Толстой Лев Николаевич - Том 77, Письма 1907, Полное собрание сочинений

sp;   

   Печатается по копировальной книге N 7, лл. 342 и 343.

   Ответ на письмо К. П. Сиксне от 1 мая 1907 г. Сиксне благодарил Толтого за письмо от 5 апреля (см. письмо N79) и писал о своей дальнейшей судьбе.

   Было послано письмо А. И. Кудрина, полученное в Ясной Поляне 17 мая. См. письмо N 119.

  

  

  

   1907 г. Мая 17. Я. П.

  

   Спасибо вам, милый Петр Дмитрич (если перепутал, простие), за. ваше письмо о Кудрине. (1) Я сделал, как вы советовали. А. вы простите меня за то, что не ответил вам на прежнее письмо. (2) Медлил оттого, что, боюсь, то, что имею сказать, будет вам неприятно. Сказать хочу то, что не советую вам заниматься литературой, не п[отому] ч[то] вы не имеете способности к ней (напротив, вы ее имеете), но потому, ч[то] это пустое и развращающее занятие. Такие статьи, как ваша о свободе совести, не есть занятие литературой, а есть дело жизни, и такие дела, если они выражаются в писании, я советую делать. Но не критич[еские] и т. п. статьи. Мож[ет] б[ыть], оттого, что я стар, но мне кажется, что теперь вся эта литература кончилась и нельзя заниматься ею взрослому и разумному человеку. Выступили такие вопросы - я разумею религиозные - к[оторые] только прикрываются или скорее кажутся политическими, что вся эта литература ушла па тысячный план.

   А что я считаю вас способным служить людям в этой области, несмотря на то, ч[то] вы так себя всегда браните, вы знаете.

  

  

   17 мая

  

   1907.

  

  

   О Петре Леонидовиче (а не Дмитриевиче) Успенском (1869-1934) см. т. 76, стр. 158.

   (1) В письме от 9 мая 1907 г. П. Л. Успенский сообщал о своем свидании с А. И. Кудриным в Киевской тюрьме.

   (2) При письме от 5 апреля - 1 мая 1907 г. Успенский прислал на отзыв рукописи нескольких своих критических статей о новейшей русской литературе. Он писал Толстому: "Посылая их, я очень боюсь Вашего строгого суда... Меня постоянно тянет писать и вместе мучает вопрос: имею ли я на это нравственное право. Итак, один вопрос: следует ли, можно ли проповедовать то, что сам не осуществляешь? Другой: могут ли быть полезны те формы, в которых я высказываю свои мысли и чувства, то есть то стихотворная, то критическая, то в виде статей, не договоренных из страха цензуры?"

  

  

   1907 г. Мая 17/30. Я. П.

  

   Милостивый государь,

  

   Я получил два первых номера вашего журнала. (1) Нахожу его очень хорошим. Цель вашего издания, как вы ее излагаете в вашем письме, является наивысшей, какую только может преследовать человеческая деятельность. Обе статьи "Ourselves" и "The Basis of Life" вполне ей соответствуют.

   Я очень интересуюсь индусской философией и религиозным учением ваших великих учителей.

  

  

  

   Чем больше места вы будете уделять в вашем журнале идеям этих людей, тем интереснее он будет для западных читателей.

   Принося вам благодарность за журнал и письмо, остаюсь, милостивый государь, искренно ваш

  

   17/30 мая 1907.

   Тула, Россия.

  

  

   Печатается по копировальной книге N 7, л. 355, куда вклеена рукописная копия Д. П. Маковицкого. Впервые опубликовано в переводе на русский язык без даты в статье Д. Г. Четти "Граф Лев Толстой" - "Международный Толстовский альманах". М. 1909, стр. 400.

   Д. Гопауль Четти - индус, редактор-издатель журнала "The New Reformer" (Madras), автор книги "Count Leo Tolstoy: His Life and Teaching" ("Граф Лев Толстой: его жизнь и учение" (Madras, 1909?) и указанной выше статьп о Толстом, написанной к его 80-летнему юбилею.

   При письме из Мадраса (Индия) от 5 мая н. ст. 1.907 .г. Четти прислал два первых номера журнала "The New Reformer". Это письмо напечатано в переводе на немецкий язык в книге "Tolstoi und der Orient", стр. 45 и 46.

  

   (1) В яснополянской библиотеке хранятся четыре номера журнала "The New Reformer" за 1907 г. (NN 1, 2, 6, 7) и несколько номеров за 1908-1910 гг. В этих номерах имеется ряд помет Толстого.

  

  

  

   1907 г. Мая 23. Я. П.

  

   Милые друзья и братья, вы получите письмо от Н. Г. Суткового. Он, близкий мне и вам по духу человек, поехал по моему указанию в Самарскую губернию, чтобы раздать, распределить между нуждающимися пожертвованные вами деньги.

   В газетах писали, что нужда там очень велика. Поехав же на место, Николай Г[ригорьевич] увидал, что хотя и большая, но и правительством и Кр[асным] Кр[ест]ом так много устроено столовых для питания нуждающихся, что для этого ничего уже делать не нужно. Сначала мы с ним решили, что он будет помогать деньгами потерявшим скот, жилища, семена. Но он придумал другое, о чем будет писать вам. Знаю я, что те люди, о каких он будет писать вам, добролюбовские братья, люди истинно христианского духа и жизни, знаю, что сам Сутковой такой же человек; может ли выйти из его затеи то, чего он ожидает, никто знать не может, но желание хорошее. От вас зависит решить, как ему поступить: продолжать ли разузнавать самых бедных и помогать им, или сосредоточить все силы на осуществление его предположения. (1)

   Братски приветствую вас. Передайте также мои привет Петру Васильевичу (2) и Планидину. (3) Помогай вам бог по-христиански с покорностью воле божией и кротостью и любовью к тем, которые хотели вам делать зло, переносить ваше испытание. (4)

   Христианин может жить и в достатке и в нужде. В нужде для души легче.

  

   23 мая 1907 г.

  

   Печатается по копировальной книге N 7, л. 348, куда вклеена машинописная копия (дубликат подлинника?); подпись не восстановлена, дата воспроизведена рукой Ю. И. Игумновой. Впервые опубликовано в книге: "Лев Толстой и голод", Нижний Новгород, 1912, стр. 207.

  

   (1) Намерение Н. Г. Суткового помочь устройству общины добролюбовцев не могло осуществиться. А. М. Добролюбов и его последователи отказались от помощи, не желая, чтоб им было отдано предпочтение перед другими нуждающимися.

   (2) Петр Васильевич Веригин.

   (3) Павел Васильевич Планидин.

   (4) См. письмо N 121.

  

  

  

   1907 г. Мая 26. Я. П.

  

   Question of conference (of peace at Haague) was answered 1900 years ago, Matthew five 43, 44. Excuse my rudeness, but I cannot help giving vent to my disgust of Christian hypocrisy.

  

  

   На вопрос о конференции (мира в Гааге) было отвечено 1900 лет тому назад, Матфей пять 43, 44. Извините мою резкость, но я не могу сдержать моего отвращения к христианскому лицемерию.

  

  

  

  

   Телеграмма. Текст ее вписан в дневник Д. П. Маковицкого 26 мая 1907 г. откуда и перепечатывается.

   Ответ на телеграфный запрос нью-йоркской газеты "New-York World", в архиве не обнаруженный. Редакция газеты, вероятно, прислала телеграмму с оплаченным ответом.

   Вторая Гаагская мирная конференция заседала с 2/15 июня по 5/18 октября 1907 г. На конференции были представлены сорок четыре государства (двадцать одно европейское, девятнадцать американских и четыре азиатских). Как и в 1899 г., работа конференции ни к каким практическим результатам но привела. По поводу первой Гаагской конференции Толстой подробно писал в письмах 1899 г. (см. т. 72).

  

  

   1907 г. Мая 27. Я. П.

  

   Я давно уже не имею своих денег. Небольшие суммы, которые я получаю для благотворительных целей, я решил распределять только в своей округе для помощи в несчастных случаях: пожарах, падежах скотины и т. п. И так я и поступаю и потому очень сожалею, что не могу исполнить вашего желания.

  

  

   27 мая 1907 г.

  

  

   Подлинник написан на машинке, подпись собственноручная, дата рукой Ю. И. Игумновой.

   Ответ на письмо Клары Олинской из Одессы от 13 мая 1907 г. Корреспондентка, недавно окончившая гимназию, страстно желала поступить на высшие курсы. Просила 150 р. для взноса за ученье.

  

  

   1907 г. Мая 28. Я. П.

  

   Любезный брат Арсений,

  

   Очень рад был получить ваше письмо и спешу ответить на него. Напрасно вы думаете, что мы несогласны; напротив, я обрадовался тому, что увидал по письму вашему, что мы совершенно согласны в самом основном; и не только согласны мы с вами, а согласные нами были и есть люди всего мира, если они серьезно думают о смысле своей жизни.

   "Коль скоро мы существуем по воле всеблагого и премудрого творца всего, отца-бога, и существуем всегда в его присутствии, то, конечно, и должны всегда жить благочестно. Награда за благочестие в самом благочестии. Царство божие внутри нас, но мы только должны его разработать в себе. Следовательно, и ад внутри нас, когда мы живем гордостью, злобою и другими страстями. Желание блага как себе, так и ближним, вот для чего и нужно воздерживаться от всякого зла.

   Душа живет только тогда, когда живет в боге и с богом; но когда она удаляется от него посредством всякого рода грехов, тогда и умирает, делается мрачною и скучною - себе в тягость: вот тут-то и самоубийства и убийства..." (1)

   Веруя во всё это, если прибавить еще то, что бог есть любовь и что душа наша есть проявление его, - путь нашей жизни становится для нас ясен и радостен, и переход в другую жизнь, т. е. возвращение к богу любви, не может быть для нас страшен. Кроме того, веруя во всё это, что вы так хорошо выразили, мы сходимся в вере с лучшими людьми всего мира, с мудрецами Китая, Индии, древней Греции, Рима и др.

   Веруя же в догматы своей церкви: в таинства, в иконы, мощи и чудеса, мы расходимся не только со всем человечеством, но со многими христианскими вероисповеданиями.

   Представьте себе, что работник живет у хозяина, но никогда не видит его. Между тем знает твердо и по мнению своих лучших товарищей и по всему тому добру, которое он видит от хозяина, что хозяин мудрый, милостивый и озабочен только благом своих рабочих. Может ли для такого рабочего представлять какой-н[и]б[удь] интерес рассказ одних из его тонарищей рабочих, рассказ, оспариваемый другими товарищами, что хозяин, кроме своих великих свойств, имеет еще дар производить самые удивительные фокусы?

   Мне совершенно достаточно для того, чтобы спокойно жить и спокойно умереть, того, что вы отчасти выразили в своем письме и что я нахожу в учении мудрейших людей всего мира и, главное, в своем сердце.

   Для чего же мне от несомненного и радостного переходить к сомнительному и смущающему? Мне, по крайней мере, так лучше. И потому хотя и очень сожалею, что не схожусь с вами в одном, знаю, что мы все-таки оба сыны бога и потому, соединены той любовью, которая составляет основу нашей жизни.

   Посылаю составленную мною книгу, (2) содержание которой может вам пригодиться.

  

  

  

   Печатается по машинописной копии. В ГМТ хранится черновик, написанный рукой С. А. Толстой, с собственноручными исправлениями Толстого. Основание датировки: дата письма адресата и запись в ЯЗ (28 мая), где упоминается комментируемое письмо.

   Ответ на письмо иеромонаха Арсения от 26 мая 1907 г. с благодарностью за предыдущее письмо (см. N 114). Продолжая свои возражения, он заметил, что не согласен с Толстым в "догматическом отношении" и "благоговеет перед нравственным его учением".

  

   (1) Оба абзаца - цитата из письма Арсения.

   (2) Послано: Л. Н. Толстой, "Мысли мудрых людей на каждый день", изд. "Посредник", М. 1903.

   В письме от 16 июня иеромонах Арсений благодарил за ответ и подробно писал в защиту православной церкви. Письмо осталось без ответа.

  

  

  

   1907 г. Мая 31. Я. П.

  

   Прочел ваше интересное письмо. Советую вам больше всего заниматься своей внутренней жизнью. Посылаю вам для этой цели одну часть Круга Чтения (жалею, что не имею всего), также Мысли о боге и еще некоторые брошюры. Весь смысл и вся радость жизни заключается во всё большем и большем сознании божественности своей природы. Советую и желаю вам итти по этому пути.

  

  

   31 мая 1907.

  

  

   Печатается по копировальной книге N 7, л. 354.

   Ответ на. письмо Геннадия Ивановича Загуляева (р. 1882) из Тюмени от 12-16 мая 1907 г. Загуляев подробно изложил свои мысли по поводу социальных вопросов. Он потерял надежду в возможность улучшения человеческой жизни и не мог верить в существование бога, допустившего озверение людей.

  

  

  

   1907 г. Мая 31. Я. П.

  

   Деньги переведены.

  

  

   Телеграмма. Текст ее воспроизводится по письму Н. Г. Суткового к Толстому от 1-3 июня (подпись Толстого в письме Н. Г. Суткового не воспроизведена). Основание датировки: помета в Записной книжке Толстого 31 мая 1907 г.: "Послал 3000 Сутковому" (т. 56, стр. 197).

   В письме от 19 мая 1907 г. Н, Г. Сутковой писал о своем намерении поехать в Оренбург покупать лошадей, так как среди населения более острая нужда в лошадях, нежели в хлебе. Спрашивал мнения Толстого по этому поводу и, если со стороны Толстого не будет возражений, просил перевести деньги. В письме от 1-3 июня Сутковой, уведомляя о получении денег, привел текст комментируемой телеграммы Толстого.

  

  

  

   1907 г. Июня 1/14. Я. П.

  

   Monsieur,

  

   Il y a longtemps que j'ai renounce a mes droits d'auteur. Je crois meme qu'il n'en existe aucun pour les traductions du Russe. Dans touts les cas vous pouvez user de telle de mes oeuvres qui vous convient comme il vous plaira.

  

  

   14 Juin 1907

  

   Милостивый государь,

  

   Я давно отказался от авторских прав. Я даже думаю, что их и не существует в отношении переводов с русского. Во всяком случае можете располагать теми моими сочинениями, которые вам подходят.

  

  

  

  

  

  

  

  

  

   14 июня 1907.

  

   Печатается по копировальной книге N 7, л. 346. Дата Толстого нового стиля. Основание датировки: в копировальной книге письмо отпечатано среди писем от конца мая. Впервые опубликовано в "Литературном наследстве", N 31-32, стр. 1015.

   Оскар Дюпре в письме из Франции от 7 марта н. ст. 1907 г. (почт. шт.) просил разрешения переделать для французской сцены "Крейцерову сонату" и в случае согласия сообщить об условиях. Письмо осталось без ответа. В мае того же года Дюпре вторично обратился с той же просьбой. Комментируемое письмо является ответом на второе (недатированное) письмо Дюпре. Никаких сведений о работе Дюпре над переделкой "Крейцеровой сонаты" редакция не имеет.

  

  

  

   1907 г. Июня 1/14. Я. П.

  

   Dear Sir,

  

   The statement that you attribute to me is quite right in its meaning although I do not remember where I have expressed it. (1)

   What belongs the two so called fathers of this very hateful and disgusting child of the Russian revolution - Tchaykovsky (2) and Aladin, (3) I have no idea of Mr. Aladin. Tchaykovsky I know by our mutual friend (4) as a very good, upright and sincere man.

   Thanking you for the pamphlet of Ernest Crosby, (5) whom I very much regret and whose memory is very dear to me,

   I remain, dear Sir, yours truly,

  

   Leo Tolstoy.

  

   1/14 June 1907

   Toula, Russia.

  

  

   Милостивый государь,

  

   Заявление, которое вы мне приписываете, совершенно справедливо по существу, хотя я не помню, где я его делал. (1)

   Что же касается двух так называемых отцов этого очень ненавистного и отвратительного ребенка - русской революции, Чайковского (2) и Аладьина, (3) то об Аладьине я не имею никакого представления, Чайковского же я знаю через нашего общего друга, (4) как очень хорошего, прямого и искреннего человека.

   Благодарю вас за статью об Эрнесте Кросби, (5) о котором я очень сожалею и чья память мне очень дорога.

  

   Остаюсь, милостивый государь, искренно ваш

  

  

   1/14 июня 1907.

  

   Тула, Россия.

  

  

   Печатается по копировальной книге N 7, л. 355, куда вклеена рукописная копия Д. П. Маковицкого.

   Дэнисль Кифер - последователь Генри Джорджа. Впервые писал Толстому в 1904 г. с просьбой прислать портрет для его коллекции портретов приверженцев Генри Джорджа. Фотография была послана.В 1907 г. жил в Цинициннати (США). В письме от 23 мая н. ст. 1907 г. Дэниэль Кифер спрашивал мнение Толстого о Н. В. Чайковском и А. Ф. Аладьине, называемых в Америке, где они выступали, "отцами русской революции".

