Крашенинников Степан Петрович - Описание земли Камчатки. Том первый

Борзя от Нижней в 5 верстах вышла с западной стороны из того ж хребта с Нижней Борзею и от переезду верстах в 3 в Аргунь впала. Здесь лошадей переменяли".

   Вторая группа работ Крашенинникова этого периода - описания определенных объектов, интересовавших экспедицию по линии натуральной истории. К числу их относятся: отчет о поездке на теплые воды р. Онона {Там же, No 131, лл. 5-12 об.}, описание теплых вод реки Онона {Там же, лл. 13-14}, отчет о поездке на теплые воды реки Баргузина {Там же, лл. 15-23 об.}, описание теплых вод реки Баргузина {Там же, лл. 25-26.}, описание теплых вод, реки Тунки {Там же, лл. 27-28.}, отчет о поездке на соляные ключи у реки Кептандей {Там же, лл. 31-33 об.}.

   Для характеристики этой группы работ приводим отрывок из отчета о поездке на теплые воды реки Баргузина. "А июля 31 дня, как мы оные воды свидетельствовали, то мы великое несходство нашли между теплыми водами и между описанием оных вод, которое в Нерчинске жители вашему благородию (Гмелину. - Н. С.) в бытность вашу в Нерчинске словесно предъявили, а имянно:

   1) Сказали они, что де теплые воды имеются на восточном берегу текущей в Онон речки Киры от берегу в версте, а по сказыванию бывших с нами вожей, от теплых вод до речки Киры целой день езды.

   2) Теплые де воды текут ручьем из под каменной горы и потом в маленькое озерко собираютца, а оные де воды из горы так горячи текут, что в них и мясо свариться может, да и на самом озерке еще нарочито горячи. А по нашему следствию, оные воды с полудни на север из под каменной горы двемя ручьями выходят, и потом вместе соединяются, и текут ручьем до самого своего устья, где они в речку Кисон-усу впадают, а оные воды ни в какое озерко не собираются, и мясо в них свариться не может, потому что вышеписанной кусок мяса, которой мы июля 30 дни в вечеру во оной ключ опустили, поутру сырой выняли, и оные воды не так горячи, чтоб рука не терпела, но такие, какая живет в банях теплая вода, которая не очень горяча, ни студена, но умеренную теплоту имеет...

   3) Живущие де около тех мест тунгусы оных вод во время болезней для получения здравия употребляют, и из оных вод для устужения их каналы проводят, и во оных от внешних болезней купаются и мужеской де пол с женским особливые каналы имеют. А мы будучи там никаких проведенных из ручья каналов не видали, кроме того, что на обоих ключах близ вершин их каменья великие от натуры тут лежат, которые помянутых ключей течение отчасти остановляют, отчего сделалось, что в тех местах помянутые ключи глубины на ¹/₄ аршина имеют. Из оных мест то, которое на западном ключе, кругом бревнами четвероуголно огорожено и сверху прутьями покрыто, и в том месте мужеской пол купается, а то, которое на восточном ключе кругом не огорожено, но только сверх прутьями же покрыто, и в сем месте женской пол купается. У обоих вышеписанных мест ход, которым больные в помянутые места заходят, с западной стороны сделан, а кроме сих мест никаких каналов не имеется".

   Третья группа работ представлена двумя небольшими работами этнографического типа: "Реестр, сколько под Баргузинским острогом и Баргузинского ведомства острожками ясашных тунгусов имеется и на сколько родов разделены" и "Описание братских мужиков Иркуцкого ведомства" {ААН, ф. 21, оп. 5, No 131, лл. 29-29 об.}. В этих работах Крашенинников перечисляет роды тунгусов и бурят, сообщает численность ясачных людей в каждом роде и кратко характеризует занятия и образ жизни.

   О некоторых работах Крашенинникова этого периода мы узнаем только из его отчетов. Так, в отчете о поездке на реку Онон Крашенинников сообщает: "Также описал здесь принесенную ему от стрелка птицу, называемую жолну, которой описание вместе с описанием сих вод при сем рапорте прилагаетца". Особенно разнообразна была его деятельность при поездке на баргузинские теплые воды. Помимо работы над прямым заданием, Крашенинников последовательно просматривал дела Баргузинского острога ("о изменах баунтоеских и кучидских и верхо-ангарских ясашных тунгусов выписали"), написал "вокабулариум тунгуского языка", "сочинил реестр имеющимся около тех мест (Баргузинского острога. - Н. С.) деревам, зверям, рыбам и птицам {Там же, лл. 30-30 об.}, написал "вокабулариум" бурятского языка, написал "реестр присудным деревням" близ Верхоленского острога, выписал из "старинных дел" Верхоленского острога "все то, что нам казалося принадлежащим до истории Верхоленского острогу", наконец "приехавши в Тутурскую слободу... сочинил реестр присудным деревням к помянутой слободе".

   Особенного внимания, однако, заслуживают две работы Крашенинникова, стоящие несколько особняком от всех вышеперечисленных работ, выполненных по прямому заданию Миллера и Гмелина. Это "Дорожный журнал" {ААН, р. I, оп. 13, No II, лл. 19-40 об.}, который вел Крашенинников в 1734-1736 гг. и небольшая этнографическая монография "О соболином промысле" {Там же, ф. 21, оп. 5. No 170, лл. 1-16.}.

   "Дорожный журнал" Крашенинников вел с 27 сентября 1734 г. по 4 февраля 1736 г. Характер записей (ряд записей чисто личного характера) указывает на то, что журнал велся Крашенинниковым для себя, а не в порядке выполнения задания. Маршрут, отраженный в "Дорожном журнале": Кузнецк, Томск, Енисейск, Красноярск, Канск, Удинск, Иркутск, Селенгинск, Нерчинск, Аргунск, Чита, Баргузин.

   В "Дорожный журнал" Крашенинников записывал все, что заинтересовывало его в пути, все, что привлекало его внимание. А интересовало его очень многое. Любознательный студент внимательно наблюдал жизнь и обычаи тех народов, среди которых ему приходилось бывать (татары, буряты, тунгусы, монголы и др.). и нравы русского населения в Сибири, и енисейские писаницы и т. д. Многие записи Крашенинникова, бесспорно, и сейчас представляют значительный интерес и должны быть использованы современными исследователями, а сам "Дорожный журнал" заслуживает публикации.

   Для характеристики содержания "Дорожного журнала" приведем из него несколько отрывков.

   Вот несколько зарисовок быта "тюлиберских татар" на реке Томи:

   "28 дня (сентября 1734 г. - Н. С.) от Терехиной деревни поехавши, Першуткину деревню проехавши, приплыли в вечеру в Мамышевы татарские юрты, в которых живут тюлиберские татары, где мы ночевать принуждены были, понеже для великих на Томе реке мелей ночью никоим образом ехать невозможно было. У сих татар юрты очень худо построены, иные на подобие русских изб, а иные из досок зделаны круглые и на подобие башни вверху сведены и все так землею осыпаны, что издали никак не можно за юрту признать, двери так малы, что немалому человеку почти полском лесть в них надобно. А полу в них нет, а на средине сделан комель, в котором днем и ночью, зимой и летом огонь беспрестанно кладут. Мы в сии юрты приехавши ни единой почти бабы не видали, понеже они думают, что к ним неприятели идут, все в лес разбежались...

   30 дня поутру приплыли мы до Сустанаковых юрт, в которых живут тюлиберские татары; тут видели мы девку, которая четыре косы имеет, по две на стороне, вины опрашивая для чего сия девка от девок и от баб разнствует, понеже у девок кос по 10 и по 20 имеют, а у баб только по две по одной по стороне заплетаются. Узнали, что эта девка зговорена, и для того четыре косы имеет, а когда уже замуж выдет, то ей те четыре косы в две заплетают. Бабы татарские и девки сверх волосов мужские шапки надевают.

   Тут же видели мы у трех дворов по 4 березки поставлены, на восток наклоненные, из которых на трех обрески китайчетые, стамедные, хамовые и зенденные навешены, а на четвертой передней из них повешена заячья кожа, на всех лапах его близ лап лоскутки красные привязаны. У сих березок оные татары по всякой год жертву приносят богу, наваривши браги великую кадь и к тем березкам вынесши, на них льют, и сами пьют, и таким образом бога молят, о котором сказывают, что с нашим богом на небе вместе живет, и меж собою великое содружество имеют. Они также как и татары барсаяцкие камски имеют, у них всех есть инструмент, которой русские бубном, а они тюрю называют, обод у него, как у сита, на одной стороне кожа, как на барабане натянута. Внутри его вдоль зделана толстая палка, а посредине него, где рукою держать, тоне выделано. Сквозь оную палку поперег продет железной прут, на котором железцы повешены, на одной стороне 4, а на другой пять, внутри ж на ободе также некоторые железцы навешены. В сей инструмент бьют колотушкою зайчинною, а иные собольею, неведомо чем набитою, а бьючи в него камы призывают чорта. У него во всем помощи просят. Они сказывают, что его видят в подобие стени человеческой. Мы говорили для чего не у бога, но у чорта помощь просят, сказали, что бог помощи нам как дать может, понеже он высоко живет, а чорт также как и мы на земле, того ради луче нам помочь и может".

   А вот некоторые наблюдения над бытом русского населения в. Томске:

   "В сем городе все почти по старине поступают, что из следующего явно есть. В поезду у них живут тысяцкие и бояры и во время венчания, как запоют "Исайя ликуй", священник берет не жениха, а тысяцкого за руку, тысяцкой же жениха, а жених невесту, как мы 13 октября видели.

   У иных же бывают в поезду мальчики, которые по плечам шолковыми кушаками крест на крест повязаны, как мы 27 октября видели. Они напереди всех ехали, а называют тех мальчиков боярами. В Тобольске зговореные девицы по всякой день воют, тех девиц называют они пахабными, которые не воют...

   К тому же у женщин кунтышы с долгими рукавами, шапки рогатые, а у мущин русские кавтаны и бороды, которое у них в таком употреблении есть, что мы во всю нашу бытность там не видали 10 женщин, которые бы по-немецки убраны были, но все или в треухах или с рогами, или рукава у кунтышей их по полу волочатся. А больше такой кунтыш на голову наложивши ходят. А мущины також де немногие без бород или в немецком платье ходят, но всякого чину дворяне, дети боярские, конные и пешие, казаки и торговые, кроме солдат и приезжих почти все с бородами и русское платье носят".

   Эти замечательные бытовые зарисовки нравов туземного и русского населения Сибири ярко показывают, какую превосходную школу в эти годы прошел будущий исследователь Камчатки.

   Не менее примечательна и работа "О соболином промысле", являющаяся, пожалуй, лучшим, что было дано в XVIII веке по этой теме. Позже, в несколько переработанном виде, Крашенинников включил ее в "Описание Земли Камчатки".

   Большие трудности стояли перед Крашенинниковым при разработке этой темы. Сам Крашенинников справедливо отметил их в самом начале своей статьи:

   "Трудно и почти невозможно человеку, которой сам на соболином промысле не бывал и никакими кроме жилых мест не езживал, описать все обстоятельства, которые в ловле соболей примечания достойны, потому что соболи не живут в близости от жилья, но в отдаленных местах, на высоких горах и в густых лесах, и так от людей бегают, что по многим местам, в которых прежде их бывало довольное число, ныне ради поселений людей и следу их не находится...

   Еще труднее есть чрез промышленных людей, которых во всей Сибири множество находится надлежащее о соболином промысле известие получить. Ибо редко такие находятся, которые бы все обстоятельства своего промыслу охотно объявили, и токмо на одной Лене реке случилось найти таких верных людей, которые кроме того, что до настоящего промыслу принадлежит, и о имеющихся при оном промысле суеверия не утаили".

   Крашенинниковым собраны были материалы у китайских, теленбинских, чечюйских, киренских и баргузинских промышленников. Больше всего материалов получено было у витимских. При переработке этой статьи для главы в "Описании Земли Камчатки" Крашенинников оставил только витимский материал, озаглавив главу "О витимском соболином промысле".

   Первоначальный вариант этой работы интереснее, чем окончательный текст. В нем Крашенинников проверяет показания одних промышленников показаниями других, сопоставляет их, дополняет одни данные другими и т. д.

   Три года напряженной полевой работы в Сибири создали из Крашенинникова того изумительного и проникновенного наблюдателя и исследователя, каким он выступает на Камчатке. Именно эта предварительная работа, а не многочисленные инструкции Миллера и Гмелина, объясняет прежде всего размах и глубину работы Крашенинникова на Камчатке, хотя некоторое значение в направлении работы имели, конечно, и эти инструкции.

   В путешествие на Камчатку Крашининииков отправился из Якутска 5 июля 1737 г. и прибыл 28 октября в Большерецк {В пути из Якутска на Камчатку Крашенинников написал работы: "Описание пути от города Якутска до Охотского острога" (ААН, ф. 21, оп. 5, No 34 лл. 138-150) и "Перечень пеших тунгусов или ламутов, живущих около Охотского острогу." (ААН, ф. 21, оп. 5, No 34. лл. 151-151 об.) и вел "путевой журнал" (ААН, ф. 1, оп. 13, No 10, лл. 56-62 об.).}.

   12 июня 1741 г. Крашенинников покинул Камчатку, пробыв там таким образом, четыре года. Четыре года Крашенинников проработал один, на самой отдаленной окраине Российского государства, в той стране, где, по словам Карамзина, "человек поселился вопреки натуре, среди глубоких снегов, влажных туманов и гор огнедышущих" {Д. Бантыш-Каменский, Словарь достопамятных людей русской земли, ч. III, М., 1830.}.

   Неприветливо встретила Крашенинникова Камчатка. В пути судно "Фортуна" дало течь ("такое учинилось нещастие, что судно вода одолела и уже в шпагаты забиваться стала"). В воду сбросили почти весь груз, бывший на судне, чтобы облегчить его ("чего ради все, что было на палубах, также и из судна груз около 400 пуд в море сметали"). Пострадал и Крашенинников, который лишился всего своего груза. "Провианту моего брошено в море 11 сум, также чемодан с бельем. И больше у меня не осталось, как только одна рубашка, которая в ту пору на мне была", писал он в своем первом рапорте с Камчатки {ААН, ф. 21, оп. 5, No 34, л. 49-49 об.}.

   Трудны и тяжелы оказались и условия работы на Камчатке. Об этих трудностях скромный студент лишь изредка сообщает в своих рапортах. Занятый постройкой светлых и удобных "хором" для Миллера и Гмелина, Крашенинников пишет о избах русского населения на Камчатке, в которых ему пришлось жить "...у всех у них черные избы, к которым у некоторых проделаны маленькие каморки, и в те пущается тепло окнами из черных изб. Но в оных каморках зимою как ради стужи, так и ради угару жить невозможно, и мне оное от того известно, что случилось жить в такой каморке и ради беспрестанного от угару беспокойства вытти в черную избу" {Там же, л. 98-98 об.}.

   Два года (1739 и 1740) Крашенинников не получал денежного жалованья. Соответствующий указ не был прислан из Охотска. "А чего ради о том неизвестно, - пишет Крашенинников, - и я от того ныне терплю немалую нужду и палcя в долги". В Охотск Крашенинников не сообщил об этом "за опасением, дабы оное мне в вину не причлось, что кроме коммандиров бил челом", как указывает он в своем рапорте {ААН, ф. 21, оп. 5, No 34, л. 100-100 об.}. "Коммандирам" же (Миллеру и Гмелину) Крашенинников не сообщал, очевидно, не желая беспокоить их своими просьбами и рассчитывая на то, что "коммандиры" не забудут его. С приездом Стеллера на Камчатку в 1741 г. Крашенинникову выплачено было денежное жалование за прошлые два года, но зато отказано было в хлебном жаловании. Крашенинников вынужден был обратиться к своим "коммандирам": "...велено... на своем коште провиант ставить, в чем мне будет немалая нужда, понеже купить негде, а и покупать по здешней цене нашего жалования на один только хлеб достанет, ибо в год понадобится одному человеку 25 пуд, а пуд и в дешевую пору здесь по 4 рубли покупается, а харчю и платья и купить не на что" {Там же, лл. 112-113.} (денежного жалования Крашенинников в год получал 100 рублей). Несмотря на все эти трудные условия, нехватку материальных средств, зачастую отсутствие помощи со стороны камчатской администрации, Крашенинников развернул кипучую деятельность, которая и сейчас поражает своей широтой и размахом.

   Характер и направление работы Крашенинникова на Камчатке предопределены были характером и направлением работы отряда Миллера и Гмелина в Сибири и подготовкой Крашенинникова до поездки в Камчатку, а также инструкциями, которые он получил от своих "коммандиров", отправляясь в свое путешествие. Инструкции подобного рода Крашенинников получал и позже, уже на Камчатке.

   Прежде чем перейти к итогам работы Крашенинникова на Камчатке, ознакомимся с многочисленными работами исследователя на материалах одного ограниченного отрезка времени.

   Перед Крашенинниковым стояла задача всестороннего исследования совершенно неизученной области, по размерам превышающей многие европейские страны. С точки зрения нашей научной специализации Крашенинников должен был работать как географ, ботаник, зоолог, ихтиолог, этнограф, историк, лингвист. К этому перечислению специальностей можно было бы прибавить еще немало других.

   Как перекрещивались и шли эти линии работы? Приведем данные за период ноябрь 1737 г. - июль 1738 г. Отчету за этот период посвящен шестой рапорт Крашенинникова своим "коммандирам" {Там же, лл. 55-74 об.}.

