Главная » Книги

Северцов Николай Алексеевич - Путешествия по Туркестанскому краю, Страница 2

Северцов Николай Алексеевич - Путешествия по Туркестанскому краю


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23

твах Семиречья вызвали прикомандирование к экспедиции горного инженера Влангали. В результате этой поездки не только были основаны русские фактории в Кульдже, но и произведено подробное исследование геологии Семиречья.
   В 1852 г. географ Нифантьев, побывавший с экспедицией на озере Балхаш, дал о нём ценные географические, топографические и другие сведения.
   Экспедиции в Среднюю Азию стали значительно чаще и систематичнее со времени организации Русского Географического общества в 1845 г. Это событие вызвало большое оживление в кругах русских географов и путешественников. На средства Географического общества было организовано много дальних экспедиций.
   Политические события способствовали развитию интереса к исследованиям окраин России. В частности, сильно возрос интерес к Средней Азии в различных сферах русского общества.
   В середине XIX в. государственные границы России уже соприкасались со Средней Азией, которая была представлена тремя крупными государственными объединениями: Кокандским и Хивинским ханствами и Бухарсккм амирством. В 1854 г. было основано укрепление Верное (позднее г. Верный, ньше Алма-Ата). В 1864 г. генерал Верёвкин взял кокандскую крепость Туркестан; генерал Черняев в том же году завоевал крепости Токмак, Аулие-ата (г. Джамбул), взял штурмом Чимкент, в июне 1865 г. покорил Ташкент. Позднее была присоединена Туркмения. Таким образом, в 60-80-х годах Средняя Азия почти целиком принадлежала России, а в 1895 году к ней отошёл и Памир.
   Ленин писал, что капитализму свойственно стремление "...расшириться на другие территории, заселить и распахать новые части света, образовать колонии, втянуть дикие племена в водоворот мирового капитализма...
   Юг и юго-восток Европейской России, Кавказ, Средняя Азия, Сибирь служат как бы колониями русского капитализма и обеспечивают ему громадное развитие не только вглубь, но и вширь" {Ленин. Собр. соч., т. II, 3-е изд., стр. 419, 1935.}.
   Царское правительство, осуществлявшее политику колониального захвата в Средней Азии, не проявляло подлинного интереса к всестороннему научному исследованию края. Главной целью было продвижение в глубь страны и наиболее быстрое закрепление вновь присоединённых территорий. Этой цели и призваны были служить учёные различных специальностей. В таких условиях подлинно научный интерес исследования представляли лишь для тех учёных, которые беззаветно служили науке, бескорыстно и самоотверженно заботились о её расцвете в родной стране.
   Однако таким учёным, чтобы открыть себе доступ к путешествиям, приходилось нередко прибегать к уловкам, хитрить с администрацией. Так, Северцов поступил в Оренбургское генерал-губернаторство чиновником особых поручений без жалования - "для большего обеспечения успехов" {Из письма Северцова к акад. Миддендорфу (Архив АН, ф. 2, д. No 8).}. Такое двусмысленное положение тяготило учёных, мешало их работе и часто налагало на них дополнительные обязанности. Не раз приходилось Северцову выступать то в роли военного атташе, то в роли парламентёра, а то и просто воина. Отрицательное отношение Николая Алексеевича к такого рода занятиям сквозит во всех его работах, где он всегда старается подчеркнуть "мирный, научный" характер своих исследований. Гуманность и честь многих учёных страдали от постоянных вторжений в их научные занятия административных, военных и других поручений.
   Академик Бэр горько восклицает в одном из писем: "Придёт ли время когда-нибудь, когда правительства не будут больше удивляться желанию людей путешествовать только для того, чтобы изучать народы, а не для того, чтобы их завоёвывать или использовать" {М. М. Соловьев. Академия наук и военный поход. Вестник АН, No 8-9, стр. 86, 1936.}.
   В те времена нелегко было совершать "мирные" путешествия. Окраины России были совсем не освоены. Дороги, особенно в Средней Азии, были трудно проезжими, главное, их было очень мало. Часто путешественникам приходилось совершать огромные переходы через песчаные засушливые пустыни или степи на верблюдах и степных диких лошадях. Экспедиционную кладь подвозили на возах или в экипажах. Средства передвижения по воде тоже были крайне примитивные (каюки, плетёные туземные плоты и т. д.). Нечего и говорить о технической оснащённости экспедиций. Не было ни карт, ни программ, ни инструментов для съёмок и измерений. У Северцова даже не всегда оказывался под рукой барометр и т. п. Ко всему этому можно ещё прибавить трудно переносимый с непривычки климат, безводье и отсутствие средств.
   Северцова и подобных ему учёных не останавливали, однако, ни трудности, ни серьёзные опасности дальних поездок.
   Путешественники того периода были горячие русские патриоты. Это были истинные пионеры русской географической науки. Им обязаны мы первыми картами, на которых мощные водные артерии, массивы горных хребтов, трудно проходимые снега и знойные пустыни нашей родины нанесены в те места планшетов, где прежде белели огромными пятнами неведомые пространства.
   Ради изучения и расцвета родной страны они с большим мужеством, безграничной любовью к науке и глубокой верой в прогресс научной мысли добровольно обрекали себя на страдания и опасности походной жизни в неведомых странах.
   И недаром благодарную память о русских открывателях новых земель сохранили поныне народы окраин Советского Союза.
   "Вместе с появлением русских на киргизской земле начали появляться тогда еще слабые ростки культуры и просвещения,- пишут трудящиеся Киргизии товарищу Сталину. - Не царизм и его сатрапы, а передовые представители России несли эту культуру. Выдающиеся русские учёные-исследователи - Мушкетов, Северцов, Федченко, Семёнов-Тян-Шанский, Пржевальский - первые раскрыли и описали несметные богатства нашего края. История киргизов впервые стала известна миру на русском языке. Русские научили нас подчинять природу и использовать её сокровища. Первый завод и шахту, первую школу и больницу построили у нас русские. Могучая русская культура стала источником быстрого прогресса нашего народа.
   Вместе с другими народами нашей страны, под руководством героического русского рабочего класса, поднялись киргизы на борьбу за освобождение от феодального рабства" {Из письма трудящихся Киргизской ССР товарищу Сталину в день двадцатилетия республики 1 марта 1946 г., ЦО "Правда".}.
   Взглянем на карту Средней Азии: от приуральских степей до снежных вершин Памира и от тяньшанских сыртов до кызылкумских песков пролегли линии маршрутов Северцова. За 23 года он проделал 7 экспедиций по Средней Азии.
   Три из них описаны им в настоящем издании. Первой экспедиции на низовья Сыр-дарьи, в 1857-1858 гг., Северцов посвящает короткую главу, хотя экспедиция эта имела чуть ли не решающее значение в формировании его как исследователя Средней Азии. Этой экспедицией, по существу, открылась эпоха блестящего цикла северцовских путешествий.
   Экспедиция эта была снаряжена на средства Академии наук. Руководство ею было поручено Северцову. Его ближайшими помощниками были назначены: молодой, талантливый, известный уже тогда ботаник И. Г. Борщов и препаратор И. Гурьянов - умный, знающий и честный человек.
   В широких научных кругах к тому времени назрел интерес к неведомой тогда Средней Азии. Это видно и по тем разнообразным задачам, которые возникали в связи с организацией этой экспедиции. Так, сохранилось письмо акад. Рупрехта, в котором он просит внести в число задач Сырдарьинской экспедиции выяснение вопроса о происхождении некоторых лекарственных растений. Рупрехт указывает, что ежегодно на Нижегородскую ярмарку привозятся из Бухары товары, имеющие широкое применение в русской медицине: Sumbul, Galbanum, Gummi ammoniacum, Assa foetida. "Дело чести образованного государства и обязанность Академии рассеять мрак, покрывающий вопрос о происхождении этих продуктов царства растений" {Письмо акад. Рупрехта в Академию наук. Архив АН, ф. 2, 1856, д. No 8.}.
   Академия наук, наряду с основными заданиями, предлагает также Северцову собрать "буде возможно" сведения "о подразделении киргизов Оренбургского ведомства на роды, отделения и подъотделения... и постараться определить, по личным наблюдениям, количество душ обоего пола, какое средним счётом можно при статистических соображениях полагать на 100 киргизских кибиток" {Копия письма Академии наук к Северцову от 5 декабря 1857 г. Архив АН, ф. 2, д. No 8.}.
   Председатель Географического общества писал, что "...с особенной благодарностью примет всякие сведения из области физической географии или этнографии, которые угодно будет г. Северцову сообщить Обществу во время его путешествия" {Письмо председателя РГО Литке к Миддендорфу от 17 мая 1857 г. (там же).}. Основные задачи Академии наук были сформулированы в правительственном указе о разрешении экспедиции: "магистра Московского университета Северцова отправить с препаратором на 2 года к Сыр-дарье с целью доставления сему замечательному учёному наблюдений и разысканий по естественным наукам вообще и в особенности над влиянием свойств так названного Гумбольдтом "континентального, климата" на все проявления животной и растительной жизни..."
   18 мая 1857 г. маленькая экспедиция, напутствуемая всем учёным миром Петербурга, выехала на Оренбург (Чкалов) в двух тяжело нагружённых экипажах. Прибыли в Оренбург 17 июня. Тут, по случаю промедления с доставкой багажа, экспедиции пришлось задержаться. Борщов производил ботанические, а Северцов - зоологические сборы. Здесь было положено начало большим зоологическим коллекциям Северцова. Здесь же был пополнен и состав экспедиции. К ней присоединился топограф Алексеев и несколько препараторов.
   Только 3 августа Северцову, после длительной подготовки, удалось выступить из Оренбурга во главе своего небольшого отряда в сопровождении каравана верблюдов в двухгодичную экспедицию в дикие, почти неведомые тогда киргизские степи.
   С самого начала экспедиции было ясно, что Северцов намерен решать целый комплекс задач: не прерывая зоологического сбора, он ведёт серьёзные геологические исследования. Северцов не имел возможности детально заниматься изучением того или иного района, все геологические наблюдения он делал попутно, но его самые первые сведения о Мугоджарах и бассейне Эмбы и многие его выводы из научных наблюдений остаются неопровергнутыми и тем самым сохраняют свою научную ценность и поныне, а в начале XX в. данные Северцова были единственным достоверным источником об этом районе. В одном из отчётов Геологического комитета за 1903 г. читаем: "...Кроме старинных указаний зоолога Северпова и ботаника Борщова... винаучной литературе не было фактического материала для всего обширного пространства (от Илецка до Аральского моря)".
   Экспедиция двигалась по рекам Илеку и Темиру, кратчайшим путём к Эмбе. Северцов и Борщов делали при этом боковые экскурсии. Так, они осмотрели долину р. Аксу (приток Илека), найдя здесь залежи угля, северную, среднюю, а впоследствии и южную часть Мугоджар, Карачунгуль, где обнаружены были выходы нефти, и возвышенность Тугускен. В низовьях Эмбы Северцов открыл выходы нефти в районах Кандарала, Манайли и др. Теперь приэмбинская нефть известна всему миру, тогда это были первые сведения о ней. После беглого осмотра Северцовым чинков Усть-урта весь отряд направился через Малые и Большие Барсуки к северному берегу Аральского моря и оттуда к низовьям Сыр-дарьи.
