| Главная » Книги |
Северцов Николай Алексеевич - Путешествия по Туркестанскому краю, Страница 19
Северцов Николай Алексеевич - Путешествия по Туркестанскому краюгизы.
Да уж не брали ли и на походе казаки у джуванарыкских сары-багишей халаты и одеяла из кибиток на том основании, что весь отряд, принявший покорность от этих бунтовщиков, есть тоже начальство, и притом начальство, милостиво их пощадившее, которому за пощаду следует дань. От семиреченских казаков и такое понятие ожидать можно, а жаловались и протестовали женщины, у киргизов вообще отличающиеся вольнодумством и властей не признающие, по крайней мере, в своем будничном домашнем быту, где женщина, конечно, вечная работница в кибитке, но далеко не раба, а полная хозяйка, и несколько свысока относится к ленивому кочевнику, а последний ей покорён и часто у ней на посылках, лишь бы работать не заставляла, да иные бойкие киргизки и на это решаются. Только на парадных киргизских угощениях женщина является смиренной прислужницей мужчин и ест не с ним, а после, что останется, но это потому, что она как хозяйка должна сперва гостей угостить. В домашнем же быту смирение нередко приходится на долю мужчины.
Et voilá pourquoi votre fille est muette, сказал у Мольера самозванец-медик, объясняя притворную немоту какой-то мудрёной болезнью... И вот почему на Джуван-арыке киргизы смирялись перед самоуправством в их кибитках казаков, а киргизки сцеплялись с ними зуб за зуб.
Но как бы то ни было, верно то, что киргиз, если смел, так только на коне и вне дома, а киргизка, наоборот, у себя в кибитке, где он почти что гость, по возможности ублаготворяемый, но безгласный и пассивный, а она самостоятельная и полновластная хозяйка. И при нападении на аул киргизы хватают оружие и убегают к табуну, а женщины остаются и защищаются; затем уже, оконившись, бросаются на нападающих и бежавшие сперва мужчины.
Неожиданного нападения и угона отрядного табуна могли бы опасаться и мы, если бы я дал волю казакам на Джуван-арыке. Ночевали мы 26-го ещё в ущелье и между сиенитовыми скалами, но уже сильно понизившимися, на не вытравленной еще просторной луговине, которая, то расширяясь, то суживаясь, тянется ещё версты четыре до самого конца ущелья, где скалы уже не выше 10-15 саж. Эти 4 версты мы прошли утром 27-го; дорога тут везде удобна; от луговин повыше, с аулами, это конечное расширение ущелья отделяется выступом к самой реке сиенитовых утёсов, на которые приходится лезть по едва проходимой тропинке.
Вообще, дорога по ущелью, трудная и осенью, летом в половодье ещё кое-где заливается, а броды, и в малую воду в 3-3 1/2 фут., в большую - совершенно исчезают; тут очень быстрый поток нигде не мельче 6 фут. Почти непроходима нижняя дорога в ущелье и зимой, когда все броды затрудняются толстыми береговыми наледями, которых начало я уже застал при своём проходе. Есть ещё в ущелье верхняя тропинка; я её видел на скалах правого берега, у сютбулакского расширения ущелья; тут она выходит из оврага Сют-булак и поднимается футов на 500 выше Джуван-арыка узеньким карнизом над пропастью.
Есть, впрочем, и обходная дорога получше; она выходит из ущелья в его нижней части и, после небольшого довольно крутого всхода между скалами левого берега, отлого поднимается на высоты между Джуван-арыком и Тюлюком и отлого же спускается к последней речке, откуда уже удобный перевал на Сары-булак и к Долон-белю.
Для проведения колёсной дороги ущелье Джуван-арыка мне кажется целесообразнее, нежели разработка обходной дороги с её длинными и утомительными подъёмом и спуском; ущельем же можно проложить хорошую дорогу, почти что ровную, для чего нужно только 4 моста да сажен 200 или 300 порохострельных работ [подрывных]; берег, вообще, высок, и заливаемые на дороге места весьма незначительны, так что их нетрудно заложить камнем от расчистки дороги; этот же камень пригодится и на её шоссировку. Только расчистки камней будет много {Дорога в ущелье теперь проложена, но всё одним берегом, без мостов и потому с прибавкой против моего расчёта порохострельной работы.}.
Фауна Джуванарыкского ущелья весьма скудна, особенно птицами, как и караходжурская; конечно, я посетил эту местность поздней осенью, в конце октября, но днём раньше, на Оттуке, и ещё позднее, на Качкаре и в Буамском ущелье, я нашёл несколько более богатую фауну {Сбор по Караходжуру и Джуван-арыку уже перечислен выше, вместе с Оттуком. На Качкаре или, вернее, на Чу, так как я вышел нижз слияния Качкары с Джуван-арыком, замечена 27-го Aegolius bracktyotos, на старой пашне; 28-го в кустах у речки добыты Accentor atrogularis, Ruticilia erythrogastra, на заводях Anas boschas, Fuligula clangula, селезни уже в брачном наряде, на гальке Falcrostra kaufmanni, в Буамском ущелье 29-го замечен Haliactos albicilla, добыты Falcirostra kaufmanni, еще не кончившие зимнее линяние, с множеством пеньков между перьями, Emberiza cioides, Columba rupestris - последняя большими стадами. Валовой пролёт с Иссык-кулятутуже кончился (27-30 октября), но многочисленные Accentor atrogularis, Ruticilla erythrogastra и немногие Emberiza cioides мне кажутся еще пролётными, а не зимующими.}. Из зверей, кроме виденных на Джуван-арыке тэков, можно упомянуть ещё качкаров, о нахождении которых у Джуван-арыка киргизы рассказывали Семёнову, но едва ли здесь настоящий Ovis polii, а скорее несколько меньший, тоже длиннорогий вид O. heinsii, nob., определённый мной по черепам из Токмака. Рога этого вида, доставленные Вудом с верхней Аму-дарьи, не были отличены в Britisch Museum от доставленных им же рогов настоящего О. polii; я эти лондонские рога различил по английским фотографиям, пользуясь своим более обильным материалом туркестанских полных черепов {По этим же фотографиям рогов я признал, что добытые мной на Аксае огромные качкары, несомненно, принадлежат к виду Ovis polii.}. Из рыб были пойманы в Караходжуре османы, совершенно тождественные с оттукскими.
