Козлов Петр Кузьмич - Путешествие в Монголию (1923-1926)

иду ненастной погоды мы ограничились беглым осмотром развалин Ламэн-гэгэна и остановились в Цзун-риде на ночевку.

  

   Буря продолжалась весь день. Дул северо-западный ветер. Падал снег. Пришлось пережидать непогоду в Цзун-риде, только бедного В. А. Гусева я все же рискнул отправить на сарлыке в наш лагерь, так как ему необходимо было завести хронометры и вообще находиться неотлучно на главном стане экспедиции в мое отсутствие,

   Мы посетили лишь еще маленькую и бедную кумирню, расположенную поблизости, от Цзун-рида, у подножья горы Баин-цзурхэ, на фоне леса.

   В монастыре Цзун-рид всего 15 лам, которые живут в юртах, около храмов. В главном храме довольно много бурханов, писанных на шелку, а металлических совсем мало..

   В левой пристройке монастыря, среди всевозможных бурханов и атрибутов богослужения, хранится ларец с набитыми или засушенными шкурками змей, почитающихся священными. Говорят, что они были переданы в Цзун-рид ламами старого монастыря Ламын-гэгэна. Ключ от ларца со змеиными шкурами хранится в ныне существующей обители того же имени. Раз в год ламы приезжают сюда на свое старое пепелище, совершают какие-то особые обряды на развалинах монастыря, и тогда в их ритуале фигурирует этот ларец и священные змеи. При входе в означенную пристройку на стене около двери нарисованы масляной краской изображения нескольких змей.

   Мы приехали как раз во время богослужения. Из храма доносилось монотонное пение, перемежавшееся со звуками труб. По словам местных лам, развалинам Ламэн-гэгэна не более 300 лет. Никаких преданий или исторических сведений об этом старом монастыре у них не сохранилось.

  

   С утра было тихо, ясно, непогода кончилась. Температура -25,4°. Мы выступили рано и стали подниматься на отлогий перевал Уптэн-дабан. Итти было довольно трудно без дороги и даже без следа по снегу. В оврагах мы застревали, так как наши животные проваливались местами по брюхо в наметённые сугробы, и тогда принимались прыгать. По речкам и ключам снег обледенел и тоже создавал немалые препятствия. До вершины перевала дошли около трех часов дня. Солнце светило ярко, белый ровный снег слепил глаза. Голодные кони и сарлык очень ловко разрывали копытами снег и ели траву, пока мы записывали показания анероида и термометра и фотографировали панорамы к северу и югу. Хвойный лес небольшими колками взбегал по соседним распадкам выше перевала, расположенного в глубокой седловине. Спускались в бассейн Орхона по лесистому ущелью. Здесь лесная зона занимает оба склона и развита пышнее, чем в бассейне Онгиин-гола. Над участками кедровника высились скалы и вершины, лежавшие уже в гольцовой зоне. Ущелье, по которому мы следовали до самого отделения Монценкоопа, протянулось на 13 км. По дну его бежал ручей, скрытый в густой уреме. Монценкооп помещался в деревянной постройке, обставленной очень удобно и уютно. Нас приняли гостеприимно, быстро затопили печь и согрели чай.

  

   Ночь была звездная, морозная, на заре -27,0°. Елизавета Владимировна рано утром отправилась на экскурсию, а я беседовал с монголами о памятниках старины. Мне обещали показать могилу с каменным столбом и еще какой-то "белый камень с изображением змеи", но к этим памятникам путь был далекий, и мне рекомендовали выехать на следующий день как можно раньше.

   Днем на солнце стало очень тепло: 2,5°. В комнате проснулась муха.

  

   Утром -23,8°. С зарею я уже в пути в сопровождении Цэрэна и проводника. Наше ущелье открывалось в долину Орхона, по которой мы и направились к северо-северо-востоку. Мы несколько раз пересекали лавовые потоки, обогнули вершину Сангин-тологой с выходами сланцевых скал и направились на пересечение долины. На скалах Сангин-тологой я отметил целое общество бурых грифов (6-7 особей).

   Орхон протекает здесь по каменистому руслу, сжатому скалистыми выходами. Вода бурлит и пенится, в особенности на крутом повороте течения (от юга к востоку). Ударяясь о скалы, река образует водовороты. Мне говорили, что в этом месте глубокий омут и здесь ловят крупных тайменей. Несколько ниже Орхон выходит на простор, и русло его достигает 80 м ширины. Мы переправились через реку по серебристому, блестящему, гладкому льду, который пришлось предварительно посыпать землей, и стали углубляться в ближайшую широкую боковую долину Айгутэн-гол, к северо-западу. По луговым скатам гор снег лежал слоем в 10 см глубины, а в овражках он достигал 1 м. Вверх по долине пролегала наезженная дорога. По ней оказывается возят лес. Чем выше мы поднимались по Айгутэн-голу, тем круче становилась дорога и глубже снег. По сторонам виднелись монгольские стойбища, всюду пасся скот, выгребая копытами траву из-под снега. Так как все к этому времени успели сильно промерзнуть и устать, мы заехали в ближайшую юрту отдохнуть и напиться чаю. В юрте везде лежали куски бараньего меха и выкройки из бумаги. Оказывается, хозяйка специально занималась шитьем меховых шапок и была известна по всей округе как прекрасная мастерица этого дела. После краткого отдыха мы вновь пустились в путь и через каких-нибудь полчаса достигли первых двух могил. На одной лежала белая известняковая глыба и стояла вертикально темная плита, на соседней могиле - небольшой гранитный четырехгранный столбик с сильно пострадавшим от времени орнаментом. Орнамент был только на верхней стороне памятника. С боков камень был гладкий, а нижнюю сторону нам посмотреть не удалось, так как памятник сильно примерз к земле, и мы не смогли сдвинуть его с места.

   Выше по той же пади, в 10 км, имелась еще могила с памятником, но мой проводник Лхагба отговорил меня от ее посещения. Он рассказал, что несколько лет тому назад монголы пробовали раскапывать это погребение, ничего не нашли и бросили работу, но камень с орнаментом они забросали землей, а потому сейчас, зимой, нам осмотреть его все равно не представилось бы возможности. Я согласился с его доводами, и, сфотографировав обе могилы, у которых мы стояли, а также столб с орнаментом, мы повернули назад.

   На обратном пути, на горе Сангин-тологой попрежнему сидело общество Vultur monachus, а в ближайших скалах я заметил стайку горных вьюрков, как мне показалось Leucosticte gigliolii, и одинокого сорокопута. Лавовые потоки и нагромождения осколков легкой ноздреватой породы мы пересекали уже в сумерки и здесь немного сбились с пути. В этих оригинальных россыпях очень легко заблудиться. Они тянутся широкой лентой по долине Орхона на многие километры, и по ним проложена едва намеченная тропка; ориентирами служат маленькие обо, сложенные из этой же породы вулканического происхождения, которых необходимо строго придерживаться.

   Вчера я позволил себе отдых после утомительной поездки к могилам, а Елизавета Владимировна экскурсировала в лесу. Орхонские леса оказались несколько богаче птичьим населением. Здесь были сойки, ореховки, розовые чечевицы и другие виды, не наблюдавшиеся в лесах бассейна Онгиин-гола.

   Утро было тихое и ясное. Мы выступили с рассветом и двинулись вверх по долине Орхона мимо целого ряда лесистых ущелий (Могойтэ-ама, Мольтэ-ама, Богутэ-ама, Хамыр-ама и др.). Дорога была плохая, большей частью приходилось пробираться среди обломков вулканической породы и лавовых потоков. Русло Орхона постепенно углублялось и, наконец, скрылось в узком каньоне с отвесными боками. Глубина каньона достигала 20 м и более, ширина - 60-80 м. По дну его росли высокие тополя и лиственицы, а также можжевельник и другие кустарники. Река, падение, которой становилось круче, катила свои волны по крупным валунам и была почти свободна от льда, образовывавшего лишь забереги в более тихих местах течения. В глубине каньона был как бы свой особый мир. Луговая долина Орхона, покрытая большей частью снегом, казалась мертвой, а внизу среди древесной растительности раздавались птичьи голоса. Там оживленно кормились рыжегорлые дрозды, овсянки, розовые чечевицы; на воде держались гоголи, по камням бегали оляпки. Каньон сопровождает реку всего 4-5 км, затем постепенно мелеет, сходит на-нет, и русло реки снова выходит в широкую долину. Здесь в Орхон впадает речка Улан, образуя при впадении мощный водопад, низвергающийся с высоты около 16 м струею в 10-12 м ширины. Сейчас водопад представлял массу белого льда, по которой струился незначительный слой воды. Так как водопад местного названия не имел, то я окрестил его водопадом "Экспедиции".

   Переправившись через речку Улан, мы проследовали в ущелье левого берега Орхона - Бургустай, где остановились на ночлег в юрте Монценкоола.

   С раннего утра Елизавета Владимировна поехала обследовать каньон и его заманчивую "парковую" растительность, а я отправился фотографировать водопад и ближайшие окрестности.

  

   Выступили по направлению к "дому". Решили подняться на водораздельный хребет по пади Улан, очень богатой лесом по сиверам и скалами по солнцепечным склонам. По дну ущелья - богатая урема. В верхнем поясе мы вступили в зону лиственичного редколесья, а затем и кедровника. Видели следы косуль, кабанов, лисиц.

   Перевалив хребет, мы спустились в знакомое ущелье Барун-улан и около трех часов дня достигли бивака. В результате мы прошли съёмкой 125 км (съёмку во время пути все время вела Елизавета Владимировна), обследовали небольшой, новый для нас район бассейна Орхона и добыли несколько десятков птиц.

  

   Первые дни марта я провел в Сайн-нойон-курэ, где побывал на монгольском празднике масок, посмотрел их танцы и сделал немало фотоснимков. Повидался также с местными властями и договорился о верблюдах для экспедиции к 20 марта - ко дню нашего выступления на юг.

   На днях к нам заезжал местный житель Цэдэн-Пунцук, занимающийся изготовлением очень изящных предметов из серебра. Он делает женские украшения для волос, серебряные накладки для огнива и т. п. Работа его весьма художественна. Кроме своих художественных талантов, он еще замечателен своим даром "прорицания" и умением шаманить. Цэдэн-Пунцук поднес мне в подарок очень интересную статуэтку Будды, которую он лет 30 назад нашел около развалин Олун-сумэ. В ответ он получил от меня кусок парчи, чем остался очень доволен. В юрте моих спутников он согласился в один из вечеров пошаманить, что и проделал очень удачно {Знакомство с шаманом - ламой Цэдэн-Пунцуком - и процесс камлания описан П. К. Козловым в его "Кратком отчете о Монголо-Тибетской экспедиции Государственного Географического общества 1923-1926 гг.". Северная Монголия, вып. 3, Л., 1928, стр. 21-23. Свидетельства путешественника о наличии шаманства в среде буддистов-ламаистов в Монголии представляет большой научный интерес. (Прим. ред.).}.

  

   Ездил к усыпальнице Сайн-нойон-ханов и сфотографировал могилы. Вечером писал статьи для "Вестника Знания" и для московских "Известий".

  

   Три дня провел в Сайн-нойон-курэ. Занимался фотографией, изготовленные снимки тут же сдавал на почту для отправки в Ленинград и Москву - в Географическое общество, в Академию наук и в Главнауку. По возвращении в лагерь я заметил первых даурских галок, объявившихся поблизости. Меня порадовали подарком дикой кошки, полученной от одного из работников нашей торговой организации, в свежем нетронутом виде. Таким образом, мы сможем изготовить и шкуру и череп по всем правилам искусства. Чувствуется приближение весны. Среди дня температура нередко поднимается выше ноля, показались пауки, на солнце летают мухи.

   Пасмурно и холодно. Минимум -16,0°. Энергично готовимся к выступлению в урочище Холт и далее на Орок-нор.

   Вечером прибыли верблюды для нашего груза. Елизавета Владимировна доканчивает последние статьи для "Вестника Манчжурии" и для ленинградских журналов. Из Хангая за зиму мы написали немало статей.

  

   Производил астрономические наблюдения. Замерз совсем, в особенности досталось рукам. Даже в юрте стало снова холодно, так как дует сильный северо-западный ветер. Весь день топили печь. Писали последние письма перед выступлением. Неизвестно, откуда удастся отправить следующую почту. Спутники до позднего вечера возились с укладкой и налаживанием верблюжьих седел.

  

  

   Выступили по направлению к урочищу Холт ясным утром. Температура воздуха -14°, при резком, холодном северо-западном ветре. Около пяти часов вечера расположились биваком на реке Тармэлэн-гол, пройдя 25 км к юго-востоку. Еще на нашем лагере в Хангае в последний момент неожиданно получили почту с радостными для нас вестями из Совнаркома: экспедиция продлена до октября 1926 года. Оклады с 1 октября 1925 г. увеличены всем старшим сотрудникам в три раза! Это поощрение Правительства вливает бодрость и новые силы на предстоящую летнюю деятельность. Я весь горю стремлением сделать возможно больше, провести работы экспедиции возможно удачнее и плодотворнее во славу своего дорогого Отечества.

  

   Съездил в долину соседней речки Манитэ, сфотографировал там могилу с каменной плитой и камнем с надписью на китайском языке. Караван между тем поднимался к перевалу Тэлэн-дабан, неподалеку от которого выделялась плоская и высокая вершина Хан-хухшин-ула, с пятнами снега в гольцовой зоне. Спустившись с перевала ущельем Тэлэн-гол, мы остановились неподалеку от бокового распадка Ихэ-модо, где есть исторические памятники. Ихэ-модо не особенно богат лесом, как можно было ожидать, судя по его названию "большое дерево". По северному склону я видел лишь негустые лиственичные колки и кусты можжевельника. На луговых склонах я отметил много керексуров разных типов. Кроме того, у подошвы горного ската стояли развалины каменного здания, а выше него намечались выложенные камнями два квадрата: нижний - в 200 м в поперечнике, верхний - в 400 м. По середине каждой стороны ясно обозначались дугообразные входы, где раньше были, по всей вероятности, башни. Монголы говорили мне, что здесь было в древности какое-то китайское военное укрепление. О времени его существования я не мог добыть никаких сведений.

   [Время существования китайской крепости (XIII век) выяснилось по возвращении экспедиции осенью 1926 г. в Улан-Батор, когда китайским ученым археологом Юй Ю-женем была прочтена и переведена надпись, сделанная на камне в урочище Манитэ и сфотографированная П. К. Козловым. Надпись гласила: "По милости его Богдоханского Величества, Бу-ян... главнокомандующий... тысячным отрядом гвардейского корпуса, левого крыла, тысячник Чан-вэн... выступив в поход со смелыми богатырскими войсками, четвертой луны... числа, 15 года Джиу-юань (1275?) в северном направлении, прибыл на место... числа 10-й луны, поставил аилы, построил дворы, применительно к характеру горной местности основал крепость и с помощью канавы отвел из реки воду и устроил озеро.

   Эта крепость по своей прочности может равняться древнему золотому городу - Джиоу-чунг-гуань и каменному форту".

   Охранное войско долгое время пребывало в бездействии и однажды в теплый день вышло на стрельбу. Съехались все чины, и после стрельбы... сказал: "если что-нибудь существует на земле, то оно должно иметь свое имя или название, и не может быть, чтобы что-нибудь существовало без названия. Еще Конфуций сказал: "Название должно быть прочное и точное". По сему вопрос наименования является вопросом великой важности. Между тем, в настоящий момент эта крепость и высокая и красивая не имеет своего названия, и это обстоятельство меня печалит".

   - "Все', что вы говорите, очень правильно. В таком случае - какое же дать название крепости?"

   И тогда гун доложил "Раз волею великих Тенгриев и добродетелью их на тысячи лет мы распространили величие и славу на весь мир и всею мощью подавили восстание, то не подобает ли дать название сему городу: "Военная крепость, распространяющая величие и славу". С этим все согласились.

   Надпись сия поставлена 12-й луны, 5-го дня, 15 года, в правление Джиу-юань великой Юаньской династии.

   Тысячник гвардейского корпуса левого крыла Чан-вэн". - В. К.].

  

   Сделали дневку и экскурсировали в ближайших ущельях, а я фотографировал исторические памятники в пади Ихэ-модо.

  

   Мы вышли в широкую долину Улан-эргэ, где проходит большая дорога из Улясутая в Улан-Батор. При устье реки Тэлэн-гол снова отмечен целый ряд керексуров. В Улан-эргэ видели на степи несколько табунков дзеренов, кормившихся буквально рядом с табунами лошадей. К западу от нашего пути по долине возвышался скалистый массив Ашигэт-хат, увенчанный острыми зубцами и "башнями" причудливой формы. Леса Хангая кончились. Мы теперь были на его юго-восточной полупустынной окраине.

   24 марта. Ночь была холодная, но с восходом солнца мы с радостью услышали пение рогатых и монгольских жаворонков (Melanocorypha mongolica). Последние большей частью распевали, сидя на камне или на холмике, только изредка поднимаясь в воздух. Мы держали путь к прорыву южных гор речкою Мурин и шли косогором, откуда на далеком юге нам открылась цепь гор Гобийского Алтая. Вскоре, у подножья пустынной мелкосопочной гряды, показалась обширная котловина с тремя озерами, самое крупное - восточное - носит название Гун-нор. К нему примыкают обширные болота. Здесь, в урочище Уха-обо, раскинулось стойбище моего знакомого монгольского начальника - Чумыт Дорчжи, который уже давно ждал нашего прихода в его хошун.

   Я был очень тронут проявленным к экспедиции вниманием: нас ожидала прекрасная новая юрта и запас необходимого топлива - аргала. Через, несколько минут после прихода каравана нам принесли целый котел монгольского беленого чая.

   Мы расположились на продолжительную стоянку, так как, по словам Чумыт Дорчжи, в данном районе имеется много палеонтологического материала, залегающего нередко совсем открыто в руслах мелких речек. Надо было проверить эти сообщения, а быть может, и заняться раскопками.

  

   С утра приготовляли подарки для Чумыт Дорчжи и его семьи, а в середине дня отправились к нему с визитом. Мой приятель был болен и лежал в своей богатой, чисто прибранной юрте. Повидимому, он чувствовал себя очень скверно, голос у него был слабый, движения вялые. Тем не менее он любезно приветствовал меня, расспрашивал о моих работах и успехах и выразил уверенность, что я или моя жена ему поможем в его недомогании. Я сердечно благодарил Чумыт Дорчжи за его внимание, за желание содействовать моей экспедиции и поднес ему на память золотые часы. Подарки получили все: старушка-жена Чумыт Дорчжи, его сын и жена сына. Старик подозвал своего сына, шепнул ему на ухо несколько слов, после чего тот подал отцу круглую шляпную картонку, из которой последний извлек две каменные чашечки китайской работы и европейский футляр с дюжиной массивных серебряных ложей. Все это при хадаках было поднесено мне и Елизавете Владимировне. Мы приняли китайские чашки и хадаки, а ложки с благодарностью возвратили владельцам, не вызвав этим никакой обиды. Чумыт Дорчжи несколько оживился и стал вспоминать свое пребывание в Ленинграде, визит ко мне и те прекрасные монгольские, тибетские и китайские коллекционные вещи, которые он у меня видел. В заключение я сфотографировал семью моего приятеля, а Елизавета Владимировна осмотрела раны, оказавшиеся на теле Чумыт Дорчжи, и внимательно расспросила об его болезни.

   Прощаясь со мною, Чумыт Дорчжи сказал, что все его лошади и верблюды в моем распоряжении и что он поручил своему сыну показать мне все интересные в палеонтологическом отношении места.

   В тот же вечер к нам в юрту действительно язился сын Чумыт Дорчжи-Готоп и мы запланировали с ним целый ряд поездок. Прежде всего решили посетить скалистые горы Ашигэт-хат.

  

   Ездил с Готопом и В. А. Гусевым в горы Ашигэт-хат. На пути видели группы дзеренов, которые спокойно паслись, подпуская нас на 200 шагов. В открытой долине я обратил внимание на два керексура, расположенные каждый на отдельном кургане. Обычно эти могилы видишь на совершенно ровном месте или на покатом горном склоне. Ашигэт-хат богат обнажениями гранитов, сильно обдутых, отшлифованных ветром и песком. Форма их весьма причудлива. Гребень массива имеет острые зубцы и пики.

   Готоп показал нам пещеру, носившую все признаки недавнего пребывания в ней отшельника. Здесь висели приклеенные к доскам писаные бурханы - Будда, Аюша, Цаган, Дархэ и др. Рядом лежали камни с надписями "мани" и еще с незнакомыми тибетскими буквами. Вблизи входа - выемка в скале со следами очага. В глубине гор я снял несколько рисунков на скалах - изображения животных, отдельные иероглифы и пр.

   В мелких распадках по вершинам везде красовались обо, во многих местах была написана или вырезана на камне священная формула "Ом-мани-пад-мэ-хум".

   Монголы явным образом обращают внимание на отдельные скалы необыкновенной формы, напоминающие то человеческую фигуру, то голову в шапке и т. п. Складывают на них обо, отмечают письменами и священными знаками и вообще почитают, как нечто непонятное и священное. В одном месте отдельная скала имела форму дома с округлой крышей. Из-под скалы вытекал минеральный источник. В нише на каменной плите стояло шесть изваяний святых буддийского пантеона. По словам Готопа, они были раньше позолочены, но сейчас вся позолота от времени сошла. Перед этой скалой сложено обо, нарисовано "мани". Скала явно превращена в часовню или маленький храм.

   Вообще нужно сказать, что массив Ашигэт-хат очень богат историческими памятниками разных эпох. Почти в каждом ущелье имеются керексуры, плиточные могилы и писаницы на скалах. Кроме того, как уже было указано, на вершинах и на отдельных скалах множество обо и надписей, сделанных, по-видимому, монголами.

   Растительность массива небогата - кое-где у скал лепятся кусты можжевельника, а склоны устилает невысокая трава. Из млекопитающих здесь встречаются аргали, дикая кошка, волк, лисица, хорек и мелкие грызуны. Из птиц, кроме обычных хищников, видел скалистых голубей, кекликов, каменных воробьев, завирушек (Primella fulvescens), рогатых и монгольских жаворонков и немногих других.

   В течение всей ночи и дня температура не опускалась ниже нуля, а в полдень в тени было ,6°.

   После всесторонних размышлений и обсуждений вопроса с Елизаветой Владимировной я решил, что целесообразнее будет планировать предстоящую летнюю работу экспедиции несколько иначе, чем я предполагал. Мне следует сосредоточить свое внимание на палеонтологических изысканиях здесь, в Холте, или, точнее, в урочище Уха-обо, а Елизавета Владимировна отлично справится с исследованием Орок-нора и с наблюдениями весеннего пролёта птиц в озерной котловине. В помощь ей я отпущу препаратора и переводчика.

   Сегодня Елизавета Владимировна навещала больного Чумыт Дорчжи, промывала его язвы (что приходится делать ежедневно) и, по моему поручению, беседовала с ним о могилах Сайн-нойон-ханов, о развалинах Олун-сумэ и Ламэн-гэ-гэн и о других памятниках монгольской истории. Гусев с Готопом ездили осматривать могилу, где когда-то работали монголы кладоискатели. К сожалению, Гусеву не удалось добраться до нужного места, так как речка, встретившаяся ему на пути, так сильно разлилась, что ее нельзя было переходить вброд. Он возвратился в лагерь уже ночью при луне.

  

   Барометр сильно падает. Облачно, тепло. Воздух насыщен пылью. Елизавета Владимировна с утра отправилась в горы Ашигэт-хат за птицами. Остальные спутники заняты снаряжением в путь Орокнорской партии. Всё имущество и продовольствие делим, отдаем орокнорцам лодку, драгу, рыболовные сети - все необходимое для исследования озера. Помимо орнитологической задачи я возлагал на Елизавету Владимировну и географическую, а также просил ее собирать растения и насекомых.

   После полудня прибыли подводчики с верблюдами для Елизаветы Владимировны. Животные в очень хорошем состоянии.

   Итак, в скором времени наша экспедиция будет вести работу одновременно в трех пунктах: Глаголев на юге, в низовье Эцзин-гола, Елизавета Владимировна на Орок-норе, я - в Холте.

   Под вечер я поднялся на невысокую соседнюю вершину Уха-обо, отстоявшую от нашего лагеря в 600 шагах к западу. На юг залегала широкая долина с тремя серебристыми пятнами льда. Это - озера Гун-нор на обширном болоте. Южнее озер простирались с северо-запада на юго-восток гряды холмов, на вершине одного из которых стояло обо. Еще далее к югу вздымалась высокая темная безлесная гряда, за которой белели вершины Гобийского Алтая. На западе угрюмо высился скалистый массив Ашигэт-хат, на севере - пустынный хребет Хангая с вершиной Хан-хухшин-ула. Всюду на золотом фоне прошлогодней травы в ближайшей озерной котловине бродил скот. Птиц не видно было ни одной.

   Елизавета Владимировна в сумерки вернулась из Ашигэт-хата, привезла завирушек (Primella fulvescens), овсянок (Emberiza godlewskii), пищух (Ochotona) и множество клещей, которые впились ей в тело, главным образом, в голову... От монголов мы уже слышали жалобы на клещей, которых особенно много в ближайших горах.

  

   Елизавета Владимировна с препаратором и переводчиком готовы к выступлению на Орок-нор. У них 10 вьючных верблюдов, 3 верховых (для двух подводчиков и переводчика) и 2 лошади - для Елизаветы Владимировны и препаратора.

   Ночью минимум был -3,4° С. С утра - облачно, в воздухе попрежнему пыль, горизонты сокращены.

   В 9 часов 30 минут утра мы с Гусевым уже вернулись в свой лагерь, проводив Орокнорскую партию до ближайшего обо.

  

   С утра облачно и холодно -7,0° С, идет снег, сильный ветер. Мы с Гусевым вспоминаем Елизавету Владимировну и сетуем на то, что сразу после выступления ей приходится испытывать такую неприятную весеннюю бурю с метелью. Весь наш багаж занесен снегом, его намело целые сугробы. Мы весь день топим печь в юрте, я сижу в теплом бараньем полушубке.

   К ночи разъяснело, воздух стал необычайно прозрачным, ветер стих, морозит, снег хрустит под ногами. Температура -12,6°.

  

   Три дня потратил на поездку в урочище Чамалхайнэн-худук, где расположен торговый пункт Монценкоопа.

   2 апреля я выехал из своего лагеря в сопровождении монгола-проводника и направился сначала котловиною Гун-нора, затем долиной речки Гардэн-гол, следуя к юго-западу, в сторону Гоби. Последний этап пути проходил по сильно пересеченной местности. Гряды холмов и незначительных поднятий с плоскими перевалами сменяли друг друга. До урочища Чамалхайнэн-худук оказалось 50 км. Отсюда очень хорошо виден Гобийский Алтай и ближайшая к югу относительно низкая горная цепь Ушюк, которую несколько загораживает небольшой массив - Тэг.

   У колодца расположено монгольское стойбище и юрта Монценкоопа. Вода в колодце прекрасная. Мощность водного горизонта до 50 см. Кругом расстилается степь с жалкой травой. Местами поверхность земли усыпана мелкой окатанной галькой разных оттенков. Даже монголы обращают внимание на красоту этой гальки, собирают наиболее красивые, с их точки зрения, образцы, а дети катают камешки, заменяющие им игрушки.

   В Монценкоопе я познакомился с очень почтенным монголом - Самбагарва. Это - местный доктор, лечащий главным образом травами. В его аптечке я увидел, кроме того, очень разнообразные предметы: шкурку головы и шеи бородача-ягнятника, несколько змеиных и рыбьих шкурок, летучую мышь, сухие корни и стебли растений и множество костей ископаемых животных. Кости он добыл путем раскопок в урочище Баин-улан-цап. Заметив мой интерес к палеонтологическим остаткам, Самбагарва, не задумываясь, подарил мне все свое собрание.

   Из расспросов выяснилось, что местность Баин-улан-цап находится в 40-50 км к юго-востоку от Чамалхайнэн-худук. Еще далее к югу также имеется богатое ископаемыми урочище Лун-тэг.

   3 апреля я сделал небольшую (до 30 км) экскурсию в урочище Куйтун, лежащее к югу от массива Тэг. Здесь я осмотрел и сфотографировал "Чуктоп-чулу" - плиточную могилу с гранитным изваянием человека, от которого уцелели лишь голова и основание фигуры.

   У южного подножья горы Тэг залегало 8 могил с каменными насыпями. Самая высокая могила (до 2 м) - предпоследняя к западу. Южнее западной окраины Тэга находилось 4 керексура - квадратной и округлой формы.

   Сегодня, на обратном пути, подъезжая к Гун-нору, видел на озере серых гусей (Anser anser), красных уток. Воздух насыщен пылью, дали скрыты.

  

   Теплый, но ветреный день. Температура в 1 час дня ° С. Везде виднеется свежая трава. Сегодня занят писанием писем, а завтра намереваемся перекочевать поближе к реке Холт, где думаю начать палеонтологические раскопки. Меня очень занимает эта новая область, в которой мне еще не приходилось работать. Ничего, попробуем! Вспомнил сейчас почему-то краткую надпись, которую сделал мне когда-то на своей фотографии друг Н. М. Пржевальского, генерал И. Л. Фатеев: "Вперед, юноша!". И я всё стараюсь итти вперед и вперед... Много времени протекло с тех пор, а я как сейчас вижу перед собой маленькие номера в Столярном переулке No 6 (Ленинград) и родные образы Пржевальского и Фатеева, слышу их оживленные голоса... Приятно вспоминать прошлое, но и мучительно... К вечеру в наш лагерь прибыл Готоп с верблюдами и погонщиками.

   От Уха-обо мы двинулись к востоку, по слабопересеченной местности полупустынного характера, а затем постепенно перешли на юго-восточное направление. Вскоре вступили в сухое русло, где нередко встречались глинистые и конгломератовые обрывы. В глине мы нашли несколько раковин моллюсков. Вскоре увидели родник и около него разбили лагерь. Местность вблизи родника называется Холт. То же название носит и сухое русло речки. С большим трудом удалось поставить юрту. Северный ветер превратился в настоящую бурю и мешал устраиваться на новом месте.

   Кругом виднелись стойбища монголов, стада овец, табуны лошадей.

   Ночь была полуясная, с минимумом в -12,5°. Утро ясное, прохладное. Я сразу после чая пошел вниз по сухому руслу и в одном из обрывов обнаружил сначала несколько раковин, затем верхнюю челюсть грызуна, а рядом основание рога какой-то антилопы, крупный позвонок млекопитающего и несколько зубов. Пока мы занимаемся сбором подъёмного материала и знакомимся с окрестностями. Я сделал несколько фотоснимков с обрывов до их раскопок.

   После обеда начали раскопки первого правобережного обрыва. Материала добывается очень много. - Больше всего костей черепа какого-то крупного животного и бивней весьма значительных размеров {В Холте, по определению сотрудницы Палеонтологического института Академии наук Б. И. Беляевой, были найдены кости следующих ископаемых животных: Chilotheririum, Hipparion, Aceratherium, Tragocerus gregarius, Gazella sp. Cervus sp., Hyaena gigantea, Ictitherium и др. Все эти животные относятся к третичной, так называемой гиппарионовой, фауне и датируются верхним миоценом или нижним плиоценом (Е. К.).}.

   От нашего родника бежит маленький ручеек. Вчера он был покрыт льдом, а сегодня я уже слышу его журчание.

  

   Небо ясное, холодно. Оживленно поют жаворонки. Совсем рядом с нами держится пара красных уток. Видел сегодня во время экскурсии по ручью двух дроф в степи, черноголового чекана и завирушку.

   Раскопки продолжаются. Попрежнему попадаются одни только черепные кости. Гусев извлек массивную нижнечелюстную кость. Палеонтологический материал расположен в красноватой глине, иногда среди глины и конгломератов, и лежит плотным слоем, который очень трудно разбивать, не повреждая самих объектов. Мешает работе и мерзлая земля.

   Кругом нас печальный полупустынный ландшафт, в воздухе всегда пыль. Безотрадная картина! На ее фоне особенно радостно слышать песни жаворонков. Сегодня с утра вверх по речке следуют стайки чибисов.

  

   Сегодня Гусев принес мне несколько ребер и кости задней конечности. Замечено, что палеонтологический материал гораздо лучшей сохранности залегает на глубине полуметра от поверхности земли, где начинается уже мерзлота.

   Ночь теплая 5,5° С; выли волки.

   Перед восходом солнца подморозило -2,0°. На раскопках сегодня больше всего продолжают встречаться огромные ребра. Фотографировал обрыв. Высота его всего 2 м. Костеносный горизонт расположен на высоте немногим более 1 м над дном сухого русла. В некоторых местах, видимо, были оползни, почва смыта, и кости лежат под тонким слоем земли, выдаваясь маленькими бугорками.

   К закату солнца прибыли подводчики, доставившие отряд Елизаветы Владимировны на Орок-нор вполне удовлетворительно.

   Письмо Елизаветы Владимировны очень интересное. Озеро Орок-нор еще покрыто льдом, но есть уже полыньи, на которых скопляются пролётные стаи птиц. Много гусей, уток и лебедей. "Сейчас под вечер, - пишет Елизавета Владимировна, - слышен крик лебедей-кликунов, нежное "трюк-трюк" шилохвостей и голоса свиязей. Красные утки летают всё время со своим стоном.

   Все эти голоса напоминают Асканию-Нова {В Аскании-Нова П. К. Козлов впервые побывал до революции, а в 1917 году он был назначен комиссаром этого степного заповедника и во многом способствовал сохранению здесь редких животных. См. его работы: "Аскания-Нова в ее прошлом и настоящем". 1914, Государственный заповедник Аскания-Нова. "Вестник знания", 1928, No 15 и 17. Государственный заповедник Аскания-Нова. "Научный работник", 1928, No 1. (Прим. ред.).}, но только здесь гораздо лучше, так как из двери палатки открывается беспредельная гладь озера, за которым вздымается белая Бага-богдо. Чудесно!"

   С раскопок мне принесли большую берцовую кость и много позвонков, а также коленную чашечку, затылочную кость и целый ряд ребер.

   Экскурсируя вверх по сухому руслу, я обнаружил два родника, с прекрасной прозрачной водой. Теперь я уверен, что водой мы будем обеспечены и летом.

   Кроме красных уток, в нашем соседстве держатся еще коршуны и вороны. Ежедневно проносятся стайки больдуруков-копыток.

  

   Всю ночь шел снег, намело целые сугробы. Утром вьюга продолжалась. Ничего не видно и не слышно кругом. Где-то прячутся теперь жаворонки, прекратившие весеннее пение?

   Буря затихла лишь во вторую половину дня. Показалось солнце. Гусев вместе с переводчиком Цэрэном ходил вниз по сухому руслу Холт. В пяти километрах к юго-востоку наметили два значительных обрыва, в которых есть палеонтологический материал.

   Думаю, что мы закончим раскопки нашего первого обрыва по правому берегу дней через 5-6, а тогда перейдем к исследованию других мест, которых мы обнаружили немало.

  

   Урочище Холт. Ночью температура опускалась до -8,5° С, при полном штиле и ясном небе. Утро рассвело также прозрачное, холодное, но после восхода солнца подул слабый норд, усилившийся во вторую половину дня.

   Воздух наполнился пылью, солнце светило тускло, небо заволокло серой пеленой. Одни полевые жаворонки нарушали тишину своим пением. До сих пор зелени на наших холмах почти нет.

   Спутники мои продолжали раскопки в обрыве No 1. Как в нем, так и среди подъемного материала по ближайшим скатам и равнинам пока попадаются кости одного и того же типа.

   Приезжал Готоп - сын Чумыта Дорчжи, просил лекарства для своего отца, сильно простудившегося во время последней снежной бури.

  

   Сегодня пасха. Невольным образом нахлынули на меня воспоминания об этом дне и о весне вообще в родной сердцу Слободе в далекие времена моего светлого юношества и тесного общения с незабвенным Н. М. Пржевальским. Ясно представил себе глухие смоленские леса, ночевки в лесу с охотниками (кумом Иваном и кумом Стефаном), волчий концерт по соседству и рассказы Николая Михайловича о своих путешествиях.

   Весна в Холте меня удручает холодами и ветрами, а также незначительными успехами в области палеонтологии. Но я бодрюсь и надеюсь на всё прекрасное. Скоро станет теплее, природа оживет. Всё на этом свете преходяще.

   У нас опять в гостях проезжие монголы, которые появляются почти ежедневно, разыскивая в холмах и равнинах отбившихся от стад во время последних бурь животных. Удивительно, что кочевники до сих пор не в состоянии приспособиться к климатическим невзгодам - не заготовляют для скота сена, не строят загонов - и в результате в зимнее и весеннее время теряют значительную часть своих стад {Ныне араты Монгольской Народной Республики в значительном количестве строят загоны для животных, а заготовка сена приняла массовый, хотя и не повсеместный характер (Прим. ред.).}.

   Весь день был опять ветреный, к вечеру стало тише, небо покрылось тонкоперистыми облаками.

  

   Утро почти ясно, с порывистым северо-западным ветром.

   Видел пару коньков, желтую плиску и удода. Барометр сильно падает, но я все-таки завтра намереваюсь съездить на вершину горы Сончжи и осмотреть каменное изваяние человека, о котором мне рассказывал знакомый монгол Ламаджап.

  

   Облачно, на северо-западе дождевые тучи, дали скрыты.

   За мною приехал Ламаджап, и мы отправились верхом к востоко-юго-востоку от лагеря, пересекая бесчисленные холмы и залегающие между ними однообразные ложбины, зеленевшие редкой травой. На выходах скал резвились пищухи. Через полтора часа увидели вершинку с одним "главным" и с семью "второстепенными" обо. В затишье, под скалами, впервые в эту весну отметил бабочку крапивницу. От главного обо открылась соседняя к северо-западу вершина, увенчанная "сончжи" - маленькой кирпичной постройкой. Поднявшись к ней, я увидел довольно обширную панораму. На западе вблизи блестело покрытое льдом озеро Гун-нор, дальше едва выделялись горы: Хан-ула, Ашигэт-хат, Уха-обо. На севере маячили хангайские вершины - Хайрхан и Хан-хухшин-ула. На востоко-юго-востоке лежал наш Холт с биваком экспедиции. На северо-востоке расстилалась обширная полоса, покрытая мелким гравием, среди которого высились обдутые ветрами гранитные останцы причудливых очертаний, в виде башен, плит, матрацев, грибов и др. Там же, по словам Ламаджапа, находилось несколько керексуров. На юге намечались контуры горных гряд, протянувшихся с востока на запад, но Гобийского Алтая совсем не было видно из-за пыльной дымки.

   Постройка, известная среди местного населения под названием сончжи, сложена из сырца цвета светлой глины. Это - пирамидальное сооружение из трех ступеней, с прямоугольным (с неравными сторонами) основанием. По общим очертаниям оно напоминает субурган. Вокруг сончжи сложено восемь обо. Ламаджап, как и другие монголы, с которыми я беседовал об этой постройке, говорил, что, по преданию, здесь похоронен "большой начальник хотон", метис монгола и китаянки.

   Сделав фотоснимок с сончжи, мы направились к стойбищу Чумыт Дорчжи, чтобы навестить больного старика и передать ему некоторые лекарства. После недолгих разговоров и чаепития мы с Ламаджапом поехали в его аил, прямо на восток. Тропинка проходила как раз около матрацевидных гранитов, которые я отметил с вершины сончжи. Мы находились, как я понимаю, на разрушенном обширном плоскогорье. Покатая равнина с мягкими холмами представляла море крупнозернистого песка. На вершинках высились гранитные останцы, кое-где украшенные примитивными, вырезанными на камне рисунками, изображавшими горных козлов, всадников на конях и пр. Очертания этих фигур светлее гранитного фона и издали видны яснее, рельефнее. Вблизи рисунок кажется расплывчатым. У окраины плато находилось несколько керексуров - два округлых и несколько прямоугольных. Один из последних, обставленный небольшими вертикальными плитами, я сфотографировал.

   Домой вернулись в сумерки. Не доезжая лагеря, отметил большую стаю серых журавлей, летевших к северу. Я сильно устал, в особенности потому, что мне попалась очень "тряская" лошадь с крупным шагом. По горам протянулись целые стены снеговых туч. Дул пронизывающий северо-западный ветер. Сидя в палатке, нередко мерзнешь больше, чем в Хангае в начале марта. Часто вспоминаю нашу зимовку в Хангае. Хотелось бы еще поработать в верховьях Онгиин-гола летом, более тщательно исследовать животную жизнь горы Хан-хохшун-ула. Занимает меня и находка человеческого черепа, кости которого показались мне необычайной толщины. Этот череп был вынесен дождевым потоком и найден в русле ручья в урочище Ихэ-модо. Неплохо было бы осмотреть еще раз и это урочище.

  

   Сплошная облачность с утра. Температура на заре -6,7° С

   Речка Холт подёрнулась льдом. Жаворонки прекратили пение. Соседняя полупустыня тиха и мертва. Холод сильно мешает нашим палеонтологическим поискам. Промерзшая почва не дает работать. Спутники отправились на сбор подъёмного материала: Вечер ясный и тихий, воздух прозрачный.

  

   С пол