   17 ноября Степан Петрович потребовал от администрации Большерецкого острога, чтобы для "сочинения истории о Камчатке" присланы были "старожилы, как из русских, так и из иноземцов". По указанию большерецких жителей, Крашенинников просил прислать служивого Михаила Кобычева ("из русских старее нет здесь"), а "из иноземцов" - Тырылка с Авачи реки и Игуру с реки Островной. 18 ноября Михайло Кобычев уже прибыл в распоряжение Крашенинникова, а за "иноземцами" Крашенинников вынужден был послать определенного к нему для рассылок служивого, так как большерецкие власти медлили с отправкой.

   7 декабря Крашенинников отправил "требование" к "курильскому зборщику" Андрею Фурману, в котором просил, чтобы тот, будучи на Курильских островах: 1) купил "у курильских иноземцов": "лутчее их платье" мужское и женское; 2) у тех же "иноземцов" купил японских денег, "понеже слышно, что у них много находится японских денег золотых, серебряных и медных"; 3) приказал "курильским мужикам" промыслить бобра, кота и сивуча "по мужичку и по жоночке"; 4) приказал промыслить им же рыб морских, одну касатку, "а о другой сказывают, что яйца несет"; 5) выслал к Крашенинникову двух "курильских мужиков" "для розговору". 23 декабря вернулся посланный Крашенинниковым служивый и привез "иноземца" Тырылка, а об Игуре объявил, что тот "скорбен и привезть де его с собою никоими мерами невозможно".

   По рассказам Михаила Кобычева и других старожилов, Крашенинников пишет "известия", кто с самого "начала бывал на Камчатке и кем она и в котором месте сперва завоевана, и отчего она Камчаткою называется... о всех прикащиках которой после которого на Камчатке был, и откуда прислан, и благополучно ли он выехал или на дороге убит и от кого, о бунтах служивых людей, о изменах иноземческих и о походах". История Камчатки доведена была в этих "известиях" по 1724 г.

   По рассказам "иноземца" Тырылки, Крашенинников пишет другую работу - "описание о их иноземческой вере, о праздниках, о свадьбах и о прочем".

   31 декабря Крашенинников затребовал от большерецких властей, чтобы они прислали служилых, которые бывали в походах "на авачинских изменников" в 1724, 1725 и 1726 гг., так как Кобычев "за слепотою от тех годов никуды в походы посылан не был".

   3 января 1738 г. от тех же властей Степан Петрович затребовал ведомость "сколько имеется иноземческих острожков" в ведении Большерецкого острога, с данными о числе ясакоплательщиков.

   17 января Крашенинников отправился в очередное путешествие по Камчатке. Вести "метеорологические обсервации", которые непрерывно велись им в Большерецке, Крашенинников поручил обученному им служивому Шишкину.

   21 января путешественник приехал на речку Бааню (приток реки Большой) к горячим ключам и здесь "сочинил... описание оным ключам на латынском языке и сделал план". 23 января Крашенинников был у горячей речки недалеко от острожка Мыхшу и здесь "тоже чинил", что и у горячих ключей. 29 января он наблюдал вулкан ("горящую гору") на реке Аваче против острожка Паратунэ и 2 февраля вернулся обратно в Большерецк. В результате поездки 17 января - 2 февраля Крашенинников написал "Описание дороги, по которой из Большерецка до горячих ключей и оттуда до горячей речки и до горящей горы ехал", а также пополнил работу, составленную по рассказам "иноземца" Тырылки. "Также спрашивал у иноземцов о их вере и о прочем, и что в описании чрез бывшего у меня в Большерецке иноземца Тырылка сочиненном неисправно было, то здесь исправлено, а инде пополнено". Наконец, проезжая через "иноземческие острожки", Крашенинников приобрел ряд интересных вещей: "шелехов красной меди 9, которые найдены на разбитой недавно японской бусе, костяной топор, деревянное огниво, да каменную иглу, которою кровь пускают". Все эти приобретения отосланы были им Миллеру и Гмелину для Кунсткамеры. Вместе с ними посланы были и подаренные Крашенинникову книжка "на четверть листа незнаемым языком писанная", взятая на японской бусе (подарок сына боярского Матвея Новограбленого), японский компас медный (подарок "корпораща" Большерецкого острога Ф. Паранчина) и "11 шелехов японских медных, да нож и топор каменные, которые употребляли здешние иноземцы прежде завоевания Камчатки, когда здесь железа не было" (подарок посадского человека Р. Вешнякова).

   25 февраля Крашенинников послал "ордер" на Авачу толмачу М. Лепихину, чтобы он привез коряцкого тойона, "понеже слова коряцкие еще не писаны были". Когда коряцкий тойон был привезен, то Крашенинников "чрез него слова их языка записал. Также в сочиненной реестр зверям, птицам и рыбам слова их языка написал".

   10 марта Крашенинников отправил обученного им Степана Плишкина на Курильскую лопатку, дав ему ряд заданий (описать дорогу на Лопатку, достать бобра, кота и сивуча "по мужичку и по жоночке", достать колчедан, описать первый Курильский остров, купить на острове "японских писем и денег", собрать на Лопатке и на острове "всякие роды камней и земли", "также и травы", привезти двух "курильских мужиков" и т. д.).

   19 марта Степан Петрович отправился в новую поездку - "в Курильскую землицу", оставив для производства метеорологических обсерваций пищика Аргунова. На Озерной реке Крашенинников, будучи у горячих ключей, "сочинил описание... и сделал им планы". В Большерецк он вернулся обратно 1 апреля и "сочинил описание пути" от Большерецка до горячих ключей. 15 апреля Крашенинников отправил на Авачу служивого к живущим на Аваче "иноземцам", поручив ему обеспечить с Авачи доставку зверей, рыб и птиц.