   20 октября прибыли в форт No 1 (Казалинск). Таким образом, со дня выхода из Оренбурга "экспедиция сделала 2 500 вёрст, из них около 1 500 по местам, не посещённым прежде ни одним натуралистом" {Из письма Северцова к Веселовскому. Архив АН, ф. No 2, 1856, д. No 8.}. Наконец, Северцов прибыл в край, который так манил его ещё со встречи с Карелиным. Его стремление в этот край ещё усилилось после беседы с офицером, вернувшимся с Сыр-дарьи зимой 1856 г. в Петербург, накануне выезда Северцова в экспедицию. Офицер этот, хотя и "восторженно", но "правдиво", так ярко нарисовал перед Северцовым картину сырдарьинской природы, что она, по словам самого Северцова, так и сохранилась в его памяти, хотя в действительности он наблюдал значительные расхождения с этим восторженным описанием. "Он говорил с восторгом о могучей, полноводной, быстрой реке, об её зеркальных разливах, отражающих безоблачное, тёмноголубое и всё-таки ярко светящееся небо и ослепительное солнце юга. Сильная, свежая растительность окружает эти разливы, тихо шепчутся над ними громадные камыши с гибкими лозами тальника, с тёмной зеленью тополя, с мелкой, серебристой листвой джиды, изящною сеткой рисующейся на прозрачной, хотя и густой синеве неба. А как чист и лёгок весенний воздух, звучнее, чем у нас, раздаётся уже в начале апреля голос соловья в покрытых молодой зеленью, усеянных нежнорозовыми, крупными цветами чашах колючки. А причудливые формы саксаула, у которого, вместо листьев, пучки тонких, жёлто-зелёных сочных веток, или гребенщика, тоже с зеленеющими, мелкими ветвями, но уже не прямыми, как у саксаула, а бесконечно разветвлёнными, чешуйчатыми, как у кипариса, и до того частыми, что весь куст - сплошная масса тёмной зелени, с огромными пушистыми кистями пурпурных цветов. А животная жизнь так и кипит на этих цветущих берегах. Что за разнообразие, что за множество птиц! На каждом шагу с шумом вылетает фазан из колючки и блещет на солнце радужными, металлическими отливами, резвятся в тёплом, живительном воздухе стада изумрудных персидских щурок, величаво парят над Дарьей орлы-рыболовы в пышном наряде юга, густокаштановые, с палевой головой, бархатно-чёрными крыльями и хвостом, на котором так и светится широкая белоснежная полоса... да не перечтёшь всех сыр-дарьинских птиц, даже и тех, на которых невольно остановится и глаз не посвященного в тайны зоологии, каков был этот офицер. Да и не одни птицы. Тут и звери не нашим чета. Прекрасен и грозен, могуч и неуловимо проворен, как восточный удалец-наездник, кроется в чащах сырдарьинской долины тигр, сторожа неуклюжего кабана, статного оленя или черноглазую красавицу, стройную, воздушно лёгкую дикую козу, родную сестру воспетой арабскими поэтами газели.
   Так он описывал, а я слушал и заранее радовался тому, что еду в этот рай земной для натуралиста вообще и для зоолога, специально занятого позвоночными в особенности. Конечно, я видел, что этот офицер отчасти восторженного характера, но правдив, и в его описании не было ничего выдуманного, а всё оправдалось на деле, когда я приехал на Дарью.
   А между тем возбуждённые им ожидания были отчасти обмануты тем, что земной рай натуралиста показался мне некрасивым" {Северцов. Месяц плена у коканцов. "Русское слово", No 10, стр. 228-229, 1859. Работа эта под тем же названием вышла в 1860 г. отдельным изданием.}.
   С наступлением морозов, когда Сыр-дарья была крепко скована льдом, так что могла выдержать верблюдов, Северцов, Борщов и Алексеев с небольшим отрядом направились 5 ноября через лёд к югу, в "таинственные" Кызыл-кумы. А Гурьянов с транспортом и коллекциями был послан в форт Перовский (Кзыл-Орда) для зоологического сбора.
   "Обширные безводные пространства, которые нам пришлось пройти, были доступны только зимой, при снеге, - писал Северцов в своём отчёте, полученном Академией наук
   11 февраля 1858 г.,- во всякое другое время пришлось бы раздробить это исследование на несколько поездок из форта No 1 и форта Перовский".
   Осмотрев развалины Джанкента {См. комментарий No 7.}, экспедиция нанравилась к побережью Аральского Моря, где не было еще ни одного европейца, не считая экспедиции капитана Бутакова, ведшей свои наблюдения с корабля. По дороге к Аралу исследовали сухое русло Куван-дарьи, откуда Алексеев начал топографическую съёмку пути.
   Перейдя колодцы Сулу, Бусай, Бик-тау, Биль-куд до сухого русла Джаны-дарьи (приблизительно 43°30' с. ш.), пошли по нему вверх. Течение Джаны-дарьи до того времени было неизвестно и впервые нанесено на карту топографом Алексеевым. От села Ак-кыра повернули на север по, направлению к Ходжа-ниазу, бывшей хивинской крепости. Здесь Северцов исследовал заливы Куван-дарьи и Джаны-дарьи.
   12 декабря весь отряд прибыл в форт Перовский.
   Эту экскурсию по восточному берегу Арала можно считать началом второго периода экспедиции, длившегося с 9 ноября 1857 г. по 26 ноября 1858 г.
   Исследования этого периода посвящены, главным образом, зоологическим и географическим вопросам, причём в центре внимания исследователей была Сыр-дарья в нижнем её течении. Во время этой поездки Северцов собрал ценнейшую коллекцию осенней и зимней фауны пустыни, дополнив её весной 1858 г. каракумскими и сырдарьинскими экземплярами.
   В то время учёных занимала гипотеза усыхания Аральского моря. Северцов, живо откликавшийся на все новшества в науке, с большим интересом отнёсся и к этой гипотезе. Свою поездку на Арал он, с присущей ему добросовестностью, использовал также и для серьёзных исследований по данному вопросу. Занятия эти привели Северцова к не признанному ныне выводу о том, что западные Кызыл-кумы, как и северные Кара-кумы были прежде дном Аральского моря и что оно вошло в современные берега значительно позднее (в и_с_т_о_р_и_ч_е_с_к_о_е в_р_е_м_я) Каспийского.
   Акад. Л. С. Берг в своём классическом труде "Аральское море", отмечая огромную ценность топографических и теоретических исследований Северцова, утверждает, однако, вопреки положениям самого Северцова, что разделение Арало-Каспийского бассейна произошло в д_о_и_с_т_о_р_и_ч_е_с_к_о_е в_р_е_м_я {Л. С. Берг. Аральское море, стр. 379, 497, 508, 551. 1908.}. Берг доказывает, что при установлении уровней и границ Каспийского и Аральского морей Северцов допустил ряд ошибок; в частности, говоря о данном случае, ошибочно определил олигоценовые раковины, приняв их за характерные для Аральского моря Cardium, а современные Dreissena и Cardium принял за Mytilus и Pecten, неверно определив к тому же высоту их нахождения (70 фут. = 21 м) против установленной Бергом максимальной высоты их нахождения над уровнем Аральского моря - 4 м.
   Занятый изучением "бывшего морского дна" и установлением его границ {К вопросу об усыхании Аральского моря Северцов вернулся снова черев 16 лет (см. ниже экспедицию 1874-1875 гг. на Аму-дарью).}, отклоняясь для этого постоянно к побережью Арала для исследования его островов и прибрежных песков, Северцов не забывал также производить общегеографические и, в частности, метеорологические исследования.
   Зоогеографические наблюдения Северцова и геоботанические Борщова дали чрезвычайно интересные результаты: было установлено, что постепенное отступление Аральского моря на запад оставило ясный отпечаток на флоре и фауне. В зоне недавнего пребывания моря из растений замечены Calligonum, а из животных Podoces panderi, все виды Gerbillus, распространение которых не выходило за пределы указанной зоны. "Аральская поездка значительно дополнила наши исследования о связи распространения этих растений и животных с образованием новейших почв степи {Архив АН, ф. 2, 1856, No 8, л. 75. Предварительный отчёт Северцова в Академии наук.}. Зоологические коллекции Северцова за эту 37-дневную поездку обогатились 96 видами птиц (380 экз.), 35 видами зверей (80 экз.), 26 видами амфибий и рептилий (100 экз.), 15 видами рыб (27 экз.) и 400 экз. беспозвоночных (при отчёте были ещё не разобраны). Из этих показателей видно, что Северцов, коллекционируя, отдавал большое предпочтение птицам. Обилие экземпляров характерно для коллекции Северцова. Это выгодно отличает его от учёных того времени, которые, как правило, собирали коллекции небольшими сериями.
   В январе и феврале 1858 г. работы экспедиции велись значительно слабее в связи со срочным вызовом Северцова родителями в Воронеж. Вернувшись 1 мая, он деятельно возобновил работу. Ближайшей задачей его была поездка к горам Кара-тау, так как задуманная им ранее экскурсия в Центральный Тянь-шань и к озеру Иссык-куль не могла состояться по политическим причинам. Однако и экскурсия к Кара-тау не состоялась. Скоро Северцову удалось всё же увидеть этот "заветный" хребет. Но, увы, в каких условиях и при каких обстоятельствах...
   Прежде чем рассказать об этом трагическом посещении Кара-тау, следует напомнить, что весь этот район (нынешний южный Казахстан) был объят огнём национально-освободительного движения казахского народа, направленного против власти кокандского ханства. В описываемое время борьба обострилась в связи с восстанием казахских кочевых родов в Коканде против произвола ташкентского бека. Борьба казахов жестоко подавлялась войсками кокандского хана.
   В годы путешествия Северцова кокандцы в пылу борьбы нередко заходили и в юго-западную часть Казахстана, уже к тому времени занятую русскими. Отдельные шайки нападали на население, и иногда им удавалось грабить аулы, угонять табуны и т. п. Вот потому-то поездка Северцова на Кара-тау была небезопасной. Даже более близкие экскурсии нельзя было производить без конвоя. Надо было ждать случая, чтобы выехать в экскурсию вместе с отрядом.
   Случай этот представился 17 апреля 1858 г. Отряд в 100 человек был послан из Перовска вверх по Сыр-дарье для рубки тополевого и джидового леса на постройки.
   Северцов выступил вслед за отрядом, взяв с собой препаратора Гурьянова, 8 казаков, 2 охотников и погонщика для верблюдов.
   Остановились в покинутой кокандцами крепости Кумсуат. Отсюда Северцов, пренебрегая предупреждениями об опасности кокандских набегов, поехал на экскурсию к оз. Джарты-куль, километрах в двадцати от Кумсуата, уже входящему, по его сведениям, в русские владения. Там он рассчитывал на редкий и обильный зоологический сбор, и хотя у него возобновились приступы малярии, он всё-таки собрался ехать. "Я был послан в степь не для отдыха, а для исследований, - пишет он,- надеялся пересилить болезнь и считал нарушением долга не выехать для наблюдений, когда мог держаться на лошади" {Северцов. Месяц плена у коканцов, стр. 236.}.
   26 апреля Северцов выехал в сопровождении Гурьянова, трёх казаков и двух проводников. На Джарты-куль они прибыли в тот же день. К северу от озера, заметив двух козлят, они решили подстеречь приход матки, преследуя, по выражению Северцова, "жестокую затею" - подстрелить её для коллекции.
   Северцов и Гурьянов залегли было в колючки, но скоро к ним подскакали их проводники с тревожной вестью, что вблизи шайка кокандцев. Северцов отослал их в лагерь за помощью, сам же с Гурьяновым и казаками столкнулся с кокандцами. Гурьянов, легко раненный, спрятался, по совету Северцова, в колючки, казаки успели ускакать. Николай Алексеевич остался один на дороге. Впереди и сзади его были кокандцы. Один из них догнал Северцова и ранил пикой. "...мною овладела злоба пойманного волка, кусающего своих ловцов с яростью безнадежного отчаяния,- пишет Северцов. - Я не надеялся спастись и, решившись не достаться им даром, метко, расчётливо прицелился в ранившего меня кокандца, пустил в него правильно досланную пулю, и его лошадь поскакала без седока, а он лёг мёртвым поперёк дороги, с простреленной навылет головой" {Там же. стр. 240.}. Удача эта воскресила у Северцова надежду спастись, но лошадь его споткнулась перед трупом, и это решило исход дела. В этот момент его настигли три гнавшихся за ним кокандца. Повернувшись в седле для выстрела, Северцов не успел еще нажать курок, как вражеская пика вонзилась в его грудь и сняла его с лошади. Тут он выстрелил, но неудачно загнанная в ствол вторая пуля разорвала ружьё. Теперь он оказался во власти одного взбешенного кокандца, другие два бросились за лошадью Северцова. Весьма образно говорит об этом сам Северцов в тех же своих воспоминаниях о плене: "кокандец ударил меня шашкой по носу и рассек только кожу; второй удар по виску, расколовший скуловую кость, сбил меня с ног, - и он стал отсекать мне голову, нанёс ещё несколько ударов, глубоко разрубил шею, расколол череп... я чувствовал каждый удар, но, странно, без особой боли". Спасло Северцова возвращение других кокандцев, которые остановили своего товарища. Им было гораздо выгоднее сохранить жизнь русскому пленнику: можно было за него и выкуп получить и избежать "мести" русских. Поэтому они решили сохранить его и, связав ему руки, потащили его на аркане за лошадьми, предварительно обобрав. Шагов через 10 Северцова посадили на лошадь, привязав его ноги к стременам, так как больше он итти не мог и объяснил, как умел, по-киргизски, что "пеший конному не товарищ". Скоро на место стычки прискакал отряд из 30 казаков под начальством русского офицера, но, несмотря на длительные поиски, найти Северцова не удалось: кровавый след его был уже заметён песком, а направление умышленно сбивал начальник кокандской шайки Дащан.
   Подробное описание этого барантача и батыря Северцов даёт в той же своей работе "Месяц плена у коканцов".
   Замечательно, что Северцов даже не сердился на своих поработителей. И тут на первое место выступили его гуманное отношение к людям и научный подход к любому его действию. Он наблюдал Дащана скорее как учёный-натуралист, а не как пленник. Дащан восхищал его удальством, ловкостью, силой и находчивостью. По собственному выражению Северцова, этот батырь вызывал в нём такой же интерес, как у натуралистов древние, вымирающие породы животных.
   Вечером 27 апреля, через сутки, израненного Северцова привезли в Яны-курган. О своём состоянии он пишет: "Кровь обильно лилась из моих ран, ничем не перевязанных, и капала на дорогу,- но боли я всё не чувствовал, а только слабость. Всё время я был в полной памяти и не слишком мучался своим грустным положением: я, от ударов, что ли, по голове, отупел и впал в какую-то апатию, мешавшую мне раздумывать о своём бедствии. Всего сильнее я чувствовал жажду от потери крови. Между тем, я придумывал, как бы выманить от этих киргизов своё освобождение, да поскорее". На ломаном киргизском языке Северцов предлагал Дащану за себя выкуп. Это оказало действие, но сразу отпустить Северцова Дащан не решался. Он заявил, что выкуп нужно уплатить яныкурганскому беку, себе же выговорил сумму в 200 золотых (1 000 рублей). Таких денег у Северцова не было, пришлось вооружиться терпением.
   Яныкурганский бек сообщил начальнику сырдарьинской линии Данзасу, что Северцов взят в плен в качестве "атамана разбойничьей шайки", напавшей на мирный кокандский отряд. Северцова же тем временем повезли в г. Туркестан. Состояние его всё ухудшалось. Он даже не мог сойти с лошади. Непромытые и неперевязанные раны болели. Рассеченное ухо он "заправил под шляпу, и оно впоследствии срослось, только с окошком посредине" {Северцов. Месяц плена у коканцов, стр. 237.}.
   Однако, несмотря на тяжёлое состояние, Северцов, как истинный натуралист, и тут находил в себе силы "примечать", как он говорил, местность. Он даже записал впоследствии эти свои впечатления по пути к Туркестану: "Поверхность степи тут волнистая... Почва везде суглинок; ближе к Угуз-миазу красный, железистый, как под Оренбургом, а далее жёлто-буроватый и везде с галькой, только с лошади я не разглядел, из каких горных пород она состоит, а сходить было некогда... жаль, потому что эта галька могла бы хоть намекнуть на геогностическое построение Кара-тау... Сильно меня занимали кулики, которых, как мне казалось, я прежде не встречал в степи. В этой они гнездились, и я видел их парами... Были ещё жаворонки, а раз я видел вдали пролетавшего орла, но особенно часто попадались земляные черепахи" {Там же, стр. 271.}. Замечательно образно он описывает окрестности Туркестана. От него не ускользали подробности; взгляд больного путешественника после однообразной степи радует сочная зелень тенистых садов, которые сплошным кольцом окружают Туркестан; светлая проточная вода арыков, орошающих посевы джугары и проса; яркий луковичный купол мечети Азрет-Султана и, наконец, вид гор Кара-тау, которые были теперь уже совсем близко.
   В Туркестане Северцов провёл пленником долгий месяц. Раны его воспалились и в некоторых местах дали злокачественные опухоли, угрожавшие гангреной. Видов на освобождение или на побег не было никаких. Он думал, что в форте Перовском его считают погибшим, и впал в отчаяние. Кокандцы предлагали ему принять мусульманство, в противном случае угрожали вечной неволей или смертью на коле. Он с содроганием думал об этой пытке, вспоминая рассказы о казни Стотдарта и Конолли в Бухаре {Северцов еще не знал о посаженном на кол Адольфе Шлагинтвейте, который в 1857 г. был казнён кашгарцами после того, как он один из первых увидел Тянь-шань.}. "Мое положение казалось мне таким безвыходным, что, отказавшись сперва лечиться, потому что раны сами заживут, так как они было и присохли, я обрадовался, когда многие раны открылись и стали портиться: на виске, на затылке, на ногах струпья сошли и явилось злокачественное нагноение и разложение тканей, особенно с дурным запахом на виске. Там открывалась костоеда в расколотой скуловой кости; это мне показалось гангреной, и я с радостью, повторяю, стал ожидать скорой смерти от ран, вследствие мнимой гангрены, и не захотел лечением терять хоть этот один способ освобождения" {Северцов. Месяц плена у коканцов, стр. 289.}. Богатырское здоровье Северцова, его упорная воля и обычная для него твёрдость были сломлены физическими и моральными пытками, но, оптимист по природе, он не мог долго предаваться отчаянию. Даже в этом, казалось бы безвыходном, положении он продолжал заниматься своим любимым, привычным делом: что мог записывал о природе страны, о быте и нравах населения, а главное, жадно ловил всевозможные сведения об излюбленном своем предмете - животных и птицах. Больших трудов стоили ему его редкие наблюдения. Так, об одном из них он пишет: "Не держась за стену или не опираясь на кого-нибудь, я не мог ходить. Однако, несмотря на боль в ногах, я раз утром на батарее пошёл смотреть птицу, вывешенную в клетке и показавшуюся мне интересной: это была чёрная красноносая куропатка, не водящаяся в виденных мной частях России и киргизской степи" {Там же, стр. 286.}.
   Освобождение пришло неожиданно.
   Данзас, узнав о Северцове, потребовал у кокандцев немедленной выдачи пленника, и сам выступил с вооруженным отрядом по направлению к Джулеку. С этого момента освобождение Северцова стало реальностью. Первые известия о нём Николай Алексеевич получил еще 10 мая. Он был так потрясён, что долго ничего не мог сказать группе кокандцев, успевших полюбить русского учёного и наперебой сообщавших ему эту радостную весть. "Этот день я блаженствовал так, что даже Туркестан мне нравился... немного помню на своём веку таких отрадных впечатлений" {Северцов имеет здесь в виду город Туркестан, в котором была его глинобитная тюрьма и который подавлял его своей мрачностью теснотой и однообразием.}.
   Отказавшись ранее от лечения, Северцов теперь позволял лечить себя. Роль "врача" исполнял приставленный к Северцову в качестве переводчика Абселям - русский пленный, принявший мусульманство. Абселям лечил оригинальным кокандским способом, который заключался в том, что к ране прикладывалась сырая парная баранина, затем она присыпалась порошком, главной составной частью которого были толчёные черепашьи яйца. Этот своеобразный способ лечения, очевидно, оказал своё действие, как и многие другие так называемые народные средства. Но главную роль в выздоровлении сыграл, конечно, сильный организм Северцова и вдохновлявшая пленника близость свободы.
   20 мая Северцов выехал из г. Туркестана, а 27 мая, т. е. через 31 день после пленения, прибыл в форт Перовский. "Там мой истощённый вид казался страшным,- писал он,- а я, сравнительно с пережитым в Туркестане, уже чувствовал себя здоровым" {Северцов. Месяц плена у коканцов, стр. 318.}.
   В конце июля Северцов уже настолько оправился, что был в состоянии ходить на охоту и совершать небольшие экскурсии.
   В одну из таких экскурсий ему показалось, на основании замеченных им дугообразных отложений иловатого песка с мелкой галькой, что между Кара-узяком и уступами Голодной степи проходит древнее русло протока, соединявшего когда-то оз. Балхаш и Аральское море. Следы этого протока были до того ясными, что носили название Дарьялык - область реки. Но предположение о соединении указанных бассейнов, как теперь оказалось, не имеет под собой никаких оснований. Л. С. Берг, отвергая соединение Аральского моря с оз. Балхаш, не сомневается в том, что Северцов принял за проток между ними старое русло р. Чу {Л. С. Берг. Аральское море, стр. 498, 499.}.
   1 сентября Северцов, вместе со всеми своими сотрудниками, выехал в обратный путь. Заехав в Воронеж к родителям, он в конце февраля 1859 г. прибыл в Петербург.
   Результаты путешествия Северцова были обширны. За 16 месяцев работы он превысил все планы двухгодичной экспедиции.
   В итоге этой поездки Зоологический музей Академии наук обогатился огромной коллекцией в 1 200 птиц, 300 зверей, 300 амфибий и рыб и большим количеством экземпляров беспозвоночных. Коллекция получила самую высокую оценку акад. Ф. Ф. Брандта {Брандт Федор Федорович (1802-1879) - крупный зоолог, основатель и директор Зоологического музея Академии наук в Петербурге.} как за подбор экземпляров, так и за сохранность их. Следует отметить что до Северцова в киргизских степях было известно до 150 видов птиц, а с его путешествием число это было увеличено более чем в два раза. При этом был составлен специальный каталог птиц северной части степной зоны в районе среднего течения р. Урала.
   Сбор коллекций не был самоцелью, а имел для Северцова смысл лишь в связи с изучением окружающей природы. Тут, как и во всём, что он делал, верный своим научным принципам, он стремился показать животных в связи с окружающей их географической средой в процессе их исторического развития. Недаром в письме к Брандту Северцов писал: "Я обрабатывал и дополнял собранные мною материалы... свои наблюдения я производил в связи не только между собой, но и с предыдущими и с общими вопросами науки и дал характеристику Арало-Каспийской степи, сравнительно с прочими частями вне тропической степной полосы восточного материка, состоящими с ней в геологической связи" {Архив АН, ф. 2, 1856, д. No 8, л. 178.}.
   За время этой экспедиции Северцов собрал точные данные о географическом распространении всех замеченных им позвоночных и определил условия, влияющие на это распространение.
   Не имея в своём распоряжении ни метеорологических станций, ни даже наблюдательных постов, Северцов не мог дать законченных сведений для определения климатических линий. Однако он не снял задачу определения влияния климата на животную жизнь и сделал это сообразно имевшимся в его распоряжений средствам, произведя весьма полные термометрические и психрометрические наблюдения.
   Интересуясь особенно линькой животных, Северцов проследил и влияние климата на внешние признаки последних и показал это в своей коллекции, особенно орнитологической, в которой действие континентального климата можно проследить на многочисленных экземплярах птиц, собранных в различных возрастах и периодах линяния. Наблюдения над линькой, над перелётами птиц, над поведением животных в различные времена года послужили начальным материалом для позднейших выводов Северцова о периодических явлениях в жизни туркестанских животных. Вопрос этот он считал незаконченным до своей поездки на р. Урал и на Тянь-шань, где дополнил и сравнил наблюдения своей первой экспедиции.
   Вообще, задание Академии наук о выяснении влияния климата на животных Северцов находил полностью выполнимым лишь в результате многолетних исследований. Кроме того, он считал, что изучению современной жизни животных должно непременно предшествовать изучение исторической зоологии, палеонтологии и даже геоморфологии. "Влияние континентального климата трудно отделить от других условий, действующих на животных,- пишет Северцов,- подавляющим же оно становится именно в связи с топографическими условиями бескормия и безводия, а не само по себе" {Н. А. Северцов. Вертикальное и горизонтальное распределение туркестанских животных, стр. 2.}.
   Наблюдения Северцова над усыханием Аральского и Каспийского морей ещё раз подтверждают эрудицию и высокую образованность исследователя. Правда, намеченные им границы "Арало-Каспийского моря" (до оз. Балхаш на востоке, до оз. Челкар-тенгиз на севере и Каспийского моря на западе) не могут быть признаны современной наукой, так же, как не признан и "Арало-Балхашский проток", тем не менее то обстоятельство, что Северцов один из первых (после Далласа и Гумбольдта) занимался этим вопросом, и то, что он рассматривал его с глубоко научной точки зрения и в связи с изменениями климата, почв, растительной и животной жизни, лишний раз подчёркивает ценность Северцова для науки как географа и зоогеографа. Изучение Северцовым вопроса об очертаниях Арало-Каспийского бассейна оказалось весьма полезным для дальнейшей его работы над следами ледникового периода на Тянь-шане.
   На основании своих геологических и орографических наблюдений Северцов пришёл к выводу о неразрывной связи Усть-урта с Мугоджарскими горами, а следовательно, и с Уралом, чем подтвердил предположения Гумбольдта и опроверг господствовавшие до того мнения об отсутствии связи между этими системами. Свои выводы по этому поводу, хотя и не признанные ныне, но интересные для современных геологов, Северцов изложил в статье "Составляет ли Усть-урт продолжение хребта Уральского" {Горный журнал, ч. 1, стр. 80-86, 1862, а также Bulletin de l'Academie imper. des sciences, т. IV, стр. 483, 1862.}.
   Он нашёл в Арало-Каспийской области пермские, юрские, меловые, третичные и послетретичные отложения, а в Мугоджарских горах - гранит, яшмы и различные метаморфические сланцы. Открытая им нефть в бассейне Эмбы оценена в полной мере лишь в наши дни.
   Немаловажную ценность представляла собой геологическая и минералогическая коллекция Северцова, одобренная акад. Гельмерсеном. Интересы Северцова в эту экспедицию были многообразны. Так, ему первому принадлежит заслуга в определении древних границ между Каспийским и Аральским морями и установление роли вулканических явлений в разделении этих морей.
   На основании топографической съёмки и весьма детальных наблюдений в киргизских степях Северцов первый установил также деление их на зоны и подзоны и по данным о растительном покрове сделал выводы о распространении животных.
   Вместе с коллекциями и теоретическими заключениями по вопросам зоологических, географических и геологических исследований Северцов представил Академии наук также свой полевой дневник путешествия "Reise Journal", который, по рассказам, постоянно был с ним в экспедициях.
   Значение Сырдарьинской экспедиции возрастает ещё больше, если учесть также этнографические и энтомологические наблюдения Северцова и его открытие каменного угля и нефти.
   Северцов по своей скромности считал себя недостаточно подготовленным и свои выводы не вполне проверенными. Потому-то в печати и не появилось ничего цельного об этой его, по существу, замечательной поездке. Превосходные материалы о ней хранятся в виде необработанных отчётов и писем в архивах: Академии наук, Всесоюзного Географического общества в Ленинграде и Чкаловском историческом архиве.
   Две другие экспедиции: экскурсия в Зачуйский край 1864 г. и Туркестанская учёная экспедиция 1865-1868 гг. описаны Северцовым во II и III главах первой части настоящего издания значительно подробнее Сырдарьинской. Фактически обе эти экспедиции являются звеньями одной и той же цепи исследований Тянь-шаня. Они сыграли огромную роль в изучении его.
   Первая из них - "экскурсия в Зачуйский край" - явилась как бы преддверием позднейших капитальных исследований Тянь-шаня. "Экскурсия" эта была организована при военном походе генерала Черняева.
   Северцов сам возбудил ходатайство о своём прикомандировании к отряду Черняева для научных исследований в Зачуйском крае и при поддержке Русского Географического общества получил положительный ответ от военного министерства. Помимо Северцова, в этой экспедиции принял участие горный инженер Фрезе.
   Поездка эта была связана для Северцова с большими трудностями и риском и сыграла решающую роль в окончательном выборе его научного пути. После кокандского плена родные и друзья Северцова требовали, чтобы он отказался от рискованных путешествий и занялся "мирным трудом". Имелась в виду педагогическая деятельность. Николай Алексеевич склонился было на эти уговоры и принял доцентуру по кафедре общей зоологии в Киевском университете {В работах предшествующих биографов и у самого Северцова находим упоминание о предложении ему при Киевском университете профессорской кафедры. Но на основании протоколов Совета Киевского университета за декабрь 1863 г., январь я февраль 1864 г. можно установить, что Северцов был зачислен на физико-математический факультет университета в качестве доцента. В протоколе Совета университета от 10 января 1864 г. читаем: "...подвергнут баллотированию магистр Северцов в штатные доценты по кафедре зоологии в Университете святого Владимира и избран в эту должность большинством голосов 22-х против 4-х".}. Условия работы в университете были заманчивы. Тут был обеспечен научный рост и карьера, тут можно было спокойно обрабатывать результаты предыдущих исследований. Однако врождённая страсть к путешествиям победила голос рассудка и уговоры близких. Для Северцова с этим путешествием открывалась возможность проникнуть в глубь горной системы Тянь-шаня. Северцов, стремившийся на Тянь-шань еще со времени поездки туда П. П. Семёнова (1856 г.) и наблюдавший западные предгорья Тянь-шаня из своей неволи (1858 г.), готов был всем поступиться, чтобы получить возможность его исследовать. Сам он без малейшего раскаяния вспоминает об этом спустя почти десять лет: "Для Тянь-шаня кафедра была брошена, а свод наблюдений отложен; представлялась возможность самого нужного к ним дополнения" {Н. А. Северцов. Вертикальное и горизонтальное распределение туркестанских животных, стр. 2.}. Это был тот самый Тянь-шань, который "недоступностью" своей приковывал к себе внимание всего научного мира.
   Знаменитый Гумбольдт, которому так и не удалось лично посетить Тянь-шань, на основании скудных китайских источников считал, что Тянь-шань вулканического происхождения, и предполагал там наличие еще действующих вулканов.
   П. П. Семёнов-Тян-Шанский первый опроверг эту гипотезу Гумбольдта после своего путешествия на Тянь-шань в 1856-1857 гг.
   Семёнов был первым европейским учёным, проникшим в эту, тогда неведомую, горную страну. За два года своих исследований он успел осмотреть долину р. Чу, западное и восточное побережья оз. Иссык-куль, достиг истоков р. Нарын (верхнее течение Сыр-дарьи), видел "в своём невообразимом величии группу Хан-тенгри" и посетил речные системы озёр Балхаша и Лоб-нора.
   В результате этого путешествия появилась первая карта геологического строения Центрального Тянь-шаня, были установлены направления и высоты хребтов и высота снеговой линии на Тянь-шане. Кроме того, Семёновым были собраны большие коллекции горных пород и альпийской флоры Тянь-шаня.
   До Северцова, кроме экспедиции Семёнова, было ещё несколько попыток проникнуть на Тянь-шань. Так, в 1858 г. исследователь Ч. Ч. Валиханов под видом купца прошёл с караваном от Верного до Кашгара через Заукинский (Джуука) перевал и мимо озера Чатыр-куля; он дал ценные этнографические, статистические и общегеографические сведения о пройденных им местах.
   В 1859 г. А. Ф. Голубев производил астрономические наблюдения в Заилийском крае и положил этими работами основу для картографии области.
   В том же 1859 г. и в 1860 г. другой русский учёный (позднее секретарь Русского Географического общества) М. И. Венюков посетил р. Чу и произвёл съёмку оз. Иссык-куль.
   В 1863 г. А. П. Проценко произвёл разведку Западного Тянь-шаня, главным образом, в районе оз. Сон-куль.
   Таково было состояние исследованности Тянь-шаня к моменту прибытия туда Северцова в 1864 г.
   Переписка и дела с Киевским университетом задержали Николая Алексеевича, поэтому он со своим препаратором выехал из Москвы с некоторым опозданием (24 февраля), ехал через Омск, Семипалатинск, Копал, Верный и догнал отряд Черняева только в укреплении Кастек (Бургунь).
   И в эту поездку коллекционировать Северцов начал, как обычно, ещё в дороге. Только теперь сразу по выезде из Москвы: добыча первого экземпляра помечена 27 февраля в г. Серпухове.
   Во второй главе настоящей книги Северцов подробно описывает продвижение отряда к югу от Кастекского укрепления. Наблюдаемые им и с такой тщательностью описанные кастекские "морены древних ледников" могут и теперь привлечь внимание исследователей.
   Заслуга Северцова в том, что он заметил эти кучи и валы наносного материала - "грядины". Вообще же вопрос об обильных в этом районе наносах давно решён не в пользу древнего оледенения. Не вызывает никаких сомнений, что Северцов принял за морены древних ледников селевые выносы - результат эрозионной деятельности мощных горных потоков. Таких конусов выноса и по р. Кастек и в окрестных местах действительно много. На одном из таких конусов расположен, например, г. Алма-Ата.
   8 мая отряд достиг Кастекского перевала в Заилийском хребте (2 420 м). Отсюда Северцов впервые увидел Тяньшанские горы во

Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
Просмотров: 540 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа