Козлов Петр Кузьмич - Путешествие в Монголию (1923-1926)

й материал.

   В моей юрте стало грустно и темно: пришлось закрыть дымовое отверстие на крыше из-за дождя и открыть дверь, чтобы пустить хоть немного света.

   Анероид и ртутный барометр продолжали падать в течение всего дня. Дождь шел всю ночь.

  

   Серо, прохладно; утром 11,0° С. Мелкий спорый дождь сеет непрерывно. Погода - самая неподходящая для просушки негативов, с которыми я вожусь уже два дня. Спутники ходили вниз по нашему руслу и принесли кое-какой подъёмный материал, между прочим, одну крупную кость какого-то млекопитающего.

   Лишь к вечеру дождь перестал, и я вновь занялся проявлением снимков. На этот раз имеются отличные снимки из серии "Эцзин-гол" и "Орок-нор".

  

   Ночью и утром осадков не было, но облака попрежнему окутывали небо, дул крепкий ветер. Во вторую половину дня ненадолго показывалось солнце. Весь день писал деловые письма в Улан-Батор, в Ленинград и в Москву. Хочу отправить Цэрэна с этой почтой в Сайн-нойон-курэ. Елизавета Владимировна сегодня с успехом нашла гнездо пустынной завирушки (Prunella kozlowi), правда, с одним только яичком.

  

   С зарею спутники уехали на вершину, где стоит Сончжи, чтобы снять (срыть) всю эту постройку и посмотреть - не хранится ли в ней или под ее фундаментом какого-либо погребения. Сончжи сложена из кирпича-сырца и по внешнему виду несколько напоминает субурган.

   Весь день солнце словно стремилось выйти из-за облаков. Долина то освещалась, то снова затенялась тучами, но дождя не было, хотя на северо-западе даже ворчал гром. На биваке и по нашему сухому руслу появилось очень много мошки, беспокоящей не только людей, но и животных.

   За дождливые дни птичьи шкурки нашей коллекции отсырели, сделались мягкими, и их приходится вынимать из ящиков и вновь сушить. Июль - самый дождливый месяц в Монголии. В августе к моменту нашего выступления в Улан-Батор, вероятно, погода будет суше. Вечер выдался тихий и относительно теплый. На свечу в моей белой палатке летело довольно много ночных бабочек и жуков.

  

   Утро почти ясное, выпала роса. Воздух прозрачен, дали широкие, ветра нет. Насекомые на лугу жужжат по-летнему.

   Ездили с Елизаветой Владимировной на тот ключ, у которого мы ночевали, когда сбились с пути. До него оказалось хороших 10 км. Несколько южнее источника (около 5 км) имеется много выходов серого гранита, сильно обточенного и разрушенного атмосферными агентами. Вблизи этих гранитов расположен керексур, окаймленный целой серией гирлянд из камней по углам, а также с юга. На пути к ключу видели небольшие стайки дроф, в гранитных останцах ютился сычик. Елизавете Владимировне удалось добыть хорька, нора которого располагалась среди многочисленных нор мелких грызунов, служивших ему вероятно добычей. Экземпляр оказался отличным, вполне вылинявшим и хорошо убитым, так что в коллекцию был взят весь скелет.

   Во вторую половину дня на северо-западе над Хангаем стали громоздиться грозовые тучи. Гремел гром, блистала в отдалении молния, но до нас гроза не дошла. Вечер был облачный, теплый и тихий, но бабочки почему то совсем не летели на огонь.

  

   Утро полуясное, теплое, безветреное; на траве - обильная роса. Мошки еще больше, чем прежде.

   Сегодня Чумыт Дорчжи - здешний состоятельный монгол и мой приятель, который соблазнил меня начать палеонтологические изыскания в Холте, прислал человека проведать нас и принес в дар разнообразные плоды своего молочного хозяйства. Старый Чумыт все время хворает, и за время его болезни по недосмотру погибло много скота от всяких стихийных невзгод.

   Гусев, работающий на Сончжи, прислал сегодня весточку. Разработка сооружения ведется с большим трудом. Под кирпичной облицовкой оказался плотно сцементированный суглинок - крепкая масса вроде бетона. Мои спутники делают поперечный разрез постройки в 2 м шириною. В глубину достигли лишь второго метра. Пока абсолютно ничего не обнаружено. Колодец, питающий спутников водой, находится в 2 км от места работ и в 1 км от их палатки.

   Весь день ушел у меня на окончательную укладку шкурок птиц и зверьков. Впереди еще много возни со спиртовыми сборами. Вечером вновь проявлял пластинки. Из 19 снимков - 15 вышло удачно.

  

   Ночь была полуясная. Под утро с северо-запада пришла темная туча и около 4 часов пополудни разразился настоящий ливень, длившийся всего 15 минут. Благодаря каменистой и песчано-каменистой почве влага быстро исчезает, и в Холте никогда не бывает грязно. Соседние горы Хангая постоянно окутаны свинцовыми тучами; по вечерам там почти ежедневно бывают грозы. Осадки и сильные северо-западные ветры приходят к нам также с Хангая, где образуется скопление более холодных и влажных масс воздуха, стекающих в наши более теплые, нагретые солнцем, низкие предгорья.

   Весь день погода стояла переменная: то ярко светило солнце, то начинался дождь. На первом обрыве в красной глине под слоем галечника найдены крупные конечные фаланги пальцев какого-то хищника и бивни. К вечеру с Сончжи прибыл переводчик и подтвердил, что всё сооружение представляет как бы сплошной монолит, работать над которым очень тяжело.

   По окончании раскопок мои археологи ежедневно совершают маленькие экскурсии, собирают птиц, насекомых и растения.

  

   Ночь была очень прохладная и во второй своей половине ясная. Утром - небо чистое, безоблачное - тепло и тихо. Занимался печатанием своих снимков.

   Ветер и солнце высушили наши палатки и юрты, а главное - коллекции. В эту экспедицию я, между прочим, особенно оценил удобства жизни в юрте. Тяжело, конечно, было бы таскать ее с собою во вьюках, но пользоваться таким наёмным помещением во время длительных стоянок очень приятно. Во-первых, нет тесноты, которая всегда преследует нас в палатке. Здесь можно расположиться, как в комнате. Кроме того, в хорошую погоду даже на жгучем солнце не жарко, а по ночам в дождливую и ветряную пору тепло и сухо.

   Вечером температура опустилась до 10° С, и лёта ночниц почти не было. Около 2 часов ночи с Хангая наползла на нас темная туча, но дождя не принесла.

  

   Утро было тихое, ясное. На горизонте плыли легкие перистые облачка.

   Мы с Елизаветой Владимировной ездили к Сончжи навестить своих товарищей и посмотреть их работу. Путь наш лежал на западо-северо-запад, в горы Готонтэн. Чтобы не карабкаться по крутым склонам горных отрогов, мы, не торопясь, следовали логами и сухими руслами речек и вскоре достигли ближайшей вершины с группой обо. На дальнейшем пути миновали источник, окаймленный прекрасными лугами с цветущими генцианами.

   На Сончжи работы были только что закончены: сделан двухметровый поперечный разрез всей постройки, и в результате никаких археологических объектов не обнаружено. Мне кажется совершенно очевидным, что все это сооружение являлось не субурганом, не надгробием, а просто сигнальной башней, которые нередко встречаются в Китае. Вне великой китайской стены на выдающихся вершинах устраивались сончжи, вероятно для того, чтобы факелами сигнализировать в ночное время. Подобные сооружения я видел в Восточном Туркестане, а также в пустыне, на пути от Хара-хото в Алаша-ямынь. С вершины Готонтэн-сончжи открывается прекрасная панорама. Виден Гобийский Алтай, острая вершина неподалеку от реки Тацин-гол, а на севере - горы Ашигэт-хат и Хан-ула. На востоко-юго-востоке блестело озеро Гун-нор и белели палатки нашего лагеря. Гусев добыл мышевидных грызунов и завирушку (Prunella kozlowi).

   Вечер был тихий, облачный и довольно теплый. Ночных бабочек на биваке летало очень мало, а Гусев в то же время в горах около Сончжи добыл более 40 экземпляров ночниц. Как много зависит от места лова!

  

   Ночь простояла сплошь облачная. Утром пошел мелкий "осенний" дождь и длился до вечера.

   К обеду вернулись спутники с Сончжи. Добыли еще одну завирушку моего имени (Р. kozlowi), пищух и Microtus, а также порядочное количество насекомых, в особенности много ночных бабочек. Я занялся приведением в порядок и укладкой этих сборов.

  

   Ртутный барометр и анероид сильно падают. Между тем, дождь перестал, подул сильный западный ветер. В течение дня несколько раз солнце показывалось из-за облаков. Сегодня с удовольствием прочел статью Елизаветы Владимировны о гнездящихся и оседлых птицах Ихэ-богдо. Мне показались особенно интересными ее наблюдения над токованием уларов. Днем занимались укладкой коллекции и всего прочего груза экспедиции для переезда в Улан-Батор. Вечером вместе с нашей собакой Чуфра пошел прогуляться вверх по правому берегу Холта. Последняя очень ловко поймала мне хомячка, поступившего в коллекцию.

  

   Из Сайн-нойон-курэ прибыл нарочный от заведующего отделением Монценкоопа, привез почту и извещение, что верблюды для нас наняты, но придут к нам не 11 августа, как я предполагал, а лишь 18-го. Таким образом я успею съездить на вершину Хан-хохшун-ула, которую мне давно хотелось посетить, и мы уж наверняка дождемся в Холте партии Глаголева.

   Гусев добыл неподалеку от лагеря молодого степного орла на взлёте, принес также мух и шмелей. Вообще нынче у нас насекомых собрано много, в особенности ночных бабочек, которым ни в одной из моих прошлых экспедиций не уделялось столько внимания, как в этой.

  

   Погода никак не может наладиться. Снова дождь и ветер мешают нашим работам.

   Около двух часов дня приехал Филипп Вторушин - рабочий глаголевской партии - с донесением от Сергея Анатольевича Глаголева. После моего отъезда из Хара-хото спутники ничего не добыли по части археологии, но зато поймали тушканчика {Этот тушканчик - новый и очень редкий вид, получивший имя Козлова - Salpingotus kozlowi. (Прим. ред.).} (Salpingotus), правда, несколько испортив шкурку. Все мои спутники перехворали желудком, в особенности сам начальник партии, оказавшийся наиболее слабый здоровьем. Одного только К. К. Даниленко это неприятное заболевание не коснулось. На своем пути из Центральной Гоби Даниленко вел съёмку, а Глаголев занимался ботаническими и геологическими сборами и наблюдениями. Весь отряд прибудет к нам в ближайшие дни.

  

   Утром моросил дождь, хотя барометры поднялись довольно высоко. Мы продолжали упаковку вещей и готовились с Гусевым в небольшой разъезд в Хангай. Желательно, конечно, дождаться для поездки лучшей погоды.

  

   Дождь перестал, небо покрыто тонкоперистыми облаками.

   В 8 часов утра прибыла партия сотрудников из Центральной Гоби. Весь длинный путь им пришлось сделать в самой спартанской обстановке. Из-за дождя и намокшего аргала они часто не имели даже горячего чая, а отсутствие на дороге населенных пунктов не давало им возможности закупать мяса.

   До конца дня я выслушивал доклады о деятельности своих спутников и остался доволен результатами их работ. Вечером открыли консервы и как следует угостили усталых товарищей. Молодежь отдохнула быстро, и перед сном мои "мальчики" спели хором несколько хороших русских песен, после чего мы пустили свои последние ракеты. Этим праздник воссоединения всей экспедиции и закончился.

  

   Воспользовавшись ясным теплым утром, я произвел астрономические наблюдения. Сегодня в долину Холта перекочевало несколько монгольских семейств. Прекрасные в этом году пастбища в этой части страны заставили их раньше обычного покинуть Хангай.

   После полудня вновь на севере и северо-востоке стали собираться тучи, а позднее разразилась гроза с дождем и градом величиною с грецкий орех. Все заняты приведением в порядок денежных отчетов, которые нам нужно отправить с ближайшей почтой в Москву.

  

   Обстоятельно беседовал с С. А. Глаголевым. В заключение он читал мне выдержки из своего путевого дневника. В общем я получил полное удовлетворение: Глаголев - вполне сформировавшийся географ. С большим интересом ознакомился также со съёмкой Хара-хото и всей местности, окружающей город, вплоть до долины Эцзин-гола и крайнего восточного рукава его - Ихэ-гола, сделанной К. К. Даниленко. Он вполне оправдал мое к нему доверие.

   Под вечер у нас на биваке произошло небольшое приключение: во время кормежки серьезно подрались два наших крупных пса: монгольский Гуло и лайка Гароль. Они так вцепились друг в друга, что мы не могли их разлить водой, хотя на них был истрачен целый огромный бидон. Тогда переводчик схватил Гуло за ошейник и с силой оттащил от другой собаки, но волкообразный Гароль ринулся снова на недруга и в новой потасовке нечаянно прокусил переводчику руку... Рана оказалась довольно серьезной. После этого случая Гароль прекратил драку и сбежал. Позднее обоих псов сильно выпороли.

  

   Серым облачным утром, около 7 часов, я выступил из Холта в небольшой разъезд, на Хан-хохшун-ула. Со мною поехали Гусев и Цэрэн, а также проводник и погонщики. У нас было всего 4 верблюда (2 верховых - для меня и Гусева - и 2 вьючных) и 3 коня для сопровождающих монголов. Вскоре после моего отъезда все остальные спутники с громоздким багажом экспедиции должны были также покинуть Холт и направиться к монастырю Уйцин-ван, где через несколько дней нам надлежало встретиться и вновь собраться воедино. Таким образом, я предполагал, что, пока большой караван будет медленно двигаться к северо-востоку, я успею сделать порядочный крюк к северо-западу, в Хангай.

   Хорошая мягкая тропа вела нас вверх по долине к поперечным грядам с обдутыми и выветрелыми выходами гранитов. На восточной окраине этих горных гряд залегало целое кладбище с плиточными могилами и обычными керексурами - насыпями из камней, обнесенными одним рядом камней в форме кольца или прямоугольника. По дну соседней долины струился прозрачный ручей, то исчезавший под землей, то снова вырывавшийся на ее поверхность. Вблизи воды расстилались пышные луга со множеством цветов - голубых горечавок, красных остролодок (Oxytropis), желтых хохлаток и много других. На горных склонах травяной покров был относительно беден. В боковых распадках виднелись юрты монголов и их стада. Миновав соленый ключ Дахэ, мы через 18 км поднялись на мягкий луговой перевал Дахэ-дабан, откуда открылся прекрасный вид на Хан-хохшун-ула и весь Хангай в целом. Спуск с перевала, сначала крутой, вскоре превратился в отлогую торную тропу, которая через 4 км привела нас к пресному источнику в урочище Залагэн-сучжи, где мы разбили лагерь. Здесь везде также были прекрасные пастбища и довольно много монгольских юрт. Сосед-монгол тотчас пришел к нам на бивак и принес всяких молочных продуктов. После чая Гусев прогулялся в ближайшие с северо-востока скалистые горы Зала и собрал несколько новых для нас форм растений.

  

   Ночь была тихая, облачная, довольно теплая. Никакие насекомые нас не беспокоили, и мы хорошо выспались. Утро также рассвело облачное. Курс наш стал постепенно склоняться к северо-востоку, дорога спускалась на дно поперечной долины Улан-эргэ, знакомой нам еще с весны, когда мы некоторое время жили в урочище Уха-обо у моего знакомого Чумыт Дорчжи. Впереди, у восточной части восточной окраины массива - Хан-хохшун-ула - виднелось ущелье Тэлэн-гол, к которому мы держали путь. Приближаясь к Тэлэн-голу, мы стали встречать семьи монголов, переселявшиеся из Хангая в Гоби - в район Холта и еще южнее - на Аргуй-гол. Это были пестрые, шумные компании. Верблюды везли юрты, сундуки, тряпье и самих хозяев. На некоторых животных были навьючены пустые ящики, в которых стоя ехали ребятишки. По сторонам каравана гарцевали молодые парни на конях; у каждого в руках торчала длинная тонкая жердь с петлей на конце - приспособление для ловли необъезженных коней в табуне.

   Через несколько километров от устья ущелья Тэлэн-гол, вверх по речке, на ее левой береговой террасе, и вверх по горному склону мы отметили ряд древних могил - как плиточных, так и типа керексуров. Здесь были крупные и мелкие, круглые и квадратные сооружения, которые располагались группами и поодиночке.

   Около 11 часов утра мы миновали боковой распадок Ихэ-модо и вскоре достигли богатого аила Чумыт Дорчжи на реке Тэлэн-гол. В ожидании вьюков я заехал к своему приятелю. Меня очень приветливо встретили: хозяйка и старший сын-лама вышли из юрты, чтобы оказать мне внимание. Сам старик, вследствие своего болезненного состояния, остался сидеть на своей кровати, переделанной из европейского дивана.

   Я был рад увидеть милейшего Чумыта, который на этот раз выглядел гораздо бодрее, чем в предыдущие наши свидания.

   Вернувшись на свой бивак, я нашел там вкусные приношения, которые доставили мне молодые невестки моего приятеля.

   Отдохнув немного, мы с Гусевым поднялись на соседнюю плоскую каменистую вершину, на южном склоне которой осмотрели гладко отшлифованную серую плиту высотою в 1 м 10 см, шириною в 71 см и толщиною в 22 см.

   На этой плите вверху выдолблены три крупных китайских иероглифа, ниже - текст в 17 вертикальных строк. Плиту я сфотографировал, а один из сыновей моего переводчика Цэрэна - Чуватор снял с нее рукописную копию.

   К вечеру совсем разъяснело.

  

   Ночь была очень прохладная: В 21 час - всего 4,2° С, ночной минимум 3,0° С. С утра мы с Гусевым и Готопом - сыном Чумыта - поехали на экскурсию вниз по речке в падь Ихэ-модо. На нижней террасе левого берега Ихэ-мотоэн-гола, усеянной множеством керексуров, мы обнаружили два гранитных изваяния, лежавшие на расстоянии 200 м одно от другого. Первое, очень грубой, работы, представляло голову человека с усами. Этот обломок достигал 1 м 10 см в высоту, 44 см в ширину и 20 см в толщину. Второе изваяние - также из серого мелкозернистого гранита - было отделано несколько более художественно. Оно представляло женскую фигуру без головы. Правая рука ее держала у груди сосуд; левая рука, несколько согнутая, была заткнута за пояс, а именно: большой палец был пропущен под пояс, а остальные пальцы обнимали пояс сверху. На поясе видны бляхи или пряжки. Эта фигура имела 1 м 54 см в высоту, 33 см ширины в плечах и 29 см ширины в талии, при общей толщине камня в 13-14 см. Обе фигуры были мною сфотографированы.

   На ровной террасе, столь богатой керексурами, в настоящее время монголы валяли войлоки. Их юрты стояли по соседству, как на самой террасе, так и по руслу Ихэ-мотоэн-гола. Выше по ущелью вздымалась вершина, сложенная из красных пород. По ее восточному склону также были рассеяны керексуры. С юго-западной стороны очень высоко в скалах виднелось гнездо какого-то хищника, над которым вились три бородача-ягнятника (Gypaetus barbatus). Еще дальше вверх по речке на северном склоне темнел лиственичный лес, а все ущелье замыкалось наверху поперечным плоским пустынным валообразным гребнем массива Хан-хохшун-ула.

   В лиственичном лесу на полянах пестрели цветы - ромашки, астры, генцианы, колокольчики, гвоздики, пышные зонтичные и другие, и мы быстро обогатили наш гербарий семьюдесятью видами растений. Над лужайками летали бабочки, жужжали мухи, гудели шмели - вообще была совсем летняя картина. Только птиц мы отметили мало. Над лесом с криком носилась пара коршунов, на опушке перелетал конек (Anthus), да однажды до меня долетел писк синицы. В альпийской области я, правда, видел еще каменного дрозда (Monticola saxatilis) и какого-то чекана. Когда мы вернулись к окраине леса, в 100 м от нас прошел волк. Обратный путь в ущелье Тэлэн-гол мы совершили очень быстро и к вечеру были дома.

  

   Ночи стали заметно холоднее. Минимум сегодня был уже 0,5° С, и к утру вся поверхность земли посеребрилась инеем.

   Сегодня я еще раз навестил Чумыт Дорчжи, поднес ему в благодарность за помощь, оказанную им экспедиции, кусок парчи и несколько мелких золотых подарков, а, кроме того, пообещал прислать ему книгу о моем путешествии. Старик был очень тронут, сказал, что его внуки наверное уже будут знать русскую грамоту и смогут эту книгу читать. "Как я рад, - промолвил Чумыт на прощанье, - что я сохранил Холт в неприкосновенности до Вашего прихода и что Вы первый собрали в его обрывах древние кости животных". Мы распрощались с большой сердечностью, и мне от души было грустно, что я вижу этого прекрасного человека в последний раз.

   Около 9 часов утра мы с Гусевым и сыном Цэрэна Чуватором отправились в юго-юго-западное ущелье горы Хан-хохшун-ула - Бага-таргиль. В этом ущелье, как и в Ихэ-модо, мы нашли лиственичный лес, богатые травами луга и небольшие заросли кустарников. В вершине ущелья высится зубчатый гребень из розового гранита. Снова собрали много растений и насекомых, а из птиц видели только горихвостку, малого сорокопута и пеночку. Ночь наступила ясная, прохладная.

   В нашу палатку с вечера несколько раз заглядывали голодные монгольские собаки - очень ловкие воры.

  

   Спали не совсем спокойно из-за тех же собак. Рядом со мною лежал хлыст, у Гусева под подушкой были камни, и мы всю ночь, правда с перерывами, воевали с монгольскими псами, подлезавшими под дверь палатки. Однажды подошел к дверям и громко засопел домашний як. Гусев ловко запустил в него очередной камень, после чего мохнатое чудище мгновенно исчезло, и мы слышали лишь удаляющийся топот копыт.

   Ясным тихим утром мы двинулись по направлению к Уйцинван-курэ. Последний в эту экспедицию разъезд был закончен с успехом. Луга серебрились инеем, даль была безгранична, и мы бодро зашагали вниз по Тэлэн-голу, а затем вьючной тропой к востоку, пересекая целый ряд горных отрогов. Везде по склонам расстилались великолепные пастбища, на месте старых стойбищ разрослись высокие пышные сорняки, издали выделявшиеся более ярким оттенком зелени. Через 8-9 км от нашей стоянки тропа разделилась: одна отходила к северо-востоку в Сайн-нойон-курз, другая - восточная, уйцин-ванская, - взбегала на перевал Батэрин-даба, откуда открывался широкий вид на восток, вниз по долине реки Ихэ-хубу. Эта речка вскоре сливается с рекой Шибэты, бегущей с северо-запада, и образует новую - большую гремучую прозрачную Уртэн-гол, по которой мы следовали весь день. Горы, окаймлявшие долину с севера и юга, были высокие с выходами скал по гребням. На северных склонах скалы виднелись и ниже гребня в виде оригинальных матрацевидных отдельностей.

   Пройдя 25 км, мы разбили лагерь в урочище Уртэн-ама, в долине все той же речки Уртэн-гол, и, немного отдохнув и добыв тушканчика, мы с Гусевым и проводником Мьямбо поехали на экскурсию за 7,5 км к северо-северо-западу, на горячие ключи Хурумтэн-халюн-усу.

   Ключи расположены в широкой долине Даэргэн-гол, понижающейся сначала в северном, а затем в восточном и юго-восточном направлениях, вдоль южного подножия высоких гор, один из массивов которых носит название Абцэг-хайрхан. Издали мы уже отметили в долине как бы оазис, с яркозеленым травяным покровом, вблизи которого виднелись юрты, стоявшие у самых ключей. В голове каждого источника слышался довольно сильный запах сероводорода. Ниже по течению теплых ручьев этот запах утрачивался. Вода была очень прозрачная и приятная на вкус. Около источников находилось 10 каменных ванн небольших размеров. В ванне мог хорошо поместиться сидя один человек. Над четырьмя ваннами были поставлены войлочные палатки, и в них при нас купались ламы. Остальные бассейны стояли открытыми. К каждой ванне вел небольшой жолоб-канавка, через которую и бежала целительная вода. Температура разных источников была весьма различна. В бассейнах с войлочными палатками она достигала 27,7° и 31,0°; 34,2° и 43,7° С. В открытых бассейнах: 26,0°; 26,8°; 35,0°; 37,9°; 41,1° и 47,8°С.

   Ниже ванн все источники соединялись в общий ручей с теплой водой, из которого берут воду для еды и питья и где на моих глазах монголка полоскала белье. У места выхода ключей было сложено нечто вроде престола из камней, а перед ним красовались бурханы и отдельные каменные плиты с высеченной на них священной формулой "Ом-мани-пад-мэ-хум". Вся лужайка вокруг источников была каменистая, среди камней везде выступала теплая вода. Говорят, что здесь среди камней и травы скрывается много змей, но нам не удалось обнаружить ни одной. К западу от источников на возвышении в расстоянии 600 шагов стоял субурган.

  

   С утра мы продолжали наш путь к востоку. Вначале мы пересекли долину с горячими ключами и держали курс на массив Арбэн-хирэн-тологой. Корм везде был превосходный. В соседстве со стадом домашнего скота пасся табун дзеренов (А. gutturosa), голов в 300. Неподалеку белела точкой дрофа. Вскоре мы вступили в невысокие горы и следовали их мелкими ущельями и сухими руслами до самого монастыря Уйцин-ван. Здесь нам сообщили о месте стоянки каравана экспедиции - поодаль от монастыря на реке Онгиин-гол, куда мы благополучно и прибыли, предварительно посетив Монценкооп и сделав необходимые покупки. В отряде я нашел все в полном порядке.

  

   Ездил утром в монастырь, где недавно закончился праздник; на пути встречалось много пестро одетых монголов. На площади видели борьбу монголов; отличившиеся в этом спорте получали в награду шляпы! Мимо нас прошел четырехвзводный кавалерийский дивизион. Цирики (монгольские солдаты) были одеты в национальные костюмы (халаты) с саблями через плечо. Сигналы отдавались рожком и гудением в обыкновенную монастырскую раковину. Команда слышалась исключительно на русском языке. Большинство монголов уже разъезжались с праздника по своим аилам.

   Вечером я был приглашен в монастырь, где состоялось собрание монголов, преимущественно молодых. Как я позднее понял, собрание было устроено в мою честь. Монголы очень тепло приветствовали мое возвращение из экспедиции, говорили немало комплиментов, все речи звучали очень сердечно. Я через переводчика должным образом ответил ораторам и благодарил их за доброе отношение к советской экспедиции и постоянное содействие нашим работам, которое я видел везде на местах. После речей подали угощение - кумыс, водку и закуски. К этому времени меня сменил на этом маленьком банкете Глаголев, а я незаметным образом удалился и поехал на бивак, до которого было 9 км.

  

   21 августа мы выступили из Уйцин-вана на Улан-Батор и за два дня прошли 67 км к северо-востоку. Чем больше мы удалялись от Хангая, тем суше и теплее становилось в воздухе. Слоистые облака нередко затягивали все небо, но дождя не было, а в первую половину дня неизменно сияло солнце. Нас окружал горно-степной ландшафт.

   Вблизи воды, на колодцах и ключах, стали все чаще попадаться пролётные птицы. В степи видели чеканчика (Pratincola torquata), пеночек, а также общества больших кроншнепов (Numenius arquatus), серых цапель (Ardea cinerea) и множество молодых белых и желтых плисок.

   Кое-где по гребням возвышенностей выделялись гранитные и сланцевые скалы, в ложбинках и по долинам большие площади были заняты дерису. По сторонам везде кричали сурки-тарбаганы, на которых усердно охотились монголы: по утрам слышались частые выстрелы. Вследствие сухости многие источники пересохли; в колодцах воды было достаточно, но сами колодцы нередко располагались вдали от дороги, и приходилось возить воду в лагерь на верблюдах.

  

   Следовали весь день среди мягких луговых увалов. Погода была отличная - ясная, теплая. К югу от дороги в 5 км отметили небольшую и довольно убогую кумирню Цзойлин-сумэ, в которой насчитывается все же до 150 лам.

   В урочище Гэлэн-хошу, или Бурла-хошу, осмотрели и сфотографировали каменное изваяние человека, на поясе которого ясно выделялось высеченное огниво; здесь же стояла каменная плита с орнаментом. Перевалив высокую гранитную гряду, мы остановились у отрадного источника под скалами. Здесь удалось добыть бекасов, пролётных мухоловок и пеночек среди степи. В скалах жили завирушки (Р. fulvescens).

  

   Оба дня следовали по пересеченной местности к северо-востоку; в долинах часто встречались мелкие озера и болота. На воде отмечали большие стаи крякв, красных уток, горных гусей (Anser indicus), а из куликов - песочников, улитов, чибисов и других. По сторонам торной автомобильной дороги пестрели своими светлыми каменными узорами керексуры. 24 августа мы сделали большой переход в 37 км и на следующий день утром, миновав колодец Наринэ-худук, уже прибыли в монастырь Мишик-гун. Здесь в местном отделении Монценкоопа можно было отдохнуть, помыться и узнать последние сведения об автомобилях, нередко курсирующих в Улан-Батор. На наше счастье очень быстро нашлась машина, изъявившая согласие доставить меня, Елизавету Владимировну и часть самых ценных коллекций в столицу Монголии. Я был рад сократить таким образом нудное следование с караваном по знакомой торной, а потому неинтересной дороге.

  

   Выехали на автомобиле в 6 часов утра, а около 5 часов пополудни были уже в Улан-Баторе и после обычного осмотра в таможне проследовали в Полпредство, где нас любезно приютили сотрудники. Здесь нас ожидали письма и газеты, и мы сразу окунулись в культурную жизнь.

  

   С утра первой моей заботой было отправиться к китайцу-фотографу и отдать ему для проявления и печатания несколько дюжин пластинок, которые я сам не успел обработать. Затем я посетил Ученый комитет, повидался с друзьями и пригласил их к себе смотреть коллекции.

  

   Совершенно неожиданно утром ко мне обратились с просьбой показать гостившему в Улан-Баторе китайскому профессору-археологу Юй Ю-женю Ноинульские курганы. Я устал с дороги, и такая спешная поездка в Кентей совсем не входила в мои планы. Всё же пришлось согласиться. В 2 часа пополудни мы уже мчались на автомобиле к северу, в Суцзуктэ. Я ехал с китайским профессором и его переводчиком, а во второй машине поместилась "свита" Юй Ю-женя - целая группа молодых китайцев.

  

   Переночевав в Цзун-модо, как всегда, у любезных, милейших Кузнецовых, мы рано утром были уже на разработанных нами курганах, которые осмотрели все. На каждой могиле мы останавливались, и я делал краткое сообщение о том, что было в ней добыто. Профессор Юй Ю-жень с большим интересом ко всему прислушивался, задавал вопросы и сам проводил интересные сравнения с археологическими раскопками в Китае. В Улан-Батор мы возвратились в тот же день.

  

   В ожидании экспедиционного каравана мы с Елизаветой Владимировной переехали из Полпредства в отдельный белый домик, в котором мы жили до выступления в Хангай. Здесь в знакомом помещении мы расположились очень уютно, по-домашнему. Места было достаточно для груза и для всех наших товарищей, которые должны были очень скоро появиться.

  

   Сегодня нас посетили многие знакомые, в числе их - представитель Ученого комитета, который очень восхищался нашими палеонтологическими объектами и предложил устроить в Ученом комитете выставку добытых нами материалов. Я с удовольствием согласился. Позднее прибыл Даниленко с письмом от Глаголева. Мой старший помощник доносил, что караван прибудет в Улан-Батор 3 сентября и что в отряде всё благополучно. Вечером пришли китайцы и увлекли меня к профессору Юй Ю-женю. В беседе с последним я узнал, что Юй Ю-жень очень интересовался печатью из Баллодовского кургана. Он сказал, что на ней выгравировано имя китайской женщины "Си-Эр-хо". "Должно быть,- добавил китаец,-вожди, жившие в Ноин-уле, с помощью каких-нибудь тогдашних хунхузов воровали себе жен из Китая". Также большой интерес вызвала у профессора орхонская печать, которую, однако, он считает не китайской. В заключение мы оба выразили сожаление по поводу скорого расставания и обещали друг другу писать. Юй Ю-жень подарил мне свой портрет московской работы и сделал на нем надпись.

  

   С утра был в Ученом комитете, где видел профессора Б. Б. Полынова. Он очень заинтересовался моими снимками в Гобийском Алтае, в особенности фотографией ущелья Битютэн-ама, где долго рассматривал древесную растительность, удивляясь наличию там высоких берез. В это время нам сообщили, что караван вступил в город. Мы с представителями Ученого комитета вышли встретить экспедицию. Верблюды шли очень стройно, спутники все были на местах, собаки были, привязаны на сворки. Вблизи таможни нас встретил посланный от монгольского правительства, который дал знак свободно двигаться к дому, не подвергаясь таможенному осмотру. Верблюды очень быстро были развьючены, все вещи внесены в дом. Экспедиция закончилась!.. В этот же вечер я отправил телеграмму в Совет Народных Комиссаров: "Экспедиция благополучно возвратилась Улан-Батор посильно выполнив свою задачу. Палеонтологические успехи превзошли ожидания. Переснарядив караван выезжаем автомобилях тяжелым научным грузом Верхнеудинск. Прошу сообщить сделаны ли соответствующие распоряжения Верхнеудинск и будут ли переведены средства Улан-Батор на переезд экспедиции центр".

  

   Погода испортилась. Небо заволокло тучами, упало несколько капель дождя. Воет ветер, стучит ставнями и несет облака пыли по улицам города.

   Сегодня изучал договор с Ученым комитетом, который мне предложено заключить. Он вполне приемлем. Мы обязуемся после изучения и обработки археологических материалов из Ноин-ула часть коллекций вернуть в Улан-Батор; некоторые обработанные сборы уже перевезены из Ленинграда и переданы, согласно договору, в Ученый комитет.

  

   Сырой, дождливый день. Расстаемся с верблюдами и лошадьми. Караван растаял... Грустно. Но с другой стороны радостно то, что каждый день приближает нас к заветной дели - к Родине.

   Все в Улан-Баторе относятся с большим интересом и сочувствием к нашей экспедиции. Был на съезде учителей, где меня приветствовали. Журнал "Хозяйство Монголии" просит написать для печати статьи; на 8 сентября назначен мой доклад на учительской конференции.

   Спутники заняты пересортировкой и укладкой багажа экспедиции.

  

   Летчики пригласили меня и моих сотрудников покататься на самолете.

   Погода была хорошая, ясная, довольно тихая. Нас прокатили над долиной Толы к западу и к востоку. Я испытал истинное наслаждение. Этот полет навел меня на мысль о возможной экспедиции в Тибет на аэропланах. Я поделился своими предположениями с летчиками, они сильно воодушевились и стали сразу подсчитывать, сколько такая экспедиция может стоить, где должны быть организованы базы бензина и пр. На следующий день командир отряда с двумя своими товарищами навестили меня на дому, и мы продолжили этот разговор. Мы высчитали, что при 12 участниках полета на двух аэропланах такое предприятие может обойтись от 500 000 до 700 000 рублей... Едва закончив экспедицию, я уже загорелся желанием спроектировать новую, на совершенно новых началах, пользуясь достижениями современной техники.

  

   Был с визитом в Совете министров, благодарил правительство Монгольской Народной Республики за содействие и внимательное отношение к экспедиции. В заключение я сказал, как грустно мне расставаться с Монголией. Мне на прощанье сказали: "Вы - неутомимый исследователь Монголии; мы с интересом и вниманием всё время следили за Вашими работами. Мы счастливы Вашими открытиями, в особенности в области археологии. Наши будущие поколения будут учиться по Вашим книгам. Вы еще бодры, и по ознакомлении центров с результатами экспедиции Вы наверное опять приедете к нам". Я поклонился.

  

   Наконец всё готово. В 12 часов дня весь груз и сотрудники размещены на пяти автомобилях, которые должны доставить нас в Троицкосавск (Кяхту).

   Прощай Улан-Батор, прощай Монголия!

  

  

   Бернштам А. Н. Глава "Монгольские гунны" в Истории СССР, ч. I-II, Изд. АН СССР, 1939.

   Бернштам А. Н. Гуннский могильник Ноин-ула и его историко-археологическое значение. Известия АН, 1937.

   Берештам А. Н. Изображение быка на бляхах из Ноинулинских курганов. "Проблемы истории докапиталистического общества", No 5-6, 1935.

   Берештам А. Н. К вопросу о социальном строе восточных гуннов. "Проблемы истории докапиталистического общества", No 8-10, 1935.

   Боровка Т. И. Культурно-историческое значение археологических находок экспедиции. Краткие отчеты экспедиции по исследованию Северной Монголии. АН СССР. Ленинград, 1925.

   Владимирцов Б. Я. Надписи на скалах халхаского Цокту-тайджи. Известии АН ССОР, No 3-4, 1927.

   Воскресенский А. А. Анализ шерстяных тканей из кургана No 6 раскопок П. К. Козлова. "Известия Государственной Академии Истории материальной культуры" (ГАИМК), т. XI, в. 7-9, 1932.

   Воскресенский А. А., Комодов В. Н. Химико-технологический анализ большого ковра No 14568. "Изв." ГАИМК, т. XI, вып. 7-9, 1932.

   Воскресенский А. А., Тихонов Н. П. Технологические методы исследования археологического! материала. "Изв." ГАИМК, т. XI, вып. 7-9, 1932.

   Головчинер В. Исследование ковра со стороны техники обработки его вышивкой. "Изв." ГАИМК, т. XI, вып. 7-9, 1932.

   Клейн В. К., Xвальковский В. Н., Воронков Н. В. Шелковые монгольские ткани из раскопок П. К. Козлова, "Изв." ГАИМК, том XI, вып. 7-9, 1932.

   Козлов П. К. Монгольский заповедник Богдо-ула. "Известия Русского Географического общества", т. 61, вып. I, 1924.

   Козлов П. К. Северная Монголия. Ноинульские памятники. Краткие отчеты экспедиции по исследованию Северной Монголии в связи с Монголо-Тибетской экспедицией П. К. Козлова. Ленинград, 1925.

   Козлов П. К. Вести из Монголо-Тибетской экспедиции. Русского Географического общества. Хозяйство Монголии, вып. 1, Улан-Батор, 1926.

   Козлов П. К. Вести из Монголо-Тибетской экспедиции (1925). "Известия Русского Географического общества", т. 58, вып. 2, 1926.

   Козлов П. К. Хребет Хангай и верховья Орхона с водопадом Экспедиции. "Вестник Маньчжурии", вып. 6, Харбин, 1926.

   Козлов П. К. Монголо-Тибетская экспедиция. Хозяйство Монголии. 1926, вып. 6, Улан-Батор.

   Козлов. П. К. Монголо-Тибетская научная экспедиция. Журнал "Новый Miapi", 1926, вып. 6, Москва.

   Козлов П. К. Монголо-Тибетская экспедиция. "Хочу все знать". 1926, вып. L2, Москва.

   Козлов П. К. Наша научная экспедиция в сердце Азии (последние сведения о советской научной экспедиции в Монголию и Тибет). "Вестник знания", 1926, вып. 3.

   Козлов П. К. Три года по Монголии и Мертвый город Хара-хото. М.-Л., 1927.

   Козлов П. К. Кроткий отчет о Монголо-Тибетской экспедиции Государственного Русского Географического общества, 1923-1926 гг. Материалы комиссии по исследованию Монгольской и Тайну-тувинской народных республик, Северная Монголия, сборник 3, Ленинград, 1928.

   Козлова Е. В. Птицы юго-западного Забайкалья, Северной Монголии и Центральной Гоби. Материалы Комиссии по исследованию Монгольской и Танну-тувинской народных республик, вып. 12, АН СССР, 1930.

   Кондратьев С. А. О работах по изучению монгольской музыки в октябре-декабре 1923 г. в Урге. "Известия Русского Географического общества", 1924, том 56, вып. 1.

   Кононов В. И. и Казакевич В. А. Восстановление первоначальных красок ковра из Ноин-ула. Изд. АН GCGP и Государственного Эрмитажа. М.-Л., 1937.

   Павлов Н. В. Хангай и Северная Гоби. Предварительный отчет. "Известия Русского Географического общества", 1925, том 27, вып. 1.

   Павлов Н. В. По Монголии. Очерк экспедиции 1923-1924 и 1926 гг. Хабаровск, 1930.

   Теплоухов С. А. Раскопка кургана в. горах Ноин-ула. Краткие отчеты экспедиции по исследованию Северной Монголии в связи с Монголо-Тибетской экспедицией П. К. Козлова, АН СССР, Л. 1925.

   Тихонов. Н. П. Обработка древних тканей фото-аналитическим путем. Сообщения ГАИМК, вып. 1, 1931.

   Тревер К. В. Находки раскопок в Монголии 1924-1925 гг. Сообщения ГАИМК, вып. 9-10, 1931.

   Тревер К. В. Памятники греко-бактрийского искусства. Издание Академии наук СССР, М.-Л., 1940.

   Ходукин И. Первые раскопки в горах Ноин-ула. Бюллетень No 1, Всесоюзной научной ассоциации востоковедения. Иркутск, 1926.

   Аlföldi. Die Geistigen Grundlagen des hochasiatischen Tierstiles. Jahrb. des deutschen Archäol. Inst. Bd. 46, 1931.

   Birula A. Zoologische Ergebnisse der von Р. К. Kozlov in der Jahren 1925-1926 ausgeführten Expedition nach der Mongolei. I. Skorpione und Solifugen. Ежегодник Зоологического музея AH, L927, т. 28, Ленинград, 1928.