Шмелев Иван Сергеевич - Переписка И. С. Шмелева и О. А. Бредиус-Субботиной

я советской печатью, пога-ной. Не пиши мне о "делах", я ни-чего не хочу знать. Маме отпишу и пошлю ей "справку" (по выверке арх. Владимира, точно. Прислали - просили - для Голландии).

   У тебя "дело Церкви" - на 5 минут. Люди страдают, а вы в советскую дудку-гадость дудите! Пойми: _а_д_ _т_а_м! Убийцы и слуги дьявола. Ты прекраснодушием твоим - твоим порывом (ты порывиста к добру - и часто делаешь зло! - порывом!) все скрашиваешь. Знаю: ты - чистая. О, как знаю.

   Если бы ты была здесь! Я упал бы у твоих ног, положил голову (как она томит меня, мысли... и это 5-й месяц сжатие и раздражение!) на твои руки и - заплакал бы, неслышно, сердцем... Как одинок я, когда не работаю! Я чувствую, как я слабею (сердце), - все во мне перегорело... Оля, я не вынесу доле... Я так измучен. Но я люблю тебя, несмотря на твои извивы, упреки, угрозы, хулу... Ты меня запинала... - даже издалёка. Ты ласковая, да... Но я заметил: чем больше я тебе дарю ласки, - ты закусила удила - несешь!.. Я до сих пор не знаю, дошло ли до тебя посвящение рассказа "Марево". За 10 дней до посыла стихов "Марево" ты писала: "Неужели ты хочешь посвятить мне "Марево". Я так безумно люблю его..." Я послал тебе два "Марева", и оба _п_о_с_в_я_т_и_л_ тебе. Посвящение рассказа на листе, где стихи. Не дошло. Ни звука, ни намёка, что знаешь о посвящении. Что это... пи-нок! "Ми-мо", так, выскользнуло. С тобой такое часто. Я не писал тебе. Но _в_с_е_ слагалось. У меня так всегда: накапливается, до _р_а_з_р_я_ж_е_н_и_я. Так все и собиралось. Я должен был избавиться. И вот - письмо, (я долго, ночами взвешивал, кусал подушку!). Написал. Сегодняшнее письмо твое... - я заплакал болью, любовью, жалением. Я понял (знал!) _к_а_к_ тебя люблю. И - остановил.

   Эти стихи - ответ оскорбленного писателя - Тоньки. С него спрашивай. Шмелев Иван чуть в тени. Ольга, помни: другого Вани никогда не будет, такие не повторяются. Ольга, в веках, разбилось на 2 половинки _ж_и_в_о_е_ ядрышко - Тайна Господа... и вот две эти половинки... чудом! - нашли одна другую. Так я слышу. Оля, жизнь - Тайна. Не склоки попов, не дьявольское действо большевиков... это все пыль... - а Жизнь - Тайна и Святое. И надо уметь эту святую тайну слышать, ее движение - в Жизни. Это - отчасти - делает - чистое Искусство. Конечно, не шутливое Искусство... но оно тоже искусство - Тоньки, рождающегося, как бы Творца. Это - отдых, _и_г_р_а.

   Олёк, я тебя люблю - и потому страдаю. Писать тебе буду мало. Ва

  

   Прошу вернуть "метаморфозу".

   Грозящий палец понял я:

   Смутил стыдливую мимозу

   Смешок игривый бытия.

   Пристойны келье (NB) (*)⁶⁵⁴ чистой девы (**)

   Лишь воздыханья о грехах,

   Канона постного распевы,

   А не стихи о петухах.

   Но у меня иное чувство:

   В искусстве смелом нет греха,

   Пусть будет даже то искусство -

   Шутливый стих про петуха.

   Да хоть у Пушкина, к примеру,

   Возьму - "Нет, я не дорожу..."

   Иль - "Леда"⁶⁵⁵... - ну, какую меру

   К его стихам я приложу?.. (***)

   Искусство? грязь?.. Грозящим пальцем

   Тут ничего не изменить:

   Не станет же Искусство смальцем

   От непосилья оценить! (****)

   Сегодня, - "Лодочка" - чудесно!..

   А завтра, - "Петухи" - разврат!

   И _в_с_е - в одной душе совместно:

   Какой тут строй?.. и где тут _л_а_д?! ...

   Я не умею лицемерить:

   Сегодня - так, а завтра - нет.

   "Всегда одним мерилом мерить

   Одно и то же!" - мой ответ. (*****)

   "Метаморфозу" мне верните,

   как непристойное, для вас.

   Вино сивухой не зовите -

   И пейте обиходный квас (******).

                              Тонька

   24-26 авг. 46 Париж (*******)

  

   (* NB: ясно, что все перепутал, и говорит о Паше - в келье!

   ** Понятно, он ни-че-го не знает, о Фрейде? о "Фрейде"? Путая, очевидно, со своей Па-шей! Это как бы продолжение его упражнений... стихотворных. Неисправим!

   *** И все-то зна-ет!.. Почему "Прозерпину" не помянул - ? Там куда хлеще и голей, хоть и напечатана в академическом издании!

   **** Нет, ка-ков! Все тот же, как был 16-леткой, за-ди-ра.

   ***** Как высокомерно! Тонька остался верен этой "maxim'e"!

   ****** И знает, шельма, что такое - "обиходный квас"!

   ******* И как он, Тонька, попал в Париж - в 46! Неувязка? Чудо? Или он в кого перевоплотился?..)

  

  

  

  

   (и как он узнал эти "выдержки"?! ...)

  

   Помета:

   В сравнении с _о_т_к_р_о_в_е_н_н_о_й_ "лодочкой", - "Петухи" прикрыты в меру (знает!!!), требуемую искусством, и могут быть напечатаны. "Лодочка", пусть даже и "гениальная" (а, ведь, он прав, Тонька!), - ни в каком случае!

       Тонька - - - - - удостоверяю подлинность - Ш.

   Ну, до чего же я-зва!..

   Тонька - мальчуган, и потому на "вы" (для пущей язвительности - "вы"-то!)

   И не О. А., а - Ольке-рОвне. Она была глу-пая, _т_о_г_д_а... когда писала письмо?..

   Тоничка посылал - он и просит. И - настойчиво, - такой упрямый, в достижениях и порывах, до... "пылающей головы". И какой же знаток латыни! Ш. должен давно бы забыть!..

   Последнее примечание Ш.: по-моему, не надо возвращать Тоньке, а то еще напечатает, - неуемный.

  

  

  

  

   Она рвалась к любви небесной

   От темных мук земной любви,

   Томилась прелестью телесной,

   Но побеждала бунт крови.

   Бессильны были все попытки

   Дорожку в рай ей показать,

   Но не избавила от пытки

   Сама святая благодать.

   Головоломную проблему,

   Как отыскать спокойный рейд

   И подобрать ключи к эдему -

   Ей разрешил жидочек Фрейд.

   Он доказал, что есть рефлексы,

   И вот от них-то бунт в крови,

   Но можно разрядить комплексы

   Одним усилием в любви.

   Любя свою мечту безумно,

   Признав, что прав волшебник Фрейд,

   Решила действовать разумно -

   И обрела спокойный рейд.

   На рейде якорь опустила,

   Сказав прости святой мечте,

   Флажок на мачте опустила

   И стала жить, как все - те, те...

   И идеал любить небесно -

   Покинут и, в забвеньи, пал?

   Нет, обретаются совместно

   И тот, и этот идеал.

   Душа-душой... но есть же тело!

   Об этом долго говорить...

   Душе до тела есть ли дело?

   Ее призвание - парить.

   Уступку сделав правде Фрейда,

   Храня незримо свой полет,

   Она порой взлетает с рейда,

   Светла, чиста, как горный лед.

   На рейде все благополучно, -

   Опущен якорь, дремлет флаг...

   Как в нашем мире все созвучно!

   Как много в жизни тайных благ!..

  

     1.IX.46

      Париж

   Надеюсь, что хоть _э_т_о_ - стихи! - "не соприкасается с понятием о разврате"?! ...

  

   В зависимости от содержания твоего ответа - на _в_с_е, я пошлю свое _п_о_с_л_е_д_н_е_е_ письмо. Я все пересмотрел, все учел, и, как ни тяжело мне, я обязан принять и исполнить уже почти решенное, уже высказанное в письме. Письмо ожидает отправки. Ни на что нет у меня сил отвечать. "Груши" во мне ничего не вызвали. Листва - хорошо. Да груши - самый неблагодарный предмет для художника naturemorte.

   Сегодня сниму все твои картинки, - выцветают, писала ты. Сложу в папку, сохранны будут.

   Спасибо. Да, "груши" неудачны (тяжелые "бутылки") и даже отражение листа на щечке правой груши - совершенно как мазок, а не рефлекс. Очевидная спешка, - и потому такая явная неудача.

   Поверь, - пишу бесстрастно, с этим (оценкой) я никогда не шучу, и мое "настроение" тут непричастно.

  

  

   2.IX.46 11 ч. 45 ночи

   Безнадежно-бессильно сокрушаюсь, Оля, что послал тебе сегодня, в 5 ч. дня письмо со стихотворением "Увенчание любви". Но... не вернешь, депешу - не дерзаю, - воротить. Да, порыв... _н_е_д_о_л_ж_н_ы_й. Знаю: ты страдаешь _с_в_о_и_м, а над страданием не смеются. Это непростительный мой грех. Я сознал его. Сожги эту злую и скверную шутку. Это - боль крикнула во мне, а я не задушил ее... _В_с_е_ силой сердца и совести постигнув, истираю: не было от меня тебе издевки: это - от всего во мне больного, злого, все превозмогшего. Видит Бог: каюсь, целуя твои руки, твои чистые глаза, мученица... Прости. Если можешь. Нет, я не пошлю тебе последнего письма, - да укрепит меня Господь во свете, да просветится мрак мой... да смилуется надо мною и пожалеет!.. Мне очень... непереносно. Только Он видит. Я изнемогаю. Можешь? - _з_а_ч_е_р_к_н_и. Те, первые, - от Тоньки... Там - правда. В стихах нет ничего развратного. Все - от многого: уколов и укоров, и угрозы: "м. б. _т_р_е_щ_и_н_а!" - твои слова в последних письмах. Все это накопилось и - взорвало. Мои нервы измотаны. Сил нет.

   Вот, случайно, узнал только что. Раз 4-5 в 1945-46 январь бывал у меня советский офицер, фронтовик⁶⁵⁸. Очень культурный. Два высших училища, филолог между прочим. Очень религиозен. Церковник. Всю войну прошел. Всю Россию видел. Талант, умница. 37 л. Сибиряк. (Все пишу только тебе, помни!) Знает и современную и классическую литературу - нашу и европейскую. Сам - писатель (пока критические этюды, очерки). Друг (был) Нестерова. Я тебе писал о нем. Как - в побывку в Москве - был в Румянцевском музее. Ему показали роскошное издание - "Похороны Патриарха Сергия". Сказали - не увидите нигде: это - товар экспортный. Так вот, он все видел. Самое - последнее. Здесь он был "выпускающим" "Вести с Родины" (все по [телефону] из Москвы) - для Запада, эмиграции. Оттуда берут советские подвывалы и зазывалы, коими ты питаешься. Он знает всю правду о Церкви. И обо _в_с_е_м. Меня он особенно чтит, узнал до войны по старым книгам, и на фронте, захватывая русские города у немцев, находя в разбитых библиотеках книги. Чего не хватало, здесь доставал у русских библиофилов, платя щедро. Сказал мне все обо мне: "Для всей России, но _н_е_ _т_е_п_е_р_ь... Вы, вообще, неприемлемы: по Вашим книгам воссоздают нашу Россию. А учат ее _з_а_б_ы_т_ь". Все уступки - случайны, вынуждены... - и уже отбираются. (Показал No "Литературной газеты" с речью председателя всесоюзного Союза писателей⁶⁵⁹.) Это был последний его приход ко мне: в конце января. Каждый день ([праздники] его видел М[еркулов] на Daru)⁶⁶⁰. И вот, 3-4 месяца - про-пал он... Никто не знал. Он бывал у писателей... у [главных]. Показывал мне образок нательный, благословила его мать-старушка (он сибиряк). И вот, сегодня, узнаю: был в Париже временно Алданов. Уехал Алданов сообщил: _т_о_т - в New-York'e!! Пишет книгу... Ви-дишь? Это сознательный русский интеллигент, новой формации - весь советской школы. Я много от него слышал, даже оспаривал его: не верилось. Он говорил с горечью: "как мало, как _к_р_и_в_о_ знают здесь!.." Приходил в негодование и называл "изменниками" и врагами народа про-советчиков. О каких страданиях _н_а_р_о_д_а_ поведал! Ско-лько прошел (в походе) колхозов, сколько слышал... все взял на сердце... Плакал! - видя, как страдают. И вот - _н_е_ _м_о_г, _у_ш_е_л. Чтобы сказать _п_р_а_в_д_у. Теперь вспоминаю грусть в его глазах (он очень красивый, сильный!), чистый ликом, прошел всю безбожную программу (37 л. ему, при-кинь!). И - мать оставил. Ибо - у него другая Мать, Великая. Не себя спасая, он смерть ви-дал! Для - Нее! И когда я думаю о нем теперь - и вспоминаю, что ты писала мне о Церкви, что я _з_н_а_ю, что пишут гады, продажная св-чь, [перекрашеные]... подонки, до _и_г_р_ы_ б.... до хождения в полпредство Маклак[ова]... и прочее... - я так ярко вижу, _г_д_е_ правда. Там весь народ (не пристроившийся к пирожку) неслышно стонет... - _в_е_д_а_е_т_ _в_с_е_ инстинктом.

   Прошу: ты взрослая и можешь жить своим суждением, конечно; но хоть мне-то не пиши, и не надрывайся, _н_е_ _х_у_л_и_ достойных. Все не без греха. Но _ж_и_в_а_ Жизнь, когда, пусть безнадежно, идя на риск, борются за правое дело.

   Оля, прости Ваню. Он очень мучается.

   Господь с тобою.

   Я сейчас вызвал в памяти...

   Если бы ты была здесь! Я помню, как благоговейно подходил к тебе, ты отдыхала... в полумраке... брал твою руку... слышал, как ты дышишь. Как я любил тебя, Оля!.. Ты не замечала моих глаз, слез в них, слез счастья, нежности, любви...

   И вот, недавно, лежа на кушетке, все еще мучимый и болями, и горем моим (за-чем послал?!) я вызвал в памяти тебя. Я _у_с_л_ы_х_а_л_ тебя. Твое тепло. Твой вздох, тихий, ровный... _Ж_и_в_о_й!.. О, я _н_е_ _о_д_и_н_о_к... Это - ты, моя Оля, другая, по-новому повторенная, усложненная... но любящая, нежная, сердечная... я не одинок...

   Теперь - о, как одинок!..

   Как пусто, как страшно мне... Как бесцельно. И как безвольно!.. и безнадежно.

   _З_а_ч_е_м_ _в_с_е_ это... было?! ... Лучше бы да-вно уйти. Ждать нечего. ЕЕ мне не видеть, не дождаться. _О_н_а_ будет, м. б. еще краше, еще _в_ы_ш_е_ духовно, _ч_и_щ_е... и - вся - в своем, природном...

   "Вся снеговая-голубая..."⁶⁶¹ (эти стихи чаруют буквально _в_с_е_х, кто слышал. Сегодня читал уж литераторам - (между прочим милый Вадим, сын Л. Андреева⁶⁶², 43- 45 л., а я его видел в Райвола в Финляндии у отца 10-летним. Он - поэт). Были зачарованы... до глубокого, долгого молчания. У меня выступили слезы...)

   Оля. Я очень истомился, никогда так. И все, и ты (наше), и боли, - ведь 5-й месяц! Этот жуткий зуд. М. б. надо бром? Доктор-[1 сл. нрзб.] сегодня сказал: раздражение лицевого нерва, бром должен прекратить в 10 дней. Но мне нужен особенный бромосодержащий препарат. Что скажет Krymm, которая не является. А то действует на ulcere duodenum. Оля. Мне больно, что тебя так обидел. Я все зачеркнул!! Клянусь! Ваня

  

  

   3 сент. 46

   Дорогой мой и любимый Ваня!

   Потому что _л_ю_б_и_м_ы_й_ - потому и буду писать обо всем - иначе - закрылась бы просто.

   Я не могу больше выносить того, что ты со мной делаешь. Я не смею молчать и не говорить тебе о том, что ты совершенно не прав. Неоднократно ты поминаешь о 5 неделях в Париже! Заклинаю тебя Господом Богом: ты же знаешь сам, что ни одно слово этих упреков не верно. Не только часы, но секунды все дня я думала только о тебе, будучи в Париже... Знай это и замолчи, - перестань корить! Что делать мне, - я в отчаянии, я плачу, я в упадке - что делать мне, - если все лучшее во мне, мои добрые порывы _т_а_к_ отражаются на окружении. Ты знаешь, - ты не можешь не знать, что я только и живу твоим. Как можешь ты так плевать в чужую душу? Да это ты, ты, который всю "испинал" меня. Я клянусь перед Богом, что никогда не посмела бы даже подумать о пинках. Я страдаю невыносимо от того, что создается безнадежность. До того страдаю, что не хочу жить! Все упало во мне: я не могу (и не буду, конечно) писать, т.к. не умею выражать себя, самое заветное, самое сильное. Выражаю его так, что ты, самый чуткий, понимаешь наоборот. У меня сбиты крылья. Я в упадке крайнем. Но что тебе до сего? И не надо заниматься мной. Я не "закусила удила", - пойми, пойми, что я мучаюсь. Сколько раз и как я должна тебе сказать, что предпочла бы самой не быть, только бы не мучить других.

   Никто не может прыгнуть выше себя. Я не виновата, что я такая несуразная. Если ты этого никак понять не можешь, то хоть поверь мне на слово и в память твоего сына не бей меня незаслуженно. Я в последний раз тебе говорю, что я ни разу даже в мыслях тебя не "пинала". Как это больно мне. Ты - да. Ты чего мне только не бросал в душу! Но я не хочу перебирать все - я не сержусь, мне не до этого. Я несчастна. У меня нет сил. Никаких. Ты не ценишь и не дорожишь светлым. Тебе надо перцу - а то не вкусно. О фактах: "Лодочку" я поняла точно так же, как и "Метаморфозу", но это был экспромт, меня он как таковой и поразил, - как вспышка, как "скачок в сторону", единичный. "Петухи" и некоторое другое явилось уже чем-то, что устанавливало целый ряд этих "скачков", и получался бы уже сплошной "бег в стороне", по боковой дорожке. От сего-то я и предупредила. Всякую же твою резвость в искусстве, конечно, ценю, но тут говорило во мне Олино - Ване, а не читатель писателю. Пушкинская "Леда" - не мне. И Юле - "Петухи" тоже не ей. Понятно? Ибо от нечего сказать мне (больного) выдумываешь всякую обиду. Если бы хоть 1/100-ую твоего я - тебе сказала! Конечно, я - пешка только в жизни, а ты король, но и у пешек есть души. Не могу больше писать. Я очень обижена тобой, а главное не вижу просвета, т.к. все эти 7 лет все одно и те же. Тебе радостно меня мучить. О "Мареве" я восторженно писала тебе. Поищи - найдешь.

   И. А. прислал маме письмо, с просьбой размножить его (им сочиненный пасквиль на духовенство Евлогия) ее рукой или машинкой (чтобы не знали читатели, что от него) и послать по данным им, И. А., адресам в Гамбург, а те люди разослали бы дальше по Европе как письма, пришедшие из России, как отголосок оттуда на Евлогия. Я ничего не клеветала. Одумайся, как легко ты оперируешь такими утверждениями. Не я это виновата в том, что и такой маститый, как И. А. - делает ошибки. Это я не [расписала] подробно тебе, т.к. считаю лучше молчать. Но - знай! Фабрикация слухов и документов - для меня одинакова в оценке, кем бы она ни была сфабрикована. Нельзя быть личным. А ты всегда во всем мне оппозиция, очень субъективен ко мне. И всякая посредственность хвалится тобой только в пику мне. Вспомнилось как ты _н_а_р_о_ч_и_т_о_ хвалил художницу-иконописку. А ведь не по заслугам, ибо триптих-то никудышный. А как цеплял ты ею меня! И Ириной Серовой! Этакой-то рыбой. Для меня И. А. всегда великий, но на ошибки глаз не закрываю.

   Я не могу продолжать письма, т.к. нет смысла перетрясать все твои обвинения. Я не могу разбить себе голову об стену. Ты глух ко мне. Но вот знай: я перед Богом говорю: ты выдумываешь на меня! А в остальном - да будет тебе твоя совесть судьей!

   Я виновата в ином: я увлекаюсь чувством, я бездумна. Я не должна была ехать в Париж. Но неужели ты упрекнешь меня в этом?? Зная себя, я могла только вся заковаться, если уж моя жизнь была мной самой так глупо решена в 1937. Но говорить тебе ни о чем нельзя, - ты моего самого потаенного - о папе не оценил и не понял. Ты что-то о... Фрейде... выискал. Как недостойно и... странно. Фрейд - тут такое маловажное. Только штрих к той современной обстановке, в которой я зарабатывала кусок для себя и семьи, в которой варилась всю лучшую часть своей жизни и не замазалась ею ничуть. Ты хлещешь меня за то, что сволочь вилась вокруг, а я как белая ворона, несмотря ни на что ставила их на место. Завися от них, без прав на жизнь, я все-таки их ставила на место. Те, кто меня знали, - ценили не так, как ты. Ты живешь на Boileau укрытым от современной Европы. Попробовал бы в немецкой больнице поработать в роли молодой девушки... ассистенткой... Они же официально звали нашу профессию "medicinische Halbwelt" {"Медицинский полусвет" (нем.).}, - в противовес врачам - "medicinische Welt"! {"Медицинский свет" (нем.).} И получалась сальная игра слов. Кое-кто охотно понимал намек, из девок. А мне как больно, что ты-то как раз меня к этим стервам приравниваешь. Я чистой, чистейшей прошла через этот ад. И ты не смеешь хоть намеком что-то выискивать. С чего ты Фрейда выискал? Это из всего-то письма... О чем? Я тебе самое святое, сокровенное поведала, а ты так? Больше мне не о чем в таком случае писать.

   Никто "под советскую дудку" не пляшет - я разделяю власть и народ. В данный момент ощерился весь мир на русский народ - на нашу землю. Я делаю выбор русского человека. Все остальные точки зрения считаю неверными. Ты можешь считать неверной - мою, но каждый свободен в выборе мнений. И скорее буду русской коммунисткой, чем английской монархисткой. Но этого не надо, нечего и говорить. Не задевает!

   Я не говорю уже о твоих (по-твоему, видимо, совершенно естественных) обычных уколах мне. Этот намек на "квас". Все это м. б. и так, но не думаешь ли ты, что именно таким образом оскорбишь особенно больно, ибо бьешь безоружного, его же оружием!?

   Но довольно. Мне невыносимо больно от того, что ты конечно сам страдаешь. Но я не в силах ничего сделать. Ты выдумываешь, а в твоей фантазии кто же волен? Простой случай с оперой в Париже: ты его разукрасил так, что действительно как будто бы тебя тяжело оскорбили. А что было-то? Я днями бегала за билетами, (тобой же руганная за отлучки), без знания языка. Не получила ничего, кроме этого дрянного места, хотя просила Ксению Львовну взять по 1000 фр. за место (спроси ее - умоляю!), хотела тебя именно как следует пригласить. Я была смущена, но т.к. ты же - свой, не остановилась, ибо мне очень хотелось послушать хоть одну оперу с тобой. Твои упреки выходят из всяких рамок болезненности и бьют нестерпимо. Но как хочешь. И так все! Я пошлю тебе сегодня заказным "Куликово поле", хотя оно уже в окончательной редакции. И "Иностранца". Я ничего больше не могу ни писать, ни рисовать. В груди "кол". "Метаморфозу" не пошлю тебе конечно обратно - это детское: - "на Вы" и т.п. Перевод "Богомолья" пошел было хорошо, но теперь ничего не делаю. Завтра еду с доктором в Вурден за фруктами на автомобиле, - а то бы, вероятно, и завтра проплакала. Dr. Klinkeitbergh был у нас с визитом в субботу - говорил только о тебе. Раскатал твою Эмерик (тоже ведь за нее меня хлестал - помню. Только я-то не выдумываю, а факты имею!) Сам спросил: "А что значит "ogarok""?⁶⁶³ И когда объяснила - "как можно так неряшливо переводить?" У тебя и Златка - богиня, если меня помучить надо. А если бы я так?

   Я так тоскую, так прибита, что не рада жизни. Я, наверное, нестоящий человек, я никому не нужна. Зачем, зачем я родилась? Жить-страдать, все время страдать, для того, чтобы с ужасом в душе ждать смерти! Я сознательно рада, что не имею детей! Зачем связывать к жизни такие же жертвы?

   О, как мне нестерпимо тягостно.

   Все, все плохо. Я испортила жизнь и свою, и чужие жизни. Я проклятая какая-то, - к чему ни прикоснусь - увядает.

   Меня дома не понимают. Искусство мое - им - забавка, провождение времени. Вижу. Не с кем поделиться. Мама обожает Сережу - вся в нем. Я - между прочим. М. б. и любит, но мы так различны, что она тянется к нему.

   [На полях:] Ванечка, одумайся, обратись к Богу. Я хорошо к тебе! Но очень страдаю.

   Ну, Господь с тобой. Я не сержусь, я убита. Оля

   Вчера у нас страшный случай: въехал молочник с автомобилем в канал (что нарисован у меня), - утонул - 24-летний красавец-жених. Под водой все гудел, звал. А 20-30 человек на берегу были бессильны. Наш работник вытаскивал. Все это в 2-х шагах от нас, на том самом месте, где я рисовала картинку, что у тебя. И от этого события тоже такой гнет на душе. Ехал за нашим молоком для фабрики. Собирал на грузовик и по деревне.

   [Приписка на конверте:] Между прочим: о Фрейде читала по настоянию И. А., очень считавшегося с его теорией. И. А. очень многое из нее именно сам выводит. Плохо себя чувствую, не поеду завтра с доктором. Откажусь.

  

  

   Ванюша мой, солнышко, милый глупыш, задира и драчун, но все же хороший мой!

   Сегодня день твоего рождения. Ты получишь цветы, я была у другого блумиста {Цветочник (от нем. blume).} и сказала, что их конкурент поставлял дрянь, потому и беру их в надежде, что они сумеют послать лучше. Сказала: - это большой, известный писатель, вот Вы имеете с хорошим именем предприятие и, очевидно, знаете в своем деле толк, - скажите мне, на какую сумму Вы могли бы достойное выбрать такому лицу? Он назвал. Я удвоила и сказала: если теперь он все же получит дрянь, то знайте, я уйду из Вашей клиентуры и не буду молчать, т.к. этакое было бы нечестно.

   Он очень расшаркивался и обещал. Я заказала розы особенно красивые здесь "зальм-клер" - т.е. розово-золотые или, если их нет, то чайные, если и их нет, то что-нибудь иное, например, корзину с глоксиниями. Но не знаю, что пошлют. У нас на ту сумму подали бы роскошно. Магазин "Avrora", посылавший до сих пор, - протестантский, и безусловно представитель его в Париже тоже протестант. Я взяла теперь католика, думая, что в католической стране больший выбор среди католиков - их больше. М. б. Baumann всего один на Париж из протестантских блумистов. Не знаю. Но очень огорчусь, коли опять изгадят.

   Обнимаю тебя все же цветами моими и прихожу душой к тебе сегодня в них! Молюсь о тебе и прошу всего, радости, света, здоровья, что тебе надо в жизни! Как прошу Бога! И вот о другом - таком горячем.

   Я вчера кончила этюд к "Чаше". Акварель. Горю послать тебе. Слушай: если у меня не выйдет, то ни у кого не выйдет. Это говорю твердо. Я скромна обычно, но тут было бы фальшиво поддаваться этой скромности, надо объективно смотреть. "Чашу", как и все твое, я несу в душе так, как ты давал. Никто не знает тебя и не понимает как я. Это просто факт, а не хвальба, такой же факт, как то, что у меня длинный нос. Кому нравится, кому нет, но факт. Русское все - моя сущность, моя боль, моя жизнь (брось в "советской ячейке" - я знаю все, все терроры и сексотов, там ад, но нельзя делать то, чего жаждут англо-саксы. Я не приемлю ничего из дел советских, но живу Россией, а она жива в нашем народе. И будет об этом. Не обижай меня этикетками). Я горло перерву тому, кто "клюквой развесистой" стал бы кормить иностранцев, да еще в связанности с "Чашей". Понимаешь? Пе-ре-рву!

   Я встала на точку зрения иностранца и поняла, что им надо. Они должны увидеть то, чего не знают, о чем ты пишешь, чтобы не исказилось у них представление о нас. Кто как не я сможет им сказать: "смотрите, вот это так выглядит, о чем вам говорит великий мастер". Какое счастье, что я могу рисовать! Я дам (не из-за денег, а из души!) им maximum русского колорита и покажу неведомое так, что они полюбят его и очаруются им.

   Обычно дают тушевые иллюстрации. Это - провал для "Чаши". Что получится с ярмаркой, с ношением иконы без красок? Я сделаю так, что они сами захотят краски. Художники, за деньги работающие, считают часы потраченные и дают вот то, что стоит в "На морском берегу". Наброски в 5 минут. Нам надо здесь иное. Да, мои иллюстрации будут отдельные картины. Пусть так. Я работаю, не считая ни сил, ни часов. Горю, пишу душой.

   По-моему, издать "Чашу" необходимо иллюстрированной. Только тогда ее поймут целиком. Они же ничего не знают, не видали. Я считаю нужным: ярмарку, ношение иконы, роспись храма (мальчик Илья), затем Илья сдает работу (встреча с Н_е_й).

   М. б. коляску и Илью за кустами (но это не обязательно). Икону в монастырской трапезной и мужика исцеленного м. б. Но не знаю.

   Я считаю, что _Л_и_к_а_ иконы, самою "Неупиваемую Чашу"⁶⁶⁴ нельзя касаться. Только один человек мог бы на это рискнуть. Это - ты. Ибо никто, точно не знает, кроме тебя. Коверкать же нельзя ни в коем случае. Лучше оставь загадкой. Любовные моменты, сколь чарующи они бы не были, я ставлю как иллюстрации - на 2-ой план. Они - общечеловечны. Для оживления книги, если издательство захочет, можно. В них тоже много чисто-нашего, но все моменты чувств каждый читатель воспримет все равно по-своему. Я считаю, что очень ответственно показать верно наш быт, нашу суть. Это я никому не отдам. Знаю: застилизуют, изгадят. А я то облазила с детства все это и сколько же подползала под образа. Ярмарку шлю на днях тебе. Тотчас же верни заказом! М. б. покажешь только Ксении Львовне. И тотчас же мне отпиши: как ты видишь ношение иконы? Несут ли ее девушки на руках или 4 мужика на носилках на плечах? Носят ли еще какие иконы или ее одну? Есть ли хоругви, крест и фонарь, обычные при кресте. Ход? Духовенство сзади? Для ознакомления с нашим, могучим, можно бы все это дивно дать, но мне милее представлять икону одну Е_Е, несомую 2-мя девушками. Не знаю. Но пожалуй для неубогого крестного хода надо бы дать все как бывало тоже. Всяко ведь носили. Есть ли монашки? М. б. пустить 2-3 с тарелочкой "на храм Божий"? Икона в киоте или нет? И еще: как она выглядит: чашу в руках держит или руки воздетые? {В письме рисунок О. А. Бредиус-Субботиной.} Скажи тотчас. Я страдаю, что не знаю этого, а то бы уже писала. Сейчас же пиши мне. Слышишь!? А то я остыть могу. Такого у меня не было. Ваня, будь осторожен с переводилческой интригой. Мне трудно судить, кто прав, но зная Эмерикшин "напор" - боюсь не крутит ли она. Она ведь у "Павуа"?⁶⁶⁵ Попроси навести справки стороной, хоть Зеелера. Обязательно пришли мне тотчас же перевод Монго. Я дам его прочесть (не доктору, увы - он уехал, болен, и я боюсь - серьезно!). Дай Эмерик на пробу перевести страниц 10 и дай сличить, сличи сам. Ведь передо мной не стыдились на пробу предлагать переводить из "Богомолья" и на суд И. А. дать? А ее боитесь? Тут же большее зависит от их интриг. Я никогда не думала, что Эмерик тебя как женщина околдовала (тут, ни вода, ни вино - ни при чем), она напором своим и... нахальством тебя... "оболтала", твои слова! Оболтала. Она же при мне выхватывала у тебя права на "Чашу", а ты и не заметил сего. Я никогда не заикнулась об этом, а она - очень просто. Я знаю, что она у тебя все вырвет, коли захочет. Ты очень личен в оценках и сам того замечая {Так в оригинале.} написал: "Монго раскатал бы д-р К[линкенберг] и был бы прав"⁶⁶⁶.

   Значит на "раскат" переводчика вообще ты согласен, но если это коснулось Э[мерик], то можно даже за это выбросить как тряпку и 7-летнего верного друга? Я не хочу ссориться, но этим показываю тебе как она тебя околпачивает. Что Юля говорит? Я не хочу никого задирать, ибо Монго даже не знаю. Но будь осторожен. И помяни мое слово: соглашайся с "Павуа" и не увидишь как своих ушей перевода "lux" {"Роскошного" (фр.).}, даже если пообещает. Их тоже оболтает Эмерик. Она знакома там с кем-то и упросит: скажите, что издадите lux, a потом что-нибудь "не выйдет". Она способна. Остерегись. Не хотела бы об этом мусоре в этом письме. Тотчас же отпиши мне, молю! Я хочу, рвусь работать.

   Целую тебя очень нежно и ласково.

   Оля

   [На полях:] "Чаша" должна, должна быть пояснена слепцам иностранным. Вся наша красота не только дана тобой, но и глазам их преподнесена. И... мной!

   Не за деньги, - их не надо.

   Душой, сердцем пишу. Не дай же ради интрижек переводчиц всему пропасть. Я застыну тогда.

   Я покажу даже лица молящихся. - этого они тоже не знают!

   Еще раз обнимаю тебя и очень жду ответа, мне эти дни потерянные в ожидании! Хочу писать.

   Все время о тебе думаю. Брось все раздражающее. Мне Эмерик кажется только в отношении твоего творчества опасна. Иного я не думала. А за творчество я съем кого хочешь и потом палец в глотку себе суну. Берегись и не отдавай бездумно ничего из своего. "Чаша" должна быть иллюстрирована.

   [Поверх текста:] Скорей ответь!!

   [Приписка на конверте:] Письмо шлю вместе с картинкой. Не могу ждать. Умоляю скорей ответить на вопросы и как картинка? М. б. покажешь кому, кто понимает. Всё технически несовершенное может быть исправлено; но основа мне нравится. Это же все наше. И краски как чисты! Ваня, это первое мое "дитя", которое жаль отдать. Я его люблю, впервые это. Обрати внимание на перспективу. Лужок {В оригинале описка: ложок. Далее исправление не оговаривается.} удался, по-моему? Я не заполнила первый план народом, дабы не развлечь слишком зрителя. Слишком много мелочей было бы в ущерб содержанию. Потому все наполнение, гульбу и т.д. даю в лужке. А тут случайные, то, что типично. Но и с тобой согласно. Вдали чувствуется село, видна церковка. У тебя тоже так. Ванечка, я так нежна к тебе. Милушик мой!

  

  

   26.IX.46 9 вечера   Был очень теплый день, летний, солнце. Окна и сейчас настежь.

   Олюшечка-голубка, завтра с этим письмом шлю тебе "Ярмарку". С болью расстаюсь с твоей картиной. Вот что: не хочу, не считаю нужным для тебя мои ответы. Ты сама сделаешь, как учуешь. Скажу лишь обще, приглядевшись к картине твоей. По-моему, не надо выписывать _л_и_ц_а, а лучше давать намеки их - "пятна". Не в лицах дело, а в общем _л_и_к_е_ (духе, характере) иллюстрации, в позах, движении. В этой "ярмарке", например, могут быть очень спорны лица "гусляра", молодухи с начерненными бровями, - она заняла много места, отвлекает. Как чудесны "тылы" нарядных девок-баб! Почему врата монастыря закрыты? Настежь надо! Рябины все же хороши! Свободное место луговины перед монастырем могло быть гуще занято - пусть невнятными фигурами, ларями, лежащими людьми, игроками в "три листика"... Совсем нет животных - лошадей, - торгашами. Правда, "ярмарка" внизу, слева... в с. Рождествено. Несоразмерно мала палатка - лампадная с пьяным у - прекрасной - ! - березы. Не чувствуется "гулянья" - где-то должны быть "качели", карусели, "качели - доска на бочке"... "Гусляра" представляю иным: старик, непременно с длинной бородой или "смятой" - мочалкой, хоть "козлом", н_е_ расчесанного, как "ямщик", - он напоминает "ямщика"! - _н_е_ в сапогах, а в лаптях, либо даже в валенках или "котах". Вижу его: худое лицо, "лик", щеки ввалились, голова - лысый! - закинута, - он, будто частично слепой, значит - "бельмы"... И, Боже храни! - _н_е_ надо "выписки" лица! - а "пятнышко" и "поза", движенье... пусть лишь намек на него. Вот "тылы" баб нарядны! Как они _г_о_в_о_р_я_т! Ты дала им такое положение, что _в_и_д_и_ш_ь_ их лица, чувствуешь, чем заняты... Непременно у "врат", открытых, монашку, столик, с тарелочкой... но все это "мутно" дать, намек лишь... И по "дорожке" - нищих!.. - _п_я_т_н_а_ их. Не надо напряженной "выразительности", и потому _р_е_ж_е_т_ глаз бутылка, торчащая из кармана. Вот, как отлично "ломко" пьяница бежит - великоват?! ... - надо "засЫпать" площадку, дать людность, пусть и не здесь ярмарка. Гусляр одет _п_о_д_ ямщика! Бедней его надо, тощей, голова "редькой", что ли, - слепец, и - вдохновенный! - горе, бельмами... Я поражен твоим богатством, - _т_а_к_ вообразить! Ты на редкость мастер, и какое чувство _к_р_а_с_к_и! Какой свет и тепло - вся картина! Удивительная береза!

   Забудь, что даешь - _д_л_я_ публики! давай - _д_л_я_ _с_е_б_я, для меня!.. - вот, тогда почувствуешь свободу, размах. Ни малейшего смущения, оторопи, связанности. _Н_и_к_о_г_о_ не слушай. В твоих условиях, дать _т_а_к_ - это же чу-до! Ч_т_о_ ты мо-жешь!.. - и дашь. Из тебя, прямо, прет. И пущай его прет. Как же ты легко рожаешь! Ну, баба... - ну, диво... Не кипи! - запенишь. Почему в селе крыши белые? где же "солома"? Или это - балаганы торговцев? Странно - ни одной лошади у возов! Где-то хоть - временную - коновязь! С каким вкусом березу поместила! Старик, лысину потирает - хорош! но шапка будто прилеплена. Должны еще отдыхать на луговинке, валяться... Монастырь хорошо, но пустынно, эти закрытые ворота. Надо "ручейки-намеки" тропок... как _в_с_е_г_д_а, - мы - бездорожники, плешинки надо... Но я детально уж... прости. Я восхищен ансамблем. _Т_е_п_л_о_ - и - воздух, погожий сентябрь! Голубков не вижу... хоть грачика... - пятнышки. Но я уж тебя затормошил... Ты виновата, разлакомила... - ка-кая ты! О, Ольгунка, если бы могла ты представить, _ч_т_о_ у меня в душе! _К_а_к_ ты дорога мне! Как ты меня, благоговеющего перед искусством вдохновенным, заполонила, пленяешь!.. Я готов ножки твои целовать и - _р_у_ч_к_и! И сердце твое, твою вдохновенность. Я хочу, чтобы "Чаша" стала _т_в_о_е_й! Ты ее вновь, по-своему, рождаешь. Ты сама все найдешь, что надо изобразить, до-образить. И потому не могу, не хочу говорить о "несенье Иконы". Конечно, Лика нельзя дать, и я его не вижу, не знаю. Нести - кому? Да, _д_в_е_ девушки... в светлых ситцах. Икона ведь невелика. Сумеешь укрыть Лик? Важно - _т_я_н_е_т_ Она к себе, и ее сила - в направленности, в устремлении к Ней - толпы. А подробности... - что хочешь. Хоругви необходимы, конечно. В_с_е_ - в Ней! Она - центр. Но дать экстаз... - это же - сверхтрудно.

   Не спеши, все будет. Не пенься. Работа долгая, не хватит _о_г_н_я. Надо медленно, _т_и_х_о_ теплиться. Жар - внутри, перельется _т_и_х_о_ в картины. "Чаша" - тихая, без _п_е_н_ы. "Виденье Ильи-мальчика" - невозможно, сил нет. Я и сам не вижу. Чудесно дать - как Арефий расписывал... и - Ильюшка тут. И сцена - И[лья] сдает работу росписи - им. Трудно, да. Этот упавший цветок! И самоувер барин. Вот такие же будут твои ценители - снобики. А ты будь Ильей и _е_ю. Трудно. Но ты - _в_с_е, в тебе - _в_с_е. Как я чувствую по этой картине... _к_а_к_ ты меня чувствуешь, чуешь... - _л_ю_б_и_ш_ь. Чисто. Да, и я - чисто - тебя. Оль, если бы ты была здесь! Знай, голубка, я и вздохом себя не выдам. Как на икону буду... взирать, молиться.

   Помни: или ты, или - "Чаша" не появится - при моей жизни - в иллюстрациях. Но надо сделать, чтобы и _п_о_с_л_е_ - не появлялась, помимо тебя. Только тебя хочу в "Чаше". Так и сказал "Коробочке" Монго. Критиков много будет. Черт с ними. Издателям нужны _и_м_е_н_а! А мы им дадим не имена, а - Искусство. Ну... _н_е_ дадим. А ты не покинь работы. Не смеешь, теперь. Во-имя... нашей дивной "встречи". Во-имя того самого святого и чистого, что в нас _ж_и_в_е_т. Юле _о_ч_е_н_ь_ понравилось, но она _б_о_и_т_с_я_ высказаться до - дальнейшего. Меркуловы - захвачены. - _Р_о_д_н_ы_м, что дала. Бесспорно: ты - ма-стер! Помни. И держись. Дай _с_в_о_е. Как хочешь, не считаясь ни с чем. Никому я не показывал больше. Спешу отправить, а то ты скулить буд