Шмелев Иван Сергеевич - Переписка И. С. Шмелева и О. А. Бредиус-Субботиной

твои чувства ко мне. Нельзя _т_р_е_п_а_т_ь_ любовь, _в_л_а_ч_и_т_ь_ ее на чужих глазах и делать _ч_у_ж_и_х_ зрителями (и осуждающими) самых сокровенных движений сердца. Это - м. б. последнее мое письмо.

   И все же я (надеясь, что в тебе еще есть светлое ко мне чувство), я сообщу тебе и о себе.

   Я все эти 5 недель (и в болезни!) старался быть достойным _н_а_ш_е_й_ любви. Я иногда срывался, бунтовал, оступался, да. Но все, что я делал, - я делал, чтобы стать для тебя дороже, ближе, лучше, ценней и привлекательней. Вспомни вечер дня твоего Рождения... Но я даже и такой черточки не забыл, как, в театре, ты сказала: "я пройдусь немного..." (после 1-го акта) и _у_ш_л_а_ со спутниками, даже и мимоходом не бросив: "а Вы не хотите пройтись со мной?" Я остался один, в духоте... ждать. Т_а_к_ ты угостила меня театром. Ты _у_т_о_л_я_л_а_ жажду, не подумав нисколько, что и "мой Ваня" м. б. нуждается в _у_т_о_л_е_н_и_и... Довольно.

   Был у глазного доктора. Глаз... будто бы чуть воспален (радужница), зрачок его сужен, сравнительно с правым. Пустил атропин. Разрешил работать. Сказал, что это последствия рожистого воспаления, и отсюда стЯженье на лбу и у глаза... это может длиться. Это - "след работы стрептококков... явление нередкое". Велел по 1 капле атропина в день до увеличения зрачка.

   Была некая графиня, просила от имени некоей русской (за французом) г-жи Ражо, дочери Льва Чернова⁵⁶⁴ (эс-эра) разрешения на перевод и издание "Лета Господня", а графиня попытается иллюстрировать. Мне все надоело. Я каменею. Ты меня доканчиваешь. Вот почему я уклонялся от встречи: предчувствовал словно.

   Оля, я люблю тебя. Но как же я весь изранен. Нет, ты не дорожишь мной. Я для тебя лишь "забавка", - вдумайся, и увидишь по всему твоему обращению со мною. О, как мне больно!

   Прости, что я огорчил тебя, но я не могу таить в себе правду - хотя бы и о тебе: горькую правду. Господь да хранит тебя. Я сохраню лучшее из моей любви, не решаюсь сказать - _т_в_о_е_й. И. Ш.

   Знаю: ты никогда не будешь моей, не придешь ко мне. Ты будешь жить с полутрупом и сносить _в_с_е, до... Он позовет тебя, и ты всему подчинишься.

  

  

   15.VI. 1946 Суббота, 12.30 дня

   Облачно, но во мне - -_н_а_в_и_с_л_о, _т_у_ч_и, _т_у_ч_и... - моей Оли нет... не будет? Тогда - и ничего нет, - _н_е_ быть, лучше, лучше _н_е_ _б_ы_т_ь. Истаяла душа, не могу без тебя, Оля моя. Зачем я тебя _у_в_и_д_е_л... всякую, - и во всем свет для меня, _ч_е_р_е_з_ тебя свет, и - жизнь.

   Оля, любимая, нежная... как хороша ты, _т_и_х_а_я, _к_р_о_т_к_а_я... вся - любовь!

   Ночь сегодня, под 15-ое, - без сна, до 4-х ч. Я встал, закурил. Ночь. Во мне - ночь. Я силился унять жгучие мысли. Вчера я послал тебе _з_л_о_е_ письмо. Переплеснуло во мне. Отнесла А[нна] В[асильевна] на почту... Я схватился, но письмо уже в ящике. Хотел послать маме депешу - перехватить письмо. И - _и_с_п_у_г_а_л_с_я: а если... прочтет?.. Оставил. Дай губки, дай, Олёк, твой ротик, весь... и, молю, - зачеркни в сердце это письмо - _о_т_ч_а_я_н_и_е. Ты в круженьи дня сего, а я... Оля! Это почти возврат дней июня 1936 г. ... - я _в_с_е_ потерял, нет тебя... Вот почему я уклонялся от встречи: я предчувствовал, какая будет пытка. Она пришла. Моя 2 месячная болезнь... - она отступала при тебе. Теперь она все обострила, я все обостряю в себе. Что же, еще, на семилетие... _д_о_ _к_о_н_ц_а?! ... Я убью себя, без тебя, мне теперь не нужно _н_и_ч_е_г_о. Когда-то, лет 9 тому, ко мне пришла кн. Кантакузен⁵⁶⁵, поэтесса, моя почитательница, красавица-женщина... и сказала, вся бледная: "Я знаю, _ч_т_о_ для Вас значит - женщина, _е_е_ ласки... как это надо для вдохновенья... Позовите меня... не любите меня, а просто - если я не противна... хоть _м_и_н_у_т_ы_ забудьтесь мной... я отдам Вам всю себя... я вся - для Вас..." Она была очень страстно-красива... Я отвел глаза. И не ответил ни слова. Взял ее руку и сказал: благодарю, найду в себе силы работать без ласки... _Л_а_с_к_а - _у_ш_л_а. Ласка для меня - когда душа сливается с другой. Где, в ком найду это - _м_о_ю, для меня, - душу?.. А т_е_л_о... его много здесь... Для меня _в_с_е_ _к_о_н_ч_е_н_о. И вот, - Т_ы, чудесная... единственная - Ты! Ты потянулась ко мне, нашла меня, и я _н_а_ш_е_л_ тебя... И не получил тебя. И тебя - нет. Всей Тебя. И теперь, _у_з_н_а_в, я не могу жить и писать _с_о_б_о_ю. Ибо _м_е_н_я_ уже нет во мне: я - в Тебе. Ты меня отняла от меня. Я опустошен, я каменею.

   Оля, молю: прости мне письмо от 14-го. Это не я: это тьма моя. Я, светлый, нежный, поющий... - в тебе, Оля. А здесь я - выпитый. Болезнь обостряется, я весь во власти злого тлена. Сегодня я лежал над твоим... розовым... теплом. Я искал дыханье твоего тельца, твоего дыханья... О, утро Троицына дня! Рыбка, _в_ы_п_л_е_с_н_у_в_ш_а_я_с_я, прильнувшая, прохладная, теплеющая, нежная... вся - цветок, небывалый, _ж_и_в_о_й... моя награда - за _в_с_е! Оля, не могу без тебя, тобой наполнен, полон и - опустошен. О_с_т_а_в_л_е_н. Увяла во мне березка - Праздника. Ушел Св. День. Какие будни! Какой мрак. Я истомлен, я _н_и_ч_е_г_о_ не вижу, не _х_о_ч_у... - Ты только - Жизнь. Пусть даже Ты - сжигающая меня, пронзающая страшным огнем, вспыхивающим порой в тебе... но только ты, _в_с_я_ч_е_с_к_а_я, мятущаяся, будоражная, неожиданная, неправая, жестокая... - и Ты только. Пусть такая только, но и такую хочу, не могу без Тебя, без всякой... Так ты слита, срощена со мной. Я - очень _л_и_ч_н_ы_й, не покорный, не терпеливый, гордый, злой... - но я _в_е_с_ь_ твой, в тебе, и только бы не без Тебя, любой! Я _т_а_к_ _в_н_я_л_ тебя, так влил в себя!.. Сколько я хотел _в_с_е_ передать тебе, всего себя, всякого себя, в тех глазах, в том взгляде, в métro, _т_о_г_д_а..! Ты _в_с_е_ поняла. И в этом - "крэпка, Зорзик", в этом последнем крике к Тебе, на вокзале, в последний миг... я вложил все, всю душу, всю надежду, все ожидание невозможного пусть... только бы ты _б_ы_л_а, _ж_д_а_л_а... собрала _с_и_л_ы_ _ж_и_т_ь!.. Я удержал слезы, я сдавил сердце... Сколько было дней!.. и как мало мы взяли друг от друга!.. Л_у_ч_ш_е_е - это когда я мечтал, обнимая тебя... и _в_и_д_е_л_ тебя... и в хлебах, и в купальне, и над речкой, и в утренн_ей спальне, и в яблочном саду, и в осеннем закате, на рябине... - и всегда Ты, все и во всем - Ты. А сколько нескАзанного, неУзренного, и ненашептанного Тебе!.. Какая боль... - я ни словечка, _с_а_м, не пропел тебе, _н_е_ перелил в Тебя - из "Путей", первых и вторых... Ведь ты так и _н_е_ _у_с_л_ы_х_а_л_а_ моего голоса в "Путях"... А он - особенный, такой нежный, такой... весь из Тебя... - особенно в 2-ой части! И ни ты не просила, ни я не... дал, не навязался... А сколько раз хотел. И думал: _э_т_о, сам я, не могу предлагать, просить... Это... - только, если _о_н_а_ попросит, если любит... И ты _н_е_ намекнула. Ты разбилась на кусочки в Париже, между всеми... и я получал осколки, _щ_е_б_е_н_к_у_ твою... и призрак твоей любви, _о_с_т_а_т_к_и... Отсюда - мой _б_у_н_т, и моя, невольная вина перед тобой, упреки, - все боль моя. Когда я _л_ю_б_л_ю, я _х_о_ч_у_ _в_с_е_г_о, как я отдаюсь - _в_е_с_ь. И наше неравенство во внешнем, в облике, - ты еще молода и прекрасна, а я на склоне, - всегда терзало меня. Но я знаю, что иногда я молодел до... юности... Я _м_о_г_ чаровать... и я помню, о, как помню 9-го вечером! - я расцвел, я сказочно омолодился тобой - для тебя!.. Я почувствовал, как я покорял естество свое и - _с_л_у_ш_а_в_ш_и_х_ меня. Эта молодая _д_у_ш_а_ горько (и сладко) обманывала меня. Но она не всегда _ж_и_л_а, и в театре я (так мне казалось) стал для тебя лишним, и ты _з_а_б_ы_л_а_ меня. М. б. ты и стыдилась меня... и хотела уйти, оставив меня с твоей шляпкой. Был острый миг: а хотел убежать из театра - ткнуться в свою постель и рыдать... Но... твоя шляпка... но - твоя тревога - где он? -4 когда бы вернулась ты на эти поганые стулья на галерке, где я задыхался в зловонном испарении дыханий сотен, тысяч за десятки лет, налипших всюду, - тревога твоя, - ты непременно бы кинулась искать меня... этот "скандал" - сдержал меня, и я _с_м_и_р_и_л_с_я... Но вот, э_т_о вспыхнуло в письме 14-го, и воображение распалило меня. Прости - пойми. Девочка моя, сила моя, жизнь, свет, маленькая моя рыбка... Оля, моя _т_и_х_а_я_ _О_л_ю_ш_а... все лучшее в тебе, - к нему взываю: не вменяй мне злого-случайного во мне! Я знаю, как тебе тяжко. Оля, живи своей; любовью, последним светом в твоей жизни! _Т_а_к_о_й_ уже не будет, как не будет для тебя другого - _т_а_к_о_г_о - Вани. И потому не ищи "лица", "формы", "позиции"... Н_е_с_и, _н_о_с_и_ смело эту любовь: она - дар тебе от жизни, она - милость Господа. Чего стыдишься?! ... Любишь любимого, любящего? Слезы А. ... А мои..? мои бессонные ночи, мой пустые дни. Что, кого терял А.? - получеловек? H_и_к_о_г_о. Он получил не по праву - Тебя, девственницу... Maло?.. И сунул ее в футляр и в хомут. Всю твою молодость обрек на круженье по кругу водокачки... переливанья _в_о_д_ы... - по своему безответственному, болезненному капризу-произволу. Во-имя _ч_е_г_о?! ... А ты, отвыкшая от свободы _д_ы_х_а_н_ь_я... - стыдишься, ищешь скрыть, что начала _д_ы_ш_а_т_ь, _л_ю_б_и_т_ь?! ... Вдумайся, выпрямись, наконец, и _б_у_д_ь_ _с_и_л_ь_н_а, _к_р_е_п_к_а! Смотри _ч_е_л_о_в_е_к_о_м... _ж_е_н_щ_и_н_о_й, наконец, а не трепещущей рабыней. Сле-зы тебя берут! А ты... мало ты пролила (* А мои слезы..? моя боль? - _ч_е_м_ измеришь? Так - отмахнешься? А мои утраты, удары? а моя боль - _з_а_ _т_е_б_я?! ...) -лила слез? Трогали они, - что они изменили. А. - эгоист на-редкость. Пусть _в_с_е_ пропадет, - только бы не его "призраки" - мысли, без воли, формы, содержания... - больная _р_у_т_и_н_а! Таких не жалеют. Их лечат, да. Но им не отдают в жертву лучшее на земле - Жизнь, любовь...

   Разорвал конверт, потому что не сказал самого важного. Ты пишешь: "Я встала и захватила его еще до его отъезда, предлагала то и другое... (_ч_т_о? могла и _с_е_б_я_ предложить в... спутницы?..). В этом твоя ошибка, если не больше... - твое признанье зависимости (?!) и раболепства. Ты скажешь - "нет: п_р_и_л_и_ч_и_е, соблюдение супружеского долга"... _Н_е_п_р_а_в_д_а_ _э_т_о. Это - инерция, твоя робость и ложно понятая _с_о_в_е_с_т_ь. Он демонстративно показывает небрежение к тебе: через несколько часов по твоем прибытии... уезжает от _д_о_м_а, от тебя! А ты, уставшая с дороги, собачкой бежишь за своим господином и хозяином, "предлагаешь то и другое..." как бы умилостивляешь... - "да, я виновата, господин мой... но, видите, я стараюсь быть и покорной Вашей воле и... капризу". Так он и _п_р_и_н_я_л. И уехал, как бы _о_т_ш_в_ы_р_и_в_а_я_ _п_и_н_к_о_м_ _с_в_о_ю_ _с_о_б_а_ч_к_у. Все - гадость. Ты не должна была вставать, ибо он _н_е_ _с_м_е_л_ _т_а_к_ _г_а_д_к_о_ проявлять себя! Замученная болезнями, непосильным трудом, подлым обращением с тобой, бранью и побоями, ты, один раз за эти подлые 9 лет, уехала вздохнуть... на 5 недель! а этот эгоцентрист и неврастеник... нагло (и подло) показывает: "вы мне и _н_е_ _н_у_ж_н_ы... у меня дела поважней вас... и вот, я безразличный к вам, _у_е_з_ж_а_ю". А ты, покорная этому подлому и глупому капризу, бежишь, _н_а_в_я_з_ы_в_а_я_ себя, свои _у_с_л_у_г_и! Оля, выпрями себя! Твердо и смело заяви: "вот Вы как демонстрируете... подло и глупо. Я Вам _н_е_ _ж_е_н_а, я вам _н_е_ _с_л_у_ж_а_н_к_а. Я - _с_а_м_а! Жить с Вами не хочу и не буду. Я должна обдумать и решить _м_о_е. Я девять лет работала на Вас. Предъявите Ваш _с_ч_е_т. Я предъявлю свой. Я _р_а_з_р_ы_в_а_ю". Вот как надо _п_о_ _п_р_а_в_д_е.

   Мне все еще не доставили французских книг, а они уже продаются, их читают в Париже, и Елизавета Семеновна купила. Так обычно: автор всегда последний. Хотя Эмерик болтала: в пятницу пришлют Вам 50 экз.

   Вчера нашел под дверью пакетик, без марки, кем-то подсунутый, а я не выходил из дома: я лежу камнем, не хочу ничего, не ем: Ты, ты, ты мне нужна, только ты! Разорвал... Письмецо от арх. Владимира, от... 27 мая⁵⁶⁶. Оче* видно, кто-то привез из Ниццы:

   Дорогой во Христе Иван Сергеевич,

   Не откажите принять скромную лепту от почитательниц таланта Вашего - скромных тружениц-учительниц в г. Ницце. С глубоким уважением Ваш арх. Владимир

   27.V.46

  

   Лепта - 1300 фр. У меня стиснуло сердце. Как могу я принять?! - лепту! Не смею. Но не смею и не принять. Я ее возвращу десятерицей. И - сколько так!.. Вот почему я хотел бы _в_с_е_ раздать. Господи, как я счастлив - и как же _н_е_с_ч_а_с_т_е_н!

   [На полях:] Получил два твоих письма - с пути, и от 12-го.

   Я все жду стуков-звонков... - тебя жду... как взмывает, сердце! как сжимает его болью!

   Как обнимаю тебя, как нежно ласкаю мою единственную, Тебя, Ольга моя - вечная моя. Ваня

   О, как ты необходима мне, Оля!.. Приди, согрей меня. Я болен, очень...

  

  

   21.VI.46 Пятница 10 ч. вечера

   Оленька-ясочка, нежная красочка... вижу всю гибкую, в страстной улыбкою, всю - в опьянении, всю в упоении... Оленька нежная, Оля безбрежная... вся белоснежная, вся - неизбежная! Ольга-купавочка, гордая павочка... Оля истомная, страстная-томная... Оля-мол од очка, легкая лодочка... вся в колебании, вся в уповании... Оленька пылкая, Олечка мылкая... в пену взбиваешься, в душу вливаешься... Ольга цветочная, Ольга неточная, Оленька умная, дико-безумная! Дай же мне губочки, страстные любочки... Оля метельная, розово-тельная. Оля прекрасная, нежно-атласная, Олечка истова, пылко-неистова! Оля-голубонька, кроткая любонька... с тайной улыбкою, ластишься рыбкою... Олечка грёзочка, пьяная розочка. Крутишься мушкою, дай же на ушко я... нежными вздохами, страстными охами - что-то скажу тебе, наворожу тебе... "будь же послушною, жгучею, душною!.. Дай - обойму тебя, дай же - _у_й_м_у_ тебя!.." о, неуемная, о, недоемная!.. о, моя девочка, дивная Евочка... о, ты, ночнушечка, гулька, кукушечка... травка, былиночка, в солнце пылиночка, знойно-смолистая, терпкая, мглистая... страстно ты любишься, стонно голубишься. Небо ты светлое, небо лазурное... Оля несметная, Олечка бурная... Как же обнять тебя, как заласкать тебя?.. как же понять тебя?.. как же... _п_о_я_т_ь тебя?!! ...Сказка ты страстная, песнь любострастная, дай - пропою тебя, дай, опою тебя... дай же, упорная, будь же покорная!.. станешь ты бабочкой, горькой купавочкой... станешь молодочка... где твоя _л_о_д_о_ч_к_а..? В травку осочную, влажную, сочную... челн мой врезается, мнет-лобызается... губки целуются, милки милуются... Олечка-Олечка, где твоя воличка?.. В страстном лобзании, в мощном слиянии, в сладком борении, вся - в покорении. Олечка-ясочка, страстная красочка, вся ты разъятая, смятая, взятая... лодочка шепчется, томно трепещется... дремой окутана, грезой опутана... О, моя пленница, о, веретенница!.. тайной улыбкою, пьяною, зыбкою губоньки погнуты, ямочки вогнуты... Как же прекрасна ты, как же вся страстна ты!.. Челн не колышится, лодочке дышится... в неге купается, в снах улыбается. Зори сливаются, в небе играются... розовым светом любви изливаются. Лодочке дышится... челн не колышится: спят обоюдные, грезы их чудные, солнце ласкается, нежно касается, - тайны исполнены, спят, непробудные... всем преисполнены грезы их чудные... Счастье великое, счастье чудесное!., кроет их сны покрывало небесное.

   А? Недурно? Ливнем вылилось. Тебя _з_а_ж_е_л_а_л_о_с_ь. Вот, как ты будишь, зажигаешь, богатишь. Так и я бы на тебя действовал - для творчества.

   Прости, Ольгуна, спелось во мне - тебе. Так и писалось, как выливалось. Не стану править. Это любовь спела тебе, тебя. Получишь и - потянешься. М. б. в самый-то срок получишь, как краситься будет лодочка... числа 24-5. Вспомнишь Ваню, пылкого все еще, все еще не остывшего. О депеше ты знаешь. В бурном бореньи, вулкан выкинул свою лаву и... спохватился. Стоило это мне бессонной ночи. Послал письмо и - ужаснулся!⁵⁶⁷ Я знал, что письмо авионом пойдет завтра утром, т.е. в пятницу. Решил, прибегу на почту и захвачу его. Это вспыхнуло во мне, когда я был дома, почта уже закрылась. Так и ждал утра, боялся заснуть. Сегодня, в пятницу бросился на почту, еще была заперта. Когда открыли, спросил письмо. Оказывается, уже в мешках, приложены печати. Нет, Оля не должна получить этого дикого письма! И дал депешу на маму. Если бы пять тысяч спросили за депешу - все равно, послал бы. Но взяли только 230 фр., с оплатой ответа в 10 слов. Пустяк. Я уверен, что мама исполнит мою мольбу. И возвратит мне письмо. Я - сбесился, жаркий, как перемучился! Простила? Прости, родинка моя. Ни-когда не укорю. Очень я замучен. Был у Крым. Давление все еще высокое, но меньше - 17. Дала пока мазь - унять зуд во лбу и у носа, - нестерпимый, страшной силой воли не даю себе воли чесаться. Клара находит необходимым анализ крови, нет ли в ней мочевины, что такое давление. Мое обычное - 14. Назначит впрыскиванье - м. б. мышьяк, я хорошо его принимаю. Олюнок, я в ужасе от тебя! Так работать! 16 часов!! Что же, хозяин не понимает? не может взять для разделки мясника-колбасника, заплатить 15-20 гульденов? Все на тебе?! Хорошо же "выпрямление хребта"! Ты ло-ма-ешь себе хребет. Берегись: может бурно развиться грудная жаба. Я знаю это по Оле. Что же с тобой делать?! Кажется кончу тем, что напишу твоему "камертону" исчерпывающе резкое письмо, французское, - это гнусность - так явно убивать женщину, исполненную творческих сил! Оля, вдумайся. Я изнемогаю в страхе за тебя. Не мучай меня. Умоляю: приезжай скорей, все кинь. Как я буду беречь тебя, буду всем - планомерно, тешить твою жажду, все увидим, Бог даст. Мне еще не доставили книг. Я вырвал у Эмерик и послал тебе, первой, а сам без книги. М. б. пришлют завтра. Волнуюсь о "приеме" романа. Никогда так не волновался. Мне нужно - для _н_а_с. Была еще раз Юля, привезла ягод. Как спешно ты исчезла. Рынок ломится от ягод, фруктов, овощей. Дешевле стало. Варил, сам, персики. Боли дуоденаль - утряхиваются, сейчас, слава Богу совсем нет. Клара говорит - надо почистить печень. Да я же никогда не пил, и диету держу! Купил артишоков, я люблю их, очень, для печени отлично. И дешевле все из зелени" Салат латю люблю, купил. Теперь я все за все про все. За работу не принимаюсь. Надо еще корреспонденцию очистить. Прости за несколько "страстное" письмо. Ты, девочка, все поймешь. Не тормошись, без Вани. Как я жду тебя! Как _в_и_ж_у!.. На всем ты, твое дыханье. Целую одеяльце - тебя. Любуюсь чашечкой. И синей. И твоей "купелью". Пока ничего из твоего не разбито. Рад твоей крупе. Старуха сварила кашу мне, но у ней выходит мазней. Ты отлично варила. Надо, очевидно, меньше воды. Юля просит рецепт крема пирожного, очень. И я. Купил сегодня эклер, съел с молоком две штуки, но, кажется, это на сахарине, что-то горчит. Буду жрать овощи и все вареное - ягоды. Это я при тебе чем-то переборщил, осел. Оля, молю, не убивай себя работой, я мучаюсь. Оль, не могу жить без тебя, все постыло. Оля, я так огромно тебя люблю! я хочу быть с тобой, не тебя _х_о_ч_у, а с тобой жить, быть. О, как ты по мне! Я огневой, с. с., ты огневая, детка. Но мы сладимся, притремся, я всю волю соберу. Девочка, как хочу поездить с тобой, с тобой все увижу, а то я ничего не хотел. Оль, я хочу писать. Ты мне даешь силы. Правда, я много сил отдал тебе, - знаешь, - но я вхожу в норму. Вот сон только плох, от волнений за тебя. Отсюда мои жгучие письма. Каюсь. Кажется, задушил бы тебя любовью! Так и не прочитал тебе ни главки из 2 ч. "Путей"! Горько мне. Но все же, навязывая себя, я прочитал тебе кое-что. Оль, приедь! Это ты так писывала... - приедь! - и это хорошо, народно. Так вот - приедь! Как же будем любиться! Осенняя моя любовь, и все же - жаркая. Оль, не упускай дней, все же мы, живя, - на скате. Не воротишь. О деньгах не тревожься, будут. Только доедь сюда! Прямо ко мне. Я тебя никуда не выпущу. Я не стану тебе надоедать, - я же всегда работаю, когда и не сижу за столом. Ты будешь вольная птаха, я так в тебя верю! - но глупо же уделять Серовым, пустышкам, - по 4-5 часов, два раза! У меня отнято, - лучше бы ты в Лувре их провела. Сейчас много художественных выставок в Париже. Очень бы хотел - забыл, а лю-блю! - в цирк с тобой съездить. Люблю _т_а_к_ отдыхать. А ты? Да, да, знаю. Посылаю тебе редкий портрет⁵⁶⁸, единственный - тут я довольно полный, а с хохликом - похож на отца. И очень "глазастый". Этот портрет я подарил Оле, в 27 г. Шлю тебе, ты сделаешь с него снимок и вернешь мне. Только, жаль, выцвела фотография. Еще шлю бумажку депеши - с Ольга Шмелев, нашел-таки⁵⁶⁹. Все минутки с тобой. Сегодня видел во сне тебя и покойную Олю. Будто мы все вместе, - и так хорошо! Завтра служу панихиду⁵⁷⁰, здесь. Будет Зеелер. Это самый верный мой. А[лександр] Н[иколаевич]⁵⁷¹ добрый и вел себя с достоинством, - прочие - хамье. Не давали последних минут нам быть вместе. Я Серову отпел-таки. Покраснел. Зачем чернили меня в моем отсутствии, клеветали? Но сказал в меру, без раздражения. "Почему берете на себя роль римского "цензор морум"? - наблюдателей нравственности? Почему наврали о дураке-гордеце Родионове?"⁵⁷² Досадую, что ты срывалась и раскрывала наше интимнейшее. Лучше всех поняла нас Юля. Поверь. Она трогательно заботится. И всегда это. Она - _ч_и_с_т_а_я. Она понимаете что лучшей жены для Дяди Вани как ты, нет. Оль, как хотел бы видеть тебя за мольбертом или у стола! Ведь это _н_а_ш_ воздух, Оля. Как бы мы подпирали друг-дружку! И как бы нежно любились!.. Оль, я вовсе не похотлив, - я - и только тебя жажду, как женщину-жену. Знаешь, зачем. Я бы не утомлял тебя дикими ласками, мы остались бы чистыми, детьми. Будем чистые-чистые, как небесная синева! Будем в естестве! крепки, даже порой и страстны, но эта _н_у_ж_н_о. Я понимаю, мне в мои годы нельзя растрачиваться. Но ты не укорила бы меня. Ты бы меня насыщала и собой, и - кормленьем. Но я не позволил бы тебе торчать в кухне. Мы наладили бы все. И так распределили время, день, - на все бы хватило. Как хочу _в_е_з_д_е_ с тобой, все смотреть, только с тобой одной. Как бы наполнялись! Как бы молодели! Как бы _н_а_х_о_д_и_л_и_ радости, _н_а_ш_и, ценнейшие! Бывали бы в концертах, театрах, лучших фильмах... И молились бы, Олюша. Так хочется чистоты всякой, в искусстве и жизни, С тобой, одной тобой. Как бы вечерами сидели, и на ночь тихо-тихо молились! Всем бы радовались, как дети. Я так люблю все хорошее, чистое, питающее душу! Оля... как я нежно-сладко люблю тебя. Не думай, стишками тебе страстно написалось. Просто - петь тебя хочется, а "лодочка" и "челн" - ты понимаешь - кожей написалось, тленным во мне. Но я о-чень _п_о_ю_ в тебе женщину, красоту земную... дыханья твоего хочу, запаха кожицы твоей, потика твоего, женщина моя, Ольгуна! Льну к тебе всей силой, всем воображением. Как ласкаю! Ночью я почувствовал, что ты в комнате, спишь... Тихо позвал - Оля... И - больно мне, нет тебя со мною. Оля, когда услышу твои шажки, стуки в дверь - звонок действует! - звоночки, три. Ах, Оля... Всей полноты в тебе хочу-жду. Я найду много ласки в себе, - само найдется, вызванное тобой же. Оль, я сейчас посадил бы тебя в провальное кресло, сел у ног и положил бы голову на коленки тебе, и искал бы головенкой _в_с_ю_ тебя, твою глубинку-серединку, "лодочку". Дышал бы ею... смотря тебя в глаза. Оль, я не разжигаю тебя, я вливаю в тебя свое большое чувство _ж_и_з_н_и. Ах, как хочу обедать с тобой, дружно-светло, уютно... брать кусочки с твоих губок! Оль, я не могу без тебя... ты так _в_з_я_л_а_ всего меня. Приручила. Да, я и люблю, и _п_р_и_в_ы_к_ к тебе. Сростился, спаялся. Живу только тобой, моя ясочка, моя овечка, киска, рыбка... цветик божий. Уже 12 ч. ночи.

   22.VI 12 ч. дня

   Оля, не могу без тебя, истаю. Оля, приедь, найди поводы для Парижа: крестница выходит замуж, семейная у них сложность, необходимо твое присутствие... Сережины дела... моя болезнь, что угодно... ты умная, ты сумеешь обосновать. Оля-Оля, молю тебя, устрой, приедь! До отъезда к тебе Первушиной, с ней и воротишься. 13 часов только нас разделяют... Я все сделаю для тебя, чего хочешь, только приезжай... Пойми, я страстно живу тобой, страстно, как никогда хочу писать... Оля, я напишу для тебя чудесное _д_л_я_ _т_е_б_я... глубоко _н_а_ш_е... - я так весь _в_з_я_т! горю тобой. Пишешь: "ты меня зажег". О, нет: нельзя зажечь пламя, оно опалило меня и я горю... Оля, как хочу с тобой смотреть картины! вникать через тебя, все брать через тебя! _ж_и_т_ь_ тобой... Оля, отзовись на мою мольбу, приезжай. Сегодня я неимоверно поднят! мне светло. Я жду тебя. Проснувшись я звал тебя, будто ты тут... _т_а_к_ радостно звал, - "можно к тебе? я тихо прильну, под твою спинку, я не пророню ни словечка, я буду счастлив одним твоим теплом, твоим дыханьем, тобой - тут". О, сколько света было в сердце, когда я позвал - О-ля..! И верил, верил - ты здесь... Этого не передать, голубка. Как я тебя целую... как вижу тебя!.. Ты... так живо - стоишь передо мною... лежишь... на ножках черные шелковые ажурные чулки... высокие, до половины ляжек... - о, как люблю _т_а_к! - розовое и черное... на тебе черного шелка тонкая-тонкая рубашечка... ты ее чуть подняла и смотришь на свои ноги... ты подняла ее выше... _л_о_д_о_ч_к_и... и видно грудку из-за сникшего кружевного края... и все тело твое, розоватое, в перламутре, светится через тонкий шелк... _Э_т_о_ так действует на меня... так влечет, так бурно обжигает... это твое "дэсу" {"Женское белье" (от фр. dessous).}... веет духами, нежными, дыханием твоего тела... я немею, я молюсь на тебя, на божество в тебе!.. я приникаю к тебе, я ищу губами через прозрачный шелк ямочку на чреве, тот завиточек... какие сильные бедра у тебя! какие ноги!! ... какая в них сила, пьянящая сила страсти!., как они обнимают, не пускают уйти, _х_о_т_я_т... этот изгиб в коленях... как он томит... зовет... Оля, никто не шепнет тебе так, как я шепчу, пою тебя!.. Поет во мне песнь любви... я не знал, что во мне песнь такая... ты ее вызвала из меня любовью, силой краса твоей. Ольга, ты моя часть, доля моя неотрывная... тобой, тобой творится во мне... родится через тебя! Ведь все, что писал о любви - лишь предчувствование тебя было! Ангельский свет и сила прекрасного земного. Оля, приедь! зажгись, обезумей от слов моих, опались огненностью моею!.. томись сладко, томись - тянись... Я буду тебе покорен. Видеть тебя хочу, слышать твоей дыханье... Оля!

   Твой, о, дочего же _т_в_о_й!.. Ваня

   [На полях:] Как я хорошо спал (часов 6), Клара дала успокоившее мазанье лба. С каким голодом ел! На твоей салфетке, будто ты тут. Давно не бывало такого утра. А сегодня памятный, но уже будто и _с_в_е_т_л_ы_й_ день - день моленья. В 4 1/2 пойду в церковь. Вань

   Чуть - тихо боль, и сколько света!..

  

  

   21.VI.46

   Дорогой мой Ванюша, собираю силы писать тебе. Какую смятенность, боль, горечь до физической болезни несут лишь твои письма с бесконечным обвинительным актом! Пусть он продиктован твоей любовью. Я знаю, что ты любишь. Из этого твоего потока бунта и ласки во мне выкристаллизовывается в душе одно - нельзя так! Моя душа противится и этим гимнам, - скорбь твоя, и ласка мне - так связаны земным. От земного. Мне неприятно это. Что-то нецеломудренное тут, именно в таком бунте, душа не хочет, не может принять.

   Я внутренними глазами, душой своей вижу четко я больно свои ошибки. Я виновата во многом, но не в том, чем винишь ты, и знаю, что их бы не повторила. Вот мое интуитивное, без рассудка, нутром. Я в своей всей сути ничуть не огненная. Ты м. б. не поверишь. Все это и оказалось не по силам мне. Ты меня истинную-то так и не узнал. Я скорблю за тебя. Я знаю, как тебе тяжело, потому что и мне не легче. Я все это знаю. Переживаю. Ты вот что крепко держи в сердце:

   Я люблю тебя, душа моя живет тобой, хочет, как никогда еще до сих пор жить твоим и творить...

   Пойми также и еще одно, что вся я - несчастная. Так несчастна, как ты ни разу себе не вообразил. Ну, как ты сможешь сыпать соль мне в раны? Разве я не мучаюсь и не страдаю. Как оскорбил ты меня призывом Ксении Львовны⁵⁷³. Продумай хорошенько сам! Не хочу корить, чтобы не делать тебе больно, да и все равно ничего не поправишь. Ты меня больно этим хлестнул. Знай это!

   И еще: ты много не знаешь из моей жизни, и как художник увлекаешься создаваемыми тобой картинами. Ты Ксении Львовне подносил обстановку нашей жизни, совершенно ее инсценировав по-своему. Прежде всего, знай, что моя мама со мной, человек умный и мудрый, и любящий меня. Мама бы тоже возмутилась вмешательству Ксении Львовны. И к чему она мне? В чем она должна меня убедить? Я не девочка. Я все знаю. Я мучаюсь, как никакой Ксении Львовне не снится. Что она скажет мне? Решить и сделать могу только я сама. И что и как решить? Моя жизнь с Аром - очень сложная история, ее начало было филигранно-тонко, и знай: я виной всему. Не он. Это не честно было бы перед Богом. Он не решался жениться, он считал себя недостойным, - много и другого было, о чем я писала.

   Отними раздражение твое против него и увидь, что я виной этой запутанной жизни. Мне трудно с тобой говорить на эту тему, особенно в письме, - ты делаешь свои выводы, - ты - личен. Как уйти мне от Ара и уйти ли - дело моей совести, к тому же с ним приходится считаться как с несчастным человеком. Ты же абсолютно ничего о нем не знаешь! Когда гонят из дома прислугу - то и то это не значит - выбросить негодную тряпку, хозяйка (приличная) считается с человеком в своей служанке. Не усмотри в моих словах "адвокатства" за А. Я дошла до того, что боюсь тебе писать. Да, боюсь. Ты все вывертываешь. А вот честно, как перед Богом сказать если - так я страшусь твоей такой любви. Зови меня слабой, ничтожной, не выросшей до тебя, но я вся скомкалась тобой, я загнана, забита. Я не смею самостоятельно дышать, - боясь тебя вызвать на новый бунт! Это открытие очень больно коснулось моей души. Зачем ты так?!

   Как хочу целомудренной, тихой, нежной любви. Она без срывов. Она терпит, для нее не страшна разлука. Ты знаешь, видал меня живую, - и вот я радостно бы пошла на эту дивную тихую любовь. В ней мы бы нашли счастье. Бунты же от красных маков, от огней, от всего того, что не любит душа моя. Мне чуется, что эта твоя бунтующая непокорность неугодна Богу. Молиться о помощи можно только, уйдя от бунта и огней.

   Не надумывай невыносимости: мама, я, Сережа, мы ведь все не без головы. Ты унижаешь не одну меня, призывая свидетелей. Ты бунтами своими сорвал во мне все. Как бы страшилась я теперь быть в Париже. Да, да. Ты говоришь только о моих срывах, - а вспомни, чем они были вызваны! В такой атмосфере я бы никогда не начала творить. Ты - собственник и очень личен, и очень, очень горд, ни капли не смиренен. Я внутренне (так вот сейчас ощущаю) знаю, что для искусства я бы должна была стоять одна. Вез никого. В жизни ничто не рубится с плеча, никогда. И эту проблему надо мне (не Ксении Львовне¹) решить спокойно.

   Одно знай, что, чтобы ты ни говорил, а моя любовь к тебе и глубже и полнее и цельнее твоей ко мне. Она очень чиста, при всех и других нюансах. Ты знаешь, как я и при молодости и при живости моей тебя люблю и... не позволяю растекаться моей большой любви от разлуки. Она очень велика и вечна. И при такой любви не может быть понятия о... "прелюбодеянии"⁵⁷⁴. Тебе даже видимо не понятно, как это я остаюсь девственницей! Какая глупость - твоя тревога за спальню! Какая мелкая монета!

   Что делают эти бунты с душой моей! С любовью моей к тебе! Сколько срывается лепестков...

   Ох, Ваня, ты бьешь меня даже "прелюбодеянием". Ты подумал ли, что ты мне сказал? Нет, я не грешна ни в чем из твоих обвинений. Я взяла в 1937 г. на себя крест с Аром, во имя тоже ведь чего-то (писала тебе). Обещала ему поддержку, обещала доказать собой, что есть святое в женщине. Вспомни. Я не выполнила этого обещания. Я увидала Тебя - Солнце, и разве виновата, что оно, это солнце меня так всю залило. Я не могла молчать и сказала тебе. И ничего не крала ни у кого. Ты говоришь об измене тебе... О, нет. Это также (нет еще меньше, гораздо меньше), не измена, как твоя связь с Евгенией⁵⁷⁵. Моя совесть - чутка. Тут я ничуточки не грешна. Мне мучительно до боли, до полного отчаяния пользоваться всеми удобствами, помощью (а в настоящий момент все и всё в его семье поставлено на ноги, чтобы помочь Сереже, положение которого очень неважно). Зови меня слишком щепетильной, дурой, кем хочешь, но я не могу переменить себя и обмануть. Я все время страдаю. Твои обвинительные мне письма доканывают меня. Я рвусь в конфликте. И вместо того, чтобы спокойно, слушая совесть и разум, разрешить проблему, я, сломленная твоим вихрем, лежу бессильно и плачу. Ты думаешь, что страдаешь один, - как ты забываешь меня в этом.

   А у меня до того дошло, что я сама для себя уже ничего не хочу. Я не хочу только быть причиной страданий других. Все убили во мне твои письма: мою нежность, мою чуткую настроенность к творчеству, - я вся была к нему готова. Скорбь мою о тебе я так тянулась излить в искусстве. Я легко и свободно уже обговорила для себя все возможности этого труда (* Т.к. мной А. мало интересуется, мне легко бы удалось совершенно отойти к искусству, уехав даже из дома. Вот тебе плюс от этого "хладного" отношения. Я спокойно бы ушла в труд, и само собой решилось бы многое. Еще одно обо мне: чем заманней мне мое личное счастье, тем труднее морально уйти от обязательства долга. М. б. поймешь? Надо эти два вопроса как-то отделить друг от друга, уничтожить зависимость.). Я думала, конечно, приехать еще в Париж. Но как бы я хотела быть там иначе.... Быть самой собой. Ты закрываешь глаза на Олю тихую, на всю мою сущность... О, как второстепенно для меня ночное. А ты все в нем... ты все о нем... я для тебя в каком-то южном преломлении.

   [На полях:] Еще одно: ты делаешь мне всякую встречу с твоими друзьями невозможной, всякий "вход" к ним. Обещал с Серовым ничего не говорить, а теперь? Не можешь удержаться? Это получается: приехала О. А. и всех перессорила, все добрые отношения подорвала и даже старушку А[нну] В[асильевну] возмутила гордостью. Ну, делай, выставляй меня на [порицания]!

   Хочу идти к сердечному специалисту, т.к. с сердцем все не лучше.

   Благословляю тебя и молю пощадить себя. Оля

   Peltenburg⁵⁷⁶ едет во вторник - с ней тебе капли от стянутости лба и т.д. - должно быстро помочь. По 2 капли 3 раза в день. Она очень поражена 5000 в неделю, которые с нее спросила Е. А. Бернацкая⁵⁷⁷. Для Голландии это дикая цена.

   Ну, Господь с тобой, милый, родной Ванёк, не мучайся! Целую тихо.

   Я в представлении твоем - женщина тех же истоков, что все эти Елизаветы Семеновны, Эмерик и им подобные. Пойми, что мне более свойственно быть аскетом. И в силу страстности моей именно. Никого никогда не "зову". Никогда не "оголяюсь". Вижу как ты меня не понял. Да я и сама м. б. тому виной.

   О чтении: я, постоянно, всегда (не только в Париже) отношусь к чтению твоему особенно. Вспомни, как робко я тебя попросила прочесть вечером 9-го. Я почти не решалась. Я боялась тебя утруждать, утомлять. Когда ты в 1942 читал, я металась потом, узнав, как ты утомился и у меня где-то в рефлексах даже остался страх перед чтением.

   Я из скромности не просила, а ты что выдумал и еще несколько раз об этом повторил!

  

   Мой дорогой, любимый мой Ванечек!

   Как я тоскую, как я полна тобой! Вчера особенно думала о тебе: так светло, радостно, возносяще, хотела все время писать тебе и вот как тогда, в 1939-ом - оттягивала радость эту. Вся собиралась в струнку. Не могла удержаться и в пятницу пошла в Wickenbourgh. Туда, где тобой так ярко, еще в полу-неведении билось сердце. Так потянуло туда, где переживала дивные моменты любви твоей, где в ячменях, сиявших золотом, думала о тебе. Все переменилось там: сама дорога заперта, - я перелезла черва забор, - вот и канал, такой синий, темнее неба, и эти дали... серебряные дали. Какие краски. В парке запустение. Развел [дегенерат] (сынишка владельца) курятник. Все изгадили куры и... козы... Дерут деревья. Вышла к опушке... там земляничник и много-много ягод. Лесных, душистых. Полежала на берегу канала, в солнце, на ковре из клевера. Подумала: не найду ли четырехлистник? И сразу же, без искотни и увидала крошку. Шлю тебе {К письму приложен лист клевера.}.

   Много чувств и мыслей, видений, вызвала эта прогулка. Вернулась вечером, страшно устала. Не могу так далёко.

   Сердце переливалось как-то, перебои что ли. Устала. Всю ночь виделось, родились картины, хотелось тотчас же писать. Утром вчера хотела писать тебе, но не могла прогнать образы, толпой в меня теснившиеся, просящие воплощения и исхода. Писала, сделала наброски, очень удачно, только эскизы для масла. Чудесно удалось, именно то, что волновало. Давно. Эти краски мне удалось "взять" и передать _д_у_ш_у_ неодухотворенной твари. Хотела скорее, скорее кончить, чтобы положить к ногам твоим. Тебе работала, думала и жила тобой. Между этой работой набросала вишенки тебе. Теперь поспевает смородина. Возьму и ее для тебя, надеюсь. Только бы быть здоровой. Никогда так не хотелось мне работать, как теперь. Всячески. Моя золовка-американка видела мои рисунки и читала текст альбома (с оранжевым деревцом). Она меня удивила тонкостью художественного понимания. Ее замечания были очень метки, улавливала мое. Сказала (она очень талантлива как художница), что у меня очень оригинальное, меткое видение предмета и большая сила изображения, выявления сути. Техника нужна, и ее, конечно, надо брать опытом, трудом, но она, как выразилась золовка - "дело - наживное, а вот imagination {Воображение (фр.).} и expression {Выразительность (фр.).} - не купишь".

   Однако, после чтения кое-чего на языках ей понятных, она мне сообщила: "Я, по скромному моему пониманию творчества словесного, думаю, что не ошибусь, если скажу, что у тебя главное - в _С_л_о_в_е. Мне кажется, что тебе необходимо сосредоточиться на одном, на главном, оставляя второе вторым, в данном случае живопись, для часов отдыха". Она мне дала много приемов техники для живописи, очень много интересного. Букет твоих лилий чудесен, - его она посоветовала взять маслом и именно по очень интересному методу. Он живой. Я дрожу при мысли о том, что м. б. очень скоро уйду в заветное. О, если бы скорее получить машинку! Не полагаюсь на Ксению Львовну, ибо она многое хочет, но мало исполняет. Сговорюсь тогда с американскими гостями, не вышлют ли они русскую машинку. С моим переездом в Woerden дело решенное (если все будет благополучно, если не расхвораюсь). Буду там только работать. Обед пусть мне дают те бабы, которые там ведут хозяйство. Ни разу даже не загляну в кухню, для себя-то одной это так неважно. И все-таки очень хочу не бросать живопись. Ну, хоть немножечко, хоть в придаток к написанному, хоть обложку для своей книги... когда-нибудь. Во мне слишком много всего, что просится наружу - и образы, и краски, и слова, и чувства. О, какую вижу картину красок... Этот, с ума меня сводящий синеватый свет!.. Никогда так не бывало: даже чисто внешне, прежде бывало, я на кусочках рисовала, - боялась как бы больших размеров... знаешь вроде того, как боишься идти через большую площадь! А теперь - хочу все больше, больше, не умещается на обычных размерах, хочу все взять и дать из того, что вижу. И так много вижу... О, неохватно. И такая это мука - терзаться с двух концов - образы и краски. Мне не хватит жизни. Нельзя ее терять. Жалею, что пригласила Ксению Львовну - она мне помешает. Никого не хочу из гостей и ничего не хочу. Хочу только работать. Американцы меня не касаются. Меня теперь все берегут с сердцем. Но Ксению Львовну все же жду, хотя бы для машинки. Увидала перед собой молодой месяц! - Как тогда у тебя... когда были гости. С милой Н. А. Расловлевой⁵⁷⁸ я тогда говорила. Тихий, милый, ласковый образ. Привет ей от меня. Самый нежный... чудесный, тонкий, душевный привет! Я 2 раза писала Меркуловым. Не знаешь, получили ли они? Ирине черкнула, так, из приличия. Хочу очень Юле написать, но как ее адрес? Юлю целую нежно и обнимаю. Ивану Александровичу Ильину надо бы писать, но не - мо-гу! Полна, полна песней, которую должна пропеть без помех. Ты-то поймешь меня и это чувство. До физической боли в сердце хочется высказаться, дать жизнь тому, что готово войти в мир. Ваня, как же больно мне - ты все о самом-то искаженном, не моем - ну, неужели ты мог этим диким словам поверить, тому, что говорила я в Булонском лесу? А о Пушкине ты сочинил, - я так не говорила. И никогда не порочила твоего творчества. Ты меня тогда довел до "истерики" душевной несправедливой укоризной, всем твоим бунтом. Но не хочу об этом.

   Я очень счастлива, что Эмерик хорошо, или даже отлично перевела "Пути Небесные". Читал ли их Зеелер? Как я жалею о своем незнании французского языка теперь! Мне необходимо иметь 2 книжки "Путей Небесных" без посвящения. Думаю, что возможен большой заказ в Голландию и не исключена возможность издания на голландском языке, конечно, если ты бы хотел этого. У меня оказалось знакомство с крупным издательством. Как только получу от тебя - так и пойду. Только ты никому пока ничего про это не говори. Прошу!

   Возвратили ли тебе Брайкин и Первушина книги? Помню, что они взяли у тебя "Пути Небесные". Я хотела бы очень, чтобы они прошли по Европе, твои чудесные "Пути". Все больше и больше убеждаюсь в их исключительности. Восхищаюсь, преклоняюсь. Какая Эмерик счастливая! Увенчать такой вещью литературу для французов. Участвовать в этом дивном прославлении тебя! Мне всегда кажется, что ты мне не доверяешь в переводах. Ты отклонял меня и от "Богомолья", ссылаясь на мою усталость, и от иллюстраций "Лета Господня". А вот теперь кому-то отдаешь. Или на тебя графский титул так действует? Я не могу, конечно, вклиниваться, врезываться в плеяду твоих переводчиков и иллюстраторов. И из самолюбия порывалась тебе сказать: "что переводить с предварительным контролем Ивана Александровича не хочу!" Ведь не предложил бы ты никогда ни Эмерик, ни Кандрейе таких условий! Ну, а мне можно. Я сама по себе бы попросила И.А. судить меня, т.к. перевод твоего творчества скверно или плохо, или недостаточно, или посредственно, одним словом, всячески, кроме "в совершенстве" - было бы мне самой _с_в_я_т_о_т_а_т_с_т_в_о_м. Ну, хорошо, не буду. Переведу для себя и для тех, кому хочу дать познать наше. А иллюстрации... у меня немало видений и вИдений. "Лето Господне" являлось мне живым, я его осязала. Именно это и нужно для живописца. Ты оборвал (помню!) - "и не пытайся"! Ну, хорошо, не для тебя. Для меня только! Увидала... в четверг это было... стояла под деревом, свешивались тяжелые ветви, сквозились на солнце еще молодые листья, лилось, колыхалось золотом и парчой, шло, пело, пестрило ситцами. И видела центральный пункт всего Ее... все заслоняющую собою, Светом ярким... И видела твой "Ход крестный"⁵⁷⁹. Ну, да, - стояла на погосте католическом в Shalkwijk'e, смотрела на их "ход" в процессии праздника "Тела Господня"^579а, а видела свое. Не была душой тут. Была у себя. И так видела, что вот бы только взять и написать. Я маленьким Ваней стояла и так необыкновенно увидала.... сквозь ветки, сквозь эту зелень, м. б. сквозь лопушки, где он сидел с Таней?.. О, это бы не была лубочная картинка. Техника? Ее бы выправили те, кто это понимает.

   Но, - будет! Получила письмо от Ксении Львовны и от Николая Всеволодовича⁵⁸⁰. У них "вихрь" по словам обоих. Он - очень сердечен, мил, положителен и основателен, - она вся в "дико", "ужасно", "страшно", "божественно", "чудесно", но тоже очень мило пишет. Оба пишут, каждый в своем жанре, что у них целый день сидел художник-скульптор, объяснял, что он у меня нашел и сожалел, что не докончит портрета и не смог высечь из мрамора. Благодарил их за знакомство его со мной. Николай Всеволодович писал: "Hernandes⁵⁸¹ все мне втолковывал, что такие женщины на миллионы - одна по силе их содержания духовного и выявления этой силы". Он видел это в чертах лица, по словам Н[иколая] В[севолодовича]... Тот уверял меня в таланте к живописи и заклинал не бросать кисти. Не знаю... Я обожаю и кисть. Это не главное, мое серьезное, глубокое - то, не сделав чего, не могу умереть - _С_л_о_в_о. Но как жаль бросить мечту о картинах. Я набросала тут недавно цветы - они вышли нисколько не хуже Ирининых. А она ведь училась. Я не училась. Какая мука. Но я знаю, что если брошу кисть, то потеряю многое в себе. Должна же дать я этих птиц, черных, закрывших солнце, отразившихся и потонувших в вечности вод... Этих птиц с искаженными злобой человеческими головами!?

   И эти провалы окон в "убитом" доме, где нет жизни, - есть только призрак жизни - старуха в черной шали - с провалами глаз, невидяще вперившихся в вечернюю зарю... Прости, я заболталась. Целую тебя очень нежно и крещу. Думаю о тебе. Оля

   [На полях:] Спасибо тебе, родной, за 2-ую книжку "Путей Небесных". Ты что, хотел ее [умеренным] посвящением зачеркнуть гимн предыдущей?

   И, правда, мне больно было читать эти высокие слова о себе, и почему-то думать, что они в насмешку сказаны. Как же так можно писать той,