Главная » Книги

Шмелев Иван Сергеевич - Переписка И. С. Шмелева и О. А. Бредиус-Субботиной, Страница 11

Шмелев Иван Сергеевич - Переписка И. С. Шмелева и О. А. Бредиус-Субботиной



уда. Нарочитость темы - охлаждает. А аксессуары - истрепаны, ходячи, - все эти "лазоревые цветики" и проч. Сказка - сама простота. Возьми Пушкина - "Сказка о рыбаке и рыбке"261. Или - по сжатости - "Песни западных славян". Или - русские народные сказки. Там встречаются иногда "сложности", но одёжка сказки, словесная ткань - посмотри, как проста, как мало "украшений" и "завитков" словесных. Этим недостатком страдает наш "мудрователь словечками" Ремизов262. Я почти уверен, что эти "Ландыши" скоро надоедят тебе. Увидишь! Олюша, не полагайся на "сны": они сложный продукт хаоса подсознания: искусство - сон особого рода, где все время бодрствующее око мастера, его ухо, его - мера, его весы (всякие!). Не удручайся. Я искренно говорю: и в этой работе ты обнаруживаешь дар свой. Но - недостаток уменья, _н_а_д_з_о_р_а, _с_у_д_а. "Говенье" - куда лучше. "Айюшка" - отлично, если ее выправить местами (она - тоже наскоро дана!). Лучше всего (по простоте-совершенству) это твоя пол-странички, как высиживала цыпленка, ужин, ссора (толкались) с двоюродным братом, дядя, его "преступление", твое горе... Это - для хрестоматии! Видишь, какие в тебе возможности. Видишь, как врезалось во мне! Значит - сильно дано. И раньше - в золоте ячменя, вечер, ты ходила за ягодами. И как шла..! Олюнка, я душу тебя, обнимаю, от радости, как ты можешь делать! когда не надумываешь, а - даешь - как сердце поет. Но - обработка - после, всегда, - и самая строгая, но только и тут нельзя пересолить! Боже упаси! - Можно засушить, или - как у художников кисти - "записать", "замучить" полотно. Вергилий263 хорошо сказал: пахнет (от манускрипта) светильником (маслом лампы!) - слишком значит, много _п_о_т_у, _с_т_а_р_а_н_и_я... Повторю: не исходи из _с_н_о_в. Исходи из _с_о_л_н_ц_а, жизни, сердца живого... - из _д_ы_х_а_н_и_я... из _б_л_и_з_к_о_г_о. И читатель найдет _д_а_л_е_к_о_е, глубокое, - и _с_в_о_е. Трудно объяснить все в письме. Два-три разговора - и ты столько бы узнала, при-няла! Друг-друга поправляя, спрашивая, мы многому бы учились. Я никогда не считал и не буду считать себя неопровергаемым. Я всегда готов узнать еще, - и верю - через тебя - узнал бы. Ты - талант Божией Милостию, и я не боюсь говорить тебе правду, как ее понимаю: я люблю тебя - и Олю, и - товарку. Матерьялу... его - го-ры!.. Одна трагедия бедной Вали (как я жалею ее, болею ею!)... а еще эта твоя Фася... - ро-ман! Ничего о ней не знаю, а _в_и_ж_у - Драма... Кстати, чем она "опять больна..." - и плачет, - писала ты - ?.. Она, кажется, умственно не-сложна, но, думаю, у ней свой душевный склад, "мирок"... и - вопросы, желания, идеалы... А тебе я указываю - тему - дай историю, хотя бы, фермы, ее жизни... фермы - как _с_у_щ_е_с_т_в_а_ очень сложного: всех ее частей - общей жизни. Как ты _в_с_е_ насытишь!.. И как это будет тебе легко и - сладко! Ты среди всего дашь - челове-ка!.. И [не заметил], а начинал письмо-бумагу.
   [На полях:] Милка, целую твои глазки. Как здоровье? - Напиши, и - полней! Твой Ваня
   Я случайно написал очерк в 5 1/2 стр. "Свет во тьме"263а - для инвалидов. У меня план: м. б. они из этого сделают для себя что-то, в помощь - ну, тысяч на 100.
   В следующем письме напишу все. И м. б. пришлю очерк. Работал с неделю.
  

53

О. А. Бредиус-Субботина - И. С. Шмелеву

  

9.VIII.43 г.

   Милый Ваня!
   Получила я твое письмо, и мне очень горько: за что ты все продолжаешь злобствовать на меня? Ведь у тебя неудержная, беспрерывная раздраженность на меня. Уж высказался бы лучше, чем пилить деревянной пилой. Ты не подумай, что я "мимозничаю" из-за критики твоей моего глупого (* Ты сам знаешь, что я никогда не обольщалась своими способностями. Ну брошу!) писанья. Я всякую критику принимаю благодарно, уже хоть только потому, что ты время у себя нашел для такой дряни. Но все твое письмо и эта самая критика дышат злостью. Можно разбранить за дурное писанье и можно "исколоть".
   Ведь странно было бы матери бить ребенка, учащегося ходить и делающего ошибки в движеньях. Впрочем м. б. и бить бы можно, если этого требует педагогика, а не диктует личная раздраженность.
   Ну, будет... Хочу только еще сказать, что странно мне это, как ты не ценишь то, что нам дается. А много ли будет еще даваться? И долги ли наши дни? И что значат эти наши дни? Да, конечно, трагедия одной Вали исчерпывает много тем... Но, прости меня, если я снова откажусь от этой твоей данной темы. И без копанья в ней, я достаточно страдаю утратой Вали, а тут "вживаться" в эту кошмарность, да еще... проводя параллели. Ведь я человек, и моим силам бывает тоже конец. Фасина "драма"..? Да, конечно драма, и таких много, но самой Фасей воспринимается не в тех пунктах, которые являются как бы кардинальными. Но это все не то. Я не могу писать о Вале. Это же и моя боль. Это какое-то "палачество" было бы. Да пока вообще ничего не могу делать: я опять больна. Опять почка сильно кровоточит. Не бранись, пожалуйста: я ничего не делала. О Гааге тоже напрасно ты, - на другой день поездки был у меня мой хирург и одобрил поездку. Он учитывает психологически это - "то нельзя и другое нельзя". Моего уролога нет больше, не знаю, что с ним, м. б. в отпуске?! Ну, лежу на спине и не шевелясь, как обычно. Господи, если бы не эта ужасная война! Хоть бы на воды куда-нибудь попробовать поехать. Ваня, прошу тебя, оставь злобу. Я не могу больше выносить твоей скрытой со мной борьбы. Надо беречь доброе в нас - это самое ценное, и все внешнее - ничто. Я в субботу была сражена опять ею. И как часто так бывало (почти всегда), что я сваливаюсь после этого. Если я раздражаю тебя, то скажи просто, я лучше подожду писать тебе. Какой толк в письмах, если только злят. А пишу я их тихо и благостно. Значит, это не во мне. Меня задавила жизнь своей серьезностью, и разве вправе мы тратить свои силы на... что? На уколы. Да, странная вещь жизнь. И почему мы утешаем больных: "будете здоровы, будете жить"! Сто лет, 10 лет - миг только в жизни, а сама жизнь - это болезнь с определенным исходом. И не разумнее ли воспитывать в себе примиренность с этим, а не укрепляться в бегстве от неизбежного? Рано или поздно... Я слаба и боюсь, я не герой, я не то что Валя, но разве жизнь спрашивает о том, что мы можем. Прости, что так пишу, но я много думаю так. Не сочти за паникерство, - о, нет, я совсем спокойна. Конечно, убита рецидивом почки, - это понятно, но надо нести.
   Ну, будь здоров. И возьми себе на сердце то, о чем прошу: оставь зло на меня. А если не можешь, то не лучше ли переждать это время и не писать. У меня не хватает душевных сил на это. Благословляю тебя. Оля
   [На полях:] Прошу тебя, Ванюша, будь благостен. Это все, о чем тебя прошу.
   Я опять ослабла. Хочется сохранять и дальше мир души, а потому прошу, побереги меня. 11.VIII.43
  

54

И. С. Шмелев - О. А. Бредиус-Субботиной

  
   18.VIII.43
   Дорогая моя Ольгунка, прочел твое письмо - и сердце упало. Опять ты больна... Это, должно быть, последствия твоей поездки, как я и опасался, _н_е_ _з_л_я_с_ь, - такой черты нет в нраве моем! - а тревожась за тебя. А ты, родная, все повторяешь - "злишься", "злобствуешь", "пилишь"... и т.д. Хирург одобрил? Но м. б. он не посчитался с болезнью почки... Переезды теперь и для сильного человека тяжелы и связаны с риском, а ты - ты же описала ярко! - ехала в таких условиях, в тревоге, в давке, сдавленная до боли, под толчками спутников и чемоданов! Это двоякое воздействие - на нервы и тело - вот и дало итоги. - И моя "критика", поверь, была лишь беглая, - просто - этот род писания - стилизованность - никогда не был по душе мне. Вдумайся: твой рассказ нельзя перевести на любой язык, он про-па-дает: "Лан" и "дыши" - только русское одеяние мысли, и раз это так, то и "стиль" пропадает, и нет "некоторого царства", все распадается, остается "придуманность", нарочитость, не-простота. Я писал - не умеешь работать. Ты - спешишь, загораешься, выполняешь порывисто. Нет, искусство иного отношения требует от художника: точности, огромной оглядки, - _м_е_р_ы. Для чего сто-лько слов брошено, чтобы свести все к некоему словесному ребусу?! - да и то - узкому и условному, - случайному, - игре слов. Ты сама испортила свой замысел: отдельные места были недурны, чувствовалась душа автора, чуткость... Повторяю: с карандашом, я сделал бы наглядно пробег по всему писанию, и ты убедилась бы, как много надо выправлять..! Стилизация - это рогатки, которые сам автор себе же ставит, лишает себя _д_ы_х_а_н_и_я. Я не стану больше касаться ни твоей опрометчивости - поездка еще неоправившейся, - ни твоей работы. Но повторю: мне горько было слышать, что я злобствую, пилю... - этого я не заслуживаю.
   Не знаю, дошли ли мои письма с первыми главами "Под горами". Ты мне не написала ни слова. Я оборвал на сцене "в саду". Ты хотела узнать по-русски именно это. Я отлично вижу теперь мою ошибку в этой повести: _т_е_п_е_р_ь_ я не дал бы ненужной сцены "поездки Ганема и барыни", - эта была дань моей молодости писательской: эта сцена ничего не дает, так - сама по себе. И - чуть обнажённа, резка. Ее было надо оборвать на половине... когда сворачивают с шоссе, и точка. Она не входит в _п_л_а_н, _н_е_ _н_у_ж_н_а_ для сути работы, - она ранит общий тон рассказа. А дураки-дельцы за нее-то и ухватились -, "универсальная библиотека Реклама"264, - по-чтили меня честью! - болваны. Теперь я, пожалуй, половину своих работ или выправил бы, или выбросил бы... - я уже и раньше это делал, не включая в "томики" иных вещей... - Я колебался над "Голос зари"265... - мне этот певучий тон _м_е_ш_а_л... - но я оставил, т.к. этот рассказ, я, страдая глазами в Алуште, диктовал моему Сережечке266... был болен, страдал и за его судьбу... - и все это вызвало этот ритм... эту скрытую в нем тоску-боль... эта рукопись - его почерк! - хранится у меня, единственная... - вот и включил этот рассказ в книгу. Многое бы вымарал-выправил я в своих писаниях. Видишь, я "злюсь" и на себя. А к тебе... я всей душой нежно тянусь, я болею тобой, ми-лая... если бы ты видела мое сердце!.. И как же бессилен я...
   Со мной творится что-то... я весь в тоске неизбывной, я не могу собрать мысли, писать... Вчера начал про болезнь отца... - бросил, тяжело. Все жду чего-то, от событий. И все чаще - мысли о смерти... А тут еще попала под руку книжка "О смерти" - адвоката Андреевского267: он всю жизнь, буквально, этим томился, и собрал о "смерти" множество всего... стал, так сказать, "спец" смерти. Все только об у покойниках и кончинах, и запахах, и... даже "любовная встреча" у него, - личная! - на... кладбище! И все - сама правда, до описания "своей" любви - верх счастья! - с указанием имени _е_е... - она сошла с ума. Книга тяжелая и - ненужная, ни-чего не дает для уяснения. Всю жизнь отдать разгадке этой "загадки" и - свести к зеро! {Ноль (от фр. zéro).} В этом ладане погребальном пребывал я дня три, - книжка-то - очень редкая! - страниц 600! Когда-то о ней хвалебно писала Гиппиус Зина268, - старушка ныне, лет за 70! вдова Мережковского хвалила... - приятельница Андреевского была. Поверил ее "критике"... - а-а-а... - все ненужно. Лучше всего - отлично! - дана любовь его к сестре, мальчиком... бессознательное влечение, очень трепетное-благоговейное... и ее - к нему... Она умерла лет 17, от последствий коклюша... - вот ее кончина, и все, что за ней... очень тонко... глубоко... - это чудесно! Но... тяжело. Чтение прибавило моей тоске невыносимость... А вокруг - одни кончины... если бы ты знала - ско-лько! Какой-то "данс макабр" {"Пляска смерти" (от фр. danse macabre).}. Вчера сожгли приятельницу Юли...269 была на свадьбе Ивика, 2 мая, здорова, ехал я с ней из церкви в карете, она еще на мои слова - "да, стареем, милая Шарлотта, стареем..." - я ее знаю 20 лет. Ей 60 или около. Она - "нет, я не чувствую себя стареющей... "онкль {"Дядя" (от фр. oncle).} Ванья", и вы - молодцом, много еще должны писать..." - Она знала все мои "французские книги" и, кажется, ценила. Очень культурная, - учительница она, вдова, - "либр-пэнсёрка". Через две недели... болезнь... стала пухнуть... что-то с ганглиями {Лимфатическими железами (от фр. ganglion limphatique).} лимфатической системы... - кажется, оказалось, саркома... Получил от ее "сер спиритуэль" {"Духовная сестра" (от фр. soeur spirituel).} - она была совсем одинока, - грустное извещение... - "о фур крематуар, дэман марди, 10-30, о Ко-люмбариум вер 11-30" {"Или печь крематория, завтра, во вторник, 10-30, или Колумбарий строго в 11-30" (от фр. "ou four crématoire, demain mardi, 10-30, ou Columbarium vert 11-30").}. Не поехал... получить _т_а_к_о_й_ заряд "кухни" "либр-пансёров"... - говорят, если смотреть в слюдяное окошечко, - пускает сторож, за взятку! - так увидишь, как _о_н_и_ там, на противне, корчатся, изворачиваются... - по физико-химическим законам, от жару. Один рассказывал, - он убежал в ужасе! - как "жаркое" вдруг встало "раком"!.. Это, конечно, действие газов, - ведь сожжение, обычно, из-за формальностей, происходит на 4-й день кончины! Не поехал... Говорят, музыка бывает, под-сурдинку... "реквиемы" пущают... на пластинке!? А "либр-пансёры" - в большинстве жиды и масоны, конечно, - внушительно присутствуют...
   Словом, я эти недели - в мортельной {Смертельный (от фр. mortel).} анемии, анабиозе... - многие мои сверстники - _у_ш_л_и. Был в Сен-Женевьев на днях. Приказал выбросить безвкусно насаженные цветы, - розо-грязные хризантэмы! - не выношу! - цветов нет, нашел только несколько крупных бегоний, огненных-оранжевых - их взял. А, ведь, писал кладбищенскому садовнику, полковнику - "идите до любой цифры в расходах на цветы!" - Правда, в прошлое посещение я достал белые лилии, и воткнул их в землю - украсил. Но за то, в этот приезд, на кладбищенской поповке оказалась экскурсия русских девушек... я их приветствовал после ихних аплодисментов, - поп сказал им, кто это, - и они пели стройно панихиду на могилке, голосов 10, и было сразу три бати, - двое с экскурсией. Чудесная была погода, я принес букет "глайёлей" - знаешь, гладиолусы? - белых и пунцовых, - береза... - могучая. И ско-лько же новых могил!.. - го-род. Так валится эмиграция... Из Ниццы писал врач: за месяц ушло его клиентов только - 28. И все больше в молодых годах. Недоедание... - сводит легкое заболевание к летальному исходу - "улетают", как переводил один чудак. Видел памятник Мережковскому. Ну, понятно, выкрутасный, с претензией... как и все в авторе этом. Ну, и, конечно, по вкусу ломаки Зины, и по проекту... понятно, Бенуа. Всегда они были мне чужды, эти Бенуа, Баксты, Грабари... и прочие "мутные". Потуги много, притязательности, манерности... - много и фанфар, ибо все они мазаны масонским миром, все - рука в руку, все в ладах с жидовской клакой, все напористые, все в окруженьи снобов и снобесс, все "либр-пансёры", и все попадают в "колюмбарии", пройдя через противень... - сатане на жаркое. Накрутил А. Бенуа Мережковскому "мавзолей": крестик, главка, - золотенькие, венчают Наполеонову треуголку, которая, под белый камень, изображает якобы кровлю - храмик, под ней ниша, в нише, очень глубокой, "Троица", под рублевскую, под ней, "папертка" - из трех белых каменных брусков, как порожек, спереди прямоугольник - собственно "могила", а в нем - окруженная прямоугольной канавкой, белая плита с надписанием фамилии и даты. Под "Троицей" - "Да приидет Царствие Твое". Словом, - "под Мережковского". В канавке будет, понятно, буксус... - "вечно-зеленое". Зато казаки нагромоздили над своим - малопризнанным - атаманом гр. Граббе270 такой "музолей", что... ахнул: откуда столько цементу натащили?! Пудов на тыщу. И получилось потрясающее диво: будто над могилкой - "вся тяга земная", сразу мне в башку - "лежит на нем камень тяжелый, чтоб встать он из гроба не мог" (* И уже осел этот гнёт боком, - вот-вот завалится музолей.) 271. Ну, видишь, какое настроение мое - эсхатоло-гичное, - и надо бы в _т_а_к_о_м_ - ахнуть в Монтекарло, встряхнуться, закружиться... забыть про "склон", втряхнуться. Благодарение Богу, болей нет, физически не слабею, - не сравнить, чтобы не сглазить, с прошлым годом, - тогда было полное умирание. И все-таки - старею, старею... - скоро без 4 - 70! Бунину уже 72. Говорят, живут они на чемоданах... - над Каннами, в Грассе, - где центр духов! - т.к. каждую минуту ждут распоряжения об эвакуации - прибрежная зона! - Да, он воистину на склоне: былая его пассия, писательница Галина - имя! {Игра слов: galina (лат.) - курица.} - Галина Кузнецова272, с которой у него было нечто марьяжное, - при жене! - _в_м_е_с_т_е_ жили!! - его оставила деликатно, отъехав с сестрой публициста-философа Степуна273, - была такой, из "невыразимых"! - сперва в Канны, и там - в Германию. А еще в 38-м, в сентябре, помню, был я у него в Монтекарло, - он там тогда жил и ни-когда не был в казино, т.е. не ставил! ску-по-ой!! - я не понимаю! - как это можно _н_е_ игрануть!? ... - я тогда поиграл маленько, франков пятьсот процедил... не знал еще "системы", - теперь знаю, да... доскачи-ка! - так вот, был у него. Он был, как серебряный шар в цветнике, окружен девицами, молодыми женщинами... морщинистый, пергаментный, как старый патриций времен упадка... - одна была - разводка! - совсем голая... только чуть "драпировка". Терпеть не могу "жарких телес", в жару-то монтекарловскую! - потные, липкие. А они, видишь ли, так от жары спасались. Тогда и Галина-заика была там. И стареющая бедная "Ве-ра-а..!"274 - как он, бывало, всегда орал, призывая жену, не обращала ни на что внимания, ленивая, - все, кажется, ей прискучило, даже безобразничанье. Тогда еще Б[унин] был сравнительно живой... теперь - не знаю, я с ним не переписываюсь. Ну, Бог с ним, пусть доживает...
   Узнал: денег Елизавета Семеновна не получала, точно. Или забыл Толен послать и врал, что послал, или поручил Холере - или кому-то еще, и те не послали. Не думаю, понятно, что присвоили... такой пустяк, и француз на это не покусится, какие-то пятьсот франчков, когда, говорят, кило сливочного масла стоит в жульнической продаже те же пятьсот! А, просто, забыли... Так что я правильно сделал, вернув Елизавете Семеновне ее расходы и тем избавив тебя, мнитку, от лишней заботы: надейся на дубин и холер! Ты-то волновалась, а для Е[лизаветы] С[еменовны] эти 250 фр. - грош, когда она каждый день тратит, живя с сыном в пансионе где-то, те же 400-500.
   Милая Ольгуночка, ты, кажется, меня поняла неточно: я не предлагал тебе темой - Валю с ее страданием, я лишь указывал, ско-лько тем дает жизнь, но творчество по-своему их выковывает. "Валя" - лишь мотив, исходное... -? основа - страдание или томление любовью, но любовью сложной, тонкой, трагической. И это лишь, между прочим" я... - я почему-то останавливаюсь на близком душе твоей - с чем ты сжилась от рожденья, - на _ж_и_в_о_й_ жизни, на природе, которую ты умеешь чувствовать... и потому я говорил - возьми, например, жизнь, повседневную жизнь именьица, жизнь _в_с_е_х_ в нем, - ты чудесно описывала мне, как творилась новая, _ж_и_в_а_я_ жизнь на ферме, - коровы, кобылки, овцы, кошки, куры... - но это лишь рамка, фон для основного, что ты вложила бы в работу. А свето-тени твои..! коровы... будто на картине, - или - во сне. Небо, освещение, тучи... грозы и бури... - но все это фон лишь, ты дашь главное... - и я лишь примеры приводил.
   Мой рассказик - "Свет во тьме" - знаю я, - суховат. Вот пример тебе - я последовал "заданию", так просили инвалиды. Я себя заставил. Видишь, я не отмахиваюсь от "заданий", от "урока". Было трудно, да... - надо было вживаться... - вначале я с раздражением делал, потом... втянулся. Рассказик пустяковый, - хоть и очень трудный! толстовский, ведь, как бы его серии - учительных, я это отлично понимаю, и думаю - старик от него не отмахнулся бы. Надо инвалидам собрать денег, как-то подействовать на сердце читателей... - и я не в силах был отклонить просьбу: ведь больше никто не мог бы им помочь. Из этого "этюда" можно было бы сделать _н_е_ч_т_о, рассказ развить, но... к чему? Дано _в_с_е_ существенное - для избранного читателя; для простого же - самый _ф_а_к_т. Самое трудное - "раскаяние" воскресшего. И это мотивировано всяческим потрясением: размягченность души - "а здорово тебе нервы потрепало!" - дана: если перенести себя в такую обстановку, вжиться в физическое и душевное состояние, станет понятно: в таких случаях люди ревут, впадают в откровенность - радость-то, что уцелел, _ж_и_в_у! - готовы всю душу излить и чуть ли не все отдать. Испуг... "что-то страшное видел", - испуг совсем детский, - "вы... вы здесь, г-н капитан?.." - так дети вдруг проснутся ночью и кричат - "нянь, здесь ты..? ..." Вот в таком состоянии и раскроется душа. И так естественно выходит, что дальше Антонов уже не может быть без "няньки"... его спасшей. Он уже не мыслит, как же можно теперь без капитана-то... - ведь целое "откровение" получено, хоть и скуп капитан на слова. Но несложный Антонов учувствовал, конечно, душу и сердце этого нераскрытого мною человека: да, теперь, встретив _т_а_к_о_е, уже нельзя, уже тяжело потерять, - Даже заскорузлая душа поймет это. А что такого необыкновенного сделал капитан? Ничего... а вот поди же... - уже - _н_е_л_ь_з_я. Чем-то сумел капитан сделать себя необходимым. Чем же?.. - да всем тем, на что мною прикровенно даны намеки, черточки... - в этом-то и была вся трудность рассказа: не навязывать, не выпирать, а дать родиться естественно. Надо было мне и душевное состояние "спасенного" передать читателю, его галлюцинации, его "радость" - радость от пустяка, от такого проявления _ж_и_з_н_и, как, м. б. аляповатая этикетка на консервной жестянке... от запаха картошки... вина - конечно, скверного вина. Но кто был близок к гибели... о, как должен радоваться и пустяку - самой пылинке в жизни, пылинке, кружащейся в солнечном луче! Выздоравливающие после тяжелой болезни, после трудной операции... когда они чувствуют, что уже снова начинают жить... какое чудо видят даже в дольке апельсина, сквозного на огоньке больничной лампочки! А тут, в жарком, душном подвале, один звук воды из крана - уже солнечный дождь весенний, картинка на жестянке - уже Божий мир, солнечный огород, как там, в станице где-то, далекой, родной станице... зеленая стена живого гороха под кубанским солнцем... баштаны, кавуны... степи... - все бы это я мог дать, но надо было - сжато, и я все же дал существенное. А коли размахнуться... - легко бы было.
   Повторяю: будь мы с тобой вместе, мы бы по глазам друг дружку понимали, и я передал бы тебе, моя голубка, все самое едва ощутимое... - и как бы ты все это взяла бы!.. - умница моя чуткая, - я же повторяю тебе, что ты - живое, истинное дарованье, и бо-лыное дарованье! А "стилизация"... - я раз написал рассказ "Под небом", он в той книге, которую отказался взять этот деревянный голландец, - и там привел рассказ охотника - на трясинах - легенду, вот с приблизительно таким напевом, как ты даешь... и почувствовал, что - _н_е_л_ь_з_я, режет... а - увлекся, как ты! - и - переработал, дал естественный пересказ, и куда лучше вышло. Рассказ был напечатан в "Русском богатстве"275 Короленко276, нравился. Но лучшее в нем - не эта легенда. А в общем он мог бы быть и ненаписан, как многое мое.
   Еще раз прошу: не усматривай во мне этой поганой черты - "злобы": я могу вспыхивать, загораться, раздражаться... и быстро остываю: "злиться" не могу, это было бы мучительно, а я нетерпелив. Хоть этим объясню тебе, почему не могу злиться и пилить деревянной - ! - пилой.
   Да, этот дубина еще и врун... не пойму. Вот, отказался взять твои, от тебя-то! - мне подарочки... - какая же засушь душонки! Ну, чем он рисковал? Отберут? А м. б. и не отобрали бы. А я... как бы я был счастлив! От тебя, твоего изготовления ветчинка... а я не помню, когда и ел-то ее. А от меня не взял... - яички мог бы в жилетный кармашек вложить... малюсенькие коробочки лекарства, духи мог раскрыть... - для своего туалета... ну, книгу потерять жаль... эх, потому не взял, что никак не касается его выгод... - и - точка.
   И опять скажу: гад тот, кто посмел сказать Вале... и она перестала есть. Как же я чувствую всю безнадежность ее, бездонность..! Дай ей, Господи, сил.
   Ольгушоночка моя, целую глазки твои, губки и щечки - розовые, блеклые... все едино - _т_в_о_и_ щечки. Ты мне любая дорога, ты - душа моя живая. Оля, верь мне - все мое сердце в тебе, с тобой. Ну, Господь да восстановит тебя! Веруй, молись. Твой всегда Ваня, - пусть и старый, а душа моя ни-как не стареет - помнишь, сказала? - для нее нет годов. Но это не у всех, да.
   [На полях:] Пересаженные мною твои пасхальные ландыши у Юли - живы, весной, думаю, зацветут. А мои - цвели? Ты не забыла их? Но тогда ты была в клинике.
   Твоя бегония - именинная - дает 7-ой лист. Мои лимончики - молодцы, а всего 6 мес. от посадки зерен, - а ростом в 1/4 аршин.
   Ольгунка, как я хочу видеть тебя! Слы-шать тебя!! руку твою целовать!., сердце твое услышать...
   Ты должна жить, и я тебе писал, в письме от 23 июля277 для чего еще, помимо творчества в искусстве: такое твое сердце! Ты получила это письмо?
   Вспомнила ли ты, когда и как ушиблась? Я постараюсь найти в письмах.
   Я твое письмо, от 11.VIII - (штемпель278) получил днем - 14-го - всегда грустное придет досрочно!!! - только что послал тебе (14-го же) два с рассказом279.
   Тебе всего 39 л. - детка еще! Должна жить! Напиши о здоровье, что почка? Тебе нужен полный покой, да, терпенье, покой на время, и - пройдет.
  

