Крашенинников Степан Петрович - Описание земли Камчатки. Том второй

, синеп-икаемуа.

   12, туупича, 13, реепичь - икасмуа.

   19, синеписан.

   20, туампе.

   30, реуампе.

   40, инеуампе.

   50, агикнеуампе.

   60, ивануампе.

   70, аруануампе.

   80, тубкеануампе.

   90, синенисануампе.

   100, уануампе.

   200, туануампе.

   1000. уанотнеуампе.

   2000, туанотнеуампе,

   10000, теваноннеуампе.

  

  

   Лисицы, кимутпе.

   Волки, оргиу.

   Горностаи, таннерум.

   Собака, стапу.

   Мышь. ерму.

   Киты, рока.

   Мартышки, сичаача.

   Савки, аанга.

   Игылмы, етубирга.

   Ару, аара.

   Урил, урил.

   Коты морские, оннеп.

   Сивучи, етаспс.

   Бобры морские, ракку

   Нерпы большие, ретаткор.

   " пестрые, сиантораси.

   " полосатые, каане.

   " голые, амуспе.

   Свинки морские, оку.

   Белуги, безчурика.

   Гуси, куйтуи.

   Селезни, сааичичь.

   Вострохвосты. наакариху.

   Чернети, яипир.

   Чирки, туу иуе.

   Гоголи, чахчир.

   Крохали, туипе.

   Гагары, сес.

   Пемки, нукеспу.

   Орлы, сургур.

   Ястребы, киикнсуп.

   Мышеловы, расампи.

   Вороны, паскур.

   Сороки, какук.

   Ласточки, Стрижи, кукана.

   Синицы, пайкаичир.

   Куропатки, ниетуе.

   Кулики, ечкумамуе.

   Зуйки, поеторой.

   Жаворонки, рикинчир.

   Кокушки, каккок.

   Чайки белы большие, оинемас.

   Чайки чорные большие, понгаииф.

   Чайки малые, керо

   Старики, гекачичир.

   Красная рыба, сиичип.

   Камбала, татака.

   Чивыча, чивырра.

   Кета, сиипе.

   Горбуша, сиакипа.

   Гольцы, усуркума.

   Быки, сииситки.

   Белая рыба, кирурта.

   Кунжа, окорра.

   Скат, уттанупару.

   Сука рыба, руаннпе.

   Налим морской, сир-бук,

   Раки морские, сириар.

   Ольховник, ас.

   Рябинник, коксунени.

   Сланец, пакселин.

   Жимолосник, пошкурачку-маман.

   Шиповник, копоко.

   Жммолосник, енумнтанне.

   Тальник, сусу.

   Морошка, апнуменип.

   Голубица, енумукута.

   Водяница, ечкумамай.

   Брусница, нипоикин.

   Княженица, нукарур.

   Толокнянка, акагкану.

   Клюква, асыт.

   КапусТаморская большая, ксутас.

   " малая с красным листьем, маруай.

   " особливого роду, ирнет.

  

  

  

   По распространении российского владения в севере, и по заведении селения по знатнейшим рекам, впадающим в Ледовитое море, от Лены реки к востоку до Анадырска, час от часу более старания было прилагаемо, чтоб от Анадырска далее проведывать земли, и живущих там иноверцов приводить в подданство; чего ради всякому прикащику накрепко было подтверждаемо, чтоб всеми мерами домогаться получить известие, где какой народ живет, сколь многолюден, какое имеет оружие, какое богатство и прочая. Таким образом не могла Камчатка не быть известна еще в то время, когда несколько коряк Пенжинского и Олюторского морей из Анадырска были объясачены, ибо им как соседям камчатским, а паче оленным корякам, которые часто кочуют внутрь самой Камчатки, тамошней народ довольно был знаем. Но кто первой из российских людей был на Камчатке, о том не имею достоверного свидетельства; а по словесным известиям приписывается сие некакому торговому человеку Федоту Алексееву, по которого имени впадающая в Камчатку Никул речка Федотовщиною называется: будто он пошел из устья реки Ковымы {В рукописи зачеркнуто: Анадыря (л. 280). - Ред.} Ледовитым морем в семи кочах, будто погодою отнесен от других кочей {В рукописи зачеркнуто: обошел вкруг Чукотского носу (л. 280) из Анадыря (л. 280). - Ред.} и занесен на Камчатку, где он и зимовал со своим кочем, а на другое лето обшед Курильскую лопатку дошел Пенжинским морем до реки Тигиля, и от тамошних коряк убит зимою со всеми товарищи, к которому убивству аки бы они причину сами подали, когда один из них другого зарезал; ибо коряки, которые по огненному их оружию выше смертных почитали, видя, что и они умирать могут, не пожелали иметь у себя гостей толь страшных {В рукописи зачеркнуто: Сие истинно, что знаки зимовей его на помянутой реке Никуле до наших времен были видимы, а подлинно ли приключилось ему выше писанная (л. 280 об.) - Ред.}. Известие в рассуждении морского его пути с Ковымы {В рукописи зачеркнуто: из Анадыря (л. 280 об.) - Ред.} реки подтверждается отпискою служивого Семена Дежнева, ибо Дежнев объявляет, что морское их путешествие было неблагополучно, торгового человека Федота Алексеева разнесло с ним погодою без вести, его носило по морю долгое время, а напоследок выбросило на берег в передней конец за Анадырь реку. Но в рассуждении бытности его на Камчатке, и что Никул речка Федотовщиною по имени его называется, несколько сумнительно: ибо в той же его отписке показано, что в 7162 году ходил он Дежнев возле моря в поход, и отбил у коряк якутскую бабу помянутого Алексеева, которая ему сказывала, что Федот с одним служивым цынгою умерли, а иные товарищи их побиты, и остались невеликие люди и побежали в лодках одною душею, а куды неведомо. Что ж касается до построенных на реке Никуле зимовей, то и от самих камчадалов подтверждается, что оные российскими людьми поставлены, а развалины их до наших времен были видимы.

   Но сия разность в известиях кажется отвращена быть может, ежели положить, что Федот с товарищи не на Тигиле погиб, но между Анадырем и Олюторским; ибо таким образом не противно будет известиям, когда представим себе, что он и на Камчатке зимовал с кочем своим, и вкруг Лопатки доходил до реки Тигиля, что оттуда обратно следовал к Анадырску или морем или сухим путем по Олюторскому берегу, и на пути умер, а прочие его товарищи или побиты, или без вестно пропали, хотя от убийства избавиться {Подтверждением этих сведений Крашенинникова о Федоте Алексееве может служить сообщение казака Ивана Козыревского.

   На составленном самим Козыревским чертеже полуострова Камчатки, у реки "Федотовщина", его же рукой нанесен следующий текст: "Зимовья два были. В прошлых годах из Якуцка города морем на кочах были на Камчатке люди а которые у них в аманатах сидели, те камчадалы и сказывали, а в наши годы с оных стариков ясак брали, два коча сказывали, и зимовья знать и поныне" (ЦГАДА, портфель Миллера, д. 533, тетр. 8, л. 5). Таким образом, современник Атласова Козыревский передает свидетельство очевидцев, т. е. камчадалов, которые сами видели этих первых русских на Камчатке. Очень важным является указание на то, что эти первые русские люди приехали из Якутска не сушей, а морем и что их помнили только старики. Если иметь в виду кроме того, что весь этот текст Козыревский помещает на чертеже у реки "Федотовщина", то станет совершенно ясно, что речь идет об отряде Федота Алексеева, отбившегося от экспедиции Семена Дежнева и достигшего берегов Камчатки.

   Благодаря этому исключительно ценному сообщению Ивана Козыревского посещение Федотом Алексеевым Камчатки является неоспоримым фактом. Если Владимир Атласов был завоевателем Камчатки, то Федот Алексеев был первым русским человеком, который там побывал. - И. О.}. Но как бы то ни было, однако сей поход и невольной {Исправлено по рукописи (л. 281), в изд. 1755 г. "великой". - Ред.} был и не великой важности; для того что не последовало от него никакой пользы, не токмо в рассуждении государственного интереса, но ниже в рассуждении надежнейшего известия о земле Камчатке; ибо, как выше показано, никого из объявленного походу не явилось выходцов; чего ради первым походом на Камчатку можно почесть поход казачья пятидесятника Володимира Атласова.

   Оной Атласов в 7203 году прислан был из Якутска прикащиком в Анадырской острог, и велено ему было, так как прочим прикащикам, ясак вбирать с присудных к Анадырску коряк и юкагирей, и стараться о прииске вновь людей, и о приведении их под самодержавную государеву руку. В 7204 году посылан от него был к апутским корякам Лука Морозко в 16 человеках за ясашным збором, которой по возвращении своем объявил, что он не только был у оных коряк, но и до Камчатки не доходил токмо за 4 дни, и в том походе взял он камчатской острожек, а на погроме получил неведомо какие письма, которые объявил Атласову.

   По сему известию Атласов, взяв с собою 60 человек служивых, да такое ж число юкагирей, а в Анадырском оставя 38 человек служивых, отправился в 7205 году после ясашного збору на Камчатку {В рукописи зачеркнуто: отправился в 7125 году на Пенжинское море (л. 281). - Ред.}, и в том походе склонил он ласкою к ясашному платежу Акланской, Каменной и усть-Таловской острожки, да один боем взял {Атласов в отписке своей в Якутск о разделении партии не упоминает, но пишет, что по погромлении острога пошел он в Олюторскую землю февраля 1 дня, однако словесное известие, что не сам он туда ходил, но партия, от достоверных людей подтверждается.}.

   После того, как сказывают, разделил он партию свою надвое, половину послал на Восточное море под командою Луки Морозки, а с другою сам по Пенжинскому морю следовал. На Пэллане изменили ему союзники его юкагири {Исправлено по рукописи (л. 281), в изд. 1755 г. "юлагири".- Ред.}, 3 человек служивых убили да 15 человек и его Атласова ранили, однакож намерения своего, чтоб всех побить, не исполнили; ибо казаки справясь отбили прочь оных злодеев, и не взирая на то, что лишились их помощи, предприятия своего не оставили, но продолжали поход свой далее к югу. На Тигиле реке соединились паки обе партии, и собрали ясак с иноземцов живущих по Напане, Кигилю, Иче, Сиупче и Харьузовой реках, а до {Понеже ныне никакой реки на Камчатке Каланкою не называют, чего ряди заподлинно знать невозможно до которых мест доходил Атласов: а по словесным известиям камчатских старожилов, доходил оной до реки Нынгычу, что ныне Голыгиною называется по имени казака Голыгина, которой в оном Атласовом походе пропал безвестно: чего ради думать должно, что Атласов под именем Каланской реки разумеет Иглыг или реку Озерную, на которую с Голыгиной переезжают в третий день: а Каланскою назвал он ее, может быть по бобрам морским, которые там промышляются, и прежде сего писались каланами.} Каланской реки не дошли они токмо за три дни. Будучи же на Иче, взял он у камчадалов полоненика Указинского (Японского) государства.

   Оттуда возвратился он назад, и шел тою же дорогою до {В рукописи зачеркнуто: и зимовал на (л. 281 об.). - Ред.} реки Ичи, а с Ичи перешед на Камчатку реку построил Верхней Камчатской острог {По свидетельству Игнатия (Ивана) Козыревского, первые русские остроги на Камчатке "были ставлены из тонких жердей, козельчаты, подобны огородному чистоколу". Только в 1715 г. И. Козыревский, будучи камчатским прикащиком, построил в Н.-Камчатске, В.-Камчатске и в Большерецке "новые и крепкие бревенчатые остроги". Это было сделано "ради оберегательства казны и аманатов... от изменников и убойцов". (ЦГАДА, портфель Миллера 533. тетр. 2, л. 2). - И. О.} и оставя в нем служивого Потала Серюкова в 15 человеках выехал в Якутск 7208 году июля 2 дня, и вывез с собою японского пленника и ясачную камчатскую казну, которая состояла в 80 сороках соболей, в собольей парке, в 10 бобрах мсрских, в 7 лоскутах бобровых, в 4 выдрах, в 10 лисицах сиводущатых, в 191 лисице красных; да у него было собственных соболей на товары, как пишет, вымененных 11 сороков соболей. А из Якутска он отправлен с тою казною к Москве, где за помянутую свою службу пожалован казачьим головою по городу Якутску, и велено было ему паки на Камчатку следовать, набрав 100 человек в Тобольске, в Енисейске и в Якутске из тамошних казачьих детей в казачью службу, и для того походу указано было снабдить его как в Москве, так и в Тобольске небольшими пушками, пищалями, свинцом и порохом, и притом дать ему из Тобольска полковое знамя, барабанщика и сиповщика. Но Атласов на Камчатку не отправлен по 1706 год за бывшим над ним следствием: ибо он, едучи из Тобольска судами в 1701 году, разбил на реке Тунгуске дощаник с китайскими товарами гостя Логина Добрынина, в чем на него прикащик того гостя в Якутске бил челом, и по тому челобитью он Атласов с главными заводчики в 10 человеках посажен в тюрьму {В рукописи зачеркнуто: а потом розыскиван (л. 283). - Ред.}, а на место его в 1702 году отправлен на Камчатку по выбору служивой Михайло Зиновьев, который бывал на Камчатке, как в отписке из Якутска объявлено, еще прежде Атласова, может быть с Морозкою.

   Между тем оставленной на Камчатке служивой Потап Серюков жил в Верхнем Камчатском остроге три года без всякого утеснения от камчадалов; ибо он за малолюдством ясаку собирать не отважился, но под видом купца торговал с ними; наконец и тот в Анадырск поехал, однакож коряки не допустя его до Анадырска со всеми товарищами убили. А выезд его повидимому учинился, как сын боярской Тимофей Кобелев на Камчатку приехал, которой почитается первым прикащиком оных острогов {В рукописи зачеркнуто: После того упоминаются прикащики сын боярской Тимофей Кобелев, и казачей пятидесятник Василий Колесов, Василей Шелковников, Михайло Черкашенин, он же и Многогрешной, и вышеобъявленной служивой Михайло Зиновьев, которой по возпращении своем, а кто сколько времени сидел на приказе, и кто такую учинил прибыль, того заподлинно объявить нельзя, ибо все, особливо же Кобелев и Зиновьев приписывают себе в челобитных своих за службу, что они Нижней Камчатской и Большерецкой остроги построили, но по словесным известиям дается оная честь Тимофею Кобелеву, а о Зиновьеве ничего не упоминается, может быть для того, что он как рядовой служивой был у Кобелева под командою (л. 282). - Ред.}.

   В бытность свою перенес он жилье Верхнего Камчатского острога на реку Кали-кыг, которая от прежнего острожного места в полуверсте, да вновь построил зимовье на реке Еловке; а ясак, как по реке Камчатке, так по Пенжинскому и Бобровому морю, сбирал он довольной, и с ясашною казною выехал в Якутск в 1704 году благополучно. В то ж время партия анадырских служивых людей под командою служивого Андрея Кутьина построила шесть зимовей на впадающей в Восточное море Уке реке, и начала сбирать ясак с тамошних коряк.

   Кобелева сменил {В рукописи зачеркнуто: анадырской прикащик казачей пятидесятник Василей Колесов (л. 282 об.). - Ред.} вышеписанной Михайло Зиновьев, которой отправлен из Якутска вместо Володимира Атласова, а правил он камчатскими острогами до прибытия казачья пятидесятника Василья Колесова, с 1703 по 1704 год. Во время бытности своей первой он завел ясачные книги, в которые камчадалов поимянно начал вписывать. Нижние камчатские зимовья за неспособностию места перенес на ключи, и на Большей реке острог построил. Он же перевел из укинских зимовей на Камчатку анадырских служивых людей по прозьбе их; таким образом приведши камчатские дела в некоторой порядок, щастливо в Якутск возвратился с ясачною казною.

   В 1704 году под осень приехал из Якутска на место Михаила Зиновьева казачей пятидесятник Василий Колесов, которой сидел на приказе по апрель месяц 1706 году, для того что отправленные на смену ему якутской сын боярской Василей Протопопов в 1704, да служивой Василей Шелковников в 1705 году убиты на дороге от олюторов, а с ними по десяти человек служивых. Во время его правления был первой поход в Курильскую землицу, и человек с 20 курильцов {Под "курильцами" в данном случае Крашенинников имеет в виду камчадалов, живших на Курильской лопатке, т. е. на южной оконечности полуострова.- И. О.} объясачено, а прочие курильцы, которых было немалое число, врознь разбежались.

