Островский Николай Алексеевич - Письма (1924-1936), Страница 6 - Книги

и т. д. и т. п.

"Мы не можем тебя терять,- говорит Караваева,- ты еще поработаешь". Я очень взволновался этой встречей.

Шурочка, родная, значит мы с тобой встретимся в Сочи. Как я буду рад тебя видеть, как горячо я тебя обниму.

Сообщи, есть ли у тебя No 4 "Молодой гвардии"? Если нет, то я тебе вышлю. В начале романа (я настаиваю на повести) редакция без моего ведома поместила [мое] письмо в р[едак]цию, получилось нехорошо. Вроде афиши. Есть грубые опечатки, небрежно работают.

Роман пойдет в пяти NoNo "Молодой гвардии". Конец книги срезан: очень большая получилась -_:нет бумаги. Повырезали кое-где для сокращения. Немного покалечили книгу, но что поделаешь - первый шаг.

Мама поедет в Сочи со мной. Если будет там комната, то с Катей останутся там жить.

Ожидаю твоего письма. Сообщу все, что будет нового.

Крепко жму руки.

Твой Николай.

Горячий привет от всех наших.

20 май.

А. А. ЖИГИРЕВОЙ

5 июня 1932 года, Москва.

Милая Шурочка!

Ты давно молчишь, и я думаю, что опять хвораешь. Я на днях, наверное, уеду в Сочи, в санаторий. По твоему примеру, стал кашлять кровью и физически слаб. Тяжело начался 1932 г. Если бы здоровье, кабы силенки, чтобы мог писать, было бы прекрасно.

В ЦК комсомола моя книга получила хороший отзыв. По радио прочитан отрывок. На литфронте все радует и ободряет к жизни, к труду. Все зовет: "Даешь темпы, даешь напряжение в 100 000 вольт!" Ненавижу все эти хворобы, как классового врага.

В издательстве "Молодая гвардия" перемена работников, и с изданием книги волокита. Договора не выполняют, денег не дают, и если б не журнал "Молодая гвардия", то я опять бы голодал.

Теперь на этих бюрократов нагнал ЦК ВЛКСМ и надеюсь, что за печатание книги они примутся.

Я теперь боюсь заключать с ними второй договор, на второй том,- обманут.

Не буду ж я судиться с ними?

Ленинградские ребята мне больше нравятся.

Сегодня прислали No 5 журнала "Молодая гвардия" с продолжением романа.

Рая 15.VI едет на месяц к своим. Мама со мной.

Вчера получил постановление парттройки о восстановлении в партии и прохождении проверки.

Теперь, Шурочка, ожидаю от тебя письма, где не забудь ответить, будешь ли в Сочи и когда?

Нехорошо молчать, отвечай, милый мой дружок.

Привет от всех.

Жму твои руки.

Н. Островский.

До 10-12 июня я в Москве.

5 июня 1932 г.

А. А. ЖИГИРЕВОЙ

20 июня 1932 года, Москва.

Милая Шурочка!

Напрасны мои ожидания - нет от тебя письма. Хорошо, если задержка, но если - захворала,- это хуже молчаний.

Сообщаю кратко, что у меня нового.

27 июня еду в Сочи, в санаторий.

Мама провожает и останется. Кашляю зверски, иногда с кровью. Ослаб и т. д. В Сочи попытаюсь остаться. Москва губит сырой до края комнатой.

Скажи - будешь ли в Сочи?

Есть решение ЦК молодежи о книге - она уже в наборе, выйдет (обещают) в начале августа. Взяли мою фотографию, и, как видно, рожа известного тебе "бандита" будет портить бумагу дефицитную, читателям на возмущение...

Я буду до 27 ждать твоего ответа. Привет от мамы, сестры. Рая уехала на 40 дней к своим в Анапу.

Жму твои руки. Милая, не отмалчивайся. Как только наберу крошку сил, буду работать. Хочу очень хоть обнять своего друга Шурочку в Сочи и рассказать все за 2 года.

Устал.

Твой Коля Островский.

20 июня 1932 года.

А. А. КАРАВАЕВОЙ

26 июня 1932 года, Москва.

Дорогой товарищ Анна!

Завтра в 10 часов утра передвигаюсь на юг. Сделали все, чтобы сколотить силенок для дальнейшего развертывания наступления.

Хочу пробыть в Сочи до глубокой осени. Буду держаться, пока хватит пороху.

Итак, всего хорошего!

Передай привет товарищу Марку. Вчера получил из Украины письмо. "Молодий бiльшовик" переводит на украинский язык NoNo "Молодой гвардии", то есть "Как закалялась сталь". Я напишу тебе из Сочи...

Крепко жму твою руку.

С коммунистическим приветом!

Н. Островский.

26 июня 1932 г.

Г. М. АЛЕКСЕЕВОЙ

5 июля 1932 года, Сочи.

Привет от моря, милая Галочка!

В темпе отъезда я не мог проститься с тобой. Лежу на балконе у моря, и свежий норд-ост дует в лицо. Кругом жизнь южного курорта. Знойное солнце. Веселый говор, счастливый смех женщин, а у меня крепко сжаты губы. Молчу. И от сурового парня уходят после 2-3 слов. Думают, злой. Как и ты в первую встречу. Грусть заполнила всего. Море напомнило о прошлом, о разгроме всей моей личной жизни. И я не борюсь с грустью, она служит мне. Я пишу сейчас печальные страницы второго тома. Я буду тебе писать, не забывай и меня. Ведь у меня нет, как у моего друга, девушки, губы которой тушат боль.

Сжимаю твои пальцы. Пока прощай. До 1 августа адрес: Север. Кавказ, Сочи, санаторий "Красная Москва", больному Н. Островскому.

5 июль.

А. А. ЖИГИРЕВОЙ

1 августа 1932 года, Сочи.

Милая Шурочка!

Я уже на своей квартире. Горсовет дал комнату рядом с сан[аторием] "Красная Москва". Адрес мой: Сев. Кавказ, г. Сочи, Приморская ул., восемнадцать, комната 8. У самого моря, у библиотеки. В общем - ничего.

Я тебя прошу, постарайся путевку получить в "Кр[асную] Москву". Это же рядом, и твои ножки не устанут, и я друга милого часто видеть буду.

Будет досадно и обидно, если попадешь в другую санаторию. Буду ждать тебя.

У нас новостей особых нет. Приступаю к работе над 2-й книгой. Первый [том] выйдет книгой в конце августа. Скоро уж, скоро.

Феденев приехал во Фрунзенский санаторий. Завтра будет у меня с издательскими новостями.

До скорого свидания. Все письма получил. Жму руки.

Привет от мамы горячий.

Твой Коля.

1 августа 1932 года.

А. А. ЖИГИРЕВОЙ

7 августа 1932 года, Сочи.

Шурочка моя дорогая!

На свежем воздухе целые дни, под дубами. Начал работу.

Мне необходимо иметь 9-ую главу. Пришли мне ее заказной бандеролью. Жду тебя.

Шурочек, только попади в "Красную Москву", ведь это в 20 шагах. Как хорошо мы проведем сентябрь! Ждем с матушкой тебя. Погода сейчас хорошая, а в июле 18 дождливых дней. Тов. Феденев приехал. Новостей привез. Если бы кто меня спросил бы, что меня самое радостное ждет, я отвечу: "Шурочка приедет". Точка.

Больше писать не буду. Пришли мне девятую главу, ее (конец) срезала редакция из-за бумаги, и я ее переношу во 2-ой том.

Привет от мамы. Письмо напиши.

Твой Коля.

Если у тебя есть отзыв о рукописи, пришли.

7 авг. Сочи, Приморская, 18, комната 8.

Г. М. АЛЕКСЕЕВОЙ

26 августа 1932 года, Сочи.

Милый товарищ Галя!

Тружусь над 1-ой главой 2-го тома. Сам пишу. Трудно это. Нет твоих ручонок - быстро бы рождались страницы.

В хорошие дни лежу под дубами во дворе. Море в 20-ти шагах от дома. Был у меня товарищ Андреев - подружились на 100%. Я хочу тебя, Галушенька, помучить: съезди или позвони в издательство "Молодая гвардия" (Новая площадь, 6) сектор юн[ошеско]-дет[ской] лит[ературы] и узнай, когда же "сталь закалится"? Обещали выпустить к 25 авг. Позвони в редакцию журнала "Молодая гвардия" и спроси, переслали ли они мне No 7 и No 8 журнала в Сочи, или нет и знают ли мой адрес. Вот и вся нагрузка. Телефон издательства - Андреев или Александров,- спроси у Кати в книжке. Напиши мне обо всем и о своем житье-бытье.

Жму твои руки.

Николай.

26 авг.

А. А. ЖИГИРЕВОЙ

2 октября 1932 года, Сочи.

Шурочка моя милая!

Живем в двух комнатах. Здесь надолго. Фаня Ар[оновна] часто бывает. Погода сияет. Здоровье лучше. Книга 20 окт[ября] выйдет. Рая учится. Я с трудом работаю, много болел, но здесь должен заработать всерьез.

Жду тебя, мое серденько. Очень жду. От пенсии отказался. Довольно. Я ведь опять труженик.

Меня здесь, как "писателя", снабжают по первой группе. Живем пока не голодно. Матушка все хворает. Переезд ее замучил. Жду брата. Наверно, опять не приедет. Скоро встреча. Что в письме написать, вот увижу тебя, любимую, родную, горячо расцелую. Тогда я доскажу то, что не ложится на бумагу. Скоро ноябрь, 28 дней, они пробегут быстро.

Сжимаю твои руки.

Твой Коля. Привет всем твоим.

2 октября.

Сочи, Ореховая, 29.

Р. Б. ЛЯXОВИЧ

4 октября 1932 года, Сочи.

Здравствуй, Розочка!

Мы тебя не забыли. Письмо получили. Я работаю сам, без секретаря. Дали две комнатки. Не увиделись мы с тобой, дитя беспокойное, в этом году. А жаль. Ждал тебя и перестал. Книга выйдет 20 октября. Тебе и Пете первые тома.

У нас солнце, жарко. Сейчас ночь. Шура будет в ноябре в Сочи. Остаюсь на зиму и лето. Д. Хоруженко в кавполку. Моя жизнь - это работа и дружба друзей. Остальное все в сторону.

Я стал суровее. Жизнь наша требует большой воли, упорства и веры в лучшее, большое, яркое скорое будущее. Без этого упадничество и уныние. Я знаю, у тебя там, в быту, плохо. В Сочи есть жилплощадь, есть даже широчайшая кровать на 4 человека. Приезжай и живи, дитя. Я шуткой говорю всерьез. Приезжай. Жду писем.

За молчание прости.

Коля.

Сочи, 4 октября 1932 г.

Г. М. АЛЕКСЕЕВОЙ

15 октября 1932 года, Сочи.

Милая Галя!

Привет в день 15-го октября. Моя жизнь - это работа над второй книгой. Перешел на "ночную смену", засыпаю с рассветом. Ночью тихо, ни звука. Бегут, как в кинопленке, события, и рисуются образы и картины. Павка Корчагин уже разгромил, глупый, свое чувство к Рите и, посланный на стройку дороги, ведет отчаянную борьбу за дрова, в метели - снегу. Злобно воет остервенелый ветер, кидает в лицо комья снега, а вокруг бродит неслышным шагом банда Орлика - вот картина стройки. Книга первая еще в печати. Будет, наверно, к 6-му ноября. Много сроков слышит каждый автор от издательства. Ничего, теперь уже осталось ждать пару дней. Я сейчас же пришлю тебе, и ты прочти своим. Уже недолго. Здоровье мое много лучше. Загорел, и, в общем, парень на большой палец. Не улыбайся, дитя, - "не такой уж горький я пропойца..." Ты о себе не пишешь. Как твои дни проходят, что пишет Митя Хоруженко? Здесь жаркие дни, золотая осень. Ольга Осиповна шлет свой привет. Ожидаю от тебя большого письма. Ты прощай мне долгое молчанье и не забывай писать обо всей своей жизни, и маленькие горя, и небольшие радости.

Все. Жму руку.

Не хватает второй книге двух ручонок.

Николай.

Сочи, Ореховая, 29.

М. З. ФИНКЕЛЬШТЕЙНУ

5 декабря 1932 года, Сочи.

Дорогой мой Мишенька!

Я уже потерял все надежды получить ответ на все мои письма. Кто тут виноват? Где зарыта собака, или ты поставил на мне осиновый крест?.. [дальше кусок письма вырван - Ред.] Ладно, может, ты еще одумаешься. Подожду, а пока расскажу о себе.

Книга, люди говорят, сделана хорошо. Поступила в продажу, но мне мерзавцы из распределителя ОГИЗа, что на Лубянском проезде, 2, не шлют 20 книг договорных, и я имею одну-единую. Никому из друзей, и тебе первому, не смог послать.

Предисловие А. Караваевой утеряли в типографии...

Я работаю, как добросовестная лошадь. По ночам. Тогда никто и ничего не мешает. Мама все болеет. Есть перспективы на получение комнаты в Москве. Увидим. В Сочи уже холодно. Снега не было. Ну за экономику не пишу, не хочу тебе портить аппетита.

Как-то вы живете, дорогие, как здоровье? За шесть месяцев разлуки не забыли еще сочинского изгнанника? Я с пенсиями в расколе. Довольно. Стал "членом" профсоюза печатников и живу тем, что старательно мараю дефицитную бумагу.

Ожидаю письма. Крепко жму ваши руки.

Николай.

Сочи, 5 декабря, Ореховая ул., No 29.

А. А. ЖИГИРЕВОЙ

16 декабря 1932 года, Сочи.

Милый дружок Шура!

Причина моего молчания - напряженная работа над второй книгой. Я вчера закончил большую главу, и сегодня у меня "выходной день".

На днях получу, наконец, из Москвы десять экзем[пляров] моей книги и сейчас же высылаю тебе, родная.

Один экземпляр мне уже прислали. Издана книга хорошо, но зато предисловие Анны Караваевой утеряли в типографии. Книгу скоро сама увидишь.

Вышло 10 300 экз., в переплете с моей фисгармонией.

Мною уже написана четверть второй книги. Борьба за качество.

О моей книге немножко пишут, не очень ругают. Скоро в "Мол[одой] гвардии" будет напечатана серьезная критическая статья. Жду.

Живем в Сочи втроем - я, мама и дочурка брата - Зина -10 лет. Здесь холодно. Здоровье пока держится прилично, дает возможность работать. Старушка моя все охает, слабенькая она и физически и волей.

Бюджет наш [слова неразборчивы.- Ред.].

К партчистке я прихожу уже как трудящийся и не как лодырь.

Будут новости - напишу.

Привет теплый от матушки.

Твой Коля.

16 декабря 1932 г.

Р. Б. ЛЯХОВИЧ

17 декабря 1932 года, Сочи.

Милая Роза!

Долго ты молчишь, "жива ль ты, моя старушка..." Или тебя кто обидел, дитя непоседливое? Хочу разбудить тебя. До сих пор не имею окончательного решения насчет моей рукописи. Хождение по портфелям редакторов продолжается. Хотя бы дали срок. Знатоки говорят, что легче ослу стать лошадью, чем пройти впервые сей путь, и, несмотря на ряд хороших слухов, мое седьмое чувство предугадывает разгром.

И я, предвидя это, готовлюсь перейти в контратаку, т. е. складываю план новой работы. Ведь я должен напрячь все силы и добиться того, чтобы новая работа была лучше и чтобы ее признали. Это очень и очень трудно в моих условиях. Но я должен это сделать, и я это выполню.

Сообщай о своих партделах, жизни и быте, зачем молчать? Мама и Катя малая лежат больные гриппом, стоны, кашель, небодрая быль, но это пройдет. Скоро весна, мой друг, солнышко улыбнется тепло, приветливо, и суровые морщинки немного разгладятся. Жизнь нельзя убить, пока стучит сердечко, и позор тем, кто сдается живым в плен.

Жму руку.

Ожидаю письма.

Н. Островский.

17-го декабря 1932 г.

А. А. ЖИГИРЕВОЙ

22 декабря 1932 года, Сочи.

Милая Шурочка!

Твое письмо только получено. Прости меня за молчание. Я работаю на все 100%. Сегодня посылаю тебе посылочкой мою книгу. Товарища Вольфа увижу с радостью, лишь бы пришел.

Как я тебя ожидал летом! Хочу верить, что увидимся с тобой в 1933 году...

Условия для моей работы тяжелые, но я борюсь со всем. Тебе пришлю первые главы. Голодаю по людям крепким.

Матушка все болеет, стареет, бедняга. Плохое вдохновение. Беру все преграды, а их уйма, упорством. Суровы мои дни, но все силы, всю жизнь отдаю книге. Сам пишу, своей рукой...

Не забывай меня. Было бы чудно, если бы ты была со мной. Спешу жить, моя родная, хочу написать, пока сердечко стучит.

Целую тебя.

Буду писать часто.

Твой Коля.

22 декабря 1932 г.

А. А. КАРАВАЕВОЙ

27 декабря 1932 года, Сочи.

Дорогой товарищ Анна!

Посылаю вам две обработанные главы второй книги "Как закалялась сталь". Тебе могу сказать, посылаю с тревогой на твой суд. Ты скажешь, куда идет кривая: вниз ли, вверх ли. Это я говорю о художественном и проч. содержании первой части моей работы. Если худо, будь беспощадна. Я не свалюсь с ног, вынесу любую критику, она мне лишь поможет выравнять изъяны. Часть материала еще мной не оформлена. Я сдержал свое слово, не надоедать тебе частыми письмами, хотя очень хотелось. Но необходимо экономить время людей, не загружать их излишней "литературой". Посылаю тебе и Колосову свой привет в виде моей первой книги... Я добросовестно работаю. Бывают частые прорывы, но не по моей вине. Мои желания работать обратно пропорциональны возможностям, и все-таки - движение вперед.

Не могу тебе передать, как меня огорчило неряшливое отношение с твоим предисловием. Не могут еще товарищи из из[дательст]ва хоть чем-нибудь не испортить даже хорошо технически изданную книгу (если не считать массы грубых опечаток).

Мое здоровье позволяет мне работать. В Сочи стало холодно и неприветливо.

Полон творческой энергии, но часто невозможность переложить ее на бумагу из-за отсутствия чьей-то руки приводит в ярость. Ведь мои темпы черепашьи. Я устаю раньше, чем иссякают созданные образы. В моем "секретариате" чудовищная текучесть. Как жаль, что здесь нельзя применить декрет СНК о прогульщиках. Но курилка еще жив. Не верь, товарищ Анна, злостным слухам, что я "засыпался вдоску" и стал писать меланхолические новеллы. Я назло всем предсказаниям врачей о моей скорой гибели упорно продолжаю жить и даже иногда смеяться. Ученые эскулапы не учли самого главного: это качество материала их пациента. А качество вывезло. Твой подшефный не только живет, но и работает. "Разве могут не победить те сердца, в которых динамо",- говорил Павка Корчагин в своей горячей речи в 21-м году. Это относится и ко мне.

Жду твоего письма.

Помни, ты должна его написать, когда прочтешь первые главы второй книги.

Привет товарищу Марку.

Николай Островский.

Сочи, 27/ХII - 32 г.

Ореховая ул., д. No 29.

100

С. М. СТЕСИНОЙ

6 января 1933 года, Сочи.

Дорогой товарищ Соня!

Бумагу с вашей запиской, журнал 10-11 мною получены. Со дня на день ожидаю 12 номер.

Товарищ Соня! Загружаю вас следующей просьбой. Мне необходим следующий документ, что-то вроде справки или удостоверения примерно такого содержания: редакция удостоверяет, что я являюсь ее сотрудником или постоянным автором с такого-то по настоящее время и средняя сумма заработка получена от редакции.

Это мне необходимо для формальности, как-то: квартплаты, членские взносы, лечпомощь и т. под. Я в настоящее время (вроде беспризорник) или что-то вроде кустаря одиночки. Приезжает врач и спрашивает - где вы работаете? Я подумаю немного - отвечаю: в "Молодой гвардии".

- У вас есть об этом документ?

- Нет.

- Ну тогда извиняюсь, я оказать вам помощь не могу, потому что я только оказываю помощь госслужащим и застрахованным.

С врачами я вообще вижусь редко, но, чтобы избежать в дальнейшем подобных диалогов, вы расскажите о моей просьбе товарищу Колосову, если это юридически будет возможно, он подпишет таковой документ.

Вот это все, что в данном случае я ожидаю от вас.

Товарищ Соня! Если вы сможете ("стащить?!") общую тетрадь, то пришлите ее вместе с No 12.

Крепко жму ваши руки.

По поручению Н. Островского.

6/I - 33 г. Сочи.

Ореховая, 29.

101

M. З. ФИНКЕЛЬШТЕЙНУ и Ц. Б. АБЕЗГАУЗ

13 января 1933 года, Сочи.

Дорогой Миша и "Маленькая"!

Только что получил ваше письмо. Почта стала работать против Революции. Это горе-связь может разорвать любую дружескую связь... Сколько я неприятностей имел и имею из-за этих почтовых трюков, сколько пропало книг, журналов, газет - не перечесть, а телеграфные переводы приходят через полгода, пропадают деловые письма с документами из редакции и т. д. и т. п.; не будем говорить о дряни. В героическом наступлении пролетариата почта плетется в хвосте, налегая на тормоза. Очень жаль, что ты мою книгу не получил, она уже в Москве у Кати, возможно у тебя новый адрес и Катя вас не нашла. Позвони, Мишенька, им. От тебя я получил лишь письмо из Кисловодска, остальные утонули. Неужели, Мишутка, ты хоть на минуту можешь допустить, что я мог бы уклониться от ответа. Я своих друзей не забываю, тебя в особенности. Недавно пережитая борьба за жизнь и твое в ней горячее участие и все предыдущее никогда не изгладят из моей памяти образ того, кто стал моим большим другом. Мишутка, это не пустые слова. Я сейчас суров и даже сумрачен немного и отсюда скуп на слова. Хочу, чтоб ты почувствовал пожатие моих рук.

Пусть живет и крепнет наша дружба. Теперь немного о себе. Здоровье мое пошатнулось. Виноваты были в этом отвратительные жилищные условия. Теперь же избегаю серьезной опасности преждевременно погибнуть, произвел коренную реконструкцию жилфонда. Из фактических 9 метров на троих, теперь оборудовано 18 метров и прибавилась вторая жилая комната, куда завтра передвинутся мать и племянница. Будет больше воздуха, а когда сделаем во вторую комнату дверь, сейчас вместо нее одеяло, то я получу возможность для творческой работы; до сих пор же была не работа, а одно наказание. Мною уже написано пять печатных листов, всего же будет иметь вторая книга 16 п[ечатных] л[истов]. В отношении средств - у меня более или менее сносно. Авансов мне высылают в среднем 250 рублей в месяц. Как видишь, это в 6 раз больше моей прошлой пенсии. Не заботься за меня, дорогой мой. Кризиса, как видишь, нет. На этом фронте спокойно. И с жилищем, как видишь, я стал владельцем двух комнат и, следовательно, Мишутке есть бронированная база на лето 1933 года...

Вот, в основном, Мишутка, краткие новости. О книге пишут в печати хорошо, не ругаются. 80% тиража пошло в библиотеки морского флота и армии. Меня это радует. Скоро начнут печатать вторую книгу в журнале "Молодая гвардия". Буду ждать твоих писем, и верь, ни одно не останется без ответа.

Жму твою пятерку. Привет от меня и мамы маленькой женщине.

Твой Николай.

Сочи, Ореховая, 29. Н. А. Островский.

13/I - 33 г.

102

Г. М. АЛЕКСЕЕВОЙ

16 января 1933 года, Сочи.

Милая Галочка!

Только что получил твое письмо. Я тоже думаю, что мы с тобой будем работать. Моя мечта - это возвратиться в Москву. "Молодая гвардия" поставила вопрос этот перед ЦК. Нужна ведь квартира. Работы же хватит нам с тобой по горло. Я не хочу рассказывать о своих сочинских секретарях, все они не стоят одной твоей ручонки. Это я с грустью утверждаю. Это просто служащие. Я плачу им 120 рублей, и они сухо и скучно работают. Что писать и как писать, им безразлично, как все это не похоже на наше с тобой сотрудничество. Мне теперь ясна истина - мой секретарь должен быть моим другом, а не чужим человеком. Иначе говоря, нужен кто-то похожий на Галю Алексееву. Книга переводится на украинский язык. Хоруженко мне пишет. Он ворчит, что ты молчишь. О себе ты ничего не пишешь. Разве не о чем рассказать? Я все жду рассказа о твоей жизни. Когда же тебя охватит откровение и ты перестанешь прятать от меня свои маленькие и большие радости и печали? Если бы я был уверен, что письмо попадет лично к тебе, я написал бы несколько страниц о своей личной жизни.

Вторая книга будет много больше первой. К маю я обязан ее кончить. В мае она будет издана. Когда я буду посылать в издательство рукопись, то пошлю ее на твое имя, а ты залпом прочтешь и затем отвезешь в издательство.

Если я к лету в Москву не возвращусь, то, кто знает, возможно, встретимся здесь, в субтропической Сочи.

Н. О.

Сочи, 16 января.

103

А. А. ЖИГИРЕВОЙ

29 января 1933 года, Сочи.

Милая моя Шурочка!

Получила ли ты мою маленькую посылку, отосланную мной 25 декабря? В ней была моя книга. Видел товарища Вольфа, очень жаль - всего лишь 2 часа беседы. Сорвалось было мое здоровье. Залихорадило. Простудился. 26 дней ни одной строчки. Сейчас опять в труде. О книге пишут критики чересчур хорошо, например, журнал No 12 - декабрь, "Книга молодежи", стр. 20.

Жму твои руки.

Жду письма.

Твой Николай.

Сочи 29 января.

104

А. А. ЖИГИРЕВОЙ

6 марта 1933 года, Сочи.

Милая Шурочка!

Наконец-то я получил от тебя письмо. Как долго от тебя не было вестей. Очень рад, что ты жива и ничего худого не произошло. Я видел товарища Вольфа таким, как ты о нем рассказывала. Всего лишь 3 часа встречи.

Я работаю добросовестно, т. е. [вкладываю] в труд все наличие физических сил, пишу пятую главу. Первого июня я должен сдать книгу в издательство. Она будет в полтора раза больше первой. До издания ее книгой она будет напечатана в журнале "Молодая гвардия". Вообще стало так, что вся моя жизнь устремлена и сосредоточена на создании второго тома "Как закалялась сталь".

Мои силенки сгорают быстрее, чем бы я хотел, а отвратительные месяцы с непрерывными дождями и промозглой сыростью для меня убийственны, в груди играют марши, но зато незыблема упрямая воля и неудержимо стремление к труду.

У нас [партийная] чистка... Шваль и балласт летят за двери, метут сурово и беспощадно. Глядишь - и сердцу приятно.

Рассчитываются в редакции далеко не аккуратно. Там укоренился противный закон: получать гонорары с бою, но я не могу так. Все это мелочи... Он [Паньков] хочет помочь в деле издания книги на украинском языке. Это для меня было бы громадным моральным удовлетворением. Я здесь согласен совершенно отказаться от денежного вознаграждения...

Крепко жму твои руки, моя родная и любимая. Если жизнь не обманет, летом встречу тебя.

Привет товарищу Вольфу.

Н. Островский.

6 марта.

105

Д. А. и А. И. ОСТРОВСКИМ

14 марта 1933 г., Сочи.

Дорогие Митя и отец!

Выписать книгу можно попытаться по следующему адресу: Москва, Лубянский проезд 2, помещение No 76. Распределитель Объединенного государственного издательства.

Пусть вам магазин ОГИЗа выпишет, упомянув, что книга написана о Шепетовке и представляет в городе особый интерес. Но книг, наверное, нет: 80 процентов взял Реввоенсовет для красноармейских библиотек. Намечается второе, дешевое издание.

В мае я закончу вторую книгу и сдам ее в редакцию. Желаю, чтобы книгу прочла Мария Яковлевна Рожановская...

Не позволяйте книгам теряться...

Напряженно работаю. Прошел проверку. По Сочи из партии выгнано много швали, жуликов, чуждых и небоеспособных... Сколько паразитов было на партийном теле! Освободясь от них, партия, здоровая, могучая, встретит весну, решающую и ответственную за урожай... Жму ваши руки.

Н. Островский.

Сочи, 14 марта 1933 г.

106

П. Н. НОВИКОВУ

19 апреля 1933 года, Сочи.

...Завтра перехожу на новую квартиру по той же улице. Новый адрес: Сочи, Ореховая улица, No 47, кв. 3. Квартира не плохая. Моя комната светлая, другая - нет.

Стараюсь работать по совести. Кончаю седьмую главу. Переезд мешает.

Погода - дрянь: дожди без конца и края. Холодно. Вчера даже был снег.

...В критико-библиографическом бюллетене художественной литературы No 35-36 за 1932 г. есть статья о "Стали" под заголовком: "Книга борьбы и сильных эмоций". Добудь ее в библиотеке, я ее не имею.

Освобожусь - напишу большое письмо. Жму Ваши руки и "целую крепко".

Николай.

Сочи, 19 апреля. 1933 года.

107

М. З. ФИНКЕЛЬШТЕЙНУ

19 апреля 1933 года, Сочи.

Дорогой мой Миша!

Невзирая на гробовое молчание твое, которое говорит о какой-то опасности для нашей дружбы, я опять пишу тебе. Получил новую квартиру, хорошую во всех отношениях. Две комнаты - 30 квадратных метров. Солнце, сад, веранда и т. д. и т. д. Напряженно работаю, [написано] 7 глав, осталось две. Весны еще нет, дожди, холодно. Кто знает, может Миша летом надумает приехать ко мне в гости, тогда, как говорится в библейских текстах: "Двери моего дома всегда открыты для гостя желанного..." Прошел проверку партии уже в боевых рядах. В Сочи исключено из ВКП(б) 43 процента райорганизации. Выметены шваль и не способные к борьбе, такой боевой чистки я еще не видел.

В номере 35-36 критико-библиографического бюллетеня художественной литературы за 1932 год помещена статья Зубковского о моей книге (кажется) под заголовком "Книга борьбы и ярких эмоций", это самая зубастая статья, где мне попадает на орехи. Ее у меня нет. Отрывки ее писали мне "молодогвардейцы". Может, тебе удастся ("стырить"?!) этот бюллетень где-нибудь. Я его очень хочу иметь. Может, это бюллетень не художественной, а юношеской и детской литер[атуры]. Здоровье относительно ничего. Мама все хворает. Большие и малые трудности мешают писать книгу, но труд продолжается.

Крепко жму твои и "Маленькой" руки.

Твой Коля О.

Новый адрес: Сочи, Ореховая, 47.

19 апреля.

108

А. А. КАРАВАЕВОЙ

20 апреля 1933 года, Сочи.

Дорогой товарищ Анна!

Мной посланы в редакцию журнала шесть глав, всего примерно 230 печатных страниц. Остальные две главы я закончу к 15 мая. Издательство дало предварительное согласие на объем второй книги в 15 печатных листов. Основная часть книги уже в редакции; у меня остается лишь конец.

Буду ожидать твоего суда над второй частью "Стали". Я вторую книгу не переоцениваю, вижу все ее недостатки и знаю, что продвижение вперед на высшую ступень будет достигнуто лишь после большой учебы.

"Сталь" - это первая отливка, труд, созданный в неподходящей даже для крепкого человека "общежитейской обстановке". К счастью, у меня еще достаточно неисчерпаемых сил и стремлений к труду над собой, вопрос лишь в том, сумею ли завоевать себе у жизни необходимые мне три-четыре года. Тогда будет создан второй труд. Посылаю тебе одну из рецензий, возможно известную, а также заявление в Оргкомитет, прошу его при случае передать.

Конец книги требует большого напряжения сил, и я лично работаю добросовестно, но мой "техаппарат" - из рук вон. Здоровье ведет себя совестно, не мешает работать, а чего мне больше надо?

Весны еще нет, холодно, дожди, но с маем придет солнце, с ним - новые силы и бодрость. Жму твою руку.

Н. Островский.

Сочи, 20 апреля 1933 г.

Ореховая ул., 47, кв. 4.

109

Д. А. и А. И. ОСТРОВСКИМ

6 мая 1933 года, Сочи.

Дорогой Митя и отец!

Сообщаю, что получил из Харькова известие: ЦК комсомола Украины постановил издать мою книгу на родном нам языке - по-украински. Дело проведено будет срочно. Книгу начнут печатать в конце июня сего года, чтобы выпустить в свет ко дню пятнадцатилетнего юбилея комсомола. Для меня это - большая победа. Итак, скоро увидим книгу на рiднiй мовi. Да здравствует жизнь и борьба за социализм!

С коммунистическим приветом.

Н. Островский.

Сочи, 6 мая 1933 г.

110

X. П. ЧЕРНОКОЗОВУ

15 мая 1933 года, Сочи.

Милый мой Хрисанф Павлович!

С глубокой радостью сегодня узнаю, что ты продолжаешь борьбу и что болезнь не смогла вывести тебя из строя. Это самое лучшее, что я хотел о тебе узнать. Два т[оварища], Гриценко и Одинец, бывшие ранее в Грозном, тепло рассказывали об "отце", т. е. о тебе и о. твоей работе. Меня с тобой навсегда связала. большевистская дружба, ведь мы с тобой типичные представители молодой и старой гвардии большевиков. Три года, как я потерял тебя из виду и лишь дважды встречал в газетах твое имя. Приветствую тебя, мой дорогой, горячо, как "сынишка" и друг. Помнишь, как ты писал в Москву товарищу Землячке, а я помню. Там были такие слова: "Я глубоко убежден, я верю, что Островский, несмотря на слепоту и полный разгром физический, может и будет еще полезен нашей партии".

Я с большим удовлетворением сообщаю тебе, что твою и многих старых большевиков уверенность в том, что я еще возвращусь в строй, на передовые позиции наступающего пролетариата, я оправдал. Иначе не могло быть. Никакая болезнь, никакие страдания никогда не в силах сломить большевика, вся жизнь которого была и есть борьба. Уже третий год я не встаю, правда, силы ко мне не вернулись, я так же прикован к постели, но из глубокого тыла передвинулся на фронт. Это единственно для меня возможный - литературный фронт.

С 1930 года я с головой вошел в работу журнала "Молодая гвардия", был одним из его литературных редакторов и в то же время работал над большим трудом из нашего огневого прошлого - Комсомол в пожарах гражданской. В 1932 году закончил первую книгу романа "Как закалялась сталь", напечатанную сначала в журнале "Молодая гвардия" (NoNo 4, 5, 6, 7, 8, 9 за 1932 год) и выпущенную отдельной книгой в октябре прошлого года. Сейчас заканчиваю последние главы второй книги "Как закалялась сталь", охватывающей период 1921-1930 годов. В июле она выйдет второй, отдельной книгой. Первая книга переиздается на украинском языке. В июле прошлого года после воспаления легких, во время которого я едва не погиб, врачи удалили меня из Москвы в Сочи. ЦК помог этой передвижке, я здесь, не будучи загружен другой работой, заканчивал вторую книгу.

Со мной мать. Рая в Москве на консервной фабрике несет партработу. Вот беглый отчет за три года. Если будешь в Сочи, не забывай навестить меня, иначе обидишь до смерти.

Искренний привет твоей жене. Спроси в библиотеке книгу, прочти. Крепко, крепко жму твои руки, мой дорогой и любимый.

Ожидаю ответа.

Твой Николай Островский.

Сочи, Ореховая ул., 47, кв. 4.

Островский Николай Алексеевич.

15/V-1933 г.

111

Г. М. АЛЕКСЕЕВОЙ

18 мая 1933 года, Сочи.

Милая товарищ Галя!

Бессовестно много дней молчания с обеих сторон. Нарушаю его. Весь с головой ушел в работу. Создаю последнюю главу второй книги, должную быть самой яркой и волнующей.