Козлов Петр Кузьмич - Путешествие в Монголию (1923-1926)

уночи начал дуть сильный норд, принесший облака. Пошел снег. Утро крайне печальное. Ревет буря, все живое куда-то исчезло. Мы кутаемся в шубы и сидим в юрте и в палатках. Около 11 часов неожиданно прибыл К. Даниленко - мой молодой спутник из партии Глаголева, ездивший ненадолго в Москву для свидания с родными. Теперь он привез мне деньги, корреспонденцию и последние известия из центра. Через несколько дней ему надлежит отправиться к месту работ, в Хара-хото. Получил очень интересное донесение от С. А. Глаголева, которому удалось хорошо поработать в Ноин-богдо и съездить на Эцзин-гол. Я особенно доволен, что он сумел сохранить добрые отношения с местным населением.

   Вечером, едва я успел улечься спать, как порыв ветра открыл дверь юрты, сбросил покрышку с отверстия в потолке, и меня тотчас занесло снегом. Пришлось одеться и вместе с товарищами укреплять юрту. Снег продолжал итти всю ночь.

  

   Утро полуясное, с юго-восточным ветром. Все кругом укрыто снегом от 8 до 10 см глубиною. По оврагам и у подножья гор намело большие сугробы. Боюсь, чтобы при таянии этого снега не случилось разлива речки Холт, которая может затопить лагерь. Во второй половине дня, во время вьюги, заметили на речке несколько птиц: камышового луня, степного орла, удода, конька, желтоголовых и белых плисок, рыжегорлого дрозда, чекана и немногих других. По холмам и в соседней полупустыне бродят отбившиеся от стад животные. Монголы целыми днями носятся вскачь, разыскивая заблудившихся коров и лошадей. Спутники заняты откапыванием и очищением от снега багажа и палаток. Ночью мороз -12° С.

  

   С утра - всё та же зимняя картина. После полудня прояснело, скоро запестрели проталины и начали петь жаворонки. За ночь в нашем соседстве погиб верблюд, и теперь на его труп слетелись бурые грифы и один степной орел. Вечер тихий, небо звездное. Долго и с удовольствием гулял перед сном по биваку, размышляя о предстоящих работах экспедиции.

  

   Последние два дня все также холодно и пасмурно. Занят писанием донесений в Москву, а также большого письма - наставления С. А. Глаголеву, с планом работ, который он должен выполнить в Хара-хото. Посылаю в Кремль телеграмму следующего содержания: "Экспедиция Козлова верховье Орхона открыла величественный водопад, глубокий каньон, большие площади лавы, памятники и погребения с оригинальными хорошо сохранившимися орнаментами и печать древнего письма. Обследовала прилежащий Хангай, богатый лесом и дикой животной жизнью, а также горячими целебными источниками. 20 марта Козлов оставил зимовку, направился пустыню Гоби, нашел ископаемые остатки позвоночных, занялся добычей последних. Исследование этого района продлится до конца лета. Пролёт птиц Орок-норе наблюдает Козлова - орнитолог экспедиции. В июне Козлов прибудет в Хара-хото, где ведутся раскопки его помощником Глаголевым".

   Сегодня В. А. Гусев экскурсировал вниз по Холту и принес черепную кость какого-то ископаемого.

  

   Облачное утро со слабым северо-западным ветром.

   Вечером на нашей маленькой речке, которая лишь местами течет по поверхности земли, а затем скрывается под землею, наблюдал пару красных уток и 7 каких-то куликов, похожих на фифи (Tringa glareola). Одна из казарок щипала траву на берегу; кулики, бродя в воде, добывали корм, а некоторые тут же дремали, стоя на одной ноге.

   Ночью снова вода в речке замерзла. На утренней заре было -6,5° С.

  

   К нам прибыл тибетец, захватив письмо от Елизаветы Владимировны с Орок-нора, где он надеялся найти меня, но, не застав, приехал в Холт. Теперь он направится в Ганьчжоу, Синин, Гумбум; там отдохнет до сентября, а затем по большой дороге паломников пойдет в Лхасу. Ужели мне так и не удастся побывать в столице Тибета? С какой бы радостью я принял новое поручение Правительства, чтобы поработать в Тибете. Там я хотел бы и умереть, но лишь после сдачи отчета и написания книги с иллюстрациями о Лхасе. Лишь после этого можно было бы сказать: "довольно, пора и на покой".

   Ну, а пока надо действовать. Елизавета Владимировна пишет, что очень довольна своей работой на Орок-норе, собрала много интересных видов птиц, сделала географическое описание котловины озер; на спутников тоже не жалуется, наоборот, хвалит их. Я очень счастлив, что и в ее отряде все благополучно, и дело исследования разных областей Монголии идет, таким образом, хорошо и успешно.

  

   Погода попрежнему холодная, ветреная, часто перепадает снежок. Сегодня в 8 часов утра -1°С. Сижу в юрте в полушубке и в валенках, совсем по-зимнему. Холод, морозы очень задерживают палеонтологические работы, и это начинает выводить меня из терпения. Продолжаю писание деловых писем и отчетов, а также статей для "Известий".

  

   Первая ночь без мороза. Зелень сразу показалась везде вдоль речки. Радостно приступили к исследованию очередных мест залегания костей ископаемых в береговых обрывах реки Холт. В красной глине все время попадаются кости или их обломки, но ничего существенного, замечательного пока не найдено.

  

   Показалась первая ласточка-одиночка.

   На болоте вспугнул пролетного бекаса (Capeila gallinago). Над биваком протянул журавль-красавка. Видел невдалеке нескольких дроф. По ночам снова стало подмораживать. Каждое утро на речке - тонкая ледяная корка. Днем тепло. В полдень бывает выше 20° С в тени. Сухость воздуха крайняя. На лугах слышно жужжание насекомых. Всё-таки наступает лето.

   Ездил к разрушенному гранитному плато с фигурными останцами, где сделал несколько снимков находящихся там керексуров, отдельных обдутых глыб и рисунков на них. Мне очень услужливо помогал при этом незнакомый монгол, пасший неподалеку овец. Он подошел узнать, что я делаю, и, поняв, старался всячески облегчить мою работу: держал коня, помогал взбираться на круто поднимавшиеся камни и, наконец, указал несколько рисунков, которые я, правда, уже ранее заметил.

   Сделав около 35 км, я вернулся к биваку как раз во-время. 12 мая в 2 часа дня началась сильнейшая западная буря, несшая облака пыли. Солнце скрылось за этой пыльной завесой.

  

   Минимальная температура этой ночью была -8,7° С, речка скована льдом. От теплых дней не осталось и помина, приходится отапливать юрту. Птицы и насекомые снова замолкли.

   Спутники собираются на работы к Сончжи. Мы решили обследовать, эту вершину и произвести раскопки под кирпичной постройкой, описанной мною выше.

   Монголы не только не возражают против наших изысканий, но охотно соглашаются помогать нам, говоря, что им давно хотелось узнать, нет ли в этом месте "клада", но они одни не решались копать.

   В долине речки добыл бекаса (Capella gallinago), наблюдал журавлей-красавок (Anthropoides virgo), пасшихся на лугу, и кулика фифи.

  

   Готовлюсь к отъезду на юг: сначала навещу партию Елизаветы Владимировны на озере Орок-нор, а затем партию Глаголева в Центральной Гоби. В Холте оставлю В. А. Гусева, китайца Фучина и других рабочих для продолжения раскопок. Гусев, кроме того, будет коллектировать в свободное время птиц и растения. Уверен, что этот серьезный и исполнительный человек прекрасно справится со своей задачей.

   Холода продолжаются, речка до полудня всегда подо льдом. Северо-западные ветры не унимаются и только изредка затихают к концу дня.

   Сейчас в район нашего лагеря в Холте прикочевало много монголов. Ранней весной, когда мы начинали работы, население совсем отсутствовало, ютясь в защищенных от ветра ущельях Хангая.

  

  

   Вчера и сегодня потеплело. Днем до 22° С в тени. Сильные западные ветры поднимают пыльные вихри, носящиеся по нашей полупустыне. Все окутано пыльной дымкой. В 6 часов утра покидаю Холт в сопровождении переводчика Цэрэна и монгола Цэрэн Дорчжи. Мы и наш багаж следуем на верблюдах. Везем некоторое продовольствие нашим южным партиям.

   Из урочища Холт мы прошли в долину Гун-нора и остановились в урочище Гунбуртэ у прекрасного родника, окаймленного яркозеленой травою. На своем пути мы пересекли два отрога горок Гонтэн-сончжи перевалами Убурнбулык и Барун-туру. Во всех логах были хорошие пастбища, везде виднелись стада рогатого скота и стойбища монголов. Из птиц отметил чеканов-каменок (Oenanthe oenanthe), грифов и степных орлов. Орлы и грифы кормились на трупах животных, павших во время последних снежных вьюг и холодов. Раз мы были свидетелями неудачной охоты хищника. Темнобурый орел, паривший высоко в небе, начал вдруг снижаться с большой быстротой, вытянув вниз ноги. Он опустился положительно в 10 шагах от каравана, повидимому не поймав добычи, и тотчас прижался к земле, несколько распустив крылья. Поведение его было для меня неясным. Проводник же заметил, что будто бы орлы таким образом нередко подкарауливают у нор пищух. Пришлось лишь пожалеть, что ружье мое было уложено.

   Озеро Гун-нор расположено в обширной котловине, и хотя оно питается родниками, но вода его солоноватая. Глубина озера очень незначительная, берега песчаные. Во время нашего пути дул сильный северо-западный ветер, несший облака пыли. К вечеру стало тихо. На нашей стоянке Гунбуртэ - несколько хороших, богатых водою пресных ключей, бегущих по галечным руслам среди пышной травянистой растительности. На озере и на ключах много индийских гусей, красных уток и куликов.

  

   За этот день сделали очень большой переход в 55 км и подошли к реке Тацин-гол, берущей начало в горах Хангая и сбегающей в соленое озеро - Таци-цаган-нор. В седле пришлось пробыть 12 часов. Мы все очень устали. Местность на нашем пути была однообразна - все та же холмистая степь, местами полупустыня. Вершину Хан-ула мы обогнули с юга, откуда она кажется особенно величественной. Везде видели монгольские пастбища, из птиц несколько раз отметили стрижей и береговых ласточек. Мы вступили в долину Тацин-гол в средней части течения этой реки. Здесь Тацин-гол стремительно несется по галечному ложу то одним руслом, то дробясь на рукава. Местами из воды выступают крупные гранитные валуны, около которых образуются быстрины и водовороты. Берега - то скалистые, то глинистые. Высокие террасы левого берега сухие, правого - низкие - гуджирные, покрытые зеленью, в частности касатиком. Ширина реки от 20 до 30 м, всей долины - до 400 м.

   В сумерках заквакали лягушки и долго свистели кулики-перевозчики (Tringa hypoleucos). Ночь была тихая, ясная. Светил молодой месяц.

  

   Выступили ранним прекрасным утром при полном безветрии. Первые 7-8 км шли вниз по долине Тацин-гол. С запада к реке подошло лавовое плато, круто обрывавшееся к воде конусообразными выступами красных и желтых глин. Выходы глин были накрыты мощным слоем лавы, как массивной кровлей. Вскоре река вступила в каньон, и мы, не доходя его, должны были переправиться на правый берег и дальше следовать по плато среди вздымавшихся по сторонам невысоких лавовых отдельностей. Это интересное плато, известное у монголов под названием Баин-айрак, с доминирующей вершиной Бугу-хайрхан, тянется далеко к западу, как взволнованное море. Следуя к югу, мы вскоре пересекли его, и перед нами открылась широкая полупустынная котловина озер, замыкавшаяся на южном горизонте цепью Гобийского Алтая. Отсюда хорошо и рельефно вырисовывались отдельные вершины: плоская Ихэ-богдо, а восточнее ее - конусообразная Бага-богдо. В пыльной дымке мутно белели снега на вершинах гор. На ночлег остановились в пустынном урочище Хуху-нор без воды и довольствовались привезенной в наших дорожных бидонах,

   За этот день видел на Тацин-голе черного аиста (Ciconia nigra), красных уток, крачек (Sterna hirundo), а по выходе в полупустыню - множество саджей, орла, а также стада хара-сульт (Antilope subgutturosa). Из растений бросались в глаза голубые касатики, карагана со своими золотыми цветами и Reaumurea.

  

   Серое утро, небо в слоистых облаках. Мы пересекаем волнистую, несколько покатую к югу равнину. Поверхность покрыта мелкой галькой, местами почва песчаная. Везде много цветущей караганы. На жалких пастбищах пасутся верблюды, овцы, реже лошади и рогатый скот. Около 10 часов утра подошли к урочищу Хольбольджин-нор с двумя солончаковыми озерками. Вблизи меньшего восточного бассейна возвышался субурган, отмечавший пресный источник Цзогэн-булак. Здесь мы запаслись свежей водой. На ключе отметили несколько красных уток, крачек, чаек, а на озерке - пару пеганок. Мы проследовали между озерками среди невысоких барханов сыпучего песка, поросших караганой, а затем вскоре вступили на столовидную возвышенность, усыпанную галькой. Я нашел целый ряд отшлифованных трех- и четырехгранников. К полудню разгулялся западный ветер, вскоре превратившийся в бурю, которая сильно мешала движению, сбивая караван в сторону. Пришлось остановиться несколько раньше времени на берегу реки Амгэлэн-гол, в монгольской юрте. По словам местных жителей, эта речка впадает в Орок-нор.

  

   Выступили перед рассветом, сначала следуя долиной Амгэлэн-гола, а затем поднялись на высокое плато. Лишь перевалив через горную гряду Хусэ-хамыр, мы увидели впереди на юге голубую гладь Орок-нора. Последние этапы пути пролегали среди песчаных барханов, а затем через участок дерисунной степи.

   Лагерь Е. В. Козловой, расположенный у юго-западной оконечности озера в урочище Далын-туру в соседстве пресных ключей, мы заметили издалека по белой палатке. Нас не ожидали. Елизавета Владимировна уехала на весь день на экскурсию в горы.

  

   Весь день знакомился со сборами, произведенными за весну Елизаветой Владимировной, пересмотрел шкурки птиц, спиртовые коллекции грызунов и пресмыкающихся, а также папки с растениями. В общем остался доволен работой своих сотрудников. На ближайшие дни наметил поездку на лодке для промеров глубин Орок-нора.

   Погода стоит хорошая, днем ветрено, но к вечеру - тепло и тихо. Над степью поют полевые жаворонки, на озере перекликаются лебеди, постоянно слышится характерный голос орлана-белохвоста. Вообще птиц пока еще много. Стаи уток то и дело перемещаются, летя низко над водой, бакланы охотятся за рыбой совместно с крупными чайками, всегда сопровождающими их.

  

   Крепкий северо-западный ветер и изрядные волны всё же не помешали нам пересечь Орок-нор на нашей легкой складной брезентовой лодке с юго-запада на северо-восток. Дно Орок-нора, илистое у юго-западного берега, становится песчаным и твердым по мере приближения к центру бассейна. Не доходя 200 м до северного берега, появляется галька. По нашему пересечению, глубина водоема увеличивалась очень равномерно. В 200 м от юго-западного берега она достигала всего 1 м, в 400 м - 1,5 м, в 600 м - 2 м и, наконец, в 1 600 м - 4 м. Дальше на протяжении целого километра промеры давали почти одни и те же цифры - от 4 до 4,5 м - и только метрах в 100 от северного берега снова снизились последовательно до 2 и 1 м. Во время плавания мы вспугнули несколько стай нырков и наблюдали много серебристых чаек и крачек-ласточек. Причалив к галечной косе северного берега, мы вытащили лодку и отправились на бивак пешком; на пути видели каких-то крупных куликов на болоте.

  

   Мои сотрудники продолжали промеры по диагонали с северного берега на юго-восточный. Результаты - приблизительно те же. Максимальная глубина и здесь не превышала 4,5 м. Таким образом, рельеф дна довольно однообразный с постепенным понижением к центру и к северной окраине котловины. Дно - илистое у южных берегов, песчаное на более глубоких местах и галечное в некоторых районах у северного побережья. В восточной части озера вздымается небольшой - до полукилометра в окружности - островок Хара-доба, покоящийся на галечнике и поросший кустами тамариска. Здесь мои спутники обнаружили несколько гнезд серых гусей (Anser anser). Елизавета Владимировна удачно экскурсировала за вчерашними крупными куликами, которые оказались Pseudoscoloрах semipalmatus и, видимо, здесь гнездились.

   Я фотографировал. Снял озеро, его древнюю каменистую береговую террасу, а также вид на хребет Гобийского Алтая.

  

   Утро прохладное, горизонт сужен пыльной завесой. Вообще, на Орок-норе воздух большей частью не прозрачный. Постоянные ветры несут пыль и песок, проникающие во все ящики, в пищу и засыпающие палатку и юрту, которые приходится ежедневно чистить. На зубах тоже всегда хрустит песок. Сегодня с запада пришла настоящая пыльная буря. В верхнем и среднем поясах гор выпал снег.

  

   Приехала целая компания монголов из местного районного управления. Ознакомившись с нашими бумагами, выданными монгольским правительством, эти люди все-таки обратились ко мне с просьбой не стрелять на "священном" озере и в горах Ихэ-богдо. Все беды нынешней весны - падеж скота, холод, частые бури и непогоду - они склонны были приписать нашему присутствию и охоте на птиц и зверей. Очень долго пришлось беседовать с представителями власти, объясняя, что мы с своей стороны исполняем задание как своего, так и их правительств и не можем прекратить работу по своему усмотрению.

   В конце концов переговоры закончились благополучно. Мне были обещаны животные и проводник для поездки в Эцзин-гол, а орокнорской партии разрешено было перекочевать в Гобийский Алтай для продолжения сборов и наблюдений.

   Елизавета Владимировна принесла из соседних гор гнездо пустынной славки (S. nana) с полной кладкой и добыла при нем самку. Попался также первый щитомордник. Переводчик сообщил о виденных им на южном берегу озера 10 керексурах.

   Мы с Елизаветой Владимировной совершили экскурсию в ущелье Битютэн-ама у подножья главной вершины Ихэ-богдо. День выдался тихий и ясный. Сначала мы пересекли каменистую полупустыню, поросшую кустиками миндаля и караганы, а затем - по сухому руслу и горке Цзэргэлэ - предгорья хребта. На всем пути почва была усыпана острыми осколками породы. Видели пустынных соек (Podoces hendersoni), небольшую группу хара-сульт (Antilope subgutturosa) и зайцев-толаев. От подножья гор озеро было видно очень рельефно. На северном берегу его намечались барханные пески, а дальше к северу в пыльной дымке утопала однообразная ровная каменистая полупустыня. На южном берегу намечался довольно глубокий залив и высокая древняя береговая терраса. Невдалеке от устья ущелья Битютэн-ама на валуне видел высеченные рисунки животных, столь часто встречавшиеся везде на скалах в Монголии. Здесь же отметил несколько керексуров и еще ряд каких-то совсем особых округлых каменных груд до 2 м окружности, резко отличавшихся как от керексуров, так и от обо.

   Сухое русло ручья Битютэн-ама всё загромождено огромными валунами; хорошо видны боковые (висячие) и конечная морена. Всё ущелье несомненно ледникового происхождения и тянется вверх на 12-15 км. В своей нижней части оно достигает 140-150 м ширины, суживаясь по мере подъема вверх. В трех километрах от устья в тальвеге приютилась небольшая рощица тополей, ив и берез. По крутым склонам - довольно густые заросли кустарников. Здесь звонко гремит ручей, который вскоре теряется под землей и не выходит за пределы гор. Разбив лагерь под одной из берез, мы дальше пошли пешком и вскоре достигли узкого каньона глубиною до 40 м и шириною местами до 10 м. У воды, в этой узкой щели виднелись небольшие площади льда. На выступе скалы примостилось орлиное гнездо. Из птиц я отметил уларов (Tetraogallus altaicus), кекеликов (Alectoris kakelik), серых куропаток (Perdix dauriса), горных ласточек (Biblis rupestris), стрижей (Apus pacificus), стенолазов, трясогузок (Motacilla alba leucopsis), чеканов (Oenanthe pleshanka), пеночек (Oreopneuste fuscata), обыкновенных сорок, клушиц, перепелятников, жулана (Lanius isabellinus) и даже бекаса-отшельника (Capella solitaria) и куликов-перевозчиков (Tringa hypoleucos). Из млекопитающих мы видели не раз горных козлов и аргали. По словам монголов, в горах есть волк, лисица и леопард.

   Несмотря на жалкие пастбища, мы нашли в Битютэн-ама несколько юрт; монголы держали сарлыков и овец. Лошадей и верблюдов у них почти не было. На крутом склоне горы в пещере ютился лама-отшельник. Другая пещера была необитаема.

  

   Экскурсировал вверх по ущелью. На противоположном склоне каньона услыхал шум падающих камешков. Взглянув туда, увидел стадо горных козлов. Они, видимо, спускались на водопой, но я им помешал. Все же они вели себя спокойно. Нижняя группа животных - несколько молодых самок и самец - стояли смирно и смотрели на меня. Повыше в скалах шли матки с козлятами и очень крупным самцом - видимо, вожаком. Козлята подбегали к матерям и сосали их на ходу, сильно толкая в живот своими мордочками. Тут же были и прошлогодки. Стадо находилось от меня очень близко, стрелять можно было даже из дробовика, но в руках у меня был только сачок для ловли насекомых. Я думаю, что животных можно было бы даже сфотографировать.

   Около полудня, в самый жар, мы пустились в обратный путь; кони наши шли вниз очень споро, и через 3 часа мы уже достигли лагеря на берегу озера.

   Вечер и первая половина ночи были теплые и даже душные.

   Решаю выехать на Эцзин-гол 3 июня с переводчиком и проводником монголом Цэндэ. Караван будет состоять из пяти верблюдов: 3 верховых и 2 вьючных.

  

   Утро тихое, полуясное. Озеро - как зеркало. Птицы ликуют; наши кони благодушествуют на хорошей траве. Елизавета Владимировна заботливо собирает меня в дальнюю дорогу. Препаратор экскурсировал и принес козодоя (Caprimulgus europaeus unwini), болотную курочку (Porzana pusilla) и живого ежа.

   Перед отъездом пишу последнее наставление Гусеву в Холт, прошу позаботиться присылкой к 20 июля 15 вьючных верблюдов к колодцу Ул-худук на северный склон Гобийского Алтая, куда вскоре перекочует и где будет ждать моего возвращения Елизавета Владимировна. Ночь тихая, ясная, воздух насыщен пылью.

  

   Несмотря на низкое стояние барометра, погода отличная.

   Сегодня провожаю своего холтского проводника Цэрэн Дорчжи домой, снабдив его почтой - письмами моему отряду в Холте, а также корреспонденцией в Москву.

  

   Выступили к югу в три с половиной часа утра. Заря только занималась, зеркальная поверхность озера - сначала огненно-красная - сделалась золотисто-фиолетовой. С восходом солнца стало тепло. Первыми, еще в сумерках, запели жаворонки, затем засвистели на озере кулики, начали с писком летать коньки (Anthus campestris). Закричали лебеди-кликуны, пронесся клекот долгохвостого орлана, а с лугов с гоготанием поднялись серые гуси, перемещаясь с места ночлега на озеро.

   Мы начали медленно подниматься к устью ущелья, которым надо было следовать на пересечение восточного крыла массива Ихэ-богдо. Этим же ущельем (находящимся против урочища Далын-туру) в свое время возвращался из Сычуани Г. Н. Потанин {Имеется в виду путешествие Г. Н. Потанина в 1886 г. См. "Тангутско-Тибетская окраина Китая и Центральная Монголия". СПб., 1893. (Прим. ред.).}. Два часа следовали мы по широкой каменистой бэли, пока не достигли глубоко врезанного в конгломератовую толщу каменистого сухого русла, в которое и спустились. На первой террасе находилось обо, а по середине русла - массивная намогильная насыпь из крупных обломков пород. Решительно везде по нашему пути залегают эти немые памятники далеких предков. Вероятно они имеются и во всех других ущельях Гобийского Алтая, не посещенных нами.

   Благодаря крутому подъему, мы втягивались в ущелье медленно, да и сытые животные после длительного отдыха, в первый день пути всегда быстро устают. Картина вокруг нас была достаточно безотрадна: везде одни камни, зелень почти отсутствовала. Вот посыпались мелкие камешки с крутого восточного склона ущелья: там, в тени, следовали, как призраки, рыжие козлы. По мере подъема скал становилось меньше, открылись небольшие площади альпийских лугов. Внизу появилась жалкая, но прозрачная струя воды, сбегающая с ледника.

   Послышался свист уларов, а одновременно где-то еще выше однообразно закуковала кукушка. Интересное сочетание.

   Вскоре встретили стадо сарлыков, которое гнали вниз две молодые растрепанные монголки. Девушки громко свистели и кричали звонкими голосами, подгоняя, животных, и живо напомнили мне пастухов-тибетцев. Вблизи, западнее нашего пути, стояла одинокая юрта, около которой лаял крупный пес. Лай его красиво отдавался эхом в тихих горах.

   Под перевалом Хустэн-даба мы встретили ламу-богомольца с котомкой за спиною. Глухой древний старец едва тащился по косогору, опираясь на палку. Маленькая девочка лет десяти-одиннадцати самостоятельно гнала небольшую группу сарлыков на южный склон хребта. Она остановилась посмотреть на нас и поговорила с нашим проводником. Потом, держа во рту данную мной карамельку, она указала рукой в сторону глубокого ущелья, где находилось ее стойбище, и уже на ходу промолвила: "Заходите к нам".

   Перевал оказался мягким с признаками луговой растительности. Южный горизонт был закрыт вздымавшимися впереди нас параллельными грядами гор, между которыми залегали пустынные, безжизненные равнины; среди хребтов выделялась столовидная вершина Обонь-шандэ, рядом с источником Хустэн-булак, на востоке темнела вершина Ихэ-тыпши, на западе громоздились высокие массивные горы, примыкавшие к гребню Ихэ-богдо.

   Абсолютная высота перевала - несколько менее 2 800 м {Видимо, значительно ниже. (Прим. ред.).}. Южный склон хребта представлял сплошную россыпь - хаос камней и выветрелых скал розового гранита. Сухие русла ручьев были забиты крупным щебнем и песком.

   Трудный сорокаверстный переход привел нас в конце концов на речку Чэтэн-гол с обильными ключами в ее долине и с зелеными полосами лугов, покрытых ирисами. Мы разбили бивак у красных скал Улан-хошу. Приятно было отдохнуть после десяти часов непрерывного качания в седле на верблюде! Насколько я мог понять, река Чэтэн-гол берет начало у тех же вершин хребта, которые питают ручей северного склона Ихэ-богдо - Битютэн-ама, где мы так недавно экскурсировали.

   Вечером я поднялся на красные скалы, с тем чтобы посмотреть, куда нам завтра придется итти. Но гряды гор были скрыты пыльной дымкой и едва вырисовывались неясными силуэтами. Ночь наступила тихая и облачная.

  

   Утро рассвело облачное, прохладное, ветреное. Выступили рано, едва забрезжил свет. Благодаря густой пыли, наполнявшей воздух, приходилось ехать, что называется, ощупью. Проводник Цэндэ всё же каким-то чутьем без компаса угадывал направление.

   Сначала мы следовали по речке, потом по сухому руслу, поросшему редким тальником. В долине валялся труп хулана, на котором пировали бурые грифы и волк. Один из грифов обратил на себя мое внимание странной ковыляющей походкой. Оказывается у него была частично оторвана (вероятно капканом) одна лапа. Поднявшись на высокий левый берег, мы начали уклоняться от русла к юго-юго-востоку; среди песчано-каменистой пустыни, в восточном направлении, проводник издали указал горки Эрдэни-тологой, где имелись колодцы. Вскоре мы подошли к ним, но не остановились, а направились дальше, в безбрежный пустынный простор. На пути отметили ряд керексуров. Около 8 часов утра увидели впереди вершину Суджи, по которой Цэндэ убедился в правильности взятого нами направления. Чаще стали встречаться табунки антилоп хара-сульт (А. subgutturosa), начался мелкий саксаульник. Вокруг каждого деревца ветры навеяли песчаные холмы, затруднявшие движение, а потому мы взяли курс прямо на юг и вышли на торный торговый тракт из Кобдо в Калган. В саксауле я видел пустынных воробьев (Passer ammodendri). Еще через некоторое время мы достигли урочища Цаган-тологой с многочисленными ключами, составляющими один из истоков реки Лэгэн-гол. В попутном монгольском аиле мы передохнули, подкрепились чаем с верблюжьим молоком и побеседовали с приветливыми хозяевами. Женщины, как старая, так и молодая, занятая расчесыванием "запасных" волос, долго любовались моим обручальным кольцом червонного золота. Старуха попросила даже разрешения подержать его в руках. Я подал ей кольцо, которое она благоговейно прижала ко лбу и, полузакрыв глаза, прошептала молитву.

   Мы расположились при ключе, окаймленном изумрудной зеленью. Отрадное впечатление нарушал труп верблюда, лежавший на лужайке и издававший зловоние. Неподалеку виднелись жалкие пашни, принадлежащие местным монголам. Земля обработана плохо, монгольской сохой, в которую впрягается верблюд. Сеют исключительно ячмень для дзамбы. Около полей имеются маленькие и тоже плохо прокопанные арыки для орошения. Пашню охраняет караульный, который живет здесь же в шалаше.

   Пустынные гряды гор и горок, расстилавшиеся к югу, тонули в густой, печальной мгле. Было душно и жарко. Днем в тени температура поднималась до 35° С.

   Так как наш Цэндэ дальше не знал дороги, нам пришлось обратиться к местному начальству с просьбой дать нового проводника. С трудом удалось найти человека, знавшего пустыню на расстоянии двух предстоящих переходов.

  

   Утро тихое, полуясное. Мы выступаем в 3 часа утра, чтобы избежать самую сильную жару. Впереди нас в широтном направлении протянулись вершинки гор Халтэрэ-нуру - темные, безжизненные.

   Вначале, пересекая долину со старыми и новыми пашнями и болотистой речкой Лэгэн-гол, мы двигались медленно, но дальше, когда за сланцевыми разрушенными высотами началась ровная, песчано-каменистая пустыня, наши верблюды пошли очень ходко. Вскоре мы стали втягиваться в передовые отроги Халтэрэ-нуру, по ущелью - руслу Халтэрэ-ама; миновав колодец с прекрасной водой (Халтзрэ-худук), мы завернули в аил нашего проводника Гендына, где нас угостили чаем с молоком. Южнее Халтэрэ-худука мы следовали в области расчлененных темных гор Халтэрэ-нуру, сложенных из гранитов и сланцев. Многие гранитные отдельности, обработанные ветрами и песками пустыни, имели причудливые формы, напоминавшие фигуры людей и неведомых зверей. Горы то сближались, зажимая караван в узкое кольцо, то снова раздвигались, давая место ложбинам и долинам, по которым ютились кочевники и их стада - лошади, верблюды, овцы.

   К колодцам и источникам вели хорошо натоптанные тропы. В 30 км от Халтэрэ-худука мы отметили хороший источник Хуцэ-булык, вокруг которого были положены каменные плиты и создан маленький бассейн. Еще далее к юго-юго-востоку мы пересекли второстепенную горную гряду и долго спускались по сухому руслу в извивавшемся ущелье с острыми гребнями, пока не достигли нового источника Хулустэн-булак. Здесь, в пределах всё тех же гор Халтэрэ-нуру, на луговой террасе мы разбили лагерь. Вблизи расположилось несколько монгольских стойбищ. Среди обычных в этом районе домашних животных - верблюдов и овец - мы отметили также порядочное количество рогатого скота. По соседству трещали саксаульные сойки, не обращавшие внимания на присутствие людей.

   Ночь была тихая, облачная. Для нас ночи проходят особенно быстро: мы очень мало спим.

  

   Утро облачное. Вскоре после нашего выступления, преодолев узкое каменистое ущельице, мы, наконец, оставили горы Халтэрэ-нуру и поднялись на плоскую возвышенность. Мы шли на юго-восток по мягкой покатости, усыпанной мелкой галькой. Горы расступились. В одном каменистом русле, поросшем дерису и тамариском, имелись лужи воды, что свидетельствовало о близком соседстве еще одного источника. Наш проводник несколько задерживал движение каравана тем, что постоянно отклонялся в стороны от маршрута и долгое время тщетно разыскивал местное начальство, у которого нам надлежало просить нового проводника. Поэтому мы ехали медленно. На пути снова стали попадаться выветрелые, причудливо обдутые серые граниты. Я вместе со спутниками развлекался рассматриванием этих отдельностей, среди которых мы нашли в одном месте сооружение, сильно напоминавшее два рядом стоящие шкафа, а в другом - как бы изваяние гигантского сурка, выглядывающего из норы, и т. д. На пути несколько раз видели небольшие стада хара-сульт, а из дерисуна то и дело выпугивали маленьких зайцев-толаев. Местность продолжала полого снижаться к югу. Бесчисленные сухие русла, заросли саксаула и площади с дерисуном утопали в пыльной мгле.

   Пройдя 25 км, мы остановились на отдых у трех колодцев. Здесь должна была произойти смена проводников. Едва мы развели костер и отпустили на пастьбу своих животных, как в наш лагерь явился местный районный начальник - цагда, который самолично согласился сопровождать меня в горы Ноин-богдо.

   Цагда Дорчжи прибыл на откормленном прекрасном верблюде. Сам он был нарядно одет, с оружием у пояса. Вскоре за водою пришла его жена с ребятишками и, конечно, зашла в нашу палатку, чтобы познакомиться и посмотреть наш обиход. От нового проводника я узнал, что колодец называется "Сухайт", что означает тамариск. Этого растения в районе очень много. Южнее его сменяет саксаул. На дальнейшем пути мы долго шли зарослями этих корявых деревцов, среди которых везде паслись верблюды нашего проводника цагды. Я с удовольствием любовался на них, так как, действительно, при всем моем опыте, редко встречал таких рослых сильных и упитанных животных. Помню, как во время четвертого путешествия в караване Николая Михайловича {Четверное путешествие Н. М. Пржевальского начиналось из Кяхты и Урги в 1883 г. См. его "От Кяхты на истоки Желтой реки". СПб., 1888, и М., 1948. (Прим. ред.).}, состоявшем из 56 верблюдов, было всего два подобных гиганта. Одного из них все мы называли "Серебрянкой"; еще в Гоби, испугавшись чего-то, он разнес ящичный вьюк головного эшелона и после того никогда не позволял вьючить на себя ящики, а соглашался на самый тяжелый груз - серебро,- уложенное в мягкие сумы. Отсюда и его прозвище.

   Из низины с саксаулом мы поднялись на пустынную щебне-галечную платообразную террасу и следовали ею до нового спуска в следующее понижение с порослью того же растения. После часа дня стало очень жарко. Мы с Дорчжи ехали впереди и несколько (быстрее каравана. Через каждые 1 1/2 - 2 часа мы делали маленькую остановку, садились на землю, разувались и отдыхали. Дождавшись вьюков, мы вновь забирались на своих животных и, мерно покачиваясь, следовали дальше.

   В послеобеденный переход мы прошли 28 км (всего в этот день 53 км) и с половины пути увидели на юге силуэты гор Нэмэгэтэ, преграждавших дорогу. Мы остановились на ночлег еще в полосе саксаула, но мягкий подъем к Нэмэгэтэ уже ясно намечался.

  

   Весь вчерашний вечер и первую половину ночи было необыкновенно тихо. Летали ночные бабочки. На полотне палатки я изловил какое-то очень крупное паукообразное, собрал ночниц и улегся спать. Около часа ночи всех нас разбудил внезапно налетевший крепкий западный ветер, с шумом несший песок и гальку. Пришлось вставать, укреплять палатку, а в 3 1/2 часа утра мы уже вновь отмеряли расстояние на своих верблюдах. Ровная покатость с подъемом к югу постепенно превращалась в бэль - сложную сеть сухих каменистых русел,- с более или менее высокими, обрывистыми берегами. Голодные верблюды на ходу срывали побеги саксаула. Через 10 км мы почти достигли подножия главного хребта Нэмэгэтэ.

   Здесь было несколько колодцев, вблизи которых расположились юрты местных жителей. Мы начали подниматься в горы ущельем Улэн-ама, но вскоре должны были остановиться у прекрасного артезианского колодца Улэн-худук, так как надо было снова менять проводника. Колодец лежит на порядочной высоте, под скалами, и известен своей вкусной, чистой водой, не промерзающей и зимою. Горы кругом весьма скалисты, круты и мрачны. Весь день в наше соседство монголы пригоняли скот на водопой. Здесь мы наловили мух, державшихся у лужиц воды, но бабочек совсем не было, если не считать нескольких махаонов, промчавшихся над скалами. Непрерывно дул сильный ветер, много раз менявший направление и, наконец, уронивший палатку на меня, в то время как я мирно заполнял страницы этого дневника.

   Вечером Дорчжи привел нам нового проводника, а сам отправился домой. Мы с ним расстались друзьями, и я обещал навестить его на обратном пути из Хара-хото. Удивительно симпатичный человек - толковый, серьезный, хозяйственный, внимательный! Мне было очень жаль, что он не мог следовать с нами далее. Таких людей не часто приходится встречать...

   Новый проводник разъяснил нам, что дальнейший путь наш будет пролегать не ущельем Улэн-ама, где мы стояли, так как оно трудно проходимо для вьючных животных, а более западным.

   Вечер был необычайно тихий, облачный. Горные козлы спустились с крутизны в наше соседство, но снять их не удалось благодаря быстро надвигавшимся сумеркам. Перед сном ловил бабочек на свет. Видел летучую мышь.

  

   Выступили в 3 часа 40 минут утра - немножко заспались... Утро было чудесное. Восток уже пылал. На севере отчетливо вырисовывался пройденный нами хребет Халтэрэ-нуру и залегавшая между ним и Нэмэгэтэ впадина, поросшая во многих местах саксаулом. Мы старой дорогой спустились из ущелья Улэн-ама к северному подножию хребта и двинулись к западу, чтобы через 5 км снова начать подниматься к югу по каменистому руслу ущелья Хонгэль-ама. Подъем был мягкий на протяжении 15 км до самого плоского лугового перевала Шара-хутук. На перевале не было привычного обо, и далеких горизонтов нам не открылось. Спуск к югу оказался значительно короче (около 10 км) и круче. Скалы южных склонов гор ярко блестели на солнце, словно отполированные темным пустынным загаром. В одном из боковых ущелий северного склона, известного под названием Тусулур (что значит водопад), я отметил небольшую струйку воды, окаймленную кустарниками и травою. Там летали горные вьюрки, горихвостки и чеканы. В альпийском поясе мы слышали голоса уларов.

   Около 11 часов утра мы вышли из гор, и нам открылась обширная панорама. Широким жолобом лежала перед нами впадина или межгорная долина, замыкавшаяся на южном горизонте следующими горными грядами (считая с запада на восток): Тосто, Хошу, Ноин-богдо и Сэврэ. Пройдя немного вдоль южного подножья Нэмэгэтэ к востоку, мы разбили лагерь у двух колодцев Хобрэн-худук. От местных монголов узнал, что в восточной части хребта (Нэмэгэтз) имеются скалы с изображениями зверей.

  

   Ночь была прекрасная, прохладная, ярко светили звезды. Мы поднялись в 1 час ночи, а в 2 часа уже были в пути на пересечение долины в направлении к Тосто. Несмотря на очень каменистую тропу, наш маленький караван двигался быстро. К 7 часам утра мы сделали 23 км и достигли дна котловины, у колодца Оэтэлэн-худук. Здесь проживала партия китайцев торговцев, а поодаль находилось монгольское стойбище. Китайцы, вопреки своим обычаям, показали себя не очень любезными и почтительными по отношению к нам.

   Через 15-18 км мы подошли уже к окраине передовой цепи гор Тосто, тянувшихся с востока на запад. Остановившись отдохнуть в попутном аиле, я неожиданно узнал огорчительную для себя новость. Оказывается произошло недоразумение. Нам следовало итти к колодцу Дэбсык-худук, находящемуся в хребте Ноин-богдо, а наш проводник вел (и почти довел) нас к Дэбсык-худуку гор Тосто. И в тех и в других горах имеются колодцы, носящие буквально одни и те же названия (и в Тосто и в Ноин-богдо имеются как Ихэ, так и Бага-дэбсык). Ошибка эта стоила нам целого дня пути, так как мы сделали 38 км к юго-западу совершенно напрасно, вместо того чтобы итти к юго-востоку. Я тотчас остановил верблюдов, и мы сами стали искать подходящей тропы прямо к востоку, чтобы достичь Ноин-богдо. Такая тропа нашлась очень быстро, и мы направились вдоль северного подножия гор. Между тем становилось очень жарко, надо было передохнуть у воды. Мы остановились у первого колодца - Давэ-худук.

   Надо заметить, что почти все колодцы, залегающие вдоль цепи Ноин-богдо, тщательно выложены сланцевыми плитами; водоносный горизонт здесь неглубок, а вода - прекрасного качества.

   Подкрепившись чаем с дзамбой и покормив верблюдов, мы около 1 часа дня продолжили свой путь по хорошей вьючной дороге, пересекавшей многочисленные сухие русла с довольно высокими береговыми террасами. К югу убегали тропинки, протоптанные домашним скотом; они вели к монгольским аилам, расположенным несколько глубже в горах.

   Когда мы прошли обособленную гряду Зангэт-хайрхан и поднялись на очередную береговую террасу, нам открылась величественная панорама на близкую вершину Хохшу и на целое скопление острых скалистых пиков, окружающих массив Ноин-богдо. В 5 часов дня наш караван остановился на ночлег у колодца Уэльсэн-худук, сделав всего 58 км.

   Проводник, чувствовавший себя виноватым, очень быстро разыскал себе заместителя, и, в конце концов, мы расстались с ним вполне мирно и даже одарили его, по общепринятому у нас в путешествии обычаю.

  

   Серое небо, прохладно. Выступили на рассвете с проводником ламою. Невдалеке, на одном из холмов показалось два хулана, но сразу исчезли. Мы вскоре миновали высокий массив Хохшу с крутыми, иногда отвесными, пустынными склонами и стали приближаться к группе пиков Ноин-богдо, которые у монголов носят название "хано", что значит стена. Главная вершина Ноин-богдо имеет форму трапеции. Тропа постепенно углублялась в горы. Теперь мы шли на востоко-юго-восток. Справа от нас высились, словно взъерошенные, вершины Хулэстэн-ула. Ландшафт тех и других высот был пустынен и печален. Становилось жарко. Верблюды то и дело поднимались на небольшие перевалы и вновь спускались в долины. В одном из крупных ущелий - Обо-сандэм-ама отрадно зеленели заросли дерисуна (чия). Наконец, мы свернули в сухое песчаное русло Куку-довэйн-сайр, где по скалистым склонам лепились тополя, и поднялись по нему до колодца того же названия, где и заночевали. Здесь еще вечером я выловил из колодца сачком прекрасного, видимо только что упавшего в воду, тушканчика. Совсем близко от нас вздымались к небу своеобразные "хано" самых причудливых очертаний, в виде башен, замков, гигантских пальцев и т. п. Ряд таких вершин уходил в даль, к северному крылу Ноин-богдо.

  

   В 4 часа утра мы уже в пути. Утро опять облачное и очень прохладное. Шли вверх по сухому руслу, и через 4 км нам открылась вновь, но уже вблизи, характерная вершина Ноин-богдо. С южной стороны на ней высилось грандиозное обо. Пройдя всего 8 км, мы решили сделать более длительную остановку на поп