Островский Николай Алексеевич - Письма (1924-1936)

p;

  

   Пишу первые письма. Поправляюсь с каждым днем. Истребляю продуктов в невероятном количестве и темпах, не имеющих себе равных в истории.

   Твою телеграмму получил. Катя писала тебе свои информации. Даже, кажется, я диктовал что-то, не помню...

   Когда я болел, было очень плохо... когда я стал выздоравливать, стало еще хуже, потому что есть я стал беспрерывно, с раннего утра до поздней ночи. Сейчас уже понемножку успокаиваюсь.

   В прошлом письме я просил тебя и Цилю не заглядывать в редакцию журнала "Молодая гвардия" по моим делам, еще раз прошу вас, я не чувствую со стороны моих шефов теплоты и внимания, и поэтому мне будет очень больно почувствовать их недовольство тем, что мои друзья требуют для меня те или другие вещи. Помни, Мишенька, в редакцию журнала ни ногой.

   Получил письмо из издательства. Рыжиков уже не редактор, редактор же некто Р. Шпунт - женщина. До чего же безответственно тасуют людей на таком ответственном участке. Не успеют автор и редактор узнать друг друга, как уже новое лицо - и начинай опять сначала.

   Пишут, что книга (скоро) выйдет. Это скоро можно растянуть на пятилетку. Там не торопятся.

   Впереди ведь целая эпоха, и чего спешить. Рыжиков писал, что они делают все, чтобы переиздать мою книгу в самое ближайшее время. Обещал написать рецензию (в альманахе "Молодость").

   Где теперь Рыжиков, не знаю, как переиздание - тоже. Каков тираж книги - не знаю. Вообще ничего не знаю...

   Есть более радостные вещи, - труд и творчество, чем вся эта отвратительная канитель. Буду обо всем писать. Весна на пороге, скоро встретимся, старик. Не дрейфь. За нами советская власть и мировой пролетариат.

   Привет от всего колхоза.

   Сочи, Ореховая ул., 47.

   22/III-34 г.

  

  

   Только что мне прочли твое письмо. Сегодня хороший день: письмо от тебя и другое письмо, сообщающее, что на днях М. Горький опубликует статью о всех грехах твоего подшефного. Попадет мне на орехи, тов[арищ] Анна, ведь я немало напутал в своей первой пробе руки. Признаюсь, я немного смущен: ведь великий мастер, особенно сейчас, награждает увесистыми ударами кое-кого из "оседлавших славу". Правда, я последнего не имею на своем счету, но все же отзыв Алексея Максимовича меня волнует.

   Возвращаюсь к теме твоего письма. Я с удовольствием буду работать над статьей о языке для журнала. Это такая большая и злободневная тема, проблема не только сегодняшнего дня. Я сам хотел написать об этом и уже в основном продумал содержание, т. е. сделал самое главное. Завтра же начинаю писать, а через неделю отпечатаю и вышлю на твой домашний адрес срочной почтой.

   Т[оварищ] Анна, ты, вероятно, знаешь, что я едва было не погиб от самой нелепой болезни на свете, невесть откуда на меня свалившейся. Целый месяц шла ожесточенная борьба. Сейчас все это позади, силы возвращаются с каждым днем.

   Относительно сюжета новой работы я напишу потом. Твой эскиз весьма интересен. Неисчерпаема тема об изумительных образах молодежи "героев" НАШЕГО времени. Я буду писать тебе, т[оварищ] Анна, чаще, чем это делал. Иногда я хочу о многом рассказать, поделиться замыслами. Ведь самый мучительный период - это голод на людей, которых можно взять из области художественной литературы, наследства мировой культуры и техники литературного] мастерства, то, чего не хватает мне.

   Журналы NoNo 1, 2 получил, пусть они и впредь высылают мне сейчас же, как вы их получите.

   Читая первые главы, я чувствую легкие порезы от прикосновения твоих "ножниц". Я не говорю о справедливо выброшенной швали - банде студентов и т. п., а о строках, отсечение которых болезненно чувствуется и вызвано лишь режимом бумаги. Но в общем ничего, за исключением нескольких грубых опечаток, искажающих смысл, например: в главе второй вместо: "И все это они проделали с помощью трамвайного коллектива" напечатано: "И все это они продали..."

   Товарищ Анна, я обращаюсь к тебе и Марку с призывом помочь в деле массового издания книги. Я получаю десятки писем от комсомольских организаций Украины и других областей. И везде одна жалоба - достать книги нельзя, она утонула в читательском море. Почти все читают ее в журнале "Молодая гвардия". Пример: город Шепетовка не имеет ни одного экземпляра книги.

