Главная » Книги

Толстая Софья Андреевна - Дневники (1897-1909), Страница 6

Толстая Софья Андреевна - Дневники (1897-1909)


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19

церкви дома губернатора: были и великий князь Сергий, и великая княгиня Ел. Федоровна. Вера была проста, серьезна и трогательна. Ей хочется всем внушить, что она будет счастлива за Истоминым.
  
   28 сентября. Ясная Поляна.
   Вернулась я Ясную Поляну, домой. Как было мрачно ехать темнотой, по таявшему снегу, по тяжелой дороге, свернув с шоссе к церкви. Я ехала из Ясенок. На душе тяготила забота об оставленном в плохом настроении и упадке духа Мише. Но зато как весело было войти в освещенный веселый яснополянский дом, полный любимыми и любящими людьми. - Первое - пошла в кабинет Лёвочки, и мы бросились друг к другу, как во времена молодости, и несколько раз поцеловались, и глаза Л. Н. светились такой радостью и любовью, как давно не было. Потом Варю Нагорнову я рада была видеть, и Машенька еще не уезжала в монастырь, и Миша Стахович был опять.
   Он привез из Орла обратно Льва Николаевича, который ездил туда посмотреть тюрьму для своей повести. Вечером сидели за работами, чтением и беседой. Было семейно, весело, дружно.
   Снимала фотографию маленького внука Льва. От Миши письмо, хандрит, кутит, просится в Ясную опомниться - я позволяю приехать, но поможет ли это?
   Таня с Верой Кузминской уехала в Москву дать ответ Сухотину. Думаю о ней непрерывно, страдаю и боюсь. Какой-то будет этот ответ? Л. Н. погружен в работу, все отделывает "Воскресение" и послал переводить за границу несколько глав. Сегодня он все беседовал с странником, высланным за стачки, сидевшим в остроге четыре месяца. Л. Н. так и впился в его рассказы.
  
   5 октября
   Были известия о Тане. Она отказала будто бы Сухотину, но оба плакали; и няня пишет и Миша сговорит, что она и теперь все тоскует и плачет.
   Приехал Миша, затосковал, закутил в Москве, приехал в семью, в деревню опомниться. Были интересные французы: m-r и m-me de Gercy. Социалисты крайние, поджигатели стачек в Париже, люди не религиозные, но очень пылкие, дружные друг с другом; настоящие французы по живости, темпераменту, способности жить всецело для своей цели и вне себя.
   Приезжал еще из редакции "Нива" торговаться с Л. Н. за его повесть "Воскресение". Л. Н. просит 1000 рублей за печатный лист и без огражденья прав собственности издателя. Но до сих пор редакция "Нивы" еще на это не согласна. Мне до того противны эти торги за сочинения Л. Н. и особенно после того, что он напечатал в газетах отречение от своих прав, что я едва сдерживаю свое негодованье и остаюсь в хороших отношениях с Л. Н. - Он вошел в прежнюю колею: опять пишет художественное произведение и опять хочет за него больше денег. Только прежде деньги были законно отданы в семью, теперь же выдуманы какие-то единомысленные духоборы, и деньги пойдут им, и все газеты об этом будут печатать. Гораздо естественнее жалеть своего Власа на деревне, у которого и дети, и корова умирают с голоду. Сегодня и чужие французы прослезились и дали им 1 рубль.
  
   6 октября
   С утра разговор с Мишей о его беспорядочной жизни за последнее время, его раскаяние и желание сделаться лучше и вести более порядочную жизнь. Трогательно то, что он искал спасения в семье, в деревне, т. е. природе - и как-будто нашел его.
   Приехал художник Пастернак; его вызвал Л. Н. для иллюстраций к "Воскресению", которые хочет сделать для французской "Illustration", кажется. Живой, умный и образованный человек - этот Пастернак.
   Опять приезжал управляющий "Нивы". Л. Н. вел с ним переговоры о продаже "Воскресения". Писали и переписывали условия, торговались - и ничем не кончили. Льву Николаевичу хотелось взять 20 000 р. Но двадцати печатных листов не выйдет, другое же еще ничего не готово, так и отложили писать условие еще на неделю.
   Когда шли эти переговоры внизу, я сидела наверху и переписывала это самое "Воскресение"; мне хотелось облегчить Маше труд переписки, ей Л. Н. дает слишком много работы. И вот Л. Н. несколько раз всходил наверх и начинал разговор о своей продаже. Я все молчала. Наконец высказала опять свое мнение.
   Когда я была еще девочкой, Л. Н., проиграв на китайском биллиарде 1 000 рублей, пришел и рассказал нам об этом, прибавив, что запродал Каткову "Казаков" и получил эти деньги. И я горько расплакалась.
   И всегда, когда шли денежные переговоры за сочинения Л. Н., когда я уже была замужем, меня глубоко огорчала эта торговля души человеческой, близкой мне и создавшей гениальные произведения, ценящиеся на рубли и копейки. И теперь?
   Продажа _к_н_и_г_ не так тяжела. Тут большая публика, охотно покупающая любимого автора или не покупающая. А в журналах - эксплуататор-редактор весь свой интерес видит в наибольшем приобретении денег посредством любимого писателя.
   Весь день метель. Насыпало много снегу. Вечером читай нам Л. Н. рассказ Чехова "О любви". Очень талантливо, тонко описан самый обыденный случай любви постороннего человека к молодой замужней женщине, ставшего другом всего дома: мужа, детей, прислуги. А между тем любовь между ними растет без слов, без связи и высказывается при разлуке тем, что они бросаются друг другу в объятия, плачут, целуются и - расстаются.
   Сколько такой молчаливой страсти, трагически-мучительных чувств любви проходят между честными людьми, не высказываясь _н_и_к_о_г_д_а. А эти чувства самые сильные!
  
   17 октября
   С воскресенья вечера, т. е. с 11-го, мы с Сашей в Москве. Она серьезно и хорошо принялась за учение, ведет себя хорошо. Дай бог, чтоб так продолжалось. За Мишей следить очень тяжело. Постоянное напряжение и страх, что он сделает что-нибудь дурное. Я чувствую, что он считается с моим беспокойством о нем, чувствую ответственность, неумение, и все это утомительно для души. Живу в постоянных занятиях: то овес продаю по образцу, то дом убираю, то книжные дела, работа. Переписываю дневники Льва Николаевича, и это большое терзание для души.
   Два дня живу музыкой. Опять охватило меня это пьянство, и оно меня чарует.
   Вчера утром - репетиция. Вчера вечером Маклаковы и дядя Костя увлекли меня в духовный концерт. Прелестна была музыка к молитве "Верую во единого бога".
   Сегодня опять утром репетиция, ездила с Дядей Костей. Антракт из оперы "Орестеи" С. И. Танеева безумно хорош.
   Из дому внешние известия хорошие; о внутренней же жизни Левочки-мужа и Тани очень тревожусь и интересуюсь. Муж меня удаляется потому, что продал в "Ниву" за 12 000 рублей в пользу духоборов свою повесть "Воскресение". Я эту торговлю не одобряю, и он это знает, а сам не одобряет моей музыки. Грустно! Все стало врознь. Кто виноват?
  
   20 октября
   Приехал Сережа сын, хочет покупать имение. Я очень ему рада и люблю его. Играл Грига прелестно. Получила хорошее письмо от Л. Н., хотела ему писать, но голова болит, как-то застыла от напряжения всех нерв. Миша стал лучше; говорили с ним о внутренней борьбе и совершенствовании, я ему упрекала, что он не стремится к этому, а он сказал: "почем ты знаешь?" и слезы были в голосе. - Он еще не безнадежен.
   Вчера Сергеенко, сегодня опять он с дочкой. Звал меня гулять, звал в театр... Похоже, чтоб я с _н_и_м_ пошла! И скучно, и несимпатичен он.
   Напала на меня настоящая осенняя тоска. Работаю страшно над собой,- но чувствую, что скоро так или иначе погибну. Что-то назрело в сердце мучительное и безвыходное...
   Была у меня на днях княгиня Цертелева, рожденная Лавровская, певица. Она потеряла единственного двадцатидвухлетнего сына, и мы много говорили о безысходности горя. Сколько горя на свете! Я утешала ее, как могла, а у самой в душе тоже все дверки заперты, - бейся о стены, пока разобьешься.
   Тепло, серо, сыро.
  
   22 октября
   Когда что-нибудь созреет, то и отваливается. Созрела тоска - и вчера отвалилась. Написала письмо Льву Николаевичу нехорошее; сегодня получила от Левы, он пишет, что у папа голова болит, и он очень утомлен заботами о духоборах и писанием повести. И ж чему эти духоборы! Как неестественно. А у самих у нас постоянная забота о семье; им бы, детям нашим, нужен был отец, заботящийся о них, а не искать по всему миру каких-то сектантов. Хороша русская пословица: "Матушка Сохья, по всему миру сохне, а дома не емши сидят". А Л. Н. даже и не _с_о_х_н_е.
   Сегодня на фонографии вгляделась в Л. Н., в его худые, старческие руки, которые я так часто целовала и которые меня столько раз ласкали, и так стало по нем грустно, захотелось от него именно _с_т_а_р_ч_е_с_к_о_й_ ласки, а не любовной.
   Вчера пришел дядя Костя, Маруся, Сергей Иванович. Прекрасно провели вечер: читали стихи Тютчева; восхищаясь им, С. И. был нежен, вдохновлен как-будто и предложил сочинить романс на какое-нибудь стихотворение. Выбирали все неудачно, наконец, наугад Маруся открыла стихи: "О, не тревожь меня укорой справедливой"... и С. И. сейчас же сочинил, написал и сыграл романс на эти слова. Талантливый человек.
   Рассказ Померанцева о том, что на Арбатской площади солдат не отдал чести пьяному офицеру, а офицер шашкой зарубил тут же солдата до смерти. Какое безобразие и зверство!
  
   23 октября
   Разговор о Л. Н. Сережа говорит: "Отдайте права издания сочинений папа". Я говорю: "Зачем? Награждать богатых издателей? Это ложь".
  
   26 октября
   Утром приехала в Ясную, через Козловку. Дождь, слякоть, все серо; озябла, промокла. Дома все спят. Вошла к Л. Н. Комната темная; он вскочил, начал меня целовать.
   По утрам [Л. Н.] писал усердно свою повесть "Воскресение"; говорит, что последние дни не мог работать, все думал обо мне и утро моего приезда видел меня во сне. Изредка приходил ко мне, улыбался и целовал меня. Таня и Вера очень милы и веселы. Таня деятельна, смешлива и шаловлива, как по-старому - привлекательно и радостно. Обманывали они Дуничку тем, что спрятали все из кладовой в шкап, а она, приехав из Тулы, думала, что все украли, хотела итти к гадалке. Помучив ее, ей открыли с хохотом шкап и показали и варенье, и хлеб, и все прочее. А то селедку принесли из Лёвиного дома и опять с хохотом стали ее есть. Вообще настроение в Ясной хорошее, и мне было весело, и хорошо, и беззаботно.
  
   27 октября
   Л. Н. ездил навестить М. А. Шмидт в Овсянникове, я гуляла с Дорой по купальной дороге, потом одна, в саду. Сделала кое-какие распоряжения. Мороз, ветер; не веселая и не тихая погода. Обедали у Левы. Вечером читали вульгарную повесть Сергеенки "Дэзи", и, когда нас коробило от разных невозможных по тону мест, то мы страшно хохотали. Л. Н. играл с Левой в шахматы и тоже смеялся. Ночь плохо спали, холодно; у Л. Н. насморк. Мы дружны, просты друг с другом. Я много расспрашивала о "Воскресении" и одобрила перемены конца и других мест. _Ф_а_л_ь_ш_и_ все меньше. - Переписываю дневники Л. Н. и не люблю его, какой он был. Разврат без раскаяния; нелюбовь к людям; тщеславие.
  
   28 октября
   Нежно и дружно простились сегодня утром с Л. Н., Таней, Верой, Левой. Морозно, ветрено. Кучер Андриан дорогой в Ясенки рассказывал ужасную историю об убийстве четырех людей на Косой (Рудаковой) горе. Все испортилось от близости от нас этого завода Бельгийской компании. Ехала скучно, читала Максимова о ссыльных каторжных, их переезде, жизни и пр. Мрачное впечатление!
  
   30 октября. Москва.
   Суета: Сережа приехал с Цуриковым, Суллержицкий приехал от духоборов с Кавказа, интересно рассказывал; Андрюша уехал в Петербург. Миша страшно ленив, апатичен и учиться очевидно не хочет. Сережа его сегодня хорошо, по-отечески, уговаривал заниматься и опомниться. Вечером пришла Маруся Маклакова. Чувствую пустоту жизни, а весь день занята чем-то неотложным. Читала "О влиянии музыки на человека и животное".
  
   31 октября
   Утром немного играла, потом ездила, вечером была с Сашей в квартетном концерте. Трио Чайковского - прелесть, но играл какой-то Кваст плохо.
   Получила от Маши и Льва Николаевича ласковые письма. Разговаривала очень хорошо с Цуриковым об отношениях супругов, когда их убеждения не во всем одинаковы, пришли к тому, что и так можно хорошо прожить жизнь вместе.
   Сережа и Цуриков уехали. Сережа собирается с Суллержицким на Кавказ помочь духоборам подняться ехать в Канаду.
   Видела мельком С. И. неожиданно в концерте. Мы едва поздоровались, и он даже не совсем учтиво продолжал свой разговор с каким-то стариком.
  
   6 ноября
   Все время два интереса: болезненная, напряженная забота о Мише, и устройство вечера в честь Толстого. Л. Н. прислал отрывок из прекрасно задуманной повести "История матери". Сюжет тот, что мать восьми детей, прекрасная, нежная, заботливая мать остается одинока к старости и живет при монастыре с горьким, непризнанным, драматическим сознанием, что вся жизнь убита на детей, и не только ей нет счастья от них, но и сами они несчастливы.
   Вечер устраивает "Общество народных развлечений" под председательством Кирпичникова, а помощница его, Погожева, была сегодня у меня. Завтра везу отрывок в цензуру; просили и еще будут просить С. И. играть. Он мне говорил: "Если б я мог Льву Николаевичу этим доставить удовольствие, то я потратил бы на это и время и силы. Но _д_л_я_ _к_о_г_о_ я буду играть и _ч_т_о_ можно сыграть, кроме "Крейцеровой сонаты?" В воскресенье он и Лавровская приедут меня потешать музыкой вечером, и я ужасно радуюсь этому.
   Шью, чиню белье, крою; сшила себе юбку черную шелковую, перешила Саше кое-что, играла много, но два дня совсем не касалась. Сегодня получала деньги детей, платила зубному врачу за Андрюшины зубы, купила Саше на ротонду, купила растения, а свои пересаживала в новые горшки. Были Сафонова, Суллержицкий, поехавший в Ясную, Алексей Митрофаныч, Погожева и умная М. А. Сабашникова, с ней было приятнее всего. Здоровье лучше, на душе спокойнее.
  
   8 ноября
   Начинаю еще одну, пятую книгу дневников. Неужели я проживу столько, чтоб закончить эту толстую книгу? И при каких обстоятельствах кончу я ее? - Вчера день не писала. Была в симфоническом, довольно скучном концерте, оттуда шли пешком при звездном небе втроем: Маруся, я и С. И. Теперь время, когда сыплются с неба звездные дожди. Мы хотели с Марусей в бинокли смотреть, С. И. случайно к нам присоединился. Но звезды мерцали неподвижно, небо только точно все колыхалось. Вернувшись домой, я долго стояла в саду и, в первый раз увидав небо в бинокль, поразилась этим величественным зрелищем бесчисленных звезд.
   Сегодня с утра ездила к брату и за билетами в театр. Потом приготовила все к вечеру. Вечером пришел С. И., приехала Лавровская, брат с женой и еще кое-кто, и я весь вечер наслаждалась музыкой. Лавровская пела романсы С. И. - из них некоторые прелестные, особенно один: "Бьется сердце непокорное"... Столько страсти, столько силы, полноты содержания. Потом С. И. сыграл сонату Бетховена.
   Финал был исполнен до того своеобразно и совершенно, что лучше нельзя. Да, это огромная власть у людей - такой музыкальный дар!
   В начале вечера я прочла всем отрывок, присланный мне Львом Николаевичем для его вечера. Отрывок прекрасный, художественный, доставивший всем огромное наслаждение. Все сказали, что я хорошо читала, и мне это доставило удовольствие.
   Какое сегодня было прелестное, теплое утро! Я ехала вдоль бульваров: яркое солнце, зеленая трава, темно-голубое небо. Полная иллюзия весны! Но только иллюзия; день, два - и смерть всей природе; все покроется снегом.- Так старческая "Последняя любовь" в стихотворениях Тютчева. Так же сильно, молодо вспыхнет ярким солнцем эта последняя любовь, и _д_о_л_ж_н_а_ замереть перед снегом седины, беззубого рта, морщин, бессилия и т. п. _H_e_ приветствую тебя, старость!
   Вчера в симфоническом было крайне неприятно, что когда я стала просить Сафонова отпустить Гржимали (первую скрипку) для того, чтобы он сыграл на нашем Толстовском вечере "Крейцерову сонату", он схватил мои обе руки, начал их прижимать ж своей груди, говоря, что "для вас все на свете сделаю", но Гржимали отпустил только от уроков, а я с негодованием отняла руки, отлично поняв, что Сафонов хотел перед присутствующими показать свою (несуществующую) интимность с _г_р_а_ф_и_н_е_й_ _Т_о_л_с_т_о_й, женой знаменитого человека.
   Теперь буду его опасаться и избегать. Была у Погожевой; она занята народными школами, развлеченьями для народа, чтением, чайными и т. д. Хорошая, полезная женщина.
  
   9 ноября
   Я помню, что я как-то думала и говорила, что есть у человека старческий возраст, в котором стоишь между двух дорог и колеблешься: итти нравственно в гору, т. е. к совершенствованию, или под гору, т. е. ж слабости, к попущению себя. И тот я чувствую, что иду по последнему пути, и мне и страшно, и грустно. Мне хочется развлекаться, хочется наряжаться; в душе не весело, удовлетворения нет, а все стремишься к какому-то удовлетворению и счастью.
   Получила письмо от мужа, доброе, лайковое, и совестно мне чего-то стало, хотя я, слава богу, ни в чем не виновата перед ним, разве только в легкомыслии.
  
   10 ноября
   Миша пришел к обеду сердитый и неприятно придрался, что нет свежего калача. Вечером мы были с ним в театре, давали "Царь Федор Иоаннович" А. К. Толстого. Играли хорошо, хотя был шарж на всем, перехитрили желание реализма, кричали, суетились на сцене. Был С. И. Много пришлось говорить с ним сегодня вечером, и никогда я больше не убедилась, как сегодня, что он человек совершенно неподвижный, безжизненный, бесстрастный. Не в смысле брани, а прямо, констатируя то, что есть, про него можно сказать, что он только "жирный _м_у_з_ы_к_а_н_т", как Л. Н. его часто называл в припадке ревности - и больше ничего. Внешняя доброта его - это внутреннее равнодушие ко всему миру, исключая звуков, сочинения музыки и слушанья ее.
  
   11 ноября
   Пришел Миша поздно домой, а я сидела, шила и все ждала его. Он пришел с таким трогательным и, кажется, искренним раскаянием, целовал меня, умолят не плакать, а я уж не могла остановить накипевших страданий, что я успокоилась на это раз.
   А сама я тоже плоха. Боюсь мании траты денет, боюсь глупости наряжания себя, - и все это теперь составляет тот мой грех, от которого не могу удержаться.
  
   13 ноября
   Вчера обедали у меня: С. А. Философова, Е. П. Раевская, дядя Костя, Гольденвейзер. Прочли статью Д. А. Хомякова о предисловии Л. Н. к сочинениям Мопассана, и там же упоминается о статье Л. Н. "Об искусстве". Слово "к_а_т_о_л_и_ц_и_з_м", вставленное в виду цензуры вместо "ц_е_р_к_о_в_н_о_с_т_ь", очевидно сбило Хомякова и он не понял потому общего характера статьи Льва Николаевича.
  
   Записываю позднее.
   Выехали 13-го в Ясную Поляну: Маруся, Саша, Миша и я. Очень все радовались этой поездке, всю дорогу смеялись. Приехали на Козлову Засеку с почтовым в 11 часов вечера, ехали при луне по страшной грязи и дождь моросил, и туман белый. Но хорошо в деревне и очень хорошо в Ясной Поляне. Застали всех здоровыми, ласковыми. Маша, кажется, ничего. Доктора говорят, что могло движения ребенка вовсе не быть, а еще будет, а она себе _в_о_о_б_р_а_з_и_л_а_ движение, или просто соврала и себе, и нам. Она очень весела и бодра, и такая беленькая, нежная и хорошенькая.
   Л. Н. был со мной очень нежен и страстен, на что я не могла ему ответить.
  
   14 ноября
   Говорили много с Левочкой-мужем о Мише, обо мне, о работе Л. Н. Он говорит, что со времен "Войны и Мира" не был в таком художественном настроении, и очень доволен своей работой над "Воскресением". Ездил он верхом в Ясенки, бодр, крепок телом и очень приятен духом, и все это оттого, что работает над свойственным его натуре _х_у_д_о_ж_е_с_т_в_е_н_н_ы_м_ трудом. И еще (в области материальной) оттого, что не утрачивает физической любовной способности.
  
   15 ноября
   Весь день жила с природой. Дождь угомонился, грязь страшная, но тихо, тепло, гуляли с Верой Кузминской в еловой посадке; чудо, как хорошо в этих молодых, зеленых елочках. Вечером, т. е. после обеда, ходили все гулять далеко: вышли Чепыжем, в елки опять, кругом посадки и купальной дорогой домой. Пришли темно, пили чай у Левы, любовались внуком, прелестный мальчик. Вечером читали вслух "Сахалин" Чехова. Ужасные подробности телесного наказания! Маша расплакалась, у меня все сердце надорвалось. - Кончили день опять дружно, ласково.
  
   16 ноября
   Проснулась в горьких слезах. Страшно не хотелось возвращаться в Москву, главное, расставаться с Л. Н. Мы на этот раз трогательно, до конца, искренно встретились и провели эти дни так дружно, участливо друг к другу, даже любовно.
   Уезжать от Тани тоже было жаль, я ее очень люблю; да и Ясную Поляну, тихую, привычную, красивую Ясную Поляну жаль было оставлять. Л. Н. удивился, что я плачу, и начал меня ласкать и сам прослезился и обещал приехать сюда в Москву 1 декабря. Мне очень этого хочется, но это будет дурно - вызывать сюда его, отрывать от его успешных занятий, от той помощи, которую ему оказывают дочери, переписывая ему, и Александр Петрович, так хорошо помогающий ему своей перепиской. Постараюсь не быть эгоисткой и оставить Л. Н. в Ясной. Но мне показалось, что и ему хочется - скорее нужно в город для каких-то сведений к его повести.
   Выехали скорым поездом, ехали с Сашей и Марусей сначала уныло, грустно, потом легче.
   В Москве Миша встретил, но тотчас же начал собираться куда-то. Я очень огорчилась. Еще больше огорчилась я, когда, он вернулся в третьем часу ночи, и мне пришлось опять делать ему выговор и почувствовать, что все напрасно, что все мои жертвы - жизнь в Москве, уговаривание и увещевание Миши, призыв к труду, к лучшей, более нравственной жизни - все это напрасно, все это он _н_е_ _х_о_ч_е_т_ принять во внимание.
   Приехав, ждала его, чинила белье и грустила.
  
   17 ноября
   С утра сажала с Марусей и Иваном привезенные из Ясной Поляны березки и липы. Посадили всего около семидесяти деревцов, подстригали акации, рубили сушь, мели дорожки и расчищали место для катка. Тепло и тихо, дождя нет, солнце на минуту выглянуло, птицы щебетали. Очень хорошо и в саду, лучше, чем если б его не было.
  
   18 ноября
   Вчера ночью Миша опять не вернулся домой до трех часов; я его ждала, слушала, не спала потом всю ночь, мучаясь о нем. Утром отправилась к директору лицея, просила взять. Мишу в полный пансион. - "Nous jouons gros jeu" {"Мы сильно рискуем".}, - ответил он мне, подразумевая, что Миша тогда вовсе уйдет. Миша вернулся пристыженный, говорил, что я права во всем, что он забывает совместить в себе мысль о моем беспокойстве с его опаздыванием и сиденьем у товарищей. Вечером вдруг приносит мне три груши.
   Сергеенко выпытывает изо всех сил для биографии Л. Н., а я все молчу.
   Событие дня - письмо Льва Николаевича ко мне. Привезла Вера Толстая. Умиленное, полное любви письмо. А у меня _у_м_и_л_е_н_ь_е_ прошло, поддерживать его - больно. Вперед, вперед в жизни,- и поскорее к концу. Н_и_ч_е_г_о_ больше не даст жизнь. Листья опадают, старость - лучше уж скорее конец.
  
   19 ноября
   Утром Пастернак привез из Ясной хорошие вести и доброе письмо от Л. Н. Но ему не пишется и он вял. Уж не мой ли приезд ему повредил? Весь день сидела дома. Часа три играла, потом написала три письма: Льву Николаевичу, Степе брату и Андрюше. Много шила, переделывала рукава на меховой кофточке Саши. Миша пришел в хорошее настроение, получил еще 5 из греческого и 5 из закона божьего. Был у Барановых. Саша тоже мила. Поправила на время своих детей, и легче на душе, точно дело сделала. Немного переписывала дневники Л. Н. Вообще я в спокойном и будничном духе.
  
   22 ноября
   Если стоны души можно передать дневнику, то могу только стонать и стонать. Миша третьего дня опять пропадал всю ночь до седьмого часа утра у цыган, вчера посидел дома, сегодня опять пропал. Где он, с кем он? - ничего не могу дознаться. Всякий день новые товарищи, какие-то дикие, неизвестные.
   Делала скучные необходимые визиты. Играла, писала. Маруся с Сашей пошли к Масловым; я не пошла, хотя знала, что там С. И. Велела им ехать, а не итти, а они пришли и привели с собой С. И. Я очень рассердилась на Марусю; потом С. И. играл свой квартет, ноктюрн Шопена. Он успокаивал мой гнев, он был ласков, добр со всеми,- добродушно весел. Но и он не успокоил моего страдающего о Мише сердца. Не даром я плакала, уезжая из Ясной Поляны. Как мне не хотелось расставаться с Л. Н., как нужна была его помощь, защита от жизни, от самой себя... Он прав перед человечеством: он _в_е_л_и_к_и_й_ _п_и_с_а_т_е_л_ь. Но мне от этого не легче, он мне не муж, в смысле помощи, он, главное, не отец своих воспитывающихся детей, и это ужасно для матери.
  
   24 ноября
   Поздравляла именинниц: Ермолову, Давыдовых, Дунаеву, посетила Наташу Ден, родившую сына и заболевшую после родов. У Ермоловой тщеславно веселилась и тем приветливым приемом, который мне все делали, и красотой цветов, нарядов, изящных форм светской жизни и общества. Разговаривала с великой княгиней Елизаветой Федоровной, этой красивой, милой и приветливой женщиной.
  
   25 ноября
   Таскалась все утро по дождю по Москве. Тоска, безумное, бесцельное нервное шлянье по грязи без цели, но тоска, ох! - невыносимая. Вечером легла и заснула. Встала, пришла Саша: - Ты больна, мама? - Я говорю: нет. Она бросилась меня целовать.- Если б ты знала, какая ты хорошенькая, розовая, после сна.- Неужели я еще _х_о_р_о_ш_е_н_ь_к_а_я? Или это любовь ее видит красоту в любимой матери? -Вечером театр: "Моцарт и Сальери" и "Орфей". Был С. И. с нами, Маруся, Саша, и Гольденвейзер, и Бутенев. Еще в ложах были знакомые. Сначала было интересно и весело, но ужасное пение в "Орфее" навело опять скуку, и я насилу досидела.
  
   27 ноября
   Письма из дому: от Льва Николаевича - он все-таки собирается сюда, в Москву, 1 декабря; потом от Тани. Мое к ней пропало, так досадно! А я отговаривала в нем Л. Н. ехать в Москву. Мне ужасно подумать, что он будет страдать от городской жизни: посетители, шум, уличная суета, отсутствие досуга, природы, дочерей, и их помощи - все это ему ужасно. А _м_о_и_ интересы воспитанья детей, музыка, мои знакомые, мои выезды, хотя и редкие, в концерты и театр - все это прекратить мне трудно, а его раздражает. Переписывать же ему его переправляемые им без конца писанья я уже и по зрению, и по приливам крови к голове - уже не могу, как прежде, и это тоже его будет сердить и огорчать, a в Ясной пишут дочери, Александр Петрович и Коля Оболенский. Еду в Ясную отговаривать его или привезти самой, если он будет настаивать ехать.
   Была утром Погожева, объявила, что вечер Толстовский разрешен, но не упоминать, что он в _ч_е_с_т_ь_ Толстого, не позволят читать о Толстом, а только из его произведений, и прочие грубые я глупые оговорки.
   Вечером пришел С. И. Танеев. Мы пили чай: Саша, Миша и я.
   Как я ему обрадовалась! Больше всего люблю, когда он так придет просто, и только для меня. Сочинил сегодня для пенья двух хоров прекрасную, содержательную вещь на слова Тютчева и пришел мне ее сыграть и напеть. Потом сыграл Andante из своей симфонии. Сидели, тихо разговаривали, прочли статью критическую музыкальную. Как всегда с ним просто, спокойно, содержательно проведешь время.
  
   28 ноября
   Угнала в квартетном концерте о смерти Насти Сафоновой, семнадцатилетней старшей дочери, ужасно это меня поразило.
   Играл Гольденвейзер "Трио" Рахманинова, потом чудесный квинтет Моцарта с кларнетом. Много знакомых, С. И.
   Письмо открытое о приезде Льва Николаевича 1-го. Мы с Сашей обрадовались ужасно и даже прыгали и кружились вместе.
  
   29 ноября
   С утра у Сафоновых. Одна дочь лежит мертвая, другая, Саша, опасно больна. Четыре доктора ничего не понимают. Похоже на воспаление брюшины. Привезла им Флерова. Приехал из Петербурга отец, отчаяние тупое, без слез - матери. Ужасное впечатление! Саша с Марусей на выставке. Вечером играла много, девочки в зале кривлялись всячески, особенно Маруся, и были бешено веселы. Уехала в первом часу в Ясную Поляну.
  
   30 ноября
   В Ясной Поляне. Таня охрипши и легкий жар, Маша все неопределенна, но спокойна и здорова на вид. Л. Н. ездил третьего дня в Пирогово (35 верст) верхом и верхом же на другой день вернулся, и оттого уставши и вял. Обещав приехать в Москву 1 декабря, он теперь как-будто отвиливает от этого приезда. А я так приготовилась к радости привезти его в Москву и пожить с ним. Привезла и хлеба отрубного, и фиников, и спирт - все для дороги; велела в Москве приготовить комнату, обед, фрукты, хотела сама ему уложить вещи, устроить ему переезд в Москву как можно незаметнее. К вечеру уже было решено, что он не едет; я плакала и голова у меня разболелась, так что совсем слегла. Не то больно, что ему не хочется в Москву,- я это вполне понимаю и предлагала ему не ехать до Рождества, а больно, что он пишет: "Н_ы_н_ч_е_ _п_о_л_у_ч_и_л_и_ _т_в_о_е_ _п_и_с_ь_м_о_ _к_ _Т_а_н_е_(в котором я предлагаю ему не ехать в Москву). Я _н_е_п_р_е_м_е_н_н_о_ _п_р_и_е_д_у_ 1-го _к_у_р_ь_е_р_с_к_и_м_ _и_ _р_а_д_у_ю_с_ь_ _м_ы_с_л_и_ _б_ы_т_ь_ _с_ _т_о_б_о_й". И после такого письма, когда все мои чувства давно сдержанного ожидания его приезда вдруг вылились навстречу радости его видеть и пожить с ним, тогда он опять отказывается ехать.
  
   1 декабря
   Я опять в Москве. Не спала всю ночь от тяжелого сомнения: "1-го приеду в Москву", - писал мне Л. Н. Сегодня 1-е, я еду со скорым и думаю: неужели он не уложится утром и не поедет со мной? Сердце билось, всю меня бросало в жар, и утром он встал, пошел вниз и ни слова мне не сказал. Я встала около 10 часов, узнаю, что Л. Н. не укладывается и не едет. Слезы меня так и душат. Одеваюсь, велю запрягать - он ни слова. Поднимается суета: Марья Александровна Шмидт, Таня. Л. Н.- зачем я еду? - Как зачем? Да я так и собиралась, и лошади за нами выедут, и дети, и внуки ждут в Москве. Рыданья меня душат неудержимо. Беру свои мешочки, иду пешком, велю лошадям меня догонять, боюсь всех расстроить своим видом, не хочу дать Льву Николаевичу удовлетворения в том, чего он каждый год добивается, т. е. вида моего горя от его нежелания жить со мной в Москве. Но эго делается невозможно: именно это-то его отношение жестокое и приводит меня в отчаяние. Вижу, с лошадьми и Лев Николаевич в полушубке.- "Не езди, погоди". Возвращаемся домой. Он начинает мне мораль читать противным тоном, а меня рыданья душат. Посидели полчаса, во мне происходила адская боль и борьба с отчаянием. Таня пришла: "Я понимаю, что вам больно", - говорит она. Наконец уехала, простившись со всеми и прося меня простить. Никогда во всю жизнь я не забуду этого переезда до Ясенков. Какой был ветер ужасный! Перегнувшись пополам, я так рыдала всю дорогу, что голова треснуть точно хотела. И как они все меня пустили в таком виде! Одно меня удержало от того, что я не легла под поезд,- это то, что меня не похоронили бы возле Ванички, а это моя idee fixe. В вагоне все пассажиры на меня узрились - так я плакала всю дорогу, потом задремала. Ничего я весь день во рту не имела. Домой приехала - унылая встреча детей и внуков, и опять я плакала. Получила телеграмму от Л. Н.: "Как доехала Соня, приеду завтра".
  
   2 декабря
   Вечером получила от Льва Николаевича письмо: он просит прощенья за свою якобы невольную жестокость, за недоразумение, за свое утомление и другие разные причины, почему он не поехал и так меня измучил. Потом он и сам приехал... У меня невралгия правого виска, у меня болит вся внутренность, и не спала всю ночь, все во мне застыло, оцепенело как-то. Ни злобы, ни радости, ни любви, ни энергии жизни - ничего нет. Все хочется плакать, и жаль мне даже своей свободы, своего здоровья и своих друзей, которых теперь, если и придется видать, то не так, как когда я одна и когда они мне всецело принадлежат. Один день страданий убил во мне все!
   Стараюсь исполнять _с_в_о_й_ _д_о_л_г. Буду ухаживать за Л. Н., буду ему переписывать, буду служить его плотской любви, - в другую я уж не верю, а эта - вот-вот и ей конец. И что тогда?!!! Терпенье, вера, добрые люди.
  
   4 декабря
   Вчера пролежала больная весь день. Не вынес организм неприятностей. Все перевернулось внутри: желчь поднялась, желудок расстроился, висок невралгией болел, тошнота. Так день из жизни вон.
   Сегодня с утра ездила на похороны Саши Сафоновой. Бедная пятнадцатилетняя девочка, талантливая, горячая - умерла в страшных страданиях через три дня после умершей сестры, тоже девочки на семнадцатом году. На мать мучительно было смотреть. Осталось еще шестеро детей, но эти были старшие.
   Дома уныло. Л. Н. недоброжелателен, своя жизнь с детьми, занятиями, музыкой, _м_о_и_м_и_ друзьями - вся остановилась; при жизни же Л. Н., кроме тупой переписки и тяжелого, гнетущего весь дом настроения, ничего пока нет.
  
   5 декабря
   Все то же уныние, даже дети - внуки не развлекают. Заболел Миша - инфлуенция; но все страшно после Сафоновых девочек, и в докторов совсем перестаешь верить, их было так много там. - Приехал от Сережи духобор спрашивать совета у Л. Н., не ехать ли партии духоборов вместо Канады в Канзас, откуда прислан человек их звать туда. Л. Н. отсоветовал менять намерение и ехать все-таки в Канаду.
   Был неприятный разговор: Соне (невестке) хотелось музыку хорошую послушать. Я предложила позвать Лавровскую. Гольденвейзера, Танеева и устроить дома музыкальный вечер. Мы с Соней робко сказали Льву Николаевичу, что нам музыки хочется. Он сделал сердитое лицо, сказал: "Ну, так я уйду из дому". Я говорю: "Сохрани бог тебя так изгонять, лучше не надо и музыки". Он говорит: "Нет, это еще хуже, точно я мешаю". Слово за слово, вышло очень тяжело, но о музыке, конечно, и думать нечего.
  
   6 декабря
   Ездили с Соней, Сашей и внуками в театр: "Майская ночь" Римского-Корсакова. Не выдержан характер музыки: то лиризм, то речитативы, то русский или, вернее, малороссийский трепак, и ничто ничем не связано, и мало красивых мелодий. То, что _и_н_т_е_р_е_с_у_е_т_ в новой музыке, сложность гармонии, как у Танеева, - этого нет, а что _в_о_с_х_и_щ_а_е_т - богатство мелодий, тоже нет. В общем было скучно. Да и пустота в голове, не выздоровела еще я от душевного потрясения.
  
   10 декабря
   Отношения с Л. Н. стали лучше, но я уж не верю в их чистоту и прочность. Переписываю следующие главы "Воскресения". Глаза болят, досугу совсем нет, а я все переписываю.
   Ездила в банк с Андрюшей, передала ему все его дела и деньги. Подарила ему шубу, 2000 р. денег и заказала дюжину серебра для его невесты. - За все мои хлопоты и подарки не только он мне спасибо не сказал, но вид имел недовольный.
  
   12 декабря
   Переписывала весь день. Вечер - квартетный концерт. Прелестно квартет Шумана. Слепота, жутко.
  
   13 декабря
   Пригласила Лавровскую петь, Танеева играть и близких друзей слушать: Раевскую, Колокольцовых, дядю Костю, брата с женой, Масловых и пр. Играл С. И. прелестно, аккомпанировал тоже. Лавровская пела много и хорошо. Было бы очень приятно, даже весело, если б не чувствовался в Льве Николаевиче злобный протест всему задуманному мною развлечению.
  
   14 декабря
   Писала, переписывая Льву Николаевичу, 7 часов, не сходя с места; отвечала его письма. Голова закружилась. Приехал H. H. Ге. Лев Николаевич не весел и не приятен. Жалуется на боль в пояснице. Миша огорчает: все вечера и ночи пропадает по балам, день до трех спит, в лицее не был.
  
   15 декабря
   Весь день с артельщиком счеты и контроль книжной продажи. В пять - с Сашей крестили мальчика Ден с волосиками густыми. Потом посетители, баня. Вечером Л. Н. нам читал вслух Jerome'a, перевод - плохо. Полная оттепель.
  
   16 декабря
   Опять с утра счеты с артельщиком. Привела в большой порядок все практические дела, ответила письма, все книги счетные учла. Приехала Варя Нагорнова, я ей очень рада; Н. Н. Ге тут, добрый, умный неудачник. Опять Л. Н. читал нам Джером-Джерома вслух и так хохотал сам, как я давно не видала его смеющимся.
  
   19 декабря
   Приехали с вечера в театре Корша, который должен был считаться вечером чествования семидесятилетия Толстого. Жалкий, неудачный вечер! Плохое пение, плохое чтение, плохая музыка и отвратительные живые картины, в которых ни правды, ни красоты, ни художества - ничего. Почему-то делали страшные овации Михайловскому; потом начали кричать Толстого, потом послать телеграмму... Все это пошло, казенно, настоящего крика сердца толпы не чувствовалось. А сам Л. Н. уехал сегодня один в Ясную Поляну с почтовым поездом. Утром он занимался, потом в час поел овсяный суп, попил кофе и уехал, прося только H. H. Ге проводить его. Он заезжал на Мясницкую по просьбе Трубецкого, чтоб мастер из Италии, бронзовщик, мог бы поправить по натуре кое-что в бюсте Льва Николаевича.
   Была утром на репетиции симфонического, а вечером прослушала опять весь концерт, кроме симфонии Бородина.
   Приехали Илюша и Андрюша. Андрюша огорченный такой. Летом на Кавказе он легкомысленно сделал княжне Гурьели предложение, а потом письменно отказался от него. Княжна эта стрелялась, теперь ее родные заступились за нее, и Андрюша боится дуэли или убийства. Все только горе с ними! Миша уехал в Орел и оттуда к Илье и в Ясную.
   Княжна эта умерла {Эта фраза приписана позднее.}.
  
   20 декабря
   Узнала, что участвующие во вчерашнем так называемом Толстовском вечере и Илья сын с ними поехали в Эрмитаж ужинать, т.е. пьянствовать - и это _ч_т_я_т_ _Т_о_л_с_т_о_г_о! Безобразие возмутительное!
   Ездила сегодня с Сашей в консерваторский концерт памяти Рубинштейна; вещей хороших исполнили мало; хороша, драматична ария из "Ифигении" Глюка. Шли славно домой пешком с Сашей, А. И. и С. И., бодро, весело, болтали, смеялись. Мягкий мокрый снежок, все бело, луна сквозь облака... как хорошо было! Я упала, но ничего...
   Дома волнительные разговоры о том, что стрелялась княжна Гурьели, которой Андрюша на Кавказе делал предложение и потом отказал. Боится мести родственников кавказских.
  
   23 декабря
   Выехали с Сашей и Соничкой в Ясную Поляну. Илья тоже ехал с нами. Дорогой тесно, Илюша юродствовал, шутил, всех смешил. В Ясенках Таня и Лева. Досада с уехавшим багажом; у Левы тяжелый и для него и для окружающих его характер, и он этого не замечает. - Ехали по воде, оттепель и мало снегу.
   Дома Маша, худая, слабая, жалкая до слез. Коля при ней тоже жалкий. Таня бодрится, но не забыла еще своей несчастной любви и оттого тоже несчастная.
   Л. Н. на этот раз тоже жалкий, потому что нездоров. Болит у него поясница и лихорадит его слегка. Приехала я бодрая, счастливая тем, что спокойно проживу в Ясной Поляне, в семье, без душевных тревог, без увлечений музыкой, не одиноко - приехала с радостным чувством, что буду со Львом Николаевичем, но так все угнетены, что сразу стало грустно. Растирала спину Льву Николаевичу, который меня ласкал.
  
   24 декабря. Ясная Поляна.
   Встала рано, опять растирала спину и поясницу Л. Н., дала ему пить Эмс; и опять моя близость его волновала. - Погода плохая, ветер, сыро, хотя 3 градуса мороза. Л. Н. бодрей и мог опять немного заниматься, а те дни ничего не писал, совсем ослабел и завял. В_с_е говорят, что я необыкновенно моложава; я думаю, что я своим моложавый сожительством действую бодрящим образом на Л. Н. Без меня ему не пишется, он легко заболевает, плохо спит и дряхлеет.
   Сегодня он другой человек, и я ему это сказала, и он с улыбкой согласился. Мне здесь хорошо, только все мои не бодры; боюсь, что на всех и против общей кислоты духа - одной _м_о_е_й_ бодрости не хватит. Ходила в тот дом к Доре и Леве и наслаждалась миленьким, симпатичным шестимесячным внуком - Левушкой. Ходила по саду с сентиментальным, как всегда, чувством к Я

Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
Просмотров: 521 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа