Крашенинников Степан Петрович - Описание земли Камчатки. Том первый

как у борща, укропа и других того сродства произрастающих. Каждой цветок о пяти листках, из которых внешней всех больше, внутренней меньше, а боковые средней величины между оными. Все по концам сердечком. Зарод двойной в средине каждого цвета с двумя короткими тоненькими шейками, окружен пятью белыми, тонкими, длиною цвет превосходящими тычками с зелеными головками. Цветы вообще вид торелки имеют: ибо стебли, на которых так называемая умбелла содержится, по краям доле, а в средине короче. Бывают же и от каждого колена ветви и на них цветы, как выше показано. Семена точно как борщевые {В рукописи зачеркнуто: Сладкою травою называется она для того что сушеная сахаром обсыпается и о квасом сладка бывает, а каким об... (л. 79). - Ред.}.

   Сей травы по всей Камчатке весьма довольно. Камчадалки приуготовляют оную следующим образом: нарезав стеблей, на которых коренные листья содержатся (ибо стволье к тому негодно, может быть для того, что их не столько собрать можно, как стеблей, когда они молоды, а тогда уже не сочны, когда стебли в надлежащую вышину возрастают), оскабливают кожу с них раковиной, и вешают на солнце сперва по одному, потом связывают их в маленькие так называемые куклы по десяти стеблей, а из десяти до 15 кукол переплетенных состоит тамошняя пластина. Когда трава провянет, тогда кладут оную в травяные мешки, в которых она по нескольких днях сахарится, то есть сладкою пылью осыпается, которая выступает может быть изнутри ее. Сия пыль или травяной сахар вкусом солотковат и несколько противен, а стрясается его с пуда сушеной травы не более четверти фунта.

   При заготовлении объявленной травы женщины надевают перчатки: ибо сок ее столь ядовит, что тело от него безмерно пухнет; чего ради как русские, так и камчадалы, которые весною едят сладкую траву сырую, кусают ее к губам не прижимая. Мне самому случилось видеть, коим образом страдал от того некоторой приежжей, которой, смотря на других, ел сладкую траву сырую, не употребляя никакой осторожности слупая кожу с нее зубами, ибо у него не токмо губы, но и борода и нос, и щеки, до которых он сочною травою касался, тотчас опухли и спрыщивели: и хотя пузырье прорвалось скоро, но струпье и опухоль не сошла более недели.

   Вино из ней гонится следующим образом: сперва делают приголовок, кладут (несколько кукол или пластин травы в теплую воду, заквашивают в небольшом судне жимолостными ягодами, или голубелью, и закрыв и завязав посуду крепко, ставят в теплое место, и держат по тех пор, пока приголовок шуметь перестанет: ибо оной в то время, когда киснет, толь сильно гремит, что дрожит и самое судно.

   Потом затирают брагу таким же образом как приголовок; воды столько кладут, чтоб трава могла токмо смочиться, и вливают в оную приголовок. Брага поспевает обыкновенно в сутки, а знак, что она укисла, тот же, как о приголовке объявлено.

   Квашеную траву вместе с жижею кладут в котлы, и закрывают деревянными крышками, в которые иногда вместо труб вмазываются и ружейные стволья: головка у раки крепостью подобна водке, отнимается, когда кисла бывает. Ежели сию раку перегнать, то будет прекрепкая водка, которой отъемом и железо протравить можно. Но вино употребляют токмо прожиточные люди, а из казны вместо вина рака продается, однако оная никакого вина не хуже.

   Ведро раки обыкновенно выходит из двух пуд, а каждой пуд по 4 рубли и больше покупается.

   Трава, которая по выгоне раки в котлах остается или барда, обыкновенно употребляется вместо ягод к заквашиванью приголовка; понеже она довольно кисла. Впрочем которая выметывается вон за излишеством, ту ест рогатой скот с великою жадностию, и от того жиреет.

   Естьли вино высижено будет из травы, с которой кожа не со всем оскоблена, то от него сердце пребезмерно давит, чего ради такое вино и давежным называется.

   Травяное вино по Стеллерову примечанию следующие имеет свойства: 1) что оно весьма проницательно, и великую в себе содержит кислость, следовательно и здоровью вредительно: ибо кровь от него садится и чернеет; 2) что люди с него скоро упиваются, и в пьянстве бывают бесчувственны и лицем сини; 3) что ежели кто выпьет его хотя несколько чарок, то во всю ночь от диковинных фантазий беспокоится, а на другой день так тоскует, как бы зделав какое злодеяние. Причем он сам видел, что люди с похмелья с одного стакана холодной воды так становились пьяны, что на ногах не могли стоять {В рукописи зачеркнуто: по его же объявлению камчадалы употребляют оную вместо вшивого зелья, когда оная из земли выходит (л. 80). - Ред.}.

   Сок {В рукописи зачеркнуто: По его же объявлению (л. 80.). - Ред.} сладкой травы, которой весною жмется, имеет силу вшеного зелья, и камчадалы вшей у себя токмо тем и переводят, намоча им голову и завязав крепко.

   Многие из камчадалов желая быть плодородными, не едят помянутой травы ни сырой, ни сушеной: ибо думают, что от ней бывают они не столь способны к плотскому совокуплению.

   Кипрей трава {Epilobium Linn. Svec. ер. I.} {Кипрей (Epilobium) - Epilobium angustifolium L., стебли его поныне употребляются в пищу. - Л. Б.}, которая родится во всей Европе и Азии {В рукописи: у ботаников и далее зачеркнуто: хаменериум специозум называется (л. 80). - Ред.} третие {В рукописи: второе (л. 80). - Ред.} место имеет в камчатской экономии. Ибо они варят с нею рыбу и мясо, и листье свежее вместо чаю употребляют; но главная важность состоит в сердце стеблей его, которое они, раскатов стебель надвое, выскабливают раковиной и пластинами сушат на солнце.

   Сушеной кипрей весьма приятен, и вкусом походит несколько на сушеные огурцы калмыцкие. Камчадалы употребляют его во всякие толкуши, и ставят сырой вместо закусок. Из вареного кипрея бывает такое сладкое и густое сусло, что к деланию квасу лучшего желать не можно. Родится же из него и уксус весьма крепкой, ежели шесть фунтов сухого кипрею сварить, в сусло положить пуд сладкой травы, и сквасить обыкновенным образом; да и камчатское вино бывает выходнее и хлебнее, когда вместо простой воды затирается сладкая трава в кипрейном сусле.

   Жеваною травою и смешенною с слюною камчадалы лечат пупки у младенцов новорожденных {В рукописи зачеркнуто: по объявлению г-на Стеллера. Он же пишет, что (л. 80 об.). - Ред.}, а тертая кора с стеблями искрошенными намелко вместо зеленого чаю употребляется, на которой она и вкусом походит. В том же употреблении у курилов {Potentilla caule fruticosa Linn. Cliff. 193.} некоторое деревцо, которое цветы имеет подобные земляничным, однако желтоватые, и не приносит ягод: чего ради и называется курильским чаем {Курильский чай (Potentilla caule fruticoso) - кустарник около 1 м высотой, Potentilla fruticosa L., или Dasiphora fruticosa Rydb. О нем упоминает Крашенинников (наст. изд. стр. 441). - Л. Б.}, которой для вяжущей силы от поносу и резу весьма полезен.

   Черемша {Allium foliis radicalibus pctiolatis, floribus umbellatis Rai. pr. 39. Gmel. Sib. Tom I, p. 49.} {Черемша (Allium) - полевой лук, Allium victoriale L. Собирается и ныне. - Л. Б.} или полевой чеснок не токмо за нужной запас, но и за лекарство почитается. Российские люди и камчадалы собирают его довольно, и крошеной высуша на солнце берегут на зиму, а зимою варят его в воде, и сквася употребляют вместо ботвиньи, которое у них щами называется. От цынги оная черемша такое же лекарство, как и кедровник: ибо ежели сия трава из под снегу выдет, то жители цынготной болезни не опасаются. Я слышал удивительное приключение о казаках, которые в Первую Камчатскую экспедицию под командою господина Шпанберга были при строении бота "Гавриила". Помянутые казаки от всегдашней мокроты так оцынжали, что с нуждою в работу могли быть употребляемы, по тех пор пока снег стаял. Но как на высоких полях появились проталины, и черемша из земли вышла, то казаки напустились есть оную с великою жадностию, отчего напоследок все они опаршивели, так что командир принужден был почитать их францусскою болезнию зараженными: однако по прошествии двух недель увидел, что с людей и струпья сошли, и они совершенно оздоровели.

   К камчатскому ж корму принадлежат и шеламайные {Ulmaria fructibus hispidis Stell.} {Шеламайные пучки, шламда (Ulmaria), у Стеллера Ulmaria kamtschatica. Это - розовоцветное шеламайник, Filipendula kamtschatica Maxim, высотою до 3 м, до 3 см в поперечнике; цветы белые. Одно из самых характерных растений Камчатки. Обычно в пойме и в лесах из каменной березы. "Весной это растение развивается чрезвычайно быстро, выгоняя свой саженный стебель в какие-нибудь две недели (в июне), зацветает в середине июли и отмирает в сентябре" (В. Л. Комаров. Флора Камчатки, т. II, 1929, стр. 264). О шеламайнике см. еще стр. 441. - Л. Б.} и морковные {Chaerophullum seminibus laevibus nitidis, petiolis ramiferis simplicibus Linn. Cliff. 101.} пучки {Морковные пучки (Chaerophyllum) - морковник, Anthriscus silvestris Hoffm., зонтичное высотою 1-2 м, встречается преимущественно среди приречных ивняков. Стебли его поныне употребляются сырыми в пишу. Стеллер (стр. 89) упоминает об этом растении под камчадальским именем ачелхут.

   При описании зонтичного Ligusticum scoticum L., В. Л. Комаров (там же, стр. 343) говорит: "как отметил впервые еще Крашенинников, корень ligusticum имеет вкус моркови, почему и известен жителям Петропавловска под названием дикой моркови". Я не мог найти у Крашенинникова такого указания. - Л. Б.}, то есть стволье трав тощее и сочное, каково например у дягильника или ангелики.

   Шламда принадлежит к роду травы, называемой ульмария. Корень у ней толстой, снаружи черноватой, а внутри белой. Ствольев от одного корени бывает по два и по три вышиною в человека, а толщиною у корени в большей палец, а к верху тоне. Оное стволье снаружи зелено и несколько мохнато, а внутри тощо, как уже выше показано. Листье по всему стволу частое на долгих стеблях, ободом кругловатое, на семь частей разделенное, с зубцами неровными, сверху зеленое гладкое, снизу бледноватое и мохнатое, с высокими красноватыми жилками. При выходе каждого стебля из ствола по два листа подобных вышеписанным токмо поменьше. Самые стебли троегранные, красноватые, твердые и мохнатые, сверху желобочком, а вдоль по ним две или три пары таких же листьев, каковы при корени их описаны. Поверх ствола цветы как у рябины. Каждой цветок величиною в серебряную копейку о пяти белых листочках, содержится в чашке о столько ж листках мохнатых и к низу отвислых. Пестиков в средине цвета овальных, с боков плоских и по краям мохнатых, четыре, в которых по созрении содержатся по два семечка продолговатых. Пестики окружены десятью белыми тычинками вышиною цвет превосходящими, у которых головки белые ж. Цветет в половине июля, а семена созревают в половине августа. Корень, ствол и листье сей травы безмерно вяжет.

   Молодое стволье сей травы и российские люди, и камчадалы едят весною, как в деревнях дягильник; чего ради ежедневно приносят его великими ношами. Корень запасается у камчадалов в зиму, и в толкуши употребляется. Едят же его и сырой с сушеною икрою. Господин Стеллер вкус его шептале уподобляет.

   Морковными пучками называется там обыкновенная {В рукописи: объявленная (л. 81 об.). - Ред.} трава {В рукописи зачеркнуто: херофиллум сильвестре (л. 81 об.) - Ред.} по сходству с морковным листьем. Стволье сей травы едят весною ж, однако не так хвалят, как шеламайное, хотя оно вкусом и на морковь походит. В большем употреблении квашеное листье ее на подобие капусты, из которой росол пьют вместо квасу.

   Есть еще там трава {Tradescantia fructu molli eduli.} особливого рода, которая по камчатски коткония называется {Коткония (Tradescantia) - лилейное Trillium obovatum Pursch (Trillium kamtschaticum Pallas). Имеет толстые мясистые (иногда клубнеобразные) крахмалистые корни. Растение высотою около 30 см, весьма характерное для лесов из каменной березы. Русские называют это; растение томарки, тамарки, кукушкины тамарки. Об этом растении упоминает еще Атласов (Л. С. Берг, там же, стр. 72). Изображение см. у В. Л. Комарова (там же, т. 1, табл. X).- Л. Б.}, а ростет по берегам рек в превеликом множестве. Корень у ней горькой и вязкой, толщиною в палец, а длиною почти в два дюйма, снаружи черной, а внутри белой. Стеблей от одного корени до пяти случается, но более по два и по три. Вышиною они в четверть, а толщиною как перо гусиное. Цветом с желта зелены и гладки. По конец их по три листа овальных звездою расположенных, из которых средины выходит стебелек длиною в полдюйма, на котором цвет содержится. Чашка у оного цвета состоит из трех зеленых продолговатых листочков. Цвет из толикого ж числа листков белых. Пестик в средине цвета шестигранной желтоватой, на конце красной, о трех внутри гнездышках. Тычек окружающих его шесть величиною равных, которые купно с головками желтого цвета. По созрении бывает помянутой пестик с грецкой орех, притом мягок, темен, и вкусом так приятен, как с легким квасом яблоки. Цветет около половины майя месяца.

   Корень сей травы едят камчадалы и свежей и сушеной с икрою. Плоды в то самое время, как собираются, есть должно: ибо оные по нежности тела ни одной ночи не могут пролежать без повреждения.

   Иикум или сикуй по российски макаршино {Bistoria foliis ovatooblongis acuminatis Linn. Cliff. 150.} коренье {"Иикум или сикуй, макаршино коренье (Bistorta) - Polygolium viviparum L. Корневища его съедобны. Широко распространено по всей Камчатке; в субальпийской зоне занимает сплошь целые площади. - Л. Б.}, ростет по мшистым горам и тундрам в великом изобилии. Камчадалы сие коренье и сырое едят и толченое с икрою, потому что оно несравненно меньше европейского вяжет, а притом сочно и как орехи вкусно.

   Учихчу {Jacobaca Cannabis folio Stell.} {Учихчу (Jacobaea Cannabis folio) - сложноцветное растение Senecio palmatus Ра 11. (S. caniiabifolius), по-русски баранник, высокое растение, в 1-2 м высотой, с желтыми цветами (у Стеллера, стр. 89, Jacobaea cannabis folia, flore luteo). "Употребляется в пищу вареным, заменяя до известной степени капустный лист" (В. Л. Комаров, там же, III, 1930, стр. 173). Относительно баранника по реке Аваче см. Н. В. Тюшов, 1906, стр. 28. Ср. также К. Дитмар, 1901, стр. 94, 632. - Л. Б.} есть трава, у которой листье как у коноплей, а цвет как у ноготков токмо гораздо меньше. Листье сей травы сушеное и вареное с рыбою придает похлебке такой вкус, будто б в ней мясо каменного барана варено было.

   Митуй корень {Митуй корень, которой родится на первом Курильском острову, и по якутски зардана называетоя. Стеллер (стр. 94) сообщает об этом растении следующее: "Mitui koren, по словам курилов, растет на первом острове; это Radix Hedysari flore albo, который по якутски называется Sardana и около Верхоянска употребляется в пищу". Оба автора смешали два совершенно различных растения.

   В Архиве Академии Наук СССР хранится рукопись Крашенинникова "Разные Камчатские обсервации, чиненные Степаном Крашенинниковым от 1737 по 1741 год" (разряд I, опись 13, No 10). Здесь между прочим имеется "Реэстр зверям птицам и рыбам и выбрасывавшимся из моря вещам около Курильских двух островов около первого и второго находящимся, так же деревьям и ягодам на оных растущим с Курильскими именами". На обороте страницы 221, где дается перечень рыб, на полях стоит: flore coeruleo prima planta mytymyt. Очевидно, это растение было впервые получено Крашенинниковым с Курильских островов. На стр. 232-265 той же рукописи помещено сделанное Крашенинниковым в 1738 г. описание камчатских птиц, рыб, зверей и растений под заглавием: "Anno 1738. Descriptiones avium, piscium. anirualium et vegetabilium". На стр. 245 здесь описывается Planta flore coeruleo anomale Mytymyt, которое растет около Болыперецка, цветет в начале мая по старому стилю. Приводим наиболее существенные данные об этом растении из рукописи Крашенинникова: "Pro radice habet bulbum rotundum... Singuli (flores) duobus petalis, in duas acquales lacinias non profunde sectis. Eorumque superius in calcar abit longum, acuto fine terminatum, in extremitate nonnihil ineurvum. Alae ejus dilute coeruleae sunt". Это описание не оставляет сомнения в том, что мы имеем дело с хохлаткой Corydalis ambigua Cham, et Schltd., из семейства маковых и подсемейства дымянковых. Это растение, согласно В. Л. Комарову (Флора Камчатки, II, 1929, стр. 160), широко распространено в южной половине полуострова. Оно зацветает сейчас же по сходе снега. Имеет мясистые шаровидные мучнистые клубни. У русских на Камчатке носит название "дикого картофеля". Свойственно Дальнему Востоку (между прочим и Курильским островам), и ни на Яне, ни на Лене не встречается. J. G. Gmelin (Flora sibirica, IV, 1769, p. 65, 213) не очень ошибся, определив mytymyt как Fulmaria bulbosa L. (хохлатка полевая); эта хохлатка, по теперешней номенклатуре Corydalis cava (L.), на Камчатке (и вообще в Сибири) не встречается и принадлежит к другой секции.

   Что касается Стеллерова Hedysarum с белыми цветами, "зарданы" Крашенинникова, то это растение ничего общего с хохлаткой не имеет. У Гмелина (там же, стр. 28-29) сардана якутов (съедобное растение) отнесено к роду Hedysarum из бобовых. Ледебур в комментариях к сибирской флоре Гмелииа (Denkschriften botan. Gesell, zu Regensburg, III, 1841, p. 112) называет это якутское растение Hedysarum esculentum Led., но оно на Камчатке не встречается. Повидимому, у Стеллера путаница. - Л. Б.}, которой родится на первом Курильском острову, и по якутски зардана называется, топится у курил в рыбьем или тюленьем жиру, и почитается за приятнейшую пищу.

   Сии суть главные травы и коренья, которые наиболее употребительны; впрочем есть и другие многие, как земные, так и из моря выбрасывающиеся произрастающие, которые камчадалы или сырые едят или запасают в зиму, так что Стеллер по достоинству называет их всеядущими животными: ибо они ни жагре, ни мухомору {Камчадалы... ни жагре, ни мухомору не спускают. Жагрой, согласно словарю Даля, называют трут, "древесную губу" (т. е. губку, иначе - древесные грибы). Здесь имеются в виду грибы-трутовики (семейство Polyporaceae), которые поселяются на деревьях. Плодовые тела Fomes раньше использовались как зажигательный трут; некоторые применяются в медицине. Есть виды рода Polyporus, употребляемые в пищу. Относительно использования березовых трутовиков (der weisse Baum-Schwamm) в пищу говорит и Стеллер (стр. 92): камчадалы сбивают их с берез дубиной, измельчают топором и едят замороженными. С. Ю. Липшиц и Ю. А. Ливеровский (1937, стр. 197) сообщают, что зола гриба-трутовика (Polyporus sp ) употребляется на Камчатке вместо нюхательного табака. Об использовании камчадалами "березового труту" в качестве средства от ломоты говорит Крашенинников (на стр. 443). О трутовиках Камчатки см. А. С. Бондарцев. Грибы из семейств Polyporeae, Telephoreae и Hydneae, собранные на Камчатке В. П. Савичем. Камчатская эксп. Ф. Л. Рябушинского, Ботан. отд., вып. 11, М., 1914, стр. 525-534. Самым распространенным трутовиком на Камчатке является Fomes igniarius (L.), который вредит каменной березе, белой березе, ольхе, осине. На обоих видах берез встречается Fomes fomentarius (L.). Есть и другие виды этого рода, а также другие роды. Из рода Polyporus на Камчатке встречаются Polyporus sulfureus (Bull.) на лиственице и Р. varius Fries на тополе.- Л. Б.

   Об употреблении мухомора (Amanita) в качестве опьяняющего средства камчадалами, коряками и юкагирами сообщает и Стеллер (стр. 92-93). См. также Л. С. Берг. Открытие Камчатки..., 3-е изд., 1946, стр. 163-164. - Л. Б.} не спускают, хотя от первой нет ни вкусу, ни сытости, а от другой очевидной вред; но притом и сие справедливо он пишет: что любопытство сего народа, знание силы в травах и употребление их в пищу и лекарство, и на другие потребности, столь удивительно, что большего, не токмо в других отдаленных диких народах, но и в самых политических не можно надеяться. Они все свои травы поимянно знают: известна им как сила их порознь, так и различие силы в травах по разности природного места. Время собирания их наблюдают они столь точно, что автор довольно надивиться не может. Почему камчадал сие имеет преимущество, что в своей земле везде и всегда себе корм сыщет. Нельзя его ни лечить, ни вредить растущим на Камчатке произрастающим, чтоб он не узнал лекарства или яда в то самое время.

   Здесь надлежит еще сообщить известие о некоторых травах, касающихся до лекарства и их экономии {В рукописи зачеркнуто: которые по большей части взяты из Стеллерова описания (л. 82). - Ред.}.

   Есть при морских берегах высокая трава {Triticum radice perrenni spiculis binis lanuginosis Gmel. Sib. Tom. I, Pag. 119, Tab. XXV.} беловатая видом пшенице подобная {Высокая трава беловатая видом пшенице подобная (Triticum). Повидимому, имеется в виду высокий (до 1 м и выше) злак колосник Elymus mollis Trin. (E. arenarius авторов), сплошь покрывающий на берегу моря песчаный береговой вал. Местное название лаш или лащ. О зарослях Elymus mollis см. В. Л. Комаров. Растительность морских берегов полуострова Камчатки. Труды Дальневост. филиала Акад. Наук СССР, сер. ботан., II, Л., 1937, стр. 8, 9, 16-17.

   Следует отметить, что самый распространенный злак на Камчатке и вообще самое распространенное здесь растение - это Calamagrostis Langsdorffi (Link), Trin, пырей по местному, высотою до 2 м, главная сенокосная трава.- Л. Б.

   Стрелина мыза - Стрельна близ Ленинграда; здесь (а также у Петродворца) в изобилии растет на песчаном морском берегу этот злак (Гмелин, 1747). - Л. Б.}, которая ростет и на песчаных местах около Стрелиной мызы. Из сей травы плетут они рогожи, которые и вместо ковров и вместо занавесов употребляют. Лучшие ковры бывают с шахматами или с другими фигурами, которые китовыми мелко разделенными усами выплетаются.

   Из сей же травы плетут они епанчи во всем подобные нашим старинным буркам: ибо оные с исподи гладки, а сверху мохнаты, чтоб по мохрам оным дождю катиться можно было.

   Самая чистая работа из объявленной травы примечается на мешечках и корзинках, в которых женщины содержат свои мелочи. С первого взгляду никто не подумает, чтоб сии вещи не из тростнику сплетены были. Сверх того бывают оные украшены китовыми усами и крашеною шерстью.

   Зеленую траву употребляют они на делание мешков {В небольшой степени плетение корзин и мешков сохранилось на западном побережье и в настоящее время. - В. А.} для содержания рыбы, сладкой травы, кипрею и других вещей. Ею же и другою всякою высокою травою кроют они свои шалаши, балаганы и юрты; а косят оную косами зделаиными из китовой лопатки, которые они столь остро вытачивают брусками, что в краткое время много травы накосить могут.

   Болотная трава {Болотная трава (Cyperoides) тоншичь, мятая трава, егей, иимт. Об этой же траве "gramen Cyperoide, oder Cypergras" упоминает Стеллер (стр. 81-82). О траве тоншичь, употребляемой вместо трута и в качестве мочегонного средства, говорит Крашенинников (см. наст. изд., стр. 380 и 441), о труте см. Л. С. Берг. Открытие Камчатки.... (стр. 204-205). Ею же обвивают новорожденных (см. наст. изд., стр. 437). Стеллер (стр. 363) называет эту траву Fheu (срав. выше егей). А. Севастьянов в примечании к изданию "Описания Земли Камчатки", 1818 г. (т. I, стр. 330), предполагал, что эта трава есть или рогоз (на Камчатке Typha latifolia L., который здесь, однако, редок) или "Carex, который у Шенхцера, Бухсбаума и других старинных ботаников известен под названием Cyperoides". В. Л. Комаров (Флора Камчатки, т. 1, 1927, стр. 107) склонен присоединиться к последнему мнению, указывая, что на Камчатке растет Carex laevirostris Blytt (во "Флоре СССР", т. III, стр. 438, С. rbynchophysa G. A. M.), у которой листья 8-15 мм шириной (В. Л. Комаров. Флора Камчатки, т. I, стр. 266). У Гмелина в Flora sibirica (т. I, 1747, р. 135 и др.) Cyperoides стоит в синонимике Carex. Н. В. Тюшов (По западному берегу Камчатки, 1906, стр. 164) при описании с. Воровского упоминает о тоншиче: "Тоншичем называется мятая и чесаная трава - осока; служит для обвертывания ног и колен во время сильных морозов и особенно при неводьбе (осенней) гольцов". - Л. Б.} несколько осоке подобная - (Cyperoides), которую они осенью заготовляют, и двоезубным гребнем из гаячьих костей зделанным, так как лен мяхко вычесывают, употребляется на следующие потребности: 1) Когда дети родятся, то их за неимением рубах и пеленок обвивают ею. 2) Пока дети мараются, то на подъемной клапан, которой приделывается назади хоньбов их, кладут сию траву, и когда замочится, переменяют. 3) За неимением чулков ноги ею увивают столь искусно, что на ноге как чулок плотно держится. 4) Понеже камчатские бабы по умствованию своему большую горячесть детородного уда почитают за причину к большему плодородию, то употребляют сию траву для согревания оного уда, особливое же ее употребление во время течения крови. 5) Раздувают в ней огонь вместо уголья. 6) В великие праздники обвязывают ею свои головы, и болванов своих вместо венков и ошейников. 7) Когда приносят жертву или убьют какого зверя, то за мясо зверю дают травяной венок, чтоб не сердился, и не жаловался своим сродникам. То ж делывали преж сего над головами своих неприятелей в том числе и россиан, накладывали на них травяные венки, и поворожа над ними по своему обыкновению втыкали головы на колье. Сия трава от казаков тоншичь и мятая трава, от большерецких камчадалов егей, а по Камчатке реке иимт называется.

   Главнейшая в экономии их вещь кропива: {Кропива. Имеется в виду крапива Urtica platyphylla Wedd., свойственная также Сахалину и сев. Японии. Теперь вытеснена привозной пряжей. Об этой крапиве см. С. Ю. Липшиц и Ю. А. Ливеровский, 1937, стр. 194-197.- Л. Б.

   К. Дитмар рассказывает об интересном опыте обработки крапивы, введенном в 1847 г. камчатским начальником, в русских селениях Милкове и Ключах. К. Дитмар, Поездки и пребывание в Камчатке в 1851-1855 гг. Ч. I. Исторический отчет по путевым дневникам. СПб., 1901, стр. 363-364. - В. А.} для того что не родится там ни пеньки, ни поскони, а без сетей для ловления рыбы, которая вместо хлеба употребляется, пробыть не можно. Они рвут ее осенью в сентябре или и в августе, и связав пучками сушат под своими балаганами. Потом как рыбная ловля отойдет, и ягодами и кореньем запасутся довольно, то за кропиву принимаются. Разрезывают ее надвое, кожу обдирают зубами весьма искусно, и разбив палками на жилочки вытрясают кострику; после того сучат на ладони и мотают на мотовила. Несученые нитки употребляют на шитье, а сученые на рыбные сети, которые однакож не прослуживают и лета, не столько для всегдашнего употребления, сколько для худого приуготовления, что они кропивы не мочат и не варят пряжи {В рукописи зачеркнуто: Что касается до лекарственных трав их, то упомянем здесь токмо о знатнейших, а прочие оставим (л. 83). - Ред.}.

   К лекарственным травам принадлежат нижеследующие: кайлун трава {О кайлун-траве около Большой реки Крашенинников упоминает на стр. 438, под именем Гале. Стеллер (1774, стр. 68, 89, 364) называет его Kailum или Gale Tournefortii или Galae Septentrionalium. По любезному сообщению В. Л. Некрасовой, это - восковница, Myrica tomentosa DC. (Myrica gale auct.) из семейства Myricaceae, кустарник до 1 м высотой, широко распространенный на Камчатке (кроме бассейна реки Камчатки), особенно на юге полуострова. Правильнее называть эту форму Myrica gale tomentosa. Вид этот (вместе с подвидами) свойствен приморским местам Европы, Охотскому побережью, Камчатке, бассейну Уссури, Сахалину, северной Японии, Аляске и далее на восток до Ньюфаундлэнда (В. Комаров. Флора Камчатки, т. II, 1929, стр. 36-37; Флора СССР, т. V, 1936, стр. 243-244). - Л. Б.}, которая ростет на болотных местах около Большей реки. Жители декокт сей травы употребляют от чирьев, чтоб разгнаивались скорее. По мнению камчатскому, производит она и пот, и выгоняет изнутри все ядовитое.

   Чагбан {Dryas Linn.} {Чагбан (Dryas) - это Dryas octopetala L., куропаточья трава, растение из розоцветных. В настоящее время камчатскую куропаточью траву считают особой расой kamtschatica от вида D. punctata. Jnz (Флора СССР, т. X, 1941, стр. 269) О применении этого вида в туземной медицине см. наст. изд.. стр. 442 (чахбон, Drymopogon) и Steller, р. 93 (чахбан, tschatzban, Drymopogen, sic), p. 365 (Drymopogon, чахбан). - Л. Б.} ростет изобильно по всей Камчатке, а декокт его от опухоли и лому в ногах употребляется.

   Катанагчь по российски пьяная {Andromeda foliis ovatis venosis Gmel. Sib.} трава {Катанагчь, пьяная трава (Andromeda) - это кашкара, или золотистый рододендрон, или пьяная трава, катанич (Комаров), Rhododendron chrysanthum, распространенный в восточной Сибири вплоть до Анадыря и в северной Японии. Встречается по всей Камчатке; главное местообитание - это верхняя часть пояса сланников, где этот рододендрон растет на каменистой почве среди подушек лишаев; встречается также на сухих тундровых террасах (В. Л. Комаров. Флора Камчатки, т. II, стр. 359-360) О пьяной траве см. наст. изд. стр. 442, и Steller, стр. 93, 364 (Chamaerhododendros flore magno sulphureo, у ительменов кетеиано, мискута, катаналч). По д-ру Тюшову (1906, стр. 29) в его время пьяная трава, растущая по хребтам у с. Начики, употреблялась против внутренних кровотечений.- Л. Б.} на Камчатке не столь сильна, как в других местах Сибири. Декокт ее пьют камчадалы для излечения францусской болезни, однако без пользы.

   Дуб морской {Quercus marina Cluf. et. Lob. ic.} {Дуб морской (Quercus marina) - это водоросль на багрянок (Rhodophyceae) Delesseria sinuosa. Она чрезвычайно похожа на дубовые листья. Встречается в северных частях Атлантического и Тихого океанов. - Л. Б.} трава, которая выбрасывается из моря, вареная с сладкою травою от поносу пользует; а морская малина {Морская малина - это не растение, а актиния, судя по тому, что Стеллер (1774, стр. 95) называет ее Alcyonium gelatinosum rubrum.- Л. Б.} на-мелко истертая для скорейшего разрешения от бремени при родинах употребительна. Есть еще морская трава {Species fuci.} {Морская трава Яханга (о ней упоминает и Стеллер, стр. 96). По любезному сообщению проф. Н. Н. Воронихина, Г. Гайл (Ламинариевые водоросли дальневосточных морей. Вестн. ДВ филиала АН СССР, No 19, 1936, стр. 57), отождествляет эту водоросль с Alaria fistulosa Post, et Rupr. forma stenophylla Setch. H. H. Воронихин любезно прислал мне следующую выписку из работы: Posteis et Ruprecht. Illustrationes algarum, 1840: "Алария дудчатая достигает обыкновенно длины от 15 до 30 футов, и нет сомнения, что есть образцы еще большей длины, которые впрочем с трудом могут быть собраны в целости, потому что вещество их между всеми другими видами самое нежное, а потому они обыкновенно попадаются в оторванных кусках длиною от 1 до 2 футов... Отличительный признак этого вида составляет становая жила... Пластины, особенно в широких образцах, с краем завернутым, который, будучи вытянут по свойственной ему упругости, опять возвращается в прежнее положение" (Pynpexm). По предположению H. H. Воронихина, "китовый ус" Крашенинникова представляет собою "становую жилу" алярии. - Л. Б.} яханга, которая около Лопатки выметывается из моря, и видом походит на усы китовые. Оную траву курилы мочат в студеной воде и пьют от великого резу.

   Омег {Cicuta Auct.} {Омег (Cicuta) - Cicuta virosa L., вех, или омег. "Жители Камчатки боятся его, так как им отравляются на смерть коровы, и огораживают места, где он встречается, чтобы коровы не могли его достать. В этих местах он размножается особенно сильно" (В. Л. Комаров, Флора Камчатки, т. II, стр. 339). Об омеге и лютике см. наст. изд., стр. 443.- Л. Б.} ростет около рек и близ моря по всей Камчатке. Сия трава особливое их лекарство от того, когда спину заломит, тогда натапливают они юрту жарко, как можно, чтоб скорее вспотеть больному, потом трут спину омегом, наблюдая притом со всякою осторожностию, чтоб не коснуться до поясницы, ибо от того скорее смерть последует. Впрочем от объявленного трения получают облегчение.

   Еще надлежит упомянуть о корени згате {Anemonoides et Ranunculus.}, а по российски лютике {Згат, лютик - это аконит. На Камчатке три вида аконита: 1) самый крупный, Aconitum maximum Pall., 2) самый распространенный, A. Fischeri Rchnb., называемый на Камчатке лютиком, 3) сравнительно редкий A. delphinifolium De, свойственный альпийским лугам. Об отравлении стрел лютиком см. Л. С. Берг. Открытие Камчатки... 1946, стр. 112-113.

   На стр. 437, 442 Крашенинников упоминает растение кутахжу, мущины (пьют) от цынги и от лому в членах, - а женщины для неплодия. Об этом растении говорит и Стеллер, называя его кутахчу (стр. 83), кутахшу (стр. 365). Согласно Стеллеру (стр. 83), оно принадлежит к "роду" Tbapsia Tournefortii и очень похоже на Angelica; корень его туземцы едят и употребляют от разных болезней. Это - характерное камчатское зонтичное растение, Augelica ursina Maxim., достигающее высоты 2-3 м. У В. Л. Комарова - повидимому, по ошибке - название кутахчу приурочено и к другому камчатскому виду этого рода, A. refracta Fr. Schmidt (см. Флора Камчатки, т. II. 1929, стр. 345-347). Согласно Комарову, и теперь настой медвежьего корня (А. ursina) в большом ходу как лекарство для заживления ран и при внутренних болезнях. Растение это свойственно, кроме Камчатки, еще Сахалину и северной Японии. Согласно К. Дитмару (Поездки и пребывание в Камчатке в 1851-1855 гг., 1901, стр. 534-535), северным пределом распространения А. ursina на Камчатке является река Сопочная (примерно под 55 ³/₄° с. ш.), впадающая в Охотское море; это же подтверждает и В. Л. Комаров. Дитмар, наблюдавший это растение в бассейне реки Сопочной, сообщает о нем: "Хотя осень уже сильно поубавила растений, все-таки весь луг был покрыт, как лесом, гигантскими стеблями этого красивого декоративного растения... По всему лугу торчали высокие, до 10 футов, и толшиною в руку стволы. Название медвежий корень (Angelophyllum ursinum Ruprecht) происходит от того, что будто медведи, как уверяют местные жители, пользуются при поранениях корнями этого растения как лекарством. Говорят, будто они их выкапывают, прикладываются к ним пораненными частями тела и трутся о них". Об этом упоминает и Эрман (Н. В. Тюшов. Зап. Геогр. общ. по общ. геогр., XXXVII, No 2, 1906, стр. 186).

   В перечне названий растений, на стр. 328, Крашенинников приводит толокнянку (см. ниже).

   На стр. 442 упоминается о "лесной фиалке" и других растениях. См. в примечаниях к наст. изд.- Л. Б.}, которого действие и употребление не токмо камчадалам, но корякам, юкагирям и чукчам не безъизвестно {Документы середины XVIII века подтверждают сообщение Крашенинникова о том, что чукчи и эскимосы употребляли отравленные стрелы - показания (1754) бывшего в плену у чукоч казака Кузнецкого, сообщение чукчи Хехгигиша о Большой Земле (1763) и др. (Л. С. Берг. Открытие Камчатки... стр. 110, 113). Алеуты, по данным Вениаминова, также применяли подобные стрелы (И. Вениаминов, Записки об островах Уналашкинского отдела. Ч. II, СПб., 1840, стр. 106). Исследователи палеоазиатских народов (В. Г. Богораз и В. И. Иохельсон) в конце XIX века уже не нашли никаких упоминаний об употреблении ядовитых стрел этими народами в прошлом. Также ничего не говорит об этом и известный исследователь эскимосов Нельсон.

   Особенно широко, как на охоте, так и в военных действиях, применялись отравленные стрелы у айнов (R. Torii. Etudes archéologiques et ethnologiques. Les Ainou des lies Rouriles. Journal of Ihe College of Science Imper. University of Tokyo, v. XLII, art. 1, Tokyo, 1919, стр. 225. Позднее в: Материалы по истории северной Японии и ее отношений к материку и России. Т. II, ч. 2, Йокохама, стр. 21, 25; Л. С. Берг, там же, стр. 112-113. - В. А.}. Все объявленные народы толченым корнем лютика намазывают стрелы свои, чтоб раны их неизлечимы были неприятелем; и сие самая истинна, что раны от такой стрелы тотчас синеют, и все вкруг оной пухнет, а по прошествии двух дней всеконечно и смерть последует, естьли не будет употреблено надлежащей осторожности, которая в одном том состоит, чтоб яд из раны высосать. Самые большие киты и сивучи будучи легко поранены, не могут долго быть в море, но с ужасным ревом выбрасываются на берег и погибают бедственно.

  

   ¹ О зверях земных. Нет ни одного современного сводного труда, в котором описывались бы млекопитающие Камчатки. Капитальное произведение С. И. Огнева "Звери СССР" не закончено (вышли в свет 6 томов). Для справок весьма полезна книга: Н. А. Бобринский, Б. А. Кузнецов, А. П. Кузякин. Определитель млекопитающих СССР, М., 1944, 440 стр.

   О современном состоянии охотничьего промысла на Камчатке см. M. A. Ceргеев. Народное хозяйство Камчатского края, М., 1936, стр. 465-487; о морском зверобойном промысле см. там же, стр. 313-364. - Л. Б.

  

   Зверей на Камчатке влеикое изобилие, в которых состоит и вящшее ее богатство: в том числе есть лисицы, соболи, песцы, зайцы, еврашки, горностаи, ласточки, тарбаганы, россомахи, медведи, волки, олени дикие и ежжалые {Олени ежжалые. О современном состоянии оленеводства на Камчатке см М. А. Сергеев (там же, стр. 374-454).- Л. Б.} и каменные бараны.

   Камчатские лисицы {Лисицы. Камчатку, бассейн Анадыря и Чукотский полуостров населяет беринтийская лисица Vulpes vulpes beringiana Middendorff. Она отличается крупными размерами и ярко-рыжей окраской, отчего ее называют огневкой. С. И. Огнев (Звери восточной Европы, т. II, 1931, стр. 340) называет эту форму лисицы тундряной, считая, что она свойственна также низовьям рек Лены, Яны, Индигирки, Колымы, побережьям Охотского моря и Сахалину. Черная и чернобурая лисы - это цветовые вариации, свойственные всем подвидам лис.- Л. Б.} столь пышны, осисты и красны, что других сибирских лисий и сравнить с ними не можно, выключая анадырских, которые то объявлению бывалых в тех местах еще лучше камчатских, что однакож сумнительно: ибо ежели Стеллерово примечание справедливо, что тамошние лисицы как кочевые татары не живут на одном месте, что на Камчатке бывает их много токмо временем, что около Анадырска худой их промысел случается, когда на Камчатке довольной, то можно думать, то те же лисицы и из Анадырска на Камчатку и переходят с Камчатки в Анадырск. Сие правда, что на Камчатке лисиц редко в норах находят.

   Что касается до родов их, то почти все, сколько их ни есть, на Камчатке примечены, а имянно: красные, огненки, сиводушки, крестовки, бурые, чернсбурые и другие тем подобные. Случаются ж там иногда и белые, токмо весьма редко. Сие достойно примечания, что лисицы чем лучше, как например чернобурые, сиводушки и огненки, тем хитрее и осторожнее, что не токмо камчадалы но и русские промышленники утверждают из истинну. При мне тому пример был, что славной промышленик из тамошних казаков по две зимы сряду ходил за одною черною лисицею, которая недалеко от Большерецкого острога жила на тундре, и употребя все возможные способы, не мог ее промыслить.

   Промышляют их наибольше отравою, клепцами и луками. Отрава делается из мяса или рыбы с цылибухой квашеных, которые колобками на свежие лисьи следы бросаются; а клепцы ставят в снежные бугорки с наживою, за которую принимающаяся лисица бывает убиваема. Но чтоб сей способ ловления яснее был представлен, то опишем мы строение оной машины, и как и в каких местах она ставится.

   Клепцы делаются следующим образом: из обрубка не весьма толстого длиною в поларшина выверчивается буравом сердце. На средине обрубка делается окно до самого полого места, шириной пальца на три на четыре. К окну прикрепляется концом дощечка плашмя, у которой на другом конце зделана петля, а близ петли два кляпа на особливых петлях. Кляп, которой к концу дощечки ближе, на конце обвострон, а другой зарублен и на конце и на средине. Сквозь обрубок, которой по тамошнему называется колодою, продеваются гужи, то есть веревка толстая из китовых жил плетеная, а чтоб она из колоды не выходила, то по концам укрепляется она деревянными кляпами. В средине гужей посредством помянутого окна утверждается толстая палка или мотырь по тамошнему названию, с тремя железными зубцами, вколоченными на другом конце, а лежит оной мотырь в противную от дощечки сторону. С одну сторону зубцов вкладывается в мотырь деревянной гвоздь, на которой накладывается имеющаяся на вышеписанной дощечке петля, когда мотырь на дощечку отворачивается, с которою и одной величины бывает.

   Для постановления сей машинки делаются из снегу бугры наподобие кочек, и огораживаются мелкими прутьями. С одну сторону бугра вынимается некоторая часть его до самой средины для входу туда лисице: ибо клепца зарывается в бугор таким образом, чтоб мотырь зубцами бил по самой средине полого места, куда лисице входить надобно.

   Когда таким образом бугры бывают изготовлены, то зарывают в них клепцы и настораживают. Сперва пригибают мотырь к лежащей плашмя дощечке и задевают за имеющуюся на оной петлю, потом вострой кляп накладывают на деревянной гвоздь в мотыре вколоченой, а наверх его другой кляп зарубкою. После того петля с мотыря снимается, и все напряжение загнутого мотыря держится токмо объявленными кляпами. За другую зарубку помянутого кляпа привязывается долгая нитка с наживою, которая кладется в полое на бугре место. Вкруг бугра разбрасывается по сторонам мелко изкрошенная юкола для приманы к бугру лисицы, которая собирая оную заходит и в полое место. Когда она тронет привязанную на нитке наживу, то здергивается кляп с зарубкою сверху вострою, потом вострой кляп соскакивает с деревянного гвоздика, а напоследок напряженной мотырь отскакивает на свое место, и зубцами бьет лисицу по самой спине.

   Для осторожных лисиц ставят в одном бугре клепцы по две и по три, чтоб с которую сторону она ни подошла, отвсюду б удара не избежала: ибо примечено, что лисицы, а особливо которые повреждены бывали клепцами, не заходят в полое место, но разрывая бугры и спуская клепцы без всякого повреждения наживу съедают. Когда много клепец в одном бугре бывает, то не все оные так настораживаются, чтоб били лисицу по спине, но иная бы в лоб, иная в лапу; чего ради и называются клепцы таким образом поставленные налобными и поддавными.

   Что касается до лучного промыслу, то промышленики знают меру, в какой вышине ставить натянутой лук и настороженой, а насторожка их от клепцовой не разнствует. Натянутые луки привязывают они к колу, которой вколачивается от лисьей тропы в некотором расстоянии, а чрез тропу перетягивается нитка, которою лук спускается. Ежели лисица передними лапами оную тронет, то бывает убита в самое сердце.

   Все сии способы казаками введены в употребление, а камчадалам прежде сего в ловле их не было нужды; для того что они кож их не предпочитали собачьим; а когда желали бить их, то могли то зделать и палками; ибо сказывают, что до покорения Камчатки бывало лисиц такое иногда множество, что надлежало их отбивать от корыта, когда собаки были кормлены; и сие не весьма невероятно, потому что и ныне случается их весьма довольно, и нередко видают их близко острогов, а ночью они иногда и в остроги заходят. От тамошних собак нет им опасности, ибо оные брать их или не могут или не обыкли. При мне случилось, что в Большерецке некоторой человек несколько лисиц поймал у своей избы в яме {В рукописи: в Большерецке нынешней генерал-лейтенант и господин Шубин не знаю сколько лисиц поймал в яме... - (л. 85 об.). - Ред.}, где лежала кислая рыба.

   Лучшей и богатой промысел лисиц бывает, когда снег падаег на мерзлую землю, ибо тогда не можно им питаться мышами, которых норы разрывают они, когда земля талая.

   Курилы, которые живут на Лопатке, промышляют лисиц особливым образом: они делают обмет из китовых усов, которой состоит из многих колечков. Сей обмет расстилают они по земле, и средину его прикрепляют к колышку, к которому привязывают и живую чайку. В внешние колечки продета тетива, которой концы держит промышленик схоронясь в яму. Когда лисица к чайке бросится, то промышленик за тетиву дернет, и соберет все внешние колечки вместе, а лисица как рыба в верше остается.

   Соболи камчатские {Камчатский соболь - это Martes zibellina kamchtschadalica (Burila) По словам Н. В. Слюнина (Охот. камч. край, т. I, 1900. стр. 325). на Камчатском полуострове соболь осенью живет в кедровнике и ольховнике, зимою переселяется в березняк, а лето проводит в верховьях рек, на горах. - Л. Б.} величиною, пышностью и осью превосходят всех соболей сибирских. Один в них недостаток, что не так черны как олекминские и витимские, которой однакож столь важен, что оные с помянутыми не могут иметь и сравнения; чего ради и в Россию мало их идет, но все почти в Китайское государство отвозятся, где их подчеркивают весьма искусно. За лучших соболей почитаются на Камчатке тигильские {В рукописи зачеркнуто: и Стеллер пишет, что над всеми имеют преимущество те, коих ловят (л. 86). - Ред.} и укинские, однако в 30 рублей пара редко попадается. Напротив того, по Стеллерову примечанию нет нигде по Камчатке так плохих соболей, как около Лопатки и Курильского озера. Хвосты у тамошних соболей и у самых худых весьма черны и пышны, так что иногда хвост можно оценить дороже всего соболя. В прежние времена бывало там соболей невероятное множество: один промышленик мог изловить их без дальнего труда до семидесят и осмидесят в год, и то не для употребления кож их, ибо оные почитались хуже собачьих, но более для мяса, которое употребляли в пищу, и сказывают, что камчадалы при покорении своем за ясак соболиной не токмо не спорили, но напротив того весьма казакам смеялись, что они променивали ножик на 8, а топор на 18 соболей. Сия самая истинна, что с начала покорения Камчатки тамошние прикащики в один год получали богатства мяхкою рухлядью до тритцати тысяч рублей и больше. Однако нельзя сказать, чтоб их в рассуждении других стран и ныне там не весьма довольно было {В рукописи зачеркнуто: хотя близ жилья оные и не водятся (л. 86 об.). - Ред.}, ибо всем, которые на Камчатке бывали, известно, что в местах от жилья несколько отдаленных попадает собольих следов так много, что по Лене и бельих едва столько примечается. И естьли бы камчадалы столь радетельны были к промыслу, как промышленники ленские, то бы соболей выходило с Камчатки несравненно больше: но они по природной своей л