и ко всем моим старшим и младшим сотрудникам, которые изо дня в день, невзирая ни на какие невзгоды, свято и беззаветно выполняли свой долг. Одни из них умело и самоотверженно работали на дне курганов - в полутьме, в холоде и грязи, часто с риском для жизни производили выборку научных сокровищ из погребальных помещений. Другие - в горах или степи, не зная устали, неделями и месяцами эксурсировали с планшетом или ружьем в руках, с копалкой для растений или сачком для насекомых. И во всех случаях своей разнообразной жизни - с успехом или с неудачей - мои спутники возвращались в главный лагерь, твердо зная, что они могут поделиться с товарищами своими переживаниями, что они во всех встретят сочувствие. Путешествие и научная работа среди природы, ее широкого простора, роднят и сближают людей, и в то же время воспитывают и приучают к сознательному выполнению своего долга перед Родиной.
В одиннадцать часов утра покидаю Улан-Батор. Утро серое, довольно мрачное.
Прибыл в Алтын-булак, где был очень гостеприимно встречен нашим консулом. В Троицкосавске прожил два дня, прочел публичную лекцию о работах экспедиции в Монголии. Осмотрел местный музей, и с особым вниманием остановился у витрины с находками из кургана в Ноин-ула. Здесь оказалось несколько бронзовых предметов, мелкие кусочки золота, два образца серой шелковой ткани, прядь волос, кусок нефрита, золоченая пряжка и немногое другое.
Выехал на Верхнеудинск. Очень приятно было ехать по льду реки Чикой, через ее острова, а дальше по Селенге, где тоже по льду - чудесная ровная, накатанная дорога. Перегоняли обозы с мясом и шкурами, а навстречу везли все больше муку и керосин.
Уже в полной темноте добрались до первой цели путешествия - города Верхнеудинска. Проезжая под мостом через Селенгу, едва не попали в прорубь, только окрик встречных пешеходов заставил нас во-время остановиться.
С утра отправился к управляющему делами Совнаркома. В Совнаркоме решили, когда и где я сделаю доклад о результатах наших исследований. Я буду выступать на съезде учителей, который как раз открылся в Верхнеудинске.
20 декабря. Лекция сегодня прошла у меня особенно удачно. Причиной этого была, вероятно, аудитория, состоявшая из учеников-студентов техникума и преподавателей, прибывших на съезд. Слушатели оказались необыкновенно внимательными, они не спускали с меня горящих глаз и ловили каждое слово.
Ранним утром мои новые знакомые и старые друзья усадили меня в курьерский поезд. В Иркутске я был удивлен и порадован приветом от студентов-востоковедов Иркутского университета, приславших к поезду своих делегатов. Внимание молодежи всегда очень трогает.
Приехал домой в Ленинград и сразу огорчился известием, что мои археологические коллекции, оказывается, не прибыли со мною в багаже, а преспокойно остались в Верхнеудинске. Такая задержка очень досадна. Пришлось говорить по телефону с Верхнеудинском, просить немедленной высылки коллекций.
Вечером поехал в Географическое общество. Делал доклад о достижениях Монголо-Тибетской экспедиции. Иллюстрациями послужили фотографии и планы курганов в разрезе. Совет Географического общества постановил передать всю археологию в Русский музей, где сейчас находятся предметы, вывезенные мною из Хара-хото. Виделся с близкими мне по духу людьми Ю. М. Шокальским, В. Л. Комаровым, Г. З. Грумм-Гржимайло, А. А. Достоевским и др.
Устроил у себя в кабинете маленькую выставку археологических коллекций, которые я привез в ручном багаже. Сотрудники газет и журналов, посещающие меня, сделали с них хорошие фотоснимки. Был у С. Ф. Ольденбурга, где встретил А. Е. Ферсмана, А. П. Карпинского и других академиков. Со всеми перемолвился несколькими словами. Сергей Федорович был необыкновенно мил и любезен. Показывал мне прекрасно изданные работы Штейна {Aurel Stein - английский археолог и исследователь Восточного Туркестана и Внутренней Монголии. В 1924 г. вышла его "Innermost Asia" (Сокровенная Азия). Оксфорд.}. Я передал Ольденбургу экземпляр моей книги "Монголия и Амдо" для отправки этому путешественнику-археологу.
Часто посещаю Зоологический музей и уже сдал специалистам энтомологию, коллекции птиц и зверей. К сожалению, многих зоологов нет - они в отпуску.
Побывал в Русском музее, виделся с А. П. Баранниковым. Для коллекций из Ноин-ула приготовляется место рядом с Хара-хото.
Сегодня в Зоологическом музее разбирал птиц сборов Елизаветы Владимировны и очень порадовался, что орнитологи заинтересовались многими видами, между прочим уральской совой из Сугнурских гольцов, которая оказалась новым подвидом.
Меня посетил астроном Пулковской обсерватории А. А. Кондратьев, отец моего лучшего спутника. Он благодарил меня за доброе отношение к его сыну. Я просил Александра Александровича доставить мне солнечный хронометр. Получил приветственную телеграмму от Украинской Академии наук. Вечером снова побывал в Географическом обществе, беседовал с Ю. М. Шокальским и В. Л. Комаровым по поводу устройства выставки наших коллекций в здании Общества. Решили подготовку к выставке всей археологии вести в Русском музее.
Получил телеграмму за подписью управляющего делами Совета Народных Комиссаров: "Правительством назначена комиссия для рассмотрения отчетов Монгольской экспедиции и дальнейших планов ее работ. Комиссии поручено заслушать отчет о работе экспедиции и рассмотреть план дальнейших ее работ, выяснить все организационные вопросы, рассмотреть финансовый отчет и решить вопрос о распределении коллекций".
Весь день меня беспокоили разнообразные посетители и не давали работать.
С. Ф. Ольденбург привез мне из Москвы письмо от управделами Совнаркома, в котором была вложена копия постановления Совета Народных Комиссаров Союза ССР от 10 января 1925 г. об образовании комиссии для рассмотрения отчетов и планов Монгольской экспедиции П. К. Козлова. Состав комиссии следующий: акад. С. Ф. Ольденбург, акад. А. Е. Ферсман, представитель Географического общества, по выбору этого общества, акад. В. Л. Комаров, директор Зоологического музея Академии наук А. А. Бялыницкий-Бируля, акад. А. А. Борисяк, геолог И. П. Рачковский, Б. Я. Владимиров, полпред СССР в Монголии А. Н. Васильев, два представителя Наркоминдела и один представитель Наркомпроса.
Первое заседание комиссии назначается на 31 января в Ленинграде в 2 часа дня в Малом конференц-зале Академии наук. Повестка дня намечена следующая:
1. Общий доклад П. К. Козлова о работах экспедиции и о достигнутых результатах.
2. Доклад члена экспедиции Н. В. Павлова о ботанических работах.
3. Доклад проф. В. И. Крыжановского о минералогических работах в районе Улан-Батора.
4. Доклад проф. Б. Б. Полынова о почвенных изысканиях в районе Улан-Батора.
5. Предположения П. К. Козлова о дальнейших работах экспедиции.
Был на заседании в Географическом обществе, где моряк Н. Н. Матусевич {Н. Н. Матусевич - ныне вице-адмирал и заместитель председателя Географического общества Союза ССР. (Прим. ред.).} делал доклад о сооружении Полярной геофизической обсерватории на Новой Земле. На этом заседании Ю. М. Шокальский приветствовал мое временное возвращение из путешествия, богатого по своим научным результатам, в особенности в области археологии.
В. И. Крыжановский зазвал меня к себе в Минералогический музей и демонстрировал привезенные им образцы из бассейна Толы. Я получил большое удовлетворение не только от количества и качества минералогической коллекции, но и от разностороннего ее научного освещения, которое очень талантливо дал мне Владимир Ильич.
Посетил Эрмитаж, где смотрел археологические коллекции из Сибири. Сибирский звериный орнамент очень напоминает изображения, вытканные на ковре, добытом нами в Ноинульских курганах.
Провел утро в Русском музее у С. И. Руденко. Ноинульские коллекции только что были доставлены ему и сложены в кабинете директора. С. И. заверил меня, что будут приложены все старания к тому, чтобы наилучшим образом подготовить археологические находки к выставке в Географическом обществе. Вечер провел у А. П. Семенова за литературными разговорами.
В Зоологическом институте просматривал с Н. Я. Кузнецовым наши сборы чешуекрылых. Н. Я. особенно доволен коллекцией ночных бабочек, в которой оказалось много редкостных видов. При мне с почты принесли два ящика с птицами и спиртовыми сборами.
В Русском музее реставрируют лаковые чашечки, разглаживают ткани, которые сейчас приобрели уже совсем другой вид.
Вечером читал лекцию в Географическом обществе. Белый зал был переполнен, даже на хорах все места оказались занятыми. Молодежь неистово хлопала, махала платками и кричала какие-то приветствия. В общем, доклад прошел очень удачно. После доклада все устремились на выставку. С. Ф. Ольденбург сказал мне, что гобелен "Всадники" - это "жемчужина" всей коллекции. И. А. Орбели больше всего нравится подгробный ковер.
Мне как-то жаль и досадно, что никто из моих спутников не мог присутствовать в этот вечер в Географическом обществе!