Долина Качкары, открывавшаяся нам при выходе из Джуванарыкского ущелья,-совершенно ровная высокая степь, на которой не видно ни дерева; кусты облепихи по Качкаре скрыты береговым обрывом; верстах в двадцати краснеют обнажённые гранитные крутизны Александровского хребта, на котором снег лежал еще высоко и глазомерно спускался, на южном склоне, всего футов на 1000 ниже вершин перевалов; к западной, более высокой части хребта, и снега было более, а восточное его понижение к Буамскому ущелью было бесснежно до самых вершин, которые в этой восточной части представляют слабо волнистую линию, понижающуюся небольшими уступами; у западного же конца видимой вдоль. Качкары части хребта, за перевалом Шамси, высоко над горным гребнем поднимаются крутые пирамиды вечноснежных пиков.
Мы рассчитывали перейти хребет по перевалу Конурчук, как раз на половине расстояния между Шамси и Буамским ущельем. Многие казаки из отряда, ходившие через перевал, описывали его удобным, но при выходе в долину Качкары я увидал этот перевал покрытым снегом, от которого он летом совершенно освобождается. А во время перехода подъехали к нам вернувшиеся из Токмака киргизы, которых я посылал с известием о безусловной покорности Умбет-алы; они в передний путь ездили по прямой дороге, именно перевалом Конурчук, и нашли снег на северном склоне глубоким, а на некоторых крутых солнцепёках южного - проледенелым и скользким, так что не решились возвращаться тем же путем, а проехали более кружным, по Буамскому ущелью, туда направился и я. Судя по описанию П. П. Семёнова, приходилось ожидать весьма трудной дороги. Потому мы пошли наискось долины Качкары, к востоку-северо-востоку и вышли к реке - не Качкаре, а уже Чу, получающей это название у слияния Джуван-арыка с Качкарой; вышли вёрст 10-12 ниже этого слияния. Дорога шла преимущественно запущенными пашнями, скудно заросшими мелким бурьяном, с полузатянутыми сухим илом и отчасти тоже заросшими оросительными канавами. Кое-где были жнивья и участки нетронутой степи, с такой же растительностью, как и внизу, в подгорной степи, несмотря на то, что слияние Качкары с Джуван-арыком находится в 5 500 фут. над уровнем моря.
Эта одинаковость трав не ограничивается общим видом растительности; Остен-Сакен, ботанизировавший на Качкаре в менее позднее время года, в июле и августе 1867 г., нашёл там и вообще те же виды растений, как и внизу, т. е. преобладание степных прибалхашских форм, с примесью европейских {Оsten-Sacken, Sertum tianschanicum, стр. 9, 10, 26, 27; впрочем, многих господствующих форм растений из долин Или и нижнего Чу на Качкаре нет, например, Althaea nudiilora, Eryngium planum, Cichorium intybus (там же, стр. 281.}, что указывает и на этой высоте на порядочные летние жары. Притом и почва тут общестепная, серо-желтоватый мергелистый суглинок с мелкой галькой; эта почва, опять как в арало-каспийских степях, везде сквозит между травами, из которых злаки растут рассеянными пучками, а прочие - былинками, не образуя сплошного дёрна.
Впрочем, нечего об этом распространяться, так как и на Аксае, и на верхненарынском плоскогорье, в 11 000 фут. высоты, уже описана выше та же степная и притом арало-каспийская общая физиономия растительности плоскогорий - как и внизу у северных склонов Тянь-шаня, около рр. Или и Балхаша. Вся разница, относительно общего вида флоры, ограничивается тем, что кверху более и более исчезают высокоствольные формы степных трав.
От Джуван-арыка мы отошли почти тотчас по выходе на равнину, которая, впрочем, крайне отлогими уступами понижается к Качкаре, а далее к Чу. К последней мы вышли там, где она течёт уже у самого левого края долины и поворачивает к северу; да и Качкара течёт ближе к левому краю долины. На нижнем и самом широком уступе мы перешли несколько быстрых светлых ручьёв - это рукава Тогус-булака, впадающего в Чу девятью устьями {Или в Качкару? По Osten-Sacken (Sertum tianschanicum, p. 27) Качкара сохраняет своё имя и после соединения с Джуван-арыком, а называется Чу, только вошедши в котловину Иссык-куля, из которой Чу вытекает Буамским ущельем; мне же киргизы именем Чу называли реку уже при устье Тогус-булака. А другие киргизы и ещё иначе называют различные части реки: до Буамского ущелья - Качкара, в Буамском ущелье Буам, а уже по соединении с Кебином она называется Чу(147).} и стекающего, восточнее Джуванарыкского ущелья, с северного склона прорванного этим ущельем хребта.
Последний есть не что иное, как западное продолжение того самого Терскей-Ала-тау, на который я поднимался с Иссык-куля, Барскаунским ущельем; тут он совершенно безлесен, и на его крутых склонах ниже снежных вершин виднелись только голые тёмные утёсы, повидимому, диоритовые; ниже - травянистые скаты. Острые пирамидальные пики не особенно высоко поднимаются над общим гребнем, но вообще хребет показался мне выше, чем поднимающаяся против него часть Александровского; из-под свежего снега на обдутых ветром местах выглядывали синеватые полосы заледенелых вечных снегов, но только восточнее Джуванарыкского ущелья. Западней его хребет был также зубчат, но пики ещё менее поднимались над гребнем, и тут только свежий снег виднелся на вершинах.
Я не заметил двух высоких, вечноснежных пиков у истоков Тюлюка и Джумгола, прямо к северу от Сон-куля, упоминаемых Остен-Сакеном {Sertum tianschanicum, p. 20.}. который их видел с Кызартского перевала и из верхней долины Джумгола. Сколько помню, вершины западной части хребта были и 27-го и 28-го закрыты сплошными облаками, между тем как восточнее Джуванарыкского ущелья только отдельные кучевые облака выползали из рытвин хребта и цеплялись к его склонам, значительно ниже гребня.
Само Джуванарыкское ущелье есть трещина в седловине хребта, которая оба дня была явственно видна; тут гребень хребта опускается даже ниже тогдашней снежной линии конца октября, следовательно, глазомерно, с лишком на 2 000 фут., и на этом понижении пиков нет; ряд их представляет тут 15- или 20-вёрстный перерыв.
Такие же седловины, восточнее Джуванарыкской, есть и по обе стороны Буамского ущелья, а далее к югу уже упомянуты выше седловины у верхнего Оттука, у прорыва Атбаши, у перевалов Тас-асу и Кыны, с Атбаши к Аксаю, наконец, у перевалов Теректы и Туругарт, с Аксая и Чатыр-куля к Кашгару. А севернее Буамского ущелья есть у Кастекского перевала ещё седловина, отделяющая высокий Суок-тюбе от ещё более высокого северного хребта Заилийского Ала-тау, так что около меридиана западного конца Иссык-куля, то немного восточнее, то немного западнее, этот ряд седловин образует непрерывное, хотя и несколько извилистое поперечное понижение всех без исключения пересекающих этот меридиан хребтов Тяньшанской системы.
По этому же поперечному понижению замечаются во многих местах красные песчаники, геологически довольно поздние, найденные мной еще в 1864 г. на северном склоне Александровского хребта, а в 1866 г. и на Кара-тау {Sertum tianschanicum, p. 15, 20.}. К югу же от Александровского хребта этот песчаник, как уже упомянуто, есть на Оттуке и Чар-карытме; Остен-Сакен {Записки Русского Географического общества по общей географии, т. I, стр. 85, 186, 1867. В этой статье красные песчаники пермской формации, по своему литологическому сходству с оренбургскими породами этой формации, при одинаковом в обоих районах залегании известняка на красном песчанике; мне тоже казалось, что туркестанские пласты с каменным углём в Кара-тау залегают под тамошним красным песчаником. Но потом оказалось, что клменный уголь в Кара-тау сопровождается пермскими рыбами (Palaeoniscus) и пермскими папоротниками (Pecopleris Dcrbyaims), так что его геологический ппраллелизм с углём собственно каменноугольного периода едва вероятен, а отношения напластования к красному песчанику еще не вполне разъяснены виденными мной обнажениями, так что и для определения древности краснопесчаниковой формации в Туркестанском крае нет достаточных данных.} еще упоминает эту формацию у входа в ущелье р. Тут-куй, ведущее к перевалу Джаман-даван и у Чатыр-куля. В. А. Полторацкий, с которым Остен-Сакен ездил на Чатыр-куль, рассказывал мне ещё о красном песчанике у соляных копей на южной окраине долины Качкары, против устья р. Шамси; каменная соль в северных предгорьях Александровского хребта, у р. Науруз, находится тоже в красном песчанике. Наконец Скорняков, сопровождавший на Чатыр-куль Полторацкого и Остен-Сакена, рассказывал мне о красном песчанике, непрерывно обнажающемся по всему отлогому южному склону Тяньшанского нагорья, от перевала Туругарт к Кашгару; также и я в северной части системы видел его отрывочные обнажения в Вуамском ущелье, о чём далее.
Этот красный песчаник с подчинёнными ему конгломератами, местами с каменной солью,- несомненно, морская формация; его обнажения поперёк всей системы, между Буамским ущельем и Кашгаром, указывают на то, что во время его осаждения на месте только что прослеженного ряда тяньшанских хребтовых седловин, вероятно, был морской пролив, так что теперешняя Тяньшанская система образовалась соединением нескольких гористых островов.
Замечу, что это поперечное понижение хребтов Тянь-шаня имеет и практическое значение, доставляя возможность через всю систему проложить удобный колёсный путь из Токмака в Кашгар с трудами и издержками, которые смело можно назвать незначительными, если принять в расчёт 400-вёрстную ширину горной системы и превосходящую Кавказ высоту её многочисленных хребтов. Всё дело в разработке Джуванарыкского ущелья, уже указанной, и Буамского, о чём далее; перевалы же, как мы уже видели, удобны, и работы по улучшению их требуются совершенно поверхностные и ничтожные. Но только эта удобная дорога кружна: прямо против подъёма с Нарына к Атбаши, у Чар-карытмы и прорванной Атбаши седловины принарынского берегового хребта поднимается, как уже описано выше, центральная снежная высочайшая часть хр. Уюрмень-чеку, которую колёсный путь должен обходить, уклоняясь вёрст на 50 к востоку или западу, на лёгкие перевалы через понижения хребта.
Восточный обход через перевал Кыны и Аксай к теректинскому спуску в Кашгар здесь уже подробно описан; что же касается до западного, то он ещё удобнее по отлогости перевалов. Их три между Чар-карытмой и Кашгаром; с Каракоина в долину Арпы, оттуда в чатыркульскую плоскую котловину и, наконец, туругартский к Кашкару, но на всех трёх подъёмы и спуски так нечувствительны, что дорогу через эти три перевала, в обход крутого таглрабатского, можно считать почти что ровной на всём пространстве от вершины Чар-карытмы до самого Кашгара; подъёмы и спуски не более 50 фут. на версту, а преимущественно менее.
Мало приметен даже последний спуск в Кашгару, хотя этот город около 8 000 фут. ниже перевала Туругарт, но и эта весьма значительная разница высот так равномерно распределяется на полутораста вёрстной покатости, что едва приметна {Osten-Sacken, Sartum tianschanicum, p. 17, 19, 23.}. Этим туругартский перевал лучше теректинского, спуск с которого сначала довольно крут, средним числом до 400 фут. на версту {Высота перевала 12 800 фут., а Джалтан-тас всего верстах в 15 к Кашгару, уже не выше 7 500 фут.}.
Я отступил от описания своего пути и вспоминаю, хоть поздно, что эти общие выводы о поперечном понижении Тянь-шаня и кашгарской дороги были бы уместнее в заключении рассказа об этой поездке, после описания Буамского ущелья, а я тут заговорился по поводу прорываемой Джуван-арыком седловины... Что же делать, не умею товар лицом выставить. Замечу ещё, что упомянутый выше пролив краснопесчаникового моря выходил на Туругарт, где формация вверх по р. Тоянды через вершину перевала переходит к Чатыр-кулю, и вернусь к устью Тогус-булака к Чу.
Тут трава гуще и сочнее, чем на верхних уступах долины, и, подходя к Чу около заката солнца, мы на открытом лугу спугнули целое стада пасущихся уже там кабанов, и, как всегда в подобных случаях, за ними пустился почти весь отряд. Кабаны рассеялись, большинство пустилось, в степь, а многие скрылись на островах Чу, заросших густой облепихой; за последними отправились через неглубокие броды наши казаки и солдаты, между тем как другие рассыпались по берегу, с штуцерами наготове - стрелять кабанов, когда их выгонят из крепи, что скоро и последовало.
Три кабана, в том числе крупный секач, были убиты; вся охота, весьма оживлённая, продолжалась не более 10 мин. Я был в числе стрелков на берегу, но выстрелить по кабану не пришлось, и ни разу вообще неприходилось, хотя при своих многолетних походах по киргизской степи и Туркестанскому краю я был на многих кабаньих охотах, конечно, всё случайных; нарочно не ездил(148). Сколько я мог заметить, эта охота неопасная; даже раненый секач редко оборачивается на охотника, которому тогда достаточно отскочить в сторону, что нетрудно; охотятся почти всегда верхом.
Только раз, в Ташкенте, я слышал об офицере, который на охоте был сбит с ног кабаном, но это случилось особенным образом. Офицер с товарищами охотился пешком, одновременно и за кабанами и за бекасами, в изобилии зимующими на болотах под Ташкентом; сбивший его с ног кабан был полугодовой поросенок, спугнутый и бежавший без оглядки, так что нечаянно наткнулся и перебежал через упавшего; он был тут те на бегу застрелен другим охотником.
Туркестанский кабан, как и киргизский, светлее европейского, серо-буроватый; он и мельче, совершенно взрослые секачи, от 5 до 8 лет, бывают обыкновенно в 8-10 пуд., а 12-пудовой считается уже очень крупным; между тем как лесные европейские достигают и 20 пуд. И на Тянь-шане я слыхал о 15-пудовых, но не свыше, секачах, но это весьма редкие великаны, мне не попадавшиеся на глаза, хотя и они далеко не достигают роста крупнейших европейских. Горные среднеазиатские, вообще, несколько крупнее степных, а самые крупные и на Тянь-шане живут в богатой древесными плодами нижней лесной полосе, где мне не попадались; но такой огромный кабан из горных лесов попался Семёнову при подъёме на Дюренын-асу в Кунгей Ала-тау, у северного берега Иссык-куля.
Зато повсеместно и в степи и в горах, хотя спорадически, кабан - самая многочисленная порода крупных зверей. Оп тут вообще держится в местах, где сыт и без опустошения полей, а потому редко возбуждает преследование жителей своим вредом; в качестве же дичи мусульманское население, считающее, как известно, "чушки" поганым мясом, по запрещению корана, и подавно его не преследует. Разве для потехи изредка киргизы скачут за кабаном, скалывают пиками и бросают на месте.
Но русское население их истребляет быстро, особенно в киргизской степи, где кормные места ограничены и окружены голодной пустыней. Так, после постройки Уральского укрепления, они истреблены на низовьях Иргиза; Раимск и Казалинск погубили их и на низовьях Сыра, хотя в обеих местностях они были весьма многочисленны; на Иргизе они были почти истреблены в 11 лет (1847-1858). Не много их и по северному склону Заилийского Ала-тау, у Верного, Талгара, Иссыка, Кескелена, хотя местность весьма кормная; тут за кабанами ездят уже на Или. В окрестностях Чимкента их в зиму 1865/66 г. убили несколько сот - попадались до 70 на три ружья в двухдневную охоту, а в следующую же зиму итог убитых считался уже только десятками, и на такую же охоту не более 6-7 и чаще 2-3; так что и кругом Чимкента, вёрст на 50 во все стороны, при совершенно открытой и удобной для охоты местности, предвидится скорое истребление, отчасти и вытеснение кабаньей породы, еще так недавно удивлявшей русских охотников своей многочисленностью. Может быть, даже теперь (1872 г.) это истребление и вытеснение уже окончены в окрестностях Чимкента(149).
В Семиреченской области кое-где приручают кабаньих поросят, что нетрудно, и выводят от них домашнюю породу, но это пока единичные опыты. Ручные кабаны легко плодятся в неволе, если держат их не в тесном стойле, а в загороди; но и родившееся от них при доме поколение легко же дичает и скрывается, если их выпускать так же свободно, как домашних свиней. На последних среднеазиатский кабан похож более европейского и наружностью и смирным нравом.
Переход 28 октября был тоже сначала степью по правому берегу Чу: на левом - утёсы гранитного хребтика Кызыл-омбо, южного предгорья Александровского хребта, верстах в трёх от крайнего восточного устья Тогус-булака подходят к поворачивающей на северо-восток Чу и отвесно обрываются в неё, не оставляя места и для самой тесной тропинки. Река беспрестанно дробится на рукава, омывающие густо заросшие облепихой островки; такие же заросли и на правом степном берегу, но часто прерываемые косами песку и гальки, между которыми просачивающаяся речная вода образует озерки - притон пролётных уток. Броды с островков на правый берег везде удобные; только под скалами левого - река глубока, и тут по кустам и заводям, как уже упомянуто, был порядочный орнитологический сбор, несмотря на позднее время года.
Недалеко от Тогус-булака, ещё немного ниже по Чу, за устьем впадающей справа Кара-су, является и на правом степном берегу, островом в степи, невысокая, совершенно обнажённая грядка красного сиенита: затем устье Семиза, опять справа текущего к Чу, и еще невысокая гряда красного сиенита, но уже совершенно замыкающая степную котловину Качкары и верхнего Чу и отделяющая ее от Иссыккульской.
Эта разделительная гряда есть не что иное, как пониженное восточное продолжение Кызыл-омбо, в трещину которого тут вливается Чу и течёт к северо-востоку, оставляя только на правом берегу место для дороги - впрочем, ровной и удобной, в 3-4 саж. ширины, и на высоте 1-3 саж. над рекой в маловодье. Эта дорога идет по неровному уступу прибрежных скал, вёрст на 6 или около 7. Затем ущелье расширяется в небольшую продолговатую котловину, в которой Чу поворачивает прямо на восток, в отлогих берегах, покрытых мелкой галькой. По выходе из этой котловины Чу загибает к юго-востоку в тесные скалистые ворота, которыми выходит в бассейн Иссык-куля, но, вместо течения к озеру, тотчас загибает опять к северо-востоку, вливается опять в трещину своего левого скалистого берега, опять вёрст восемь течёт тесным ущельем, вторично выходит в котловину Иссык-куля, направляется тут прямо на север и, отделивши к озеру проток Кутемалды(150), круто поворачивает прямо на запад в Буамское ущелье, третье между верхней чуйской степью у слияния Качкары с Джуван-арыком и нижней.
Мне кажется вероятным, что Чу некогда вливалась в Иссык-куль и выходила из него Буамским ущельем(151), но процесс отделения речного русла от озера для меня не ясен, хотя несомненно, что тут действовало и накопление чуйских наносов в западном углу озера, и образование трещины второго ущелья участвовало в отклонении чуйских вод от Иссык-куля, но как - не умею сказать, не проследивши Чу до Кутемалды {Остен-Сакен проследил, но всё левым берегом; брод для переезда на правый он нашёл только у самого входа Кутемалды из Чу (Sertum tianschanicum, p. 28).}, так как я знал, что эта местность уже осмотрена Семёновым и Остен-Сакеном, хотел осмотреть перевал Куоку, не пройденный ни в одну из прежних рекогносцировок этой местности {Семёнова, Проценко и Остен-Сакена.}. А об этом перевале я между тем узнал от киргизов, что он весьма удобен и вёрст на тридцать сокращает дорогу через Буамское ущелье, из верхней чуйской степи к Токмаку,- совершенно противное киргизским же сведениям о трудности этого перевала, сообщенным ими Проценко.
На Куоку я свернул тотчас по выходе из первого ущелья Чу, у её поворота к востоку в котловине перед вторым ущельем, где Чу в конце октября представляла удобный брод, но сперва несколько слов и об этой котловине и о верхнечуйской, которые обе мне кажутся бассейнами сбежавших горных озёр, хотя в обеих котловинах я не встретил разреза озёрных осадков, вроде виденных мной у Иссык-куля и на Нарыне. Но почва сходна с тамошними,- тоже суглинок с мелкой галькой, а доказательнее почвы упомянутые уже отлогие уступы верхнечуйской степи, её замкнутость и ровное выполнение этой котловины наносным суглинком; уступы же к нижнему концу котловины - следы стока бывшего озера. Разреза наносной почвы я не нашёл потому, что пошёл из Джуванарыкского ущелья прямо к северо-востоку по ближайшей дороге к Буамскому ущелью, не следя ни за каким притоком Чу, вследствие позднего времени года. Для разъяснения переворотов, обративших эти прежние озёра в сухие котловины, нужно ещё внимательное изучение их наносных почв и, особенно, местности между Чу и Иссык-кулем и выше Кутемалды: эта местность, повидимому, однообразная, пустая и неживописная, ещё далеко не сказала своего последнего слова относительно геологической истории Тяньшанской системы, для которой она крайне важна.
На чуйском броде, через который я перешёл, чтобы подняться на Куоку, быстрота была умеренная, дно ровное, из мелкой гальки, оба берега отлоги, и глубина не свыше 3 фут., выше и ниже берега круты, и тут видны следы высокой воды, показывающие, что этот брод в половодье заменяется 7-футовой глубиной реки, текущей тут одним руслом.
Перейдя брод, я направился дорогой, заворачивающей несколько влево и весьма отлого поднимающейся к перевалу по широкой лощине, отлогие травянистые края которой с каждой стороны спускаются от невысокого, обнаженного гранитного обрыва; вершина перевала есть довольно углублённая седловина в хребте, который к западу высоко над ней поднимается резким уступом, а к востоку гораздо менее, всего футов на 150 или 200. Из-за восточного края перевальной седловины видны обнаженные крутизны Кунгей-Ала-тау; видны к юго-востоку, вдали с вершины перевала, и снежные пики Терскей-Ала-тау, на южном берегу Иссык-куля, но само озеро не видно; вершины же Кызыл-омбо, к востоку от Чу, представляются довольно широкой холмистой площадью.
