от смерти. Но петлюровцы спохватились, и в Шепетовке начинаются лихорадочные поиски ушедшего из их рук Павла. Жухрай и товарищи Павла решают переправить его через фронт. Но Павел, встретившись с Жухраем, категорически отказывается уйти с подпольной работы, мотивируя это тем, что если Жухрай считает для себя возможным остаться здесь, несмотря на смертельную опасность, то и он не трус. Но Жухрай доказывает ему, что он остается здесь не для смерти, а для жизни, и во имя этой жизни Павел должен перейти фронт, найти Котовского и передать ему целый ряд сведений. И Павел выполняет решение партии - он переходит фронт, находит Котовского, исполняет данное ему поручение и здесь же вступает в ряды Красной Армии... Уже год носится по фронтам Павел Корчагин. Уже на Украине не петлюровцы, а поляки. Уже из двух его товарищей, оставшихся в Шепетовке, стало двадцать девять. И эти двадцать девять юных были пойманы польскими жандармами и приговорены к смерти.
В победном марше шла Красная конница на Варшаву. И, когда Житомир был взят, Павел, принимавший участие в освобождении из тюрьмы арестованных большевиков, встретился с Ритой. И в пустой тюрьме рассказала ему Рита о том, как стало из двух - двадцать девять, и как умирали они во имя нашей прекрасной жизни. И смерть эта, рассказанная Павлом бойцам его части, вызвала у красных бойцов невиданный прилив гнева, и острые сабли Красной конницы с еще большим ожесточением рубили шляхту за двадцать девять, за молодых, за большевиков, отдающих свою жизнь революции. И во время этого боя Павел встретился с польским офицером. Это был предавший его Виктор Лещинский. С ним Павел не мог не рассчитаться. Он вырвался вперед, и в этой встрече предательство Лещинского бы...
Но Павел зарвался. На него налетел взвод поляков. Ему предлагали сдаться. Но разве сдаются комсомольцы? Он метнул гранату под ноги коню. Граната сразила Павла, а вместе с ним и десяток врагов. Прибывшие на выручку бойцы нашли Павла тяжело раненным. Когда Павел выздоровел, фронтов уже не было. В Киеве, замерзающем Киеве, в Киеве, в котором нет воды, он нашел своего руководителя и товарища Жухрая. Киев задыхался без топлива. Оно было близко, под боком, но не было дороги. И Павел, оправившись от ран, повел в бой киевских комсомольцев за постройку дороги, за помощь восстановлению разоренного польскими бандитами Киева. О том, как боролся Павел Корчагин за постройку узкоколейки, мы не пишем,- сюжетно этот эпизод из романа почти не будет подвергнут изменению.
Мы не пишем Вам о целом ряде побочных линий (Артем, Жухрай, Жаркий). Мы вышли бы из задания сообщить Вам схему, на чем и как строится сюжет. Но должны Вам признаться, что любовная линия между Павлом и Тоней, Ритой и Сережей Брузжаком для нас самих еще не совсем ясна, но и эту трудность мы надеемся преодолеть.
Вчера я получил от одесской кинофабрики прекрасное письмо, в котором они сообщают, что Вы передали постановку картины "Как закалялась сталь" комсомольской кинофабрике. Это можно только приветствовать, тем более что после всего того, что киевская кинофабрика проделала по отношению к нашей работе, не очень приятно было бы с ней доводить ее до конца. Я разговаривал по этому поводу с товарищем Зацем. Он со своей стороны также принципиально не возражает против передачи этого сценария Одессе.
Я лично очень прошу Вас, чтобы в очевидно связанном с передачей сценария переезде товарища Заца в Одессу он не был бы ни в чем ущемлен, чтобы в Одессе занимал бы такое же место, какое он занимал на киевской фабрике до его поездки для работы со мной над сценарием.
Крепко жму Вам руки.
7/VIII-1935 г.
Сочи.
10 августа 1935 года, Сочи
Очень прошу тебя выслать секретарю сочинского горкома ВКП(б) один экземпляр седьмого номера журнала "Молодая гвардия".
Почему ты так долго молчишь? Хочу знать, как ты живешь, девочка моя родная.
10/VIII-35 г., г. Сочи.
11 августа 1935 года, Сочи.
Письма твои получил. Не считай невежливым мое молчание. Твои слова о том, что вы с Идой надеетесь вскоре порадовать меня хорошей весточкой (приезд в Москву), заставляет меня грустно улыбнуться. Не выйдет это. Слишком запутаны эти квартирные дела - такой лабиринт! Но все же надежда остается неразгромленной пока. Но я не верю. И если все же я осенью вернусь в Москву, то это будет прекрасно. Все мои друзья соберутся ко мне, я пожму ваши руки, улыбающийся, приветливый хозяин. Будем говорить до третьих петухов и даже, если разрешит партийная совесть, то выпьем немного вина, поднимая бокал, за счастье нашей Родины. И споем марш из "Веселых ребят". Картина хоть и поганая, но марш прекрасный.
"Нам песня строить и жить помогает..."
Наркомздрав... прислал телеграмму с приказом собрать находящихся в Сочи профессоров, обследовать состояние моего здоровья и доложить ему.
13 августа в Сочи назначено собрание партийного и комсомольского актива, посвященное литературе. Будут выступать Огнев, Луговской, Арго, Рахилло и ...Николай Островский по радио. Я отбрыкивался, от этого, но ничего не вышло: приказ горкома.
Деньги тебе переведу на твой личный адрес - 200 рублей. Через два-три дня. Не подумай всерьез присылать мне какие-либо отчеты. Ничего, кроме ссоры, из этого не получится. Я с нетерпением жду Ваших писем.
Здоровье мое перестало падать вниз. И - кто знает? - вдруг действительно получу квартиру и вернусь в Москву. И ты по вечерам будешь приходить ко мне и читать избранные произведения художественной литературы.
Крепко жму руку. Николай.
У нас чудная погода. Тепло, солнце... Привет от всех моих. Не забывай мне писать часто и много (эгоист не спрашивает).
11 августа 1935 года, Сочи.
26 августа 1935 года, Сочи.
Дорогой Константин Данилович!
Получил письмо и выписку из постановления Секретариата ЦК ЛКСМУ об издании на украинском языке массовым тиражом 35 000 экземпляров и хорошим 15 000 экземпляров. Приветствую это. Очень прошу Вас ответить мне, когда Вы сможете все это осуществить. Расскажите мне Ваш план точно. Меня это интересует. Конечно, набирать будут по третьему русскому изданию.
Я послал Вам пресловутую рецензию Верхацкого. Получили ли Вы ее?
Буду ждать каждый день Вашего ответа.
Ко мне приехала редактор издательства "Молодая гвардия" Ида Горина.
Основная моя работа сейчас - сценарий. К 10-му сентября надеемся закончить либретто первой серии.
Мое здоровье перестало падать вниз, и это уже прекрасно. На днях был консилиум профессоров. Делается все, чтобы восстановить работоспособность.
Пишите мне большие письма. Я очень люблю их читать, и перестаньте думать, что мне трудно их читать.
Крепко жму Ваши руки.
С коммунистическим приветом!
26/VIII. Сочи.
15 сентября 1935 года, Сочи.
Только что получил твое письмо от 11-12 сентября. Прекрасное письмо. И стилистически и по содержанию...
У меня сейчас штурмовые дни. Оказывается, организм, висящий как будто на волоске, способен на невероятные вещи. Где спрятаны эти силы, не знаю, но я работаю сейчас прекрасно, с большим подъемом и очень много.
Закончено либретто звукового сценария.
Вчера приехало руководство Украинфильма и одесской кинофабрики.
Начали обсуждение сценария.
Как видишь, я не бездельничаю. Начата шестая глава "Рожденные бурей".
Г. И. Петровский прислал мне прекрасное дружеское письмо с оценкой романа "Как закалялась сталь".
В "Правде" от 10/IX с. г. опубликовано решение СНК Украины о постройке мне дачи.
На днях у меня был в гостях секретарь ЦК ВЛКСМ, члены ЦК и рекордсменки-парашютистки Нина Камнева и др.
В Сочи уже приступают к постройке дачи. Прошу мне не присылать никаких книг. Я получил книги по польскому фронту и займусь ими всецело.
Третье русское издание (100 тысяч экземпляров) до сих пор еще не вышло в продажу. Матушка-волокита.
Ида уезжает в Москву 25 сентября. Конечно, я пришлю все, что ты просишь,- книги, портрет и т. д.
Прости за краткость и сухость. Я спешу, пока никто не мешает. Ожидаю "кинематографистов".
Я, возможно, выеду в Москву 25/Х с Катей.
Конечно, никто, кроме тебя, не будет шефствовать надо мной - библиотеку мне будешь делать ты.
Итак, моя родная, как будто бы все идет к тому, что мы осенью встретимся в Москве и крепко пожмем друг другу руки.
Зиму я пробуду в Москве, в начале мая поеду в Сочи, уже в новый дом, просторный и светлый.
Итак, как будто туч на горизонте нет, небо ясное. Но старые морские волки говорят: "Не обольщайся этой предательской видимостью! Шторм и непогода могут налететь нежданно..."
Увидим. И кто знает? Вдруг соберемся все в Москве. Работа, отдых и прекрасные книги. Кто сказал, что жизнь нехороша?
Крепко жму руки.
Прочти это письмо по телефону Иннокентию Павловичу. Передай ему, что у меня была товарищ Мархлевская.
Привет тебе горячий от Иды.
15 сентября 1935 года.
Сочи.
15 сентября 1935 года, Сочи.
Дорогой и любимый Григорий Иванович!
Ваше прекрасное письмо получил. Иногда нет слов рассказать все. Но я почувствовал Вашу ласковую руку близко у сердца. Я достиг наибольшего счастья, какого может достигнуть человек. Ведь я вопреки огромным физическим страданиям, не покидающим меня ни на один миг, просыпаюсь радостным, счастливым, работаю весь день в ночи, закрывшей мне глаза. Яркими цветами солнца сверкает вокруг меня жизнь. Есть беспредельное желание вложить в страницы будущей книги всю страсть, все пламя сердца, чтобы книга звала юношей к борьбе, к беззаветной преданности нашей великой партии.
Когда я читаю письма о том, что большевистская молодежь нашей страны, что бойцы-дальневосточники обращаются к правительству с просьбой наградить меня орденом Ленина, я думаю о том, что они не знают, что я уже награжден самой высокой наградой - признанием вождя, принесшим мне новый поток сил. Что может быть дороже? Я выполнил свое слово, данное Вам при встрече нашей. Сценарий звукового кинофильма по роману "Як гартувалася сталь" написан. Ко мне приехали работники кинематографии Украины для обсуждения этого сценария. В середине будущего года фильм выйдет в свет.
Крепко, крепко жму Вашу руку.
Преданный Вам Н. Островский.
Присланную Вами книгу - сборник постановлений правительства УССР с Вашим автографом - получил. Благодарю.
Сочи, 15 сентября 1935 г.
18 сентября 1935 года, Сочи.
Посылать тебе решение консилиума не к чему, так как профессора написали, что ехать мне в Москву нельзя - даже больше, что я скоро умру. Старая история, ты не бойся, это "буза".
25 сентября Ида едет в Москву. Сценарий принят комиссией - правда, надо будет месяца еще полтора поработать над ним. Сценарий считают прекрасным.
Я устал, нужно отдохнуть.
Пиши часто, родная.
Привет от всех, крепко жму руку.
А. Караваева уже в Хосте. Прочти письмо Феденеву по телефону. На днях вышлю свою книгу, 3-е издание.
Сочи, 18 сентября 1935 года.
ЧИТАТЕЛЯМ ЖУРНАЛА "МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ"
7 октября 1935 года, Сочи.
Читателям журнала "Молодая гвардия" - моим друзьям!
Я в долгу перед вами, мои дорогие читатели! В сотнях писем, получаемых мною со всех концов Советского Союза, спрашивают меня о том, когда будет закончен роман "Рожденные бурей".
Только в нашей стране существует такая тесная дружеская связь между писателем и его читателями.
Никто из нас, советских писателей, никогда не может забыть о своих обязательствах перед читателями.
Первая книга романа "Рожденные бурей" должна была быть окончена к ноябрю 1935 г. Я этого обязательства не выполнил.
Неожиданно ЦК комсомола Украины вынес решение о создании звукового кинофильма по роману "Как закалялась сталь", и мне было предложено совместно с кинодраматургом М. Зацем написать сценарий. На это ушло четыре месяца напряженной работы.
Работу над "Рожденные бурей" пришлось отложить. Теперь я опять возвращаюсь к роману, и через четыре месяца первая глава будет закончена.
Крепко жму ваши руки. Н. Островский.
Сочи. 7/Х - 1935 г.
9 октября 1935 года, Сочи.
Прости за молчание. На меня обрушился обвал. Мой дом - как штаб в период интенсивного наступления.
Мне разрешено ехать в Москву.
Был у меня зам. наркомздрава.
Все разрешают "въезд", обещают помочь. Но советуют приехать позднее, когда в Москве начнутся заморозки.
Пиши мне. У меня нет сил писать даже своим друзьям.
9 октября 1935 года.
Сочи.
11 октября 1935 года. Сочи.
Вчера я встретился с товарищем Бруштейн. Это симпатичный товарищ, очень славная женщина. Но она очень плохо слышит. Я предоставляю ей полное право писать пьесу по роману "Как закалялась сталь", но принять повседневное участие в работе я не могу. Это для меня тяжело прежде всего физически. Представляешь себе - я не вижу, а она не слышит. Это же зрелище для богов!
Ни я, ни она не сможем участвовать в режиссерской работе, или как это у Вас называется?
Одним словом, Ваня, я могу лишь раз в месяц прослушать написанное и дать те или другие указания, а участвовать в создании пьесы не могу.
В ноябре приеду в Москву, увидимся и поговорим.
Крепко жму руку.
С коммунистическим приветом
Сочи, 11/Х-35 г.
16 октября 1935 года, Сочи.
Дорогой товарищ Накоряков!
Я забыл при нашей встрече сказать Вам, что Ваше издание романа "Как закалялась сталь" будет седьмым.
Кроме той поправки, которую я Вам раньше дал (зачеркнуть речь Петлюры в шестой главе первой части), я прошу сделать еще следующую поправку.
В письме Павки к Артему (стр. 371, гл. 8, часть 2-я, третьего издания) вместо фразы "проработал всю художественную классическую литературу" - должно быть: "проработал основные произведения художественной классической литературы".
В Москву думаю приехать к 15 ноября. Был бы глубоко удовлетворен, если бы Вам удалось выпустить "Как закалялась сталь" в первых кварталах будущего года.
Крепко жму руку.
С коммунистическим приветом! Н. Островский.
16/Х-35 г.
17 октября 1935 года, Сочи.
В Москву я думаю приехать в первой половине ноября.
Мое здоровье очень неважное. Я устал. Сейчас нужно накопить силы для переезда. Надо сделать все, чтобы в Москве никто не знал, где я буду жить.
Иначе я не смогу работать от бесконечных посещений и разговоров. Я превратился в честного болтуна. Не могу уделить ни одной минуты работе, которую мне поручила партия. На это мне сурово указали два члена ЦК ВКП(б) и предложили заняться делом, закрыв доступ бесконечным посетителям. Я это сделал. Доступ закрыт. В Москве необходимо сделать то же самое.
Ты не подумай, что я зазнался или что-нибудь в этом роде. Но у меня несколько капель физических сил и преступно расходовать их на пустозвонство. Больше этого не будет.
Итак, самое большее через месяц я приезжаю в Москву...
Замнаркомздрав Гуревич обещал прислать за мной санитарную машину на вокзал, даже сам хочет приехать встретить меня.
Пагода в Сочи отвратительная. Дожди. Лежу в комнате.
Остальное все по-старому.
17/X -35 г.
Сочи.
28 октября 1935 года, Сочи.
Твое письмо хорошее, дружеское получил. Конечно, мы с тобой встретимся в Москве обязательно.
В Москву я думаю выехать 10 ноября.
Если бы знала, какие дни у меня сумасшедшие сейчас. От утра до поздней ночи у меня нет ни одной свободной минутки. И ты уж не сердись на меня, моя славная, за молчание. Я всегда помню о своей Шурочке. Но такая наша жизнь - стремительная, бурная. Нет времени даже пообедать и побыть с собой.
Свой московский адрес я своевременно тебе сообщу. У нас все по-старому. Все шлют тебе искренний привет.
Сочи, 28/Х-35 г.
Буду писать коротко о самом главном. Сегодня я послал тебе 2000 рублей. Это - аванс вперед на твою жизнь до 1 июля 1936 года...
Деньги посылаю до востребования. Пойди на почту через пять дней и получишь.
Не стесняй себя в питании.
Председатель горсовпрофа Шепетовки писал, что они тебя окружают вниманием. Напиши, что они сделали. Обо всем пиши. Как живешь, как здоровье? Смотри же, отец, выполни мою просьбу до конца.
Сочи, октябрь 1935 г.
1 ноября 1935 года, Сочи.
Милая Анна Александровна!
Только что получил вашу телеграмму. Тотчас же телеграфировал моему соавтору Зацу в Одессу о высылке сценария, так как он увез черновики с собой. Надеюсь, он не замедлит выслать.
На первую телеграмму я не мог ответить, так как не знал еще, когда я выеду. На днях ко мне приедет член правительства для вручения ордена. Это задержит мой отъезд. Также я должен еще получить разрешение на поездку в Москву, так как я опять прихворнул немного.
Когда все выяснится, напишу подробно и точно назначу день. Есть много о чем рассказывать, милая Анна, но жду встречи, в письме всего не опишешь. Горячий привет мой "молодогвардейцам". Жму крепко руку Марку. Обнимаю и целую Сонечку. Крепко приветствую от моего имени твою славную Таточку, у нее в долгу, признаюсь...
Преданный вам Н. Островский.
Привет от всего "колхоза".
1/XI-35 г.
ПРЕЗИДИУМУ СОЧИНСКОГО ГОРОДСКОГО
СОВЕТА ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ СОЮЗОВ
5 ноября 1935 года, Сочи.
В президиум Сочинского городского совета
профессиональных союзов.
Я обращаюсь к вам с просьбой:
Вы прекратили выплату пенсии старушке Канцельмахер Людмиле Васильевне, мотивируя это тем, что у нее недостает документов о ее прошлой службе. На попечении Канцельмахер находится тяжелобольная дочь, неподвижно прикованная к постели в течение 9-ти лет и потерявшая зрение.
Канцельмахер получала от страхкассы, кажется, 50 рублей в месяц. Отказав ей в выдаче пенсии, вы поставили ее с больной дочерью в безвыходное положение.
В 1930 г. я и группа товарищей ходатайствовали перед Наркомпросом о выдаче старой учительнице Канцельмахер этой пенсии. С большим трудом нам удалось собрать кое-какие документы о ее работе. Главполитпросвет тогда ходатайствовал перед сочинскими организациями о назначении ей пенсии. Пенсия была ей дана. Но вы несколько месяцев тому назад ее отняли. Оказывается, документы, добытые с таким трудом, страхкассой были утеряны. А восстановить их Канцельмахер не может - не осталось на старых местах никого из людей, которые знают Канцельмахер.
Проходят месяцы, а два человека оставлены на произвол судьбы. Я обращаюсь к вам, товарищи, с призывом не подходить к этому делу с формальной точки зрения и вернуть старушке Канцельмахер ее пенсию. Даже простое чувство пролетарского гуманизма не дает нам права отнестись к этим двум людям с таким равнодушием, какое проявлялось к ним до сих пор.
Я верю, что вы вынесете это решение.
С коммунистическим приветом!
Сочи, Ореховая, 47
5.XI-35 г.
ПРЕЗИДИУМУ СОЧИНСКОГО ГОРСОВЕТА
5 ноября 1935 года, Сочи.
Вы оказали мне большую честь, присвоив мое имя юношеско-детской библиотеке г. Сочи. Я с большим удовольствием принимаю на себя культурное шефство, и первым моим шагом в этом направлении будет большая просьба к вам - предоставить библиотеке соответствующее ее назначению помещение, без которого она не может развить работу по воспитанию нашей смены.
Я глубоко убежден, что вы сделаете все для этого.
С коммунистическим приветом!
Прилагая при этом письмо заведующей библиотекой, прошу зачитать его на заседании.
6 ноября 1935 года, Сочи.
Дорогой мой Иннокентий Павлович!
Сейчас поздний вечер. Завтра мы празднуем восемнадцатилетие нашей красавицы Советской страны.
Пламенный привет тебе, мой родной.
Эта годовщина - самая счастливая в моей жизни. В эти дни республика прикрепит к моей груди орден Ленина. Там, где стучит счастливое сердце. Как прекрасна жизнь!
Крепко обнимаю тебя и целую. Твой Коля.
Сердечный привет от мамы и сестры.
Сочи.
6 ноября 1935 г.
Октябрьский привет! По постановлению ЦИКа ко мне в Сочи выедет член ЦИКа для вручения ордена. Мой отъезд опять откладывается на несколько дней. О дне приезда я заранее сообщу тебе телеграммой. Крепко жму руку.
Привет от всех моих. Коля.
Товарищу Мише Шолохову, моему любимому писателю.
Крепко жму Ваши руки и желаю большой удачи в работе над четвертой книгой "Тихого Дона".
Искренно хочу победы.
Пусть вырастут и завладеют нашими сердцами казаки-большевики. Развенчайте, лишите романтики тех своих героев, кто залил кровью рабочих степи тихого Дона.
С коммунистическим приветом!
Сочи, ноябрь 1935 года.
ВСЕСОЮЗНОМУ КИНОСОВЕЩАНИЮ
Работникам советского кино.
"Аэроград", "Крестьяне", "Юность Максима". Шлю свой горячий большевистский привет. Друзья, я не видел ваших картин, но, связанный тысячами нитей с нашей прекрасной страной и лучшими ее людьми, я слышал о ваших успехах и радовался им вместе с вами.
Высшая правительственная награда, которую получили вы и ваши руководители, сказала мне, что искусство кино уже стало ведущим искусством.
Я не представляю себе писателя, который мог бы оградиться от этого прекрасного искусства.
Широко открытыми глазами я гляжу на мир, и каждый день работы, каждая новая строка дает мне радость.
Сейчас я с кинодраматургом Михаилом Зацем заканчиваем сценарий "Как закалялась сталь".
17 ноября 1935 года, Сочи.
Твое письмо получил. Моя поездка вновь откладывается, возможно даже до конца ноября. На днях ожидаю высокого гостя и вручения ордена Ленина.
Здоровье мое немного пошатнулось, но счастье так огромно, что все побеждает. Так или иначе, но к концу месяца буду знать, поеду я в Москву или нет. Если поеду, то дирекция дороги предоставляет мне салон-вагон. Насчет приемника: товарищи советуют ЭКЛ-34. Я в этих делах не эксперт, для меня в конце концов все равно, лишь бы был хороший приемник и можно было слушать, а марка - все равно. У меня есть ЭЧС-3, так это одно издевательство над моими нервами. Передай горячий привет Иннокентию Павловичу и др. товарищам, пусть извинят меня за молчание. Я делаю 160 оборотов в минуту, нет сил. Много есть о чем рассказать, но уже поздняя ночь. Крепко жму всем вам руки.
И ты, Аня, не горюй, работай. Надежда Константиновна хорошо тебе сказала. Славная она у нас.
Сочи, 17 ноября 1935 г.
1. Марш Буденного.
2. "Закувала та сива зозуля".
3. Вальс "Фантазия" Глинки.
4. "Попутная" Глинки.
5. Марш Берлиоза.
6. Песня индийского гостя из оперы "Садко" Римского-Корсакова.
7. Песня Алеши Поповича из оперы "Добрыня Никитич".
8. Ария Левко из оперы "Майская ночь".
9. Ария Хозе (в Таверне) из оперы "Кармен".
Все это слушаю всегда с удовольствием. Конечно, Вы можете заменить другим эти же вещи, которые почему-либо не могут быть исполнены: например, украинские песни.
1935 г.
Сочи, Ореховая, 47.
27 ноября 1935 года, Сочи.
Дорогой, глубокоуважаемый Михаил Иванович!
Григорий Иванович в самую торжественную в моей жизни минуту, прикрепляя от лица Правительства орден Ленина к моей груди, прочел мне Ваше отцовски доброе письмо.
Мне трудно передать Вам все мысли и чувства, овладевшие мной в эти незабываемые мгновенья.
Моя жизнь и моя работа так коротки и так скромны, что я искренне смущен наградой, данной мне революционным Правительством. Бывают минуты, когда у человека нет слов выразить все, что он переживает. Так и у меня сейчас, хотя я, как писатель, обязан владеть словом.
Мне остается лишь всей своей последующей жизнью и трудом оправдать Ваше доверие.
Шлю Вам свой сыновний горячий привет в день Вашего шестидесятилетия и желаю еще долгой и такой же прекрасной жизни.
27 ноября 1935 г.
2 декабря 1935 года, Сочи.
Милая наша Анна Александровна!
Письмо твое получил. Мне трудно сейчас собрать и организовать свои мысли и чувства. Слишком много пережито. Но, как говорят, счастье не убивает. Я сейчас собираю по крупинкам так щедро разбрасываемые в эти торжественные дни силы. Все же думаю с вами скоро встретиться. И тогда расскажу Вам все.
Что же, подождем, увидим, что чехословаки надумают. Кстати, на днях у меня была чехословацкая делегация, приехавшая в СССР на октябрьские торжества. Вот уж где матушка наговорилась по-чешски вдоволь!
Михаил Борисович Зац послал тебе сценарий. Мы тебя просим: если можешь, повремени с его опубликованием. Это еще сырье. На днях он будет окончательно отработан и отшлифован. Тогда его можно будет со спокойной совестью публиковать.
Ты пишешь о выступлении Веры Инбер. Очень жаль, милый товарищ Анна, что Вера Инбер смешала в одну кучу горе-редакторов типа Дайреджиева и еще кое-кого с твоим именем и, скажем, с именем Иды Гориной, с именами людей, которых я уважаю и считаю своими друзьями.
Вообще, если память мне не изменяет, то я не вел на эту тему разговоров с Верой Инбер во время ее пребывания здесь. Как видишь, еще одно доказательство, насколько плохо в нашей литературной семье обстоит дело с этикой, правдивостью и прочими необходимыми вещами.
Я убежден, товарищ Анна, что никто из молодогвардейцев, в первую очередь - ты, Марк и Горина, ни одну минуту не подумал о том, что я мог бы Вас где-либо или перед кем-либо охаять. Поэтому каждое выступление по этому поводу ты смело можешь опровергнуть, как клеветническое.
"Молодая гвардия" - для меня родное имя. Она меня ввела в литературу, и с "Молодой гвардией" я никогда не порву родственных тесных связей.
Я одного только не понимаю, зачем людям все эти небылицы? Милая Анна, ты такой старый боец, была в разного рода переделках и схватках! Ты не должна огорчаться из-за каждого писка. Как видишь, не миновать того, что вокруг моего имени будет кое-кто путать, пользуясь отчасти тем, что я не могу выступать и с трибуны надавать ему тумаков.
Однако должно быть для тебя ясно и незыблемо - это моя искренняя к тебе дружба и уважение...
Я думаю приехать в Москву дней через 8-10. Азово-Черноморская железная дорога дает мне отдельный вагон. Я надеюсь благополучно добраться до Москвы.
В генеральном штабе РККА и в редакции "Истории гражданской войны" мне обещано всемерное содействие в деле изучения материалов о войне с белополяками. У меня был секретарь товарища Ворошилова. Он подтвердил это обещание. При таких условиях есть надежда, что роман будет документально крепко сшит.
Вот пока все.
Об остальном поговорим лично. Это будет лучше письма.
2/ХII 1935 г. Сочи.
2 декабря 1935 года, Сочи.
Оба твои письма получил. Послал Анне Караваевой письмо, с просьбой не печатать сценария, пока он не будет отшлифован.
Письма в журнал "Радянське кино" и одесской кинофабрике вчера послал. С нетерпением ожидаю от тебя отработанный сценарий в двух экземплярах. На днях думаю выехать в Москву.
После страстной борьбы получил, наконец, "разрешение" врачей на поездку. А то не хотели пускать. Борьба была тяжелая, но победа - за нами. И все же мне частенько говорят: "Вы погибнете в пути". Дорога дает мне отдельный вагон-(салон). Все эти дни, как ты знаешь, незабываемы - много пережито, много сил утекло. Но счастье не убивает. Сейчас близко у сердца образ того, кто вел нас на штурм...
Если я не часто пишу, не сердись. Таковы обстоятельства.
Помни мое нетерпение и, как только выскочат из-под машинки первые экземпляры, сейчас же запечатай и посылай спешной почтой. Ты мало, скупо написал, как все же отнеслись на кинофабрике ко второму варианту.
Пиши огромные письма, со всеми подробностями. Я с удовольствием их читаю.
Пиши, старик, почаще!
Хотя бы несколько слов, сжатых, как приказ.
Мое здоровье? Выдержал прекрасно огромное испытание на выносливость.
Теперь единственная опасность для меня - дорога. В случае гибели - это позор!
Этого мне никто не простит.
Вот почему я должен приехать невредимым.
Привет от всех моих и Александры Петровны.
На кинофабрике пусть не беспокоятся о деньгах. У меня все в порядке - "просперити".
Сочи, 2 декабря 1935 г.
4 декабря 1935 года, Сочи.
Дорогой мой Хрисанф Павлович!
Телеграф принес мне от Вас весточку. Сколько лет прошло, а я все не мог найти тебя, моего родного и милого батьки.
И вот несколько ласковых слов... Как я был рад получить их!
Никогда ни я, ни моя семья не забывали тебя. Какие-то крепкие узы связали нас с тобой, замечательным представителем старой гвардии большевизма.
Помнишь, родной, как ты писал в ЦК [ВКП(б)], что Островский еще будет полезен партии, что этот парнишка еще не угас и не угаснет. Ты так верил в мои творческие силы, как никто. И вот теперь я с гордостью за твое доверие вижу, что оправдал его.
Я ничего не знаю о твоей жизни, даже не знаю, где ты работаешь. Как твое здоровье? Многое другое, о чем я так хотел бы знать. Как живет "мама" и твоя любимая Розочка? Ты должен, ты не можешь не написать обо всем этом, хотя я знаю, что ты не любишь писать, вернее не имеешь на это времени. Пусть напишет "мама". Сейчас же сообщи мне свой адрес и место работы. Я пришлю тебе свою книгу. Если ты читал мою речь при вручении мне ордена Ленина, то она относится и к тебе, старому большевику, одному из моих воспитателей.
Я сейчас полон творческих стремлений и желания работать.
В ближайшее время думаю поехать в Москву для изучения материалов о гражданской войне и в мае вернуться в Сочи уже в новый дом, который строит мне правительство.
Если ты будешь в будущем году в Сочи, то я не могу себе представить, чтобы ты не был моим гостем в первый же день приезда. Итак, жду твоего письма, мой родной и любимый. Привет "маме". Крепко жму твои руки.
4/ХII-35 г.
Сочи, Ореховая, 47.