да будем всячески помогать друг другу подобно тому, как мать любовно опекает свое единственное дитя.
Так сказанное со слезами запомнил находившийся вместе с ним паж Эрхе и записал в книгу; а впоследствии, через четыре года, восемнадцатого числа первой луны настоящего года мыши (1624 г.), паж Дайчинг и богатырь Гуйенч написали это на скале".
Текст второй надписи, в 8 строк:
"Поклоняюсь Samantabhadra, Amitabha и Cakyamuni - Будде. Поклоняюсь Hevajra Varahi - матери и Vajrapani. Поклоняюсь верховному небожителю, хану и ханше и всякому благодетельному человеку: "Ом-мани-пад-мэ-хум" (шесть раз).
По приказу Халхаского Цокту-тайджи, племянника Вачир-хана, потомка Чингис-хаяа, паж Дайчинг и Гуйенч-богатырь в честь монгольского хутухту-хана написали на скале, подобной нефриту - драгоценности, в великий белый день пятнадцатого числа луны огня и тигра - первой из лун, года дерева и мыши - первого из годов, когда прошло от года воды и коня, в котором родился Чингис-хан (1162 г.), четыреста шестьдесят четыре года (1626 г.)". - (Е. К.)].
На обратном пути наблюдали пару крупных орлов, вероятно беркутов, много земляных вьюрков (Pyrgilauda davidiana), клушиц (Pyrrhocorax pyrrhocorax), рогатых и малых жаворонков (Eremophila alpestris Calandrella rufescens). Около четырех часов пополудни были уже в Мишик-гуне.
Ездил в ущелье Тэмэн-ама, в горах Тармцык. При входе в ущелье громоздились скалы серого и розоватого, мелкозернистого гранита, со включением какой-то другой темной и очень твердой породы. По крутому каменистому ложу бежал ручей, в дождливое время превращавшийся в грозный поток. По склонам и сейчас были видны следы высокого уровня воды, в виде гряд камней, аргала и всякого мусора, отложенных над дном ущелья.
Местные обитатели рассказывали о сильной грозе, разразившейся 28 июля текущего года, когда дождевые воды, сбегая по ущелью Тэмэн-ама, затопили всю прилежащую долину, превратив ее в огромное озеро. Пострадали будто бы люди и животные.
По мелким распадкам отлогие склоны были покрыты хорошей травой, а по скалам лепился мелкий кустарник. Животная жизнь оказалась бедной. Видели только сусликов, сурков, а из птиц - беркута, пустельгу, клушиц и пролетного камчатского соловья (Calliope calliope).
Выступили из Мишик-гуна в дальний путь, к северо-западу, в сторону котловины с рядом солоноватых озерков. К обеду сделали 14 км и достигли дна котловины, урочища Хара-толо-гойнэн-нор, где неподалеку от солоноватого озера оказалось несколько прекрасных ключей с пресной водой. Везде хорошие пастбища, пасется домашний скот, стоят юрты кочевников. На озере, имевшем около 1 км в окружности, плавали лебеди-кликуны (Cygnus cygnus), горные гуси (Eulabeia indica), гуси-сухоносы (Cygnopsis cygnoides), белолобые казарки (Anser albifrons) и множество красных уток (Casarca ferruginea). По берегам бегали мелкие кулики, в траве кормились чибисы.
К вечеру, постепенно поднимаясь, мы приблизились к невысокой горной цепи, отдельные вершины которой носили названия: Дэлгэр-хан, Баин-ундурь и Халцзан. Заночевать пришлось, не дойдя до мягкого лугового перевала, в урочище Обур-гуджиртэ. Ночь была тихая, ясная, воздух прозрачный.
С восходом солнца мы уже в дороге, в 7 часов утра пересекли перевал Илэетэ-ама-хотул, откуда открылся вид на новую, обставленную горами, котловину - Ара-гуджиртэ с одним соленым озером, несколькими родниками и обширными солончаковыми болотами. Здесь решили сделать дневку. У северозападного подножья Дэлгэр-хана В. А. Гусев нашел прямоугольный керексур. Все ходили на экскурсии, но результаты были небогаты: несколько пролетных птиц, среди которых наиболее интересным оказался Turdus obscurus, до десятка ночных бабочек, целый ряд мух и шмелей. Собрал и все встреченные на вершине Дэлгэр-хана цветущие растения.
Утро прошло в добавочных экскурсиях, а после обеда направились снова к северо-западу. Вправо от дороги я отметил на вершине холма небольшую древнюю могилу, около четырех метров в длину, ориентированную с юго-запада на северо-восток. По середине ее стоял гладкий, плоский обелиск более 1 м высотой, очень грубой работы. Поднимаясь с увала на увал, мы незаметно достигли перевала Гдагэн-хотул, представлявшего глубокую седловину в горной гряде. Нужно заметить, что пока, на восточной окраине Хангая, все перевалы, встреченные нами на пути, были луговые, мягкие и легко доступные даже для автомобиля.
С перевала снова открылась широкая впадина, граничившая на северо-западе с зубчатой горной грядой. На северном склоне перевала мы пересекли дорогу к монастырю Эрдэни-цзу и далее на Заин-шаби {Ныне город Цэцэрлик - центр Араханганского аймака МНР. (Прим. ред.).}. Наш путь шел несколько западнее. По дну долины протекала небольшая прозрачная речёнка Хайя-гол от 1 до 2 м шириной и до 20 см глубиной, а дальше расстилалось обширное озеро Олун-нор, вблизи которого мы остановились на ночлег. Птиц около воды скопилось много. Гоготали пролётные гуси, свистели кулики, перемещались стаи уток. На берегу сидел орлан-долгохвост.
Впервые в эту экспедицию мы спустили на воду нашу складную брезентовую лодку и сделали промеры глубин Олун-нора.
Описываемое озеро протянулось с северо-северо-востока на юго-юго-запад узким продолговатым бассейном, около 25 км в окружности; в него впадают только два маленьких ручья, бегущих из соседнего болота, с юга. Берега Олун-нора по большей части плоские, песчаные и только юго-западная узкая береговая полоса заболочена. Рельеф дна весьма однообразен: максимальная глубина - 1 1/2 м в юго-западной части озера, где берега образуют нечто вроде залива. Здесь дно илистое, богатое донной флорой и фауной, среди которой больше всего найдено ракообразных. Глубина по продольной оси озера почти везде одинакова - 75-100 см. Дно песчаное, твердое, ни рыб, ни ракообразных в этой части бассейна не обнаружено. Вода Олун-нора слегка мутная и горьковатая на вкус. Пользоваться ею для варки пищи можно, но чай из озерной воды довольно невкусен. Наши караванные животные (быки и лошади) пили воду очень охотно, а большой табун монгольских лошадей ежедневно пригонялся к озеру на водопой.
Я весь день возился с печатанием и окончательной обработкой фотоснимков диабазовых окал с выгравированными надписями.
Ночь была ясная и прохладная. К утру вся трава покрылась инеем, но днем стало жарко. Выступили во вторую половину дня и вскоре втянулись в ущелье Сэртэн-булак. Ключ, бегущий по дну его, в нижней части ущелья разлился и образовал болото.
Встали очень рано и к 7 часам утра поднялись уже на мягкий луговой перевал Сэртэн-хотул, а с него спустились в долину речки Шарин-гол. Местность попрежнему оставалась крайне, однообразной: гряды холмов сменялись степными долинами с озерками или мелкими речками, бегущими с севера. Везде кочевья монголов, стада рогатого скота, овец и табуны лошадей. Из млекопитающих видели только тарбаганов, сусликов и мелких грызунов, из птиц - жаворонков и коньков (Anthus richardi) да изредка одинокого степного орла. Некоторое разнообразие вносили лишь речки и озера, где сейчас останавливались пролётные пернатые.
Перевалив невысокий горный кряж (перевал Ар-худук), мы увидели долину речки Цаган-чолутэн-булак, а среди холмов - монастырь Далай-гун. Южный горизонт замыкался горами с плоской скалистой вершиной Хайрхан, северные склоны которой были укрыты лиственичными лесами.
Далай-гун основан тибетским ламой из Эрдэни-цзу и до 1923 года (насчитывал около 1 000 лам. Сейчас население монастыря очень невелико, хозяйства у него никакого нет и монахи живут исключительно подаянием. Большая часть помещений заколочена. Мне хотелось осмотреть храмы, но настоятель Лодой-Габчжи находился как раз в отсутствии и проникнуть в кумирни не удалось.
Я отметил группу из семи белых субурганов; самый крупный из них был расположен на западном холме и виден издалека, тогда как весь монастырь скрыт в низине, среди увалов. Еще один белый субурган стоял на помосте, под которым имелся проход, наподобие ворот. Под этим субурганом принято прогонять скот, предназначенный к продаже. Поверье говорит, что только при соблюдении этого обычая хозяйство продавца после торговой сделки не пострадает и благосостояние его увеличится.
Речка Цаган-чолутэн-булак течет к северо-северо-востоку, вода ее прозрачная, дно каменистое. Ширина ложа - всего 2-3 м, глубина от 30 до 40 см.
Наш караван вскоре оставил долину этой речки и стал подниматься по луговому увалу, на котором высились серые гранитные скалы и матрацевидные отдельности. По склонам расстилался ковер эдельвейсов (Leontopodium sibiricum), изредка встречались синие горечавки. Везде много нор тарбаганов.
Мы разбили бивак в 15 км к юго-западу от Далай-гуна, в долине речки Цзагастэ, берущей начало из ближайшего озера Сангин-далай-нор. В долине много болотистых понижений и мелких озерков. На западо-северо-западе возвышался в 8-10 км горный массив Дулан-ула, протянувшийся от северо-востока на юго-запад. Северные склоны его одеты хвойными лесами, южные - покрыты пышными травами.
Еще с вечера погода испортилась, пошел сначала дождь, а затем град вместе со снегом. Всю ночь, бушевал ветер. Утром ненастье продолжалось; окрестные горы были убелены снегом до подножия. Холод и осадки никак не отражались на пролёте птиц: весь день слышались в небе крики следовавших к югу стай серых журавлей и гусей-гуменников. На биваке кормились белые плиски, бродили около самых палаток и вьючных ящиков. К вечеру погода улучшилась, выглянуло солнце, и мы устроили практическую стрельбу из винтовок. Результатами я остался доволен, все спутники стреляли удовлетворительно, только один наш рабочий, китаец Фучин, оказался плохим стрелком.
Ездил вниз по реке Цзагастэ в Монценкооп за сведениями о памятниках старины. Ничего особенно интересного я не услышал. Указали мне на целый ряд кераксуров, расположенных около гор Дулан-ула, и посоветовали поговорить об исторических памятниках со здешним аборигеном - старым монголом Туботом. В результате я познакомился с несколькими плиточными могилами у подножья гор правого берега Цзагастэ. На пути в долине речки видели 6 дроф, 2 пары лебедей-кликунов и трех дзаренов (Antilope gutturosa).
Попрежнему пасмурно, сыро и холодно. Все ходим в полушубках, а, между тем, на голубых горечавках держатся шмели и мухи. Во вторую половину дня периодически стало показываться солнце, и в светлые проблески я отметил несколько видов бабочек. Ловили рыбу в Цзагастэ. Попалась одна мелочь, которая поступила в коллекцию.
Вместе с Елизаветой Владимировной и стариком Туботом ездил в горы Дулан-ула. На пути осматривал керексуры, которых здесь необычайно много. Мое внимание остановила одна могила очень больших размеров на вершине холма. На ней имеется высокий каменный навал посередине, а по краям по окружности положены в один ряд камни. Метрах в 60-80 - другой керексур прямоугольной формы. Бегло ознакомившись с целым рядом могил, мы поднялись в верхний пояс гор. Характерной особенностью массива Дулан-ула являются стенообразные гранитные выходы, иногда простирающиеся вдоль гребней на большие расстояния. В целом весь массив очень живописен. По северным склонам темнеют хвойные леса - по преимуществу лиственичные, с примесью стелющегося можжевельника и черной березы, а по гребням вздымаются отвесными стенами и столовидными отдельностями красные утесы (гранит). В лиственичниках нас поразило обилие корольков (Regulus regulus). В скалах мы нашли горных завирушек (Accentor collaris) и красноклювых клушиц. С вершины западного отрога гор я увидел на юго-востоке большое озеро Сангин-далай, мимо которого должен был пройти маршрут экспедиции.
Около четырех часов пополудни мы вернулись на бивак. Остававшиеся в лагере спутники вскрыли намеченный мною еще накануне к разработке ближайший керексур, имеющий форму шестигранника. На глубине 1 м, под длинной и узкой каменной плитой, был обнаружен скелет человека. От черепа сохранилась только нижняя челюсть. Повидимому, могила была потревожена грызунами. Кроме костей, найдены бусы, золотая вещица и немногое другое.
Сегодня меня посетила группа бурят - работников торгового аппарата. Я с большим интересом поговорил с ними. Они, между прочим, очень советовали мне остаться зимовать в Хангае, на истоках реки Онгиин-гол, в горно-таежной зоне, где, по их словам, имеется не мало памятников старины.
Сделали небольшой, легкий переход в 13 км, вверх по реке Цзагастэ, к озеру Сангин-далай и разбили лагерь на его северо-восточном берегу. Озеро залегает в обширной долине, обставленной высокими горами, и имеет около 10 км в окружности. По всей вероятности, озеро питается ключами, бьющими со дна. Вода его - пресная и довольно прозрачная. Сангин-далай дает начало порядочной речке Цзагастэ, образующей у своих истоков топкие болота. Здесь стоит деревянная часовня, с изображением Гаруды со змеею - божества хранителя вод. Рисунок исполнен красками на камне.
Разобрав вещи и удобно расположившись в палатках на более или менее продолжителыную стоянку, мы спустили свою лодку и сразу сделали небольшую рекогносцировку бассейна Пролётных птиц в заливах озера оказалось очень много. Лебеди-кликуны, плавали семьями; серые, вполне оперившиеся птенцы резко отличались по окраске от снежно-белых родителей. На узком мысе сидело множество бакланов, которые поднялись на воздух черной стаей. Крачки и чайки неторопливым полётом скользили над синей поверхностью воды и занимались ловлей рыбы. Утки и гуси, взлетевшие при нашем приближении, образовали в небе целое облако и скоро вновь опустились у дальнего берега. На болоте на устье Цзагастэ видели чибисов, куликов красноножек, коньков (Anthus richardi). Сделав несколько предварительных промеров, мы убедились, что глубина озера невелика - около 1 м.
К вечеру погода испортилась, и пошел снег, падавший до полуночи. Земля укрылась снегом на 10 см.
Проснулись при зимнем пейзаже. Пришлось лопатами разгребать снег, откапывать вьюки. Температура воздуха ниже нуля. К полудню снег в долине почти нацело стаял под лучами выглянувшего солнца, южные склоны гор запестрели проталинами, но на северных - таяния не заметно. На бивак прилетел скворец. В воздухе с шумом пронеслась стая бульдуруков. Спутники отправились делать промеры озера. В час дня температура воды ,0° С.
Ночь была тихая, ясная, морозная. Минимум -7,0° С.
Озеро за ночь частично замерзло; у берегов - лед, толщиною около 1 см, в центре бассейна осталась большая полынья, на которой сосредоточилось все птичье население. Среди дня начался юго-западный ветер, который развел волну, разбившую лед, и мы смогли закончить измерения глубин озера. По длинной оси Сангин-далай имеет 2 км; в самом широком месте ширина его достигает 1 км. Глубина его в среднем - 75 см. Наибольшая глубина при истоках Цзагастэ 1,25 м. Наименьшая - 60 см. Дно - твердое, песчаное; сверху имеется небольшой слой ила в 15 см. Добыли трех серых гусей (Anser anser).
Небо ясное, воздух чист и прозрачен, но барометр падает. Ветер переменный и порывистый. Ловили неводом рыбу. Попалось лишь несколько усачей и много мелкой серебристой рыбешки. Драгировка дала моллюсков, ракообразных, червей и др. придонных животных.
Бурное утро, с северным ветром, облачно, пробрасывает сухой мелкий снег. Сегодня озеро свинцовой окраски. Рано утром по косогору к биваку пробирался поджарый светложелтый волк. К сожалению, собаки прогнали его, не дав охотникам добыть зверя. Около нас кормятся постоянные гости - вороны. Уже в темноте к нам прибыли новые подводчики с быками, которых нанял недавно поступивший в экспедицию переводчик Цэрэн. Это старик бурят, юрта которого стоит на Онгиин-голе, в хошуне Сайн-нойон - как раз в том районе, где мы собираемся зимовать. Я взял его как человека, хорошо знакомого с водоразделом рек Онгиин-гол и Орхон, где нам предстоит экскурсировать в течение нескольких месяцев.
Холодно и ясно. Озеро сковано льдом в 1 см толщиной.
Иней посеребрил траву. Лебеди и утки летают над Сангин-далаем, разыскивая полыньи. Около бивака впервые появилась золотистая ржанка (Charadrius dominicus). Мы укладываем вещи - назавтра собираемся выступать. В палатках становится холодно и неуютно, пора обзаводиться зимним жилищем - юртой.
Попрежнему мороз. Лебединая семья ночевала на льду. С восходом солнца птицы поднялись и стали с криками летать над замерзшим озером. Мы выступили в 7 часов. Теперь нас везли уже не обычные домашные быки, а упрямые, мохнатые сарлыки и хайнаки (яки и гибриды яка с крупным рогатым скотом). Мы обогнули озеро с северо-западной стороны, перешли вброд прозрачную речку шириною в 4-5 м, на которой не было никаких признаков льда, и стали постепенно подниматься к ущелью южных гор.
Сегодня в открытой долине видели тарбагана, который, сидя на задних лапках, громко кричал. Между тем в специальном дневнике у нас отмечено, что 27 сентября сурки залегли в норы на зиму... Суслики очень оживлены, (бегают далеко от своих нор. У подножья скал, на груде обломков видели корольков (Regulus regulus). Повидимому, эти птички также перемещаются на зиму: в лиственичных лесах Дулан-ула их было необычайно много, а, кроме того, мы наблюдали отдельные особи этих птиц в траве, по кочкам болот у озера Сангин-далай - в стации, столь же несвойственной данному виду, как и лишенные растительности обломки породы.
За ближайшим горным кряжем нам открылась долина реки Горхон-гол с монастырем Ильдэль-бэйлэ-курэ. Северные склоны ущелий были одеты густыми лиственичными лесами.
Сделали остановку на несколько часов среди дня, чтобы ознакомиться с монастырем. В Ильдэль-бэйлэ всего 9 храмов, расположенных на возвышенной береговой террасе фасадом на юг.
В главном храме - большие изображения Майтреи и Богдо-гэгэна. Несколько высоких субурганов и молелен рассыпаны по соседним луговым холмам, носящим название Сумбур. В монастыре насчитывается 500 лам и около 300 учеников-подростков. По словам местного да-ламы, Ильдэль-бэйлэ основан около 100 лет тому назад и раньше имел много дорогих золоченых бурханов, впоследствии уворованных. В настоящее время курэ все же в удовлетворительном состоянии - казна в порядке, имеется монастырский скот - стада сарлыков и овец, а также табуны лошадей.
Миновав монастырь, мы направились к западу, вверх по Горхон-голу. Северные склоны высокого массива Асхатэ золотились пожелтевшими лиственичными рощами. На южных скатах - еще зеленели прекрасные луга. Вблизи перевала Абайтэ-даба видели в лесах косуль и зайцев, а из птиц - белоспинных дятлов, поползней и синиц. Везде по-прежнему встречались монгольские стойбища. Очень интересно было наблюдать, как монголы косили осеннюю сухую траву, срезая ее охотничьими ножами. Делалось это неумело, причем сами работники, неуклюже выполняя непривычную работу, конфузились нас, как дети {Это замечание очень любопытно. Действительно монголы в прошлом почти не занимались заготовкой сена впрок. Это приводило к большому падежу скота в снежные зимы или холодными ветреными веснами. Теперь же благодаря различным мероприятиям монгольские араты научились косить сено, и сенокошение в негобийской части республики весьма распространено.
(Прим. ред.).}.
Сегодня на нашем пути было два порядочных горных хребта.
Перевал Цаган-дабан, над которым поднимается вершина Начимбнуэ, имеет вид каменистого плато. Во многих местах высятся выветрелые гранитные скалы, похожие на башни разнообразной формы, здесь же разбросаны матрацевидные отдельности. Между скалами медленно струятся ручьи по болотистому грунту.
Как на самом перевале, так и по долине, спускающейся с него к реке Онгиин-гол, я отметил очень большое количество прямоугольных и круглых керексуров. Около поворота реки Онгиин-гол на юго-восток, против вершины Хара-хошу, расположена новая группа керексуров, а несколько в стороне от них мы нашли три большие четырехугольные плиты, вроде саркофагов.
С нашей стоянки на левом берегу реки Онгиин-гол, в урочище Хара-хошу, сделал экскурсию вверх по левому притоку Огашин-гола - Уптэн-голу. Пустынная каменистая долина этой речки вскоре стала расширяться, появились хорошие луга, а в горных падях - лесная растительность. Навстречу нам попалось несколько монгольских семейств, перекочевывавших с летних пастбищ в Хангае на зимние - к южному подножью этой горной страны. На телегах, запряженных сарлыками, а частично на верблюдах, были уложены и завьючены юрты, сундуки, войлоки и всякий домашний скарб, вперемешку с детьми, стариками и старухами. Молодые женщины следовали верхом на лошадях. Несколько в стороне двигался табун лошадей, подгоняемый молодыми парнями, на сильных быстрых конях. У каждого юноши в руке был очень длинный и тонкий шест, с петлей из конского волоса на конце, служащий для поимки необъезженных лошадей. Люди в монгольском караване двигались молча. Зато табун создавал много шума и оживления. Кони ржали, гонялись друг за другом, настигая кобылиц, табунщики мчались но весь дух с гиком, свистом и песнями.
В 10 км от своего устья (слияния с Онгиин-голом), Уптэн-гол принимает с востока небольшую речку Бичикте-гол, бегущую по широкой луговой долине, окаймленной лесистыми (лиственица) горами. В верховьях этой речки имеются скалы с письменами, которые мне и надо было посмотреть. К сожалению, здесь меня ждало разочарование. На скалах фигурировала главным образом обыкновенная молитвенная формула буддистов "Ом-мани-пад-мэ-хум", написанная печатными санскритскими буквами. Были, правда, и другие мелкие надписи в трещинах и на маленьких выступах камней, но их никак нельзя было сфотографировать, а скопировать их, за поздним временем, я не смог. В скалах мы отметили голубей (Columba ropestris), горную завирушку (Aecentor collaris) и обыкновенных поползней.
К заходу солнца я вернулся на бивак, утомленный и недовольный результатами своей поездки.
По скалам левого берега Онгиин-гола, на дальнейшем пути между урочищем Хара-хошу и Уптэн-голом, мы в нескольких местах видели надписи и рисунки, сделанные черной краской. Большая часть письмен походила на старомонгольский шрифт. Были также и китайские знаки, и рисунки, изображавшие сидящего Будду, голову человека с длинной бородой, держащего во рту странный предмет на длинном шесте, маленькую кумирню и пр. Ввиду бледности всех этих рисунков, фотографии с них вышли неудачно, и только небольшую часть их удалось скопировать.
Сегодня продолжали медленно двигаться вверх по долине реки Онгиин-гол, к юго-юго-западу. Долина реки вся усыпана острыми обломками горных пород, пастбища везде очень скудные, мягкие склоны гор безлесны и пустынны. Только у скалистых вершин ютятся кустики миндаля и высокая полынь.
На восходе солнца, проходя мимо скал долины Онгиин-Гол, Елизавете Владимировне удалось заметить и добыть двух филинов, уже усевшихся после ночной охоты в тени утесов, в узкой трещине. Около десяти часов утра мы, наконец, увидели впереди себя, в расширении долины, богатые храмы и золоченые кровли большого, известного далеко за пределами своего хошуна, монастыря Сайн-нойон. Сделав несколько фотоснимков монастыря и познакомившись с заведующим местным отделением Монценкоопа, мы поспешили дальше, чтобы засветло дойти до подножья водораздельного хребта Хангая, где мы предполагали обосноваться на зимовку.
Хребет могучей стеной вздымался к северо-западу от Сайн-нойона. Главные вершины его были укрыты снегом. Ближайшие возвышенности, окаймлявшие долину Онгиин-гола, по которой мы продолжали итти, оставались пустынными. Низкорослая степная растительность, оголенные скалы, тишина - все свидетельствовало о бедности фауны долины. И в самом деле, кроме сусликов и рогатых жаворонков, мы не видели ничего живого. Зато древних могил было великое множество. Как на дне долины, так и по горным склонам - везде пестрели своими светлыми камнями керексуры разнообразной формы. Мне кажется, что долина верхнего Онгиин-гола на протяжении около 8 км вниз от подножья хребта в отдаленные времена служила кладбищем.
Около четырех часов пополудни, пройдя 25 км от Сайн-нойон-курэ, мы, наконец, приблизились к хребту настолько, что могли различить несколько его ущелий, желтевших лиственичными лесами, а вскоре подошли и к нижней границе леса. Здесь, на террасе одной из морен, опустившихся когда-то из ближайшего ущелья Битютен-ама, мы решили разбить лагерь. Вблизи нашей стоянки, у подножья скалы выбивался из-под земли "аршан" - ключ прозрачной, теплой воды. Населения кругом не было никакого, кроме единственной семьи нашего переводчика бурята Цэрэна, жившей по соседству в юрте.
Почти весь день дул юго-западный ветер, моросил дождь, иногда сменяясь снежной крупой.
Ясное, прозрачное, тихое утро. Ходили умываться к роднику, измерили температуру воды: ,l° С. Этот ключ, сбегая с террасы, разливается и образует небольшое болотце среди камней. Елизавета Владимировна отправилась на экскурсию в ближайшую падь, у входа в которую расположен наш бивак. Я поехал осматривать развалины Олун-суме, отмеченные накануне в 1 1/2 км от лагеря, вниз по Онгиин-голу. По-видимому, это развалины храмов, с остатками фундамента и кирпичных стен. Я решил вскрыть их и тщательно исследовать с помощью рабочих-монголов. Пока бродил по олун-суме, удалось найти на поверхности земли, или торчащими частично из-под земли, глиняные лепные украшения разрушенных храмов. Попадались больше барельефы с изображениями человеческих лиц и санскритских знаков. Сейчас развалины имели вид ряда холмов, протянувшихся правильной линией поперек долины реки и покрытых степной растительностью. Каждая группа построек располагалась на отдельном насыпном возвышении, на общем фундаменте, сложенном из гранитных плит. Поднявшись на такое возвышение, можно было различить несколько небольших холмов - остатков внутренних помещений разнообразной формы. Я сделал фотографические снимки с Олун-суме и прилежащих частей долины Онгиин-гола и на этом закончил первую рекогносцировку.
Ночь была ясная, со слабым ветром, дувшим с гор. Под утро температура упала до -1,5°С. Начали раскопку Олун-суме. Обнаружили каменный порог и при входе в помещение - несколько обрывков березовой коры с монгольскими письменами, а также золоченые и крашеные кусочки глины, нечто вроде длинного гвоздя и немногое другое. Под самым верхним слоем земли залегают обломки глиняной посуды и части барельефов; попадается также и уголь. Днем стало пасмурно, небо покрылось оплошными темными тучами, холодно. Фотографировать не пришлось.
Видели трех волков. Елизавета Владимировна жалуется на малое количество птиц и на общую тишину и мертвенность леса. Попадаются чечетки, корольки, долгохвостые синицы, ястребиные совы, пролётные синие славки (Janthia cyanura) и уже спустившиеся из гольцов большие краснобрюхие горихвостки (Phoenicurus erythrogastra).
Приходили гости: жена нашего нового переводчика Цэрэна со своей знакомой монголкой. Угощал их чаем со сладостями и развлекал показыванием фотоснимков и книг с иллюстрациями. Женщины всем восхищались и ушли очень довольные.
Ночь была полуясная, с юго-западным ветром. Утро облачное. К 9 часам стало разъясневать, и я вместе с Цэрэном отправился на экскурсию на гребень водораздельного хребта, к юго-западу от бивака, где, по словам Цэрэна, в урочище Арсалан-магнэ находились могилы ханов Сайн-нойон. Поднявшись по очень крутой звериной тропке выше границы леса, мы оказались на каменистом безжизненном плато, частично укрытом снегом. Почти у самого плоского гребня хребта, на высоте 2 740 м, на покатой луговой площадке мы увидели 12 могил. Некоторые были плотно выложены каменными плитами с небольшим квадратом из дерна посередине, в центре которого, покоился большой камень. На одной могиле, повидимому более древней, центральный камень частично погрузился в землю, здесь же были видны остатки провалившегося сруба. Шесть могил стояли за деревянным забором самой примитивной работы, лиственичные бревна были просто поставлены частоколом... Другие шесть могил ограды не имели. Некоторые могильные холмы были украшены деревянными моделями субурганов, на ограде висели писаные изображения божеств: Будды, Дархэ и Цзонхавы. По словам местного населения, эти могилы являются усыпальницей тринадцати поколений ханов, управлявших и владевших хошуном Сайн-нойон. До 1922 года могилы охранялись постоянными сменными дежурными. Сейчас стража отсутствует, ограда разрушается, исчезают также и писаные бурханы...
Осмотрев могилы, мы поднялись на соседнюю вершину, увенчанную тремя обо. Отсюда открывалась широкая панорама. Далеко к востоку убегал Онгиин-гол, на юге резко выделялся плоский массив Хан-хохшун-ула в форме трапеции; на северо-западе и севере на гребне водораздельного хребта намечалось три перевала в бассейн Орхона: Битютэн-даба, Хэтрун-даба и Улан-даба.
Вскоре начал падать снег, захолодало, и мы двинулись в обратный путь. Боюсь, что из-за плохого освещения мои снимки с могил и самого хребта будут неудачны. Мы спускались по склонам ближайшего ущелья к горе Чандомын, у подножья которой находилась одинокая могила, с трех сторон обнесенная частоколом. Цэрэн рассказал мне, что, по преданию, здесь покоится прах одного из предков Сайн-нойонов - жестокого и сердитого хана Чандомына, которого будто бы за неприятные свойства его характера похоронили не в общей "усыпальнице" Сайн-нойонов на гребне хребта, а в полном одиночестве и как бы в изгнании.
Вечером все занимались писанием писем и отчетов, с тем чтобы завтра отправить почту в Сайн-нойон.
Неожиданно привезли на продажу юрту, которую мы с радостью приобрели. В палатке становится очень холодно жить, в особенности трудно писать по вечерам, когда стынут руки и ноги.
Весь день шел снег, пришлось прочищать в лагере тропинки. Ночью волки задали нам длительный концерт, встревоживший наших лошадей, жавшихся к палаткам, и собак, без устали лаявших до утра.
На заре -10,7° С, снег хрустит под ногами. Северо-западный пронизывающий ветер. Елизавета Владимировна, как всегда на экскурсии, уверяет, что при ходьбе на воздухе гораздо теплее, чем в палатке. Оба наши переводчика отправились к монголам за второй юртой для моих спутников. Надо скорее всем утеплиться, иначе возможны простуды и всякие заболевания.
Вчера мне исполнилось 62 года. Какой я уже старик! Счастлив, что, несмотря на свои годы, я еще продолжаю делать свое любимое дело, в любимой стране - Центральной Азии.
К полудню вернулся с охоты мой молодой препаратор. Видел и стрелял из винтовки волка на близком расстоянии. Зверь, раненный в живот, упал и стал грызть свою рану. Мой герой-охотник не решился приблизиться к волку (он труслив!) и продолжал стрелять, но безуспешно. Волку надоели частые выстрелы и он ушел издыхать в другое место. За первым зверем шел поблизости второй, которого препаратор также упустил.
К вечеру еще засветло снова выли волки в соседней пади.
Ночью было -12,3° С, к утру наши меховые одеяла покрылись инеем. Юрта еще не налажена, чинится. Утро ясное, теплое. Снег сразу стал таять на солнце. Сороки волнистым полётом спускаются из леса к нашему биваку и целый день бродят около нашей кухни, ссорясь с собаками.
Елизавета Владимировна видела в каменистом сухом русле реки нескольких горностаев и одного добыла в коллекцию. Попалась ей также пролётная завирушка (Prunella montanella).
После обеда совершенно неожиданно прибыл к нам мой сотрудник из южной глаголевской партии К. К. Даниленко вместе с переводчиком той же партии. Они побывали в Улан-Баторе и привезли мне обильную почту. С. А. Глаголев с сотрудниками выполнил полностью мою программу: он посетил Хара-хото, а на зимовку отошел к северо-западу, в горы Ноин-богдо, так как у него на руках не было охранной грамоты - разрешения Китая жить на Эцзин-голе. Сейчас, по словам Давиленко, эта грамота получена и находится в нашем Полпредстве в Улан-Баторе. Непонятно, почему мне до сих пор ее не препроводили?.. Место зимовки глаголевского отряда - горы Ноин-богдо - пустынно и уныло. Животная жизнь крайне бедная, корма для лошадей мало. Даниленко прибыл ко мне, как выяснилось, не столько для связи, сколько для того, чтобы испросить разрешение съездить на месяц в Москву. Меня это сообщение не очень порадовало... Пришлось спешно готовить деловые письма и бумаги - в Полпредство в Улан-Батор, в Москву в Совнарком и в Ленинград.
Мои сотрудники ходили на охоту на аргали. Самих зверей даже не видели, отметили лишь их свежие следы в альпийской зоне хребта, у самого гребня. Там же наткнулись на стайку в 5 особей горных индеек, но из винтовки нельзя было стрелять по этим прекрасным птицам, чтобы не испортить ценной шкурки.
Продолжаем раскопки храмов Олун-суме. Елизавета Владимировна производит съёмку развалин и готовит чертежи. Добыли сегодня глиняный барельеф, изображающий человеческое лицо, с оскаленными страшной улыбкой зубами и с камешком во лбу, а также несколько листов книги с золотым письмом.
Даниленко уехал в Улан-Батор, откуда проследует в Москву.
"Археологи" нашли сегодня большой глиняный санскритский знак и металлический бурхан Будды.
Ездил с Цэрэном в дальнюю экскурсию на юго-юго-восток, через несколько отрогов главного хребта, к историческим памятникам. Дорога была неважная, очень каменистая, местами крутая. На пути мы пересекли речки: Хурэндэль-гол, Шурунгэн-гол и его приток Цаган-гол, вблизи которого залегали сплошной черной массой туфообразные породы. По левому берегу Цаган-гола отметил целое кладбище керексуров. В тальвеге Шурунгэн-гола и по южному склону его долины густо разросся низкий ерник. Почти у самой дороги по Цаган-голу стояла богатая юрта, где, по словам Цэрэна, проживает "лама-бурхан", известный своими "археологическими" изысканиями с целью наживы. Лама будто бы занимался раскопками километрах в 20 южнее озера Гун-нор, в урочище Мунгутэ-ханцагай, недалеко от местного управления, но вместо денежного клада, который он хотел найти, обнаружил "лишь ковры и разные ткани". Меня рассказ Цэрэна очень заинтересовал, но заезжать к ламе в этот раз мне было некогда.
Миновали еще две речные долины и два перевала, покрытые снегом, Ихэрэн-даба и Барун-чулутэ; после чего долго следовали по каменистому ущелью, а затем луговыми косогорами, пересекли большую дорогу из Сайн-нойона в Ламын-гэгэн и наконец пришли в урочище Тараэлэн-хушё - в долине ручья. Здесь оказался целый ряд гранитных человеческих фигур, очевидно стоявших на могилах. Сейчас эти фигуры представляют печальное зрелище: все они разбиты и изуродованы. Головы отсутствуют у всех памятников. Можно различить огромное изваяние мужчины в сидячем положении. Правая рука его поднята к груди, левая (с уцелевшими пальцами и всей кистью) покоится на ноге. Неподалеку стоят две женские фигуры и два изваяния животных. Из земли торчит край гранитной плиты, обрушившейся в яму, вырытую, повидимому, недавно. На ровном месте, несколько в стороне, лежит большая прямоугольная плита серого гранита (с отбитыми краями) с прекрасно сохранившимся сложным орнаментом. На одном гранитном четырехугольном обломке я обнаружил письмена. От площадки, где стоят все эти фигуры, к востоку, по направлению к горам вытянуты в линию вертикально поставленные невысокие столбики из кремнистого сланца. Внимательно осмотрев все фигуры и сфотографировав их, мы почти без отдыха поехали обратно. Последнюю часть пути мы сделали уже при лунном свете и благополучно прибыли на бивак около 8 часов вечера, покрыв в этот день 60 км трудной каменистой горной дороги.
Сегодня вскрыли субурган, неподалеку от нашей стоянки. К сожалению, ничего в нем не обнаружили, кроме двух маленьких глиняных изображений Цзонхавы. На глубине 30 см от поверхности на гранитной плите с красной надписью лежали хадаки и бумажки, совершенно истлевшие. При раскопках была поймана целая семья хомячков - всего 6 экземпляров. Грызуны под субурганом заготовили себе на зиму большой запас сена.
Ездил знакомиться с водораздельным хребтом, у южного подножья которого мы стоим. Рано утром мы двинулись к северо-востоку, вдоль подножья гор, к ущелью Барун-улан. Поднявшись по нему до гольцовой зоны, мы перешли в ущелье Хэтрун-ама, которым и спустились к биваку. Я остался очень доволен поездкой и вполне уяснил себе характер южных склонов водораздела бассейнов рек Онгиин-гола и Орхона. Хребет тянется от северо-востока к юго-западу довольно однообразным плоским валом; выдающихся вершин на нем нет. Средняя высота гребня - 2 570 м. Ширина хребта - около 15 км. Глубина южных ущелий - от 8 до 10 км, при падении - в среднем около 80 м на 1 км. Чем выше, тем падение, конечно, больше, склоны круче. В каждом ущелье северный склон занят лиственичными лесами, к которым в верхней зоне примешивается кедр. Еще выше кедр доминирует, распределяясь отдельными деревьями или небольшими группами. Я видел кедры до 20 м высотой и до 2 1/2 м в обхвате. Кедровый стланец отсутствует, последние деревья просто носят печать угнетения, многие имеют флажную форму, с ветвями, развивающимися лишь с одной подветренной стороны. По дну ущелий - густая урема из тополей, ив, березы и разнообразных кустарников. Южные, солнцепечные склоны каменисты, но богаты луговыми травами, поднимающимися выше лесной растительности. На южных склонах хребта всю зиму снег лежит лишь в лесах, по сиверам. На южных увалах он быстро тает, и скот может пастись почти круглый год.
Хребет носит характерные следы минувшего оледенения. При устьях его ущелий нагромождены морены, как недвижный каменный поток. Под самым гребнем, у истоков речек, синеют альпийские округлые озерки ледникового происхождения. Местами скалы южных горных склонов, в более узких частях долин, сглажены и отполированы спускавшимся ледником.
В ущелье Барун-улан альпийских озерков два. Более крупное - до 1 км в окружности - лежит у подножья россыпей, ниспадающих от самого гребня хребта. Дно и берега его каменистые, частично - из крупного гравия. Из животной жизни я отметил в них лишь мелких рачков. Сейчас озеро было покрыто льдом, за исключением его юго-восточной, наиболее мелкой, части, где лед был совсем тонкий и чередовался с полыньями. Между подножьем гребня хребта и озером зеленели колки кедрового леса.
В горах поражает тишина. За целый день моего пребывания в лесу и в гольцовой зоне я наблюдал только трех беркутов, паривших над долиной, одну ястребиную сову, нескольких сорок у монгольских стойбищ, одного трехпалого дятла, оживленную стайку долгохвостых синиц и слышал голоса чечеток. Млекопитающих мы не видели совершенно.
Вечером к нам приехал монгол-охотник из бассейна Орхона. Интересно, что этому человеку потребовалось написать заявление в монгольское местное управление, а так как грамотного монгола в его соседстве не нашлось, то он прибыл к нашему Цэрэну, как к хорошему грамотею. Охотник, познакомившись с нами, пригласил нас на Орхон, где, по его словам, много аргали (горных баранов) и уларов (горных индеек). Я дал ему некоторое количество патронов, просил его добыть нам аргали и горных козлов и пообещал на-днях посетить его в бассейне Орхона.
С раннего утра мы вчетвером в пути, к перевалу через наш хребет. Едем на Орхон. На заре минимальный термометр показал -7,7° С, но утро тихое, ясное, день будет теплый. Думаю пробыть в поездке около недели.
Вчера, около четырех часов пополудни вернулся из своей экскурсии за хребет. Таким образом, мы отсутствовали 9 дней.
Мы направились перевалом Битготэн-даба; ущелье того же имени - ближайшее к лагерю - имеет очень крутые склоны; русло речки усыпано крупными валунами. Вершина гребня хребта - плоская, каменистая и совершенно безжизненная. Лишь один раз я заметил в серых камнях легкое движение и мелькание белого пятна. С помощью бинокля я удостоверился, что это были улары, быстро удалявшиеся от нас. На ходу у них очень характерно мелькают белые перья подхвостья.
На перевале стояло большое обо, окруженное маленькими кучками камней. Высота Битютэн-даба 2 657 м. Соседние вершины поднимались лишь немногим выше. К северо-западу, в сторону Орхона, открывалась величественная панорама сложной системы горных хребтов. Среди сонма гор выделялись массивы: Гурбан-тэль, где лежат истоки Орхон и Соврак-хайр-хан, с одной (северо-западной) стороны, и Цаган-эргэ, Боро-эргэ и Ирхат-хайрхан - с другой (южной). Самым величественным казался стройный Ирхат-хайрхан, конусообразная вершина которого блестела серебристым снегом. На этом массиве зарождаются две речки: с юга Улястэн-гол и с севера Тамцык-хапцагай, которые вырыли в плато, у подножья вершины, глубокие теснины. Северные склоны последних золотились лиственичными лесами, а южные представляли сплошные каменные россыпи. Улястэн-гол, по мере своего падения, углублял и расширял свое ложе, разрывая боковые выступы и оставляя по сторонам ряд затейливо обточенных, вертикально вздымающихся темных скал; далеко в глубине извивалась серебристо-белая от пены струя воды, не везде доступная ярким солнечным лучам. Кое-где на более отлогих уступах среди отвесных громад приютились кустарники и пышные луговые травы. В самом тальвеге местами темнели т