   Еще об одном. Ты знаешь, товарищ Анна, что у меня есть друзья, они называют меня "коммунизированный идеалист" и прочими нелестными кличками в вопросах экономики и т. п. вещах. Без моего разрешения они могут надоедать тебе. Меня, знаешь, все это огорчает. Смотри не принимай их действия за мои.

   Мои письма к тебе и вообще все мои письма, возможно, изобилуют различного рода ошибками - орфографическими, все мои секретари, к сожалению, люди не совсем грамотные.

   Сочи.

   1/IV-34 г.

  

  

   Кратко информирую. Надо уметь писать телеграфным стилем, сжато, но понятно. Начинаю. 2-го получаю письмо от Киршона. А. М. Горький на днях опубликует статью о некоем бузотере и невыносимого характера парне. Попадет на орехи - факт. Парень немало напутал, и за это великий мастер припаяет, как полагается. Немного волнуюсь. Пишу статью "За чистоту языка" по заказу А. Караваевой. Сегодня кончу. Сегодня получаю письмо редактора "Молодая гвардия". Р. Шпунт пишет:

   "2-я книга будет иметь 11 печатных листов, срезали 5 ¥. Выйдет через 2 недели. Примерный тираж - 15 тысяч экз."

   С листами - плохо, с тиражом - хорошо (если не обманут). В конце апреля они сдают в производство обе части в одном томе роскошным изданием, богато иллюстрированным, даже с футляром (последнее зря, картона ведь нет). После этого, говорят, издадут массовым, третьим, изданием. Второе издание хотят преподнести как подарок съезду писателей. Редактор Шпунт хочет приехать ко мне для творческого совещания, получив для этого специальную командировку. Если не обманут, проведут все в жизнь,- будет прекрасно. В. И. Ленин говорил, [что] кто верит на слово, тот безнадежный дурак. Это относится ко мне, и, пожалуй, до смерти так будет. Мне некогда выздоравливать, таких типов, которые притворяются больными, у нас далеко не уважают. Бездельничать будем на том свете, в раю, в котором уже безусловно существует диктатура пролетариата, и нам, конечно, в первую очередь путевка в санаторий и все прочее. Какие у вас новости, братишки? В какой стадии туберкулеза мои собесовские материалы. Повторяю: исчерпаешь терпение - поставь на ефтом самом месте кол, и будем считать вопрос исчерпанным. У нас весна, солнышко греет, соловьи и прочая пичуга - в общем, весь аппарат лирических антимоний - насвистывает и прочее. Одним словом, жизнь расцветает, и никакая гайка. Не "дрейфь", Мишенька, пока я жив, ты обеспечен... всякого рода нагрузками, поручениями, спасением погибающих, перевозкой больных и всякого рода хождениями по мукам. Удовольствие не из приятных, но такая уж у тебя судьба... Пока все.

   Сжимаю руки твои и Ц[или].

   Если у тебя действительно есть ордер на покупку 120 экземпляров 2-й книги, то я их куплю целиком. Подсчитал, и, чтобы всех и вся удовлетворить, надо не меньше 125 экземпляров.

   Привет горячий от матушки и прочих колхозников.

   Сочи, 8-го апреля 1934 г.

  

  

   На днях я перенес тяжелую болезнь, едва было меня не погубившую. Теперь все это позади. Силы возвращаются с каждым днем, я даже понемногу работаю. Меня интересует следующее: как идут дела с переводом второй части. Назовите мне приблизительно точно месяц и число выхода книги из печати.

   Вы мне писали, что книга выйдет "не позже второго квартала". Второй квартал - это апрель, май и июнь.

   В июле мы празднуем пятнадцатилетие комсомола Украины. Сделайте так, дорогой товарищ Трофимов, чтобы к юбилею книга была распространена. Вы можете этого добиться. "Нет таких крепостей...", а здесь даже далеко не крепость...

   В Москве книга уже вышла из печати на польском и мордовском языках, на остальных четырех - белорусском, татарском, грузинском и армянском - находится в стадии перевода. На днях появится статья А. М. Горького о романе "Как закалялась сталь". Об этом мне сообщили товарищи из Оргкомитета. Алексею Максимовичу переданы рукописи и первая книга. Попадет мне на орехи от великого мастера, товарищ Трофимов, вам же за меня совестно будет. Ведь старик награждает увесистыми ударами кое-кого из "оседлавших славу". Правда, к нам, литературной молодежи, он менее жесток. Но послушать будет что и поучиться также будет чему...

   "Молодая гвардия" к съезду писателей выпускает хорошим иллюстрированным изданием обе части в одном томе, а осенью массовым стотысячным дешевым тиражом.

   С коммунистическим приветом!

   Сочи.

   9 апреля 1934 года.

  

  

   Вместе с этим письмом посылаю свои наброски "За чистоту языка". Я не претендую, чтобы эти заметки были опубликованы уже потому, что в них мало конкретности. Для собирания же конкретного материала нужны молодежные книги, нужны выборки из текста и т. п., а у меня так: пока найдут желанную страницу, пройдет час, а я уже через десять минут кусаю губы. Все бы я простил природе, такой ко мне немилосердной, но отнять единственный глаз - это бессовестно. Хотя, сказать по совести, я и сейчас живу намного радостнее и "счастливее", чем многие из тех, кто приходит ко мне и, наверно, из любопытства. У них здоровые тела, но жизнь они проживают бесцветно, скучно. Хотя у них видят оба глаза, но взгляд у них безразличный и, наверно, скучающий. Они, наверно, меня считают несчастным и думают - не дай господь мне попасть на его место, а я думаю об их убожестве и о том, что ни за что не обменял бы роли.

   Ну, ладно, я расфилософствовался.

   Получил письмо от редактора издательства "Молодой гвардии" Р. Шпунт. Вторая книга на днях выходит. Они собираются переиздать к съезду писателей обе части в одном томе.

   Товарищ Шпунт пишет, что она поставила перед руководством вопрос о необходимости моего с ней организационного творческого совещания. Это для меня необходимо. Я ведь ни разу не виделся с работниками...

   Книга должна была выйти в июне прошлого года, выйдет в мае 1934 г. За эти десять месяцев согласно сверхкоммерчески составленному договору я от них лишь недавно получил пятьсот тридцать рублей. Если бы не твои деньги и помощь ЦК [Комсомола] Украины, то мне пришлось бы плохо. Ты спрашиваешь меня о материальном положении: до января было очень и очень неважно, сейчас лучше, и если издательство меня опять не обманет, то будет еще лучше. Жизнь в Сочи дороже московской в два раза; несмотря на все героические усилия, прожить нам четверым дешевле восьмисот рублей в месяц невозможно. Это по-пролетарски. Я прошу тебя, товарищ Анна, переговори от моего имени с Председателем Правления издательства, чтобы они устроили поездку редактора ко мне, а то [могут] сор[вать] по формальным причинам, и попытайся, если будет настроение, убедить его в нерациональности такого сугубо коммерческого подхода ко мне при заключении договоров, когда они втрое преуменьшают и тираж и число печатных листов, чтобы я их невзначай не разорил, да и эти деньги я получаю через год после срока. Вы ведь с издательством в одном доме. Не забудь моей просьбы.

   Как только выйдет из печати вторая книга, возьми один из первых экземпляров... у товарища Шпунт и предложи его прочесть твоей дочери (читала ли она первую?). Пусть она напишет мне, что она думает о повести. Ты знаешь, молодежь искренна в своих отзывах, я их с удовольствием читаю. Передай ей, что я хочу получить ее письмо.

   Сейчас я работаю над очисткой первой книги от слов нарочитых и ненужных.

   Привет товарищу Марку. Крепко сжимаю твою руку.

   Завтра у меня бюро райкома, на днях - пленум, и молодежь поручает мне кое-какие работы, а я ведь не могу быть недисциплинированным. "Комсомольская честь" не позволит.

   Мне уже тридцать лет, товарищ Анна, но мне трудно в это поверить. Как стремительно мчится наша жизнь.

   Написано по моему поручению.

   Почему Соня не отвечает на мои письма?

   11/IV - 34 г.

  

  

   Получил твое письмо и справки - благодарю. Я выполняю ваш наказ и поправляюсь с каждым днем. Состояние моего здоровья на сегодняшний день нужно считать удовлетворительным. У нас расцвет весны, скоро я буду проводить все дни в саду. Работаю. Отредактировал для второго издания первую книгу: борьба за чистоту языка, все слова нарочитые и грубые - выброшены. Мне очень много читают - идет напряженная учеба. Правда, много времени у меня забирает молодежь, но зато и я получаю от нее ощущение кипучей жизни, юной радости. Скажи, Соня, ты не приедешь летом в Сочи, как ты думаешь провести свой отпуск? Напиши мне - не знаю имени и фамилии работников редакции. Я знаю только тебя. Слышал о Д. Кальме. Больше ни о ком ничего не знаю. Если у вас сохранился оригинал рукописи второй книги, то я прошу тебя прислать его мне для архива. Набросай в своем следующем письме ко мне сводку о посланных мне деньгах за 1, 2 и 3-й номера и количество печатных листов в каждом номере. Это необходимо делать каждый раз при посылке денег, т. к. сочинская почта неоднократно задерживала на тридцать-сорок дней выплату переводов, а я, не имея от вас сведений о посылке денег, не тормошил волокитчиков. Однажды они не выплачивали в течение шести месяцев посланные мне издательством пятьсот рублей, отослав их, наконец, в Москву. Чтобы не было путаницы, ты каждый раз пиши мне. Всего мной от тебя получено за номера 1-14 стр. 500 р. (аванс) 256 р., итого 756 рублей за No 2-16 стр. 536 р. Это все; за No 3 я еще не получил. Когда получите отзыв от М. Горького или вообще узнаете что-либо меня интересующее, то шли все это срочным письмом ко мне. У меня кто-то "зачитал" номера 8-9 журнала "Молодая Гвардия" за 1932 г., где напечатано окончание первой книги, и у меня нет полного комплекта журнала, в котором печаталась первая книга. Я прошу тебя, Сонечка, если выкопаешь этот номер в архивах - пришли. Не забывай писать своему сочинскому приятелю. Письма от "Молодой Гвардии" - приятный подарок (когда вы в них не ругаете). Жму твою руку. Привет всему коллективу.

   Написано по моему поручению.

   Азово-Черноморский край,

   г. Сочи, Ореховая, 47. 19/IV- 1934 г.

  

  

   Выполняя задание Оргкомитета С[оюза] С[оветских] П[исателей], посылаю вам необходимые для энциклопедии автобиографические сведения.

   Островский Николай Алексеевич, родился в 1904 году.

   Сын кухарки. Образование начальное. По первой профессии помощник электромонтера. Работать по найму начал с двенадцати лет. Член ВКП(б) с 1924 года, старый комсомолец. Ряд лет был активным работником комсомола Украины. Последние годы тяжелая болезнь приковала к постели. Три года как потерял зрение. В 1932 году "Молодая гвардия" - журнал, напечатал мою первую книгу - роман "Как закалялась сталь".

   В том же году роман вышел отдельной книгой в издательстве "Молодая гвардия".

   Вторая книга - роман "Как закалялась сталь" - печатается тем же журналом в нынешнем году и только что вышла отдельной книгой в том же издательстве. Кроме этого, обе части изданы на украинском, польском, мордовском языках.

   Посылаю библиографический материал - копии статей и рецензий, опубликованных в печати, и фотокарточку.

   С коммунистическим приветом!

   22/IV - 34 года.

   Гор. Сочи. Азово-Черноморский край.

   Ореховая, No 47.

  

  

   Получил ваше хорошее письмо и деньги. Как разительно изменились мои взаимоотношения с "Молодым большевиком" после прихода нового руководства, в частности вас. Я чувствую то большое внимание и большевистскую солидарность, которую Трофимов проявляет ко мне. Ни одно письмо, ни один вопрос не остались без скорого и конкретного ответа. Хорошо работать с такими товарищами. Крепко сжимаю твою руку. Я убежден, что к юбилею книга будет издана.

   20 апреля я послал вам телеграмму следующего содержания:

  

   "Харьков Сергиевская площадь 2.

   Издательство "Молодой большевик" Трофимову.

   Комсомолу Украины воспитавшему меня в честь пятнадцатилетнего юбилея посвящаю эту книгу.

  

   Теперь остается только ждать выхода книги в свет. Не забудьте, товарищ Трофимов, продать мне, кроме авторских, минимум пятьдесят экземпляров. Ведь у меня столько друзей, соратников, никого нельзя обидеть. Когда книга выйдет, Вы постарайтесь о том, чтобы в печати ее "обстреляли" критически. Большевистская критика мне необходима, как воздух. Я только что вступаю в литературу, и мне нужна помощь, нужен анализ побед и неудач. Вы это, конечно, сделаете. Как только получу отзыв А. М. Горького, сейчас же пришлю вам копию для информации. Если вам нужна моя фотография для книги - сообщите.

   Сочи, 24-го апреля 1934 года.

  

  

   Только что получил Вашу телеграмму, сообщающую о получении моей телеграммы и требующую срочной присылки фотографии.

   Сейчас же отсылаю срочным письмом. Просьба, дорогой, если удастся, сохранить это фото, взятое у матери, последний экземпляр.

   Итак, книга в действии - скоро почитаем ее на родном языке, на котором и должна она быть написана. Крепко сжимаю Ваши руки.

   P. S. Не забудьте, дорогой, отдать приказ о продаже мне не менее 50 экземпляров книги.

   Сочи. 28-го апреля 1934 года.

  

  

   Я давно не писал. Ты тоже не пишешь. Но я все тебе прощаю, ибо никогда количество писем не было мерилом нашей дружбы.

   Мое здоровье - хорошо. Я вполне оправился после болезни. Скоро начну работать.

   У нас чудная погода. Правда, полям нужен дождь, иначе - угроза урожаю.

   Проредактировал первую книгу для 2-го издания, которое выйдет в июне,- обе книги в одном томе, как треплются редактора, "в роскошном издании". Даже собираются положить книгу в размалеванную папку. Хотят показать издательский форс к писательскому съезду.

   Жду отзыва А. М. Горького.

   Позавчера у меня был Серафимович.

   Отовсюду получаю очень хорошие письма. Пишут, что я способный парень и если не сопьюсь и не стану придурой, то из меня, может, кое-что получится.

   Одним словом, все, как всегда. Жаль только, что от этого я не становлюсь умнее.

   Нужно перебираться в Москву на зиму. Нужна учеба, квалифицированная помощь в работе, литературная среда и т. д. и т. п.

   Много читаю.

   Что у тебя нового? Что сказал тов. Шнейдерман?

   Приехал отец. Сейчас нас пятеро.

   С большой радостью встречу тебя летом. Смотри, приезжай, Шуринька!

   Сердечный привет товарищу Вольфу. Обещает к нам приехать в августе Рая, но, наверное, не приедет.

   Совнарком назначил мне персональную пенсию 120 рублей в месяц.

   Горячий привет от всех моих.

   Со дня на день жду 2-ой книги. Как только получу - пришлю тебе.

   Азово-Черноморский край, г. Сочи,

   Ореховая, 47. 9 мая 1934 г.

  

  

  

   Я прошу вас, сообщите мне подробно, в каком положении находится перевод книги на польский и мордовский языки. Вы писали, что на мордовском языке книга была уже в гранках. Я прошу прислать мне несколько экземпляров, особенно интересует меня книга на польском языке, который я знаю, этот перевод я могу лично оценить. Напишите, почему молчат комсомольцы. Сообщите адрес Рыжикова.

   Крепко жму вашу руку.

   14/V - 34 г.

  

  

   Вчера у меня было два "сюрприза" - твое письмо и вслед за ним письмо товарища Залка. В основном на твое письмо уже ответил товарищ Матэ. Безусловно, если возможна отдельная комната в доме отдыха ЦК, то меня это прекрасно устроит, я смогу работать, проводить дни в саду и питаться, как это нужно. Скажи, товарищ Анна, откуда ты узнаешь о небольших неприятностях и прочих моих мелочах житейских? Я ведь никому, в том числе и товарищу Соне, не пишу и не писал. Я уже говорил тебе когда-то, что моя экономическая база еще в недавнем прошлом была из рук вон плоха, но это было в прошлом. Но сейчас, когда я ежемесячно получаю из журнала солидные суммы, а также кое-что от издательства, я никак не могу сказать, что я бедствую. Это была бы неправда. Денег расходую уйму, но в Сочи жуткая дороговизна; живя за счет рынка, денег не сэкономишь. Ты знаешь, что я не могу и не буду загружать ни местных работников, ни моих московских друзей и шефов мелочными вопросами о снабжении и т. д. и т. п. Но паек, что получают все, выдается и моей семье, а претендовать на повышенное снабжение, которым, пользуется руководство, я не имею права и желания и стремления, уже хотя бы потому, что я в данное время получаю в два раза больше секретаря райкома партии. Поэтому я прошу тебя, товарищ Анна, не причинять через ЦК [ВЛКСМ] "неприятностей" местному руководству, ибо получится так, что я кому-то жаловался, и товарищи на меня обидятся. У меня ведь есть деньги, значит кризиса нет. Единственный раз, когда я согласился на предложение комсомольцев - добыть мне хоть на месяц питание в санатории Ривьера. Это было после свирепого желудочного заболевания, происшедшего от недоброкачественной пищи, от которого я едва не погиб недавно. Ривьера кормит вкусно и диэтически, стоимость стола 150 рублей в месяц. Меня попитали десять дней и закрыли это. Надолго отбило мне охоту лезть куда не следует, да потом и неудобно пользоваться какой-то "контрабандой", без путевки. Если я не делал этого, когда голодал, то теперь это совсем не обосновано. Возможно, кто-либо из ребят написал тебе об этом.

   Вот почему я прошу тебя извинить меня за все эти партизанские выходки моих друзей и приятелей. Это плохо. Они могут неправильно информировать, наговорить лишнего. Говорят, что один такой балбес добрался в прошлом году до товарища Салтанова и наговорил о моем быте "семь бочек арестантов". Если это было так, а не просто слух, то нельзя себе представить моего негодования. Кто им дает право на такие штуки,- ведь это частично может меня дискредитировать в глазах товарища Салтанова и других товарищей. Ты знаешь, я получил назначенную СНК РСФСР персональную пенсию в размере 120 р. в месяц. Она получена благодаря настойчивости ЦК ВЛКСМ. Как видишь, я никак не смею пожаловаться на отсутствие заботливого внимания ни со стороны партии, ни со стороны товарищей. Это была бы клевета. Вот почему иногда проделанные фокусы настолько мелки, что о них не стоит говорить: вместе с тем тебя кто-то загружает этим и создает у тебя предположение, что я бедствую и т. д.

   Твое предложение о доме отдыха, если только вам удастся сделать, создаст для меня какой-то режим и частично изолирует меня от большого наплыва ребят, которые частенько мешают мне работать.

   Все эти месяцы я занят напряженной учебой. Сейчас, например, начинаю проработку второго тома "Война и мир". У Толстого есть чему поучиться. У меня есть мечта, которая меня не покидает,- возвратиться на зиму в Москву, где работа и учеба под руководством опытных мастеров двигались бы куда стремительнее и продуктивнее, чем здесь, где я вроде кустаря-одиночки. Будь я в Москве, разве вторая книга вышла бы такой шершавой? Сколько, например, надо написать печатных листов, стенографируя нашу единственную с тобой встречу. Но в Москве нужна комната, а это тяжелая вещь. Недавно товарищи Киршон, и Серафимович, и Залка обещали свою помощь в этом направлении. Москва нужна для учебы и окружения. Осень и зиму там, а лето в Сочи. Я обращаюсь с призывом к тебе и к Марку присоединить свои усилия к действию названных товарищей, и мое самое большое желание будет удовлетворено. Мне лично все равно где жить, но автору первой ученической работы нужна Москва, как воздух.

   Трижды был у меня А. Серафимович. Старик сделал подробный анализ моих ошибок и достижений. Очень и очень полезна мне эта встреча. Александр Серафимович произвел на меня прекрасное впечатление. Старик умница и не плохой души человек. Очень жаль, что эти два больших мастера, близкие и родные нам люди, как А. М. Горький и Александр Серафимович, не нашли общего языка. Правда, Серафимович сделал большую ошибку, и я ему о ней по-сыновьи говорил. К сожалению, дело не в этой ошибке, а в каком-то скрытом антагонизме, о котором я не хотел старика расспрашивать. Вчера открывается дверь и входит товарищ Матэ. Я встретил его восклицанием: "А, кометы возвращаются!.." О Матэ я не буду тебе писать, ты его знаешь больше меня. Этот венгерец не может не стать мне другом, если подойти к нему без предвзятости, просто так, как он подходит к тебе. С такими ребятами даже умирать не скучно.

   Ты знаешь, редактор Шпунт из "Молодой гвардии" пишет, что выход второй книги опять отсрочивается, уже до писательского съезда. До каких пор они будут меня обманывать, я не знаю. Слыхал не меньше тридцати сроков, и ни один не выполнили. Вот брехуны.

   Ну, пора кончать, я и так расписался.

   Напишет ли мне твоя дочурка письмо о своих впечатлениях?

   Крепко жму твою руку.

   14 мая.

   г. Сочи, Ореховая, 47,

  

  

   Ваше письмо получил.

   Очень жаль, но письма комсомольцев я не получал. По-видимому, почта его "угробила".

   Сообщите об этом молодежи. Пусть не обижаются на меня, не считают меня бюрократом.

   Прошу Вас, "поднажмите" на редактора польского издания,- пусть он мне сейчас же напишет, что надо доработать.

   Я уже наметки делаю.

   Во-первых, ввожу в эпизодах расстрела поляками нашей подпольной организации тот факт, что поляк солдат, радиотелеграфист, имевший связь с подпольным комитетом, тоже был приговорен к расстрелу военно-полевым судом и расстрелян за два дня до общей казни, а другой солдат, писарь штаба, приговорен к 20 годам каторги. Этим самым борьба за советскую власть рисуется не как дело лишь одних украинцев.

   Во-вторых, образ поляка революционера, машиниста, старика Полентовского Вячеслава Сигизмундовича, должен быть расширен в национальном разрезе в противовес польским панам типа Лещинского и других.

   Есть еще два рабочих поляка, принимавших участие в борьбе за советскую власть. И если расширить обрисовку комиссара продовольствия Тыжицкого (тоже поляка, о нем сказано лишь два слова), то этим самым несколько сгладится то возможное впечатление, что все поляки сплошь отрицательные типы, что, конечно, ни в коем случае не входило в мои замыслы и что резко противоречило бы действительности.

   Это мои наметки. Их можно еще глубже развернуть. Я готов сделать все, что нужно, лишь бы польское издание было пущено в производство как можно скорее.

   Прошу передать эти наметки редактору Либицу и мою просьбу - сейчас же написать мне обо всем.

   Интересно, переводится лишь 1-я часть или обе?

   Не прекращайте со мной живой связи, товарищ Подгаецкая!

   На зиму я надеюсь переехать в Москву, и тогда, конечно, мы с Вами свидимся и крепко пожмем друг другу руки.

   С коммунистическим приветом!

   27 мая 1934 г.

   Ореховая, 47, г. Сочи.

  

  

   Только что получил письмо от моего друга и "полпреда" в издательстве - Новикова. Он мне рассказывает, какую прекрасную книгу Вы издаете.

   Признаться, я не ожидал такого большого и теплого внимания и желания издать книгу настоящим юбилейным шедевром. Искренне и крепко сжимаю Вашу руку и Ваших помощников руки.

   Отвечая руководству комсомола на вопрос о взаимоотношениях с Вами, я написал, что они прекрасны и желать лучшего нельзя.

   Со дня на день буду ждать первых экземпляров книги.

   Товарищ Новиков пишет мне, что Вы приняли живое участие в разрешении актуальной для меня проблемы - пишмашинки. Если Вам удастся в этом мне помочь - буду благодарен. Машинка произведет генеральную реконструкцию моего производственного отдела.

   Передайте вашим помощникам мое спасибо за ударную работу. Я хочу верить, что наши так счастливо сложившиеся взаимоотношения не оборвутся с выходом книги.

   Теперь для меня ясно, что Вы побьете "Молодую гвардию" с ее черепашьими темпами в издании книги в одном томе к съезду писателей. Они готовят копию Вашего издания по качеству.

   Я пришлю Вам лично один из первых экземпляров с "теплым" автографом, и Вы сможете сами судить, кто победил в этом издательском соревновании.

   Вчера получил сообщение с решением секретариата о 3-м массовом издании в 100 000 экземплярах, которое должно быть выпущено к концу 1934 года.

   Сейчас работаю над дополнениями к польскому изданию. Основная моя работа сейчас - это учеба. Много читаю - прорабатываю все лучшее из классического наследства. Параллельно делаю силуэтные наброски будущей работы.

   Всего наилучшего, мой дорогой друг!

   С коммунистическим приветом!

   Сочи, 9-го июня 1934 г.

  

  

   Сообщаю новость. Вчера получил следующую телеграмму: "Поздравляю принятием члены Союза советских писателей. Привет. Киршон".

   Одновременно с этим, первый экземпляр второй части, из шестнадцати с половиной листов, напечатали десять с половиной. Комментарии излишни. На днях на Украине выходит прекрасная книга типа "Академии" как подарок к 15-летнему юбилею Комсомола Украины. Серафимович и Матэ Залка обещали всемерную помощь насчет квартиры в Москве.

   Я сплю и вижу, как бы переехать в Москву. Здоровье мое сносное, работаю, учусь, много читаю. Когда встретимся летом? Пиши о себе побольше. Дорогой Мишенька, я неоднократно писал в издательство "Молодая гвардия", чтобы мне продали, кроме 25-ти авторских экземпляров, еще 75 экземп. Это минимум, иначе мне не хватит наделить своих друзей и организации. Я прошу тебя, позвони в издательство и спроси, когда эти книги можно у них в распределителе получить. Ты знаешь, как они меня подвели прошлый раз, распродадут - и бегай, как чумной, за каждой книгой по магазинам.

   Урожай у нас на Северном Кавказе хороший, частенько дождик бывает, тревожиться нечего. Искренний привет от матушки.

   13/VI - 1934 г. Сочи, Ореховая, 47.

  

  

   Прошел месяц, как мы расстались, но жива память о наших встречах. Ваше имя в газетах говорит о том, что Вы не уехали из Москвы.

   Что, решили остаться до съезда?

   На днях получил телеграмму: поздравляют приемом члены Союза советских писателей. Это аванс в счет моего будущего. Как только выйдет вторая книга на Украине и в Москве, пришлю Вам. Хочу, чтобы Вы мне не забыли набросать несколько слов, когда будет желание.

   Привет Вашей подруге.

   Крепко жму руку, уважающий Вас

   18/VI -34 г.

   Сочи, Ореховая, 47.

  

  

   Ответственному секретарю альманаха "Молодость".

   Добавление к польскому изданию "Как закалялась сталь" послано неделю назад.

   Я прошу Вас сообщить, вышло ли мордовское издание книги, и прислать мне авторские экземпляры.

   Также напишите, когда выходит очередной номер альманаха и будет ли в нем помещена критическая статья о "Стали".

   Передайте комсомольцам издательства, что я от них не получил ни одного письма. Так пусть они не думают, что я о них забыл или не пожелал ответить.

   Напишите, удовлетворен ли редактор польского издания добавлением.

   Почему он мне лично не написал обо всем этом?

   Напишите отчетливо Вашу фамилию: ее здесь не разобрали.

   С коммунистическим приветом!

   21/VI - 34 г.

  

  

   Только что получил твое письмо. Ты меня хочешь уверить, девочка, что я тебя забыл, зазнался и т. д. и т. п. Конечно, это неверно. У меня хорошая память, а зазнайство вообще не мое амплуа. Дело в том, что у меня нет времени и физических сил, чтобы аккуратно отвечать своим друзьям. Я каждый день получаю груду писем, деловых, спешных, требующих немедленного ответа, а у меня не хватает сил. Поэтому перестань говорить глупости, ведь за эти годы ты, наверное, выросла из ребенка во взрослую женщину.

   ...Итак, ты думаешь перебраться в Киев. Хорошо вспоминаю его, в нем проведены лучшие годы нашей жизни. Киеву посвящены 1, 2, 3-я главы второй книги. У меня особых новостей нет. Принят в С[оюз] С[оветских] П[исателей]. На днях выходит украинское издание, наверное, прекрасно сделанное. Вскоре в Москве появится второе издание. На зиму хочу перебраться в Москву, если получу квартиру. Москва нужна для учебы и роста. Как только получу авторские экземпляры второй книги, сейчас же пришлю тебе. В августе думает приехать в гости Рая. Здоровье Кати плохое, признали туберкулез, думаю ее отправить куда-нибудь подремонтироваться. Здоровье мамы тоже из рук вон, делаю все, чтобы направить ее в санаторий. Старик едва ползает, древнее существо, одна Катюша прыгает, как коза. Как видишь, мое окружение не создает энергетических ресурсов. Но это не дает мне права впадать в "мерихлюндию", ибо жизнь - это борьба с препятствиями на пути к заветной цели.

   Я учусь, много читаю. Прорабатываю лучшее из классического наследства, ведь без учебы, роста нельзя создать книгу более яркую и сильную, чем первая.

   Роза! Я случайно узнал, что Петя и мои партийные друзья вновь ставят вопрос перед ЦК [ЛКСМУ] обо мне. Я написал Петру решительный протест против этого. Я ведь просил, требовал от моих друзей оставить меня в покое и дать мне спокойно работать. Помни ты, что я не из железа; можно представить мое моральное состояние, когда я узнаю обо всех этих походах. Что могут подумать обо всем этом товарищи из ЦК? Зачем все это? Моя жизнь сейчас прекрасна, моя заветная мечта осуществилась, из бесполезного партии товарища стал опять бойцом. Я нашел свое место в жизни нашей страны. Чего же еще? Почему друзья делают мне больно и с таким упорством, достойным лучшего применения, загружают ЦК вопросами обо мне и бытовых мелочах моей жизни, зная, что я запрещаю это делать кому бы то ни было. Кажется, все. Жму твою руку.

   Если ты хочешь, чтобы я прислал тебе несколько фотоснимков группами и вдвоем с Серафимовичем, то попроси Абрама достать мне десятка два хороших фотооткрыток.

   Привет от всех наших.

   24/VI -34 г.

   Сочи, Ореховая, 47.