С большим интересом провел вечер в Географическом институте, где был годичный акт. Отчет читал А. А. Григорьев, затем выступал Советов, а последним держал речь Ю. М. Шокальский на тему "Географ - как исследователь природы". Юлий Михайлович говорил очень вдохновенно и умно. В заключение А. Е. Ферсман сказал несколько слов и очень мило приветствовал меня.
В 2 часа дня началось заседание Правительственной комиссии в Академии наук. Идя на заседание, я в воротах встретился с А. П. Карпинским, и на мой вопрос: "Куда же Вы идете, пойдемте на заседание", Карпинский ответил: "Меня не особенно приглашали, да к тому же я очень занят". По отзыву С. Ф. Ольденбурга, привезенные нами коллекции стоят по меньшей мере в три раза больше того, что было затрачено Правительством на нашу экспедицию.
Был на заседании в Академии наук. С. Ф. Ольденбург очень увлекательно и интересно сделал отчетный доклад о работах Академии за истекший год.
Со мною разные лица ведут разговоры о том, куда же, все-таки, лучше передать Ноинульские "курганы" - в Эрмитаж, или в Русский музей. Мне бы хотелось видеть их в последнем, хотя я имею основание быть на Русский музей в обиде.
В одно из моих посещений я заметил, что в собрании Хара-хото отсутствует изображение докшита. На мой вопрос А. П. Баранников имел мужество признаться мне, что это изображение пострадало от наводнения...
Прочел публичную лекцию в Географическом обществе, а на следующий день выехал в Москву.
В Кремле состоялось заседание подкомиссии по делам экспедиции. Говорили немного и деловито. Решили напечатать возможно скорее, с фотографиями и цветными таблицами, предварительный отчет о выполненных в Монголии работах. Я встретил сочувственное отношение к моему плану проработать предстоящее лето в Гобийском Алтае. Будут испрошены дополнительные кредиты в 20 тысяч рублей.
Навестил своих старых друзей Загоскиных (племянница Н. М. Пржевальского). Меня поразила теснота их жилища: словно склад мебели. Вечер с интересом провел в обществе А. Е. Ферсмана - моего соседа по общежитию. Он собирается в Америку, а оттуда на Сандвичевы острова.
Имел беседу в Наркомпросе с М. Н. Покровским {М. Н. Покровский в то время был заместителем наркома просвещения (Прим. ред.).}. Он, между прочим, заметил, что орудие для добывания огня - деревянная пластинка с дырочкой и деревянная же палочка (добытые в одном из курганов) - являются ритуальными предметами.
Во вторую половину дня меня навестил В. Л. Попов, которого я был искренне рад повидать. Это мой старый приятель и тоже путешественник {В. Л. Попов - военный географ и путешественник, исследовал Северную Монголию в 1908 и 1910 гг. Автор работы "Через Саяны в Монголию", Омск, 1905 г., и других трудов. (Прим. ред.).}.
Виделся в Главнауке с Ф. Н. Петровым, который посоветовал отложить все хлопоты по новым сметам экспедиции до свидания с представителями Наркоминдела и выяснения дальнейшего маршрута экспедиции. Восхищался моими письмами из Монголии, которые, видимо, развлекали его после утомительных занятий.
Говорил также с Л. Е. Берлином по поводу намеченных мною баз для работ в Гобийском Алтае и в Цайдаме. Получил извещение, что завтра мне назначено быть в Наркоминделе.
Из разговоров в Наркомате иностранных дел я вынес какое-то неопределенное впечатление о перспективах экспедиции. Говорят, что Китай не дает нам визы для следования даже в Хара-хото в Центральную Гоби, а не только в Цайдам... Много интересного сообщили мне о Тибете. Ламы в Лхасе сильно враждуют с тибетской армией и с ее водителем Намганом. Намган всецело опирается на англичан. Был момент, когда командующий тибетской армией был арестован ламами и посажен в башню. С другой стороны, существует вражда между таши-ламой, которому покровительствуют китайцы, и далай-ламой, которого поддерживают, будто бы, в настоящее время англичане. Результатом всех этих разных влияний и течений являются вечные распри, раздор в столице Тибета.
Вечером навестил Евгения Михайловича Пржевальского, брата моего великого учителя. Старику 82 года. Он не может работать и, повидимому, нуждается.
Заходил ко мне В. Ф. Новицкий, побывавший в свое время в Монголии, Восточном Туркестане, Ладаке. Мне очень приятно было повидаться со старым другом, но очень жаль, что он выглядит плохо; боюсь, что его мучает какой-нибудь скрытый недуг {В. Ф. Новицкий - русский географ, много путешествовавший по Азии. В Монголии был в 1906 г., когда обследовал восточную часть страны. Автор большого труда; "Путешествие по Монголии...", СПб., 1911. В Восточном Туркестане и Ладаке, Кашмире, Каракоруме побывал в 1898 г., в результате чего опубликовал книгу "Из Индии в Фергану". (СПб., 1903. Записки по Общей географии, т. 38). (Прим. ред.).}.
Был на докладе своего приятеля В. Л. Попова - "Географический очерк Сибири в связи, с проблемой дальнейшего изучения",- который он читал в секции изучения Северной Азии. Меня избрали почетным председателем данного собрания. Сказал вступительное слово, обрисовал деятельность Попова, который на протяжении 13 лет изучал Алтай, Саяны, Урянхайский край и северо-западную Монголию в географическом, этнографическом и экономическом отношениях. По окончании докладов, стоявших на повестке дня, собрание упросило меня сделать краткое сообщение о моих работах в Монголии, что я и исполнил.
Писал план дальнейшей деятельности Монгольской экспедиции для представления его в Наркоминдел. Вечером делал доклад о достижениях экспедиции в Доме ученых. Из-за большого стечения народа было очень душно, и мне трудно было говорить. Присутствовали все чины Монгольского представительства, что доставило мне большое удовольствие.
Сдал финансовый отчет Монгольской экспедиции и план предстоящих ее работ. Покупал кое-какое дополнительное снаряжение - главным образом охотничье.
Вечером снова повторил свой доклад в Доме ученых. Приглашают в Смоленск для прочтения лекции о результатах экспедиции, но я пока не дал определенного ответа.
Опять пришлось выступать все на ту же тему в большом зале Политехнического музея. Поступило много просьб от желающих принять участие в экспедиции.
Поздно вечером навестил своих друзей Загоскиных - родственников Н. М. Пржевальского.
Заходил в ботанический кабинет Университета, где осматривал гербарий и библиотеку. Пришел в восторг от прекрасного состояния и порядка того и другого. Видел уникальные издания, из которых особенно понравилась монография тропических орхидей. Просил Н. В. Павлова выделить дубликаты наших ботанических сборов для Московского университета.
Виделся с С. Ф. Ольденбургом, который просил сделать доклад в Академии наук. Придется съездить в Ленинград, а затем снова вернуться в Москву для окончания экспедиционных дел.
Вечером в Историческом музее было заседание Научной ассоциации востоковедения и Общества филологов, на котором сделал очередное сообщение о своих последних исследованиях природы и археологического прошлого Монголии. Присутствовавшие археологи, не видав ноинульских коллекций, старались с моих слов ознакомиться с ними возможно полнее, и задавали очень много чисто специальных вопросов, на которые ответить было трудно, тем более, что мои находки еще не подвергались точному определению и детальному изучению.
27 февраля-7 марта 1925 г.
Выехал в Ленинград, а 6 марта получил из Улан-Батора от своего помощника С. А. Кондратьева радостную телеграмму: "Мокром кургане очищена внутренняя камера. Много нефрита, тканей. Оригинальные предметы: большой ковер в орнаменте, иероглифы и мелкие изображения грифона, рыси, пятнистого оленя. Разработку продолжаю. Приветствую Вас".
Речь идет о том кургане суцзуктинской группы, который все не давался нам: вода препятствовала его окончательной разработке. Мы много раз приступали к откачиванию воды, но наши машины не могли с ней справиться, и приходилось вновь и вновь бросать работу. Недаром я никогда не оставлял надежды довести раскопки Мокрого кургана до конца, и во всех своих письмах к сотрудникам напоминал о необходимости снова попытать счастья в его разработке.
Мне прислали из Москвы интересную газетную вырезку: "Монголы - русским ученым". В связи с четвертой годовщиной Монгольской народно-революционной партии Ученый комитет Монголии на торжественном заседании шлет в лице известного исследователя и путешественника П. К. Козлова привет всему ученому миру СССР. Монгольский Ученый комитет уверен, что взаимоотношения научных работников СССР и Монголии еще больше укрепят дружбу обоих народов".
Получил большую почту из Улан-Батора. Подробные донесения о работах в Мокром кургане. Посылаю своим спутникам следующую телеграмму: "Всех приветствую, поздравляю, благодарю. Верхний курган оставьте. Окончании работ "Мокром" телеграфируйте. Еду Москву четырнадцатого".
Читал опять лекцию о достижениях экспедиции в певческой капелле. Были главным образом члены Секции научных работников.
Получил телеграмму из Улан-Батора об извлечении неповрежденной глиняной урны высотою в 90 см. Вечером меня посетил П. П. Сойкин,- издатель журнала "Вестник знания". Просил дать ему статью о работах экспедиции.