   И сей прикащик с ясачною казною в Якутск приехал благополучно, хотя на него августа в последних числах помянутого году около Пенжины реки и было умышление от немирных сидячих коряков Косухина острожка, которой состоит на усть-Таловки; ибо он будучи о том уведомлен заблаговремянно от сидячих же коряк Акланского острожка, которой от Косухина верстах в 15, следовал с надлежащею осторожностию.

   В Акланском жил он 15 недель, ожидая пути зимнего, в которое время коряки Косухина острожка, и некоторые другие покушались паки убить его со служивыми, токмо не допущены от акланских жителей. Колесов в помянутом остроге застал семь человек служивых вставших после Шелковникова с подарочною и пороховою казною посланною в камчатские остроги которых он, ведая на Камчатке скудость в свинце и порохе, отправил с дватцатью одним человеком своей команды, а команду поручил над ними выборному служивому Семену Ломаеву, которому и ясак приказал сбирать во всех трех камчатских острогах.

   По отъезде Василья Колесова с Камчатки не бывало у ясашных иноземцов знатной измены, а после его в бытность закащиками в Верхнем остроге Федора Анкудинова, в Нижнем Федора Ярыгина, а в Большерецке Дмитрея Ярыгина взбунтовали большерецкие камчадалы, Большерецкой российской острог сожгли, и бывших в нем служивых без остатку побили. В то ж время и на Бобровом море убит ясашной зборщик в 5 человеках. Причина бунту их была может быть та, что им ясашной збор, которой уже был и с принуждением, показался тягостен, тем наипаче, что у них тогда прежняя вольность из памяти еще не вышла, которую они надеялись возвратить убивством российских людей; ибо по объявлению тамошних старожилов камчадалы думали, что российские казаки какие нибудь беглецы для того что всегда почти одни к ним приходили, а вновь не прибывало; чего ради не сумневались они всех их перевесть без остатку, а в непропуске вновь из Анадырска надеялись на коряк и олюторов, будучи известны, что они двух прикащиков Протопопова и Шелковникова с командами на дороге побили. Однако они в том весьма обманулись: ибо вместо приобретения прежней вольности {В рукописи зачеркнуто: принуждены они были терпеть крайнее разорение и гибель (л. 283 об.). - Ред.} многие потеряли живот свой, отчего и число их умалилось против прежнего, как ниже сего пространнее будет объявлено.

   Казаки за малолюдством своим принуждены тогда были жить с крайнею осторожностью, оставя до времени изменников в покое. Между тем в помянутом же 1706 году Атласов свобожден из под караулу {В рукописи зачеркнуто: с наказанием (л. 283 об.). - Ред.} и отправлен из Якутска на Камчатку прикащиком с теми же преимуществами, которые даны ему были в 1701 году, чтоб иметь ему полную власть над служивыми, и винных смотря по делу батогами и кнутом наказывать; а велено ему прежнюю свою вину, что учинил разбой, заслужить, и в приискивании вновь земель и неясашных людей оказать крайнюю ревность, обид и налогов никому не чинить, и против иноземцов не употреблять строгости, когда можно будет обойтися ласкою, в противном случае и смертная казнь ему предписана. Но Атласов отправившись из Якутска с немалым числом служивых людей, и с военными припасами, между которыми были и две небольшие медные пушки, вскоре возвратился на прежнее, ибо не доехав еще до Анадырска безвинными побоями и другими предосудительными поступками привел служивых в такое огорчение, что все почти послали на него в Якутск челобитные. За всем однакож тем приехал он на Камчатку щастливо в 1707 году в июле месяце, и принял в команду Верхней и Нижней Камчатские остроги у прежних закащиков, купно с собранною на тот год ясачною казною.

   В августе месяце того ж года отправил он в поход на Бобровое море для усмирения изменников, которые ясашных сборщиков побили, служивого Ивана Таратина человеках в 70, которые были на службе ноября по 27 число того же году. Помянутые походчики от самого Верхнего острогу до Авачи не имели никакого сопротивления; но как они близ Авачинской губы, что ныне гавань Петра и Павла, ночевать стали, то служивые камчадалов и камчадалы служивых усмотрели. А понеже изменников было в собрании сот с восемь, то уговорились они, чтоб служивых не бить, но по рукам разбирать и вязать, чего ради и каждой изменник по ремню при себе имели; такая была у них надежда на великое свое множество.

   Следующего дня Таратин пошел к Авачинской губе, где изменничьи лодки и байдары стояли. Изменники между тем скрывшись в лесу по обе стороны дороги ожидали его прибытия, и пропустя несколько передних, на самую средину напали, и бились с служивыми так долго, пока большая их часть легла на месте, а прочие принуждены были спасаться бегством. Служивых притом убито 6 человек, да несколько ранено. Камчадалов взято в полон токмо три человека из лучших людей, из за которых собрано с оставших изменников ясаку не более как 10 соболей, 4 лисицы красных, да 19 бобров морских. Однако тем оная страна совершенно не покорена, ибо до самого главного камчатского бунта, которой учинился в 1731 году, тамошние жители почти всегда в измене были. Оттуда походники возвратились в Верхней острог с ясачною казною и с помянутыми аманатами ноября 27 дня 1707 году, как выше показано. До сего времени правление, в камчатских острогах несколько было порядочно для того, что подчиненные командиров своих так, как надлежало, почитали, и повиновались им без всякого сопротивления, а потом начали у них отъимать команды, обирать пожитки, сажать в тюрьмы и убивать до смерти, как в следующей главе пространнее будет объявлено.

  

  

   Коим образом служивые люди огорчены были на дороге от Атласова, в прежней главе упомянуто. Оное огорчение, также нападки его, и собственное служивых людей своевольство побудило их к умышлению, чтоб Атласова лишить команды, что они в декабре месяце того же 1707 году и учинили. А в оправдание свое писали в Якутск, будто Атласов не давал им съестных припасов, которые с камчадалов збираются; будто сам пользовался оными, а они прогуляв рыбную пору претерпевали голод; будто из корысти своей выпустил аманатов, и от того во всех ясачных иноземцах учинилась такая шатость, что ясачные зборщики, посыланные на Пенжинское море, едва спаслися бегством; будто колол он на смерть служивого Данила Беляева, и когда ему от служивых представлено было, чтоб он безвинно палашем не колол, но наказывал бы их за вины батогами или кнутом как государевы указы повелевают, а он на то в ответ сказал, что государь ему в вину не поставит, хотя он их и всех прирубит; будто он, желая мстить казакам за мнимые грубые их речи, призвал к себе лучшего камчадала, и говорил ему, аки бы колол помянутого служивого за то, что служивые хотят всех камчадалов прибить, а жен их, детей и кормы по себе разделить; будто по той ведомости камчадалы жилища свои оставили, и соединясь в тесном месте убили трех человек служивых, и многих переранили, будто он посланную из Якутска подарочную казну почти всю употребил в собственную пользу, так что на Камчатке в привозе явилось у него бисеру, а по тамошнему одекую, и олова не больше полупуда, а медь всю переделал он в винокуренную посуду; и будто у новокрещенного камчадала вымучил он нападками лисицу чернобурую, которая в казну была приготовлена.

   Сие оправдание ясно показывает прежнюю злобу служивых людей на Атласова, хотя не можно сказать, чтоб не больше правды писано на него было: ибо Атласов мог не давать им съестных припасов казенных, мог аманатов из корысти выпустить, мог с палашем метаться пьяной, и корыстоваться ясачною казною, как человек лакомой, которое лакомство видимо будет из обранных его пожитков, в краткое время приобретенных. Но кто тому поверит, чтоб он желал возбудить иноземцов к бунту, ведая, что по убивстве казаков и самому от смерти не избавиться. Что ж камчадалы на Пенжинском море ясачных зборщиков едва живота не лишили, что в другом месте трех человек убили, а иных переранили, оное могло учиниться и без Атласова возмущения, тем наипаче, что казаки, может быть, чем огорчили ясачных людей {В рукописи зачеркнуто: излишними зборами. как, например, рыбою, сладкою травою, пряжею и другими к тамошнему житию принадлежащими потребностьми (л. 285). - Ред.}, ибо и на Пенжинском море ясачного зборщика хотели убить камчадалы за то, что он вместо одного соболя, требовал ясаку по два и по три с человека. Что до чернобурой лисицы касается, то при обыске не явилось ее у Атласова.

   По свержении Атласова с приказу выбрали служивым командиром Верхнего острога прикащика Семена Ломаева, которому по памяти бывшего прикащика Колесова велено было быть при зборе ясака во всех острогах. Атласова посадили в тюрьму, по их в казенку, а пожитки его в казну обрали, которые кроме множества мехов собольих и лисьих, состояли в 30 сороках в 34 соболях, в 400 лисицах красных, в 14 сиводущетых, в 75 бобрах морских {В рукописи зачеркнуто: да сверх оной мяхкой рухляди взято у него шуба соболья пластинная под чешуйчатым лазоревым байбереком, пушена хвосты собольи, две шубы собольи пластинные под лимонною камкою, пушены морским бобром, три шапки женские пластинные собольи под красною камкою, пушены бобром, в том числе одна с золотым кружевом, одеяло пластинное соболье под атласом, пушено бобром, 3 меха плястинные собольи, полы шубные собольих хвостов, два меха собольи черепчи, парка соболья, оплечье и кличье бобровое, куклянка соболья, парка соболья детская, две постели бобровые, шуба бобровая, опушена бобром, санаяк бобровой с оплечьем лисиц сиводущатых, санаяк выдряной с таким же оплечьем, пушен бобром, шапка женская бобровая, два меха бобровые, санаяк бобровой, детской, с оплечьем собольим, мех хребтовой сиводущатых лисиц, мех хребтовой красных лнсиц, пушен бобром, мех хребтовой красных же лисиц, мех черевей сиводущатых лисиц, мех черевей красных лисиц и куклянка красных лисиц; такое богатство нажил он, быв на приказе менее полугода (л. 285-285 об.). - Ред.}.

   Но Атласов неведомо каким образом из тюрьмы ушел, и сбежал в Нижней Камчатской острог, хотя там принять команду; однако бывшей тогда в помянутом остроге закащиком Федор Ярыгин команды ему не отдал, чего ради Атласов принужден был жить праздно до прибытия нижеписанного прикащика.

   Между тем дошли в Якутск посланные на него от служивых людей с дороги челобитные, из которых якутская канцелярия тогда еще предвидела, что на Камчатке между служивыми и Атласовым последует вящшее несогласие; чего ради опасаясь вреда в рассуждении государственной пользы, писала о всем в Москву с обстоятельством {В рукописи зачеркнуто: и представила выбранного на место Атласова (л. 285 об.). - Ред.}, и в 1707 году отравила на его место прикащиком сына боярского Петра Чирикова с 1 пятидесятником, с четырьмя десятниками, с пятьюдесят человеками рядовых. А военного снаряду дано ему две пушки медные, 100 ядер, пять пуд свинцу, восемь пуд пушечного пороху. Но как в 1709 году в генваре месяце получены с Камчатки ведомости о худых поступках Атласовых, и об отнятии у него команды, то Якутская канцелярия отправила вслед за Чириковым указную память, чтоб ему по делу Атласова учинить следствие, и оное дело прислать на разсмотрение в Якутскую воеводскую канцелярию с выборным прикащиком Семеном Ломаевым также зборную ясачную казну на 1707, 1708 и 1709 годы. Однако оная указная память Чирикова не застала в Анадырске, и на Камчатку не отправлена за малолюдством служивых людей в Анадырском остроге, ибо малых людей посылать в тот путь было опасно, для того что по Олюторскому и по Пенжинскому морю дорога от многих изменников занята была, так что они в 1709 году июля 20 числа не взирая на знатную Чирикову команду, днем напасть на него отважились, бывшего при казне сына боярского Ивана Панютина с товарищи в 10 человеках убили, казну и военную аммуницию разграбили, а остальных служивых принудили сидеть в осаде на пустом месте, от которой они 24 числа того ж месяца учиня вылазку и олюторов щастливо отбив освободились, потерявши двух человек на сражении, чего ради Чириков прибыв на Камчатку не производил следствия, довольствуяся одною командою.

   В бытность его учинились два обстоятельства, достойные примечания: 1) нещастливой поход на Большую реку казачья пятидесятника Ивана Харитонова, которой посылан был для усмирения тамошних изменников в 40 человеках, ибо изменники собравшись во многолюдстве 8 человек убили, а большую часть переранили, чего ради оставишие принуждены были сидеть в осаде недели с 4, и едва спаслися бегством; 2) разбитие на Бобровом море японской бусы, к которой Чириков в 50 человеках сам ходил. И понеже японцы полонены были немирными камчадалами, которые близ оной бусы жили, то Чириков имел случай четырех бывших у них японцов выручить, ибо изменники увидев служивых в бой с ними вступить не отважились, но оставя японцов разбежались по лесу {По свидетельству современника - Ивана Козыревского этот случай имел место в апреле 1710 г. у Шипунского мыса. "На сем носу - пишет Козыревский - в прошлом 710 году в апреле месяце бусу разбило пустую, понеже что было у них, то все в море сами они иноземцы сбросали, и носило четыре месяца, а бусу на мере видели еще в марте месяце как носило... В сих урочищах двух человек нифонцов Киста, Китара служилые люди взяли, а я в то время морем шел и якоря четыре из моря вынял и на земле в удобное место положил" (ЦГАДА, портф. Миллера 533, тетр. 8, л. 5). - И. О.}. В том же своем походе усмирил он изменников от Жупановой до самой Островной реки, и привел в ясашной платеж по прежнему.

   Между тем как Чириков из походу своего в Верхней Камчатской острог возвратился, приехал в августе месяце того ж году на емену к нему казачей пятидесятник Осип Миронов, которой отправлен из Якутска по выбору 1709 году в 40 человеках. Таким образом собрались на Камчатке три прикащика, Атласов, Чириков и помянутой Миронов, он же и Липин.

   Чириков здав Миронову острог, и все, что надлежало, в октябре месяце поплыл в Нижней Камчатской острог батами со служивыми и с казною своего збору, чтоб там перезимовав следующего году итти с казною Пенжинским морем. А Осип Миронов пробыв в Верхнем до зимы, декабря 6 числа в Нижней же острог отправился, для разряду служивых людей к судовому строению, и к препровождению ясачной казны, оставя закащиком в том остроге Алексея Александровых. Но как он исправя дела свои в Нижнем, ехал обратно в Верхней острог с прежним прикащиком Чириковым, то 20 человек служивых, которые давно уже были в злоумышлении на прикащиков, не допустя до острогу, зарезали его на дороге. А происходило оное убийство 1711 году генваря 23 числа. После того удумали они и Чирикова живота лишить; однакож по прозьбе его дали ему время к покаянию. Между тем сами в 31 человеке поехали в Нижней Камчатской острог, чтоб убить Атласова и не доехав за полверсты до оного острогу стали они в прикрыте, а в острог послали трех человек, и дали им составное письмо к Атласову с таким приказанием, чтоб убить его в ту пору, когда он письмо читать имеет; но посланные вечером застали его спящего и зарезали. Тогда вся партия их в острог вступила, и стали десятками своими на три двора с ружьем и с копьями, а главные из них были Данило Анцыфоров, да Иван Козыревской. Живучи в остроге делили они пожитки убитых прикащиков {В рукописи зачеркнуто: после того пристали к ним в сообщество Нижнего Камчатского острога из служивых тритцать же один человек, а живучи они в помянутом остроге (л. 287). - Ред.}, заводили казачьи круги, выносили знамя, призывали к себе в сообщение других людей, и таким образом умножили до 75 человек свою партию, Данила Анцыфорова назвали атаманом, Козыревского ясаулом, иных верстали в ясаулы ж и десятники, и многие другие наглости делали; перевезли с Тигиля пожитки Атласовы, которые отправил было он с тем намерением, чтоб весть ему Пенжинским морем, пограбили съестные припасы служивых людей, которые на морской путь были заготовлены, расхитили парусы и снасти, которые оставлены были от прикащика Осипа Миронова для отправления Чирикова с казною тем же Пенжинским морем, а потом в Верхней острог уехали, и марта 20 числа Чирикова оковав в воду бросили.

   Того же 1711 году апреля 17 дня подали они в Верхнем остроге для отсылки в Якутск повинную челобитную, в которой объявляют причины, за что они побили двух прикащиков, Петра Чирикова и Миронова, а об Атласове не упоминают. Вся важность челобитья их состоит в лакомстве прикащиков, коим образом корыстовались они государевою казною покупая на оную товары, и тем получая себе непомерную прибыль, как утесняли служивых и ясачных людей и вымучивали из-за побоев и пристрастия пожитки их, как жалованье денежное за себя переводили, а им неволею давали товары по тамошней камчатской цене: за полной пешей казачей оклад за 9 рублей за 25 копеек по 12 аршнн холстины, или табаку китайского по 6 золотников; да сверх того с каждого окладу брали себе скупу по два рубли; а они служивые в росходных книгах роописывались не в товарах, но в деньгах, и прочее тому подобное. А такое дерзновение учинили они для того, что жалоба их на прикащиков не дойдет за дальним расстоянием, особливо же что прикащики челобитчиков до Якутска не допустили б. Притом сообщили они и опись пограбленным пожиткам Чирикова и Миронова, а по описи их досталось им на артель: пожитков Петра Чирикова 15 сороков соболей, 500 лисиц красных, 20 бобров морских; Осипа Миронова 20 сороков соболей, 400 лисиц красных да 30 бобров морских.

   Из Верхнего острога пошли они весною того году в помянутом числе в 75 человеках на Большую реку, чтоб тамошних изменников усмирить, Большерецкой острог построить, и тем заслужить вины свои. В первых числах апреля разбили они камчатской острожек между впадающими в Большую реку с правой стороны Быстрою и Гольцовкою реками, где ныне российской Большерецкой острог, в котором они засели, и жили по май месяц без всякого нападения от камчадалов. А мая 22 числа приплыло к их острожку с верху и с низу Большей реки великое множество камчадалов и курильцов для взятья оного острожка, и истребления служивых людей, и обступя оной всяким образом осажденных страшили, и похвалялись шапками их заметать без оружия.

   Мая 23 дня казаки отслужа молебен, ибо взят ими был в объявленной поход архимандрит Мартиан, которой от Филофея митрополита Тобольского и Сибирского в 1705 году на Камчатку отправлен для проповеди слова божия, выслали половину партии своей на вылазку, которые выпаля несколько раз по камчадалах из винтовок, бились с ними на копьях до самого вечера; наконец одержали победу. На сражении побито и перетонуло изменников такое великое множество, что трупами их Большая река запрудилась, а с российской стороны три человека убито, да несколько ранено. Сия победа тем наипаче важна была, что все большерецкие острожки {В рукописи зачеркнуто: которых щиталось до 19 (л. 287 об.) Ред.} без бою покорились, и стали ясак давать попрежнему. Ходили же бунтовщики и в Курильскую землицу, были за проливом на первом Курильском острову, и жителей тамошних в ясак обложили, а до того времени никто не бывал на острову Курильском.

   Между тем в 1711 году приехал на смену Осипу Миронову казачек десятник Василий Савастьянов, он же и Щепеткой, не ведая о убивстве трех прикащиков, ибо отписки не дошли еще до Якутска при его отправлении, и собирал ясак в Верхнем и в Нижнем острогах, а в Большерецком главной бунтовщик Анцыфоров {В рукописи зачеркнуто: хотя оказать ему свою покорность (л. 258). - Ред.}, которой под видом должности своей сам приежжал в Нижней острог с большерецкою ясашною казною, однако в таком числе своей партии, что мог быть безопасен от тюрьмы и от следствия, чего ради и отпущен от Щепеткого на Большую реку паки зборщиком. На обратном пути по Пенжинскому морю привел он в ясашной платеж Конпаковой и Воровской реки изменников, которые отложились было за несколько времени; но в 1712 году в феврале месяце и сам убит от авачинских изменников обманом, ибо как он в 25 человеках на Авачу поехал, а иноземцы о том сведали, то зделали они крепкой и пространной балаган с потайными подъемными дверьми для его принятия. С приезду приняли его честно, отвели в помянутой балаган, дарили щедрою рукою, довольствовали, богатой ясак платить обещались без прекословия, и дали несколько человек в аманаты из людей лучших, но следующей ночи сожгли их в помянутом балагане купно с своими аманатами. Злобу, какову имели камчадалы на служивых людей, можно видеть по речам помянутых аманатов их, ибо сказывают, что при зажжении балагана камчадалы кричали им поднимая двери, чтоб они, как можно, вон выбросились, но аманаты ответствовали, что они скованы {В рукописи зачеркнуто: и служивые их не пускают (л. 288). - Ред.} и приказывали жечь балаган не щадя себя, токмо бы служивые сгорели. Таким образом бунтовщичей атаман Анцыфоров с некоторыми смертоубийцами предупредил казнь свою, доказав смертию своею истинну пословицы, которую бунтовщики обыкновенно употребляли, что на Камчатке можно прожить семь лет, что ни зделаешь, а семь де лет прожить, кому бог велит. И правда что до проведания пути Пенжинским морем, за дальним расстоянием, и трудным проездом чрез землю немирных коряк, в пересылке репортов в Якутск, и в получении указов проходило много времени, что бездельникам оным подавало немалой повод к наглостям.

   По смерти Данилы Анцыфорова, не такая уже, как видно, опасность была прикащикам от бунтовщиков, ибо Щепеткой нарочных посылал в Верхней острог, чтоб ловить убийцов, где попадутся, при котором случае один и пойман, и в Нижнем остроге розъискиван, и во многих злоумышлениях кроме убивства трех прикащиков винился, а именно, что намерены они были разбить Верхней и Нижней Камчатские остроги, прикащика Щепеткова убить, ясашную казну и многих прожиточных служивых людей пограбить, а потом уйтить на острова и поселиться; чего ради и Анцыфоров приежжал к Щепеткому не столько для отдачи ясашной казны, как для похищения собранной, и для его убивства, однако за многолюдством служивых противной стороны предприятия своего в действо произвесть не етважилися.

