Островский Николай Алексеевич - Письма (1924-1936)

писать сценарий.

   Я в этом деле - ребенок. Но ЦК [ЛКСМ] Украины обязало меня участвовать в его создании. Это ведь дело чести. Надо сделать комсомольский фильм ярким, волнующим. И на все нужны силы. А. я их истратил до предела. Нужна мобилизация. Перерыв. Потом - человеческий конвейер, от которого почти невозможно уйти.

   И все же я безмерно счастлив, товарищ Анна. О таком повороте в моей жизни я даже не мог мечтать.

   Когда буду в отпуску, напишу тебе много и более конкретно. Сейчас мысли разбегаются.

   Привет всем.

   Крепко жму твою руку, моя родная.

   В основном я согласен с твоими критическими замечаниями. Я уже внес коррективы по этим замечаниям, зачеркнул шелуху, контрабандой проползающую.

   25/V-35 г. г.

   Сочи, Ореховая, 47.

  

  

   Вчера вечером меня посетил Григорий Иванович Петровский, председатель ЦИК Украины.

   Для меня это - незабываемая встреча. Григорий Иванович отнесся ко мне с такой теплотой и вниманием, что я взволновался до глубины души. Мы беседовали с ним полтора часа.

   На прощание он меня поцеловал и сказал: "Продолжай жить и зажигать сердца".

   Об этой встрече напишу больше, когда сформируются мысли.

   Сочи,

   27 мая 1935 г.

  

  

   Вчера получил от Вас телеграмму следующего содержания: "Литературное агентство, созданное для размещения за границей произведений советских авторов, просит сообщить согласие передать нам исключительное право перевода издания "Как закалялась сталь" на иностранных языках за границей. Сообщите согласие, вышлем подписание договоров. Литаг Мариинский".

   Я готов заключить с литературным агентством договор на перевод моего романа "Как закалялась сталь" на иностранные языки. Однако я хочу сделать это с ведома и санкции Союза советских писателей.

   Поэтому прошу Вас, товарищ Мариинский, обратиться в Правление ССП, поставить в известность об этом товарища Щербакова и согласовать с ним этот вопрос.

   После этого я подпишу санкционированный товарищем Щербаковым договор.

   С товарищеским приветом!

   28/V-35 г.

   Г. Сочи, Ореховая, 47.

  

  

   Твое большое письмо и второе от 18 мая получил.

   Открытка, видимо, пропала. Я уже писал, что в основном я согласен с твоими критическими замечаниями о первых пяти главах. Весь сор я вычеркнул.

   Еще раз даю тебе слово никому больше отрывков не давать, хотя меня атакуют со всех сторон. В частности, радиовещание. Ты, конечно, меня простишь за то, что я дал "Сочинской правде". Но это мне предложил сделать горком партии, чтобы оживить газету. Ты, конечно, сама знаешь, что это я делаю бескорыстно, без всякого умысла. Просто атакуют меня люди телеграммами, письмами. И я делал эти уступки.

   Тебе послана стенограмма заседания бюро горкома. Я не скажу, чтобы мой отчет блистал какими-нибудь достоинствами особенными. Это была просто дружеская партийная беседа. Из стенограммы снята половина.

   Как видишь, очень много хвалили, а никто не критиковал.

   Последние дни у меня - стремительный человеческий конвейер.

   Я заканчиваю свои дела и первого июня ухожу в "отпуск". Я устал без меры.

   Старушка мать в санатории. Впервые за всю свою трудовую жизнь отдыхает, счастливая и радостная.

   Крепко жму твою руку.

   Буду обо всем писать.

   Привет Марку, Соне и всем молодогвардейцам.

   Если будешь случаем в ССП, то узнай судьбу моего членского билета и сколько нужно внести взносов (вступительного и членских) при его получении. Я переведу им деньги телеграфом.

   Не забывай мне писать хотя бы изредка.

   С коммунистическим приветом!

   29/V-35 г.

   Сочи, Ореховая, 47.

  

  

   Трудно рассказать о моих днях. Это стремительный людской конвейер. Это - телеграммы, письма, "сногсшибательные" новости. Работа и приближающийся "отпуск".

   Еще месяц такой жизни - и я заснул бы. Это может убить здорового человека, не только меня. И все ведь прекрасно, хорошо. Но таков уже человек - волнуется и при радости и при печали. Полоса радости для меня нескончаема, и я ожидаю какого-нибудь удара, т. е. чего-то сверххорошего или "наоборот", как говорил Кузьма Прутков...

   Получил контрольный экземпляр украинского издания ["Як гартувалася сталь]" 20 тысяч экземпляров.

   Послал тебе письмо мое литагентству. Узнай, что это за предприятие, и напиши мне. Я ведь ничего в этих делах не знаю.

   Конечно, если Вы думаете, что издание стенограммы отдельной брошюркой полезно, то сделайте это. Я лично думаю, что вряд ли. Весь горком приветствует тебя.

   Итак, с первого я в отпуску. Тогда напишу тебе огромнейшее письмо. Целую новеллу.

   Павка Корчагин не забывает и никогда не забудет исторического заседания губкома.

   Есть несчастные люди, обиженные природой, которые не знают, что жизнь прекрасна. Счастье, что я не принадлежу к этой категории дефективных.

   Приехал кинодраматург, развеселый парнишка.

   В основном мы решили писать сценарий по первой части "Как закалялась сталь" и закончить картину появлением Павки на трибуне собрания со словами: "Разве я мог умереть в такое время?" Статья о посещении Петровского написана его секретарем - Дубинским. За стиль статьи я не ответственен. Он написал, будто я сказал: "Я хочу создать фильм, подобный Чапаеву". Это неверно. Я крепко зачеркнул эту строку и написал, как было. Что делать! Видимо, еще не раз будут искажения моих слов. Такова уж, видимо, судьба.

   Твоих писем ожидаю каждый день, хотя знаю, что это бессовестно, и не по-товарищески, и эгоистично. Но факт - упрямая вещь. Я забываю, какая груда гранок высится на твоем столе, забываю, что ты теперь одна, так же как и ты забываешь, что я не совсем атлет. И это хорошо.

   Однако довольно. Ты это письмо никому не показывай. Оно до того сумбурно, что никто не поверит в мои композиционные таланты.

   Крепко жму твою руку.

   Привет Андрею.

   29/V-35 г.

   Сочи, Ореховая, 47.

  

   Редакции журнала "Интернациональная литература".

  

   Посылаю Вам копии своего ответа литературному агентству, предложившему мне заключить договор на издание романа "Как закалялась сталь" на иностранных языках за границей.

   Я в этих делах новичок и, как член партии, вообще не считаю себя вправе что-либо делать без санкции партгруппы президиума ССП и Вашего совета.

   Напишите мне, что Вы знаете об этом агентстве и как вообще коммунисты-писатели поступают в таких делах.

   Я очень прошу написать мне что-либо о переводе "Как закалялась сталь" в Вашем журнале. Когда Вы думаете это сделать? Будут ли это отрывки из книги, или роман целиком? Или роман в сокращенном виде. Все это меня чрезвычайно интересует.

   С нетерпением буду ждать Вашего ответа.

   Крепко жму Вашу руку.

   С коммунистическим приветом!

   Сочи, 29/V-35 г.

  

  

   Сегодня последний день работы. Завтра отпуск. Все мое литературное хозяйство приведено в порядок. Пишу письма своим друзьям. Мне запрещено заниматься серьезными делами весь этот месяц. Я обязан отдохнуть "душой и телом".

   Пусть не удивляет отсутствие моих писем за этот период. Я хочу получать их много, но писать буду мало.

   Крайком прислал мне великолепный радиоприемник. Вся Европа у меня в комнате.

   Итак, жду писем обо всем и обо всех.

   Крепко жму руку.

   31/V-35 г.

   Сочи, Ореховая, 47.

  

  

   Вот уже третий день моего отпуска. Целые дни в саду, с лица сметена бледность - загорел. Надеюсь стать красивым парнем, на большой.

   Просто не верится, что я могу лежать и ничего не делать путного.

   Даже газеты просматриваю вскользь. Вот когда необходимо твое, братишка, соседство. Ведь я свободен, и мы спели бы наши любимые заветные песенки, и поиграл бы ты мне, как в былые дни. Эту задушевную штуку не с кем проделать, несмотря на то что народу ходит очень много. Я остро ощущаю твое отсутствие.

   Ждем числа 5-го Раюшку к себе. Очень рад, что отдохнет дивчина. Постараюсь создать ей все условия для этого. Стоит. Матушка отдыхает в санатории, изредка навещает нас. Приходит отдохнувшая, оживленная, я очень рад за нее. Мы с Катюшей коротаем вечера вплоть до 12-ти часов ночи, слушаем радио. Крайком прислал радиоприемник. Музыка прекрасная. Особенно Прага отличается, ясно, отчетливо слышится, даже пол дрожит, как будто оркестр играет за окном. Патефон еще в пути где-то замешкался - жду. Обещали соорудить диктофон для записи. Наши мастера в Ростове берутся сделать, у них уже есть такой. Ведь это мне так необходимо. Как будто и все новости, да нет, забыл основное. Ведь исправленное по рукописи выйдет 3-е издание, стотысячным тиражом. Украина прислала номерок II издания. Ничего, хорошая книжка будет. Одно теперь необходимо, хорошо отдохнуть, удастся ли? Приехал кинодраматург - работаем шутя, или, вернее, разговариваем, делаем наброски, после отпуска серьезно возьмемся за работу. В общем, конвейер людей не прекращается, не говорю о друзьях. Приходится регулировать. Как живешь, здоровье? Матрене Филаретовне мой дружеский привет. Ребятки, приезжайте отдыхать и убедитесь, что я все выполняю как полагается, даже полнеть начинаю. Кормят как на убой. Пиши, друже, что можно, меня интересует твоя работа. Такие гиганты требуют много сил и энергии. Но и сколько торжества при окончании сооружений. Гордость каждого участника стройки. Как только найдешь свободный час, пиши, не забывай, что я очень рад твоим письмам. Погода как будто наладилась. Третий день на воздухе. В хату не хочется идти, вокруг арамат роз. Дышу - не надышусь. К осени мне обещают уладить с квартирой в Москве, и я почему-то не так болезненно отношусь к этому, как в прошлом году. Больше надежды, а то поживем - увидим. Ведь, правда, поживем. У меня даже первая часть фильма как будто оканчиваться будет словами: когда Павка после болезни является на конференцию со словам: "Да разве я мог умереть?" Конечно, это пока наброски. Эх, и жаль, что тебя нет, в этом деле дорого твое участие в наших беседах. Буду писать тебе обо всем. Сообщи, до какой главы ты получил "Рожденные бурей", пришлю остальные. Закончено 5 глав. Получил отзыв от Караваевой. 5-я глава нравится ей больше других. Каково будет твое мнение и Матрены Филаретовны? Пишите обо всем, критикуйте по-настоящему - буду рад. О всех новостях напишу. Привет от всего колхоза.

   Жму крепко ваши руки.

   3-го июня 1935 года.

  

  

   Возможно, зимой сбудутся мечты - быть в Москве, по крайней мере обещают. Насчет планов вашего летнего отдыха. Толюшка, дай мне слово, если тебе будет туговато, то ты напишешь мне просто, как брату. Да? Ты не должен меня обижать. Сегодня я получил письмо от Матэ Залка - он много пишет правды о людских поступках и резко подчеркнул твое дружеское отношение ко мне и шлет тебе привет.

   Толюшка, я и без него не сомневался в твоей сердечной, братской привязанности ко мне. Но, видно, уж очень ты за меня заливал ему, громя несправедливое отношение ко мне. Послал бы тебе его письмо, очень хорошее, славное письмо, но пока воздержусь. Описал и так тебе подробно.

   В прошлом письме я писал, что отдыхаю, но Катя выдает меня с головой, так как к вечеру от трепотни язык высуну и лежу молча, что ей, конечно, не нравится. Прекратить посещения нельзя, я со скуки умру. Был бы ты здесь - другое дело.

   Вчера приезжала ко мне бригада писателей: Рахилло, поэт Сергей Васильев и критик Кирьянов. Много говорили про писательский мир. Читал свою прекрасную поэму Васильев. Провел беседу с ними очень оживленно. Веселый народ.

   То-то, друже, много хочется рассказать, но разве в письме передашь все? Третье издание выходит в два приема 200 тысяч. Не хочется верить, ведь это весь запас квартального плана бумаги издательства. За 100 тысяч ручаюсь, выходит в июле. Это уже решено, а второе намечено ЦК [ВЛКСМ]. Увидим.

   "Как закалялась сталь" собираются издать за границей. Мои дела наладились окончательно. Только что пришла ко мне Александра Петровна, она шлет вам свой самый искренний привет. Включили приемник, и, представь мое изумление, запели нашу заветную песенку: "А дорога далека, далека". Песнь ямщика. И припомнились наши беседы с тобой. И как же ты мне необходим, чувствую всем нутром. Толюшка, пиши же обо всем, ничего не утаивая, ведь я имею право от тебя просить этого на правах друга. Да?

