Шулятиков Владимир Михайлович - Совещание расширенной редакции "Пролетария"

">   Наш "Идейный кружок женевских большевиков" ставит своей целью содействие большевистской фракции в области как теоретической, так равно и практической. К этой цели ведет разработка идей большинства в среде товарищей, поддержание у них - путем рефератов, бесед, читальни, просто взаимного общения-революционного настроения и чистоты и ясности наших принципов, распространение марксистских и большевистских идей за границей, путем устройства публичных рефератов и распространения литературы, соответственная борьба в теории и практике с идеями буржуазными и взглядами других фракций партии, содействие отправке в Россию на работу годных работников-большевиков, наконец, материальное содействие фракции и отдельным нуждающимся товарищам. Этого простого перечисления наших задач было бы достаточно, чтобы признать всю важность и необходимость для нас постоянного, регулярного и живого общения с нашим большевистским центром, идейным и практическим нашим руководителем. Приводимая ниже картина некоторых сторон нашей работы, - составленная на основании фактов, секретарских протоколов и других документов, - даст вам яркую иллюстрацию к тому, как гибельно отражается на нашей работе, как связывает нам руки продолжительный и систематический бойкот, которому мы подверглись со стороны "узкого состава Большевистского Центра", приведет вас, подобно нам, к сознанию, что продолжение такого положения неизбежно ведет к распаду нашей организации. Между тем, содействие ее фракции, как бы мало оно ни было, должно бы, казалось, быть особенно ценным в настоящий момент ослабления партийной работы в России и за границей. Еще летом прошлого года нам удалось достать некоторый денежный фонд для организации систематической подготовки товарищей к работе в России. После долгих и бесплодных переговоров с Большевистским Центром о постановке соответствующей "Школы для рабочих" наш кружок 8 декабря 1908 г. постановил (цитируем везде по секретарским протоколам): "Большевистский идейный кружок, основывая школу для подготовки к партийной работе в России под руководством Б. Ц., постановляет выдавать стипендии из имеющихся в кружке средств только рабочим, избранным общим собранием кружка, утвержденным Б. Ц. и обязанным ехать на работу в Россию". Мы ожидали, что Б. Ц., наш идейный центр, живо отзовется своим идейным руководством - указанием программы для занятий, годных лекторов, литературы и т. п. - в этом наиболее важном нашем деле - снабжении рабочими-большевиками оскудевающие силами российские организации. Ничего подобного не случилось. Уже через неделю 15 декабря 1908 г. было констатировано нашим собранием начало правильных занятий в школе. Но тогда, уже обнаружилось, что "школа крайне нуждается в книгах, которые трудно достать в библиотеке Куклина¹¹⁴, так как находятся они там в одном экземпляре и всегда на руках". Кружок тогда же решил "организовать свою библиотеку из книг, окончательно переданных в собственность читальни и временно одолженных". Вопрос о библиотеке, таким образом, неразрывно связан был на практике со школой, и счастливое разрешение его упрочило бы нашу пропагандистскую деятельность. В поисках за книжным материалом мы натолкнулись на довольно обширную библиотеку, принадлежащую большевистской фракции и лежавшую без употребления. Немедленно на собрании 18 декабря кружок постановил: "Войти в переговоры с Б. Ц. относительно того, чтобы библиотека, принадлежащая Б. Ц. и в настоящее время заколоченная в ящики как ненужная, в Париж не перевозилась, а осталась в Женеве и поступила в ведение кружка большевиков". Библиотека эта, помимо непосредственного употребления для целей школы, могла бы лечь солидным фундаментом для основания, постепенно, в будущем, правильно функционирующей публичной библиотеки-читальни,- наподобие теперь уже существующей у кружка, - которую при надлежащей постановке дела можно было бы обратити даже в источник регулярных доходов. Мы и в этом библиотечном вопросе в праве были рассчитывать если не на помощь, то, по крайней мере, хоть на отсутствие препятствий и задержки со стороны Б. Ц. в материальной стороне нашей работы по содействию фракции большевиков.

   Между тем и по поводу школы, стипендий ученикам ее, по поводу библиотеки - узкий состав Б. Ц. упорно хранит молчание на все наши запросы, начиная с конца прошлого года (в течение почти полугода), и это молчание, тяжело сказываясь на энергии работников и на практике работы, послужило одной из крупных причин гибели обоих предприятий. Отсутствие связей с Б. Ц. задерживает нас и в деле упрочения и распространения большевистских идей - устройстве рефератов и распространении литературы.

   Еще 1 декабря кружок "высказал пожелание, чтобы его Бюро озаботилось устройством рефератов, не останавливаясь перед приглашением товарищей, живущих вне Женевы". Но выполнить это пожелание возможно было бы лишь в том случае, если в сношениях с референтами на помощь нам, хотя бы в самой малой степени, пришло Б. Ц. - центр, объединяющий все крупные большевистские силы. И действительно, без этой помощи, никого из товарищей не удалось убедить приехать в Женеву, а между тем, по местным условиям, рефераты давали бы значительный доход, что было бы полезно и всей фракции и в частности нашему кружку, нуждающемуся в больших средствах для помощи товарищам, буквально голодающим при наличности серьезных болезней. Отметим мимоходом здесь вообще поразительный индиферентизм Б. Ц. к материальному устройству товарищей за границей. Мы превосходно знаем, что Б. Ц. не эмигрантская благотворительная касса, но недопустимым во всяком случае считаем отказ от той помощи, которую могло бы оно оказать, не посвящая ей никаких специальных сил, не отвлекая их от своей непосредственной работы. Например, на наши запросы о паспортах для устройства здесь мы так и не получили официального ответа, а из частной переписки узнали, что паспорта есть, но что их Б. Ц. продает по 15 francs! В то же время молчаливо отвергалась хотя бы маленькая помощь в паспортном деле с нашей стороны.

   Так, 22 декабря было послано нашим бюро письмо с предложением хорошего и вполне надежного паспорта для переезда в Россию. Ответа не последовало и по сие время, и товарищ принужден был передать паспорт постороннему партии лицу, лишь бы вернуть его владельцу в Россию, в виду истечения срока. Едва ли такое положение способствует практической постановке транспорта работников в Россию. Что касается литературы, то приводимое ниже письмо даст вам материал для суждения, насколько аккуратно выполняла экспедиция Б. Ц. здесь свои обязанности. Тормозятся также шаги наши в обще-партийном и важном - в особенности за границей для борьбы с меньшевиками - деле объединения с национальными организациями. 30 марта, обсудив VI письмо З. Б. Ц. К.¹¹⁵, кружок постановил немедленно снестись с национальными организациями для объединения с ними, но тогда уже констатировал столько неясностей в условиях объединения, предлагаемых З. Б. Ц. К., что успешно выполнить эту работу смог бы лишь пои регулярном идейном руководстве именно нашего большевистского Центра, а не общего с меньшевиками З. Б. Ц. К., в формальные директивы которого мы должны вливать наше большевистское содержание. Без этого объединение совершается на самых разнообразных условиях, случайного, а не принципиального характера.

   Наконец, в области чисто теоретической, касающейся основных принципов марксизма, нами глубоко ощущается отсутствие живой связи с большевистским идейным центром. Нам пришлось, например, выдержать трудную борьбу с одним из товарищей, явно уклонившимся в сторону буржуазного мистицизма, и принять по отношению к нему меры воздействия. Во всей этой идейной борьбе мы не могли рассчитывать на руководство Б. Ц., благодаря его систематическому бойкоту нашего кружка, и, несмотря на то, что довели обо всем до его сведения, отношение его к этому делу для нас до сих пор неизвестно.

   Из вышеизложенного вы можете видеть, каким тормозом в нашей работе было бойкотирующее, сознательное или просто халатное, отношение к нам узкого состава Б. Ц., и можете судить, до какой степени упадка работы доведен этим наш кружок. И мы с самого начала этих ненормальных отношений стремились к уничтожению их, к поддержанию, восстановлению связей с Б. Ц., испробовали на этом пути все лойяльные возможности. Началось это еще во время пребывания Б. Ц. в Женеве; тогда уже мы не получали ответов на злободневные для нас, не терпящие отлагательства вопросы о школе, библиотеке, стипендиях и т. п. Если тогда с большими натяжками можно было объяснить это обременением Б. Ц. работой по подготовке переезда в Париж, то дело не изменилось и после этого переезда: уже 8 февраля нам пришлось констатировать, что "Б. Ц., переселившись в Париж, совершенно не отвечает на письма кружка, требующие скорого ответа", и поручить нашему бюро "сделать Б. Ц. по этому поводу запрос" (с указанием невнимательности и неаккуратности к партийным учреждениям), и 10 февраля было послано нижеследующее письмо, приводимое здесь по черновику секретаря кружка: "Общее собрание Женевского Идейного Кружка большевиков 8 февраля 1909 г. постановило обратиться к Б. Ц. с запросом, почему Вы нам не отвечаете? 1) Нами послано было 10 декабря 1908 г. (когда еще Вы были в Женеве) письмо относительно школьной стипендии,- ответа до сих пор не получено. 2) Нами послано было 21 декабря 1908 г. письмо Вам относительно библиотеки, собранной Бонч-Бруевичем и находящейся в Женеве, с напоминанием о стипендии - ответа до сих пор нет. 3) Нами послано было 22 декабря 1908 письмо относительно заграничного паспорта, который вы могли бы использовать для поездки в Россию - ответа не было получено. Несмотря на заявление товарища-экспедитора одному из членов бюро кружка о своевременной высылке "Пролетария" в количестве двух экземпляров, мы получили No 41 в одном экземпляре с большим запозданием (когда он уже продавался в табачных магазинах) и после неоднократного письменного напоминания. Принимая во внимание, что Б. Ц. за истекший срок со времени переезда в Париж мог приступить к планомерной работе, что это ваше молчание тормозит нашу работу по организации школы и библиотеки, собрание просит вас не замедлить ответом по первым двум вопросам. С товарищеским приветом..."

   Больше полутора месяца прошло в бесплодных ожиданиях, в наблюдениях все более хиреющей и распадающейся деятельности кружка. Наконец, 30 марта мы постановили: "1) Подготовить подробное заявление в расширенный состав Б. Ц. об отношении узкого состава Б. Ц. и его секретариата к Женевскому большевистскому кружку. 2) Теперь же обратиться через т. Марата в узкий состав Б. Ц. с протестом против бойкота Женевского идейного большевистского кружка Большевистским Центром и заявить, что неполучение от Б. Ц. ответа в непродолжительном времени заставит Женевский большевистский кружок искать другого пути воздействия на Б. Ц. в смысле обращения по этому поводу к другим большевистским организациям". Было послано нижеследующее письмо: "В Большевистский Центр. 30 марта. Женевский Кружок большевиков вторично обсуждал вопрос об отношении к себе Большевистского Центра. Отношение это пришлось квалифицировать словом: бойкот. В письме от 10 февраля мы указывали, сколько раз вы игнорировали наши письма, просили ответить на поставленные вам вопросы и надеялись, что на будущее время все уладится. За 1 1/2 месяца вы не ответили. 2 марта в экспедицию "Пролетария" от имени 2-й группы послано было письмо о паспортах для новых товарищей; ответа нет и до сих пор, если не считать частной переписки. Мы протестуем против такого отношения к нам; и если вы в непродолжительном времени не найдете нужным ответить на это наше письмо, то кружок вынужден будет по этому поводу обратиться к другим большевистским организациям. С товарищеским приветом и пр..." Насколько доверчиво относилось большинство товарищей к Б. Ц. и насколько не хотело расставаться с надеждой, что этот бойкот временного и случайного характера, показывает вам тот факт, что на том же собрании 30 марта после 4 месяцев бойкота, кружок все-таки отверг предложение одного товарища о немедленном обращении к большевистским организациям. Но после новых трехнедельных ожиданий, когда все более обнаружился затяжной характер бойкота, когда из других групп, как например, из Карлсруэ, стали поступать запросы к нам по поводу молчания экспедиции Б. Ц. и на их сношения, - тогда истощился оптимизм и у самых доверчивых товарищей, и перед всеми одинаково грозно встала серьезность ненормального положения, в которое ставит большевистские организации необъяснимое поведение Большевистского Центра.

   Расширенный состав Б. Ц. не ожидался скоро, работа наша совершенно стала, кружок охватило настроение оторванности и отчаяния - и перед нами не оставалось иного пути, как обращение к большевистским организациям за границей за содействием, и 24 апреля было послано в заграничную организацию нижеследующее письмо: "Уважаемые товарищи! Женевский идейный кружок большевиков на собрании 21 апреля 1909 г. постановил (по обсуждению в третий раз): считать сношения с Б. Ц. прерванными и по этому поводу обратиться к Большевистским заграничным группам. Дело в следующем: Б. Ц. уже скоро около полугода систематически бойкотирует наш кружок, не отвечая на целый ряд писем и запросов по очень важным для нас вопросам, как то: об устройстве школы для подготовки партийных работников, о восстановлении библиотеки большевиков, собранной Бонч-Бруевичем и лежащей в Женеве без употребления около трех лет, о паспортах для прибывающих за границу товарищей и т. п. Нами были посланы письма 10, 21, 22 декабря 1908 г., 2 марта 1909 г. - ответа не было. Затем было послано письмо 10 февраля с запросом, почему нам не отвечают,- ответа не было. 3 апреля 1909 г. послан второй запрос с указанием, что, в случае неполучения ответа, кружок вынужден будет обратиться к заграничным большевистским группам. Ответа не получено. Терпеливо обсуждая данный вопрос в продолжение долгого времени (10 февраля, 11 марта, 21 апреля 1909 г.) и желая устранить всякие недоразумения, мы, наконец, вынуждены прекратить бесплодную переписку с Б. Ц. и вопрос об отношении к нам Б. Ц. вынести на обсуждение Большевистских Заграничных Групп. Мы не можем мириться с данным положением и кроме того не знаем причины бойкота. Благодаря последнему разрушалась и разрушается наша маленькая заграничная работа. Если Вам нужны копии с протоколов собрания, резолюций, наших писем к Б. Ц., то все может быть прислано. С товарищеским приветом..."

   Мы надеялись, что таким образом добьемся, наконец, прекращения бойкота, подрывающего работу и самое существование нашего кружка, добьемся восстановления не по нашей вине прерванных связей с Б. Ц. или, по крайней мере, сумеем выяснить причины этого удивительного, необъяснимого и небывалого в практике нашей фракции отношения руководящего учреждения к периферии. В настоящее время, пользуясь возможностью обратиться к Вам, как к полному составу Б. Ц., мы просим Вас со всей внимательностью, которую только допускает обилие другой более серьезной работы у Вас, обсудить создавшееся положение и указать нам пути для выхода из него, - для установления прочных и регулярных сношений с узким составом Б. Ц., высказав свой принципиальный взгляд по вопросу о желательности или нежелательности сохранения большевистских идейных кружков ввиду того, что на собрании Женевского идейного большевистского кружка в конце 1908 г. представители Б. Ц., узкого его состава, заявили, что с учреждением "Вторых заграничных групп содействия" тем самым отпадает необходимость сохранения чисто фракционных идейных ячеек, и настаивали на распущении нашего кружка.

   С товарищеским приветом

   Бюро клуба с.-д. большевиков.

   Женева.

  

  

  

   {* Печатается по тексту, написанному рукой неизвестного, с редакционными исправлениями, сделанными А. В. Луначарским и за его подписью. Вверху В. И. Лениным сделана надпись карандашом: "(2) ((Лунач[арск]ий)). К п[ункту] 4 порядка дня". Ред.}

  

   [Июнь 1909 г.]

  

   Дорогие товарищи!

   В No 42 официального органа большевистской фракции появилась статья без подписи и, следовательно, за ответственностью редакции, озаглавленная: "Не по дороге".

   Главный тезис этой статьи формулирован недвусмысленно: С такими {Курсив принадлежит автору заявления. Кроме того, во многих местах подлинника имеются не отмечаемые здесь подчеркивания карандашом, сделанные Л. Б. Каменевым. Ред.} социалистами нам не по дороге".

   Одним из таких социалистов оказался я. Всякому понятно, что подобная статья имеет характер официального порицания моей литературной деятельности и почти равносильна своеобразной экскоммуникации, отлучению.

   Человек, подобно мне гордящийся своей верностью основам революционного марксизма и своей принадлежностью к боевому крылу Р.С.-Д.Р.П., не может не остаться глубоко задетым и оскорбленным этим тяжким посягательством на его партийность. Некоторые же черты, присущие вышеназванной статье, послужили в моих глазах ярким доказательством того, что статья была задумана и выполнена крайне спешно, невнимательно и, осмелюсь сказать, легкомысленно. Поэтому, апеллируя к вам, дорогие товарищи, я не только защищаю себя от незаслуженного удара моей социал-демократической репутации, но, быть может, и других мнимых еретиков, которые могли бы стать жертвами той же тенденциозной и нервозной строгости уважаемой редакции.

   Вот что заставляет меня формулировать ряд пунктов, имеющих своей целью, с одной стороны, самозащиту, с другой - обвинения редакции "Пролетария".

   1) Я обвиняю редакцию если не в стремлении создавать скандалы из ничего, то в недостаточной заботливости об избежании конфликтов, крайне тяжелых для отдельных лиц и невыгодных для целой фракции. У нас принято повторять: "Предоставим эсерам затушевывать свои разногласия!"¹¹⁶ - Предоставим, конечно! Но следует ли из этого, что мы должны с какой-то болезненной любовью вытаскивать каждое разногласие и раздувать его? усматривать его даже там, где оно не существует? не считаться с необходимостью заботливо устранять всякую возможность недоразумения в таком серьезном деле, как официальное осуждение взглядов того или другого товарища?

   Бебель заявил однажды, что у нас нет догмы и потому не может быть и еретиков. Допустим, что он ошибся, что как ересь, так и ее осуждение - явление возможное в социал-демократии. Но не в праве ли мы ожидать, что в нашей партии свободная мысль будет иметь по меньшей мере те же гарантии, какие дает ей прославленная своею нетерпимостью католическая церковь?- Между тем последняя, имея перед собою еретическое произведение своего члена, обращается прежде всего к нему, требуя от него или удовлетворительного разъяснения шокирующих взглядов, или добровольного отказа от них. Только после переписки с обвиняемым, выяснившей действительно коренное разногласие и упорное неповиновение со стороны заблуждающегося, церковь решается официально заявить, что ей "не по дороге" с такими католиками. Редакция "Пролетария" не сделала мне никакого запроса о том, как понимать {Под словами "как понимать" Л. Б. Каменевым карандашом написано: "Мы знаем, как понимать". Ред.} те или иные мои статьи; она не объявила {Первоначально было: "не сделала". Ред.} мне никакого товарищеского предостережения; она не потребовала от меня сделать на страницу "Пролетария" или в другом месте те или иные разъяснения публике, которые, быть может, рассеяли бы недоразумения и удовлетворили бы строгий суд редакции. Наоборот: когда я, по собственному побуждению и при официальной поддержке Женевской группы большевиков, заявил о своем желании: во-1) разъяснить, что именно понимаю я под словом религия, и 2) заявить, что, в виду порождаемых моей терминологией недоразумений, я впредь отказываюсь от ее употребления, - редакция ответила мне отказом, найдя, что помещение такого письма повело бы к философской полемике, между тем, как постановлением редакции всякая трактовка философских вопросов на столбцах "Пролетария" была строжайше воспрещена.

   2) Я обвиняю редакцию в нарушении того постановления, о котором только что говорил. Даже ребенок, читая статью "Не по дороге", поймет, что эта статья философская и что в ней осуждается определенный ряд философских идей. Отвечать на ату статью, не входя в философскую полемику, - абсолютно невозможно. Вина редакции усугубляется тем, что вся статья зиждется на недоразумениях или на извращениях моих слов и мыслей. Но здесь не место доказывать это, как не место разъяснять крайнюю философскую слабость аргументации, на мой взгляд компрометирующую редакцию. Все это я надеюсь доказать в другом месте. Здесь же, перед вами, товарищи, я ограничиваюсь одним утверждением: редакция явно нарушила свое собственное постановление о философском нейтралитете "Пролетария".

   3) Я знаю очень хорошо, что редакция прикрыла свое философское нападение на меня утверждением, будто бы дело идет о вопросах практических. Но соответствующие доказательства статьи падают при первом прикосновении критики.

   Редакция утверждает: "Ошибка Луначарского заключается в том, что он полагает, что существуют какие-то другие способы привлечения трудовых масс к знамени научного социализма, кроме того экономического процесса, который пролетаризирует эти массы и передвигает их на точку зрения пролетариата".

   Да, я действительно полагаю это. Больше того: я полагаю, что усердный автор статьи в своем прокурорском рвении высказывает под видом ортодоксально-большевистского положения общеизвестную "ересь", именуемую экономическим фатализмом. Я резко расхожусь в данном пункте с автором статьи, но расхожусь ли я с редакцией? В статье товарища Ленина, напечатанной в No 3 "Социал-Демократа"¹¹⁷, энергически поддерживается данная им в "Двух тактиках" формула: "Пролетариат, присоединяющий к себе массу крестьянства" {После этой фразы имеется надпись карандашом рукою Л. Б. Каменева: "Демократическая революция не социализм". Ред.}.

   Итак, пролетариат не полагается фаталистически на экономический процесс, а идет активно навстречу ему, активно работает на созданной им почве и стремится присоединить к себе крестьянскую массу. Мне скажут, что у Ленина дело идет о проведении до конца демократической революции, а у меня о социализме. Но разве "Спилка"¹¹⁸ не ведет в крестьянстве социалистической пропаганды? Разве Каутский в своей знаменитой книге "Социальная Революция" не указывает на огромную важность активной пропаганды социализма в крестьянстве? Разве не утверждает это Ленин в своей "Крестьянской Бедноте"¹¹⁹? Очевидно, автору статьи "не по дороге" ни со "Спилкой", ни с Каутским, ни с Лениным.

   Но ведь в указанных мною случаях дело идет о сельском пролетариате? Верно. А я говорю о кулаках, что ли? Я говорю о колоссальном явлении массового крестьянского разорения, о том, что оно выделяет неимущие толпы, жаждущие просвещения и начинающие уже находить его в тех бледных лучах пролетарской истины, которая доходит до них из городов и заводов, этих центров могучего социального света. Я рисую картину или, вернее, толкую картину, нарисованную великим художником: как ищут и что находят уже теперь интеллигентнейшие представители крестьянского пролетариата; я констатирую, как близко подошли они к нам, какую подготовленную почву найдет в них научно-социалистическая пропаганда. Где тут ересь?

   Далее автор утверждает:

   "Луначарский, вопреки основоположникам научного социализма, полагает, что самому социализму можно придать форму, более приемлемую для полупролетаризированных слоев".

   Ничего подобного я не утверждаю. Я утверждаю, что социализм сам преломляется таким образом в голове Матвеев. Пусть автор статьи или редакция попробует доказать цитатами, что я практически рекомендовал сознательным социал-демократам пользоваться формулами Ионы. Правда, я признаю эти формулы "высокими", "прекрасными", но вопрос о том, насколько они высоки и прекрасны, насколько близки к марксизму и насколько похожи на средневековый социализм, - не имеет ничего общего с практикой, это вопросы философские, эстетические и исторические; все это я постараюсь растолковать решительному, но невдумчивому и, повидимому, мало сведущему автору статьи в легальной печати. Для того же, чтобы придать моей эстетической оценке понимания социализма {Над словами "придать моей эстетической" Л. Б. Каменевым надписано: "Эстетика одно, а практика другое?" Ред.}, присущего Ионе и Матвею, хотя тень практичности, - автор совершает литературный подлог и на месте выражения "высокая формула" ставит: "более высокая формула". Этим моя мысль совершенно искажается. Я утверждаю, что я нигде не рекомендовал заменить в практической пропаганде обычные формулы марксизма - формулами религиозными и нигде не называл последние более высокими.

   В доказательство наличности практических тенденций в моих статьях автор старается уличить меня в желании бороться с религией, став на ее же почву. На это я имею возразить следующее:

   1) Я мог бы согласиться с подобной формулой лишь в том случае, если она означала бы, что с религией нужно бороться во всеоружии знания ее истории и психологии, а не с кондачка, по примеру буржуазных попоедов. Никакой другой общей почвы в борьбе с религией я не признаю.

   2) Если бы, однако, я и признавал ее, то это бы был вопрос чисто философский, ибо нельзя же рассматривать, как практический, - вопрос о том, как нужно бороться с той или другой формой буржуазной идеологии. Став на эту течку зрения, придется считать практическими все вопросы пролетарского миросозерцания.

   3) Но если бы даже это был практический вопрос, то заявлять: "нам не по дороге с такими социалистами", - основываясь на подобном разногласии, - значит просто нервничать. В германской социал-демократии имеются такие люди, как например Кальвер, который счел возможным писать пропагандистские брошюры в христианско-социалистическом духе, но даже этот практический шаг, который я первый осудил бы, отнюдь не повел к официальному порицанию, да еще в столь резкой форме.

   С какой стороны ни подходить к статье "Не по дороге" - приходится признать ее чисто теоретической, полемической статьей, неискусно стремящейся замаскироваться разоблачением практических ересей. Итак, повторяю: редакция с радостью ухватилась за "разногласия" {Над словом "разногласия" имеется надпись Л. Б. Каменева: "Не судите по себе". Ред.} и подняла историю, не сделав ни малейшей попытки избежать ее; редакция нарушила философский нейтралитет "Пролетария"; редакция бросила мне обвинения в практических отклонениях от тактики социал-демократии, построив эти обвинения на придирках, выдумках и политических искажениях подлинных слов, достойных усердного товарища прокурора или задорного неоперившегося литератора, но не достойных столь уважаемой коллегии, как она.

   Я прошу вас, дорогие товарищи, поставить редакции на вид ее опрометчивую торопливость; оградить {После слова "оградить" Л. Б. Каменевым наверху приписано: "редакцию от них". Ред.} впредь меня и партийных литераторов вообще от легкомысленных "отлучений", дать мне {Над словами "дать мне" имеется надпись Л. Б. Каменева: "дано". Ред.} возможность ответить в "Пролетарии" на "практические" придирки редакции и предоставить мне право обстоятельно ответить по существу философских вопросов, поднятых в статье, - в легальной партийной печати, дабы побудить моего оппонента поднять забрало и вступить со мною в открытую {Под словами "в открытую" Л. Б. Каменевым написано: "это в легальной прессе". Ред.} полемику.

  

  

   {* Печатается по автографу А. А. Богданова. Вверху надпись В. И. Ленина: "((Школа)). К п[ункту] 7 порядка дня". Ред.}

  

   [31 мая 1909 г.]

  

   По поводу обвинения меня в нелойяльности по отношению К коллегии Большевистского Центра, обвинения, возникшего благодаря тому факту, что со своим особым мнением в деле о партийной школе за границей я раньше ознакомил Центральное Областное Бюро и организаторов школы, чем коллегию Большевистского Центра, {См. стр. 194. Ред.} я считаю необходимым заявить следующее:

   Я охотно признал бы наличность в данном случае формального упущения с моей стороны и принял бы всяческое порицание за него, если бы самую коллегию было возможно считать в это время нормально функционирующей, единой, а меня самого - связанным с нею не только чисто формально, но и морально. Ни того, ни другого не было, и притом абсолютно не по моей вине.

   Внутри коллегии Большевистского Центра существует оформленная другая организация, к которой принадлежит нынешнее большинство ее членов. Волею этой организации я давно уже морально исключен из коллегии Большевистского Центра. Все это совершенно неоспоримо доказывается нижеследующими фактами.

   Еще в январе нынешнего года я натолкнулся на несомненные {Первоначально было: "неоспоримые". Ред.}, как мне казалось, данные о существовании такой организации и написал проект обращения по этому поводу в Большевистский Центр, который и привожу здесь дословно.

  

  

   {* На полях справа зачеркнутая синим карандашом надпись рукой неизвестного: "(Не подано, факт посылки Б[атурина] теперь подтвержден"). Ред.}

  

   Уважаемые товарищи, находясь в Италии, я получил от т. Марата письмо с сообщением о делах Большевистского Центра, членом которого я состою. В письме было, между прочим, сказано:

   "... могу сообщить, что попытки учинить раскол делаются. Так, в Москву послан уралец Б[атурин] читать доклад о конференции...¹²⁰ Что Б[атурина] послали в Москву, я узнал случайно. Б[атурин] взял у меня деньги на дорогу. Через два дня он пришел еще за деньгами; я отказался дать, мотивируя тем, что дал ему достаточно до Урала. На это он мне заявил, что ему надо ехать в Питер и Москву. Я заявил, что ему по дороге, быть может, нужно ехать и в Ниццу, но на такие поездки я денег дать не могу. Тогда он мне сказал, что его Большевистский Центр посылает в Москву читать доклад о конференции. Я ему заявил, что Большевистский Центр таких назначений не делал, и потребовал представления записки о том, что он едет по поручению Большевистского Центра. Через несколько часов он принес мне записку Григория, который просил еще дать ему денег (50 francs), a он начал извиняться передо мною, - действительно-де я напутал, Большевистский Центр меня не посылал: было частное совещание Ленина, Григория и Каменева; они посылали его в Москву: "а если Вас не пустят в организации, скажите, что Вас послал Б. Ц."... (Письмо от 27/I 1909),

   Из этого сообщения с несомненностью усматривается следующее:

   1) Существует сепаратная организация, в состав которой входят члены редакции "Пролетария", товарищи Ленин, Григорий и Каменев, - организация, которая посылает по России агентов со специальными поручениями, и пользуется для этого средствами Большевистского Центра.

   2) Организация эта, которую я, в виду антйбойкотистского оттенка ее членов, буду для краткости называть в дальнейшем "Антибойкотистским Центром" (точное же ее название мне неизвестно), действует конспиративно по отношению к Большевистскому Центру и товарищам в России: она то называет себя "частным совещанием", то прикрывается (более, чем незаконно, разумеется) именем Большевистского Центра. Делегату ее дается инструкция не говорить без необходимости в Москве, от какой организации он послан, и только в случае крайности сказать, что от Большевистского Центра... Деньги же на частное политическое предприятие "Антибойкотистским Центром" были получены от кассира Большевистского Центра в данном случае посредством записки товарища Григория, как члена Большевистского Центра.

   3) Образование нового Антйбойкотистского Центра находится в очевидной связи со срывом большевистской конференции в первых числах января, - так как в составе Антйбойкотистского Центра, поскольку он выяснен, оказываются те же товарищи, которые голосовали за непризнание большевистской конференции¹²¹.

   Считая эти факты страшно важными в силу заключающейся в них угрозы основным жизненным интересам большевизма, я предлагаю Большевистскому Центру временно отложить все прочие, более мелкие дела, чтобы заняться следующими задачами:

   a) Выяснение организации и деятельности Антйбойкотистского Центра.

   b) Прекращение того раскола в большевизме, который по существу и формально создается уже самым существованием Антйбойкотистского Центра.

   c) Прекращение попыток распространить этот раскол, к счастью пока еще только, повидимому, заграничный, на русские местные организации.

   4 февраля 1909 г. (нового стиля).

  

   Прежде, чем подать это заявление, я решил посоветоваться с теми членами Большевистского Центра, которые к тайной коллегии не принадлежали, - с т. Маратом и т. Н[икольским]. Они мне сказали: "Из этого ничего не выйдет. Кто устраивает раскол, те сумеют отрицать факты. Против свидетельства одного будет отрицание {Первоначально было: "свидетельство". Ред.} четырех. Тут ничего не поделаешь. Надо ждать". Я признал верность этих соображений и заявления не подал.

   Впоследствии факт посылки т. Б[атурина] был подтвержден, - не только тем, что он на самом деле поехал в Москву, но и прямым указанием одного из посылавших,- товарища Григория. Именно, когда в заседании 23 февраля¹²² т. Марат, протестуя против резолюции об исключении двух членов Большевистского Центра, рассказал всю историю с т. Б[атуриным], то т. Григорий возразил: "нечего считаться, кто кого посылал; вот вы посылали т. Лядова". Возражение было по существу неудачно, ибо Лядов был послан коллегией Большевистского Центра совершенно официально; но оно заключало в себе полное подтверждение данных т. Марата. Но тут же были даны еще более серьезные доказательства существования внутреннего раскола.

   В заседание 23 февраля три члена Большевистского Центра - Григорий, Каменев, В[иктор] - принесли готовую резолюцию, в которой я и т. Н[икольский] объявлялись присвоителями партийного имущества и клеветниками, нам предлагалась неделя на раскаяние, а затем назначался созыв более полного собрания Большевистского Центра, - для решения вопроса об исключении нас из коллегии. В этой же резолюции подчеркивался "коренной" и "принципиальный" характер разногласий в большевистской фракции, каковой плеоназм имел явной целью указанием {Первоначально было: "признанием". Ред.} на неизбежность раскола оправдать неслыханный образ действий {Первоначально было: "неслыханные действия". Ред.} авторов резолюции. Что ее принятие было заранее решено в другой коллегии, можно было видеть по поведению т. В[иктора], который немедленно после прочтения резолюции предложил голосовать ее без прений. Другие решили {Зачеркнуто: "для формы". Ред.} допустить прения, но, конечно, резолюция без изменений была принята теми же тремя голосами (т. Ленин отсутствовал, как было сообщено, "по болезни").

   С этого времени я имел все основания считать себя "морально" исключенным из Большевистского Центра, но подчиниться этому я не мог и, как представитель, выбранный съездом, был даже не в праве подчиниться.

   Затем последовали новые факты.

   В редакции "Пролетария" оказалось, что т. Марата приглашают на заседания лишь для того, чтобы формальным голосованием санкционировать кем-то уже принятые и выполненные решения. Так, он сначала имел удовольствие видеть уже отпечатанной и сброшюрованной статью т. Григория о всероссийской конференции (или, вернее, о необходимости раскола среди большевиков)¹²³, а затем в заседании редакции участвовать в обсуждении и решении вопроса о том, не надо ли ее напечатать. В другой раз его собственная статья, по заказу редакции им написанная, была без разговоров с ним {Дальше зачеркнуто: "и без официального". Ред.} кем-то отвергнута и заменена написанной еще кем-то по чьему-то новому заказу.

   Наконец, когда около 20 апреля не входящие в тайную коллегию члены Большевистского Центра потребовали собрания, то неожиданно они получили от четырех членов - товарища Ленина, товарища В[иктора], тт. Каменева и Григория - ответ, что они, означенные четыре, решили собраний до пленума не устраивать, ибо в этих собраниях нет толку благодаря "оппозиции", которая-де там занимается "сплетнями и клеветой"¹²⁴. Тайная коллегия выступила открыто.

   Между прочим этим ее выступлением в значительной мере обусловлено мое опоздание с подачей особого мнения по вопросу о школе. Я подал бы его на том собрании, которое было сорвано коллегией четырех (впрочем, сколько их там, я в точности не знаю); а подавать не на собрании, т. е. в эту самую тайную коллегию, у меня как-то не было охоты.

   Но это не так важно. Существо дела ясно. Если те, кто снимает голову у фракции, плачут по выдранным мною при защите партийного же дела нескольким волосам, то это есть лицемерие, и ничего больше. Чтобы констатировать это лицемерие, я и предложил свою поправку в соответственном месте направленного против меня письма большинства Большевистского Центра к членам фракции¹²⁵; там, где говорится: "мы обращаемся ко всем, желающим единства фракции", я советовал вставить, для точности, следующее определение к этому "мы":

   "Мы, устроившие внутри Большевистского Центра особую организацию, действующую его именем и присвоившую его функции" {Дальше следует зачеркнутое: "О самом же письме я теперь ничего сказать не могу, ибо несмотря на то, что оно отпечатано уже более недели тому назад... и как мне известно рассылается кому следует, несмотря на мои просьбы через товарищей, я до сих пор (31 мая) его не получил. Повидимому это делается во исполнение принятой 23 февраля резолюций "сократить до минимума официальные сношения" со мною и т. Н[икольским]. Ред.}...

