Козлов Петр Кузьмич - Путешествие в Монголию (1923-1926)

  

  

  

  

  

   Записки Всесоюзного Географического Общества

   Новая серия. Том 1

   М., Государственное издательство географической литературы, 1949

   Редакция и вступительная статья Э. М. Мурзаева

   OCR Бычков М. Н.

  

  

  

   Э. М. Мурзаев. Экспедиция П. К. Козлова в Монголию (1923-1926)

   Е. В. Козлова. Предисловие

   П. К. Козлов. Дневники (1923-1926)

   Выступление экспедиции и ее работы в районе Улан-Батора

   Поездка в Ленинград и Москву

   Возвращение в Улан-Батор и выезд в Китай

   Заключительная деятельность экспедиции в районе Улан-Батора. Выступление в Хангай и путь до верховьев реки Онгиин-гол

   Зимовка в Хангае

   Путь до урочища Холт и палеонтологические работы

   Экскурсия на озеро Орок-нор и в Хара-хотэ

   Возвращение экспедиции

   Список печатных работ, явившихся результатом изучения материалов, привезенных экспедицией

   Словарик местных терминов

  

  

   В 1909 году Петр Кузьмич Козлов возвратился из своей очередной экспедиции в Центральную Азию. Эта экспедиция была очень плодотворной и богатой результатами. Тогда П. К. Козлов ушел из Монголии далеко на юг к Куку-нору и к верховьям Хуан-хэ.

   Именно в этом путешествии у Козлова появился интерес к изучению не только природы, но и истории народов Центральной Азии. Его внимание привлекли археологические памятники, встречающиеся в степных и пустынных районах этой обширной страны.

   Сухой континентальный климат способствует сохранению древних городищ, курганов, могильников, башен и других свидетелей прошлого. Среди последних выдающееся место занимает мертвый город Хара-хото - детище Козлова. Открытие и раскопки Хара-хото вызвали интерес и отклики во всем мире.

   По приезде из Монголо-сычуанской экспедиции в Петербург Петр Кузьмич замышляет новое путешествие. Он торопится в Южный Тибет, в Лхасу, в те запретные места, куда стремился, но так и не попал, его учитель и друг - Н. М. Пржевальский, скончавшийся на пороге своего пятого центрально-азиатского путешествия - в г. Караколе.

   Личное знакомство П. К. Козлова с тибетским владыкой - тринадцатым далай-ламой, - радушное приглашение последнего посетить его дворец Поталу в Лхасе позволили бы нашему путешественнику беспрепятственно достигнуть Южного Тибета и подробно описать его столицу.

   Но обстоятельства сложились не в пользу экспедиции. Началась мировая война, царское правительство не позволило П. К. Козлову выехать в Центральную Азию, и готовая, налаженная и скомплектованная экспедиция была расформирована. Грустно было расставаться с мыслью, что намечавшаяся шестая по счету {Впервые П. К. Козлов отправился в Центральную Азию с четвертой экспедицией Пржевальского в 1863-1885 гг., вторично - с экспедицией М. В. Певцова в 1889-1890 гг., третий раз - с В. И. Роборовским в 1893-1895 гг., четвертый раз - во главе Монголо-камской экспедиции в 1899-1901 гг., пятый раз - во главе Монголо-сычуанской экспедиции в 1907-1909 гг.} поездка в Центральную Азию, на которую возлагалось много научных надежд, отложена неизвестно на сколько лет.

   После окончания мировой, а затем и гражданской, войн П. К. Козлову уже не сидится в Петрограде; его вновь тянет Центральная Азия: "Душу номада даль зовет... Таинственный голос дали будит душу: властно зовет ее снова к себе" {Из первых строчек сочинения П. К. Козлова "Монголия и Амдо и мертвый город Хара-хото", М.-П., 1923 и М., 1947.}.

   И, подчиняясь этому зову, мечтая о новых открытиях в азиатских (просторах во славу Родины и науки, Петр Кузьмич хлопочет о поездке в Монголию и Тибет.

   В 1920 году П. К. Козлов опубликовал свою книгу "Тибет и далай-лама", в 1923 году в Государственном издательстве выходит его полный отчет о работах Монголо-сычуанской экспедиции Географического общества: "Монголия и Амдо и мертвый город Хара-хото", привлекающий внимание читателей.

   Получив горячую поддержку Географического общества и Академии наук, П. К. Козлов представляет план поездки в Монголию и Тибет.

   Ю. М. Шокальский, В. Л. Комаров и другие видные деятели этих научных учреждений помогали Петру Кузьмичу в его организационной работе. Советское правительство сочувственно отнеслось к планам Козлова и утвердило их. Таким образом начала свою работу Монголо-тибетская экспедиция Русского Географического общества под руководством П. К. Козлова. Но экспедиция по существу оказалась не Монголо-тибетской, а, как мы увидим ниже, лишь Монгольской. Ее работы касались исследования только Монголии, главным образом Монгольской Народной Республики. Экспедиция незначительно углубилась в пределы Внутренней Монголии, пройдя к развалинам Хара-хото. Это обстоятельство очень огорчало Петра Кузьмича, который рвался в Тибет, строил более широкие планы, обсуждал их и мечтал...

   Казалось, все было готово к поездке в дальние края. Петр Кузьмич сам поехал в Бэйпин и получил там согласие китайского правительства на следование экспедиции в западные провинции Китая. Тибетское правительство прислало специального посланника в Ургу (Улан-Батор) для свидания с путешественником. Однако сошлемся на Н. В. Павлова, работавшего в Монголии с Козловым:

   "Кроме участников экспедиции, мало кому известно, что ей было обеспечено достижение Лхасы, ибо когда далай-лама Тибета узнал о готовящемся путешествии, то он, выполняя обещание, данное Козлову, выслал навстречу в Ургу весьма важного ламу Галсана, долженствовавшего служить проводником экспедиции в Лхасу. Лама был снабжен так называемой "пилой" - собственноручно надписанной далай-ламой пропускной шелковой карточкой, причудливо, в виде пилы, разрезанной на две половинки. Одну из них Галса привез П. К. Козлову в Ургу, другую же половину должна была иметь и приложить к первой стража горных перевалов на подступах к Лхасе.

   Все это, к сожалению, было напрасным. Из-за протеста Англии экспедиция в Тибет не попала, ей пришлось работать только в Монголии, но и здесь опытный, зоркий глаз и неизменное счастье не обманули П. К. Козлова" {Н. В. Павлов. Путешеспвениик и географ Петр Кузьмич Козлов (1863-1935), почетный член Московского общества испытателей природы. Москва, 1940, стр. 12.}.

   Ограничившись исследованиями Монголии, Петр Кузьмич смог больше времени уделить стационарным работам, более детально изучить природу и археологию этой части Центральной Азии.

   Научные результаты Монгольской экспедиции П. К. Козлова, еще полностью не обработанные и до настоящего времени, были очень широкими и разнообразными по содержанию и тематике. Экспедиция была многолюдной по составу, но скомплектованная главным образом из молодежи, которую руководитель не уставал учить и наставлять. Соединение маршрутных рекогносцировок со стационарными углубленными работами позволило П. К. Козлову сравнительно полно охватить географию, зоологию (главным образом орнитологию), ботанику, этнографию и археологию.

   П. К. Козлов оставил за собой общее руководство экспедицией, в частности, занимался и общегеографическими, зоологическими, этнографическими и археологическими наблюдениями. Е. В. Козлова - специалист-орнитолог - посвятила все свое время орнитофауне, Н. В. Павлов плодотворно занимался изучением растительности и сделал большие флористические сборы, главным образом в Хангае. Отряд географа С. А. Глаголева прошел самостоятельным маршрутом через всю Монгольскую Народную Республику, произвел съемку и задержался в Хара-хото, продолжая здесь раскопки, начатые Козловым еще в предыдущей экспедиции.

   С. А. Кондратьев, помимо записи образцов монгольского народного музыкального творчества, вел раскопки знаменитых Ноинульских курганов, а затем занялся плодотворными географическими исследованиями Хэнтэйских гор.

   Оценивая результаты своей экспедиции, П. К. Козлов считал ее основными итогами и достижениями следующее.

   1. В Северной Монголии, в Хэнтэйских горах, открыты и исследованы глубокие могилы двухтысячелетней давности.

   2. Отрядами экспедиции пройдено с маршрутно-глазомерной съемкой 3 500 км пути. Съемка опиралась на астрономические и частые гипсометрические пункты.

   3. Изучен Южный Хангай, степные и пустынные части Монголии вплоть до Хара-хото.

   4. Исследованы озера, измерены их глубины, собраны их флора и фауна.

   5. Проведены многочисленные метеорологические наблюдения, особенно интересные в местах длительных стоянок.

   6. Собраны многочисленные коллекции: млекопитающих 60 видов (600 экземпляров), среди них оказался замечательный тушканчик из Хара-хото - редкий Salpingotus Kozlowi; птиц - 300 видов (2 000 экземпляров), гнезд с яйцами 40. Собраны и привезены также рыбы, пресмыкающиеся и земноводные. Коллекция насекомых насчитывает до 30 000 экземпляров.

   7. В Северной Гоби проведены раскопки палеонтологического материала и собраны остатки третичных позвоночных: носорогов, жирафов, трехпалой лошади, коз, оленей, грызунов и гиены.

   8. Проведены этнографические наблюдения. Открыты и сфотографированы древние погребения, развалины и другие памятники старины с рисунками и письменами. Произведены дополнительные раскопки города Хара-хото в низовьях Эдзин-гола (Эцзин-гола).

   9. Исследованы минеральные источники - аршаны; открыт водопад на речке Улан, низвергающий свои воды в базальтовый каньон Орхона.

   10. Произведены фотоснимки 300 объектов: ландшафтов, предметов этнографии и археологии {Краткий отчет о Монголо-тибетской экспедиции... Северная Монголия, вып. 3, 1928, стр. 41-43.}.

   Но не только этим сухим перечнем итогов и результатов можно охарактеризовать работу П. К. Козлова в 1923-1926 гг. Им положено начало сближения советских ученых с учеными Монгольской Народной Республики, другом которой до самой смерти оставался путешественник.

   Монгольские научные работники и общественные деятели хорошо знали и уважали Петра Кузьмича, а Комитет наук МНР в 1924 г. избрал его своим почетным членом. Некоторые сотрудники Козлова после окончания работы экспедиции продолжали, по приглашению Комитета наук, свои исследования природы Монголии и способствовали развитию научных и культурных связей между Советским Союзом и МНР.