   Погода наладилась, и я целыми днями на воздухе. Загорел порядочно - надо набираться силенок, ведь предстоит большая работа. Мне обещали прислать материал, имеющийся в архивах Украины. Если это сделают - будет хорошо. Будьте же здоровы и не болейте. Катя от лихорадки еще не совсем поправилась, но все-таки в основном лучше себя чувствует.

   P. S. Привет и пожелания здоровья от мамы, Кати и Катюши. Пишите.

   Сочи. 5-го июня 1935 года.

  

   Наконец-то ты отозвался. Не везет мне в переписке с тобой. Ну да ладно, кто старое помянет, тому глаз вон.

   Теперь приходится быть осторожным в письмах с тобой, раз ты так партизанишь с ними. Напишешь тебе что-нибудь такое озорное, глядь - а оно уж в стенгазете приклеено. Ну, и моргай тогда. Тебе-то ничего, одно увеселение, а мне?

   Давно, Сашко, нам надо было бы увидеться. Много воды утекло, много пережито. Есть о чем рассказать.

   Помнишь, ты говорил о себе: я-то четыре пятилетки переживу, а вот вы, дохлая компания, пожалуй, сдезертируете.

   Хорошо, что ошибся. Правда, Саша, одному не бывать: это не влезть мне еще раз на коняку, прицепив шаблюку до боку, и не тряхнуть уж стариной, если гром ударит. Не гнать мне, видимо, панской шляхты. Топить ее в Балтийском море придется, видимо, тебе и тем, кто вырос из сопливеньких в геройских ребят. А жаль, Саша. Ведь не плохо шли бы наши кони...

   Что ж, у каждого своя "судьба". Буду рубать другой саблей, а ты уж и за меня вогнешь кому следует.

   Вчера я послал тебе книгу заказной бандеролью.

   Это мое письмо - лишь отклик на твои позывные. Загружен я! Да и силенок обидно мало. Соберусь, напишу побольше.

   Привет всей твоей семье.

   Работаю над сценарием для кинофильма по роману "Как закалялась сталь".

   В тридцать шестом году увидишь Павку Корчагина в действии.

   Крепко жму твои руки.

   Сочи, 10 июня 1935 г.

  

   Прости, что отвечаю с таким запозданием, но такая масса работы свалилась на моего секретаря (Катю), что никак не удается мне написать ответ друзьям, да и добрые люди все отрывают нас от этой работы. Сегодня с утра задались целью обязательно написать. Отпуск мой приходит к концу, а сил никаких. Видно, мозг лучше себя чувствует в работе, нежели в безделье... Ночами бессонница мучает, духота. Развезло ребят с постройкой беседки, краска преследует меня, и представь себе, что с таким пустяком канителят почти месяц. Надоело, а отпуск пропал, стук и шум не дал желанного покоя. Лучше бы я согласился поехать в Ривьеру,- там хоть морской воздух чистый. В делах пока затишье. Никаких известий из Москвы не получал. Работаю [над] киносценарии[ем] пару часов в неделю, но еще ясной картины нет. Когда хоть приблизительно будет готов - напишу тебе. Мама все еще отдыхает.

   Шлю самые наилучшие пожелания Моте и тебе. Пишите.

   Жму крепко руку. Целую.

   P. S. Пиши, как твои дела.

   20 нюня 1935 года.

  

  

   Только что получил вашу телеграмму. Как вы, наверно, знаете, мне приказано отдыхать до первого июля. Здоровье неважное. Помещайте [роман] в журнале небольшими порциями. Я говорил с Анной Александровной относительно августа месяца - начала печатанья. Я смогу после отпуска давать вам не больше 1 1/2 листов в месяц. Всего первая часть будет иметь десять листов. Сырье требует переработки согласно полученным от украинского правительства документам. (Я говорю не о первых пяти главах, а о тех, над которыми мне приходится работать.) В июле я смогу дать l ¥ листа уже отработанных, исправленных.

   В августе - 2 и в сентябре 1 ¥ - последние. Я сознательно не спешу работать. Конечно, я работать буду много, но важно качество, а не количество листов. Напишите, дорогие, как вы на мой план смотрите. Я сделаю все, как вы считаете нужным. У товарищ Гориной имеется исправленный нами текст пяти глав. Крепка жму руки. Ожидал тебя, Марк, а ты не приехал.

   Сочи, Ореховая, 47. Островский Николай Алексеевич. Адрес для телеграмм: Сочи, Островскому.

  

  

   Ваше письмо получил. Послал телеграмму. Сейчас пишу подробно обо всем. Я, конечно, получил письмо ССП Украины.

   Целый ряд издательств и журналов Украины обращаются ко мне с просьбой прислать "Рожденные бурей" для напечатания, но я их всех направляю к Вам.

   Товарищи из Правления ССП Украины, по-видимому, не знали, что я уже состою членом ССП СССР. Конечно, я очень признателен за их внимание.

   Если где-либо получится параллелизм в опубликовании моего произведения, то Вы должны знать, что это не моя вина. Я отклоняю все предложения и посулы. Вся монополия находится в Ваших руках. Я Вам разрешаю делать все, что Вы найдете нужным.

   Вы спрашиваете, не могу ли я написать "Рожденные бурей" по-украински.

   Нет, это будет для меня трудно. Восемь лет я пишу на русском языке, и будет трудно снова переключаться. Поэтому приезд [переводчика] будет нецелесообразен, поскольку его работа сведется к простому переводу, что он может сделать и без меня.

   Вы пишете о третьем роскошном украинском издании "Як гартувалася сталь". Конечно, я согласен.

   10 июля в Москве выйдут сигнальные экземпляры третьего русского издания, дополненного и исправленного издания "Как закалялась сталь".

   Числа 13-14 июля я их получу. Это издание ничего нового не имеет. В 1-м украинском издании все это было. Но зато в этом третьем издании по моему желанию выброшен эпизод, где Павка попадает в рабочую оппозицию (начало первой главы второй части).

   Надо будет сделать так, чтобы третье украинское издание набиралось по исправленному, наиболее отработанному третьему русскому изданию.

   Я, как только получу сигнальные экземпляры этого издания, сейчас же вышлю Вам экземпляр для редактирования. Исправления и добавления там небольшие, но очень важные политически. Например: зачеркнуть Павла в рабочей оппозиции, и в соответствии с этим зачеркнуты строки в последующих страницах, которые об этом так или иначе напоминают. Сделал я это потому, что образ молодого революционера нашей эпохи должен быть безупречен и незачем Павке путаться в оппозиции. Тем более что здесь я не грешу против правды.

   Затем, в 3-м русском издании заострены враждебные фигуры троцкистов, например Дубавы. Большинство же дополнений, внесенных мной и редактором "Молодой гвардии" товарищ Гориной (которая специально приезжала ко мне для этого), имеются в украинском издании, и их не придется вводить.

   Итак, третье украинское издание будет печататься с третьего русского.

   Это последние поправки. В будущих изданиях мне их делать не придется.

   Конечно, в третьем русском издании нет эпизода с "липовыми студентами", который Вы правильно сняли во втором издании.

   Меня очень интересует, как Вам удастся сделать это новое издание. Верю, что оно выйдет у Вас замечательным.

   "Как закалялась сталь", к Вашему сведению, переводится на ряд языков национальностей Союза: белорусский, татарский и др.

   С 1 июля я приступил к работе, хотя еще очень слаб и болен. Но жизнь зовет. Врачи протестуют, угрожают. Но ряд телеграмм, писем со всех концов Союза призывает к труду.

   Понемногу работаем над сценарием. Сегодня у меня встреча со знатными людьми черной металлургии. Ожидаю делегацию человек в 35 - ударников и орденоносцев.

   Вы спрашиваете о финансовых делах. Они у меня довольно, удовлетворительны.

   Пишите обо всем, меня интересующем. Очень рад получать Ваши прекрасные письма.

   Привет всему коллективу. Очень прошу Вас собирать все интересные для меня заметки в украинских газетах и журналах и высылать их мне.

   Харьковский Обллит ответил мне, что рецензия Верхацкого находится в Главлите, а копии у них нет. Если Вы сможете достать ее в Главлите, буду благодарен.

   Ведь нам очень важно знать, чем враг оперирует, когда выступает против нас.

   Крепко жму ваши руки. Жду Вашего письма, в котором Вы напишите, когда сдаете в производство третье издание.

   С коммунистическим приветом!

   Сочи. 2-го июля 1935 года.

  

  

   Только что прочли мне Ваши письма. Да что это Вы с болезнями не разделаетесь. Берите пример с меня. Начал с 1-го работать, и все мои (болести) по боку. Видно, мне отдыхать не годится. Сегодня вышлю остальные три главы Вам. Только когда Вам читать? Все же на свободе прочтите и напишите свою критику. У нас сейчас гостит Миши жена, и Раюшка до 20-го июля будет. С 20-го приедет Митя наш. Но все это не должно смущать Матрену Филаретовну, места хватит, в тесноте, да не в обиде. Теперь лето. Мамочка вернулась из санатория, отдохнула хорошо. Целыми днями почти не вижу наших курортниц. Загорели изрядно. По письму можно судить - писалось в два присеста, а теперь помешали. Пока всего наилучшего. Шлю свой привет.

   Жму крепко Ваши руки.

   3-го июля 1935 года.

  

   Я получил от Союза писателей Украины письмо, в котором говорится: для того чтобы удовлетворить большой спрос на книгу "Як гартувалася сталь", необходимо параллельно издать ее у Вас и в Госиздате, поскольку одно издательство не поднимет большого тиража из-за отсутствия бумаги.

   ССП принимает необходимые в этом направлении меры. Из тона письма можно предположить, что эту мысль высказал товарищ Г. И. Петровский.

   Так или иначе, но я со своей стороны не возражаю против параллельного издания. Наоборот, я бы очень хотел видеть книгу в наибольшем тираже.

   Я доверяю Вам, дорогой мой, все эти дела и убежден, что Вы сделаете это самым лучшим образом.

   Завтра-послезавтра я пошлю Вам сигнальный экземпляр 3-го русского издания, исправленного и дополненного,- для Вашего третьего издания.

   Очень прощу Вас сообщить мне, когда Вы начнете работу над третьим изданием и когда оно, по Вашим ориентировочным срокам, выйдет в свет...

   Мне сообщают, что литературный вечер, организуемый ССП Украины и посвященный моему творчеству и назначенный на 15/VII, отменен.

   Я хочу, чтобы Вы присутствовали на этом вечере. Он должен был транслироваться по радио. Я был бы чрезвычайно благодарен тому, кто записал бы и прислал мне основные выступления.

   Состояние моего здоровья резко ухудшилось. Сейчас я во власти врачей, которые вливают в меня искусственное здоровье, пока что без успеха. Такое бандитское поведение тела разрушает мои рабочие планы. Работа замедлилась. Вместо 12 часов я работаю только три и то с большим напряжением.

   Пишите, мой дорогой, обо всем.

   Привет товарищу Нейфаху.

   Крепко жму руку.

   20-го июля 1935 года.

   Сочи.

  

  

   Только что получил Ваше письмо. Только что получил сигнальный экземпляр 3-го русского издания из Москвы. Завтра отправляю его Вам спешной почтой, как было между нами условлено. Этот - экземпляр - мой подарок Вам.

   Пресловутую рецензию Верхацкого получил из Главлита УССР. Если ее у Вас нет, то сообщите мне, я пришлю копию. Это интересный документ. Нам нужно знать, что враг обращает против нас. Например: там есть слова Корчагина: "Чем ночь темнее - тем ярче звезды" - я не знал, что это из стихотворения Майкова и что в нем есть продолжение: "Чем глубже скорбь, тем ближе к богу", а врат нашел, и мне нечем крыть, тут мой промах. Вообще же рецензию надо внимательнее прочесть, и те места в книге, где враг хоть сколько-нибудь может (извращая смысл) повернуть против нас, снять или очертить ярче. Например: стр. 110, часть I, глава 6, слова Петлюры: "С большевиками биться до последнего. Они уничтожили свободную Украину" - надо зачеркнуть. Я прошу Вас провести эту работу, имея перед собой неудачливого диверсанта в критике.

   "Молодняк" с четырьмя главами "Рожденные бурей" получил. Посланные Вами деньги 1860 рублей получил.

   Сейчас состояние моего здоровья значительно ухудшилось, и я могу только работать 3 часа в день.

   Беспрерывный человеческий конвейер, волнующий, но и истощающий.

   Буду обо всем писать. Шестую главу дали наскоро. Работа над сценарием продвигается вперед. Вчерне написаны три части из семи.

   Крепко жму Ваши руки, дорогой мой. Буду обо всем писать.

   С коммунистическим приветом!

   Сочи, 26 июля 1935 года.

  

  

   Всесоюзное правление ССП сообщает мне о предстоящем литературном вечере, посвященном творчеству Н. Островского, и твоем докладе. С большим нетерпением буду ожидать стенограмму вечера. Я давно не писал тебе. Прости, родная.