В большом конференц-зале Академии наук СССР я доложил о деятельности моей экспедиции за 1924-1925 гг. Заседание открыл С. Ф. Ольденбург. После меня выступали с докладами: Полынов, Крыжановский и другие. Заседание затянулось до позднего часа. В антракте, когда я еще был на кафедре, фотограф сделал несколько снимков всего переполненного зала.
Я снова в Москве и вечером читаю лекцию.
При посещении Комиссариата иностранных дел познакомился с нотой Монгольскому правительству. Наше правительство благодарит Монгольское правительство за содействие моей экспедиции, которая благодаря этому достигла высоких научных результатов. Выражается надежда, что Монгольская Народная Республика и впредь будет относиться к экспедиции Козлова весьма доброжелательно.
Меня осаждают просьбами желающие принять участие в моей экспедиции. Ежедневно приходится беседовать но этому поводу с представителями московской молодежи. Некоторые юноши произвели на меня самое лучшее впечатление, но я стремлюсь к тому, чтобы исхлопотать разрешение на выезд в Монголию географу С. А. Глаголеву, которого я хорошо знаю. Кроме того, собираюсь взять в экспедицию на второстепенные роли Николая Пржевальского (внука Владимира Михайловича Пржевальского и внучатого племянника великого путешественника), а потому приходится отказывать просителям.
Вообще в Москве живу в непрерывной суете. Кроме деловых свиданий и приема многочисленных представителей прессы, ко мне постоянно приходят родственники моих спутников, самые разнообразные почитатели, слушатели моих докладов и, наконец, старые друзья. Совсем не удается собраться с мыслями, написать статьи для газет и журналов в течение дня. На это уходит часть ночных часов. Чувствую, что я устал, надо ехать обратно в свой археологический лагерь. Необходимо дождаться китайской визы на проезд в Цайдам, а также новых ассигнований. Эти дела невозможно закончить быстро.
Днем был в Кремле у управляющего делами Совнаркома. Узнал, что решено мою экспедицию продлить с дополнительным ассигнованием в 22.000 рублей.
Был на заседании ВЦИК'а, где мне было предоставлено слово. Я сообщил о новых находках в Мокром кургане, поблагодарил за доверие Правительства и распрощался.
Повидимому, С. А. Глаголеву будут во-время выданы нужные документы: разрешение на выезд в Монголию и заграничный паспорт.
Вечером читал последнюю лекцию в этот приезд в Москву - в Военной академии, где имеется научное географическое отделение, в почетные члены которого меня тут же избрали. Аудитория была переполнена исключительно одними военными. Было очень приятно, слушатели проявляли большой интерес к моей работе.
День прошел в хлопотах по закупке дополнительного снаряжения и получению денег, ассигнованных на экспедицию. Луначарский назначил мне свидание на завтра, но едва ли я сумею побывать у него. Вечером отправился на званый ужин в Монгольскую миссию. Было много тостов за успехи Монгольской экспедиции, за процветание Монгольской Народной Республики и другие.
Боевой день. Надо заканчивать дела. С утра был в Совнаркоме, получил нужные бумаги на продление работ экспедиции в 1925 году. С ними пришлось ехать в Наркоминдел за нужными подписями, без чего они не были бы действительны. Право на следование в Цайдам и дальше будет выслано мне позднее, как только получатся благоприятные данные из Китая. Надо визировать паспорта и брать железнодорожные билеты. Приехал С. А. Глаголев, уже зачисленный в экспедицию моим старшим помощником. Я очень рад и счастлив, что мне удалось обеспечить его участие в наших работах. Он сразу приступил к разным делам и вошел в курс последних приготовлений.
Выехал из Москвы вместе с Глаголевым и Колей Пржевальским 25 марта, а 31 марта в полночь высадился в Верхнеудинске.
Дорога на Улан-Батор неважная. Реки еще не разошлись, но по льду не везде можно переправляться. Ушедшая сегодня к югу машина провалилась в Селенгу, к счастью на неглубоком месте, так что ее благополучно вытащили лошадьми.
Рано утром выехали в Улан-Батор и в 4 км от Верхнеудинска провалились в протоку Селенги. Долго барахтались в воде, пока не вытащила нас попутная машина. Пришлось вернуться обратно в город, так как наш автомобиль испортился. Снова надо ждать пока найдут новую машину; как все это скучно, надо было ехать по крайней мере на две недели раньше.
Не дождавшись автомобиля, доехал до Троицкосавска (215 км), в обыкновенной бричке. В Географическом обществе меня ожидала телеграмма от С. А. Кондратьева о новых находках в "Верхнем" кургане, и о желательном свидании в Боротай (почтовая станция на тракте Троицкосавск-Улан-Батор, ближайшая к нашему археологическому лагерю на Суцзуктэ).
Прочел доклад в Троицкосавском отделении Географического общества. К сожалению, плохой фонарь с керосиновой лампочкой не мог дать хорошего отображения диапозитивов.
ВОЗВРАЩЕНИЕ В УЛАН-БАТОР И ВЫЕЗД В КИТАЙ
Наконец добрался до Улан-Батора, где на складе экспедиции нашел все в полном порядке. В тот же день, узнав, что полпред А. Н. Васильев собирается уезжать в Китай, съездил в Полпредство и доложил Алексею Николаевичу о результатах своего пребывания в Москве и Ленинграде. А. Н. проявил большой интерес ко всем моим успехам, расспрашивал подробно о всех разговорах в Кремле и в Академии наук и порадовался за экспедицию, которой будет дана возможность в скором времени выступить в глубину Монголии. Назавтра полпред уехал в Пекин.
Сегодня удалось отправить в Суцзуктэ моих спутников, прибывших со мной из Москвы: С. А. Глаголева и Н. В. Пржевальского. Пусть там на деле ознакомятся с работами экспедиции и примут в них активное участие.
Меня навестил охотник и рыбак И. Д. Тугаринов. Рассказал, что в верховьях Толы, где он сейчас живет, начался пролет гусей-гуменников, объявилось и несколько сухоносов (Cygnopsis cygnoides). Вообще весенний пролёт идет оживленно.
Заходил Доннир - представитель Тибета. Прежде всего он сообщил мне, что в Лхасе все благополучно. Далай-лама здравствует, так же как и его ставленник - глава Тибетского правительства - Намган.
Писал предварительный отчет о новых археологических открытиях в Ноин-ула, для Академии наук.
Впервые в эту весну видел большую стаю серых журавлей, пролетевших над Улан-Батором, в северо-западном направлении. На массиве Богдо-ула снег почти весь стаял. Небольшие полоски его видны лишь у самого гребня. Весною, в это лучшее время года, в Улан-Баторе неприятно: воздух наполнен пылью и зловонием от гниющих везде отбросов.
Прибыл в Суцзуктэ, где ознакомился с громадной работой, проведенной моими спутниками за время моего отсутствия в центре. Рассмотрел все планы, диаграммы раскопок, профили, фотографии и наконец новые археологические объекты: один лучше другого. Вместе с С. А. Кондратьевым наметили план заключительных раскопок.
Был в нашем Полпредстве на банкете, где присутствовало около 50 человек. Мне очень понравилось выступление одного старого монгола, который сказал приблизительно так: "Всю мою долгую жизнь я наблюдал и изучал свой народ. Хорошо знаю весь его уклад и быт, его бедность. Никогда не мыслилось, что этому народу тоже выпадет счастье еще при моей жизни узнать счастье свободы, гордость творчества собственной судьбы.
Теперь весна, разгуливает ветер, образуются палы, сжигают люди ветошь. Мне представляется, что также вот и все наше отжившее, одряхлевшее, покрытое пылью предрассудков, сгорит, уничтожится, и на его месте вырастет молодое, сильное, новое, восприимчивое к культуре, и поведет народ по новому пути: к труду и просвещению".
После обеда была музыка, монголы разошлись и искренне шутили, смеялись, пели.
Ночь была бурная, с юго-западным ветром и тучами пыли.
Стоят облачные холодные дни, часто перепадает снежок, но весна идет - появились насекомые, летят желтые плиски. Разрешения на поездку в глубь Монголии от нашего представителя в Китае все еще нет. Думаю, что мне следует самому съездить в Пекин, чтобы ускорить все это дело. Кроме того, мне очень хотелось бы посмотреть эту часть Китая, посетить древнюю его столицу, а заодно также Калган и Тянь-цзинь.
Поездка в Китай решена и налажена. Сегодня выезжаю на автомобиле. Едем через Восточную Гоби на Чойрэн - Удэ - Калган, всего около 1 000 км.
Сначала дорога долго шла по пересеченной местности, среди горных складок, затем мы вышли на степной простор, ограниченный лишь на горизонте с юга дальними высотами. Настоящей дороги нет. Вдоль линии телеграфных столбов видны наезженные в твердом грунте автомобильные колеи. Населения почти нет, изредка по 2-3 юрты стоят у колодца, и пасутся стада баранов. Много сурков, везде их норы, по сторонам на столбах часто видел орлов и соколов, даже не взлетавших при следовании автомобиля. В неглубоких впадинах расстилались зеркала соленых озерков, на них отдыхали пролетные утки и кулики. По степи много жаворонков рогатых и монгольских, изредка видели дроф. У обрывов - пустынные чеканы, удоды. Часто встречались верблюжьи караваны, груженные чаем. Уже вечером в темноте въехали в горы, где стоит Чойрэн. Здесь телеграфная станция. Отдохнув около часа, мы отправились дальше, через галечную пустыню. Дорога такая ровная, что в машине можно прекрасно дремать, несмотря на скорость езды. Остановились только на утренней заре в пустыне, сплошь усыпанной окатанной разноцветной галькой, на станции Удэ.
Удэ расположено у подножия высот, сложенных сильно выветрелыми кремнистыми сланцами. Кругом тишина, населения никакого. Через 1 1/2 часа отправились дальше. Через 30 километров въехали в горную гряду с ущельем, по которому бежала речка. Приятно было видеть кустарники, площадки зеленых лужаек и даже 2 полузасохших корявых тополя. По мере удаления к юго-востоку местность утрачивала характер ровной пустыни и становилась все более пересеченной. По гребням невысоких горных гряд высились серые выходы скал, на дне долин стояли озерки воды, на которых отдыхали пролетные утки. Над сухими руслами летали крачки, монгольские зуйки (Charadrius mongolus). Много раз за истекшие дни встречали стайки копыток. 10 мая впервые заметили ящериц.
Быстро промелькнула перед нами котловина Ирэн-дабасу с кирпично-красными глинистыми береговыми обрывами, где работала американская палеонтологическая экспедиция Эндрюса.
Впервые показались китайские пашни. Начались селения, многолюдство. По дорогам бродят черные свиньи, пасутся ослы. Вдали на востоке видна горная гряда, за которой лежит Калган. Спуск с перевала крутой, в глубокую долину, сплошь занятую хлебными полями, которые лепятся и по склонам гор.
Воздух наполнен лёссовой пылью.
В Калгане пробыл один день и ночью 12 мая выехал в Пекин по железной дороге, а в 7 часов утра уже был в столице Китая.
Побывал в Китайском университете, познакомился с некоторыми профессорами, в частности с археологом, и внимательно осмотрел небольшой археологический музей.
Состоялся мой доклад о Ноинульских погребениях в аудитории Пекинского университета. Слушатели отнеслись ко мне очень внимательно; по окончании доклада задавали много вопросов. Произошел оживленный обмен мнений.
Сегодня я был в "Храме неба". Вошел в ворота в высокой каменной стене, за которой оказался большой темный парк. Высокие кипарисы и арчевые деревья сплошным насаждением окаймляли одну прямую дорогу, которая вела к молитвенному месту. На открытой площадке, усыпанной песком, возвышалась обширная круглая терраса белого мрамора, к которой со всех сторон вели такие же белые ступени. Терраса была пуста. Говорят, что это место предназначалось для жертвоприношений... Поодаль виднелось еще мраморное возвышение. Круглые террасы белого мрамора, окаймленные низкими резными колоннами легких балюстрад, составляли как бы пьедестал. В центре последней наиболее высокой террасы высилась ажурная беседка с синей черепичной крышей. Вместо стен со всех сторон - окна с тонкими резными переплетами и украшениями. В середине беседки - богдоханский трон, по сторонам - резные ширмы, за которыми стояли кресла министров.
Был также во дворце-музее, где любовался многочисленными уникальными художественными предметами из нефрита, фарфора, красного лака и бронзы.
Вечером делал доклад в нашем Посольстве.
Был на рауте в Китайском университете. До ужина слушали лекцию Андерсона об его археологических изысканиях в Ганьсу, на Куку-норе и в Ордосе.
Во вторую половину дня ездил осматривать летний дворец с пагодами, храмами, беседками и прекрасным садом с озерком. Кто-то сообщил, что в озерке рядом плавает большая змея. Все заинтересовались, вышли посмотреть, а когда я извлек змею шестом из воды, и, перетянув ей шею ниткой, спрятал в холстину, чтобы приобщить лишний объект к нашей коллекции, все присутствовавшие монголы и китайцы преисполнились страхом и боялись ко мне подойти.
Вечером я выехал в Тянь-цзинь. На всех станциях продавали много цветов, всего больше - роз. Тянь-цзинь - очень чистый, богатый торговый город. Я пробыл в нем три дня и к 20 мая вернулся в Пекин.
Вечером состоялся в нашем Посольстве раут в мою честь. Пришлось специально для этого случая обзавестись соответствующим костюмом - смокингом и лакированными ботинками, которых мне никогда в жизни еще не доводилось носить. Все было очень торжественно. Стол на 30 приборов был весь усыпан розами. Среди приглашенных были американцы, англичане и китайцы. После обмена приветственными речами взял слово представитель Китая. Он сказал, что китайский научный мир очень уважает русских ученых, в особенности очень ценит Владивостокский восточный институт, но скорбит душой о том, что целый ряд рукописей, касающихся манчьжурской династии, находится (после Боксерского восстания) в руках русских. Оратору было отвечено, что такие ценные рукописи надежнее всего хранить в научных собраниях Советского Союза...
Сделал доклад в Пекинском посольстве об открытии Хара-хото в 1907-1909 гг. во время моей Монголо-сычуанской экспедиции.
Распрощался с нашим представителем в Китае и завтра уезжаю в Монголию.
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЭКСПЕДИЦИИ В РАЙОНЕ УЛАН-БАТОРА
Я возвратился в Улан-Батор. По дороге, между станком Чойрэн и Улан-Батором удалось добыть 14 крупных соколов (Falco cherrug), сидевших на телеграфных столбах, и четырех мохноногих сарычей (Buteo hemilasius); птицы не боятся автомобиля, и их очень легко добывать. По приезде на базу мы принялись за спешную препарировку прекрасной добычи.
Дома меня ожидал мой помощник С. А. Кондратьев, несколько дней тому назад прибывший из археологического лагеря на Суцзуктэ. В ближайшем будущем Кондратьеву надо будет поехать в Ленинград, чтобы лично доставить новые, недавно добытые из курганов коллекционные материалы, а пока мы с ним договорились о необходимости разработать еще одну могилу в ущелье Гуджиртэ.
Заходил проститься американский исследователь Р. Ч. Эндрюс, завтра уезжающий в далекий путь. Мы условились встретиться с ним в окрестностях Бага-богдо (Гобийский Алтай), где Эндрюс собирался заняться палеонтологическими раскопками.
Виделся с А. Н. Васильевым, с которым очень приятно и интересно поговорил. А. Н. сказал, что, по словам нашего представителя в Китае, разрешение экспедиции следовать за пределы Внешней Монголии обеспечено. Принципиальная договоренность с Китаем была достигнута еще во время моего пребывания в Пекине. А. Н. предлагает осуществить экспедицию на автомобилях. Мы долго рассуждали о маршруте и наметили конечным пунктом северное подножие Нань-шаня. А. Н. также хотел бы принять участие в подобной поездке, но, конечно, не на долгий срок.
Последние дни занимался сортировкой, записями и упаковкой зоологических и археологических коллекций, готовя их к отправке в Ленинград - частично с Кондратьевым, а большей частью с курьером Полпредства. Сегодня выехали с А. Н. Васильевым в Суцзуктэ, куда я так давно стремлюсь.
Поездка вышла очень торопливой, пребывание мое в археологическом лагере слишком кратковременным - всего один день. Удалось только посмотреть работу на шурфе, уложить материалы, выслушать доклады спутников и распрощаться. Вся беда в том, что полпред не мог задержаться на более продолжительный срок, а я был связан его автомобилем. Ведь средств передвижения из Суцзуктэ в Улан-Батор, в сущности говоря, нет. Наем лошадей в Мандале стоит очень дорого, приходится экономить средства.
Проводил в Убулун вверх по реке Тола Елизавету Владимировну, которой пришлось отправиться в эту далекую экскурсию на таратайке с китайцем-возницей.
Долго рассматривал новые подгробный и потолочный ковры из Суцзуктэ. На обрывках тканей удалось различить не встречавшийся еще мотив серебристых рыбок, плавающих в сосуде. Интересен костюм - широкий халат и необычайно широкие панталоны, заканчивающиеся войлочными полусапогами. Остановили мое внимание и металлические барельефы овцебыка и диких коз.
Меня навестил только что прибывший в Улан-Батор профессор Б. Я. Владимирцов. Он собирается ехать в Восточную Монголию на верховья Толы и Керулена для установления старинных монгольских названий местностей. Гости поведали мне, что вскоре приедет в Монголию Б. Б. Полынов.
Проводил в дорогу в Ленинград С. А. Кондратьева, который увез с собой большую часть наших коллекций.
Пробыл в Убулуне, на реке Тола, выше Улан-Батора, где в течение нескольких недель вновь работала Елизавета Владимировна. Мне показалось очень интересным, что Елизавета Владимировна в лесистой уреме Толы наблюдала в течение ряда вечеров тягу вальдшнепов.
В Улан-Баторе непрерывно льют дожди, иногда бывают грозы, с самого начала июля. Начинаем переговоры о найме животных для нашего общего выступления двумя отрядами - к югу и к западу. Сортируем и делим снаряжение. Мне предстоит еще поездка в Суцзуктэ, а там надо будет в первую голову отправить к югу от