55

О. А. Бредиус-Субботина - И. С. Шмелеву

  
   16.VIII/29.VIII.43

3-ий Спас, наш рыбинский праздник280

   Ванечка милый, отвечаю на твое письмо от 18-го, такое грустное, на какие-то "крематорские" мотивы. Конечно, тягостны эти "уходы", я очень ими всегда болею, кто бы ни "уходил". Это всегда напоминание о неизбежном для каждого из нас. И кто что о себе и о другом знает? Кто "на склоне" может запросто проводить не одного из близких совсем не "на склоне". Вот на днях через Красный Крест получили известие от 89-летнего дядюшки о смерти его родственника (брата моего свекра), "трагически погибшего в Лондоне" - ? Ничего не известно, т.к. сообщение очень краткое. Этого умершего я помню совсем свежим и бодрым (нет 60-62 годов), а [вот] это 89 летний, давно собирался уходить.., правда необыкновенно живой и юный духом. Это я имею ввиду известного Dr. A. A. Bredius'a281, знатока Рембрандта282, отдавшего Гааге свой дом-музей с ценнейшими собраниями произведений искусства и подарившего массу картин Рембрандта ван Рейна музеям Голландии, - одним словом, тот самый богатый магнат, который широко покровительствовал и покровительствует эмигрантам нашим. Ты вероятно о нем слыхал. Во Франции его очень многие знают. Он живет в Монако. Теперь у него "в дочках" кн. Багратион с дочерью283 и много еще кого-то. А до того было много всяких. К сожалению, часто его обманывали, т.к. часто бывает, что не те, кто бы заслуживали, (например, стипендия Рахманинова была дана прямо подлецу) получают поддержку (это его впрочем не останавливало от его благотворительности, и он мне как-то сказал: "эти милый люди, полные совсем особого шарма и жизни духа мне близки и это моя пассия, а за пассию должна быть и плата, это маленькие разочарования меня не смущают". Меня очень полюбил за короткое свидание и был галантнейший кавалер). Но разочарования-то были чувствительные... десятками тысяч. Говорят, что в молодости он был влюблен в одну русскую, бывшую замужем (за каким-то бароном) и с тех пор эта тяга осталась. Он не женился, но был всегда вблизи ее... и не близок. Это тутошние из колоний знают. На голландцев он не похож и ценности ценит не сребрениками. Массу интересного слышала я у него об искусстве, о художниках.. И постоянно у него молодежь, богема... да еще не только сами, но и своих приятель-льниц приглашали (за его счет). Война 1939 г.284 его застала здесь, и если бы ты видел, как он, уже 85-летний старик, метался, что его "милая принцесса" (Багратион) одна в замке, м. б. боится, м. б. без денег?.. И при первой возможности уехал. Причем никакой, конечно, грязи, - но сильная жалость к ней, испытавшей большевиков. Ну, довольно. Г-жи Haas его, вероятно, знают, если не чуждались культурных кругов Голландии.
   Этот старец представитель категории людей, противоположной Толенам. Такие тоже есть. А Толена я через Фасю спрашивала: он деньги поручил переслать своему приятелю. Видимо, тот забыл. Теперь они ему напомнили. Надеюсь очень, что Елизавета Семеновна их скоро получит. Дело не в том, что это "какие-то несчастные 500 франчи-ков", как ты сказал и не в том, что они являются "грошом" для богатой Елизаветы Семеновны, - но только в том, что это не в моем принципе оставлять неоплаченные долги (как бы ничтожны они ни были). Что же мне было делать с этим господином? Ведь если Анна Семеновна при всем ее поклонении и преклонении перед тобой, не исполнила просьбы сестры своей и насвинила, то чего же ждать мне-то, от людей совершенно ко мне равнодушных? Конечно, эта сумма ничтожна, но и для этого ничтожества я еле его уломала, а Анна Семеновна просто отказалась.
   Такое уж время, что во всем и всем ограничены, и надо мириться, хоть это и неудобно. Обидно только, что ни на кого нельзя даже в мелочах положиться.
   Теперь отвечу на твои вопросы, чтобы не забыть: твой рассказ "Свет во тьме" я получила, - "суховат" - ты пишешь? М. б. потому что короток, кажется, будто "суховат", но я не чувствую его сухим. Он все-таки истинно твой. Разве я тебе не писала о "Под горами"? Я же в восторге от них была и в переводе... ты знаешь. А оригинал?.. Что же я бы могла добавить! Сам знаешь. Мне только было жаль, что оборвалось... Но я не смогла бы и ждать дальше... И то это огромный труд - переписать сцены в саду! Спасибо!
   Цветочки твои ландышки учились цвести весной, и я сорвала самую "пышную" веточку (в 4 колокольчика) для тебя, но тогда так горько мне было на душе, что не послала, ни письма, ни веточку. Но не хочу больше вспоминать. Рада, что у тебя лимончики растут. Мой апельсин огромный, но ему уже 3 года, а годовалым то он карликом был. Твои молодцы! То, что ты называешь бегонией, - думаю я, какой-то особый вид бегонии, если она без цветов...
   Нет, я не могу припомнить, что в этом году я ушибала грудь. М. б. ты помнишь случай в Wickenbourgh'e, когда я упала в ров с велосипедом и ушиблась? Но это было в 1941 г. С почкой не знаю как. Была в Arnhem'e и ездила с Сережей к одному доктору, какому-то особенному. Его Сережа раскопал. Обещает вылечить; будто бы у меня что-то с кровью не в порядке. Ночевала в Arnhem'e, брат нежил и берег меня; - до Сережи проводил Арнольд, а домой отвез Сережа, охраняя и оберегая, но устала я дико. Сегодня отдыхаю, больше лежу (вчера вернулась), хотя чувствую себя хорошо, ни капельки не похудела и розовая, даже загорела. Мама опять "персиком" зовет, - значит, все в порядке! Буду теперь принимать новое лекарство, посмотрю, что будет. Этот доктор помогает (говорят!!) в тех случаях, когда специалисты бессильны найти причину страданий того или иного органа, не учитывая (как специалисты) общего состояния организма. Сказал мне, что очень важно сохранять внутреннее равновесие, что нервность будто тоже способствует. Кажется, писала тебе, что мой хирург предлагал меня еще раз переисследовать? Он заезжал к нам на той неделе в четверг, совсем неожиданно вечером. Я была очень бледна и "вытянута". 1) После 2-х дневной сильнейшей мигрени, с остатками ее еще, 2) волосы были зачесаны наверх, а не в локонах по плечам (как обычно), что делало длинную тонкую шею, 3) т.к. была в постели уже (было 9-45 вечера), то накинула на себя поскорее пеньюар - синий, длинный-д_л_и_-нный и сама стала синей и тянутой. Да еще пессимистическое настроение, сказала, что хоть к знахарю пойти готова. Ну, он и предложил исследовать еще, исходя из: "одна голова хороша, а 2 лучше". Он неохотно берет пациентов других коллег, но тут было исключение, - он по-человечеству, "частным" образом пожалел меня. Я ему доставила удовольствие ко дню рожденья: послала цветы (какие-то прямо грандиозные гладиоли удалось достать, где каждый цветок был с лилию), торт сделала и написала маленькие наброски-эскизы, так, совсем пустяки...
   Его интересует все наше, просил рекомендовать книги, просил именно меня, т.к. много есть "клюквы". И т.к. этот человек интересуется иначе, чем большинство "тутошних", интересуется Верой нашей, видя в ней начало наше, то я серьезно отношусь к этим исканиям и с удовольствием знакомлю его с истинной нашей сущностью. Я записала собственно для тебя эти воспоминания из нашего села, а для него перевела на немецкий язык, вернее, заново написала, считаясь с иностранным читателем... Сделала обложку в стиле деревенском, нашем (сознаюсь тебе - взяла много у Билибина285, не потому, что поленилась сама свое дать, но потому, что считаю Билибина на редкость стильным, по крайней мере на мой вкус), оживила красками. В последний момент кончала переписку на машинке, лежа в постели, оправляясь после почки. У меня есть такой больничный столик - с пюпитром, можно его через постель перекидывать. Ну, вот понравилось ему очень все это, страшно благодарил. И особенно был счастлив, что в то время мать его, старушка286 86 л., гостила и могла и торта попробовать и почитать. Эти "воспоминания" я совсем собралась тебе послать (до подарка доктору), да испугалась, что попадет мне от тебя за них, как и за сказку. Не решалась было и доктору послать, но рискнула, - ведь он не критик. Хотела бы тебе послать все же, - но до того они в тон твоему письму, что м. б. погодить, - совсем тогда ладаном запахнет. Не знаю, как-то так вот вспомнилось именно такое. Хотелось показать и ему как они, эти простые и иногда неграмотные люди умеют уйти из жизни. Ведь совсем иначе, чем здешние-то!! Вспомнить только! (* 1.IX.43 Ну, не странно ли, что мы оба - об одном и том же!?) Ах, а Валя! О ней лучше и не писать тебе. Это такая мука мне! Она теперь заметно уходит! Вчера письмо Пустошкина ко мне - пытается облегчить сердце, ищет видимо тепла и тут же стыдится "докучать своими горестями", стыдится "быть здоровым, когда мы молодые больны". Мне жаль его. Просится приехать ко мне, чтобы хоть чуточку вздохнуть, но не имеет сил оторваться от Вали хоть на минутку. Пишет, что она уходит, ничем не интересуется, дремлет больше и неслышно говорит. Утешает меня, что в глазах моих масса жизни и энергии, что это верный знак, что все в порядке будет, а вот у Вали будто его давно отсутствие этого смущало, давно пугали ее глаза, уже нездешние. Он весь убит. Сестра Оля тоже, а бедная матушка начинает уже бояться быть с Валей ночью, - это не зная-то о правде! Предчувствует? Да, да, вот жизнь. Читали с С. Соломона и вообще Библию... "Суета сует, все суета..."287 верно, верно. И чем мы себя наполняем, чем и на что тратим силы? Господи, как ничтожно мы живем! И как трудно найти и встать на путь истинный и прямой. Как трудно изменить себя!
   31.VIII Ванюша, сейчас твое письмо от 22-го288, - как мне от него радостно и тепло. Счастлива, что ты работаешь, Господь с тобой! Да будет тебе легко и отрадно! Все это мое письмо бы я выбросила и написала новое, - т.к. мое состояние совсем другое, - но тогда опять отложится. Шлю его, но сама вся радостная за тебя. Спасибо тебе за него (за письмо). Не могу вспомнить, о какой своей поездке в гости я тебе писала?? (Ты советуешь описать.) Напиши! Я забыла. Ах, как я снова живу твоим "Летом Господним"! "Радуницу" я знаю, но ее у меня нет. О, пришли, Ваня, все, все о твоем отце. Я же его так люблю. Каак я "Радуницу" читала!!
   Крещу тебя и обнимаю. Оля
  

56

И. С. Шмелев - О. А. Бредиус-Субботиной

  
   5.IX.43 7 ч. вечера
   Дорогая Ольгуночка, пишу тебе с Юлиной дачки, куда меня вышибло из Парижа бомбами. 3 сентября, в 9-45 утра, когда я еще был в постели, - последние три ночи я почему-то спал очень плохо, прерывисто, - после сигнала тревоги тотчас началась стрельба Д.С.А. - "дефанз контр авион" {"Противовоздушная оборона" (от фр. défense contre avion).}, и тут же ахнула бомба. С постели, сквозь досчатые шторы и драпри, я как-будто увидал взрыв огня - и одновременно оглушительный взрыв, будто тысяча пушек ахнула в мои окна. Не помню, успел ли я спрятать голову под одеяло... вряд ли. Все вылетело внутрь квартиры: огромные окна, драпри, железная палка их, обшивка над окнами, за которой - механизм для поднятия штор, огромный кусок толстой штукатурки, фунтов 20, из-под окна, что перед письменным столом. Доски переломало, и - молниеносный ливень стекол - толщиной вдвое больше пятака - засыпал все... Перед кроватью висела толстая раздвижная занавесь на кольцах, но не сплошь. Я минуты две лежал, ощупывая лицо... потом высыпал из туфель, возле, стекла, - коврик был покрыт сплошь, как бы льдышками, - встал... взрывы еще слышались, а на моей улице - крики, стоны, и началась уже работа по спасению. Накинув что-то я поднял - рукой уже - край шторы, во многих местах пробитой, и увидал... - уже не было дома в 3 этажа напротив моих окон, - а ширина улицы не больше 11-12 м, - только груда мусора, и остатки 1-го этажа. Оттуда выходили, через полузасыпанный вход крыльца женщины с чем попало, выносили ребятишек, уцелевших чудом... Слева, на высоте бывшего 2-го этажа, спускали по откосу мусора носилки с обнаженным телом конвульсивно двигавшейся женщины, м. б. уже отходившей... убили мою визави, горбунью, часто глазевшую на небо. Стену соседнего 4-этажного дома, слева от меня, напротив же, срезало, и я увидел оставшуюся внутренность, пустую... - впрочем, на стене висели круглые часы, показывающие без 10 десять, и четыре кастрюли, рядышком. Сплошной вопль-стон, грохот, стуки... остатки чада от взрыва. Справа от меня, и от разрушенного дома, рухнул брандмауэр, и левое крыло крепкого 3-х этажного здания, в глубине двора, под каштанами, которыми я, бывало, любовался, - их посбивало частью, - оказалось оторванным... Моя квартира... - сравнительно мало пострадала. Выбиты все окна, сорвана надоконная деревянная обшивка, железная палка, в 2 с половиной метра, упала на занавесь перед моей постелью, сбило лампу с письменного стола, и кусок штукатурки весом фунта в 3 лежал на рукописях, на столе. И лампа не разбилась, я тут же ее попробовал - го-рит! В правой части моего ателье, где столовая, все, конечно, засыпано, как тонким льдом. Широкая кушетка, у задней стены, параллельно моей постели, вся сплошь подо "льдом". Пробита картина - копия кустодиевской "Купчихи" - внизу, и стеклянная стрела осталась в ней. Погиб один из двух моих лимончиков, лучший, и срезало шесть листьев твоей бегонии, но седьмой жив, будет, значит, расти... Баночки с вареньем на столе - напудрены стеклом... Но что о пустяках..! Да, за моим изголовьем, на полу, грядка стеклянных кусков и стрел: все это промчалось над головой, - я, будто, слышал, ветер от них... часть стекла оказалась под одеялом: у меня - после увидал, - оцарапана правая нога в пяти местах и спина... - увидал лишь потому, что заметил после кровь на полу, капли... - ну, первым, минут через 20 прибежал Серов, помазал йодом. Кусочек стекла я после вынул из мякоти левой части левой ладони. Уже не было воды, но газ шел. Я из уцелевшей в кувшине воды все же сварил кофе, чуть подкрепился, собрал наскоро, что пришло в голову, - последнее, что написал, - а я еще написал 3-й рассказ для "Лета Господня" - "Москва", после "Живой воды", - и поехал на дачу. Там уже были извещены. Юля накануне уехала туда. Да, мой "святой" угол - два вершка его край от окна, и оттуда все сорвало в тайфуне взрыва - остался, как был: даже бумажные иконки, прислоненные к образам, не слетели. Ни одного портрета не затронуто! Ни одной книги... - а они у самого окна, ну, в 2-3 вершках их корешки. Все мое одеяло было покрыто стеклом. В кухне, в задней части квартиры, вырвало тяжелую раму, она упала на кухонный бассейн под кранами, белый, и оторвала переднюю часть его. Но вторая половина рамы оказалась нетронутой, стекла не треснули даже, хотя замок окна сорван. Моя входная, толстая дверь, запертая накрепко, с наложенной цепью, была открыта, скоба запора вырвана с мясом, а цепь... как-то вылетев с обоих концов, мирно свернулась калачиком и спала в уголке. И на комоде, перед занавеской постели, ни один пузырек не сбит, лишь все запудрено беловатой пылью и засыпано стеклами. Оказалось, что и позади нашего дома, рухнула бомба и натворила... Я, следовательно, попал как бы "в вилку". А что натворило дальше..! Почты, куда я так часто заходил, уже нет... Где жила Елизавета Семеновна - верхние три этажа снесены, а их крыльцо стало непроходимым. У них, говорят, - я не заходил, туда не пропускают, так как по дороге тушат пожар в переулке (разворочено кладбище)289, которым я каждый день ходил за молоком, - выбиты все окна и сорваны двери, они перебрались куда-то. После я узнал, - многие справлялись, что со мной, - вернувшись вчера к себе, чтобы захватить рукописи, белье и из запасцев пищи, я нашел несколько записок и карточек. А. Н. Меркулов дает сведения обо мне. Моя Анна Васильевна как раз должна была прийти в пятницу в половине 2-го, она меня застала, ахала, понятно, крестилась и слезилась... и начала наводить порядок. Когда я вчера вернулся на час-другой, все было в порядке, сравнительно чисто, только надо мыть полы да вставлять стекла... - но когда вставят - не знает никто. Кругом все вылетело! - Гг. англо-американцы"; метя якобы в заводы, а кругом меня их довольно, били по мирным зданиям. Бомба упала в католическую церковь на площади Порт де Сен-Клу... Знаешь, я нисколько не огорошен, ни следа волнения, ни оторопи, ни дрожи, ни-чего. Уехал только потому, что не могу спать без окон, - еще, слава Богу, отличная погода! Главное, чем - в отношении себя - удручен, - перерыв в работе. Я хочу писать. Потому и уехал, забрал и машинку. Буду пока продолжать здесь. Здесь - ти-ши-на! Удобно мне, отличная комната, на солнце, мой подсолнух - под крышу! - "Дядя-Ваня". Две ночи отлично спал, как давно не спал. И мог километры тащить багаж, - не меньше 25-30 кило. Здесь яблочное царство. У меня на полу - яблоки, и впереди, и на деревьях, и даже когда выйдешь из примитивной уборной, висят-краснеют - чудесные! Конечно, я буду сыт, но многого не найду здесь, - но - неважно. Сейчас Юля достала мне молока, по моей карточке, - хоть я и не прописан здесь у молочного торговца. Если потянет в Париж, я могу пока поселиться у Юли, где когда-то жили с Олей, несколько лет, приехав в Париж, - это возле Инвалидов. Все зависит, когда застеклят. Юля хочет снять большую квартиру, ищет. Тогда устроюсь у ней, но мне надо или одна большая комната, или две небольших. Я за свою квартиру плачу 9 тыс. И это только потому, старая цена, что запрещено пока набавлять. Меня тревожит другое - наше. Но здесь нет ни радио, ни в-радио, ни - "одна дама слышала" и проч. Здесь небо, цветы, яблоки, груши, собирается снова цвести малина. Перед окном, в железной сквозной беседке, завитой розами, готовят в печурке, на кострике, ужин. Переезд до Парижа берет, с ходьбой, полтора часа, и дешевый, 10 фр. Завтра поеду в Париж, получить по переводу и забрать кое-что. Квартал меня не пугает, хоть он я облюбованный "бомбистами", но ведь не может же быть "удачи" сряду... это все равно, что выиграть два раза сряду по миллиону, - попасть еще раз под бомбы. Хотя ныне и законы "теории вероятностей" шатаются, слишком много не-вероятностей! И "теория" часто в разладе с практикой.
   Я давно не получал от тебя - с 20-го авг.!290 Напиши о здоровье!! Последнее мое письмо было - от 23 авг. и еще, 26, наскоро, простая открытка291, что написал 2-й рассказ. Теперь уже - и третий написан. М. б. послезавтра начну "Серебряный сундучок". Надо завершать дело всей жизни. Будущее - темно.
   Голубка моя, твои письма запакованы, и я сдам их в более верное место291а. На днях составлю - снова! - завещание. Надо. Это только разумно. Так шатко ныне в жизни. Везет русским писателям. Так или иначе, бомбами затронуты: Ремизов, года три тому, Зайцев292 - в прошлом году, Брешко-Брешковский293 - погиб, и меня - "вышибло"-таки из гнезда. Жаль уезжать, если придется. Столько связано с ним... - здесь ты нашла меня, я тебя. Родная, детка милая... была бы ты, ты здорова. А я... - "пора, мой друг, пора..."294 Господь с тобой. Так и не свидимся..? Но тогда... - нет, все так, как надо. Но где логика вот в этом? В 7 утра молодая женщина родила первенького... а в 10 - их не было в живых, - вот, где тут логика и смысл?! Целую твои глаза. Милая, обнимаю! Твой Ванюша
   [На полях:] Отличная погода! Утро было - блеск солнца, росы, зелени и неба.
   Напиши, миленькая, писала ли ты мне в последних числах августа: боюсь, не погибло ли письмо? Наше (No 100) почтовое отделение разрушено, письмо могло пропасть. Последнее твое было от 21.VIII295.
  

57

О. А. Бредиус-Субботина - И. С. Шмелеву

  

9.IX.43

   Господи, - какая милость Его над тобой, дорогой мой Ваня! Ванюшечка!
   Сию секунду твое письмо от 5-го сент. Нет, как же ты можешь писать "пора, мой друг, пора!" - Ведь это твое спасение доказывает как раз обратное: ты остался, ты _н_у_ж_е_н, ты _д_о_р_о_г! Как горячо надо поблагодарить Бога за это! Ужасны эти налеты. Я страдаю невыразимо от этих зверств войны. Боже, Боже, что иной раз видишь и слышишь!.. Нет, не выразить словами. При каждом извещении: "столько-то сбито, убито, потоплено", - встают в уме и сердце картины. Господи, все ведь люди и всё люди, все, что живет и дышит. Я физически страдаю иной раз. И как же теперь с _т_о_б_о_й? Неужели ты покинешь гнездышко? Мне жаль его. Я у тебя ведь уже "гостила" там, на Boileau 91. И сколько раз! Помнишь

Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
Просмотров: 415 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа