Крашенинников Степан Петрович - Описание земли Камчатки. Том первый

называются от некоторых и морскими коньми, для того что имеют гриву. Окладом они тюленям подобны. Величиною с моржа и больше, а весом до 35 и до 40 пуд. Шея у них голая с небольшою гривою из жестких и курчавых волосов состоящею; впрочем шерсть по всему телу бурая. Головы имеют посредственные, уши короткие, мордки короткие ж и кверху вздернутые как мопсы. Зубы превеликие. Ноги ластами.

   Водятся наибольше около каменных гор или утесов в окиане, на которые и весьма высоко взлазят, и в великом числе лежашие на них примечаются. Ревут странным и ужасным голосом, гораздо громче тюленьего; от чего мореплаватели сию имеют пользу, что во время великих туманов могут оберегаться, чтоб не набежать на остров, при которых сие животное обыкновенно водится {В рукописи зачеркнуто: Сей зверь столь же робок как и тюлень. На людей не мечется, но бегством спасается, кроме крайней своей опасности: ибо в таком случае оказывает он не меньше свирепства, как о тюленях объявлено, отчего промышленники бывают иногда в крайнем бедствии (л. 112).- Ред.}.

   Хотя сие видом страшное животное и кажется отважным, хотя силою, величиною и крепостию членов гораздо превосходит нижепи-ъсанных котов морских, хотя в крайней опасности с такою яростию поступает, что сущим львом представляется, однако человека так боится, что завидев его с поспешением в море удаляется. А когда найдешь на сонного и палкою или криком оного разбудишь, тогда приходит оно в такую робость, что бегучи от человека при тяжких вздохах часто падает, для того что трясущиеся члены его не служат. Напротив того, когда видит все способы пресеченные к бегству, тогда с великим свирепством на противника устремляется, головою махает, ярится и ревет так, что и отважной сам принужден будет спасаться от него бегством. Чего ради камчадалы и никогда не бьют сивуча на море, ведая что он опрокидает суда с людьми и погубляет, да и на земле явно нападать на него опасаются, но по большей части бьют их врасплох или спящих. К спящим с великою осторожностию против ветру подходят такие промышленики, которые на силу свою и на ноги больше других имеют надежды, и бьют носком под передними ластами, а прочие ремень от носка сивучьей же кожи обернув несколько раз вкруг кола держат, и когда раненые в бег обращаются, тогда или из луков стреляют по них издали, или другие носки в них пускают, а наконец утомленых и обессилевших закалывают копьями или прибивают палками.

   В спящих на море стреляют ядовитыми стрелами, а сами прочь отходят. Сивучи не терпя болезни от разъедающей рану морской воды выходят на берег, и там или закалываются, или, ежели место к убиению неспособно, сами издыхают в сутки. Промысел сих животных толь славен у язычников, что те за героев почитаются, которые их больше промышляли. Чего ради многие к промыслу не токмо для сладкого их мяса, но и для славы побуждаются, не взирая ни на какие опасности. Лодки свои двумя или тремя сивучами так загружают, что оные почти совсем погружаются в воду, однако в тихую погоду по причине искусства тех язычников редко утопают, хотя вода морская бывает иногда и с краями судна на ровень. За великое безчестие почитается бросить промышленого зверя и при самой крайней опасности, чего ради промышленики и часто утопают, когда воды из своего судна улить не имеют силы. За объявленным промыслом отважные язычники ездят в море на бедных байдарах своих по 30 и по 40 верст на пустой остров Алаид, и нередко случается, что будучи отнесены погодою по 4, по 5 и по 8 дней блудят без компасу по морю, претерпевая голод, и не видая ни земли, ни островов, а спасаются и возвращаются в жилища по луне и по солнцу.

   Жир сивучей и мясо весьма сладко и приятно, особливо же ласты, которые на студень походят. Жир их не столь сален, как китовой и нерпичей, но крепок, и мало имеет разности от китового как в запахе, так и во вкусе. Щенячей жир, как некоторые говорят, вкуснее бараньего, и походит на мозг, что в костях бывает, но другие утверждают, что от всех морских животных противной запах. Из кож их делаются ремни, подошвы и самая обувь.

   Самок имеют по 2, по 3 и по четыре. Ходятся в августе и в сентябре месяцах, так как нижеобъявленные коты морские, носят кажется по 9 месяцов, ибо они щенятся около начала июля месяца. Самцы самкам весьма угождают, и не столь с ними жестоко поступают, как коты морские. Ласкою самок крайне утешаются, и вьючись около их ищут склонности. Самцы и самки о детях своих не много пекутся, ибо и сонные часто давят щенят при титьках, что неоднократно примечено; и ни мало не смущаются, когда щенята при глазах их бывают закаляемы. Щенята не столь живы и игривы, как морские котята, но всегда почти спят, или и играют, но как нехотя, ползая друг на друга. Около вечера самцы и самки с щенятами в море уплывают, и неподалеку от берегов тихо плавают. Щенята, утомившись, на спинах у матерей сидят и отдыхают, а самки колесом ныряют, и с себя сбрасывают ленивых, приучая оных к плаванью. По учиненному опыту малые щенята, будучи в море брошены, не плавают, но булькаясь спешат к берегу. Щенки сивучьи против котят морских величиною вдвое.

   Хотя сии животные людей и весьма боятся, однако примечено, что оные, часто людей видя, не столь бывают дики, особливо в то время, когда щенята их худо еще плавают. Господин Стеллер жил между стадами их на высоком месте шесть дней, примечая из шалаша своего нравы их: животные лежали вкруг его, смотрели на огонь и на все его действия, и от него уже не бегали, хотя ему и ходить между ими случалось, и брать из стада щенят их и бить для описания, но спокойно пребывая, и ходились и дрались за места и за своих самок, в том числе один за самку три дни сряду бой имел, и более нежели во сте местах был ранен. Кеты морские в драки их никогда не мешаются, но во время оной смотрят, как бы удалиться, уступают им место, щенятам их играть не препятствуют, не дерзают делать никакой противности, и всеми мерами убегают от сообщества сивучей; напротив того, сивучи охотно в их стада и незваные мешаются.

   Престарые животные с головы седеют, и без сумнения долговеки бывают. Уши и голову чешут задними ластами, так как коты морские, таким же образом стоят, плавают, лежат и ходят. Большие ревут, как быки, а малые блеют как овцы. От старых худо пахнет, однако не так, как от котов противно. Зимою, весною и летом живут не везде без разбору, но будто в определенных местах Берингова острова по каменьям и около утесов, однако за всем тем приходят многие вновь туда вместе с морскими котами. Около американских берегов примечены они в великом числе, а около Камчатки всегда водятся, но далее 56 градусов ширины не ходят.

   Знатной промысел им бывает около Кроноцкого носу, около Островной реки и около Авачинской губы. Ведутся же они и около Курильских островов почти до Матмая. Господин капитан Спаноерг в морской своей карте имеет некоторой остров, которой по множеству помянутых животных и по виду утесов здание представляющих, сивучьими палатами назвал. В Пенжинском море никогда не бывают. К Берингову острову приходят они в июне, июле и августе месяцах для покою, рождения, воспитания щенят и для плотского совокупления, а после того времени бывает их около Камчатки больше, нежели около Америки.

   Что касается до их пищи, то питаются они рыбою, тюленями, а может быть и бобрами морскими и другими животными; старые в июне и июле месяцах мало или и ничего не едят, но токмо покоятся, спят, и от того безмерно худеют.

   Коты {Ursus marinus Stell. Corum. Ac. Sc. Tom. II.} морские {Коты морские. Морской котик, Callorhinus ursinus (L.), у Стеллера Ursus marinus, распространен в Беринговом, Охотском и Японском морях, а также в северных частях собственно Тихого океана на юг до Японии и Калифорнии (34° с. ш. ). Во времена Крашенинникова котики промышлялись на восточном берегу Камчатки у реки Жупановой и у Кроноцкого мыса. Еще в конце XIX века котиков добывали у Кроноцкого и Столбового мысов (Н. В. Слюнин, I. 1900, стр. 331). Есть данные, что они попадаются у м. Лопатки. Много котиков на Командорских островах. - Л. Б.} величиною в половину сивуча, окладом тюленю ж подобны, токмо грудастее и к хвосту тоне. Рыло у них доле сивучья. Зубы большие; глаза выпуклистые почти с коровьи; уши короткие: ласты голые, черные. Шерсть черная с сединой, короткая и ломкая, у щенков ссиза черная {В рукописи зачеркнуто: Сей зверь за лютейшего почитается: ибо на промышлеников мечется с великою наглостью и ухватясь за байдару зубами или край вон выкусывает или и судно вверх дном опрокидывает. Не проходит не одного почти лета, чтоб промышленном не учинилось гибели: чего ради и бьют их с крайнею осторожностью, и напускают токмо на спящих, а подгребают всегда с правой стороны, для того, что, по мнению тамошних народов, коты и сонные левым глазом видят, а спят они по их же объявлению камчадалов и курилов на спине, подняв ласты вверх, а голову изогнув на правую сторону. Сивучей и котов промышляют не столько для кож, сколько для мяса, которое от тамошних жителей весьма похваляется: ибо кожи их добротою тюленьих не превосходят. И потребляются на ремни и на обувь, а которые и на платье, токмо по нужде: для того что оные толсты, неспособны к выделке и на стуже колеют. Из кож малых котят шьют охотники шубы и носят их вверх шерстью, которые снова весьма хороши, токмо не надолго, особливо ежели замочатся, а сверх того и скоро вытираются (л. 112-112 об.). - Ред.}.

   Коты морские промышляются весною и в сентябре месяце около реки Жупановой, когда они от Курильских островов к Америке следуют, однако в небольшом числе. Лучшей промысел бывает им около Кроноцкого носу, для того, что море между оным и Шипунским носом гораздо тише и довольнее тихими заводями, где коты и живут доле. Весною ловят почти все беременных самок, которым приспевает время котиться. Выпоротые котята называются выпоротками, и по большей части из помянутых мест привозятся. С начала июня по исход августа месяца нигде их не видно, ибо в то время возвращаются оные с молодыми в сторону южную. Сие издавна подавало тамошним язычникам, промышляющим их, причину думать, откуда коты весною приплывают? куда толь жирные животные при беременности великими стадами отходят? и для чего осенью толь сухи и безсильны, и куда возвращаются? и догадываться, что помянутые животные толь тучны с южной стороны приплывают, и к югу ж возвращаются осенью; что ж им издалека быть не можно, потому рассуждали, что бы они в противном случае не были жирны, но от утомления б похудели без сумнения. А что они все следовали к востоку, и дале Кроноцкого носу и устья Камчатского как при отхождении, так и при возвращении их не примечено; из того заключали, что против Камчатки и Кроноков не в дальнем расстоянии надобно быть или островам или матерой земле. Сии животные {В рукописи зачеркнуто: как кочевые татары (л. 116).- Ред.} с места на место переходят, так как из птиц гуси, лебеди и другие морские птицы; из рыб разные роды лососей, а из зверей песцы, зайцы и камчатские мыши. Но песцы переменяют место по причине недостатка в пище; птицы для выводу детей, для роняния старого перья, и последующего от того безсилия и неспособности к охранению себя от неприятеля, выбирают себе места пустые; рыбы для метания икры озера и глубокие заводи, а коты морские переселяются к пустым островам в великом числе лежащим между Азиею и Америкою от 50 до 56 градусов, особливо для следующих причин: 1) чтоб самкам там окотиться, и покоясь притти в прежнюю силу, чтоб котят в три месяца вскормить и взростить столько, чтобы они могли осенью за ними в обратной путь следовать; а кормят кошки котят грудьми по два месяца. Титек у них по две, которые видом, величиною и положением между задними ластами от бобровых не разнствуют. Носят по одному котенку, редко по два. У котят пупки отгрызают, так как собаки и зализывают, а место свое пожирают с жадностью. Котята родятся зрячие, и глаза у них бывают столь уже велики, как бычьи. Зубы у них бывают и при самом рождении, которых по 32 считается, выключая клы, которых на стороне по два: ибо оные в четвертой день выходят. Котята сперва бывают ссиза черные, чрез 4 или 5 дней между задними ногами буреть начинают, а по прошествии месяца брюхо и бока сбура черны бывают. Самцы родятся гораздо больше и чернее, да и потом бывают чернее ж самок, которые почти сивеют на возрасте, имеют бурые пятна между передними ластами, и как величиною, так облостию тела, и телесною крепостню столько от самцов разнствуют, что неосторожному наблюдателю легко за особливой вид почесть их можно; сверх того они робки и не столь свирепы. Котят своих безмерно любят: кошки с котятами на берегах лежат стадами, и больше время во сне препровождают, а котята вскоре по рождении играют различными образы: друг на друга ползают, бьются и борются; и когда один другого повалит, то самец притом стоящей с ворчанием прибегает, разводит, победителя лижет, рылом его свалить покушается, и крепко противящегося более любит, веселясь о сыне своем яко достойном родителя, а ленивых и непроворных весьма презирают, чего ради котята иные около самца, а иные около самки обращаются.

   Самцы имеют самок от 8 до 15 и даже до 50, которых по ревности строго наблюдают, так что ежели один к другого самке немного приближится, в ярость приходят; и того ради хотя многие тысячи лежат их на одном берегу, однако всякой самец с своим родом особь от прочих, то есть с своими кошками, с малыми котятами обоего пола и с годовыми, которые еще не имеют самок, и часто в одном роде по 120 животных считается. Такими же стадами плавают они и на море. Все, у которых самки есть, еще в силе, а престарелые живут в уединении, и больше времени препровождают во сне без пищи. При Беринговом острове старики оказались нашим первые, и были все самцы, безмерно жирны и воньки. Такие старики всех лютее, живут по месяцу на одном месте без всякого пития и пищи; завсегда спят, и на мимоходящих нападают с чрезвычайным свирепством. Ярость их и спесь столь особливы, что они лучше тысячу раз умрут, нежели место свое уступят; чего ради увидев человека прямо на него устремляются не дая ходу, а другие между тем лежат по своим местам в готовности к бою. Когда по нужде итти мимо их надобно, то надобно с ними иметь и битву. Метаемое в них каменье хватают они как собаки, грызут и на мечуших с большою яростию и с ревом стремятся; но хотя каменьем и зубы выбьешь, хотя и глаза выколешь, однако и слепой не оставляет места, да и оставить не отважится; для того, что хотя на один шаг отступит, то столько получит неприятелей, что и спасшись от людей не в состоянии будет избежать от своей погибели. Когда же случается одному назад отступить, тогда другие приходят для удержания его от бегства, а между тем один другому не доверяя, и имея подозрение в побеге, начинают биться, при котором случае вдруг заводится столько поединков, что на версту или более ничего кроме кровавых и смешных поединков с ужасным ревом не видно; а во время такого междуусобия можно пройти уже без опасности. Буде на одного двое нападают, то другие вступаются за безсильного, аки бы негодуя на неравное сражение. При помянутом сражении коты плавающие по морю сперва подняв головы смотрят на успехи биющихся, а погом и сами разсвирепев выходят на берег, и умножают число их.

   Господин Стеллер делал нарочно опыт, напал на одного кота с казаком своим, и выколов глаза отпустил его, а четырех или пятерых раздразнил каменьем {Нужно пожалеть, что Крашенинников без всякого неодобрения воспроизводит бесчеловечные забавы Стеллера, мучившего беззащитных животных самым жестоким образом и находившего в этом особое удовольствие. Стеллер был первоклассный натуралист, но совершенно аморальный человек.

   Справедливость требует, однако, признать, что к камчадалам Стеллер относился с симпатией и возмущался притеснениями, какие испытывал этот народ от казаков (Steller. 1774, р. 79-80, 296).- Л. Б.}. Когда коты за ним погнались, то он ушел к слепому, которой слыша бег товарищей, и не ведая бегут ли они или за кем гонятся, напал на своих помощников, а он между тем несколько часов смотрел их сражения сидя на месте высоком. Слепой кот на всех других нападал без разбору, не выключая и тех, кои защищали его сторону, за что и все на него устремились как на общего неприятеля, и он не мог получить спасения ни на земле ни на море; из моря его вытаскивали вон, а на берегу по тех пор били, пока он изтоща все силы пал и издох с стенанием, оставя труп свой на съедение голодным песцам, которые и дыщущего еще терзали.

   Когда бьются токмо двое, то бой их часто продолжается чрез целой час, между тем они и отдыхают один подле другого лежа, а потом вдруг встают, и по примеру поединщиков выбирают себе место с которого в бою не уступают, бьются головами сверху, и один от другого удара уклоняется. Пока оба силою равны, по тех пор ластами передними бьются, а когда один обессилеет, то другой схватив противника зубами, бросает о землю, что видя смотрящие на поединок приходят к побежденному на помощь, будто бы посредственники сражения.

   Зубами ранят друг друга столь жестоко, как бы саблею: около исходу июля месяца редкого кота увидишь, которой бы не имел на себе раны. По сражении первое их дело метаться в воду и омывать тело; а бой имеют они между собою по трем особливо причинам: первая и самая кровавая битва бывает за самок, когда один у другого отнимает их, да за детей женского рода, когда другой думает похитить их; а самки, которые при том бывают, за тем следуют, которой победу одержит. Вторая за место, когда один займет другого место, или по причине тесноты, или как под видом оной один к другому приближается для прелюбодейства, и тем приходит в подозрение. Третья за справедливость, которая при разъемах примечается.

   Самок и котят весьма любят; напротив того, самки и котята безмерно их боятся, ибо они столь сурово поступают с ними, что за безделицу тирански их мучат. Естьли от самок котенка брать будут, а самка, которой впрочем бег дозволяется, от страху уйдет, а котят во рту не унесет с собою, то кот, оставя похитителей на кошку устремляется, и схватя ее зубами несколько раз бросает о землю, и бьет о камень, пока она замертво растянется, а когда справится, то припалзывает к ногам самца своего и лижет их, обливаяся слезами, которые текут у ней как источник на груди; напротив того, кот взад и вперед ходит безпрсстанно скрежеща зубами, поводя кровавыми глазами и как медведь головою кивая, наконец, когда увидит, что котят уносят, и сам так же как кошка плачет и смачивает грудь свою слезами; то ж делается, когда они жестоко бывают ранены или обижены, а обиды отмстить не могут.

   Другая причина, для чего коты морские на восток и на пустые острова отходят весною, без сумнения сия, чтоб покоясь и сплючи без пищи чрез три месяца от чрезмерного жиру свободиться, по примеру медведей, которые зимою живут без пищи: ибо старые коты в июне, июле и августе месяцах ничего на берегу не делают, токмо спят, или лежат как камень на одном месте, а притом друг на друга смотрят, ревут, зевают и потягиваются без всякого питья и пищи. Между тем, которые моложе, ходятся в первых числах июля.

   Сходятся как люди, особливо под вечер. За час пред совокуплением кот и кошка отплывают в море, вместе плавают тихо, и вместе на берег возвращаются. Совокупляются на припайках, то есть на самом берегу, пока морская вода взливается, и тогда столь мало о себе пекутся, что хотя над ним стоять кто будет, то он не почувствует, разве чем ударен будет.

   Помянутое животное различной голос имеет: 1) когда ревет лежа на берегу для забавы, тогда рев его подобен коровьему; 2) на сражении ревут как медведи; 3) по одержании победы как сверчки писчат, а 4) побежденные и раненые от неприятелей стонут и писчат как кошки или бобры морские.

   Когда выходят из меря, тогда отрясаются обыкновенно, и задними ластами гладят грудь, чтоб прилегли волосы. Самец рыло свое к рылу самки прикладывает, как бы целоваться; во время солнечного зною верхние ласты подъимают кверху, и машут ими как ластящиеся собаки хвостами; лежат иногда на спине, иногда как собаки на брюхе, иногда свернувшись, а иногда протянувшись и передние ласты подогнув под бок. Как крепко они ни спят, и как тихо человек к ним ни подкрадывается, однако они скоро чувствуют и пробужаются, а носом ли они чудки, или слышки, того за подлинно объявить нельзя.

   Старые коты или совершенного возраста не токмо от одного человека, но и от многолюдства никогда не бегают, но тотчас в бой становятся, однако примечено, что они от свисту стадами в бегство обращаются: то ж делается, когда чинится на них внезапное нападение с криком, но они и ушед в воду плавают за людьми, идущими по берегу, которые их испужали, и смотрят на них с удивлением, как на страшное позорище.

   Плавают столь скоро, что в час более 10 верст легко переплыть могут: будучи ранены на море носком судно с промышленнками тащат за собою столь скоро, что кажется, будто оно летит, а не по воде плывет, таким образом и нередко суда опрокидают, и людей топят, а особливо естьли кормщик не имеет такого искусства, чтоб править судно, смотря по бегу котову. Плавают на спине, оказывая временем ласты задние, а передних никогда у них не видно. По причине отверстой скважины, что foramen ovale называется, долго в воде бывают, но как крепко обессилеют, то выныривают для переводу духа. Когда около берегов плавают забавляяся, то иногда плавают вверх брюхом, иногда вверх спиною, столь близко от поверхности воды, что всегда приметить можно, где они плывут, а задние ласты часто осушают. Когда в воду с берегу уходят, или при плавании отдохнувши погружаются в море, то ныряют они колесом так, как и все большие морские звери, например бобр, сивуч или киты и касатки.

   На каменье и горы всходят, как тюлени, хватаясь за оные передними ластами, изгибаясь телом и потупя голову для способнейшего изгибания. Плавают так скоро, что скорому человеку вряд с ними сбежать можно, а особливо с самками; и естьли бы они столь скоро могли бегать как плавают, то бы много людей пригубили. Однако и на ровном месте биться с ними опасно ж, для того что едва от них убежать можно, а спасаются от них люди на местах высоких, на которые они скоро взойти не могут.

   На Беринговом острове примечено их такое множество, что берега бывают покрыты ими как чурбаньями, чего ради мимоходящие часто принуждены бывают оставлять способную дорогу, и следовать трудными гористыми местами. Бобры морские весьма их боятся, и редко между ими усмотрены бывают, также как и нерпы; напротив того, сивучи живут между ними великими стадами к собственной их опасности. Занимают места себе всегда лучшие, и коты редко при них начинают драки, опасаясь лютых оных разнимателей, ибо примечено, что во время драки скоро набегают сивучи; не отважатся ж коты унимать и самок своих, чтоб не играли с сивучами.

   Сие достойно примечания, что коты морские не около всего Берингова острова водятся, как коровы морские, тюлени, бобры и сивучи, но токмо около южного берега, что с камчатскую сторону. Причина тому, что они сию сторону прежде видят, когда от Кроноцкого носу к востоку следуют, а на северном берегу одни токмо заблудящие примечаются.

   Что касается до их промыслу, то зимовавшие на Беринговом острову сперва выбивали им глаза каменьем, а потом били палками без всякого другого искусства; но они столь живущи, что два или три человека, дубинами раз двести по голове ударя, едва до смерти их убивают, а между тем иногда дважды или трижды отдыхать должны. И хотя у них голова в мелкие части раздроблена будет и мозг почти весь вытечет, хотя все зубы выбьются, однако они на то не взирая стоят на задних ластах и бьются. Нарочно учинен был опыт, чтоб кота, выколов глаза и проломав голову отпустить жива; изувеченой кот больше двух недель жив был, и стоял на одном месте как статуя.

   Около Камчатской земли редко выходят они на берег, но промышляют их байдарами на море, употребляя к тому обыкновенную збрую, носки называемую, которые будучи подобны копейцу на долгие шесты втыкаются, чтоб ими можно было действовать как дротиком, когда близко подгребут к зверю. А понеже копейцо не крепко на ратовье держится, то остается оно токмо одно в теле у раненого зверя, а ратовье отскакивает. За копейцо привязан бывает предолгой ремень, которым раненого притягивают к судну, прилежно наблюдая, чтоб он передними ластами за край не ухватился и судно не опрокинул; чего ради некоторые из промышлеников стоят с топорами и покушающимся ухватиться обрубают передние ласты, или бьют их по ластам и по голове палками, а убитых, втягивают на судно. Но промышляют они токмо самок и молодых котят, а больших и старых не токмо бить опасаются, но и завидев кричат "худо", то есть опасно.

   Множество котов умирает в старости своею смертью, но более от сражений, так что инде все берега костьми покрыты, будто бы великая там баталия происходила.

   Бобры морские {Lutra marina Bras. Eiusd ibid.} {Бобры морские (Lutra marina). Правильнее - морская выдра, или калан, Enhydra lutris (L.). На Камчатке встречается едичичными особями у м. Лопатки. Немало "бобров" у Командорских островов. Летом 1852 г. К. Дитмар (Поездки и пребывание в Камчатке в 1851-1855 гг., I, 1901. стр. 277, 280) у м. Сивучьего (56°45' с. ш., к югу от м. Кроноцкого) видел "множество морских бобров". Н. В. Слюнин (Охот.-камч. край, I, 1900, стр. 609) указывает для конца XIX века в качестве единственного местонахождения морского "бобра" на Камчатке бухту Три Сестры близ м. Лопатки, где это животное промышляли. Здесь морские "бобры" сохранились до настоящего времени. Подробности о бобрах у м. Лопатки см. у М. А. Сергеева. Камчатский заповедник Лопатка - Abara, Камчатский сборник, I, 1940, стр. 253-259.

   Принято думать, что морского бобра впервые описал Стеллер во время пребывания на Командорских островах в 1742 г. Однако, у Крашенинникова в его хранящейся в Архиве Академии Наук рукописи "Anno 1738. Descriptio avium, piscium, a riimalium et vegetabilium" на стр. 238-239 мы находим подробное описание самца и самки "бобра" (у камчадалов кайку). Животные были добыты на восточном берегу: самка - близ устья реки Островной, самец - близ устья реки Калахтырки (недалеко от Авачинской губы) и посланы в Большерецк 11 мая 1738 г. - Л. Б.} не имеют с обыкновенными бобрами никакого сходства, но названы от наших людей сим именем по одной осистой шерсти, для которой кожи их столько ж на пух удобны, как. бобровые. Величиною они с котов бывают. Станом походят на тюленей. С головы медведю весьма подобны. Передние у них ноги лапами, а задние ластами. Зубы небольшие. Хвосты короткие, плоские, а к концу востроватые. Шерсть на них как смоль черна и осиста, которая у старых бобров седеет. На молодых шерсть долгая, бурая и мяхкая. Бобрами называются одни самцы старые, самки матками, бобрята годовалые и больше кошлоками, а которые моложе и шерстью не черны, медведками.

   Сей зверь кроче всех морских зверей, не делает промышленном никакого сопротивления, но бегством, ежели может, спасается. Самки весьма горячи к детям. Малых и не могущих плавать носят на брюхе, обняв передними лапами, и для того плавают всегда вверх брюхом, пока дети не научатся плавать. Когда промышленики в байдарах за ними гоняются, то не опокидают детей своих до крайней опасности; впрочем хотя их и оставляют, однако услыша голос пойманных будто нарочно промышленикам предаются; чего ради промышленики и стараются наибольше о поимании или убитии медведка, а матку в таком случае почитают уже своею.

   Ловят их трояким образом: 1) сетьми, которые ставя, в морском капустнике (Fucus) {В рукописи зачеркнуто примечание: морскою капустою называется там трава, что по латыни fucus, которая растет около островов вышиною сажен на 30 (л. 113).- Ред.}, где бобры в ночное время или в сильную погоду имеют убежище; 2) гоняют их в байдарах, когда на море тихая погода, и колют носками так же как котов и сивучей; 3) бьют весною на прижимном льду, которой сильным восточным ветром приносит к берегам в вешнее время, и сей последней промысел, особливо же когда лед так крепко нажмет, что можно ходить на лыжах, за клад почитается: ибо тогда все приморские жители устремляются на промысел, и бьют бобров великое множество, которые бродя по льду ищут себе уходу в море. Были случаи, что бобры на шум лесу как на шум волк следуя (такая там бывает вьюга!) сами приходили к камчатским жилищам и сверху в юрту падали. Но такие привалы льду не повсягодно случаются, и для того те годы, в которые оные бывают, добрыми годами называются: ибо и камчадалы и казаки и купцы имеют от того знатную пользу. Камчадалы могут на них купить у казаков все, что им потребно: казаки с прибылью променивают их купцам на товары или продают на деньги, а купцы исторговавшись скорее назад возвращаются. Вящшая же польза, что в то время самой лучшей ясачной збор: ибо часто случается, что камчадалы дают бобра или кошлока за лисицу или соболя, хотя бобр по малой мере впятеро дороже соболя, а на китайской границе продаются всякие бобры с валом в девяносто рублей и больше, однако такой поход на них учинился недавно, а прежде сего и в Якутске покупались оные не свыше десяти рублей.

   В России нет на них и доныне походу, чего ради привозные бобры покупают временем из Сибирского приказу купцы московские, отсылают их на китайскую границу к прикащикам, и сверх великих расходов, убытков и проторей в рассуждении дальнего расстояния от Москвы до китайской границы, получают великую прибыль.

   Курилы сих зверей кожи не свыше почитали как тюленьи и сивучьи, пока от россиян не узнали о преимуществе их, однако и поныне бобровое платье на собачье охотно меняют, для того, что собачье теплее и от воды безопаснее.

   Еще есть в тамошних морях и другие некоторые {В рукописи зачеркнуто: незнаемые (л. 113 об.).- Ред.} звери, в той числе белуги {Крашенинников и Стеллер (стр. 106) совершенно правильно называют это зубатое китообразное (Delphinopterus leucas Pallas) белугой, а не "белухой", как нередко стали обозначать это животное впоследствии. В Тихом океане ветре чается подвид clorofeevi Cluiri. et Barab., свойственный морям Берингову, Охотскому, а также Татарскому проливу. Литературу о дальневосточной белуге см. у В. Л. Арсеньева. Техника промысла дальневосточной белухи. Изв. Тихоок. инст. рыбн. хоз., XX, 1940, стр. 129-150. О дальневосточной белуге см. ряд статей в Трудах Инст. рыбн. хоз., III, М., 1936, стр. 7-153, также В. А. Арсеньев. Распределение и миграции белухи на Дальнем Востоке. Изв. Тихоокеанск. инст. рыбн. хоз., V, 1939, стр. 108, литература - Л. Б.} морские коровы {В рукописи зачеркнуто: или манаты (л. 113 об.).- Ред. Морские коровы - водное млекопитающее из отряда Sirenia, Hydrodamalis gigas или Rhytina stellen, водившееся у Командорских островов. Паллас (Zoofzr., I, 1811, р. 272) относил морскую корову к китообразным: он называет ее Manias borealis Gmelin. С 1768 г. это животное совершенно истреблено (Л. С. Берг. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга, 3-е изд., Л., 1946, стр. 267-273). У берегов Камчатки морская корова никогда не водилась.- Л. Б.} и прочая {В рукописи зачеркнуто: По Стеллерову объявлению из которых одного называет он неведомым, а другого морскою обезьяною (л. 113 об.).- Ред.}. Но сколько о белуге, яко известном многим звере писать здесь нет нужды, столько коровы морские достойны пространнейшего описания, тем наипаче, что о сем животном писатели натуральной истории поныне не согласны в том, до рыбья ли рода принадлежит оно, или до роду морских зверей. Многие почитают помянутых коров за рыб китового рода, в том числе из новых знатной писатель Артед; напротив того, другие приписывают их к морским зверям, между прочими господин Клейн, секретарь города Гданска и член Лондонского собрания, в истории своей о рыбах, и покойной господин Стеллер в описании морских зверей; а обе стороны кажется имеют довольное основание. Первые доказывают свое мнение, что у манатов ног нет, по крайней мере, что они не четвероногие, как тюлени, бобры, коты и сивучи; что у них хвосты как у рыбы, и что нет на них шерсти. Другие, почитая передние ласты за ноги, то самое употребляют в доказательство, что они с ногами, а притом, что они живых родят, что грудью кормят детей своих, и что их ручными учинять можно. Первое мнение важно по рыбью хвосту и по двум ластам, а второе по грудям, которых у рыбья роду отнюдь не бывает; что же манаты родят, оное не токмо китам, но и многим большим рыбам свойственно, как например акулу. Но хотя по вышеписанному сие животное есть как бы некоторое сродство, которым род морских зверей с рыбами соединить можно, однако я оставляю оное при морских зверях, приемля и то сверх объявленного за основание, что у сего животного есть некоторой знак шеи, которою он поворачивает, а в рыбьем роду доказать того никто не может {В рукописи зачеркнуто: Впрочем всякому любопытному вольно будет рассуждать о том по следую... (л. 120 об.).- Ред.}.

   Сие животное из моря не выходит на берег, как некоторые объявляют, но всегда в воде живет. Кожа на нем черная, толстая, как кора на старом дубе, шероховатая, голая и столь твердая, что едва топором прорубить можно. Голова у него в рассуждении тулова не велика, продолговата, от темени к рылу отлога. Рыло гак изогнуто, что рот как бы снизу кажется, на конце бело шероховато и с белыми усами, которых длина до пяти вершков. Зев посредственной. Зубов у него нет, но вместо зубов две кости плоские, белые, шероховаты, одна сверху, а другая снизу. Ноздри по конец рыла в длину и в ширину более вершка, двойные, внутри шероховатые и с волосами. Глаза черные между ушами и рылом на самой средине расстояния, с ноздрями почти на одной линее, весьма малые и бараньих почти не больше, что в том огромном животном не недостойно примечания. Бровей и ресниц нет. Ушей нет же, но токмо одни скважины, которые усмотреть не без трудности. Шеи почти не видно, ибо тулово с головою нераздельным кажется, однако есть в ней, как и выше объявлено, позвонки к поворачиванью принадлежащие, на которых и действительно поворачивается, а особливо во время пищи, ибо оно изгибает голову как коровы на пастве. Тулово как у тюленя кругловато, к голове и к хвосту уже, а около пупа шире. Хвост толстой, на конце с выгибью, которой конец состоянием подобен усам китовым, и несколько мочаловат, почему несколько походят на рыбье перье. Ластов у него два под самою шеею, длиною около трех четвертей аршина, которыми оно и плавает и ходит, за каменье держится, и будучи тащено крюком, столь сильно упирается, что кожица с них отскакивает лоскутьями. Иногда примечаются ласты оные на концах раздвоенные как у коров копыта, но сие не по природе, но по случаю. У самок по две титьки на грудях против свойства других морских животных. Длиною бывают манаты до четырех сажен, а весом до 200 пуд.

   Водятся сии животные стадами по тихим морским заливам, особливо около устьев рек {В рукописи зачеркнуто: любя. как видно, пресную воду (л. 121). - Ред.}. Щенят своих, хотя и всегда впереди себя плавать понуждают, однако с боков и сзади всегда их прикрывают и содержат в средине стада. Во время морского прилива столь близко подплывают к берегу, что не токмо палкою или носком бить можно, но и часто, говорит автор, по спине гладить ему случилось. От досады и битья удаляются в море, но вскоре назад возвращаются. Живут по родам один от другого в близости. Во всяком роде самец, самка, взрослой щенок, да один щенок маленькой; почему кажется, что они по одной самке содержат. Щенятся по большей части осенью, как можно было приметить по малым щенятам, носят, кажется, щенят более года, и более одного никогда не приносят, как можно рассуждать по краткости рогов у чрева и по числу титек, которых они токмо по две имеют.

   Прожорливость примечена в них весьма странная, ибо они от непрестанного ядения головы почти из воды не вынимают, и ни мало не пекутся о своей безопасности, так что можно между ими и на лодке плавать, и по песку ходя выбирать и бить, которое угодно. Весь труд их во время еды состоит в том, что они чрез четыре или пять минут выставливая рыло из воды как лошади чхают. Плавают тогда тихо, один ласт по другом вперед двигая, так как быки или овцы на пастве ходят. Половина тулова у них, то есть спина и бока, всегда поверх воды, и на спине тогда у них сидят чайки стадами и вши из кожицы их вытаскивают, так же как вороны у свиней и овец таскают. Питаются не всякими морскими травами, но 1) морскою капустою, которая походит листом на капусту Савойскую (Fucus crispus Brassicae sabaudicae folio, cancellatus); 2) капустою дубине подобною (Fucus claue facie); 3) капустою ж на ремень походящею (Fucus scutieae antiquae Romanae facie), a 4) у которой лястье борами (Fucus longissimus ad neruum undulatus) и где пробудут хотя один день, там великие кучи коренья и стеблей выбрасывается на берег. Сытые спят вверх брюхом, и во время морского отлива в море удаляются, чтоб на берегу не обсохнуть. В зимнее время от льду близ берегов носимого часто задыхаются, и выбрасываются на берег. Тож случается им, когда их во время сильной погоды волнами бьет об утесы. Зимою столь они сухи, что и позвонки и ребра пересчитать можно. Весною сходятся как люди, а особливо вечером в тихую погоду: пред совокуплением делают различные любовные знаки, самка туда и сюда тихо плавает, а самец за нею до ее произволения.

   Ловили их таким большим железным носком, каковы лапы у небольшого якоря: за кольцо к носку приделанное привязывали предолгую и толстую веревку, а с носком посылали в судне человека сильного, дав ему в гребцы человека три или четыре, веревку отпускали по тех пор, пока они пригребали столь близко к стаду, что можно было носком бить в животное. Тогда объявленной человек, которому на носу стоять надлежало, пускал носок в корову, стоявшие на берегу до 30 человек должны были тянуть корову к берегу с трудом великим, для того, что животное упирается. Между тем с судна били, и кололи до конечного ослабления. Случалось, что некоторые и у живых мясо кусками резали, но животное ничего больше не делало, как гокмо хвостом часто махало, и передними ластами упиралось в воду столь сильно, что кожица с них немалыми лоскутьями отскакивала, притом всею внутренностию с стенанием вздыхало. Однако легче ловить старых коров, нежели малых; ибо малые гораздо проворнее старых, к тому ж кожа у них прорывается, что неоднократно примечено.

   Когда животное будучи ранено станет чрезвычайно метаться, тогда из стада одни те мятутся, которые близ его находятся, и приходят к нему на помощь, и иные судно хребтом опрокинуть покушаются, иные на веревку ложатся хотя перервать ее, а иные хвостом выбивают носок из тела раненого, что несколько раз им и удавалось.

   Особливого примечания достойна любовь между самцом и самкою: ибо самец по тщетном употреблении всех способов к освобождению влекомой самки, и будучи бит до берегу за нею следует, и иногда как стрела к ней уже к мертвой приплывает нечаянно, но и на другой и на третей день по утру заставали самца над телом убитой сидящего.

   Что касается до реву сего животного, то оно безгласно, токмо сильно дышет, а раненое тяжело вздыхает. Сколько оно зорко и слышко, того за подлинно объявить нельзя: разве потому в сих чувствах недостаточны, что голову почти всегда в воде имеют; да кажется что и само животное пренебрегает пользоваться ими {В рукописи зачеркнуто: Весом бывают до 200 пуд. (л. 122 об.).- Ред.}. При Беринговом острове такое их изобилие, что для содержания Камчатки и одних их довольно будет.

   Мясо их хотя не скоро уваривается, однако приятно и много на говяжье походит. Жир у молодых трудно распознать с свининою, а мясо с телятиною, которое и скоро варится, и весьма накипчиво, так что вареное вдвое занимает места против сырого.

   Жиру, что около головы и хвоста, и уварить нельзя; напротив того, болонь, спина и ребра весьма изрядны. Некоторые объявляли, будто мясо сего животного в соль неугодно, однако оное объявление несправедливо: для того что оно способно солиться, и бывает как солонина настоящая {В рукописи зачеркнуто: И кота описал он по всем обстоятельствам столь изрядно, что сумневаться нельзя, чтоб история о помянутых животных не удовольствовала читателей, чего ради и удостоена она напечатания во втором томе новых академических комментариев, где и рисунки помянутым животным находятся (л. 123). - Ред.}.

   Сверх вышеписанных морских животных видел господин Стеллер около Америки нового и необыкновенного морского зверя {Необыкновенный морской зверь около Америки, - это котик, которого Стеллер раньше не видел. (L. Stetneger. G. W. Steller. Cambridge Mass., 1936, p. 278-281; Л Берг. Открытие Камчатки, 1946, стр. 221).- Л. Б.}, которого описывает следующим образом. Длиною зверь оной около двух аршин, голова, у него, как у собаки, уши вострые и стоячие. На нижней и верхней губах по сторонам долгие волосы будто бороды, глаза большие, стан его кругловатой и продолговатой, к голове толще, а к хвосту гораздо тоне. Шерсть по всему телу густа, на спине сера, а на брюхе с рыжа беловата, но в воде помянутой зверь кажется весь как корова рыжей. Хвостовой плеск разделяется на две части, из которых верхняя доле. Между тем автор весьма удивлялся, что не мог он приметить у него ни лап ни ластов, как у других морских животных. Что касается до внешнего его вида вообще, то походит он много на того зверя, которого рисунок получил Геснер от своего корреспондента, и сообщил в известной своей истории о зверях под именем морской обезьяны. По крайней мере, пишет автор, его морского зверя в рассуждении сходства с морскою обезьяною, особливо же в рассуждении удивительных нравов его, шуток и проворства, можно назвать объявленным именем по самой справедливости. Он плавая около судна их больше двух часов, смотрел то на того, то на другого как бы с удивлением. Иногда подходил он к ним столь близко, что его шестом достать можно было: иногда отходил дале, а особливо же когда видел их движение. Из воды подъимался он до третьей части своего тела, и стоял как человек прямо, не переменяя несколько минут того положения. Посмотрев на них пристально около получаса, бросался как стрела под судно их и по другую сторону выныривал, но вскоре поднырнув опять под судно оказывался на первом месте и сие продолжал он до 30 раз. Между тем как принесло великую американскую морскую траву, которая внизу пуста и бутылошному дну подобна, а кверху вострее, то зверь бросившись ухватил ее, и держа во рту плыл к их судну, делая с нею такие шутки, что смешнее того нельзя ожидать от обезьяны.

   Во всех морских зверях примечено сие оообливое свойство, что они игранием своим в тихую погоду премену ее предвозвещают: и чем больше играют, тем сильнейшей погоды ожидать должно.

  

   ¹ О рыбах Камчатки можно, кроме Крашенинникова, найти сведения у: G. W. Steддук. 1774, р. 141-175; Р. S. Pallas. Zoographia rosso-asiatica. III, 1811; Л. С. Берг. Рыбы пресных вод СССР, 3-е изд., 2 тт., 1932-1933 (4-е изд., т. I, 1948); В. К. Солдатов и Г. У. Линдберг. Обзор рыб дальневосточных морей. Изв. Тихоок. инст. рыбн. хоз., V, Владивосток, 1930; А. Я. Таранец. Краткий определитель рыб советского Дальнего Востока. Владивосток, 1937 (Изв. Тихоок. инст. рыбн. хоз., XI).

   О современном состоянии рыбного промысла см. М. А. Сергеев. Народное хозяйство Камчатского края. М., 1936, стр. 191-313; о китобойном промысле, там же, стр. 364-377.

   Камчатка весьма бедна настоящими пресноводными рыбами, т. е. никогда не уходящими в море. К числу таковых можно причислить только одного хариуса (Tbymallus, см. ниже), если не считать вторично-пресноводных рыб, каковы жилые гольцы (Salvelinus malma), жилая красная (Oncorhynclnis nerka) в некоторых озерах (Кроноцком и др.) и, возможно, мыкыз. Но зато полуостров весьма богат, особенно по числу особей, проходными рыбами, которые входят в реки Камчатки из моря для нереста, а затем или гибнут после береста (Ortcorhynchus, миноги), или возвращаются в море (гольцы, также камчатская семга) (Salmo penshinensis)По обычаю того времени, вслед за Линнеем, Крашенинников причисляет китов, хотя и с сомнением, к рыбам. - Л. Б.

  

   В описании рыб поступим мы таким же образом, как в описании трав и коренья, то есть сообщим известие токмо о тех, кои служат или к содержанию тамошнего народа, или по частому лову всякому там знаемы, хотя в пищу и не употребляются; а обстоятельная история о рыбах, так как и о травах со временем издана будет в особливых книгах. И сперва объявим мы о китах как для величины их, которою превосходят всех рыб, так и для порядку, что им за морскими зверями должно следовать, к которым они по внутреннему своему подобному им сложению, по плотскому совокуплению и рождению, от некоторых и причитаются.

   Китов {Physeter Aut.} {О китах у восточных берегов Камчатки см. А. Г. Томилин. Киты Дальнего Востока. Учен. зап. Моск. унив., XIII, 1937, стр. 119-166.

   Из крупных усатых, или беззубых китов (семейство Balaenidae) в китобойном промысле у берегов Камчатки наибольшее значение имеет сельдяной кит (полосатик) или финвал Balaenoptera physaliis, достигающий 20-24 м в длину. Этих китов в 1935 г. было добыто в Авачинском заливе 14 штук, в Кроноцком заливе 98 штук, на Командорских островах 16 штук.

   Остальные беззубые киты попадаются у берегов Камчатки единицами. Таковы: синий полосатик, Balacnoptera musculus (или sibbaldi), самое крупное из современных животных, достигающее 30-33 м длины (в среднем 23 м). Ивасевый кит (сайдяной, сейвал), Balaenoptera borealis, очень редок. Более часто встречается горбач, Mepaptera nodosa, длиною 11-16 м и до 18 м, раньте весьма многочисленный. Полярный кит, или гренландский, Balaenoptera mvsücetus, длиною до 20-22 м, в настоящее время в Беринговом море истреблен. Из мелких китов попадается малый полосатик, Balaenoptera acutirostrata (или rostrata), длиною до 10 м (был добыт в Кроноцком заливе).

   Из зубатых китов большое промысловое значение у берегов Камчатки имеет кашалот, Physeter catodon L. (или Ph. macrocephalus L.), принадлежащий к семейству кашалотовых. Средний размер кашалота у восточных берегов Камчатки около 14 м. В китобойном промысле Дальнего Востока кашалот у восточных берегов Камчатки занимает первое место (второе - финвал). См. М. П. Вадивасов. Китобойный промысел СССР на Дальнем Востоке в 1941-1944 гг. Изв. Тихоокеан. инст. рыбн. хоз., XXII (1946), 1947, стр. 243; А. Г. Томилин. Кашалот Камчатского моря. Зоол. журн., 1936, вып. 3, стр. 483-518 (в 1934 г. в Камчатском море убит кашалот самец длиною 18,55 м).

   Иногда попадается зубатый кит бутылконос или клюворыл, Hyperoodon rostratns (или ampullatus), длиною до 11 м, из семейства клюворылых (Ziphudae).- Л. Б.} как в окиане, так и в Пенжинском море великое множество, что в тихую и ясную погоду усматривается по фонтанам, которые они из жерла, что на голове, пускают. Часто подплывают он