Главная » Книги

Духоборы - Письма духоборческого руководителя Петра Васильевича Веригина, Страница 12

Духоборы - Письма духоборческого руководителя Петра Васильевича Веригина


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15

ощади брата и знакомых, внимание которых я хотел привлечь маханием платка, что мне и удалось: они увидели меня и остановились, обменявшись приветствием жестами, и они ушли. Ночью, часов в двенадцать, стук отворяющихся дверей разбудил
   -----
   154) О нем см. мое 143 примечание к статье П. И. Бирюкова "Мое первое знакомство с духоборцами". (стр. 160).

Прим. В. Б. Б.

  

- 168 -

   меня. Проснувшись, я увидал начальника, который приказал мне одеться и взять все свои вещи; я исполнил его приказание и меня повели. Признаюсь, мне стало жутко: все ночные посещения меня начальством начали меня тревожить. Произвол администраторов Закавказского края до того был неограничен, что я всего ждал каждую минуту. Теперь я ничего этого не боюсь. Теперь я так свыкся за семь лет с жизнью при таких обстоятельствах, что во всякое время, днем и ночью, готов итти даже на верную смерть. Господь укрепил меня в этой борьбе, так что на все козни людей я смотрю без малейшей злобы; мне кажется, что все эти гонения и притеснения в мою же пользу. - Меня привели в нижний подвальный этаж и посадили в сырую, разукрашенную кровью раздавленных паразитов, комнату и заперли. На вопрос: почему я переведен туда, мне начальник объяснил, что будто бы губернатор увидал, как я разговаривал чрез окно с братьями, и велел предупредить на будущее время эту возможность переговариваться.
   Однажды, ночью по обыкновению, приходит начальник и велит мне собираться к губернатору, который желает видеть меня у себя. Я оделся. Начальник привел меня в контору и возвратил мне арестованные у меня деньги и вещи, сдал меня полицейскому чиновнику и двум жандармам. Выйдя, через тайный ход, из ограды тюрьмы, меня посадили на телегу и мы поехали, - куда, я не знал, да и не добивался знать, ибо я весь отдался на святую волю Бога.
   Передавая на различных пунктах другим конвойным, меня привезли во Владикавказ, а оттуда в Архангельскую губернию общим этапным порядком. В Архангельской губернии мне назначили для житья город Шенкурск, куда скоро после моего приезда прибыл мой товарищ и друг 155), который и сейчас сопровождает меня в Березов.
   -----
   155) Это был духоборец В. И. Объедков. См. о нем второе письмо П. В. Веригина (стр. 4) и восьмое примечание к третьему письму Петра Васильевича (стр. 7).

Прим. В. Б. Б.

  

- 169 -

   Мы занялись хозяйством; я нанял себе квартиру и снял огород, обрабатывал его и засевал различными овощами. Родители прислали мне денег на лошадь, а сам я приобрел две коровы.
   Главным занятием у меня были беседы с бедняками и устраивания для них обедов. Все почти дети, учащиеся в городском училище и других народных школах в городе, после окончания уроков заходили ко мне, одни для того, чтобы получить книги, другие для того, чтобы поговорить со мной; полиция обратила на это внимание и ставила у моей квартиры полицейского солдата, с приказанием не пускать ко мне детей и арестовывать тех нищих, которые приходят ко мне за подаянием или обедать, разгонять сходбища по вечерам на моей квартире, - (буквальное выражение исправника). - Сходбище же состояло из сосланных туда политических. Я не мог, не хотел и не думал оставить привычки делиться и помогать бедным, поэтому явилось новое распоряжение министра о переселении меня из Шенкурска в город Колу. Приехав в Колу, я завел знакомство со всеми начальствующими в городе, был приглашен ими к себе, но к очень немногим ходил и немногих принимал у себя, во-первых потому, что не желал кормить сытых и не хотел сам пресыщаться. Узнав меня ближе, многие стали меня упрекать, в особенности жандармский офицер, что я всегда вожусь с нищими, которые меня обманывают, и что слуги мои слишком, как они выражались, фамильярно обращаются со мной, например: работник что-нибудь читает в то время, когда я починяю сапог, или работник проезжает лошадь, когда я накапываю навоз у офицера для удобрения земли и так далее. Но все же меня не притесняли там; я жил свободно, ожидая конца срока, то есть четырех лет, по истечении которых я должен был возвратиться на родину. Срок, наконец, кончается, я жду разрешения возвратиться на родину, но... увы! Вместо возвращения мне прибавляют еще три года обязательного пребывания в Архангельской губернии с переселением обратно в город Шенкурск. Распродав и раздав свое нажитое хозяйство и распростившись с друзьями и знакомыми, я поехал обратно в Шенкурск".
  

- 170 -

  
   Вторник, 6 декабря. Вчера я приглашал Веригина обедать с собой. Сначала он спросил, с мясом я ем или нет; когда я сказал, что мяса не ем, он согласился. Сегодня рассказывал, что их община, по его инициативе, согласилась уничтожить все имеющееся у них оружие, и он, несмотря на то, что родные просили оставить на память его ружья, не согласился, говоря, что вещь не может служить памятью о человеке, а только его дела, и взяв ружье, к которому печатью прикрепил письмо к братьям, общины с выражением радости своей о совершенном сожигании оружия, которым убивалась жизнь Богом созданных животных, - ружье это послал сжечь вместе со всеми. Далее он рассказывал, что им была послана жалоба непосредственно министру внутренних дел и просьба о назначении чиновника для производства дознания о неправильных действиях администраторов Закавказского края, и такая же жалоба была послана его братом. Он уверен, что эта жалоба имеет связь с переселением его в Березов, хотя ему и сказали, что высылается за распространения пронаганды, за общение с нищими и за общение, посредством переписки, с братьями общины и влияния на них. В апреле ему должен был кончиться второй срок ссылки в Архангельскую губернию. Ему жандармскмй офицер даже сказал, что "можете собираться домой на Кавказ".
   Однажды его зовет жандарм к офицеру, который объявил, что он переселяется в город Березов Тобольской губернии, и сказал, что министр предлагает ему ехать на собственный счет с провожатым и это будет стоить 220 рублей. Когда он изъявил свое согласие, то ему сказали, что закон не допускает одному конвойному препровождать ссыльного преступника, а нужно два человека, что будет стоить 450 рублей. Веригин, чтобы его не заподозрели в корыстолюбии, купил на 450 рублей одежды, роздал ее бедным и просил отправить его на казенный счет, то есть этапным порядком 156).
   -----
   156) Об этом см. "второе письмо" П. В. Веригина стр. 4.

Прим. В. Б. Б.

  

- 171 -

  
   Мы долго разговаривали о сочинении Фаррара "Жизнь Иисуса Христа", о жизни людей на Кавказе вообще и в общине в особенности. Я чувствую себя счастливым и чувствую желание жить с пользой обществу, в особенности обществу такому, которое состояло бы из таких лиц, как Веригин. Образ Е. И. Попова и П. И. Бирюкова и других стоял передо мною и как только Веригин переставал говорить, я начинал о них; он с удовольствием слушал, но только удивлялся, почему они живут в таком шумном городе, как Москва, где нельзя, по его мнению, или по крайней мере, трудно делать добро и изменить жизнь так, чтобы она была вполне жизнью человека, наполнялась бы любовью к Богу и добрым людям. Я его уверил в противном. Я говорил, что они делают святое дело, что служат не на спасение человека или общества и даже государства, а на спасение всего человечества от гибели, что вся цель их жизни состоит в том, чтобы внушать человечеству познание истины, в подтверждение чего я дал ему прочесть письмо Е. И. Попова, которое он писал мне; письмо это замечательно подействовало на него. Он сказал, что любит Е. И. Попова, хотя и не видал его. Я боялся, что Е. И. Попов не придет в четверг. Я обещал познакомить его с Евгением Ивановичем.
   Замечательно любит слушать о Л. Н. Толстом; я рассказал, что знал.
  
   Среда, 7 декабря. Господи, какая радость! Сегодня я видел дорогого Николая Трофимовича, - (Н. Т. Изюмченко 157) заключен в тюрьму на пути своего следования в Сибирь. Причина его ссылки - отказ от военной службы. Содержится он как политический преступник, - в башне).
   Это было так нечаянно, что я при встрече не мог, не находился, что и с чего начать говорить. Надзиратель, который провожал их в баню, прогнал меня и я не
   -----
   157) О нем см. тридцатое примечание к шестнадцатому письму П. В. Веригина.

Прим. В. Б. Б.

  

- 172 -

   успел даже спросить о здоровьи его. Я раньше говорил о нем Веригину, а он жалел, что не может видеть его, поэтому я позвал его в корридоре ожидать, пока выйдут из бани. Наконец, дождались; я поцеловался с Николаем Трофимовичем, спросил как живется ему. После минутного свидания с ним стало так легко и свободно на душе, что я без умолку болтал со всеми, кто попадется.
   Веригин после обеда лег спать. Обед его состоял, - (я тоже обедал с ним), - из свареного вермишеля с маслом, винограда и груш. Спал до четырех часов вечера, мы уже напились чаю и я прочел девять глав третьего тома "Войны и мира".
   Веригину не понравилось все общество, окружавшее его: это дворяне; брань самая ужасная ни на секунду не прекращается; какое-либо удивление, радость, печаль, все это выражается той же бранью. Удивляется, как я не заразился, говорит: "Я понимаю, почему вы всегда молчите, даже если к вам и обращаются".
   Весь вечер проговорили о предстоящем свидании.
  
   Четверг, 8 декабря. Сегодня первый раз пришел Евгений Иванович. Я ничего не говорил с ним о себе. Я доволен, что мне пришлось удовлетворить его желание видеть и знать о сектантах, которые будут, по какому-либо случаю, в тюрьме. После свидания Веригин просил дать ему адрес Е. Попова и мой; я дал ему. Брат его Василий, который тоже был на свидании, сказал ему, что старший их брат, - (имя не спросил) - и другие некоторые братья общины арестованы и Веригин просил меня, чтобы я, если их вышлют куда-нибудь, как и его, встретил бы их и уведомил бы Евгения Ивановича. Я дал слово; он обещал мне писать, а также писать и Евгению Ивановичу. Просил Евгения Ивановича дать ему несколько экземпляров издаваемых ими брошюр для народа, которые он намерен выписывать с целью раздачи для народа. Он высказывал свой взгляд на политических ссыльных, которые стремятся делать добро насилием. Говорил, что их действия ему не нравятся и он никогда не соглашался с ними. Неверие их в божественное предопределение и загробную жизнь отвращало его
  

- 173 -

  
   от дальнейших разговоров с подобными лицами. Завтра, то есть в пятницу, он должен ехать в Тулу. Ходил с ним в сборную на перекличку; когда его вызвали, спросили имя отчество и фамилию, он ответил; о вероисповедании же своем добавил: "принадлежу к общине духоборцев". Вечер провели, по обыкновению, в корридоре.
   Пятница, 9 декабря. Веригина увезли.

-----

ПУТЕШЕСТВИЕ К П. В. ВЕРИГИНУ 158)

Рассказ духоборца И. П. Обросимова. 159)

  
   Жившим в ссылке с 5 июля 1895 г., расселенным по горам кавказским, нашим братьям, вздумалось навестить своих братий, сосланных в Сибири. В Тобольской губернии, Березовского округа, в селении Обдорск находится Петр Васильевич Веригин. Порешили поехать Ивану Парамоновичу Обросимову.
   Взял Обросимов с собой денег двести пятьдесят рублей, из которых должно было взять за уплату дороги, а остальные деньги желали бы передать Веригину для помощи ему. Я поехал в 1896 г. 24 мая. Проехал я Россию благополучно, наконец, проезжаю и Тобольск. Пятьсот верст от города Тобольска остановился в селении Самарове Березовского округа; нужно было мне поворотить на Березов, и я ехал по реке Иртышу, который впадает в реку Обь. В Самарове я дожидал два дня какого-нибудь парохода, идущего в Березов. Жители Самарова говорят, что в Березов пароходы не пойдут ближе 1-го сентября. Я нанял себе маленькую лодку, на которой бы поместились 6 человек. Плыть нужно было еще 1000 верст до Обдорска. Были
   -----
   158) См. тридцать шестое письмо П. В. Веригина, стр. 94.
   159) Этот рассказ был уже напечатан в N 10 "Свободной Мысли", октябрь 1900 г., стр. 150. Женева.

Прим. В. Б. Б.

  

- 174 -

   уже в готовности отправиться. Вдруг приходят два парохода на пристань. Я побежал спросить, может быть идут по моему пути. Спросил у матроса:
   - Куда путь держите?
   Он ответил:
   - В Томск.
   Я воротился назад. Вдруг догнал меня офицер с маленьким парнем; поздоровались и пошли вместе; разговаривали кое о чем. На расставаньи он спросил меня:
   - Ты, кажется, дальний?
   Я ответил:
   - Да, дальний, с Кавказа.
   Более ничего не сказал, пошел от меня. Я прихожу на свою квартиру, меня спрашивают мои лодочники, которые будут везти:
   - Что едем или нет?
   Я говорю:
   - Да, едем теперь.
   Зашел в комнату и сел закусить, пока управляются с лодкой, и потом ехать. Вдруг входит десятник, зовет меня в правления. Тогда я сказал:
   - Ну, теперь осталась наша езда.
   Они вскрикнули:
   - Как, почему?
   Я уверяю их, что дальше не поедем. Вхожу я в управление и вижу того самого офицера, с которым шел с пристани. Он сказал:
   - Вот уже знакомый человек, и я призвал тебя спросить ваши виды, кто вы такие и откуда приехали и куда едете?
   Я ответил:
   - У меня вида никакого нет.
   Он соскочил со стула и крикнул:
   - Как это нету никакого вида?
   Я говорю ему:
   - Потому никакого вида нету, что нам их не дают.
   Он как бы в испуге крикнул на меня:
   - Я вас арестую!
   Я сказал:
  

- 175 -

   - Дело ваше арестовать. только я ничего не сделал подобного аресту. Я желал бы, чтобы вы меня пустили, я не желаю, чтобы беспокоить напрасно людей хлопотать за меня.
   Он ответил:
   - Теперь я не могу отпустить тебя, я предоставлю вас в Тобол.
   Начал писать мои показания в протокол. Потом отобрал у меня деньги 213 р. и 21 коп., меня посадил в кутузку. Дело было вечером 13 июня. Я ночевал всю ночь на ногах, потому что было очень много клопов: как муравьев в кочке муравейной. Показалась мне эта ночь очень длинной. На утро отправляют меня в обратный путь. Я попросил заседателя, чтобы дал мне денег 5 руб. Хороший был человек, выделил из моих денег и дал мне на руки, и казенных порционных - 4 копейки в сутки на 6 дней; а до Тобола нужно плыть 11 дней. И я молю Бога за этого человека, доброго душой, пошли ему, Господи, доброго здоровья; пришлось бы мне побыть несколько суток голодному.
   Плыли мы по реке Иртышу 11 дней. На каждой станции сменялся только народ, который везет меня, и каюк, на котором плывем, а я все один, день и ночь на воде; сильные комары и оводы не дают покоя, а более еще боюсь спать: - как бы не бросили в реку, и скажут - сгинул. И так беспокоился все 11 дней.
   Привезли меня в тобольскую тюрьму. Я был очень рад такому месту отдохнуть, я думал, что денька два или три, а потом отдыхал я аккурат восемь месяцев. Справки мои ходили на Кавказ.
   Как мне было страшно привыкать с таким народом: половина головы бритая, кандалами гремят.
   Думаю себе: "Господи, за что страдают здесь столько людей, истомленных, истощенных, телом на вид как желтая дыня". Очень мне было жалко смотреть на них, но все-таки я познакомился скоро с своими седоками. Меня не выпускали из тюрьмы; 5¥ месяцев я не видал земли, сидел в камере. Пища у меня была - ржаной, сырой хлеб и вода, больше ничего. Просидевши эти месяцы, стали меня пущать на двор. Первый раз,
  

- 176 -

  
   когда я вышел на свет, я глотал много воздуха: так он был мне приятен, как сотовый мед. Я в то время познакомился с клюшниками: мне можно стало писать письма, также и получать. Я стал просить прокурора, который ходил каждую неделю в тюрьму, чтобы он дал мне моих денег 15 рублей, потому что я из котла никакой пищи не употребляю, и я совсем ослабел. Он с удовольствием сказал:
   - Я постараюсь выручить эти деньги.
   Так и сделал мне одолжение. Через неделю дали мне денег. Сейчас же я выписал два фунта кирпичного чаю и десять фунтов сахару, полпуда белого хлеба и оделил своих седоков, - как они были мною довольны. И каждый месяц я выписывал им в это число чай и сахар.
   Они говорят:
   - Мы оживились и не знаем, за кого тебя ночесть, наверно за милостивого Филарета.
   Я поблагодарил их и сказал:
   - Я недостоин милостивого Филарета, а только хочу творить милость каждому человеку, чем только могу.
   И когда я стал уходить из тюрьмы, многие плакали и я простился с ними любовно; и отправили меня этапом с такими, которые были осуждены на Сахалин и на каторгу. Шел я этапом, - по три месяца оставался в каждой тюрьме; был скован с каторжниками рука с рукой. Время было сначала зимнее, 20 февраля; кое-где доводилось от железа рукам так холодно, что с рук, где касалось железо, там шкура слезла, а на ногах послезала почти вся, так что было больно ходить. Когда дошли до России, то повезли по железной дороге в арестантских вагонах, а как привезут в город, например, в Москву, то опять сейчас сковывают нас попарно и гонят через город в пересыльную тюрьму. А как приведут на железную дорогу, то опять раскуют. Спутников моих везли по Лозово-Севастопольской дороге, а там отправили их через Одессу, на Сахалин, а меня этапом в Горийскую тюрьму. Пробыл там одни сутки и, наконец, освободили меня, 5 мая 1897 г. Спустя 5 месяцев после моего освобождения, меня посадили еще на
  

- 177 -

  
   месяц в Тионетском уезде. Сидел вместе с грузинами, с которыми ничего не мог говорить, а за что сидел и сам не знаю.
   А только наши братия не унывают. Как дал я знать домой, что меня арестовали в Тобольске и не доехал я до П. Веригина, там сейчас следом выехал Андросов. Его тоже на пути задержали, но только в тюрьму не посадили, потому что трое знакомых людей по телеграфу поручились за него. Отправили этапом в Карс. Ну, и что же? За ним опять еще другой поехал.... Уж кто-нибудь да попадет до места; уж как там не лови, а, всех не изловишь. И нельзя нам забывать и покинуть человека в изгнании, который двенадцатый год сидит невинно.

Ив. Обросимов.

-----

МОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ.

Рассказ члена Христианской Общины Всемирного

Братства Михаила Андросова. 160)

Путешествие первое.

  
   Минуло уже шесть лет, как жили мы на Кавказе в Карской области. Шурагельского участка, селения Гореловки.
   В 1895 году правительство стало нас преследовать, с целью отвернуть от учения Христова.
   Поставив в наши села правительственных старшин, предупредило нас через них, что без спроса никто не может отлучаться из селений. За отлучку обещали арест и тюрьму, что много и случалось в то время на самом деле.
   -----
   160) Мы помещаем здесь сокращенный отрывок из рукописи М. С. Андросова того же названия, которую мы надеемся в будущем издать всю целиком.

Прим. В. Б. Б.

  

- 178 -

  
   Наше село состояло из сорока дымов. Старшина был осетинской нации, Григорий 3. Губиев. - Он был хорошо обучен русскому языку и к тому же сам весьма остроумный. Он нас в скорое время узнал всех и ежедневно утром и вечером приходил на село и узнавал, не отлучился ли кто куда. Билеты же вовсе ни в каком случае не стали выдавать нам. Но у меня был, ранее заготовленный, годовой паспорт. От губернатора было разрешено мне проживать по всей России. Во всех городах мог я проживать без препятствия. Вот я и стал думать поехать навестить давно сосланных добрых людей за веру христианскую, именно Петра Васильевича Веригина и Ивана Евсеевича Конкина, но об этом нельзя было никому сказать, так как я знал что если этот слух только дойдет до старшины, то сейчас же меня засадят в тюрьму. Я много думал, как все это устроить и порешил уехать так, чтобы никто об этом не знал. Но это мне вскоре показалось нехорошим и я поехал в село Терпение к родителям Петра Васильевича посоветоваться и сказать им о своем намерении. Они очень были рады что я собираюсь в путь и не стали нисколько переменять мое мнение, а только попросили меня:
   - Когда будешь ехать, заезжай, простись с нами.
   Я от них вернулся домой и стал собираться в путь. На другой день утром отправился в Карс в тюрьму, где был заключен брат Петра, Василий Веригин и Василий Гаврилович Верещагин. (Они раньше ездили в Сибирь к Петру Васильевичу Веригину). Я хотел узнать от них, как лучше проехать, но в Карсе нас арестовали и в тюрьму на свидание вовсе никого не пустили. Я пошел вечером к тюрьме, но меня поймал солдат и погнал в полицию. Идя с ним я начал его просить:
   - Что пользы тебе будет, что ты меня сдашь в полицию? Пусти меня.
   Он сначала гордился, ругался, а потом согласился, пустил меня. Я пошел к знакомому молоканину и переночевал у него. Утром рано встал и пошел опять к тюрьме. Тюрьма стоит на горе. С одной стороны яр, а с другой гора. Я вышел на горку. Около тюрьмы про-
  

- 179 -

  
   коп сажня в два. По этому прокопу ходит солдат с ружьем. Я сел на верху и помаленьку спросил:
   - Василий!
   Сейчас в окошко отозвался татарин:
   - Кима истыр сан? *)
   Я говорю:
   - Василий.
   Это была как раз их камера. Татарин сейчас же сказал Василию Веригину. Он подошел к окну, увидел меня и говорит:
   - Кто такой?
   Спросил он так потому, что еще темно было и узнать лица нельзя было. Я отозвался. Поздоровались и спросил об их тюремной жизни. Он сказал:
   - Жить можно, только туземцы донимают курением табаку, от дыма болит голова.
   Тут нам было хорошо говорить, солдат ходил то взад, то вперед, но нашему разговору не вредил и не воспрещал разговаривать.
   Василий мне сказал:
   - У нашего родителя есть деньги, ты их возьми. Да одному скучно ехать, напиши телеграмму Алексею Маркину, ежели он согласится, езжайте вдвоем. Также сказал мне, сколько на дорогу на двоих надо денег. В это время стала заря оказываться.
   - Пройди на запад три окна, а потом остановись. Там Верещагин. С ним простись, а то видно станет, часовой прогонит, - сказал мне Веригин.
   Я простился с ним и пошел к Верещагину, остановился у окна; уже стало немного на заре видать. Он спросил:
   - Кто?
   Я отозвался. Поздоровались. Начал я спрашивать:
   - Какие новости у вас?
   Верещагин говорит:
   - Новостей никаких нет, а вот на днях был губернатор, я спросил его: за что нас посадили и сколько будут держать?
   Он отозвал меня и говорит:
   -----
   *) Кто тебе нужен?
  

- 180 -

  
   - Мне с арестантами не полагается разговаривать, а тебя я очень люблю и скажу: почему ваши не хотят быть солдатами? В Олтах оставили ружья. Ваши молодые солдаты не приняли присяги, по этому вас и посадили.
   Больше не стал разговаривать губернатор и ушел.
   Верещагин был у нас несколько лет старшиной; был человек хороший; все власти любили его за его честность. Этот самый губернатор подарил ему золотые часы, а как только он оставил службу, то не дали и одного года пожить дома, посадили в тюрьму и сослали в Якутскую губернию, там он уже и помер.
   Я простился с Верещагиным и поехал домой. У меня дома уже все было готово к выезду в дальний путь. Из домашних о поездке знала только одна жена, да в селении я сказал четырем почетным старичкам и попросил их чтобы они никому ничего не говорили, а то узнается дело и меня не выпустят. Это было осенью, 17-го октября 1895 года. Стал я прощаться с семьей. Дети видят, что я расстаюсь с ними и крепко их целую, но не смеют спросить о моей разлуке с ними. Я простился и стал выходить из дому. Старшой сын и сноха остановили мать и стали спрашивать. Она сказала им:
   - Мне нет время, я пойду провожать, - и сейчас же вышла со мной.
   Пошли мы с ней по задам дворов, чтобы не было заметно, а подвода моя уже за селением ожидала меня в скрытом месте. Дошел я до подводы, сел в фургон, жена вернулась домой, я поехал в Терпение. Не доезжая селения слез с фургона и пошел пешком, а подвода поехала по другой дороге тоже в Терпение.
   Я зашел к Веригиным, а подвода заехала к другим. Веригины старички сказали мне:
   - Мы желаем, чтобы тебя проводил человек хотя бы за Тифлис, а потом вернется и скажет нам о вашем выезде.
   Я на это согласился. Человек был готов, - терпенский Семен Е. Чернов и мы сейчас же сказали подводчику, чтобы выезжал аккуратно, дабы не заметил старшина, а то арестует. Он выехал из селения. Мы вместе с Черновым простились с Веригиными и вышли на
  

- 181 -

  
   двор итти за село, где подвода нас ожидала. Смотрю, на встречу нам идет наш горельский житель Федор Федосов, как будто с испуганным лицом. Я его заметил издали еще в своем селении, когда выходил из села. Я спросил его:
   - Ты об чем сюда?
   Он мне говорит:
   - До вас дело есть.
   - Какое?
   - Я сейчас узнал, что ты едешь к Петру Васильевичу, вот у меня есть золотой, возьми его и передай его
от меня.
   Я взял 5 рублей и спросил у него:
   - От кого-ж ты узнал? - Но он мне не признался.
   Вышли мы за селение благополучно и сели в подводу. До подводы нас провожала жена Григория Веригина, Аграфена. Около подводы она простилась с нами и попросила меня:
   - Когда доедешь до Конкиных расцелуй их за меня, - и крепко поцеловав меня вернулась домой.
   Мы поехали. Приехали в Александрополь на почтовую станцию. Зашел я в почтовую контору и спросил парную повозку.
   Почтовый староста сказал мне:
   - Не желаете ли ехать на срочных, через два часа будеть отходить омнибус, почти порожний.
   Я согласился, взял два билета, уплатил деньги. Пришло время и нас повезли прямо на Акстафинскую станцию. На другой день к обеду привезли на Акстафу. Оттудова я написал телеграмму в Тифлисскую губернию Горийского уезда Алексею Маркину: "Приезжай в Тифлис как получишь". А сами сели в поезд и поехали в Елизаветполь. Приехали ночью. Нам хотелось тут посетить в тюрьме братьев и проститься с ними. В Елизаветполе было масса заключенных из наших братьев за веру Христову, но свидание было очень строго воспрещено. Утром я написал записку в тюрьму и передал ее с водовозом. Сейчас же из тюрьмы приносит другую записку надзиратель и спрашивает:
   - Кто здесь Андросов?
  

- 182 -

  
   Я говорю:
   - На что вам его?
   - Есть письмо ему.
   Тогда я сознался. Он отвел меня от народа и передал записку секретно, чтобы люди не видели и говорит:
   - Иван Веригин велит итти к тюрьме, стучать в дверь и сказать, что я, Андросов, имею дело с Веригиным.
   В записке было писано:
   "Говори смотрителю, что отец Ивана Веригина послал меня из Карской области насчет денег и я должен лично с ним поговорить", это говорилось о тех деньгах, которые он должен был получить с другого лица и прислать отцу. Об этом был известен смотритель. Я так и поступил. Пошел к тюрьме, стал стучать в дверь, вышел надзиратель. Спросил:
   - Что тебе нужно?
   Я сказал:
   - Мне нужно Ивана Веригина видеть.
   - Разве ты не знаешь, что вас не то что видаться, но и к тюрьме близко не пускают. Уходи, а то я тебе шею наколочу, - сказал он и прогнал меня.
   Сам он вернулся, замкнул ворота и ушел. Я опять подошел под ворота и начал стучать. Долго стучал, смотрю в щелку - идет ключник к воротам с разъяренным лицом. Я отошел от ворот дальше. Он как отворил двери и увидал меня, то бросился ко мне, как оглашенный, я стал утикать. Он гнался за мной сажень сто, но не догнал; потом стал бросать камнями, но тоже не удалось ему попасть; вернулся назад ругается и говорит:
   - Если еще будешь стучать в ворота убью с револьвера.
   Я опять иомаленьку иду за его следом к тюрьме. Он остановится и грозит мне и я остановлюсь, а как он пойдет, я тоже иду за ним. Он вошел во двор. Я подошел, саженях в двадцати от дверей остановился и стою, а к дверям боюсь подходить. Постоял немного, отворилась дверь и надзиратель закричал:
   - Кто здесь Андросов? Пусть заходит.
   Я пошел. Он меня пропустил в ворота и замкнул. Осмотрел меня, у меня был в кармане нож - отобрал
  

- 183 -

  
   его, потом повел меня в тюрьму. Вошли в тюремный двор. Иван Веригин стоит на дворе, вокруг его надзиратели и смотритель. Как увидел меня смотритель, спросил:
   - Это Андросов?
   - Да, - свазал Веригин.
   Остальные все из тюрьмы глядели в окна. Я подошел к Веригину, поцеловал его и стал от родителей ему передавать привет со слезами. Он стал о них распрашивать и говорил, что жаль стариков, они ведь остались в таких преклонных летах одни. А тут и деньги никак не выкрутишь. Тут же он поблагодарил смотрителя, что он ему разрешил ходить с провожатым солдатом требовать деньги. После этих слов смотритель ушел, надзиратели тоже отступились дальше. Мы стали говорить об моем направлении.
   - Если доедешь до братца, передай им наш привет и скажи, что мы никогда не отступим от веры Христовой, хотя нас и предадут на казнь. 161) Отчего нам, грешным, не умереть ради Его святого имени, - сказал мне Веригин.
   -----
   161) Одно время разнесся слух, что некоторых духоборцев хотят приговорить к смертной казни через повешение. Об этом было сообщено и духоборцам их друзьями. Они ответили на это следующим, полным достоинства, письмом, из которого мы приведем здесь выдержку:
  
   "...Сегодня мы получили письмо от И. М. Трегубова, в котором он приветствует нас братским пожеланием и поклоном. Спаси его Господи. Он пишет, что нас с Верещагиным якобы приговорили к повешению; пишет, что он с В. Г. написали главноначальствующему Кавказа Шереметьеву о помиловании нас. Я не знаю, откуда до них такой слух дошел; мы этого пока не слышим; может и на самом деле так замышляют против нас, такое зло, - это дело их. Наше дело выполнять дело Господа, даровавшего нам жизнь и свет. За это мы, конечно, благодарны братьям, что они, от избытка любви в сердце своем, за нас заботятся, спаси их Господи; но по нашему разумению это для христианина есть несвойственно: усугублять выю свою пред человеками и просить помилования..."
  
   (Из письма Василия Веригина к Д. А. Хилкову, от 1 декабря 1895 г. Этап Узун-Ада).

Прим. В. Б. Б.

  

- 184 -

   Тогда подошел надзиратель и сказал:
   - Довольно, уходи.
   Пошел я к своему товарищу. Отправились на вокзал и дождались поезда. Поехали в Тифлис. Приехавши, остановились на Песках, в немецком дворе. Зашли в номер. Там встретили Ивана Ивина и Василия Объедкова. Это были ссыльные. Их семьи жили в грузинских аулах. А нам они сами были лично знакомы, да к тому же Объедков недавно приехал от Петра Васильевича. Я стал у него узнавать, как можно проехать в Тобольскую губернию и доехать до Обдорска. Он мне все рассказал:
   - Когда будешь садиться на машину, бери билет прямого сообщения до Челябинска, а оттуда поедешь на лошадях в Тюмень, потом в Тобол, потом в Самарово, Березов и от Березова останется 500 верст; оттуда один не решайся, не езди. Там уже нет русских, а живут остяки и самоеды. Они русского языка не понимают; нельзя и их понять чтобы ехать куда следует. А там в две недели раз ходит почта до Обдорска. Когда доедешь до Березова, узнай от полиции отход почты, старайся с ней вместе ехать.
   Я это все заметил. Приехал в Тифлис Маркин. Объедков узнав, что я его приглашаю вместе ехать, стал отсоветовать поездку. Маркин согласился на его совет и отказался от поездки. Тогда я стал один
   собираться в дальний путь. Узнав из "Тифлисского Листка", что из Батума отходит пароход прямого сообщения в Новороссийск, я обождал двое суток в Тифлисе. Тогда поехал вместе с Черновым в Батум, где и остановились в гостиннице "Самсон". Пошли к морю на пароходство и узнали, что пароход "Константин" будет сегодня отходить в два часа по полудни. Зашли мы в контору и купили билеты. Дождавши время, пошли мы к пароходу, занесли мои вещи в пароход, простились с Черновым с братскою любовью. Чернов слез на берег, а я стоял на палубе. Я никогда не бывал на пароходах и мне казалось очень страшно и я был скучный. Товарищ мой заметил это по лицу и ласково говорит мне с берега:
   - Миша, может чего тебе для дороги нужно? Я сейчас возьму в лавке.
  

- 185 -

  
   - Нет, ничего не надо, - ответил я. Но он все-таки побежал на базар, купил фунтов пять яблоков. лестница была уже снята у парохода и он с берега бросил мне все на палубу. Я взял яблоки, поклонился и поблагодарил его. Сейчас же тронулся пароход и поплыл. Я все стоял на палубе, а брат и друг мой на берегу и смотрели сколько было видно. Когда скрылись из глаз друг от друга, я зашел в пароход, немного побыл и вышел опять на палубу и стал смотреть назад, - уже ничего не видать, даже и батумских гор. Только видно синее небо, да синяя морская вода. Погода стояла хорошая, тихая. Пароход плыл хорошо до ночи. Ночью подул ветер, пошел дождь и к свету поднялась сильная качка. Я утром вышел на налубу, а на палубе нигде порожнего места не было: везде лежал парод, страдавший от качки. В одиннадцать часов дня мы приплыли в Новороссийск. Стал народ выходить из парохода, полупьяный от качки. Я тоже пошел прямо, на вокзал железной дороги, взял билет прямого сообщения до Челябинска. Пришло время отхода поезда. Сел в вагон, проехал несколько станций, потом познакомился с одним русским старичком, который тоже ехал прямым сообщением до Челябинска, а потом он поворотил направо на Омск. Это был Петропавловский житель, ездивший в Ишимский монастырь молиться. Едучи вместе с этим старичком, продолжалась у нас беседа о душевной жизни: чем может человек уготовить душе своей сокровище небесное. Старик говорит:
   - Вот как я должен ездить по монастырям и молиться, то этим человек может заслужить царствие своей душе. - А потом добавил: - нет, я неладно сказал что ездить, а надо бы ходить своими ногами; я хотя еду на машине, но считаю это нехорошо. А пеший был бы трудящийся богомолец. Тогда бы уж вполне можно надеяться, что был бы угодник Божий.
   Я это выслушал и начал говорить свое убеждение.
   - Я понимаю не так, как вы говорите "должен ходить по монастырям". Вовсе это считаю даже напротив: в монастырь итти - надо делать расходы, давать деньги тем людям, которые там живут как князья и поедают чужие труды. А сами от Бога имеют полное дарование:
  

- 186 -

  
   руки и ноги, отчего ж бы им самим не работать и самим себя не кормить? Что вы на монастырь подарили, если бы вы это число денег дома роздали бы бедным, увечным и калекам, тогда бы Бог увидал ваши жертвы. Это вы бы сделали то. что говорится в Новом Завете от Матфея гл. 25, ст. 34-40. 162) Молиться Богу! Господь сказал: Зайди в клеть свою и, затворив дверь, помолись втайне. Ибо Отец видит втайне вас, а воздаст вявне. 163) А об этом вашем монастырском моленьи сказано в Евангелии от Матфея 23 гл. ст. 25 - 28 164) и до конца прочли мы эту главу.
   -----
   162) Для удобства читателей мы приводим здесь эту часть двадцать пятой главы "Евангелия" Матфея.
   34. Тогда скажет царь тем, которые по правую сторону его: приидите благословенные Отца моего! Наследуйте царство, уготованное вам от создания мира.
   35. Ибо алкал Я и вы дали Мне есть; жаждал и вы напоили Меня; был странником и вы приняли Меня;
   36. Был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне.
   37. Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим и напоили?
   38. Когда мы видели Тебя странником, и приютили? или нагим и одели?
   39. Когда мы видели Тебя больным, или в темнице и пришли к тебе?
   40. И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: поелику вы сделали сие одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне.
   163) См. "Евангелие" Матфея гл. 6, ст. 6.
   164) Приведем здесь эти строфы из двадцать третьей главы "Евангелия" Матфея.
   25. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды.
   26. Фарисей слепой! очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их.
   27. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты.
   28. Так и вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполненны лицемерия и беззакония.

Прим. В. Б. Б.

  

- 187 -

  
   С тех пор мой старец убедился на мои слова и стал таким другом и собеседником; ехали все время как родные братья. Приходилось на пересадках ожидать машину часов по десяти; вместе мы ходили в номера, занимали отдельный номер от других, чтобы никто не противоречил нашей беседе. Когда доехали до Челябинска братски простились друг с другом; он поехал на машине на Омск, я на лошадях поехал на Тюмень, потому что тогда еще не была окончена до Тюмени железная дорога. Ехал я до города 3 дня. Приехал в город и остановился на постоялом дворе сложив свои вещи в комнату пошел на рынок и стал пытать не едет ли кто в Тобол. Но мне попутчика не нашлось. Купил я себе шубу и вернулся на постоялый двор и стал говорить хозяйке, что я хотел найти себе попутчика ехать вместе до Тобольска, да не находится; она мне и говорит:
   - У меня есть по тобольскому тракту в 18 верстах отсюда, двое; они будут вечером ехать, только сейчас они ушли на рынок, а когда придут, можно с ними поговорить.
   Дождался я этих людей и мы согласились вместе ехать. Потом мне пришлось ехать одному двое суток до Тобольска на почтовых лошадях. В Тобольск приехали вечером

Другие авторы
  • Пушкин Василий Львович
  • Ферри Габриель
  • Нелединский-Мелецкий Юрий Александрович
  • Джунковский Владимир Фёдорович
  • Федоров Николай Федорович
  • Клейнмихель Мария Эдуардовна
  • Ильф Илья, Петров Евгений
  • Лохвицкая Мирра Александровна
  • Клейст Генрих Фон
  • Котляревский Иван Петрович
  • Другие произведения
  • Сумароков Александр Петрович - Пустынник
  • Херасков Михаил Матвеевич - Рассуждение о российском стихотворстве
  • Плеханов Георгий Валентинович - Врозь идти, вместе бить!
  • Анненский Иннокентий Федорович - Фамира-кифарэд
  • Розанов Василий Васильевич - Василий Розанов: биобиблиографическая справка
  • Белинский Виссарион Григорьевич - История государства Российского, сочинение Н. М. Карамзина
  • Кошелев Александр Иванович - Из записок
  • Стасов Владимир Васильевич - Слово современника в ответ на два изречения цукунфтистов
  • Семенов Сергей Терентьевич - Алешка
  • Эджуорт Мария - Мурад несчастный
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
    Просмотров: 436 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа