуже, то определяемы были в чины сии либо любимцы и фавориты наместников, либо такие, которые, жадничая корысти, сами оных всячески добивались и не жалели терять даже целые десятки тысяч на закупание всех тех, от коих определение сие зависело и с коими они потом делились; а потому, добившись в чины сии, воровали явно, как хотели и нередко без всякого зазрения совести. Словом, вся часть сия находилась у нас в чрезвычайном неустройстве и таком упущении и беспорядке, которых никак изобразить не можно. Государю все было отчасти, а может быть, и довольно известно; а как он намерение имел и в сем случае все зло поисправить, то самое сие и подало повод говорить ему с петербургским директором домоводства, господином Татариновым¹, человеком еще умным и тысячи преимуществ пред многими другими директорами имеющим. "Вы господин директор экономии?" - спросил государь, его увидев однажды. "Так, ваше величество",- ответствовал сей. "Но, пожалуйте, скажите мне, в чем состоит наша экономия? давно ли вы занимаете сие место?" - "Пять лет, ваше величество".- "Ну, в сии пять лет, что ж такое вы сделали особливого по вашей экономии? что полезного и нужного? что в пользу государственную? какие заведения? какие перемены? Покажите мне, пожалуйте, что вы хорошего сделали". Что было на все сие г-ну директору ответствовать? Он стал в пень и не знал, что сказать и ответствовать; ибо и действительно сказать было нечего, а показать и того меньше: он стал было ссылаться на кратковременное еще свое служение, но сделал тем еще и того хуже. Государь смял и спутал его совсем многими новыми вопросами; он хотел было поправить свою ошибку, упомянув нечто о предместнике; но тем и все дело испортил. Государь, привязавшись к тому, стал спрашивать об оном и что такое тот сделал; но как г. Татаринову и об оном сказать было нечего и он совсем стал в пень, то кончил государь разговор сей тем, что сказал: "Поэтому и все вы ничего не делали и не делаете; так на что же вы? и зачем же вам и быть?" Из сего стали тотчас заключать, что директоры уничтожатся², и молва о сем рассеялась тотчас повсюду.

  

   Декабрь 25-1796

  

  

   Текст печатается по единственному полному изданию: Болотов А. Т Памятник претекших времян...". М., 1875. Орфография и пунктуация приближены к современным, за исключением случаев, характерных для индивидуального стиля А. Т Болотова. Оставлена без изменения авторская архитектоника: нумерация глав и деление на части.

  

  

  

   ¹ Имеется в виду Франц II (1768-1835) - австрийский государь, последний император "Священной Римской империи".

   ² То есть третий раздел (1795 г.) Речи Посполитой.

  

  

   ¹ Гудович И. В. (1741-1821) - генерал-аншеф.

   ² Суворов А. В. (1729 или 1730-1800) - знаменитый полководец.

  

   ¹ Магазейн - склад, хранилище.

  

  

   ¹ Кашкин Е. П.

   ² Исленьев А. А.

  

  

   ¹ Дуров С. А.

   ² Шильничать - обманывать, плутовать.

  

   ¹ Лопухин А. И.

   ² Бахтин.

  

  

   ¹ Самойлов А. Н. (1744-1814) - генерал-прокурор и государственный казначей. Слух, что он заменен, неверен

   ² Исленьев П. А. (1745-1827) - генерал-поручик

  

   ¹ Бабарыкин Л. И

   ² Репартиция - распределение.

  

   ¹ Директор экономии Хрущов А. Д.

  

  

   ¹ Богородицкий.

  

  

   ¹ Таль - существительное от глагола "таять"

  

  

   ¹ Подшивалов В. С (1765-1813) - писатель, издатель, переводчик.

   ² Сохацкий П А. (1766-1809) - действительный член и секретарь "Общества истории и древностей российских".

  

  

   ¹ Новиков H И. (1744-1818) - русский просветитель, писатель, издатель. В 1792 г заключен в Шлиссельбургскую крепость, откуда вышел лишь после смерти Екатерины II.

  

  

   ¹ Архаров H. П. (1740-1814) - петербургский генерал-губернатор

  

  

   ¹ Дмитриев И. И. (1760-1837)

   ² Карамзин H. M. (1766-1826)

  

  

   ¹ Державин Г. Р. (1743-1816)

  

  

   ¹ Не разобрано одно слово.

  

  

   ¹ Орлов Ф. Г. (1741-1796) - вместе с братьями был главным участником дворцового переворота 1762 г., с 1775 г. в отставке.

  

   ¹ Турбачить - беспокоить, тревожить.

   ² Павел Петрович (1754-1801) - сын Екатерины II, наследник престола.

  

  

   ¹ Болховитинов Е. А. (1767-1831) - филолог, историк, библиограф (после пострижения в монахи - Евгений)

   ² Белец - живущий в монастыре, но еще не постриженный в монашество.

   ³ Епитимия - духовное наказание за грехи.

  

  

   ¹ Попов В. С. (1745-1823) - начальник императорского кабинета и комиссии прошений.

  

  

   ¹ Ода "На счастие" написана Державиным в 1789 году, когда он находился под судом сената.

   ² Морганический - тайный.

  

  

   ¹ Юлия, нареченная Анной Федоровной.

   ² Константин Павлович (1779-1831) - второй сын великого князя.

  

  

   ¹ Хабар - барыш, нажива.

  

  

   ¹ Привилегия - исключительное право в ремеслах и промыслах.

  

  

   ¹ Александр Павлович (1777-1825) - первый сын великого князя Павла Петровича. Екатерина II намеревалась назначить наследником престола Александра Павловича, лишив этого права его отца.

  

  

   ¹ Стихотворение Державина "Хариты".

  

  

   ¹ Причиной этому послужило то, что новая 5-я ревизия, о скорейшем окончании которой 10 января 1796 года был издан указ, еще не везде была завершена.

  

  

   ¹ Засека - заповедный лес, где священник при молебстве засек кресты на межевых деревьях. В то же время название "засеки" удерживалось за тульскими лесами с давних пор, служа защитой от набегов завоевателей. Срубленные деревья сваливались без всякого порядка широкой полосой по окраине леса, тянувшаяся на сотни верст лесная ограда представляла труднопреодолимое препятствие для конных полчищ.

  

  

   ¹ Польское восстание 1794-го года.

  

  

   ¹ Бракосочетание в. к. Константина Павловича с в. к. Анной Федоровной состоялось 15 февраля.

  

  

   ¹ Измайлов M. M. (1719-1800) - главнокомандующий Москвы.

  

  

   ¹ Безбородко А. А. (1747-1799) - секретарь и любимый докладчик Екатерины II.

  

  

   ¹ Болотов ошибся, Вязмитинов С. К.- губернатор Уфимского наместничества, а пермский губернатор в то время - Колтовский И. В.

   ² Сбоку рукою Болотова написано: "38 тысяч".

  

  

   ¹ Новосильцов П. И. (1744-1805) - генерал-провиантмейстер.

  

  

   ¹ Пассек П. Б. (1736-1804) - генерал-аншеф, могилевский и полоцкий генерал-губернатор.

   ² Зубов П. А. (1767-1822) - последний фаворит Екатерины II, генерал-фельдцейхмейстер (главный начальник артиллерии), генерал-губернатор Новороссии.

  

  

   ¹ Теплицкая М. Д.

  

  

   ¹ Прикрый - противный, дурной.

  

  

   ¹ Салтыков Н. И. (1736-1816) - президент Военной коллегии, воспитатель великих князей Александра Павловича и Константина Павловича.

  

  

   ¹ Александра Павловна (1783-1801) - старшая дочь великого князя Павла Петровича.

   ² Ливен Ш. К.

  

  

   ¹ 1787 г.

   ² Перекусихина М. С. (1739-1824) - камер-юнгфера (девица для прислуги во дворе)

  

  

   ¹ Русско-турецкая война 1787-1791 гг.

  

  

   ¹ Левашев В. И. (1740-1803) - обер-егермейстер (начальник над придворными егерями - прислугой в охотничьей одежде)

  

  

   ¹ Лопухин А. И.

  

  

   ¹ Кивотка - ящик.

  

  

   ¹ Кошт - иждивение, содержание.