   Щепеткой оставя в Верхнем прикащика Константина Козырева, а в Нижнем Федора Ярыгина отправился с Камчатки в 1712 году июня в 8 день, и шел с камчатскою казною по Олюторскому морю до Олюторскюй реки, и вверх оной реки 4 дни, и не доходя за 2 днища до Глотова жилья остановился, для того что выше того за мелью реки и за быстротою судами итти не можно было. Для защищения казны от олюторов, огородился он за оскудением лесу вместо острогу земляными юртами, ибо олюторы на дороге с ними бой имели, а тогда по всякой день приступ чинили. В остроге сидел он с 84 человеками команды своей генваря до 9 числа 1713 году. Между тем послал он нарочных в Анадырск с требованием помощи и подвод для перевозу ясашной казны, которая помощь в 60 человеках состоящая, и довольное число оленей под казну ему и прислано. Таким образом ясачная казна едва спаслася от немирных коряков; в Якутск дошла она в генваре месяце 1714 году, а в вывозе не было ее за объявленными бунтами и замешательствами, и за трудным от коряков проездом с 1707 году по самое объявленное время; было же ее всяких зборов {В рукописи зачеркнуто: 109 сороков и 25 соболей, 2523 лисицы красных, в том числе 38 лисиц сиводущатых, 204 бобра, 2 лисицы бурые, лоскут лисицы бурой же, да его Щепеткова збору на 1711 год и на 1712 год 59 сороков 28 соболей, лисиц красных 520, сиводущлтых 3, бобров морских 55, откупных 3 сорока соболей, 213 лисиц, обраные пожитки Володимера Атласова 2 лисицы бурых приносу бунтовщика Данила Анциферова, 2 сорока 2 соболя, 20 лисиц красных да 2 бобра Чирикова збору, 6 сороков 20 соболей приему Осипа Липина, которые взяты за издержанные казенные деньги, поклонных от Семена Ламаева 15 сороков соболей, от прикащика Чирикова поклонных же 20 сороков, от Ивана Ламаева Я сороков, от Чирикова лисица бурая поклонная ж, да его Щепеткова поклонных 20 сороков соболей да 2 лисицы буренькие (л. 288 об.). - Ред.} прежних прикащиков 332 сорока соболей, 3289 лисиц красных, в том числе семь бурых, сорок одна сиводущетых, да морских бобров 259.

   По выезде с Камчатки Василья Щепеткова взбунтовал Верхнего Камчатского острогу закащик Кыргызов, и собравшись со служивыми людьми того острога, приплыл батами в Нижней Камчатской острог, мучил тамошнего закащика Ярыгина свинцовыми кистенями, и клячем вертел ему голову, пожитки его разграбил, и разделил с своими служивыми; такое ж нещастие претерпел тамошней священник и несколько казаков нижношантальских, которых они били, и подъимали на дыбу; чего ради Ярыгин принужден был команду оставить, и в монахи постричься, а острог здал служивому Богдану Канашеву, которой правил оным до вторичного прибытия Василья Колесова, что прежде был казачьим пятидесятником, но тогда уже был пожалован дворянином по московскому списку. А Кыргызов подговоря к себе в злоумышление 18 человек нижношантальцов возвратился в Верхней Камчатской острог, и был страшен Нижнему острогу долгое время, не токмо до приезду прикащика Колесова, но и в бытность оного.

   Помянутой Колесов отправлен из Якутска на смену Василью Севастьянову в 1711 году, а в Нижней Камчатской острог приехал сентября 10 числа 1712 году, получа на дороге указ о розъиске бунтовщиков, кои убили трех прикащиков, по которому указу два человека смертию казнены {В рукописи зачеркнуто: некоторым уши резаны и ноздри рваны (л. 289). - Ред.}, иным вставливаны клейма. Ясаул их Иван Козыревской, которой по смерти атамана Данилы Анцыфорова был в Большерецке прикащиком, с большею частью единомышленников {В рукописи зачеркнуто: на плахи кладены и биты кнутом в проводку по улицам, а иные вместо кнута батожьем (л. 289). - Ред.} штрафованы. Но последнего бунта начальник Кыргызов, не токмо не пошел под суд к Колесову, но и острога ему не отдал, а притом угрожал быть в Нижней острог, и взяв пушки збить двор его; по которому обещанию и приехал в 30 человеках своей партии, в то самое время, как большерецкие казаки приехали к следствию, однако не мог совершенно исполнить своего предприятия.

   Колесов опасаясь обеих партий, не приказал было въежжать им в острог многолюдством; но Кыргызов, несмотря на то стал на квартиру, и содержал у себя денно и ночно караул крепкой. Между тем подзывал нижношантальских казаков в сообщение, и с угрозами требовал от прикащика указу, чтоб ехать ему для проведывания морского Карагинского острова, однако {В рукописи зачеркнуто: ни в чем не получил успеху ибо казаки к нему не пристали (л. 289). - Ред.} и казаки к нему не пристали, и указу не дано, чего ради возвратился он в Верхней острог без всякого успеха, и вскоре потом от своих сообщников лишен команды, и посажен в казенку, ибо оные видя постоянство нижношантальских служивых, и не имея никакой надежды, чтоб зделав суда мимо Нижнего острогу проплыть в море, разделились на две партии, из которых одна держала Колесову сторону, а другая стояла за Кыргызова; но первая верх одержала. По сей причине Колесов принял Верхней Камчатской острог в команду уже в 1713 году, бунтовщиков, кого надлежало, штрафовал, Кыргызова с главным {В рукописи зачеркнуто: главными ворами на плаху, клал, а потом бил кнутом в проводку, многим уши резаны и ноздр