Подъём тянется версты на три, потом весьма короткий спуск, к другой долине, мало углублённой, идущей к северо-западу,- это продолжение поперёк хребта перевальной седловины; за ней небольшие плоские увалы, где отлогие подъёмы сменяются такими же спусками, а общей покатости дороги еще нет; так вёрст шесть или семь, за которыми следует прямо к северу отлогий 5-вёрстный спуск по долине реч. Кок-джар в Буамском ущелье, которое тут расширяется в небольшую удлинённую котловину. В ней мы и остановились, у самого устья Кок-джара в Чу.
Высота перевала Куоку ещё не измерена; по длине и наклону подъёмов и спусков я её не могу считать более 1 500 фут. над нижней частью долины Качкары, или около 7 000 фут. над уровнем моря, а скорее менее, так что Буамское ущелье врезается в одну из самых низких седловин Тянь-шаня, вроде санташской; вообще на указанном выше поперечном ряде седловин, близ меридиана западного конца Иссык-куля (около 75° от Гринича или 46° от Пулкова) высота этих седловин возрастает с севера к югу: высшее место буамской, к северу от Куоку, около 8 000 фут., долонбельская и чаркарытминская около 9 000 фут., перевал Кыны 10 500, седловины близ западного конца Чатыр-куля около 11 500 фут., туругартская до 12 000 фут.; также постоянно возрастает к югу, по этой линии, высота плоскогорий и продольных долин.
Дорога наша 29 октября по Буамскому ущелью была сначала весьма удобна: его дно, около устья Кок-джара, луговое, расширяется почти в долину, шириной от 50 саж., даже почти до 150 саж. Чу тут не стремительна и дробится на рукава, с прибрежными и островными зарослями облепихи и тала; дорога тут двумя тропинками, по обоим берегам реки, по ровному, слабо покатому к северу дну долины, только края ущелья круты и обрывисты, да и долина Кок-джара, до самого почти его устья спускающаяся к Чу между довольно отлогими склонами, в нижнем своём конце стесняется отвесными скалами, оставляющими, впрочем, между собой удобный для колесной дороги проход.
И Буамское ущелье суживается недалеко вниз от устья Кок-джара; вёрст пять или шесть ниже скалы левого или западного берега обрываются прямо в реку, и прибрежная тропинка тут поднимается, впрочем весьма постепенно, на крутой осыпистый косогор, до высоты около 40-50 саж. над рекой, к которой, версты две далее, так же постепенно спускается. На левом берегу открывается промежуток сажен в 10-15 ширины между рекой и скалами, которые зато на правом берегу выступают мысом, почти отвесно обрывающимся в Чу. Я ехал правым берегом, минуя тропинку по косогору, и у этого мыса переправился на левый по худому броду, глубиной почти до 4 фут., с крутыми спусками к воде, крупными валунами на дне и стремительным течением. При самом обыкновенном летнем уровне воды переправа тут невозможна, но незначительная (около 10 саж.) ширина реки и крутые берега облегчают устройство моста для обхода осыпистого косогора по ровной площади правого берега.
Ниже этого осыпистого косогора дорога идёт по левому берегу ровной площадкой, но всего сажен на пятьдесят, за которыми река входит в трещину между скалами, почти отвесно обрывающимися в неё с обеих сторон. На левой стороне есть, однако, уступ, по которому дорога поднимается карнизом, сажен до двадцати или несколько более над рекой; этот карниз сначала узок и для колёсной дороги должен быть расширен порохострельной работой; далее расширяется и уже не выходит на берег, к которому, однако, местами спускаются тропинки, весьма неудобные, узкие и крутые. Сама дорога, всё лепясь по карнизу, но твёрдому порфировому и вниз по реке постепенно расширяющемуся, представляет множество отлогих подъёмов и спусков, огибая выступы боковых скал и круто спускающиеся к Чу низовья боковых щелей. У нижних концов последних главное ущелье часто расширяется в небольшие площадки, в которых я застал небольшие же аулы, в 2-4 кибитки, и одинокие кибитки; подъезд к этим аулам, видимо, труден, так что я его и не пробовал.
Тут на дне ущелья, и именно в теснинах, усиливается и древесная растительность: клён (Acer Semenovi Reg.), ясень, урюк и пр. Чу становится всё стремительнее, и падение её круче. Так вьётся дорога береговым косогором вёрст десять или двенадцать, на выступах скал прямо над пенящейся рекой, а огибая лощины, несколько удаляется от Чу, но весьма немного; отлогий косогор, на котором она проложена, шириной всего несколько сажен, и над ним, почти на 2 000 фут., поднимаются крутые утесы, снизу кажущиеся даже отвесными: так же круты и обрывы вниз к реке, которая местами течёт сажен тридцать или сорок ниже дороги.
Несколько выше устья Кебина придорожный уступ левого бока ущелья значительно расширяется, и тут дорога отходит от реки и затем направляется по плоской впадине между верхним и нижним уступом левого края ущелья. Так она проходит мимо устья Кебина, где находится уже около полуверсты от Чу и пересекается крутой рытвиной в граните, потребовавшей порохострельных работ для проложения колёсного пути. Другое место, потребовавшее таких же работ, находится близ самого начала только что описанного пути по скалистому неосыпистому косогору, где ширина занятого дорогой карниза менее сажени над 300-футовым обрывом к реке.
Съезжал я с дороги к Чу, посмотреть на устье Кебина, которое знал по описанию Семёнова,- увидал местность, действительно поражающую своей дикостью и неприступностью. Чтобы доехать до реки, тут нужно от дороги немного подняться в гору и затем по хаотически перемешанным, растресканным гранитным утёсам и разделяющим их крутым щелям подъехать к обрыву, местами не только отвесному, но даже свесившемуся над рекой, которая тут вся в пене и брызгах, как-то особенно неистово, с оглушающим шумом крутится, бьётся и рвётся между огромными камнями. А течение Кебина тут ещё стремительнее, ещё порожистее, ещё более загромождено камнями, нежели течение Чу; это - водопад, разбивший и раскрошивший скалу, с которой он падал, и сам разбитый таким усилием. И действительно, дно Кебинской долины тут поднимается сажен на пятьдесят или шестьдесят над уровнем Чу, к которой Кебинская долина кончается обрывом; да и к этому последнему обрыву нижняя часть спускается круто. И дно и бока её лесисты, покрыты ельниками до самого обрыва; дно довольно плоское, но посреди него вьётся глубокая трещина, по которой течёт Кебин.
Эта трещина тесна, и у самого устья верхние края её сближены в виде провалившегося свода; расстояние между ними вдвое уже русла Кебина.
Пробовали в 1864 г. сплавить еловый лес по Кебину и Чу к Токмаку, но на пороге Кебина у его устья все бревна переломались, отчасти даже были измочалены той силой, с которой несшая их река била их о камни.
Посмотревши на эту местность, я подивился проходу Семёнова по дну Вуамского ущелья мимо Кебина, который он, впрочем, описывает крайне трудным. Сверху не было видно на берегу Чу никакой тропинки, да и Семёнов говорит, что часто приходилось тут итти руслом реки, держась самого берега. От устья Кебина вниз моя дорога, всё по упомянутой плоской лощине вдоль реки, была удобна до самого конца ущелья, на пространстве 6 или 8 вёрст; далее же к Токмаку пошла равниной, наискось, через постепенно расширяющуюся долину Чу.
Вообще, из пройденных мною тяньшанских ущелий Буамское одно из самых удобных: трудных мест немного, два коротких пространства тесной дороги на описанных выше карнизах над рекой, да крутой, зато неглубокий овраг против устья Кебина - вот и всё. Возбуждённые во мне описанием Семёнова опасения итти с верблюдами по Вуаму оказались напрасными, а между тем его описание безукоризненно верно во всех подробностях, которые я могу только безусловно подтвердить. Дело именно в том, что я обошёл трудные места и только видел со стороны представляемые ими затруднения, которые Семёнову пришлось преодолевать(152).
В Буамском ущелье снизу входят две дороги: одна - по правому берегу Чу, другая - по левому. Первая, по которой шёл Семёнов, крайне трудна; вторая, по которой шёл я, сравнительно легка. На нижний карниз, или бом(153), моей дороги Семёнов поднялся со дна ущелья, одной из упомянутых мной крутых тропинок, спускающихся с дороги к реке. Этими тропинками через броды дорога правого берега Чу соединяется с дорогой левого.
Судя по описанию Семёнова, уступ береговых скал, по которому проложена моя дорога (теперешняя колёсная от Токмака к Нарынскому форту), снизу не виден; идущему по дну ущелья скалы его левого края кажутся сплошной стеной в 2 000 и местами 3000 фут. вышины.
Но и с удобной дороги по Буамскому ущелью общий вид его поразительно дик и угрюм. Только местами, у самой реки, показываются узкими полосками небольшие луговины и заросли лиственного леса, а то всё голый камень, подпирающие небо утёсы, всё темноцветные, красноватые, утомительно однообразной формы, да и цвета. На несколько вёрст тянутся их красноватые, ровные, крутые, точно по лекалу обсеченные профили, с едва волнистой линией вершин; все одноцветные - затем, и также однообразно на несколько вёрст, является чёрно-зеленоватый цвет скал той же формы, кое-где и перемежка обоих цветов - и так с лишком на 20 вёрст, от устья Кок-джара до устья Кебина.
Угрюмы и дики утесы у Джуван-арыка, но далеко не представляют буамской монотонии, особенно поразительной поздней осенью, в которую я и шёл по Вуаму, когда редкие луговины уже совершенно завяли и побурели, а листья с деревьев облетели.
[Далее описывается последовательность горных пород, обнажающихся по Буамскому и Верхнечуйскому ущельям. Большое место уделяется стратиграфической и петрографической характеристике пород. Так же пространно описывает Северцов разновидности валунов Буамского ущелья. П. П. Семёнов-Тян-Шанский считал происхождение всех этих валунов результатом обвалов, Северцов же нашёл, что многие из валунов напоминают следы древних ледников. Однако "бесспорного доказательства" существования буамского ледника ему установить не удалось. Все эти описания, как и полемические вопросы Северцова относительно образования Буамского ущелья, не безынтересны для геологов, хотя в настоящее время не представляют собой никакой загадки. - Ред.]
Немногое могу сказать о токмакской равнине, на которую выехал 29 октября, часу в четвертом пополудни. Я ехал через неё быстро и большей частью уже в темноте, после заката солнца. Равнина мне показалась почти совершенно покрытой пашнями. Я переехал несколько речек и множество отведённых из них арыков и в тот же день, часу в десятом вечера, прибыл в Токмак, проехавши с лишком 80 вёрст, т. е. около 30 вёрст по ущелью и более 50 вёрст по равнине. На следующий день, 30-го, пришёл и мой отряд с транспортом, ночевавший 29-го близ нижнего конца Буамского ущелья, а 31-го октября приехал в Токмак начальник Семиреченской области генерал Колпаковский, провожавший до границы области вновь прибывшего в край генерал-губернатора Кауфмана.
Генерал Колпаковский сообщил мне по делу Умбет-алы, что представлял уже генерал-губернатору его сына Ак-таша, почему поездка в Ташкент другого сына, прибывшего со мной Чекмак-таша, становилась излишней, и он вернулся на Караходжур. Условия прощения бунтовавших сарыбагишей были почти те, которые я назвал Умбет-але вероятными: расчёт по барантам и вознаграждение семействам убитых при нападении на отряд поручика Зубарева. Байбагул выговорил, с моей помощью, чтобы в уплату вознаграждения семействам убитых принимались и лошади, и выговорил это в качестве снисхождения, беспрестанно сам напоминая, что Умбет-ала со своими волостями безусловно покорится всему, что подпишет русское начальство. Полюбовался я тут лисьим хвостом, по пословице, киргизского дипломата, у которого прежде для разбоев водился и преострый волчий зуб. Так и кончился 4-летний сарыбагишский бунт: Умбет-ала по ловкости своего джасаула сохранил свои китайские серебряные ямбы(154).
Мне в Токмаке довольно дела доставило приведение в порядок коллекций, из которых, по недостатку банок и тесной укладке, пропало много рыб, потому что напрасно пожалел выбросить менее ценные дублеты, думая сохранить всё и при тесной укладке посредством подсыпки квасцов в спирт. Были дочищены крупные звериные шкуры, качкары, медведи, маралы, и набито более 100 птиц, привезённых замороженными; лучшие приобретения упомянуты выше в своем месте, по мере их сборов: Богата, только скудна окаменелостями, была и коллекция горных пород, которую я аккуратно расположил по геологическим разрезам.
Вообще эта поездка дала лучший сбор за всю экспедицию, кроме открытия двух удобных путей к Кашгару из Иссык-куля и Токмака и составления по этим путям двух самых полных из известных доселе геогностических разрезов Тянь-шаня, которого строение мне тут выяснилось. Эта поездка составила нечто цельное из орографических и геогностических наблюдений, до того отрывочных, и дала мне ключ к пониманию позднейших и прежних съёмок, производившихся в не посещенных мной местностях.
Очень жалел я о том, что не запасся барометрическими трубками (сверх оставленных мной в предыдущем году в Чимкенте), так что не мог заменить сломанную на Чилике трубку своего барометра. Несмотря на это, общий характер рельефа пройденных в этот раз частей Тянь-шаня был определён правильно, хотя мои определения высот без барометра, по растительности и падению рек, оказались значительно ниже барометрических. При том грубом способе определения высот, которым я был принужден довольствоваться, я не мог не опасаться преувеличений; я мог догадываться, что, например, Барскаунский перевал не ниже 11 000 фут., но не мог определить, насколько он выше этого вероятного минимума.
Вот, впрочем, эти определения, как я их напечатал в Ташкенте, в начале 1868 г., в записке о путях через тяньшанский сырт, с указанием их неточностей, по последовавшим барометрическим измерениям: в первом столбце мои первые, примерные определения высот (geschätzte Höhen), во втором - барометрически измеренные, при цифрах которых приведены и заглавные буквы фамилий измерявших: Б. - Буняковский, Р. - Рейнталь, К. - Каульбарс. Третий столбец указывает, насколько мои примерные высоты более () или менее (-) барометрически измеренных; высоты все в английских футах; тут есть с (?) и вероятные поправки, по соображению существующих барометрических измерений, для моих первых, примерных определений высоты тех мест, которых барометрические измерения впоследствии не были сделаны или, может быть, мне неизвестны.
Для пяти последних высот приняты в расчёт Иссык-куль, 5 000 ф. (по Семёнову 4 500, по Голубеву 5 300), и Токмак, 2 700 ф. по моему измерению температурой кипения, в 1864 г.; а по измерению Рейнталя Токмак около 2 000; это измерение сделано в октябре, мое - в мае, когда давление воздуха вообще менее октябрьского, и, следовательно, барометр показывает большие абсолютные высоты, потому и нижний конец Буама может быть ниже; чем я полагал. Все же прочие измеренные высоты значительнее, чем я полагал, но разница весьма неодинакова, от 200 до 1 800 фут. Эта неточность зависит от следующих обстоятельств:
1) В определении неизмеренных пределов разных растений я руководствовался измеренными пределами тех же растений у Иссык-куля Семёновым и западнее - мной. Я знал, что согревающее влияние плоскогорий должно на Нарыне, у Атбаши, у Караходжура и пр. поднять эти пределы выше, чем на хребтах, где производились измерения, которыми я руководствовался, но не мог сообразить без измерений, на сколько выше, и опасался преувеличения.
2) Высоты перевалов определялись глазомерно, и тоже с опасением преувеличения.
Так, неточность Долон-беля, самая крупная, на 1 800 фут., слагается из обеих указанных. Выход Оттука из гор я полагал ниже измеренного на 800 фут., по облепихе и земледелию на нём, Нарыне, Атбаши, применяясь к пределам, измеренным на Иссык-куле и верховьях Чирчика. Затем подъём Долон-беля над выходом Оттука из гор я полагал в 1 500 фут., вместо измеренных 2 500 фут., по умеренной быстроте Оттука в ущелье и короткому отлогому подъёму из ущелья на перевал - тут недостаточно принято в расчёт осеннее маловодье, уменьшающее быстроту течения горных рек.
Со всем тем мои неточности в примерном определении неизмеренных высот большей частью не более разницы различных измерений высоты Иссык-куля или Нарына у бывшего китайского моста, а иногда и менее {Эта таблица дает также понятие о степени приблизительности в примерном определении, по разным признакам (каковы вечный снег, ельники, летние морозы) неизмеренных высот на моей общей гипсометрической карте внутренней Азии.}, по неблагоприятным условиям точности барометрических измерений на Тянь-шане, которые изложу в гипсометрической части настоящего труда.
|
Жанры
|
|||||||||