   Кроме того, (работы П. К. Козлова в Монголии привлекли внимание советских ученых к этой стране, вызвали поездки сюда археологов, почвоведов, минералогов, геологов, лингвистов и других ученых и способствовали организации Монгольской комиссии, и ныне работающей при Академии наук СССР.

   Материалами, привезенными П. К. Козловым из Монголии, больше всего заинтересовались археологи, этнографы, историки, обработавшие часть находок из ноинульских курганов. Один из советских ученых, занимавшихся изучением археологических предметов П. К. Козлова - А. Н. Бернштам, пишет, что "находки 1924 г. советской экспедиции под руководством П. К. Козлова в курганах-могильниках Ноин-ула по праву принадлежат к числу наиболее ценных открытий XX века" {А. Н. Бериштам. Гуннский могильник Ноин-ула и его историко-археологическое значение. "Известия" Академии наук СССР, отд. общественных наук, 1937, вып. 4.}.

   В 1947 году появилась специальная статья, освещающая значение археологических сборов П. К. Козлова и работ советских археологов над его материалами, где автор - В. П. Козлов - пишет: "Научная ценность находок П. К. Козлова увеличивается еще и тем, что памятников истории в Центральной Азии открыто очень мало. С археологическими находками П. К. Козлова могут быть сопоставлены лишь орхонские открытия Ядринцева в Монголии и открытие пещеры Дунь-хуана, близкие по времени к Хара-хото, и древности Лоу-лана в Восточном Туркестане, аналогичные ноинульским.

   Обработка огромного археологического материала еще далеко не закончена" {В. П. Козлов. Научное значение археологических находок П. К. Козлова. См. книгу П. К. Козлова "Монголия и Амдо и мертвый город Хара-хото". Географгиз, М., 1947, стр. 9-18.}.

   Орнитологические оборы и наблюдения экспедиции обработаны и получили детальное освещение в монографии Е. В. Козловой "Птицы юго-западного Забайкалья, Северной Монголии и Центральной Гоби" (1930). Сюда вошли также и некоторые физико-географические данные, особенно района озера Орок-нур, где в течение долгого времени работала Е. В. Козлова.

   Ботанические наблюдения Н. В. Павлов опубликовал в "Известиях Государственного Географического общества" (1925, т. 57, вып. 1), а затем частично включил в свою работу "Введение в растительный покров Хангайской горной страны" {Предварительный отчет ботанической экспедиции в Северную Монголию за 1926 год. Материалы комиссии по исследованию Монгольской и Танну-Тувинской народных республик и Бурят-Монгольской АССР, вып. 2, Л., 1929.}.

   Результаты обработки млекопитающих, энтомофауны еще до настоящего времени не опубликованы.

   Печальнее всего, что общий отчет об экспедиции так и не успел выйти из-под пера П. К. Козлова. Если обратиться к прошлой деятельности П. К. Козлова как путешественника, то можно заметить замечательное свойство, воспринятое им от Н. М. Пржевальского: возвращаясь ив экспедиции, Петр Кузьмич немедленно садился за составление полного отчета. Так было, начиная с участия в работах Тибетской экспедиции Географического общества под руководством М. В. Певцова в 1889-1890 гг. Отдельной большой книгой вышел "Отчет помощника начальника экспедиции" - П. К. Козлова (Центральноазиатская экспедиция РГО под руководством В. И. Роборовского). В этом отношении очень показательна Монголо-камская экспедиция, труды которой были прекрасно изданы Географическим обществом. Два объемистых тома из этих трудов написаны самим П. К. Козловым - уже начальником экспедиции. Наконец Монголо-Сычуанская экспедиция увенчалась опубликованием уже в советское время его известной книги "Монголия и Амдо и мертвый город Хара-хото".

   Вернувшись в 1926 году из Монголии, П. К. Козлов намерен был написать общий отчет в том же плане, как и предыдущие. Материала для этого было более чем достаточно. Пять книжек (1 099 стр.) личных дневников, специальные дневники по метеорологии, гипсометрии, записи по археологии и млекопитающим и многочисленные дневники, журналы, съемки, карты, планы его сотрудников и сотни фотографий давали ему возможность создать большой труд, достойный автора.

   Однако обстоятельства не позволили П. К. Козлову довести начатое дело до конца. Сначала задерживала обработка коллекций, привезенных экспедицией и переданных специалистам в Академию истории материальной культуры, Русский музей (Ленинград), Азиатский музей Академии наук СССР (ныне Институт востоковедения АН СССР в Ленинграде), Зоологический, Геологический и Палеонтологический музеи АН и главный Ботанический сад (ныне Ботанический институт Академии наук) в Ленинграде. Пока обрабатывались коллекции, П. К. Козлов использовал время и опубликовал несколько статей в журналах и выпустил две небольшие книги. Одна из них является записью популярных лекций, мастером которых был путешественник, и носит название: "Три года по Монголии и мертвый город Хара-хото" (М., 1927). Вторая книга представляет предварительный отчет ученого и опубликована Академией наук в 1928 г {Мы выше приводили полное название этой работы.}. Обе книги читаются с неослабевающим интересом; они написаны хорошим, простым языком, что вообще было характерно для работ П. К. Козлова.

   Дальнейшая деятельность путешественника не была столь кипучей, целеустремленной. Сказывался возраст. Время неумолимо отсчитывало годы, завершался седьмой десяток, и уже не было сил поднять большую работу. Так и остался недописанным полный отчет Петра Кузьмича Козлова о его экспедиции в любимую Центральную Азию. Сердце путешественника, выдержавшее заоблачные высоты Тибета и Куэнь-луня, крутые подъемы Кама и Амдо, зной и сухость Лоб-нора и Гоби, бури и морозы Северной Монголии, сдавало под натиском лет.

   А ведь еще совсем недавно перед этим Петр Кузьмич писал: "Вчера мне исполнилось 62 года. Какой я уже старик! Счастлив, что, несмотря на свои годы, я еще продолжаю делать свое любимое дело!" {См. ниже. Запись и дневниках от 17 октября 1925 г.}. И действительно он с юношеским вдохновением молодого человека увлекался своей работой, спартанской простотой и неутомимой энергией поддерживал молодых, неискушенных в трудностях путешествий, сотрудников. "Как много значит подъем духа, страстное желание проникнуть во все детали жизни природы исследуемой страны, вскрыть историю населяющих ее народов... Все эти стремления вливают новые силы, и усталости будто не замечаешь..." {Там же, запись от 24 июля 1926 г.}.

   Окруженный вниманием близких и чувствуя постоянную заботу о себе со стороны советского правительства, ученый живет в деревне под Старой Руссой и все же мечтает о новых путешествиях: "...я не могу представить себе, что можно положить свой страннический посох. Путешественнику невозможно позабыть о своих странствованиях даже при самых, лучших условиях существования. Всегда грезятся мне картины прошлого и неудержимо влекут к себе..." {Цитирую из статьи В. П. Козлова "Жизнь и деятельность Петра Кузьмича Козлова - путешественника, исследователя Центральной Азии". В книге "Монголия и Кам", М., 1947, стр. 22.}.

   Петру Кузьмичу было уже под 70 лет, когда он хотел отправиться в новое путешествие в Центральный Тянь-шань, куда Украинская Академия наук направляла комплексную экспедицию. Академия наук просила Козлова, как своего действительного члена, возглавить эту экспедицию.

   Уже давно Петр Кузьмич мечтал провести старость среди природы, на берегу замечательного тяньшанского озера Иссык-куль. Многое связывало его с этими чудесными местами. Здесь в 1885 г. заканчивал свое первое путешествие в Центральную Азию начинающий исследователь Петя Козлов - младший помощник великого путешественника Пржевальского. Отсюда уходил в новый неведомый путь в 1883 году Петр Кузьмич Козлов - помощник замечательного русского географа М. В. Певцова. Здесь, на берегу глубокого Иссык-куля, в 1888 году на руках у Петра Кузьмича умер учитель, наставник и дорогой друг - Николай Михайлович Пржевальский, указавший Петру Кузьмичу жизненный путь, увлекательный и длинный путь исследователя, путешественника.

   На этот раз не исполнились мечты Петра Кузьмича Козлова, он не попал на Иесык-куль... Зимой 1934/1935 года П. К. Козлов серьезно заболел. 26 сентября 1935 года он скончался в Старом Петергофе.

   Географическое общество Союза ССР обратилось к жене покойного путешественника Е. В. Козловой с просьбой подготовить к печати дневники его последней экспедиции в Монголию.

   Работа над дневниками началась давно, но эвакуация Е. В. Козловой из Ленинграда в Таджикистан в годы Великой Отечественной войны прервала ее труд, который был закончен только в 1948 г.

   Дневники - это не систематизированный отчет путешественника, подобный тем, которые публиковал Петр Кузьмич о предыдущих экспедициях. Это полевые записки исследователя, то есть только та основа, которая должна была явиться содержанием новой книги П. К. Козлова. Публикация этих дневников в известной мере заменит ненаписанный отчет и даст новый материал о работах советской экспедиции 1923-1926 гг. в Монголии. Естественно, что дневники очень пестры по содержанию. Сюда заносилось все, что привлекало внимание путешественника: все наблюдения, события, встречи, мысли и даже воспоминания о прошлом.

   Экспедиция работала в 1923-26 гг., когда новая Монголия делала только первые шаги революционного переустройства. В 1924 году, после смерти крупнейшего феодала и первого ламы страны - Богдо-гэгэна, - была провозглашена Монгольская Народная Республика. За четверть века Монголия проделала большой и замечательный путь хозяйственного, культурного и политического развития. Монгольский народ покончил с феодализмом, засилием буддийско-ламаистской церкви, освободился от кабалы иностранного торгового и ростовщического капитала. Монголы построили свободное демократическое государство нового типа, добились признания независимости своей родины со стороны Китая, колонией которого Монголия была в течение долгого времени. Естественно, что Монголия, ее столица Улан-Батор, монгольский народ за время революционных преобразований сильно изменились и мало похожи на то, чем были в годы путешествия П. К. Козлова.

   По предложению ученого секретаря Географического общества Союза ССР профессора, доктора географических наук С. В. Калесника и с согласия Е. В. Козловой, я принял на себя редакцию этого труда Петра Кузьмича Козлова, посвященного его последней экспедиции. В меру сил своих я постарался выполнить это лестное для меня предложение Географического общества. Внимательно читая текст рукописи, я заметил, что автор упоминает некоторые монгольские термины, как родные слова,- так близко сроднился с ними путешественник. Однако многие из них могут быть незнакомы даже специалистам-географам. Возникла необходимость в объяснении местных терминов, почему мною и составлен словарик, приложенный в конце книги. Некоторые библиографические ссылки и пояснения я сделал в подстрочных примечаниях; однако они немногочисленны. Пользу окажет и список опубликованных трудов, появившихся в результате обработки материалов Монгольской эскледиции. Список этот составлен Е. В. Козловой и дополнен мною. Дневники Петра Кузьмича иллюстрированы его собственными фотографиями (за исключением одной панорамы, любезно предоставленной С. А. Кондратьевым). Транскрипция географических названий в настоящей работе не подвергалась каким-либо изменениям и исправлениям. Это сделано сознательно. Изменение топонимических форм привело бы к трудностям при сопоставлениях названий, встречающихся в дневниках, с названиями, имеющимися в ранее опубликованных работах П. К. Козлова.

   Подобно всем крупным предыдущим работам Петра Кузьмича Козлова, вышедшим в изданиях Русского Географического общества, данный труд преемственно печатается в "Записках Географического общества Союза ССР".

   Следует отметить большой и кропотливый труд Елизаветы Владимировны Козловой по выборке и подготовке к печати дневниковых записей путешественника. Только благодаря ее энергии мы имеем возможность опубликовать эти дневники.

   Москва

   2 февраля 1949 г

  

  

   Совет Географического общества Союза ССР поручил мне подготовить к печати дневники последнего путешествия в Монголию (1923-1926 гг.) моего покойного мужа Петра Кузьмича Козлова.

   Это путешествие было задумано Петром Кузьмичем еще в 1914 году, но империалистическая война разрушила все его планы накануне их осуществления. Уже снаряженная и готовая к выступлению экспедиция Русского Географического общества в Монголию и Тибет была расформирована. Только через 9 лет, в 1923 году, П. К. Козлову удалось, наконец, осуществить свою мечту. После его личного доклада в Совете Народных Комиссаров о планах и целях экспедиции, поездка была утверждена, отпущены большие средства (100 000 золотых рублей) и наилучшее снаряжение.

   Первые полтора года экспедиция работала стационарно в районе города Улан-Батора - в горной системе Кентея и в долине реки Толы. Этот этап деятельности П. К. Козлова и его спутников ознаменовался открытием целого ряда могильных полей в горах Ноин-ула. Раскопки двенадцати древних курганов дали богатейший археологический материал, хранящийся в настоящее время в Государственном Эрмитаже в городе Ленинграде. Погребения, по мнению специалистов, принадлежат вождям племени гуннов и относятся к I веку до нашей эры.

   Одновременно с раскопками в Кентее велись сборы зоологических и ботанических коллекций.

   Летом 1925 года Козлов закончил работы в районе Улан-Батора, и экспедиция выступила из столицы Монголии в глубь страны, разделившись на две группы. Партия старшего помощника начальника экспедиции - географа С. А. Глаголева - направилась к югу на пересечение Гоби, в горы Ноин-богдо, а затем и на реку Эцзин-гол, чтобы произвести дополнительные раскопки в городе Хара-хото, открытом Козловым в песках пустыни в предыдущее его путешествие 1907-1909 гг.

   Партия Начальника экспедиции взяла западный курс - в горную систему Хангая, где провела зиму 1925-1926 гг.

   Весною 1926 года П. К. Козлов занялся палеонтологическими раскопками на юго-восточной окраине Хангая, в урочище Холт, а выделенная им партия орнитолога экспедиции Е. В. Козловой переместилась к подножию Гобийского Алтая, на озеро Орок-нор, для орнитологических сборов и наблюдений.

   Летом 1926 года П. К. Козлов налегке, в сопровождении переводчика и проводника, совершил большую поездку из урочища Холт на озеро Орок-нор, в лагерь Е. В. Козловой, а затем посетил и мертвый город Хара-хото (где работала партия С. А. Глаголева), сделав в один месяц около 1 000 км на верблюде по знойной пустыне.

   Обычно в прежние годы после возвращения из экспедиции в Центральную Азию Петр Кузьмич сразу принимался за обработку своих путевых дневников и, дополняя их еще свежими живыми впечатлениями, давал детальное географическое описание посещенных им стран. После путешествия 1923-1926 гг. П. К. Козлов, впервые за свою многолетнюю исследовательскую работу, почувствовал сильную физическую усталость. Здоровье его пошатнулось, и он вскоре заболел тяжелым сердечным недугом, который помешал ему написать труд об его последней экспедиции.

   Предлагаемые ныне вниманию читателей дневники могут лишь до некоторой степени восполнить этот пробел.

   Май 1948 г.

  

  

  

   Итак, путешествие решено! Я вновь во главе экспедиции Географического общества в Центральную Азию. Конечно, годы мои теперь уже не те, но я еще здоров, бодр и физически крепок, а главное, как говорил мой незабвенный учитель Н. М. Пржевальский, - "опытности много".

   Чувствую необыкновенный радостный подъем, я счастлив... Мне кажется, что я сейчас помолодел на два десятка лет. Живу мечтами о предстоящих странствованиях. Больше всего манят меня те районы Тибета, где берет начало Янцзы-цзян. Много интересного ждет нас еще в южных частях нагорья, в крайне размытых, расщепленных ущельях южных склонов тибетских хребтов. Помимо природы, влечет меня к себе и человек - обитатель тибетских пустынь и культурных долин, где бирюзовое небо и яркое солнце превращают страну в цветущий сад. Здесь в долинах можно найти хорошие места для зимовки и в самое суровое время года не прекращать экскурсий в соседних лесах и на альпийских лугах. Только было бы счастье - самый важный союзник, никогда не изменявший мне в экспедициях. Верю в счастье. Хочу непременно в третий и, может быть, в последний раз свидеться с далай-ламой. После экспедиции, если все пройдет удачно, можно будет успокоиться и переселиться на Иссык-куль, в соседство с могилой моего друга и учителя - Николая Михайловича.

   Экспедиция снаряжена отлично. Советом Народных Комиссаров отпущено 100 000 золотых рублей на ее осуществление. Мы имеем достаточное количество охотничьих ружей, трехлинейных винтовок, все необходимые астрономические приборы, несколько фотографических аппаратов, плотные, теплые брезентовые палатки, крепкие вьючные ящики и сумы, складную брезентовую лодку, портативную чугунную печку для обогревания палатки или юрты, войлоки, бараньи тулупы и многое, многое другое. Участников пока 21 человек. В Улан-Баторе прибавится еще несколько спутников.

  

   Сегодня покинули Ленинград. Весь наш багаж - около 400 пудов - погружен в отдельный товарный вагон, где посменно несут дежурство сотрудники экспедиции. Все спутники вместе со мною едут в классном вагоне.

   Вчера, накануне отъезда, в Географическом обществе был устроен чай, собрались друзья и знакомые проводить нас в далекий путь. Был академик А. П. Карпинский, академик В. В. Бартольд, Ю. М. Шокальский, от Ботанического сада - Б. А. Федченко и Н. И. Кузнецов, от Зоологического института Академии наук А. А. Бялыницкий-Бируля и А. П. Семенов-Тян-Шанский, много членов Географического общества, и в их числе Г. Е. Грумм-Гржимайло. Все выражали искренние пожелания успеха; в общем, речей было много, вечер носил очень, приятный, дружественный характер.

  

   В серое, дождливое утро мы прибыли в Верхнеудинск (Улан-Удэ) и, оставив железную дорогу, перебрались на берег Селенги в ожидании парохода, который должен был доставить нас в Усть-Кяхту.

   Береговые террасы сплошь покрыты зеленью, преимущественно кустарниками; на ближайших горных склонах - лиственичные и сосновые рощи. Над рекой проносятся стаи уток; в вечерней тишине слышали свист мелких куликов. После надоевшего вагона так отрадно дышать ароматным, свежим воздухом!

  

   Несколько дней пути по широкой, мощной реке на хорошо обставленном пароходе были прекрасным отдыхом после суеты и хлопот перегрузки. В Троицкосавске [Кяхте] экспедиция была встречена председателем местного отделения Географического общества П. С. Михно и моими старыми сотрудниками по прежним путешествиям: П. П. Телешовым, приехавшим нарочно из своей станицы для свидания со мною, и А. У. Бохиным, который работает в Троицкосавске фельдшером. Здесь же явился ко мне и бывший препаратор Зоологического музея - В. А. Гусев - с просьбой принять его в число сотрудников экспедиции.

   Встреча с милым "Телешкой" была трогательная. Мы не могли наговориться, воспоминания о прежних совместных странствованиях уносили нас в далекое прошлое.

   Город Троицкосавск отвел экспедиции прекрасное помещение в отдельном доме, на окраине, откуда были видны холмы, степи и дальние хребты соседней Монголии.

  

   Сегодня - один из лучших дней моей жизни. Совершенно неожиданно, по собственной инициативе, милый "Телешка". решил отправиться со мною в далекое путешествие. По этому поводу мы все ликуем; у младших сотрудников есть учитель, у нас сохранятся лучшие традиции моего незабвенного Николая Михайловича.

   Телешов сразу стал заниматься своим делом по части снаряжения, налаживая вьюки. Он будет у меня хозяином каравана и старшим препаратором.

  

   Дни бегут незаметно. Встаем около 5 часов утра, сразу всем отрядом отправляемся за город стрелять из винтовок по мишеням. Я доволен результатами. Одним из лучших стрелков оказался мой самый юный спутник - К. К. Даниленко. Все винтовки уже пристреляны и бьют отлично. Около 8-ми часов сотрудники идут на экскурсии - начали собирать растения, млекопитающих и птиц. Перед отъездом из Троицкосавска сможем отправить первые посылки с зоологическими коллекциями в Академию наук.

  

   За время пребывания в Троицкое а веке нами сделано три доклада. В местном отделении Географического общества я сообщил о планах и задачах предстоящей экспедиции. Мой старший помощник С. А. Кондратьев прочел лекцию о генетических связях восточной музыки и о своих предполагаемых работах в области изучения монгольского музыкального творчества. В Народном доме, при большом стечении граждан, я рассказал о результатах моей последней экспедиции и об открытии города Хара-хото.

   Получено печальное известие о смерти моего спутника по двум большим экспедициям в Центральной Азии - В. Ф. Ладыгина. Он скончался 21 августа текущего года в Харбине, в больнице. До последних дней своей жизни мой дорогой друг мечтал о новом путешествии, надеясь поправиться и догнать меня. Вечный покой тебе, хороший, добрый товарищ и чуткий человек! Вениамин Федорович умел любить и понимать природу и, не зная усталости, отдавал все свои силы ее исследованию; глубокое знание китайского языка делало Ладыгина незаменимым помощником во время моих странствований.

   Ведем переговоры с переводчиками по доставке груза экспедиции в Улан-Батор. У нас будет около 35 телег.

  

   Наконец, весь наш транспорт прибыл в Улан-Батор. Путь в 355 км был совершен в 10 дней. По ночам температура опускалась до -3-4°С, несколько раз начинал итти снег, оставшийся лежать только на горах. Лиственичные леса позолотились, листва берез и осин уже опала. Птицы сбивались в стаи, летели серые гуси и благородные утки разных видов. Между Кяхтой и Улан-Батором мы пересекли несколько горных хребтов, из которых самыми значительными были Манхадай и Тологойту. Горный рельеф изрезан здесь сетью ущелий и широких долин, по которым протекают реки бассейна Селенги: Ибицик, Иро, Баин-гол, Хара и другие. В долинах - везде монгольские стойбища, стада овец и рогатого скота, табуны лошадей.

   В Улан-Баторе устроились отлично. Для нас был нанят обширный двор с юртами для спутников и с деревянным сараем для имущества экспедиции. Со двора видна широкая долина, по которой, разбившись на многочисленные рукава, течет река Тола, а за нею, замыкая южный горизонт, вздымается величественный, с мягкими очертаниями массив Богдо-ула, покрытый хвойными лесами.

  

   В Улан-Баторе, как оказалось, нам пришлось задержаться на очень продолжительное время. Международная конъюнктура не благоприятствовала научным исследованиям в глубине Монголии, а тем более в Тибете, и мы были вынуждены ограничить свои работы ближайшими окрестностями Улан-Батора. В связи с изменившимся положением в составе экспедиции были произведены необходимые сокращения.

   В течение зимы 1923-1924 г. мы периодически совершали небольшие экскурсии на неделю или на 14 дней, километров за 30 вниз или вверх по долине реки Тола или вверх по реке Сельбе - в леса ближайших предгорий Кентея, где собирали млекопитающих и птиц и вели расспросы о памятниках старины.

   Несколько раз удалось съездить и подальше в глубь Кентея, километров за 80, в селения Мандал и Сугнур. Познакомившись там с местными охотниками, мы и их вовлекли в свою работу. Особенно большую помощь по части сборов млекопитающих - кабанов, маралов, косуль, кабарги, волков, лисиц, колонков и пр. - нам оказали И. Д. Тугаринов и П. Борисов. Прекрасно зная местность и повадки животных, эти люди давали ценные указания по охоте на зверя и служили лучшими проводниками моим спутникам. В самом Улан-Баторе работа тоже не прекращалась.

   Мой помощник - композитор С. А. Кондратьев - с первых же дней приезда в Монголию начал усиленные занятия по изучению монгольской музыки.

   По части памятников старины мы в эту зиму узнали немало интересного. В одну из своих поездок вверх по Толе, на Терельджу, С. А. Кондратьев познакомился с местным бурятом, показавшим ему древнюю пещеру с субурганом, а в другом месте - каменную фигуру, которую впоследствии, по описанию в Ученом комитете МНР, датировали VII веком нашей эры.

   Хуторянин И. И. Ежо, которого мы нередко посещали в лесистой пади Баин-булак (по реке Сельба), где устраивались облавы на коз, заинтересованный моими рассказами о раскопках в Хара-хото, также сообщил нам ценные сведения. Иосиф Иоганович припомнил, что здесь же по соседству, в горах Ноин-ула, близ Цзун-модо, когда-то нашли под землей всякие золотые и нефритовые предметы.

   Из дальнейших расспросов выяснилось, что в Кентее велась разработка золота, и в одном из заложенных шурфов были обнаружены деревянные постройки с шелковыми обоями на стенах, с коврами на полу; в одном из помещений нашли золотую вазу, которая позднее была поднесена монголами правителю Монголии - богдо-гэгэну, несколько золотых пуговиц, нефритовые мундштуки и прочие мелкие вещи; здесь же лежали человеческие скелеты. Часть вещей, добытых при этих случайных раскопках, попала, по словам Ежо, в Иркутский музей.

   По сведениям сотрудников Ученого комитета МНР, в долине Толы, в 120 км к западу от Улан-Батора, среди песчаных барханов, также таятся под землей какие-то древние постройки. Не так давно компания местных жителей, вооружившись ломами и лопатами, самочинно начала раскопки, обнаружившие черепичную кровлю, глиняную посуду и всякую домашнюю утварь. По приказанию монгольского правительства эти раскопки были прекращены.

   Как-то в январе ко мне неожиданно зашел учитель из Сайн-нойона, некто Доной-бэйсэ; услыхав о том, что я интересуюсь, между прочим, палеонтологией, он принес мне несколько отдельных зубов ископаемых животных и рассказал о их местонахождении.

   По его словам, местные жители находят палеонтологический материал преимущественно в двух пунктах Сайн-койонского хошуна: по обрывам речки Холт, в урочище Хадату, в горах Хотонтэ, а также в районе колодца Хобур, залегающего среди солончаков при устье речки Аргуин-гол.

   Из всех этих рассказов и многих других, слышанных мною от разных лиц, самое большое впечатление произвело на меня бесхитростное сообщение И. И. Ежо о шурфах в Цзун-модо. Какое-то чутье подсказывало мне, что необходимо тщательно проверить именно эти данные и что Хэнтэй может быть подарит нас сокровищами, не уступающими моему "Великому субургану" в Хара-хото.

   В двадцатых числах февраля 1924 г. я снарядил своего старшего помощника С. А. Кондратьева, с несколькими младшими сотрудниками, в разведывательную экспедицию в горы Ноин-ула, а 1 марта и сам съездил на 2 дня в Цзун-модо. Поездка вышла восхитительной во всех отношениях.

   До станка Боротай по тракту Улан-Батор - Кяхта мы следовали на автомобиле полпредства. Везде лежал снег, но солнце ощутительно пригревало, показались кое-где первые ручейки талой воды, дорога почернела. В Боротае мы пересели в тележку и поехали к востоко-юго-востоку по набитой тропе вдоль широкой долины; по которой вскоре поднялись до лесистого ущелья. В его вершине лежало селение Цзун-модо, привольно раскинувшись по одному из отлогих склонов. Сейчас здесь царила тишина; большинство чистых, аккуратных деревянных домиков, построенных когда-то обществом Монголор, стояли заколоченными. В некоторых жили бывшие служащие прииска и в их числе представитель Монголора - А. А. Кузнецов, оказавший нам позднее большую помощь своим знанием горного дела.

   От Цзун-модо мы направились на ближайший перевал по отличной приисковой дороге. Восемь километров мы поднимались около двух часов. На всем пути нас обступал высокоствольный хвойный лес; к могучим соснам кое-где примешивалась лишь береза.

   С перевала открывались широкие дали беспредельных лесистых хребтов, расчлененных долинами речек. В одной из падей, известной под названием Суцзуктэ, под самым перевалом стояло несколько приисковых построек, где устроили базу мои разведчики-археологи; ниже, над самым дном долины, в разреженном лесу я увидел разбросанные поодаль друг от друга небольшие возвышения в форме усеченных конусов разных размеров, замаскированных снегом. Это и были курганы; вершина каждой могилы представляла невысокий вал, окружавший центральную воронку. Повидимому, эти памятники старины были когда-то разрыты и потому утратили свою первоначальную естественную форму. На некоторых из них росли высокие сосны, что свидетельствовало о давности раскопок, хищнически производившихся здесь неизвестными искателями кладов.

   Трудно было предвидеть результаты предстоящих работ. Будем надеяться, что ограблены лишь предметы, представлявшие очевидную ценность - главным образом золото, а научные сокровища остались нетронутыми. Кроме того, могил много - по приблизительному подсчету более 200 в нескольких соседних друг другу падях - Суцзуктэ, Гуджиртэ и Цзурунтэ, - и я рассчитывал, что нам удастся найти хоть один не разрытый курган. Так или иначе, я твердо решил попытать счастья и начать раскопки.

  

   Двадцать дней назад - 20 марта - С. А. Кондратьев вместе с помощниками выехал на работы. А. А. Кузнецов в Цзун-модо обещал помочь нам найти рабочих - русских или китайцев,- ранее работавших на приисках и знавших технику раскопок шурфов. Мы решили работать наиболее примитивным и дешевым способом, так как было бы легкомысленно бросать сразу большие средства на разработку могил, в ценности которых нет уверенности. Раскопки шурфами должны обойтись сравнительно недорого.

   Суцзуктинские курганы делятся на две группы: первая - небольшая, - состоит из 13 крупных могил, во второй Кондратьев насчитал около 50 воронок, среди которых большинство мелких. Работу начали сразу в трех местах: на двух курганах в первой суцзуктинской группе и в долине Цзурунтэ, в старом шурфе, который надо было очистить от засыпавшей его земли и всяческого мусора. Вести раскопки ранней весной довольно затруднительно. Сначала приходится откапывать курган из-под снега, потом ежедневно раскладывать костры, чтобы несколько оттаять мерзлую почву. В день рабочим китайцам удавалось снять слой земли не более 1 м глубиной. На глубине 1 1/2-2 м открылась талая, вязкая, глинистая почва; в верхнем суцзуктинском кургане на шестом метре в изобилии начали попадаться кусочки древесного угля, на седьмом метре обнаружили первую находку - сломанные удила, а немного глубже - маленькое медное колесо, диаметром в 10,6 см; на глубине 10,4 м наткнулись на поставленное вкось бревно. Между тем через стенки шурфа стала просачиваться вода. Во избежание обвалов, поставили крепы в виде сруба. В старом Баллодовоком шурфе на глубине 5 м все еще продолжали отбрасывать лед, а на шестом метре показалась вода, которую в течение нескольких дней откачивали пожарной машиной. На девятом метре обнаружилась, наконец, погребальная постройка. Крыша ее была в 130 см высотою и состояла из целого ряда слоев земли и бревен, перемежавшихся друг с другом. Получая частые донесения о ходе работ от своего старшего помощника С. А. Кондратьева, я почувствовал, что не могу больше сидеть в Улан-Баторе. Мне необходимо навестить своих археологов и самому осмотреть шурфы. Решил сначала проехать в Сугнур, оставить там для зоологических сборов Елизавету Владимировну, а самому направиться в Суцзуктэ, на кур