   В апреле и мае в Большерецке Крашенинников занимался устройством опытного сада ("огорода"). В мае же ему прислали рыб, "а имянно": вахню, рамжу, камбалу, красную рыбу, а с Авачи - двух молодых бобров ("мужичок да жоночка"), три утки ("кара, савка и урил") и рыбу "суку".

   14 июня Степан Петрович затребовал от большерецких властей плотника "для делания ящиков, в которых бы зверей, птицу и рыб и прочее" послать Миллеру и Гмелину, а 15 июля отправился к морю и поставил столб на устье реки Большой для измерения прилива и отлива моря. Здесь же, на устье реки, Крашенинников "несколько рыб" описал и "набил также" и собирал травы и описывал те, которые не видал в путешествии с Гмелиным. 19 июля прибыл посланный на Авачу и другие реки служивый для закупок "иноземческого самого лутчего платья мужского и женского и ребячья". Часть привезенного им Крашенинников отослал "как излишнее, а иное негодное", часть принял для последующей отсылки в Кунсткамеру ("ходьбы бараньи, ходьбы котовые, штаны мужские котовые, два малахая, двои торбасы, три пояса и волосы бабьи накладные").

   19 же июля прибыл и другой служивый, посланный Крашенинниковым на Курильскую лопатку, - С. Плишкин. Плишкин привез с собой описание проделанного пути, привез также "морских зверей" - кота и нерпу, "две морские рыбки", из птиц - "урила, старика, а третью де которой русского названия не знает"; из платья - шубу птичью и шапку и японских вещей - "поднос да чашу, саблю да сергу". Привез Плишкин и "иноземцов" с Курильских островов.

   Привезенные Плишкиным курилы были использованы Крашенинниковым как информаторы. Своим "коммандирам" Степан Петрович рапортовал: "Написал я их языка слова и спрашивал о их вере и обычаях, также спрашивал об островах дальних Курильских, сколь они велики, какие на них места, гористые или ровные, жилые или пустые и прочая. И сочинил реестр зверям, птицам и рыбам около островов находящимся..."

   Таковы вкратце данные о работе Крашенинникова за время с ноября 1737 г. по июль 1738 г.

   Сообщая о ходе работы за это время своим "коммандирам" в рапорте No 6, Степан Петрович как бы подытоживает ее в конце рапорта:

   "А что вообще до учиненных от меня дел касается, то я с ноября 15 дня прошедшего 1737 году продолжаю метеорологические обсерватории.

   Зимою ездил в поездки... в пересматриванье старинных дел и в сочинении истории о камчатском народе и о завоевании Камчатки упражнялся...

   При начатии весны старался я о завождении огорода, в котором сеял репу, редьку, ячмень и садил все те травы, которые найти мог, и которые высушенные и вашему благородию посланы, а деревья садить не успел...

   Как рыба в реке появилась, то всех родов описывал рыб и набивал... также описывал и набивал птиц, которых достать мог, которых с прочими вещами посылаю при сем до вашего благородия...

   Летом собирал я и описывал травы и сушил, с которых описаниев копии, также и сушеных трав каждого рода по одной до вашего благородия посылаются..."

   Приведенный материал дает наглядное представление о характере работы Крашенинникова на Камчатке.

   Крашенинников ездит по Камчатке и пишет "описания путей"; записывает от "иноземцов" - ительменов, коряков и курилов - слова их языка, расспрашивает об их занятиях, быте и верованиях и сочиняет "вокабуляриумы" и этнографические работы; расспрашивает старожилов русских и "иноземцов" о прошлом, о завоевании Камчатки и восстаниях местного населения и пишет историю Камчатки; производит метеорологические обсервации и наблюдает прилив и отлив моря; собирает вещи, характеризующие быт местного населения, и отсылает их в Кунсткамеру; изучает рыб и морских зверей, изучает растительность Камчатки, устраивает опытное поле и производит опыты по вырашиванию на Камчатке злаков и овощей и т. д.

   Будучи не в состоянии охватить сам лично всех направлении и участков развернутой работы, Крашенинников обучает прикомандированных к нему служивых людей, инструктирует, посылает их с отдельными поручениями и получает от них ценный материал.

   Крашенинников проявил себя на Камчатке не только как прекрасный полевой работник, но и как талантливый организатор научной работы. Итоги этой работы можшо оценить только теперь, когда все работы Крашенинникова этого периода (или точнее почти все) выявлены А. И. Андреевым в Архиве Академии Наук СССР.

   Работы эти можно разбить на несколько рубрик.

   I. Описания поездок Крашенинникова по отдельным районам Камчатки.

   Таких описаний написано было 10. В 1738 г. - 3 ("Описание пути от Большерецкого острога вверх по Большой реке до теплых вод и оттуда до имеющейся на Аваче реке близ ее устья горелой сопки" {ААН, ф. 21, оп. 5, No 34, лл. 152-159 об.} - поездка была с 17 января по 2 февраля; "Описание пути от Большерецкого острога до впадающих в Озерную реку теплых вод и оттуда возвратно до Большерецкого острога" {Там же, лл. 160-165.} - поездка была с 19 марта по 1 апреля; "Описание пути от Большерецкого острога по Пенжинскому берегу до Верхнего Камчатского острога" {Там же, лл. 170-177. А. И. Андреевым это описание ошибочно датировано 1739 г. ("Советский Север", 1939, No 2, стр. 60). Точную датировку дают рапорты Крашенинникова.} - поездка была с 19 ноября по 2 декабря); в 1739 г. - 6 ("Описание пути от Верхнего до Нижнего Камчатского острога" {Там же, лл. 177-188.} - с 2 января по 15 января; "Описание пути от Нижнего Камчатского острога до устья реки Камчатки и оттуда до Табкачаулкик острожка" {Там же, лл. 188-189 об.} - с 11 февраля по 13 февраля; "Описание пути от Нижнего Камчатского острога до имеющихся вверху Камчатки ключей" {Там же, лл. 189 об.- 191 об.} - с 19 февраля по 20 февраля; "Описание пути от Нижнего Камчатского острога до реки Авачи, до Паратуна острожка" {Там же, лл. 195 об.- 201 об.} - с 18 марта по 13 апреля; "Описание пути от Большерецка до Верхнего Камчатского острога водяным путем" {Там же, лл. 206-211 об.} - с 23 августа по 16 сентября - и "Описание Камчатки реки от Верхнего Камчатского острога до устья Камчатки реки по румбам" {Там же, лл. 211 об.- 229. А. И. Андреевым последние два описания ошибочно датированы 1740 г. ("Советский Север", 1939, No 2, стр. 60).} - с 17 сентября по 7 октября); в 1740 г.- ("Описание пути от Нижнего Камчатского острога по Восточному морю на север до реки Караги и вверх по Караге и вниз по Лесной до Пенжинского моря, а по Пенжинскому морю до устья Тигиля, а от устья Тигиля до Харчина острога, имеющегося на реке Еловке" {Там же, лл. 229 об. - 253.} - с 11 января по 21 марта).

   По своему характеру эти "описания путей" однотипны с аналогичными описаниями путей, которые Крашенинников составлял в Сибири. К "описаниям", составленным лично Крашенинниковым, нужно добавить "Описание пути от Курильского озера до Лопатки" {Там же, лл. 166-169.}, написанное служилым человеком Степаном Плишкиным, одним из помощников Крашенинникова на Камчатке, как отчет о его поездке в марте - июле 1738 г.

   Все эти "описания путей" использованы были позже Крашенинниковым при составлении первой части "Описания Земли Камчатки", но далеко не полностью. В частности, не все данные об "иноземческих острогах" вошли из этих "описаний" в "Описание Земли Камчатки".

   II. К "описанию путей" по своему характеру примыкают "журналы" Крашенинникова.

   Сохранилось три таких журнала, существенно отличающихся один от другого.

   "Путевой журнал от Большерецка до Нижнего Камчатского острога и оттуда возвратно до Большерецка" (с 19 ноября 1738 г. по 13 апреля 1739 г.) в основном фиксирует расстояния и погоду в пути {ААН, Ф. 21, оп. 5, No 34, лл. 202-205 об.}.

   Журнал с 9 июня по 3 октября 1740 г. {ААН, р. I, оп. 13, No 10, лл. 254-255.}, не имеющий заголовка, носит характер поденных записей для памяти. В него внесены как записи, относящиеся к работе ("2 (июля. - Н. С.). В острог пришел... и послал пищика Аргунова до Опачи за травами"), так и записи чисто личного порядка ("От 20 августа чирьями занемог, а августа 31 безмерно одолели"). К последнему журналу примыкает и по времени и по содержанию "Путевой журнал", который Крашенинников начал в Большерецке 24 ноября 1740 г., а закончил 6 ноября 1742 г. на Соли Камской {Там же. лл. 288-318.}. Этот "Путевой журнал" лишь частично охватывает камчатский период в жизни и работе Крашенинникова. Записи в нем более подробны, чем в предыдущем, но характер их тот же. С одной стороны, в нем встречаем детальное описание праздника в Кыкчикском острожке (29-30 ноября 1740 г.), а с другой стороны записи чисто личного порядка.

   III. К "описаниям путей", составленным Крашенинниковым в результате его поездок по отдельным районам Камчатки, примыкают такие же "описания", но составленные Крашенинниковым в результате рассказов местного населения.

   Таких "описаний", составленных по расспросам - 3. В 1738 г. было составлено "Описание Курильских островов по сказыванию курильских иноземцов и бывалых на оных островах служилых людей" {Там же, лл. 214 об.-217; ф. 21, оп. 5, No 60, лл. 80-83 об.}. В июле 1738 г. вернулся с Лопатки и Курильских островов командированный туда Плишкин, привез с собою "иноземцов" - курилов, и Крашенинников расспрашивал их "об островах дальних Курильских, сколь они велики, какие на них места гористые или ровные, жилые или пустые и прочая". В феврале 1739 г. Крашенинниковым было написано "Описание рек, впадающих в Восточное море, имеющихся между оными носов от устья Камчатки реки до Олюторского носу по сказыванию укинских тойонов Начики и Корича и бывалых там служивых людей" {Там же, лл. 191-195 об.; р. I, оп. 13. No 10, лл. 155-157 об.}. О написании этой работы в рапортах имеются две записи, обе от февраля 1739 г. ("чрез знающих про реки, впадающие в Восточное море, которые не от приказной избы присыланы, но самохотно о реках сказывали, сочинено описание оным рекам от устья Камчатского до Олюторского носу, а далее никто не бывал из служивых, а в Пенжинское море от реки Хариузовой до Лесной" и "присланы ко мне два тойона укинские Начика да Коричь да шаман Карымлячь, чрез которых... справливался, прямо ли сказывали служивые про впадающие в Восточное море реки и речки"). Наконец, в январе 1740 г. было написано "Описание рек от Лесной на севере до Подкагирной реки, сочиненное по сказыванию Подкагирной реки сидячих коряк" {Там же, л. 258 об.; р. I, оп. 13. No 10, лл. 190 об.-191 об.}. В рапортах прямых указаний на написание этой работы нет, но именно в январе 1740 г. Крашенинников в одной из своих очередных поездок беседовал с сидячими коряками в этом районе и провел ряд работ ("написал язык сидячих коряк" и т. д.).

   IV. Описания жизни, быта и обычаев народов Камчатки (этнографические работы).

   Крашенинников дал описание быта и обычаев камчадалов, курилов, коряков и чукчей в ряде работ. Отметим их в порядке последовательности написания. В декабре 1737 г. Крашенинников написал "Описание камчатского народа. О Камчатке, откуда она звание получила и о живущих на ней народах" {ААН, ф. 21, оп. 5, No 34, лл. 284-292 об.; р. I, оп. 13, No 10, лл. 63-70.}. "Описание было написано по рассказам ительмена Тырылки. Ительмен Тырылка специально привезен был к Крашенинникову в Большерецк с Авачи 23 декабря 1737 г. ("по сказыванию здешних жителей... старее нет... из иноземцов живущего на Аваче реке Тырылка"), и здесь до 31 декабря (31 декабря Тырылка был уже отпущен на Авачу) Крашенинников через "Тырылка иноземца сочинил описание о их иноземческой вере, о праздниках, о свадьбах и о прочем". В январе-феврале 1738 г., будучи в поездке на Авачу, Крашенинников проверил данные Тырылки и сделал некоторые исправления ("Также спрашивал у иноземцов о их вере и о прочем, и что в описании чрез бывшего у меня в Большерецке иноземца Тырылка сочиненном неисправно было, то здесь исправлено, а инде пополнено").

   В июле 1738 г., пользуясь сведениями, которые сообщили ему привезенные Плишкиным с Лопатки курилы, Крашенинников написал "О курилах, живущих на Поромусир и Оннекута островах, которые от русских другим и третьим курильским островом... называются" {Там же, No 60, лл. 29 об.-32; р. I. оп. 13, No 10. лл. 217 об.-219.}. В рапорте соответственно в свое время он сообщал своим "коммандирам": "Чрез привезенных им, Плишкиным, иноземцов написал я их языка слова и спрашивал о их вере и обычаях".

   Летом 1738 г. Крашенинников написал небольшую статью, специально посвященную приготовлению вина из "сладкой травы" - "О заготовлении сладкой травы и сидении из нее вина" {Там же, No 60, лл. 40 об.-42.}. В одном из рапортов Крашенинников особо отметил: "Летом... описывал травы... да сочинил же де я описание сладкой травы и описал способ сидения вина из помянутой травы с доказательством как и от кого оной способ найден..."

   В ноябре 1738 г. Крашенинников присутствовал на церемонии одного из ительменских праздников и написал "Описание праздника, который праздновали камчадалы на реке Кыкчике в Нижнем Кыкчикском острожке ноября 21 и 22 чисел 1738 г." {Там же, No 34, лл. 76 об.-80; No 60, лл. 42 об.-46.}.

   "Что у них на празднике делалось, то все ничего не опуская, описал", сообщал он Миллеру и Гмелину.

   Несомненно, февралем 1739 г. датируется статья Крашенинникова "Об укинских иноземцах". В феврале 1739 г. к гаему были присланы два укинских тойона, и Крашенинников у них "спрашивал о их вере и прочих поведениях". Итогом этих бесед, несомненно, и явилась данная статья.

   В сентябре 1739 г. Крашенинников начал свою новую работу о камчадалах. Материал, накопленный после февраля 1738 г., времени окончательной редакции "Описания камчатского народа", несомненно требовал нового оформления. Первые сведения о новой работе датируются сентябрем 1739 г. "Ездил я вверх по речке Ратуге до имеющегося на оной камчатского острожка для смотрения свадебного пира, о котором в описании камчатского народа объявлено", сообщает в одном из рапортов Крашенинников. Работа эта продолжена была и в 1740 г., когда Миллер прислал Крашенинникову специальный вопросник по описанию народов. "В проезде через камчатские острожки спрашивал я камчадалов против присланных от вашего благородия допросов, и в чем они между собой не согласовали, о том в описании и объявлено", гласит запись, относящаяся к февралю 1740 г. Итогом этих занятий в 1739-1740 гг. явилось "Описание камчатского народа, сочиненное по сказыванию камчадалов", существенно отличающееся от "Описания камчатского народа" 1737-1738 гг.

   Написав две общие работы об ительменах и несколько небольших работ, посвященных им же, Крашенинников вплоть до 1740 г. мало внимания уделял второй основной народности на Камчатке - корякам. Сознавая это, он писал в своем рапорте от 7 июня 1740 г.: "Понеже по силе данной от вашего благородия инструкции и присланных ордеров велено мне всех здешних народов нравы и поведения описать, а коряк в близости около Камчатки (реки.- Н. С.) не имеется, и чтоб оный народ без описания не остался, а притом бы и берег Восточного моря от Камчатки на север описан был, намерение восприял я ехать из Нижнего до реки Караги, а оттуда вверх по ней до ее вершины и на Лесную реку, где сказано мне, что часто оленные коряки прикочевывают".

   Итогом изучения коряков в 1740-1741 гг. были две работы Крашенинникова: "О коряках оленных" {ААН. р. I, оп. 13, No 10, лл. 70-71 об.} и "Описание коряцкого народа" {Там же, лл. 113 об.-125 об.}. Первая работа датируется мартом 1741 г. В записи в одном из рапортов Крашенинникова, относящейся к марту 1741 г., сообщается: "...собрал некоторые известия о оленных коряках чрез коряку оленного... Иные известия при сем посылаются до вашего благородия". В конце "О коряках оленных" сообщаются краткие данные и о чукчах. На время написания второй работы нет указаний ни в рапортах Крашенинникова, ни в тексте самой работы. Думается, что ее нужно датировать также 1741 г., а может быть, даже 1742 г., исходя из следующих соображений. Как отмечает рапорт от 7 июня 1740 г., до этого времени Крашенинников не написал никаких "описаний" коряков ("и чтоб оный народ без описания не остался"). Рапорты 1741 г. не содержат данных об "описании коряцкого народа". Рапорты 1742 г. более кратки, нежели рапорты предыдущих лет (о них далее), и возможно, что в этих кратких рапортах и опущено "Описание коряцкого народа".

   Все эти работы, посвященные быту, занятиям и обычаям народов Камчатки, написанные Крашенинниковым на Камчатке в 1737-1742 гг., явились позже основным материалом для написания третьей части "Описания Земли Камчатки".

   V. Исторические работы

   Таких работ Крашенинниковым было написано две под одним и тем же названием: "О завоевании Камчатской землицы, о бывших в разные времена от иноземцов изменах и о бунтах служивых людей". В ноябре-декабре 1737 г. была написана первая из этих работ на основе показаний русских старожилов, и доведена она была до 1724 г. {ААН, ф, 21, оп. 5, No 60, лл. 32 об.-40.}. "Чрез служивого Михаила Кобычева с другими старожилами, которых на то призывал, собрал я известия, кто с самого начала бывал на Камчатке и кем она и в котором месте сперва завоевана... по его же сказыванию о всех прикащиках которой после которого на Камчатке был, и откуда прислан, и благополучно ли он выехал или на дороге убит и от кого, о бунтах служивых людей, о изменах иноземческих и о походах историю написал по 1724 год", сообщает Крашенинников в своем рапорте.

   В декабре 1738 г. Крашенинников начал работать над второй редакцией исторического очерка Камчатки. Если в основу первой редакции были положены показания большерецких служивых людей, то для второй редакции таким материалом послужили показания служивых Верхнего Камчатского острога. Пробыл Крашенинников в Верхнем Камчатском остроге с 8 декабря 1738 г. по 2 января 1739 г. На это время, очевидно, и падает написание второй редакции {AAH, p. I, оп. 13, No 10, лл. 74-94 об.}. "Выспрашивал у старожилов Ивана Лосева с товарищи о завоевании Камчатки, о построении острогов и о бытности прикащиков, в чем великое несходство нашлося между сим описанием и описанием, сочиненным по сказыванию большерецкого жителя Михаилы Кобычева, о чем явствует в приложенном при сем описании о завоевании Камчатки", сообщает Крашенинников в рапорте.

   Обе редакции исторического очерка (большерецкая и верхнекамчатская) основаны исключительно на "словесных известиях". Крашенинников пересматривал архивный материал в острогах Камчатки, но не использовал его. Крашенинников в это время явно еще недооценивал документальный материал. Показательна следующая запись: "А живучи в означенном остроге (Верхне-Камчатском.- Н. С.) пересматривал я старинные дела, которых хотя и много было, однакож из них к выписанию годного мало нашлося, ибо все почти книги ясачного збору и челобитные были".

   Впоследствии Крашенинников изменил свое отношение к документальному материалу. Четвертая часть "Описания Земли Камчатки" построена в основном на документальном материале с использованием, однако, и "словесных известий" большерецкой и верхнекамчатской редакций исторического очерка.

   VI. Словарные записи ("вокабулярии" языков народностей Камчатки).

   Крашенинников систематически вел работу по записи слов народностей Камчатки. В его рапортах неизменно фигурируют записи, отражающие эту работу. Уже в первом рапорте с Камчатки Крашенинников сообщает, что он "написал слова здешнего большерецкого языка" (ноябрь-декабрь 1737 г.). В феврале 1738 г. привезен был в Большерецк коряцкий тойон с Авачи, и Крашенинников "чрез него слова их языка написал". В июле 1738 г., когда Плишкин привез в Большерецк с Лопатки курилов, Степан Петрович "чрез привезенных им, Плишкиным, иноземцов написал их языка слова". В декабре 1738 г. Крашенинников опять вел записи ительменского языка, на сей раз в районе Верхнего Камчатского острога ("написал слова их языка чрез новокрещена тойона Егора Мерлина, при чем служивый Андрей Дехтерев толмачем был"). В феврале 1739 г. Крашенинников вновь вел записи ительменского языка от укинских ительменов ("присланы ко мне... два тойона укинские Начика да Корячь да шаман Карымлячь, чрез которых написал я слова их языка"). В январе 1740 г. им снова велись записи по корякскому языку ("написал я язык Карагинского острова", "притом же написал язык сидячих коряк"). В последующих рапортах Крашенинников не отмечает аналогичной работы. Однако, как я уже отмечал, рапорты 1741 г. очень кратки, и вряд ли можно сомневаться, что и в 1741 г. Крашенинников вел работу по записи слов и обработке словарного материала в виде словарей. Все эти словари датированы А. И. Андреевым 1738 г., что представляется весьма сомнительным.

   Известны до настоящего времени 4 "вокабулярия" Крашенинникова.- 1) Vocabularium latino - lamuthico - Kamtschatzico - coriaccicum {Там же, лл. 194-199.}. 2) Vocabularium latino - coriace - Karaginice {Там же, лл. 208-209 об.}, 3) Vocabularium latino - curilice - chuhachtscha - Kamtschtzice - ukinice {Там же, лл. 209-214.}, 4) Vocabularium latino - tigilice {Там же, лл. 222-223.}.

   Датировка этих "вокабуляриев" весьма затруднительна, так как Крашенинников нигде в своих рапортах не сообщает об оформлении собранного им словарного материала в "вокабулярии". Исходя из тех же рапортов, можно для некоторых из них только установить, не раньше какого времени они могли быть составлены.

   Первый "вокабулярий" мог быть составлен в 1738 г.

   В 1738 г. у Крашенинникова был уже для него соответствующий материал. Второй "вокабулярий" мог быть составлен не ранее 1740 г., так как только в 1740 г. Крашенинников имел записи карагинцев.

   Датировать третий и четвертый "вокабулярии" вообще невозможно, так как никаких сведений о том, когда Крашенинников собирал чукотский словарный материал, а также материал с Тигиля, мы не имеем. Возможно, что составление их падает на 1741 г. - время, когда рапорты Крашенинникова кратки и не сообщают о всей его работе.

   VII. Работы по "натуральной истории".

   Эта группа работ весьма обширна, так как одной из главнейших задач Крашенинникова на Камчатке являлось изучение Камчатки в отношении флоры, фауны и т. д.

   Рапорты Крашенинникова довольно подробно освещают его работы по отдельным разделам "натуральной истории". Первой работой его на Камчатке было составление "реестра" зверям, птицам, рыбам, деревьям и травам у Большерецкого острога. "Приехавши в Больш