Северцов Николай Алексеевич - Путешествия по Туркестанскому краю

ына и западной Сары-джаса до подошвы Хан-тенгри. По Чакыр-тау проходит узкая полоса, на которой О. polii попадается вместе с О. karelini

   Упоминаемый Марко-Поло(¹³²) огромный баран плоскогорий, валяющиеся рога которого служат норами для лисиц, найден на Памире, который Вуд считает тождественным с посещённым им самым высочайшим плоскогорьем у истока Аму-дарьи из озера Сары-куль {Тут Вуд и нашел рога О. polii, впервые описанные Blyth. Но под именем рас местные киргизы описывали ему ещё крупного зверя этих плоскогорий, с рогами, спирально закрученными, но не выгнутыми, а прямыми; Вуд этого зверя не видал и рогов не нашел (Woоd, Journey to the Oxys, p. 368; Китайский Туркестан Риттера., перев. В. В. Григорьева, прим. перег. CD XXXV, стр. 503).} (Sea victoria), поднимающимся до 16 000 ф. Он нашёл мало снега на этих высотах, и, вследствие этого, каракиргизские аулы были здесь еще в декабре; малоснежны зимой, по собранным мной сведениям, и сырты у Нарына и Аксая.

   Но тождествен ли еще памир Марко Поло с посещённым Вудом Сарыкульским плоскогорьем? Конечно, Вуд шел на Сары куль из Бадах-шана к северо-востоку через область Вохан, и Марко Поло говорит, что его Памир к северо-востоку от Бадахшана и тоже пройдя Вохан. Первый предмет, упоминаемый Марко Поло на Памире, есть озеро; у Вуда - тоже; но тем и кончается сходство. Из озера, по Марко Поло, течёт река, далее по памирской равнине; далее - следовательно, к востоку, так как вся последовательность маршрута от Бадахшана в этом направлении, а река из Сары-куля течёт к западу. Притом, Памир Марко Поло тянется на 12 дней пути, а Сарыкульское плоскогорье, по Вуду, всего вёрст сорок-пятьдесят с запада к востоку - разве за невысоким увалом, замыкающим его к востоку есть еще более обширное плоскогорье, что неизвестно.

   Ближе к описанию Марко Поло подходит Памир-хурд, или малый Памир, у оз. Баркут-ясин, южнее Сары-куля, но и тут есть у средневекового путешественника неподходящие частности, указывающие иные на Каркульское плоскогорье, между Каратегином и Кашгаром, следовательно, севернее обеих только что упомянутых местностей; другие же частности могут заставить искать Памир Марко Поло и южнее даже оз. Баркут-ясин, в неизвестной области истоков Аксерая, т. е. бадахшанской реки, где, по новейшим английским расспросным сведениям (довольно неопределенным), тоже есть весьма высокое плоскогорье с озером, род местности, весьма нередкий во внутренней Азии.

   Я еще возвращусь к определению Памира Марко Поло в орографической части настоящего труда(¹³³), более для того, чтобы доказать то, что здесь упомянуто мимоходом и голословно, так как при наших теперешних, весьма недостаточных сведениях о нагорье у вершин Аму-дарьи еще нет верных данных для этого определения. Общий же вид описанной Марко Поло местности, жилища его горного барана, встречается и на Тянь-шане {Вид Памира Марко Поло весьма похож на аксайскнй сырт,- высокая равнина с рекой и озером, между двумя хребтами. Разница только в том, что озеро Аксайского плоскогорья Чатыр-куль, не дает начала Аксаю; оно без истока, между вершинами двух рек - Аксая и Арпы.}.

   Замечу ещё, что между зверем Марко Поло и хантенгринским качкаром Семёнова можно найти существенное различие в цвете: первый беловат, а качкар тёмнобурый. Но мой старый экземпляр объясняет это различие: беловат или с проседью, кроме бурого хребта, на котором шерсть длинная, но не совсем свежая, а с выцветшими на солнце и потому порыжевшими концами волос. Мне кажется, что летняя шерсть этого зверя не выпадает осенью, а подрастает, причём вырастают ещё новые, белые волосы между бурыми - эта смесь видна на боках моих экземпляров; за зиму бурые волосы еще бледнеют, и зверь становится беловатым, а весной, и едва ли ранней, а разве в конце мая, выпадает весь длинный и светлый зимний волос и заменяется коротким и темнобурым - летним, так что различие в цвете раса {Если только древний беловатый рас есть горный баран Поло, а не пряморогпй зверь, описанный киргизами Вуду.} и качкара зависит от времени года.

   Далеко не такую видную добычу, как качкар, но в научном отношении никак не менее драгоценную составили аксайские рыбы, наловленные казаком Гутовым, и во множестве, просто посредством волосяной петли, навязанной на палочку; эту петлю он надевал в воде на медленно плывущую рыбу и быстро её вытаскивал, причём петля затягивалась. Читатель, пожалуй, не поверит,- не поверил и я, когда мне Гутов сказал еще на Чилике, что этим способом можно ловить рыбу, но потом я такой лов видел, и даже сам ловил рыбу петлей. Возможность этого лова зависит от крайней осенней прозрачности воды горных речек перед их замерзанием, и от совершенного отсутствия в них рыболовства, которым каракиргизы совсем не занимаются, так что рыба бесстрашна и даже не сторонится от опущенной в воду петли. Ею Гутов в Аксае наловил большое ведро рыбы, так что, набивши для коллекции все бывшие у меня банки, я из дублетов, которых некуда было девать, сделал, скрепя сердце, препорядочную уху. И теперь еще жалею о тогдашнем недостатке посуды; рыбы Таримской речной системы не существуют ни в одной коллекции, и до моей поездки они были совершенно неизвестны. Замечательно их крайнее сходство с рыбами притоков Нарына; экземпляры, добытые потом из Атбаши и Оттука, были неразличимы от аксайских, и сохранявшиеся экземпляры османов из всех трёх местностей были Кесслером отнесены к новому виду - Diptychus severtzowi, одинаково водящемуся во всех этих водах, в Атбаши, помнится, нашел я и аксайскую маринку (Schizothorax intermedius), которой Кесслер описал только аксайские же экземпляры.

   Вообще в водах Тяньшанского нагорья можно заметить общую горную фауну рыб для трёх различных водных систем: Балхаша, Аральского моря и Лоб-нора, принимающего Тарим: эта фауна характеризуется различными видами Diptychus, Oreinus и Schizothorax, рыб из семейства карповых (Giprinoidae), но род Oreinus представляет, в общих форме и цвете, некоторое отдалённое сходство с форелями европейских горных речек, особенно пёстрые породы, встречающиеся в горных речках Балхашской системы.

   До поездки на Аксай я находил османов и маринок в Баскане, притоках Или, в Таласе, Чу, в самых вершинах речек Сырдарьинской системы, например, в Бадаме, притоке Арыса, считал их оттеснёнными вверх, в горные речки, остатками древней арало-балхашской фауны, когда Аральское море еще соединялось с Балхашом(¹³⁴), чему есть явственные следы в Голодной степи, но открытие этих рыбок в Аксае даёт другой фаунистический характер этим двум родам рыб; это рыбы горной среднеазиатской фауны. Неизвестные мне виды этих родов давно найдены и в гималайских речках; потом Федченко нашел их в притоках Зеравшана, даже не достигающих главной реки, и найденные им подтвердили мое заключение о горной рыбной фауне, основанное на аксайских экземплярах. Все османы и маринки тяньшанских речек, куда бы те ни текли, весьма близки друг к другу, но не везде одинаково спускаются вниз по горным речкам. В бассейне Балхаша они доходят до самого озера,- в Чу - уже только несколько ниже Токмака в Сырдарьинской системе, во всем Нарыне и его притоках, и т. д. {Существующие сведения о распространении туркестанских рыб полнее представлены в моем труде "Вертикальное и горизонтальное распределение туркестанских животных", 1873.}.

   Более полное сравнительное изучение рыб различных водных систем Средней Азии, несомненно, выяснит и геологическую историю разделения этих систем, теперь текущих в степные озёра, но все степи, по которым текут выходящие из Тянь-шаня реки, не что иное, как более или менее приподнятое дно прежних морей: и именно для определения последовательности этого подъёма в различных степях кругом Тянь-шаня сравнение рыбных фаун степных рек и озёр дает весьма существенные данные.

   Тогда выяснится и значение и происхождение фауны горных рыб Средней Азии, с её странным зоологическим центром внутри Тянь-шаня, по вершинам горных речек, а при теперешних материалах можно только ввести в науку крайне любопытный, но еще не разъяснённый факт этой горной рыбьей фауны.

   Подобный факт найден Гумбольдтом в Южной Америке - кордильерские рыбки, Pimelodes, тоже чисто горные, в ручьях обоих скатов кордильерского водораздела.

   Для среднеазиатской же ихтиологии особенно важна неисследованная еще озёрная фауна Балхаша, и ее отношение к аральской и горной; и желательно, чтобы ею занялся исследователь, лучше меня подготовленный относительно рыб и низших водяных животных.

   Не менее важны, даже более, Лоб-нор с Таримом, но далеко менее доступны.

   Ещё я заметил в Тянь-шане, что чем выше в горных речках, тем мельче рыба одних и тех же видов, что замечено и в других горах, но Аксай представляет исключение. Его османы и маринки крупнейшие во всём Тянь-шане, хотя и пойманы на высоте 10 000 фут.; османы до 8-9 дм., маринки до 14 дм. - это рост чуйских у Токмака, и показывает, что рост рыб до некоторой степени пропорционален не столько абсолютной высоте, сколько массе воды; вероятно, и быстроте течения, т. е. в сущности условиям, имеющим влияние на обилие пищи для рыбы. Крупная аксайская была поймана в сравнительно тихой заводи, однако, еще на достаточной быстрине {Аксай, вообще, для Тянь-шаня тихая река, как и Атбаши и верхний Нарын, и все сыртовые реки, но затишья и этих рек в Европейской России считались бы быстринами.}, чтобы вода не замерзала при -10°.

   В небольших омутках южного Кыны есть также рыба - османы, но крайне мелкие. Вообще османы проникают в более маловодные и быстрые речки, нежели маринки, но и последние подняться снизу по Аксаю могут только через пороги. Или эта рыба на плоскогорье расплодилась от занесённых водяной птицей икринок? Кстати: икры маринки я и на Аксае остерёгся, потому и не знаю, так ли она вредна, как вызывающая рвоту икра маринки илийской. Помнится, однако, что кого-то в отряде от этой икры тошнило, но не уверен.

   К полудню 16-го метель стала по временам стихать; появились в лагере пролётные птицы, и притом из довольно рано отлетающих жителей степи и самых низких предгорий - Emberiza caesia, птица весьма южная, египетская и сирийская, и почти такая же южная Saxicola saltator. Удивили они меня - на этой высоте и в половине октября! Это птицы, явно сбившиеся с пути на пролёте, под пару виденным 12-го на Тас-су стрижкам (Hirundo riparia). Увидя их, урядник Гордеев отпросился на охоту в Кок-Кия; дождавшись затишья, я его отпустил - и до сих пор жалею, что не поехал сам, а занялся коллекциями в лагере. Взял он дробовик и привез, конечно, только знакомых мне пташек: Saxicola salina - опять птицу жарких степей, которой пролёт у Копала я видел уже в августе; ещё горную красноносую галку, Fregilus graculus и несколько подснежных тяньшанских воробьев, Leucosticte brandtii¹, но ему представился редкий случай, дорогой для зоолога: наблюдать вблизи тэков (Capra sibirica). Найдя спуск в ущелье Кок-кия, он из-за утесов, шагов на пятьдесят или ближе нечаянно подошел к целому стаду тэков, укрывавшихся от метели; на дне ущелья было почти тихо, и в этом месте даже почти бесснежно; гонимый ветром снег проносился через эту тесную и глубокую трещину. Приметивши его, но не почуявши, тэки, не торопясь, полезли по утесам; тут были и самки, и молодые, и два длиннобородых старых козла, с гигантскими рогами, которых концы сзади поднимались почти над хвостом; завидная добыча в коллекцию. Тэки по-временам останавливались и с любопытством оглядывались на нарушителя их убежища {Это бесстрашное любопытство тэков я впоследствии наблюдал и сам, о чем далее. Длина рогов Гордеевым не преувеличена; он мне принес из Кок-кия два черепа с рогами почти в 4 ¹/₃ фут.}, где был во множестве и их помет, а стрелять было нечем - ни винтовки, ни даже пули для ружья; так и скрылись, чуть ли не ездили за ними вторично, не помню кто еще с Гордеевым, но тогда их и след простыл.

  

   ¹ Добыты и замечены на Атбаши и Аксае вообще следующие птицы: в ельниках и можжевельниках по Атбаши добыты: 11 октября Surnia nisoria, Carpodacus rubicilla, Güld (caucasicus Pall.)*, Regulus flavicapillus, все в елях; 12- го *Emberiza cioides, E. pithyornis, обе в можжевельниках; 13-го - Scolopax hyemalis; на Тас-су; 18-го - Parus songarus, Coccothraustes speculigerus, обе в елях у Тас-су; Emb. pithyornus, там же в можжевельнике. Замечены;* Astur nisus, Falco aesalon, *Salicaria sp.- опять запоздалая; Columba rupestris, Erythrospiza phoenicoptera, Fregilus graculus, Corvus corax, C. corone, C. cornix, Pica caudata, Nucifraga caryocatactes, Leptopoecile sophiae, Turdus merula, T. pilaris*, Perdix daurica Lanius excubitor (вероятнее, L. leucopterus nob.); *Ruticilla phoenicura,* R. erythrogastra,* R. erythronota; R. lugens; Cyanecula suecica; Falcirostra kaufmanni.* Hirundo riparia, *Motacilla dukhunensis, Tichodroma phoenicoptera, Certhia familiaris, *Motacilla sulphurea,* Alcedo ispida, *Phyllophneuste superciliosa, Parus songarus, n. sp., P. rufipectus n. sp., Coccothraustes speculigerus, Corvus monedula (до 9 600 фут.), *Sturnus unicolor - все выше 9 000 фут.; отмеченные звездочкой - летние и пролётные, и эти уже в малом количестве особей; таких еще 20 видов, всего 41.

   На Аксае добыты: Leucosticte brandtii, все в горах Кок-кия, по ущельям и травяным склонам, огромные стаи до высоты 12 000 фут., строги; *Saxicola salina., *S. saltator, *Emberiza caesia, Fregilus graculus; замечены: *Vultur cinereus, Gyps nivicola, n. sp., Gypaetos barbatus, *Haliaetos albicilla (не взрослый; казак его описывал круглохвостым орлом, цвета уллара, с перистой шеей и толстым желтым клювом); *Astur nisus, *Circus cyaneus, Corvus corax, *G. corone, C. cornix, *C. monedula, Fregilus graculus, Passer montanus, *Fringilla montifringilla, Fr. nivalis, Leucosticte brandtii, *Ruticilla phoenicura, Saxicola saltator, S. salina, *Tichodroma phoenicoptera, Falcirostra kaufmanni, *Emberiza pithlornis, Cinclus leueogaster, *Emberiza cia, Alauda albigula, A. arvensis и *Columba sp.; темная,- всего 27 видов, из них 16 летних или пролётных, более последних. Не уверен в Fr. nivalis, которой не добыл, чтобы жила с Leucost. brandtii; может быть, иногда издали принимал и последнюю за Fr. nivalis; обе сероваты, желтоклювы, белокрылы, белизна Fr. nivalis гораздо резче, но это видно вблизи.

  

   За ночь метель стихла; захолодало, выглянули звезды - и 17-го я, наконец, дождался великолепно ясного дня для съёмки, которую для ускорения в такое позднее время года я уже с 14-го решил производить в уменьшенном масштабе, 10 вёрст в дюйме. 13-го был промерен базис, взяты пункты на прежнюю съёмку, вверх по южной Кыны. 15-го Вязовский успел нанести Бос-адыр и ближние части Кок-кия; пункты вверх по Аксаю можно было нанести в походе, с некоторых высот вдоль южного Кыны, а потом 17-го мы тронулись в обратный путь; пришлось отказаться от рекогносцировки к перевалу Теректы, по позднему времени года, однако, и он издали был нанесён на съёмку, для которой до 17-го приходилось улавливать проблески ясной погоды, что возможно только на месте, а не в походе. Впрочем, я должен признаться, что эта замена похода к Теректы трехдневной остановкой против Чатыр-таса не была мне прискорбна: неизвестно, что бы ещё доставил поход, а на месте были добыты величайшие зоологические редкости, уже упомянутые.

   Метель 15-го и 16-го, начавшаяся мелким сухим снегом и вихрем, при котором порывы ветра были то с северо-запада, то с северо-востока, с юго-востока и с юго-запада, кончилась оттепелью и мокрым снегом, и всё-таки мелким, при чистом юго-западном ветре; затем он перешёл в северо-западный, причём прояснило, и 17-го мы выступили в весьма чувствительный мороз, при слабом северо-восточном ветре, который скоро стих; при снятии лагеря я заметил молодую траву, пробивавшуюся под кошмами, на которых лежали люди. Отойдя вёрст десять, я заметил дорогу, идущую с северо-востока, наискось через плоскогорье, и пересекающую наш путь; это дорога с Заукинского перевала к Теректинскому, через перевал Чакыр-курум у Тарагая (верхнего Нарына); по этой дороге проник в Кашгар Ч. Ч. Валиханов.

   Тут я поднялся на вершину высокого холма у южного Кыны, чтобы срисовать вид гор Кок-кия; на этот раз я развел уже огонек из местных полынок, растопил в чашке снег и кипятил воду для рисования красками, так что они не ложились уже льдинками на бумагу(¹³⁵). С высоты, на которой я находился, открывался обширный вид на всё плоскогорье, побелевшее от недавнего снега, но несколько часов солнечной погоды уже вновь успели образовать проталины, на одной из которых, и притом уже обсохшей, я и поместился. Полоски проталин виднелись и на отлогостях Кок-кия, обозначая солнцепёки по краям лощин, а выше, между снегами, чернели обнаженные утесы, до самых вершин пиков, синели и полосы обледенелого вечного снега, с которых свежий вчерашний был сдут ветром.

   Справа, на северном крае плоскогорья, возвышался тоже высокий хребет вдоль Атбаши, Уюрмень-чеку, кончающийся крутым скалистым мысом верстах в трех западнее перевала Тас-асу; вёрст тридцать далее к востоку за истоком Балык-су, виден опять ряд пиков Сары-таш; они уже много ниже Уюрмень-чеку, поднимающихся до 16 000 фут. {В 1868 г., при рекогносцировках во время постройки генералом Краевским укрепления на Нарыне, Буняковский поднимался на Джиль-тегермен, одну из вершин Уюрмень-чеку. Он дошёл до 14 900 фут., и крайний пункт своего подъёма измерил барометрически; вершина ему показалась ещё слишком на 1 000 фут. выше; он её полагает в 16 000 фут.}, с перевалом Богушты в 12 750 фут.

   С места, откуда я смотрел, высочайшие пики Уюрмень-чеку и Кок-кия были видны в одинаковом расстоянии, но последние представлялись гораздо выше, что подтверждает мое уже упомянутое и основанное на других данных определение высоты Кок-кия около 18 000 фут., и скорей более, нежели менее этой цифры. Зато Уюрмень-чеку представляет довольно ровный ряд высоких пиков, вместо двух господствующих вершин Кок-кия; с места, где я был, этот ряд виден весь; он тянется и у северного берега Чатыр-куля, называясь тут уже Узектын-бель и все сохраняя ту же высоту; даже Ташрабатский перевал, в Узектын-беле, поднимается до 12 900 фут (по определению Буняковского), следовательно, несколько выше Богушты. Всего верстах в двадцати семи западнее этого высокого перевала, против западного конца Чатыр-куля, Узектын-бель кончается крутым мысом; обходя его с запада, можно перейти с Чатыр-куля в долину Арпы, не переходя никакого хребта, а оттуда почти ровной же дорогой выйти на р. Кара-коин, текущую с юго-запада к северо-востоку навстречу Атбаши, в которую впадает, к северо-западу от перевала Богушты.

   Эти-то горы Уюрмень-чеку и Узектын-бель, составляющие один непрерывный хребет, и названы Тянь-шанем в таблице высот Буняковского - согласно с Central Asien Гумбольдта, где Pass Rowat, т. е. Ташрабатский перевал, полагается на главном хребте Тянь-шаня. При сведениях, которые тому слишком 30 лет были доступны Гумбольдту для его великого труда {Мне часто как очевидцу описываемых Гумбольдтом мест приходится указывать на неточности его среднеазиатской топографии, но это нисколько не препятствует моему глубокому уважению к этому превосходному, ясному, отчётливому и систематическому своду древних и азиатских географических сведений; без изумительной эрудиции и гениального соображения Гумбольдта и Риттера эти сведения так бы и остались бесполезным хламом, а собранные и группированные ими составили незаменимое руководство для первых исследований на месте.}, вполне естественно принять высокий хребет на главном водоразделе Западного Тянь-шаня за продолжение главной оси всей системы, но со стороны очевидца, бывшего и на Чатыр-куле, и на Тас-асу, и на Кыны - это крупный географический промах, предостеречь против которого я считаю своей научной обязанностью. Этим промахом затемняется и искажается весьма характеристическое для всей горной системы отношение её хребтов к водоразделам. Если очевидец принимает Уюрмень-чеку за Тянь-шань в смысле Гумбольдта {Зимой 1868/69 г. Буняковский доставил Географическому обществу свои определения тяньшанских высот, и в том числе предела деревьям на Шамси и на Тянь-шане; я положительно не мог понять, к какому хребту относится последнее определение - пока, при моем сообщении обществу об описываемой здесь поездке, генерал Краевский не заметил, что Уюрмень-чеку (названный мной тогда Ташрабатским хребтом) правильнее и научнее называть Тянь-шанем, против чего я возражал, и здесь несколько развиваю свои возражения. Доводы Краевского состояли в том, что Уюрмень-чеку есть большой водораздел и наша китайская (ныне кашгарская) граница, но дело в том, что он только часть водораздела и совпадающей с ним границы.}, то этим самым он дает понять, что этот хребет к востоку связывается с Хан-тенгри, а к западу через Кашгар-даван продолжается снеговыми горами, ограничивающими Фергану, долину среднего Сыра, к югу от Коканда и Ходжента.

   В этом смысле и показан Уюрмень-чеку на карте, составленной знаменитым Петерманом к Sertum Tianschanicum Остен-Сакена и Рупрехта, описанию растений, собранных Остен-Сакеном при его походе с Полторацким; на этой карте Уюрмень-чеку назван Тянь-шанем и от Таш-рабата к востоку означен всё увеличивающимся в вышину и ширину; он же (будто бы) отделяет Чатыр-куль от вершин Арпы, образуя тут седловину {В этом месте карты есть штрихи, как-то нерешительно связывающие Уюрмень-чеку и с Джаман-даваном к северу от Арпы и с Кашгар-даваном к югу от неё. Видно, собственно, не соединение хребтов, а желание их соединить, остановленное, впрочем, наглядным и простым, без орографических построений, описанием очевидца, Остен-Сакена. На этой карте, вообще, любопытно видеть, как при составлении её знаменитый картограф старался примирить несогласимое: подлинные съёмки со своими предвзятыми идеями.}, и далее к западу продолжается Кашгар-даваном, образуя южный край долины Арпы, что все неверно:

   1) Уюрмень-чеку тянется всего на 110 вёрст, от Тас-асу до западного конца Чатыр-куля; оба его конца, и восточный и западный, резко обрываются крутыми скалистыми мысами, и оба отделены 20-30-вёрстными промежутками от всякого другого хребта. Восточнее Тас-асу водораздел есть бесхребетная окраина Аксайского плоскогорья, у спуска к долине Атбаши, образующей впадину в этом плоскогорье. А западнее Чатыр-куля почти неприметные увалы, сливающиеся с общей равниной, составляют водоразделы между Чатыр-кулем и Арпой, и между Арпой и Кара-коином.

   2) Водораздел Нарына и Таримской системы, вообще, совсем не идёт по одному хребту, который бы можно считать главным тяньшанским, хотя на Петерманновой карте главным хребтом системы прямо назван Уюрмень-чеку. Этот водораздел по сырту переходит с одного хребта на другой, а между этими хребтами, вообще не длинными и отдельными друг от друга, водораздел идёт плоскими, неприметными увалами. Таким увалом этот водораздел у Чатыр-куля переходит с хр. Узектын-бель, кончающегося тут мысом, на хр. Суёкты, отделённый от первого озером и кончающийся тоже мысом, но против восточного конца Чатыр-куля; эти хребты соединены только тем, что оба на одном плоскогорье, но на нём так же раздельны, как Уюрмень-чеку и Кок-кия.

   3) Наконец, нельзя называть Уюрмень-чеку собственно Тянь-шанем, главным хребтом системы, ещё и потому, что такой главный хребет, вообще, существует только к востоку от Хан-тенгри, к Богдо-ола и восточнее, к Баркюлю и Хами. А к западу от Хан-тенгри есть только сложная система плоскогорий и коротких хребтов, между коими ни один не является главным и не составляет всего протяжения какого бы то ни было первоклассного водораздела, из которых все исследованные, не один Нарыно-таримский, переходят с хребта на хребет.

   Кажется, сказанного достаточно, чтобы сделать географически невозможным имя Тянь-шаня не только для Уюрмень-чеку, но для всякого отдельного хребта к западу от Хан-тенгри: тут можно только говорить о Тяньшанской системе сыртов и хребтов.

   Главный же хребет, по китайским сведениям, весьма явственный к востоку от Хан-тенгри, к западу даже не разветвляется, а расширяется в сырт, в плоскогорье, усеянное короткими хребтами, отчасти весьма мало, а отчасти значительно поднимающимися над общей поверхностью сырта. Продолжения тут главного хребта искать нечего, а главным разветвлением его к западу можно назвать только окраины плоскогорья - и то с натяжкой; южная окраина, повидимому, не составляет одного непрерывного хребта; тут, между Аксаем и Сары-джасом, должна быть сложная путаница хребтов разной высоты, раздроблённых продольными и поперечными долинами, судя по тому, что я видел со склона Кок-кия, смотря вниз по Аксаю,- да и западнее тоже, по сравнению маршрутов к Кашгару Полторацкого и Рейнталя.

   Северная окраина сырта, напротив, представляется сплошным хребтом, понижающимся к западу от истока Каркары, у подошвы Хан-тенгри, до вершин Джумгола и вдоль его долины, отделяя её от Каракола, на пространстве 450 вёрст, прерываясь только узкой трещиной Джуван-арыка; а к западу от Джумгола, после прорыва узкой же трещиной Суса-мыра, является продолжение этого же ряда высот вдоль южных окраин долин Сусамыра, Таласа, Терсы и Арыса - еще на 450 вёрст, всего 900.

   Этот ряд высот Проценко, взойдя на многие перевалы, пересекши его через Сонкульское плоскогорье, проследивши его от Хан-тенгри до Джумгола, назвал главным хребтом западного Тянь-шаня - конечно, не точно, потому что тут почти 1 000-вёрстный хребет, принимаемый им, как выше сказано, на всем пространстве от Хан-тенгри до Арыса {Проценко. Обзор путей из Заилийского края в Кашгарию (рукопись). Там, впрочем, западной оконечностью этого хребта неправильно принят Кара-тау.}, есть только кажущийся, а не настоящий длинный хребет; в действительности это ряд коротких хребтов, различных и по высоте, и по орографическому характеру, и по геологическому образованию, и по самому направлению; они сходятся под тупыми углами, но всё же сходятся.

   И всё-таки такой длинный ряд хотя бы коротких хребтов, но соединённых между собой и, приблизительно, по направлению настоящего Восточного Тянь-шаня, более похож на его продолжение к западу, на главный хребет, нежели короткий, 100-вёрстный, обрывающийся обоими концами и ни с каким другим хребтом не соединённый Уюрмень-чеку.

   Семёнов, первый исследователь Тянь-шаня, определил его ещё ближе к истине, нежели Проценко: перейдя оба хребта Заилийского Ала-тау, осмотревши Терскей-Ала-тау с обоих концов Иссык-куля и поднявшись к сырту по Каркаре и Зауке,- он увидал на сырту ещё снеговые хребты, в том числе и Хан-тенгри - и их, вместе с Терскей-Ала-тау, назвал Тянь-шанем, не определяя в его массе никакого главного хребта.

   Таким образом, Тянь-шань Семёнова есть уже не один хребет, а весь сырт, со всеми хребтами на его окраинах и на его площади, т. е. настоящая главная масса Западного Тянь-шаня.

   От этой массы Семёнов в своем орографическом обзоре хребтов у Балхана и Иссык-куля {Семенов, Petermann's Mittheilungen, 1858.} отделяет не только Семиреченский, но и ближе соединенный Заилийский Ала-тау - оба принадлежащие к Тяньшанской системе, но оба же представляющие в ней явственно обособленные части, до некоторой степени отдельные от главной горной массы Сырта к западу и высочайшего хребта к востоку от Хан-тенгри, которую и теперь можно назвать Тянь-шанем в тесном смысле. И если Семёнов употребил имя Тянь-шань только в этом тесном смысле, так это потому, что он строго соображался с имеющимися у него в 1857 г. верными съёмочными данными и воздержался от сомнительных орографических построений целой системы {А в 1866 г. он уже писал, согласно со мной: "Заилийский Ала-тау со своими отдалёнными продолжениями на востоке и западе, несомненно, образует передовую цепь Тянь-шаня, от которого весьма мало различен и геогностически" (Записки Географического общества по общей географии, 1867, стр. 235).}.

   Результатом вышло то, что он положил прочное основание среднеазиатской орографии, т. е. орографии положительной, а не гадательной по скудным азиатским источникам, создал труд, к которому естественно примыкают, в качестве дополнений, все последующие рекогносцировки, но в котором поправлять почти нечего.

   Его схема параллельных хребтов не полна: она характеризует не всю систему, а только часть, вокруг Иссык-куля, но эта схема вообще верна, и если последующие исследования распространяют её и на хребты восточнее Хан-тенгри, что вероятно по существующим китайским сведениям, так это будет поводом отличать Тяньшанскую систему параллельных хребтов от Туркестанской системы пересекающихся, несмотря да то, что обе системы составляют непрерывное нагорье. К этому непрерывному нагорью принадлежит ещё и третья, Гималайская система, и четвертая, Внутренне-китайская, у истоков Хуан-хэ и Ян-дзы-дзяна - не называть же их все частями Тянь-шаня. Прибавлю, что характеристическое для Тянь-шаня, как и для Гималая, как и для Алтая, уклонение водоразделов от хребтов, уклонение, важность которого Семенов оценил уже по Каркаре и Сары-джасу, текущим в противные стороны с одного плоскогорья, через поперечные трещины высоких хребтов, весьма ясно и у Чатыр-куля, так что должны бы предохранить исследователя этой местности от ошибки счесть коротенький 100-вёрстный хребет главным в огромной горной системе; такая ошибка невозможна без опровергаемого тут же местной природой смешения понятий водораздела и хребта.

   И в разветвлении Тянь-шаня к западу от Хан-тенгри надвое - собственно Тянь-шань и занарынский сырт, принятых Проценко, скрывается тоже смешение понятий.

   Надвое делится водораздел, т. е. восточнее Хан-тенгри есть один главный водораздел, между Или и прочими северными степными реками, и притоками Тарима, а западнее - их два: между степными реками и Сырдарьинской речной системой, и между Сырдарьинской и Таримской. Однако, и при неточном названии водоразделов хребтами тут всё-таки выражена действительная и капитальная черта в орографии и гидрографии Средней Азии; но что выражает название исключительно гор Уюрмень-чеку громким именем Тянь-шаня? Просто непонимание орографического характера последнего, который именно тут, при множестве хребтов, отличается отсутствием между ними главного, могущего хоть с натяжкой получить имя всей системы.

   Этим можно и кончить слишком длинное полемическое отступление об общей орографии Тянь-шаня по поводу Уюрмень-чеку и возвратиться к обзору Аксайского плоскогорья: на этот раз, при ясной погоде, несколько выделялись на его общей волнистой поверхности долины притоков Аксая; их углубления обозначались более широкими тенями, т. е. непрерывными рядами обнажённых от снега солнцепеков вдоль всего течения каждой речки, особенно у правых притоков, у которых солнечная сторона долины обращена к юго-востоку. Этим особенно ясно выделялась реч. Теректы, главный исток Аксая, прорывающий пониженное западное продолжение гор Кок-кия, а берущий начало далеко сзади: за Кок-кия виднелся ещё конец снежного хребта, а за этим уже являлась весьма отлогая и плоская гряда, с которой течёт Теректы. Эта гряда и есть край плоскогорья, на которое выходят мысами к западу Кок-кия и хребет непосредственно за ним; в промежутке этих двух скалистых хребтов находится упомянутое уже высокое озерко, дающее начало реч. Кок-кия, может быть, самое высокое озеро в Тянь-шане {Впрочем, едва ли многим выше барскаунского озерка, на вершине перевала, измеренной Каульбарсом в 12 700 фут. - котловинка с озером на этой вершине углублена футов на 20-30, не более.}.

   К западу горизонт замыкался слабо волнистой линией, идущей от теректинской гряды к Узектын-белю: это увал, отделяющий Аксайское плоскогорье от плоской же и высокой котловины Чатыр-куля; он и в 80-вёрстном расстоянии представлялся приметно ниже теректинской гряды, и подъём на него с Чатыр-куля неприметен, так что высоту этого увала можно положить около 11 500 фут., при определённой Буняковским высоте Чатыр-куля в 11 050 фут., высота же Теректинского перевала, по барометрическому измерению Рейнталя, достигает 12 600 фут.

   Над этим небольшим увалом, ближе к Узектын-белю, стояло у самой линии горизонта небольшое облачко, одно на всём небе; это сгущался в холодном воздухе пар от замерзающего Чатыр-куля, на месте которого и согласно с шириной озера как раз приходилось облачко у горизонта; таким образом, определилось время замерзания Чатыр-куля - 17 октября, совершенно согласно с незамёрзшим ещё 4 октября барскаунским озерком, которое значительно выше Чатыр-куля; средина последнего была ровно в 100 верстах от холма, с которого я смотрел.

   Ещё далее и немного левее, южнее чатыркульского пара виднелись снеговые вершины, которых основание уже было закрыто выпуклостью земли, но контуры ещё совершенно отчётливы, при необыкновенной прозрачности разреженного на плоскогорье воздуха. Это были пики у перевала Суёкты, западнее Чатыр-куля, образующие южный край широкой долигы Арпы.

   Впрочем, 1 ясные дни зимой, весной и осенью, когда прозрачность воздуха не нарушается высоко поднимающейся мелкой пылью, снеговые горы Средней Азии отчётливо видны и много далее 130 вёрст прямолинейного расстояния перевала Суёкты от южной Кыны. Так, с холмов на правом берегу Келеса, между Чимкентом и Ташкентом, видны горы К'арлы-тау {От тюркского слова к'ар, снег, в котором буква к' выговаривается с придыханием, как средний звук между к и х, но это не сложный звук кх, кхар.} (Ак-тау, или Асферах Гумбольдта), возвышающиеся к югу от Ходжента; с Келеса эти горы видны на расстоянии 270 вёрст, но и относительная высота их слишком вдвое больше пиков у Суёка: те поднимаются около 6 000 фут. над Арпой, а К'арлы-тау до 15 000-16 000 фут. над ходжентской степью; абсолютная высота и тех и других одинакова, около 16 000-17 000 фут., к востоку вид был более ограничен. Левее и значительно далее близкого Бос-адыра поднимались пики Сары-таш, которых гряда идёт от истоков Балык-су прямо к востоку, с самым незначительным уклоном к югу. Между Сары-ташем и Бос-адыром выходит на Аксайское плоскогорье широкая долина р. Межерюм, текущей в Аксай; её поворот, огибающий Бос-адыр, уже описан, а верхняя часть долины; известна сильными снежными вьюгами, о которых мне говорили киргизы; эти вьюги бывают и во все летние месяцы, и их упоминает Каульбарс {Надписью на виденных мной, еще не изданных картах.}, прошедший в 1869 г. по этой долине с перевала Чакыр-курум; но летние вьюги нисколько не означают вечного снега. На всём сырту растительность орошается не дождем, а быстро тающим летним снегом, который я видел и на меньших высотах, у вершин Чирчика, в ущелье Кара-кыстак {Записки Географического общества по общей географии, 1867, т. I, стр. 104.}, на высоте 8 100 фут., 29 июня 1864 г.

   Часа два я провёл на месте, рисуя и рассматривая общий вид Аксайского плоскогорья; съёмка его была произведена засечками, с западных, пунктов у Кыны, и кончена до заката солнца. Съёмочная партия приехала на ночлег, когда уже совсем стемнело, да солнце было уже невысоко, когда и я подъехал к перевалу, т. е. собственно на промежуток между вершинами Тас-су и северного Кыны. Тут не было никакого хребта; плоскогорье просто вдавалось между обоими ущельями мысом, суживающимся к северу и круто обрывающимся к востоку и западу; на верхней площади этого мыса, несколько волнистой, поднимаются округлённые яшмовые сопки, весьма невысокие и неправильно рассеянные, а там, где он суживается, его края иззубрены оврагами, круто спускающимися к обеим речкам. Выехавши на мыс, можно видеть к северу горы за Атбаши, затем влево, круто поднимается восточный конец Уюрмень-чеку, который кажется совсем рядом, а вправо - всё еще вдали, невысоко над плоскогорьем поднимается Сары-таш; я его полагаю около 12 500 фут., не более.

   Оглянулся я в последний раз и назад к Аксаю, на великолепные пики Кок-кия, оставшиеся мне недоступными,- и жаль мне было расстаться с ними, не поднявшись к их загадочному озеру, не посмотревши хоть с края сырта на спуск к Кашгару, не спустившись по ущелью Аксая: всякой экскурсии далее 8-10 вёрст от лагеря помешала погода, а 17 октября напоминало, что пора домой, в наши укрепления, пока еще не занесены снегом тяньшанские перевалы.

   Из них Тас-асу уже в этот один день успел почти совершенно освободиться от вчерашнего снега, да и на всём плоскогорье он против утра уже значительно поубавился; видно было, как росли проталины, хотя весь день был морозный и вода быстро мёрзла и на солнце, так что снег, видимо, испарялся почти без таяния. Больше его оставалось в ущелье, где были надуты небольшие сугробы; это ущелье, или, вернее, долина, представляющая ряд довольно широких луговых котловин, разделённых довольно лесистыми увалами, была быстро пройдена под гору, я в ней догнал и обогнал отряд и выбрал ночлег на широкой проталине, верстах в пяти от Атбаши. Однако и тут пришлось несколько расчищать снег, скрывавшийся под травой.

   Во весь этот день не было с нами Атабека, который еще 16-го, в метель, отправился на охоту в Кок-кия за тэками; он с несколькими джигитами приехал, наконец, поздно ночью, а на другое утро, 18-го, я увидал и большей частью приобрёл в коллекцию его добычу; старого самца не было, а только самки и молодой прошлогодний самец с коротенькими рожками. Цвет этих самок был серо-буроватый, с беловатым брюхом; помня темнобурое брюхо Capra sibirica, я подумал, что аксайские тэки, может быть, особого вида, и тем более, что рога старейших самцов, по тамошним добытым мной черепам, представляют весьма отлого закрученный оборот спирали, а не простую дугу; но, по возвращении в Петербург, внимательный осмотр алтайских Capra sibirica в музее Академии убедил меня, что к этому же виду, а не к особому принадлежат черепа самцов, а может быть и кожи со скелетами самок, добытые мной на Кок-кия. Таким образом, распространение южносибирского тэка к юго-западу гораздо обширнее, нежели распространение живущего с ним на Алтае вида архаров Ovis argali, Pall., который на Тяньшанской системе заменяется целыми четырьмя видами. Но тэков, как я подробно объяснил в другом труде {"О горизонтальном и вертикальном распределении туркестанских животных", 1873. Впрочем, шкуры и черепа тэков, самцов, весной 1872 г., присланные в Москву генералом Колпаковским, принадлежат, повидимому, двум видам: Capra sibirica и ещё какому-то с светлым брюхом и сходящимися сзади рогами.}, не разобщают пастбища домашнего скота в горах: тэки распространяются по скалистым кряжам, для архаров недоступным; их распространение потому почти сплошное, распространение архаров более спорадическое; наконец, домашние конкуренты тэков относительно пастбища, козы, далеко не так многочисленны, как стесняющие архаров стада баранов. Одним словом, большее для архаров разнообразие условий борьбы за существование, сравнительно с тэками, произвело большое раздробление их общей с тэками области распространения на участки с особыми характеристическими видами; архар, собственно, зверь подгорных степей, оттеснённый выше в горы и образовавший там разобщённые между собой колонии; тэк, напротив, коренной горный житель.

   На следы стада тэков, виденных Гордеевым во время метели, Атабек не напал; он в этот день проехал вдоль Аксая и поднялся к р. Кок-кия близ её устья, думая найти укрывавшихся от бурана качкаров, за которых я щедро платил,- и, действительно, самка качкара до сих пор неизвестна; но качкара не нашлось, и киргизы повернули на Кок-кия за тэками. Между тем, под вечер метель стихла, тэки разбрелись на пастбище; удалось добыть только одну самку, которой охотники поужинали; в ущелье они нашли только что покинутое место аула чириков, ушедших, как услыхали 14-го мои выстрелы по птицам у Кок-кия, после которых они, пожалуй, и неприметно высмотрели {М. А. Хлудов, первый русский купец, открывший торговлю в Кашгаре, весной 1868 г. сказывал мне, что тамошний владетель Якуб-бек узнал еще с осени о моём походе, вероятно, от этих чириков. Во время постройки нарынского укрепления полковником (ныне генералом) Краевским Якуб-бек не без досады говорил М. А. Хлудову, что с 1867 г. все русские полковники у его границы ходят и письма к нему пишут, кроме одного, получше, видно, других, так как он ничего ему не писал. Этот неписавший полковник был я.} лагерь, которого соседство и побудило их откочевать; замечательно позднее пребывание этих чириков в таком высоком ущелье, напоминающее памирские зимовки каракиргизов, к которым принадлежат и чирики, найденные лейтенантом Вудом у истока Аму-дарьи из оз. Сары-куль.

   Переночевавши у покинутого аула, где нашлось и топливо (кизяк и обломки кибиточных решеток), наши киргизы 17-го продолжали охоту в Кок-кия и добыли опять одних самок с молодыми, а старых самцов только видели издали. В обратный путь, по нашему следу они отправились только вечером.

   Молодые тэки составляют вкусную дичь, старые самцы, вероятно, с таким же вонючим мясом, как и домашний козёл или старый качкар, которого мясо с противным мускусовым запахом. Кстати, о качкаре: по тому, что добытый нами двухлетний был еще вкусен и ни козлом, ни мускусом не вонял, я полагаю, что он достигает половой зрелости не ранее трёх лет; самые молодые рога погибших в драках даже четырехлетние.

   Тэк значительно меньше архара; самка не более 4 ¹/₂ фут. длины, самец - около 5 фут.

  

  

   По мере того как мы 18 октября спускались по Тас-су, мы находили всё менее и менее снега; только в ельниках, как и следовало ожидать, он держался твердо. Дойдя до Атбаши, мы повернули вниз по ней; тотчас за устьем Тас-су она входит в тесное ущелье, в котором течёт порогом; это ущелье нечто иное, как трещина известняковой гряды, пересекающей тут поперек всю долину, от хребта до хребта; эта гряда есть продолжение отрога, идущего от Уюрмень-чеку вдоль левого берега Тас-су, и трещина Атбаши находится не в самой седловине этой гряды, а левее, в более высокой части, почему и глубина её весьма значительна: судя по растущим внизу елям,- около 800 фут. и не менее 100 саж.

   Таков левый берег Атбаши, а правый значительно ниже, так как щель находится на покатости к седловине этой гряды, но и правый берег ещё поднимается футов на пятьсот над рекой. Дорога вдоль правого берега отлого поднимается на эту гряду, которая мне кажется антиклинальной складкой известняка, и отлого же спускается с неё, но проложена на довольно крутом косогоре, прерываемом почти отвесным обрывом; тут, в густом ельнике, протоптаны одна над другой несколько тропинок, из которых нижняя на самом краю пропасти.

   Ели растут и ниже дороги, на всех выступах обрыва, на которых могут укорениться, особенно по спускающимся к реке крутейшим рытвинам, которые огибаются сверху тропинками; многие деревья нависли над бездной, в которой пенится Атбаши, прыгая с камня на камень; её падение в этой теснине, которой вся длина - 5 вёрст, я полагаю, не менее 500 фут., а вероятнее сажен в сто, если даже не более; словом, эта щель, дика не менее Ак-тогоя: только масса воды в Атбаши менее чарынской, и бледносерый атбашинский известняк с темной зеленью елей не представляет такого живописного колорита, как красноватый и почерневший гранит Ак-тогоя. На своём пятивёрстном протяжении дорога вдоль ущелья представляет несколько спусков и подъёмов, довольно отлогих, через спускающиеся поперек её лощины; все пересекаются трещиной реки и продолжаются от противоположного её берега, так что на широкой главной антиклинальной складке пластов известняка, прорываемой этой трещиной, есть ещё несколько складок второстепенных, и антиклинальных и синклинальных.

   На всём же протяжении ущелья дорога идёт густым ельником, высоко поднимающимся в гору; это самый обширный лес, виденный мной на Тянь-шане, на хребтах которого, вообще, встречаются только рощи. Ели тут огромны; между ними, более на дне лощин, растет во множестве горная смородина Ribes atropurpurea; её красно-чёрные ягоды, побитые морозом, и несколько подсохшие, а потому сладкие и не водянистые, еще в порядочном количестве оставались на кустах; менее ягод было на найденной тут же малине, но ещё были; довольно растёт и рябины, и при этих ягодах держались стайки разных дроздов, но есть до них и более крупные лакомки, что показывали довольно многочисленные медвежьи следы по свежему снегу, часто подходившие к самой дороге. Были и маральи следы; однако, ехавшие по лесу, выше дороги, охотники на крупного зверя не встретили ни медведя, ни марала.

   Судя по состоянию ягод 18 октября, я полагаю, что они на этой высоте, между 8 000 и 9 000 фут., созревают поздно; малина - около половины августа, смородина - в конце августа и в начале сентября, а в половине последнего месяца уже ночные морозы, не мешающие, однако, при тёплых еще днях, созреванию рябины (Sorbus tianschanica Rupr.)

   В этом ущелье, уже недалеко от его западного конца, мы потеряли верблюда, несшего казачью кухню; казаки гнали его сами, присматривая за своими артельными котлами - и на этот раз плохо; он прошел у самой пропасти, хотя было довольно тропинок и выше, оступился и покатился, до несколько нависшего выступа, оттуда упал, ломая верхушки и сучья наклонённых над пропастью елей, и, разумеется, расшибся так, что целой кости не осталось; это было на моих глазах, и продолжительность падения показала глубину пропасти, около дна которой огромные ели казались небольшими деревцами. Казаки повесили носы,- они ожидали, что не в чем уже варить, котлы пропали, а если и можно добыть их из пропасти, так разве обломки. Однако некоторые попробовали: спустились по дороге к долине, открывающейся за прорванной Атбаши грядой известняка, оттуда поднялись вверх по течению - и нашли, что убыток еще не велик: котлы были целы, кроме одного. Ели, несколько задержавшие падение верблюда, спасли его вьюк от окончательного крушения, но верблюд не только не дышал, но даже успел застыть, когда до него добрались казаки. Его смерть была, следовательно, мгновенна.

   Со всем тем тут не трудно разработать хорошую дорогу, не только вьючную, но даже колёсную: тропинки не по камню, а по мягкой почве так что для исправления дороги достаточно землекопной работы; расширить есть где, а подъёмы и спуски и так отлоги.

   Далее дорога идёт по невысокому уступу, поднимающемуся от долины Атбаши к горам, и отходит от реки, всё вдоль подошвы идущего от западного истока Тас-су отр