   Жизнь за мое упорство вернула мне счастье безмерное, изумительное, прекрасное, и я забыл все предупреждения и угрозы моих эскулапов. Я забыл о том, что у меня так мало физических сил. Стремительный человеческий конвейер - комсомольская молодежь, знатные люди заводов и шахт, героические строители нашего счастья, привлеченные ко мне "Как закалялась сталь", зажигали во мне, казалось, затухающий огонь. Я вновь стал страстным агитатором, пропагандистом. Я часто забывал даже свое место в строю, где мне приказано больше работать пером, чем языком. Предатель-здоровье вновь изменило мне. Я неожиданно скатился к угрожающей черте по состоянию здоровья. Целый месяц врачи пытаются приостановить это падение, вливая в меня внушительное количество разных лекарственных жидкостей. Но отступление пока продолжается. Я с грустью вспоминаю о том, что еще недавно я мог работать по 15 часов в сутки. А сейчас с трудом нахожу силы лишь на три часа, слушать историю гражданской войны на Украине плюс работа над сценарием.

   Тысячи писем, полученных мной со всех концов Союза, зовут меня в наступление, а я занят ликвидацией внутреннего мятежа. Несмотря на всю опасность, я, конечно, не погибну и на этот раз хотя бы уж потому, что я не выполнил данное мне партией задание. Я обязан написать "Рожденные бурей". И не просто написать, а вложить в эту книгу огонь своего сердца. Я должен написать (то есть соучаствовать) сценарий но роману "Как закалялась сталь". Должен написать книгу для детей - "Детство Павки". И непременно книгу о счастье Павки Корчагина. Это, при напряженной большевистской работе,- пять лет. Вот минимум моей жизни, на который я должен ориентироваться. Ты улыбаешься. Но иначе не может быть. Врачи тоже улыбаются растерянно и недоумевающе. И все же долг прежде всего. Потому я - за пятилетку, как минимум.

   Скажи, Анна, где найдется такой безумец, чтобы уйти от жизни в такое изумительное время, как наше? Ведь это в отношении страны предательство. Я прошу тебя, обратись к критикам от моего имени с призывом открыть большевистский обстрел первых пяти глав, не боясь суровых слов, лишь бы это было нам на пользу. Мне можно и нужно говорить все, лишь бы это было правдой. Покажи первая пример критики произведения своего воспитанника и друга.

   Крепко жму твои руки.

   Хочу вернуться к вам в Москву этой осенью. Но этой мечте, видимо, не суждено осуществиться.

   Привет всем, "молодогвардейцам", Марку и милой Соне.

   2/VIII-35 г.

   Сочи, Ореховая, 47.

  

  

   Простите за долгое молчание. Я непростительно серьезно заболел. Основные позиции заняли врачи и делают все, чтобы так или иначе воздействовать на предательское тело. Товарищи из горкома ВКП(б) обещали мне написать Вам обо всем, что решено нами в отношении строительства дома. Я, признаюсь, сначала было хотел с благодарностью уклониться от Вашего большого подарка. Но товарищи из краевого комитета партии "призвали меня к порядку". Тем более что, как я узнал, в этом есть инициатива и Г. И. Петровского. Это для каждого из нас уже не личное дело.

   Кстати, врачи единодушно твердят, что львиную долю моего здоровья съедает отвратительная квартира.

   Конечно, будь я парнишкой "на ходу", то все это было бы пустяком. Но сейчас, когда все время через тонкую перегородку слушаешь по четыре часа "собачий вальс" на пианино... и когда в трех шагах живет артист, играющий на саксофоне и репетирующий минимум по три часа в день (бывают же такие трагические совпадения - столько артистических натур в одном доме), и если к этому добавить низкую, душную комнату, выходящую окнами в тупик, куда не проникает свежий воздух, то это не очень-то весело.

   Мы считаем, что дом должен быть построен в Сочи, но не в Хосте. Секретарь горкома ВКП(б) и уполномоченный ЦИК СССР по курортным вопросам, совместно с председателем горсовета, приняли в этом деле живое участие. Они выбрали площадку для строительства, где сейчас стоит старый домик в большом фруктовом саду, в тихом, изолированном от шума переулке, в высокой части города, недалеко от моря. Главное, чего они искали, это тишины и большого сада. Кажется, товарищи даже нашли строительную организацию, могущую заняться этим делом,- товарищи Вам напишут обо всем детально.

   Самое основное,- чтобы строительство было проведено быстрым темпом - иначе все теряет свое значение.

   Дорогие товарищи! Если Вы уверены в том, что дача может быть построена к весне будущего года, не позже, то лишь в этом случае допустима затрата средств. Я имею право сказать Вам это, потому что разгромленное здоровье никак не обещает мне долголетнюю жизнь. И здесь темпы изменения бытовых условий должны быть стремительны.

   Президиум правления ССП СССР сегодня известил меня, что в Москве в Доме писателей между пятым и десятым августа состоится вечер, посвященный творчеству Н. Островского. Докладчик - Анна Караваева. Это будет объединенный вечер московских литераторов и актива комсомола. Выступления будут застенографированы.

   Буду писать Вам. Передайте от меня дружеский привет всем моим соратникам на литературном фронте.

   Крепко жму Вашу руку.

   С коммунистическим приветом!

   Сочи, 3 августа 1935 г.

  

  

   15 сентября закончим работу над либретто сценария. Пошлем его в ЦК [ЛКСМУ] на просмотр. А в перерыв, перед работой над литературным сценарием, примусь за "Рожденные бурей".

   Пишите, дорогой. Крепко жму Ваши руки.

   Сочи, 5 августа 1935 г.

  

  

   Телеграмму Вашу получил. Благодарю за помощи. Вы выразили желание знать, как идет работа. Сейчас мы работаем над либретто сценария, причем это либретто далеко не схематичное. Это скорее литературный сценарий, правда, не до конца отработанный. Вчера мы сами для себя проверили сделанное (четыре части либретто). В ходе работы для нас стало ясным, что оба тома романа, не комкая основной идеи, уложить в один нормальный сценарий нам никак не удастся. Поэтому мы считаем целесообразным сделать по роману две серии. По этому вопросу нам очень хотелось бы получить Ваше авторитетное мнение. В случае, если с Вашей стороны возражений против двух серий не будет, мы сможем это только приветствовать. Если же Вы сочтете необходимым делать только одну серию, то мы, учтя Ваше желание, соответственно проработаем одну серию.

   На чем строится сюжет первой серии и какой период жизни Павла Корчагина он охватывает? По нашему замыслу, это должен быть фильм о комсомольце 19-го года, о юноше, начавшем сознательную жизнь в период империалистической войны, при помощи партии осознавшем свое место в классовой борьбе и беззаветно борющемся за победу диктатуры пролетариата. Из этого вытекает, что центральной фигурой сценария, как и романа, является Павел Корчагин. Естественно, что рост сознания Павла Корчагина является основным сюжетным стержнем. От работы мальчиком в буфете, через работу в комсомольском подполье, гражданскую войну к строителю и организатору строительства узкоколейки - таков путь Корчагина. На эпизоде из романа "Разве я мог умереть?" кончается фильм. В схеме сюжет разворачивается так.

   Начинаем мы фильм с пролога. Шепетовка в период империалистической войны. Павел Корчагин, работая в буфете, познает на себе всю прелесть капиталистического гнета и беспощадной эксплуатации. Это для показа того, кто были те юноши, которые вступали в комсомол в 19-м году. Фильм же рассказывает о кочегаре Павле Корчагине и его товарищах Рите и Брузжаке, о его брате Артеме, постепенно втягивающемся в борьбу.

   Мы начинаем с забастовки на станции Шепетовка в период петлюровщины, с присоединения к забастовке электростанции, благодаря несколько анархичному поступку Корчагина, который там работает. В эту же ночь старый большевик Жухрай, организатор железнодорожной забастовки, преследуемый петлюровцами, приходит к Корчагину.

   И здесь Павел впервые узнает, что единственно правильный путь борьбы - это вместе с большевиками и под их руководством. Жухрай объясняет Павлу, что в одиночку бороться нельзя, что надо собрать наиболее отважных пролетарских ребят для организованной борьбы. Так зарождается первая комсомольская организация в Шепетовке. Но Жухрая арестовали. Об этом Павел узнает случайно при возвращении с работы, когда по шоссе ведут арестованного Жухрая. И, жертвуя собой, Павел освобождает Жухрая. Но и Жухрай в свою очередь не оставляет Павла. Они бегут оба. Свидетель поступка Павла, шляхтич Лещинский, у родителей которого кухаркой работает мать Корчагина, выдает Павла. Павел арестован. Угроза смерти нависла над Павлом. Но никакие угрозы петлюровцев, стремящихся к предстоящему приезду Петлюры добиться от Павла сообщения, где Жухрай, не помогают. Павел держится стойко. Но оставшиеся его товарищи под руководством Жухрая готовят достойную встречу Петлюре, думая в то же время о том, что сделать для того, чтобы выручить Павла из рук врага.

   Павел приговорен к смерти. Но предпринятая, в связи с приездом Петлюры, чистка комендатуры и арестованных, в отсутствии коменданта, дает возможность Павлу уйти