   На одном из таких митингов Кифер напомнил об отношении Толстого к Генри Джорджу, привел мнение Толстого о том, что, организуя жизнь на более справедливых началах, нельзя обойтись без плана Генрп Джорджа. Чайковский возразил ему, утверждая, что Толстой не мог принять этой теории.

  

   (1) В статьях о Генри Джордже Толстой проводил указанную Кифером мысль, по точно совпадающей цитаты нет.

   (2) Николай Васильевич Чайковский (1850-1926), народник. В 1905 г. примкнул к партии социалистов-революционеров, в годы реакции отошел от политической деятельности. После Октябрьской революции непримиримый враг советской власти, активный деятель белогвардейского лагеря.

   (3) Алексей Федорович Аладьин (р. 1873) - в 1906 г. член первой Государственной думы (от крестьянской курии Симбирской губ.). В 1907 г. был делегирован от думы за границу на междупарламентскую конференцию. Белоэмигрант.

   (4) Толстой мог знать о Н. В. Чайковском от Василия Ивановича Алексеева (1848-1919), жившего в доме Толстых в 1877-1881 гг. в качестве учителя С. Л. Толстого. Алексеев в 1875 г. вместе с Н. В. Чайковским эмигрировал в Америку и был членом основанной Чайковским земледельческой общины в штате Канзас, где пробыл до 1877 г. См. т. 63, стр. 81 и 82.

   (5) Кифер прислал статью об Эрнесте Кросби, изданную Комитетом памяти Эрнеста Кросби. Статья при письме не сохранилась.

  

  

   1907 г. Июня 1. Я. П.

  

   Вполне понимаю ваше неверие в того бога, к[отор]ого проповедует церковь. Посылаю вам несколько книжек, из которых вы увидите мое понимание бога.

  

  

   1 июня 1907.

  

   Я. II.

  

   Печатается по копировальной книге N 7, л. 356. Дата проставлена рукой Д. П. Маковипкого.

   Ответ на письмо крестьянина сл. Покровской Петербургской губ. Николая Ивановича Коломенского от 30 мая 1907 г. (почт. шт.). Корреспондент просил разрешить его религиозные сомнения. Он писал: "Как же можно говорить, что бог милосерден, когда вся тварь страдает и несет вечные муки. Как можно думать: он всемогущ, когда все прекрасное и все лучшее обречено на погибель от зла и злого рока!"

  

  

   1907 г. Июня 1. Я. Я.

  

   Вполне согласен с вашим обращением в Д[уму]. Оно прекрасно написано.

   Не подписываю его только п[отому], ч[то] не признаю никаких государственных учреждений, в особенности такое нелепое, как Дума.

  

  

   1 июня

   1907.

  

   Открытка. Дата проставлена рукой Д. П. Маковицкого.

   При письме от 30 мая 1907 г. И. М. Трегубов прислал Толстому свое обращение в Государственную думу "В защиту гонимых за веру Христову" (об отказывающихся от военной службы). В этом обращении он предлагал военную службу таким лицам заменить работами, которые не противоречили бы их совести, но требовали особого терпении и самопожертвования, как, например, уход за душевнобольными, прокаженными и т. п.

  

  

  

   1907 г. Июня 2. Я. П.

  

   Многоуважаемый Михаил Викторович,

  

   Хотя и не страдаю так же, как вы, от отвратительного поступка моего сына, я не с меньшим - не скажу осуждением, но омерзением и ужасом смотрю на него.

   Письмо ваше я получил только нынче, 2-го июня, и нынче же, прежде вашего письма, виделся с сыном и говорил с ним, высказав мои взгляд на его поступок и на предстоящие бедственные последствия его во всяком случае, в особенности если он думает ложью перед богом легализировать его. (1) Всей душой сочувствую вам и страдаю за вас, но жалею больше, чем вас, его и ее, т. е. совершителей преступления, и без ужаса не могу подумать об их будущем. Я твердо верю в то, что люди наказываются не за грехи, но грехами. И если не избавление от наказания, но смягчение всякого греха достигается только одним средством - покаянием и прекращением греха, а никак не воображаемым легализированием его, т. е. увеличением греха.

   Всё это я говорил сыну, но молодые люди вообще воображают, что оттого, что старики свободны от страсти (то самое условие, которое дает цену их суждениям), что они от этого не могут понимать их, они же в особенности лишены способности судить свои поступки и вообще твердого нравственного критерия. И потому слова мои не могли иметь и не имели никакого действия.

   Когда я получил ваше письмо, его уже не было.

   И мне пришло в голову написать вашей жене. Сумею ли я, или не сумею высказать ой всё безумие и преступность совершаемого ей поступка (развод) и вызвать в ней высшие человеческие нравственные чувства, мне хочется попытаться это сделать. Это облегчит испытываемую мною нравственную тяжесть как будто мною совершенного постыдного поступка. Во всяком случае попытаюсь. От вас будет зависеть передать или не передать письмо, если сумею написать его.

   Ваше решение потребовать отсрочки на 6 месяцев считаю очень разумным. Всё, что с моей стороны и также и моей жены (ее нет теперь, она в Москве) возможно будет сделать для того, чтобы было не нарушено ваше желание, мы сделаем, хотя влияние наше очень слабо или, скорее, совершенно ничтожно.

   С глубоким соболезнованием к вашему несчастью и с искренним столь же глубоким уважением к вашему образу действия в этих самых трудных условиях, а также и к вашей личности остаюсь любящий вас

  

  

   2 июня 1907 года.

  

   Если решите передать письмо вашей жене, потрудитесь вписать ее имя и отчество. (2)

  

   Печатается по машинописной копии. Копия эта вместе с копией письма к Е. В. Арцимович была запечатана в конверте с надписью: "Прошу не распечатывать. Л. Толстой".

   Михаил Викторович Арцимович (р. 1859) - с декабря 1905 г. до 16 июля 1907 г. тульский губернатор, с 1911 г. витебский губернатор, впоследствии сенатор. В начале 1907 г. вместе с женой и А. Л. Толстым приезжал в Ясную Поляну. О тяжелых осложнениях в его семье см. прим. к письму N 112.

   Ответ на письмо М. В. Арцимовича из Петербурга от 24 мая 1907 г. Арцимович подробно писал Толстому о своем семейном несчастий. По поводу этого письма записано в ЯЗ 2 июня 1907 г.: "Лев Николаевич получил трогательное письмо от убитого горем Арцимович, которое его очень взволновало. На нем лица не было".

  

   (1) В ЯЗ: "Приехал Андрей Львович. Лев Николаевич с пяти до шести беседовал с ним в кабинете" (1 июня). "Лев Николаевич сегодня много (часа четыре) беседовал с Андреем Львовичем") (2 июня).

   (2) См. письмо N 142.

  

  

  

   1907 г. Июня 2. Я. П.

  

   Милая Екатерина Васильевна,

  

   Сегодня Андрей был у меня и рассказал мне всё про наши отношения и ваши намерения.

   Ваше решение потребовать отсрочки на 6 месяцев считаю очень разумным. Всё, что с моей стороны и также и моей жены (ее нет теперь, она в Москве) возможно будет сделать для того, чтобы было не нарушено ваше желание, мы сделаем, хотя влияние наше очень слабо или, скорее, совершенно ничтожно.

   Не сердитесь на меня, милая, несчастная сестра, если слова мои покажутся вам резки; дело, о котором я буду говорить, так огромно важно, что надо оставить все внешние соображения для того, чтобы можно было ясно высказать то, что имеешь сказать.

   Вы совершили одно из самых тяжелых и вместе с тем гадких преступлений, которые может совершить жена и мать, и, совершив это преступление, вы не делаете то, что свойственно всякой, не говорю христианке, но самой простой, не потерявшей всякую совесть женщине, не ужасаетесь перед своим грехом, не каетесь в нем, не сознаете свое падение, унижение, не стремитесь к тому, чтобы избавиться от возможности повторения греха, а, напротив, хотите какими-то лживыми средствами (развод) делать возможным продолжение греха, сделать, чтобы грех перестал быть грехом, а сделался чем-то дозволенным.

   Милая сестра, вы больны, вы не понимаете всего значения того, что вы сделали и намерены делать. Когда вы очнетесь, вы сами ужаснетесь на себя такую, какая вы теперь, и на то упорство в грехе, которое вы выказываете теперь. Опомнитесь и поймите всю низость вашего поступка и всю жестокость того греха, который вы намерены сделать, воображая, что новое преступление - оставление мужа и детей - как-то загладит прежнее. Опомнитесь, милая сестра, и поймите, что совершенный грех, как сорванный цветок, ничем нельзя сделать несовершенным. И грех неизбежно песет за собой наказание и извне, а главное, наверное внутри. И средство против греха одно: покаяние и удаление от греха, а совсем не то, что вы думаете делать: оставление мужа, детей, развод, соединение с сообщником греха. Это только в бесконечное число раз увеличит ваше бедствие: и казнь в душе и казнь во внешних условиях.

   Сегодня, прощаясь с Андреем, который был у меня и оставил во мне тяжелое впечатление, совершенной нравственной тупости, непонимания значения своего поступка, я сказал ему совершенно искренно, что мне очень жалко его. Также мне жалко и вас. Как мне ни жалко вашего мужа, я бы ни минуты не задумался, если бы было возможно и у меня спросили бы, в чью душу я хочу переселиться: вашу или Андрея, или вашего мужа? Разумеется, вашего мужа. Он страдает жестоко, но страдания его возвышают, очищают его душу. Ваши же страдания гадкие, низкие, всё больше и больше принижающие и оскверняющие вашу душу. Жалко мне и его и вас за ваше духовное падение, но жалко мне и его и вас особенно за то будущее, которое ожидает вас. И это будущее я вижу так же ясно, как я вижу перед собой стоящую чернильницу. И это будущее ужасно. Особенно тесное сожительство вследствие исключительного семейного положения с человеком с праздными, роскошными и развратными привычками, самоуверенным, несдержанным и лишенным каких бы то ни было нравственных основ, и при этом бедность при привычке обоих к роскоши и у каждого брошенные семьи и или закупоренная совесть, или вечное страдание.

   Простите, милая сестра, что так резко пишу вам. Мне истинно жалко вас и его: вас жальче. Разорвав всё и вернувшись к прежнему, вы не только можете возродиться душой, но все вероятия за то, что при сознании своего греха возрождение это совершится, но, избави бог, осуществится ваш нелепый и преступный план, и вы наверное погибли и духовно и материально.

   Я около месяца болею и теперь очень слаб, и потому письмо мое так бессвязно и бестолково. Но, несмотря на бестолковость его, я надеюсь, что вы почуете в нем то чувство истинной любви и жалости к вам, которое руководило мной.

   Забудьте, что я старик, что я писатель, что я отец Андрея, и читайте письмо, как будто оно ничье, и, пожалуйста, ради бога, подумайте о том, что в нем написано, подумайте одни со своей совестью, перед богом, устранив хотя на время всякие воспоминания об Андрее, о муже, обо мне, а подумайте только об одном, что вам перед богом надо сделать, что бы вы сделали, если бы знали, что завтра умрете.

   Простите, вот именно простите, и верьте моей искренней любви и жалости к вам.

  

   Лев Толстой.

  

   2 июня.

  

   Печатается по машинописной копии.

   Екатерина Васильевна Арцимович, рожд. Горяинова (р. 1.876) - жена тульского губернатора М. В. Арцимовича, с 14 ноября 1907 г. вторая жена А. Л. Толстого. Дети от первого брака остались при М. В. Арцимовиче. От второго брака родилась дочь Мария в феврале 1908 г.

   Е. В. Арцимович Толстому не ответила. В Записной книжке Толстого записано 9 июня: "Арцимович обиделась" (т. 56, стр. 198).

  

  

   1907 г. Июня 4. Я. П.

  

   Антон Васильевич,

  

  

   Я прочел вашу сцену. Она составлена хорошо, но мысль ее неверна, в особенности потому, что выражение ее вложено в уста Петра, человека валяющегося на диване и занятого дразнением кухарки. (1) Неверная мысль эта выражена и в вашем письме. Мысль эта выражается во многих получаемых мною письмах. Мысль эта - или, скорее, дурное чувство, оправдываемое этой мыслью, - лежит в основе всех тех преступлений, к[отор]ые совершаются теперь. Мысль эта состоит в том, что люди с дипломами и без дипломов, но одинаково ограниченные, непросвещенные и самоуверенные, почему-то решают, что они так премудры и так хороши, что им над самим[и] собой уже нечего работать, а что их призвание, священная обязанность просвещать, устраивать жизнь других людей. Одни хотят это делать через старое правительство, другие через новое, третьи, как ваш Петр, через сообщение темному, глупому народу - тому самому, к[отор]ый кормит своими трудами этих дармоедов, тех великих истин христианства, к[отор]ыми они воображают себя через край переполненными. Я получаю каждый день письма от гимназисток, к[отор]ые наивно спрашивают, кого им благодетельствовать сообщением своих добродетелей и премудрости: сейчас ли итти в учительницы к народу, или еще пойти на курсы (чтобы окончательно одуреть) и тогда уже идти спасать несчастный народ. То же воображают все студенты, семинаристы и всякие сугубо, вследствие своего самомнения, невежественные и безнравственные юноши. В этом главная причина совершающихся теперь ужасов. Conditio sine qua non (2) всякой доброй деятельности есть смирение. Как скоро его нет, доброе претворяется в злое. Высшая и спасительная добродетель есть любовь. Любовь же без смирения немыслима. Гордая любовь есть внутреннее противоречие. Свобода, братство, в особенности равенство, великие блага, когда они последствия любви и потому смирения, и величайшие бедствия, когда они достигаются насилием, - революциями. Прекрасно равенство, когда человек боится чем-нибудь стать выше другого, но ужасно равенство, когда человек ненавидит всех тех, кто чем-нибудь стоит выше его.

   Всё написанное здесь отвечает на вопрос вашего письма: почему люди хорошие погибли, защищая конституцию. Люди все хорошие, но в вашем выражении "хорошие" подразумевается как будто то, что люди эти дела[ют] хорошее дело. Вот этого-то я не признаю. Хорошее дело, единственное, или, скорее, самое первое по очереди хорошее дело для всякого человека, это "жить для своей души, жить по-божьи", как говорят те глупые мужики, к[отор]ых так великодушно хотят всячески благодетельствовать студенты, курсистки, профессоры, учителя, дантисты и т.п. Человек же, живущий так, ставящий главным своим делом увеличение в себе любви к людям и освобождение себя от своих пороков и всяких гадостей (а этого достаточно в душе каждого, если только он умеет смотреть в себя), долго не дойдет до желания просвещать людей ни социалистическим, ни анархическим, ни христианским учением. Такой человек, именно вследствие того, ч [то] он будет работать над собой, будет требователен к себе, не будет, как ваш Петр, лежать на диване, остря с кухаркой, а будет неизбежно (т[ак] к[ак] жизнь человека есть движение) во вне проявлять свою деятельность не с целью поучать других, а с целью самому не жить скверно, т[ак] к[ак] уже прежде всего скверно жить не работая и пользуясь трудами других. В данном случае он не будет забавляться над кухаркой, а будет, видя в ней человека, обращаться с нею с любовью и уважением: поможет, мож[ет] б[ыть], ей в ее труде и на вопросы ее будет стараться отвечать насколько может разумно и уважительно.

   Я так расписался об этом предмете п[отому], ч[то] это наболевшее у меня место. Все письма, к[отор]ые я получаю, разговоры, к[отор]ые слышу, статьи в газетах и журналах, когда заглядываю в них, всё это одна и та же ужасная эпидемия безумия. Прежде одни правительственные лица страдали от этого безумия - воображения, ч[то] они призваны и могут осчастливить народ и что они для этого необходимы. Безумие этих людей б[ыло] старое, и они ils etaient payes pou cela. (3) Но теперь эпидемия эта захватила всех. Гимназист и гимназистка 3-го класса ни минуты не задумывается о том, что в нем или в ней плохо; как бы ему или ей быть порядочным человеком, а весь вопрос для них только в том, на каком поприще им удобное поучать и воспитывать народ. Взрослые же люди избирают первое попавшееся поприще и поучают. Вопрос о том, что они вполне годны для этого, с самого начала не только решен, но не существует. В этом причина всех бедствий, переживаемых нами. Спасение придет только тогда, когда люди очнутся от этого эпидемического гипноза и поймут, что улучшение состояния общества может наступить с улучшением отдельных лиц, что единственное лицо, на к[оторое] может с успехом воздействовать человек, это только он сам.

  

  

   Отрывки опубликованы адресатом в его книжке, изданной под псевдонимом А. В. Соверяк, "Антихристово пришествие", Астрахань, 1907, стр. 1 и 22. Впервые опубликовано полностью в газете "Русь" 1907, N 284 от 24 октября. Основание датировки-помета на письме адресата: "Отв. 4 июня"; в копировальной книге письмо отпечатано после письма Г. Черенкову от 4 июня.

   При письме от 30 мая 1907 г. из Астрахани Антон Васильевич Рихтер прислал на отзыв рукопись своего драматического этюда &q