   Перехожу к существу письма. Прежде всего отмечу в нем грубое искажение основных фактов. О письме т. Михаила, переданном в редакцию "Пролетария", там говорится, что оно "было лишь простой корреспонденцией..... и заключало в себе академическое лишь предложение обсудить в местных организациях вопрос о нужности или ненужности партийных школ". Это - прямая неправда. В обращении т. Михаила нет вопроса о "ненужности" школ, а прямо констатируется, что они необходимы, и оканчивается оно следующими, отнюдь не "академическими", а практическими вопросами:

   "1. Какие требования к такой школе ставит организация, т. е. какого характера работников она желала бы видеть выпущенными из этой школы: агитатора, организатора, пропагандиста, работника по профессиональному или аграрному движению?

   2. Есть ли у нее на примете товарищи-рабочие, которых она сможет послать в партийную школу?"

   И заканчивается обращение словами:

   "Желательно, чтобы организация резолютивно закрепила свое отношение к проекту организации партийной школы и копию прислала нам" - из чего ясно, что обращение, присланное в редакцию, рассматривается как проект организации школы.

   Злостный характер того задержания, которому обращение подверглось в редакции, теперь вполне доказан тем фактом, что эта якобы "академическая корреспонденция" была специально скопирована до ее возвращения автору, - о чем проговорился на собрании Большевистского Центра т. Григорий. Прямую неправду представляет также то место письма, где говорится, что женевцы, вырабатывая план школы, "не имели в виду специальной посылки учеников из России". Они хотели набрать учеников за границей лишь для начала, а посылка их из России в дальнейшем предполагалась, о чем засвидетельствовал на собрании Большевистского Центра знакомый с делами Женевской группы и специально с этим делом т. Марат.

   При явно враждебном отношении редакции "Пролетария" к начинанию, выразившемуся в обращении т. Михаила, при вышибательной ее тактике, объектом которой уже раньше оказался один из инициаторов школы, т. Алексинский, какой же оставался путь для выполнения необходимого дела, как не содействие и утверждение со стороны местных большевистских организаций? Редакция "Пролетария" находит, что и тогда надо было придти к ней; передать ей на зарез все дело, да за одно и собранные средства. За кого же она считает товарищей большевиков? За толстовских непротивленцев? или просто за баранов? Во всяком случае, я глубоко убежден, что они не таковы.

   С революционным социал-демократическим приветом

  

  

  

  

  

   {* Печатается по автографу А. А. Богданова. Вверху надпись В. И. Ленина: "((Финансы Б. Ц. и т, д.)). К пункту 9 порядка дня". Ред.}

  

   1 июня 1909 г.

  

   На последних собраниях коллегии я каждый раз поднимал вопрос о финансовой политике Большевистского Центра, и каждый раз собрание закрывалось без обсуждения этого вопроса. Не зная, удастся ли мне участвовать в обсуждении его на пленуме Большевистского Центра (так как пленум созывается для решения в первую голову вопроса об исключении меня и т. Никольского]), считаю необходимым теперь же, письменно, обратить внимание товарищей на те факты, которые заставляют признать нынешнюю финансовую политику Большевистского Центра абсолютно недопустимой.

   После январской партийной конференции, на которой оба наличных делегата от Центральной области и один из двух делегатов от Петербурга принадлежали к оттенкам, не согласным с редакцией "Пролетария"¹²⁸, финансовая комиссия Б. Ц.¹²⁷ сократила субсидию Центральной области на 100, Петербургу на 50 руб. в месяц. Между тем денег в кассе было много, и ожидалась еще большая получка. Как бы для того, чтобы не могло оставаться сомнений в репрессивном характере мероприятия по отношению к Центральной области, было принято решение- отсылать туда деньги лишь через Петербург; предлог был выставлен явно издевательский, - тот, что от Центрального Областного Бюро в Большевистский Центр долго не поступало отчета о расходах, - как будто отчетность могла возрасти от того, что, вопреки требованиям конспирации и здравого смысла, деньги должны были совершать лишнее путешествие по России. Ближайший результат оказался тот, что три недели Московская и Областная организация оставались без денег - и это в такое время, когда там шли жестокие провалы, - а кроме того, потребовалось две специальных поездки между Москвой и Петербургом, которые стоили 40 руб. партийных денег, чтобы деньги дошли по назначению (сначала не увенчавшаяся успехом поездка Лядова, затем посылка особого человека из Петербурга).

   Вследствие гибели типографии "Рабочего Знамени" область обратилась в Большевистский Центр с просьбой дать немедленно 500 руб. на восстановление органа. Ответ финансовой комиссии был, если возможно, еще более издевательский: решили запросить Петербургское Бюро Ц. К. о том, нужно ли давать деньги на "Рабочее Знамя". Между тем, все номера "Рабочего Знамени" имелись в редакции, а его значение для области было известно из корреспонденции.

   Благодаря отсутствию денег провал в Москве оказался гораздо значительнее, чем он мог быть. Так, по сообщению т. Лядова, два члена Московского Окружного Комитета были арестованы исключительно благодаря тому, что, будучи нелегальными, не имели денег на покупку паспортов; в складе литературы было взято сначала только 8 пудов; остальные 35 пудов, оставшиеся в этот раз неразысканными, некуда было увезти - не на что было нанять квартиру; а через некоторое время, при вторичном обыске, их нашли. Повидимому, это еще далеко не все факты такого рода; и вообще совершенно ясно, что оставление организации без денег в период арестов всегда может принести пользу врагам партии.

   Через некоторое время от секретаря Московского Комитета, т. Щура, в Большевистский Центр пришло письмо, в котором он заявлял, что Московский Комитет не отзовистский и не ультиматистский. Очень скоро после