Максимов Сергей Васильевич - Из книги "Лесная глушь"

  

  

  

  

   Лишь только кончится въ овинахъ молотьба хлѣба, и время подойдетъ къ такъ называемымъ кузьминкамъ, простой народъ уже начинаетъ, по заведенному порядку, приготовлять зимн³я развлечен³я. Во всѣхъ деревняхъ затѣваются ссыпки. За четыре дня до Козьмы и Демьяна дѣвушки извѣстной деревни ходятъ по избамъ и собираютъ складчину; хозяева побогаче и зажиточнѣе даютъ говядины, поросятъ, куръ, крупы, муки, солоду, масла; побѣднѣе - яицъ, молока, хмѣлю. Собравши складчину, выбираютъ и отпрашиваютъ просторную избу и начинаютъ приготовлен³я въ празднеству: варятъ пиво и сусло, пекутъ пироги, приготовляютъ лапшу и въ самой день праздника открываютъ пиръ сытнымъ, жирнымъ обѣдомъ. Главными гостями на этомъ пиру, разумѣется, являются деревенск³е парни въ красныхъ рубашкахъ, обязанные принести вина для себя и хозяина избы, орѣховъ и пряниковъ для хозяевъ и заводчицъ пиршества. Послѣ обѣда бываетъ первая вечеринка, какъ бы репетиц³я будущихъ святочныхъ посидѣлокъ. Какой-нибудь ухарь-парень, засучивъ по локоть рукава, затринкаетъ на балалайкѣ и начинаются пляски и пѣсни, продолжающ³яся всегда до третьихъ пѣтуховъ.

   Послѣ этого вечера начинаются такъ называемые супрядки и именно слѣдующимъ образомъ: какая-нибудь хозяйка-баба, накопившая много льну и превратившая его въ мочки, идетъ по домамъ и приглашаетъ дѣвушекъ помочь перепрясть ей накопивш³йся ленъ. Дѣвушки, одѣтыя запросто, являются съ копылами и гребнями къ самому обѣду, послѣ котораго принимаются за работу и такимъ образомъ открывается первый вечеръ супрядокъ, при тускломъ свѣтѣ лучины въ ваганцѣ. Чтобы спорилась работа и не клонило ко сну шипѣнье веретена, нерѣдко запѣвается заунывная пѣсня, къ которой пристаютъ и праздные деревенск³е ребята. Въ промежуткахъ между пѣснями, разсказываются сказки и бывальщины, въ которыхъ часто принимаетъ участ³е и самъ хозяинъ, гдѣ-нибудь въ углу точающ³й свой лапоть или зашивающ³й конскую сбрую. Такая бесѣда продолжается иногда часовъ до 12 вечера, смотря по работѣ или, лучше, по количеству собравшихся ребятъ-сказочниковъ.

   Такъ однообразно тянутся эти супрядки, переходя изъ избы въ избу, - вплоть до рождественскаго сочельника. Не бываетъ ихъ, конечно, въ праздники, и не поется пѣсенъ по субботамъ. Нерѣдко такого рода посидѣлки, смотря по обстоятельствамъ, затѣваются и въ промежутокъ времени между святками и масляницей; иногда являются даже и на первыхъ недѣляхъ великаго поста. Въ исходѣ этихъ супрядокъ передъ святками, бесѣды нѣсколько оживляются пр³ѣздомъ гостей-питерщиковъ: пѣсни поются тогда веселѣе, сказки смѣняются интересными разсказами о Питерѣ, изъ сосѣднихъ деревень являются гостьи-невѣсты. Мѣстныя дѣвушки, въ свою очередь, уходятъ въ гости и самая цѣль вечеринокъ принимаетъ болѣе серьозный характеръ: питерщики выбираютъ себѣ невѣстъ, съ кѣмъ вмѣстѣ жизнь коротать, - вмѣстѣ горе мыкать, съ кѣмъ жить да поживать - по пословицѣ только, потому что женивш³йся въ концѣ великаго поста оставляетъ свою молодуху и снова идетъ въ Питеръ на работы.

   Съ пр³ѣзда питерщиковъ самая картина супрядковъ значительно измѣняется: работа тянется какъ-то вяло, дѣвушки чаще начинаютъ вставать со своихъ мѣстъ, и выходить въ сѣнцы, да и проказники-питерщики не сидятъ въ сторонкѣ, а наровятъ подсѣсть поближе къ дѣвушкамъ, и слѣдомъ за ними выбѣгать на дворъ.

   Наканунѣ 24 декабря копылы и гребни покидаются надолго, вплоть до 8 января, и не берутся въ руки въ предчувств³и приближающихся святочныхъ удовольств³й. Цѣль супрядковъ достигнута: питерщики выбрали себѣ невѣстъ. Остается на святкахъ замысловатыми, комическими ряженьями окончательно расположить въ свою пользу сердце выбранной суженой. Не даромъ же иной навезъ изъ Питера цѣлую связку масокъ, самыхъ смѣшныхъ, самыхъ уродливыхъ, цѣлую дюжину расписныхъ платковъ и нѣсколько пачекъ цвѣтныхъ, самыхъ яркихъ лентъ.

   На другой день Рождества начинаются святки, или лучше сказать, посидѣлки, вечеринка, называемая просто: поседками, иногда бесѣдами и даже бесѣдками. Выговаривается у какого-нибудь хозяина самая просторная изба изъ цѣлой деревни на все время до 4 января, когда бываетъ послѣдняя поседка. Рѣдко бываетъ, чтобъ она переносилась въ другую избу, развѣ случится въ домѣ несчаст³е - умретъ кто-нибудь изъ хозяевъ. Въ большихъ селахъ и деревняхъ такихъ вечеринокъ бываетъ вмѣсто одной - двѣ, иногда даже и три въ одинъ вечеръ, смотря по богатству деревни ея, народонаселен³ю и по числу наѣхавшихъ гостей. Не бываетъ поседокъ наканунѣ праздниковъ, - за то въ праздники они бываютъ и многочисленнѣе и веселѣе, особенно если деревня лежитъ по сосѣдству съ уѣзднымъ городомъ, посадомъ, усадьбою богатаго помѣщика. Изъ уѣзднаго города и посада приходятъ гости - канцеляристы, писаря становаго, почтальоны, привозятъ съ собою вино, чтобъ расположить въ собственную пользу мѣстныхъ ребятъ, всегда враждебно смотрящихъ на гостей не своего приходу и иногда затѣвающихъ съ ними на улицѣ страшную свалку. Изъ сосѣднихъ усадебъ приходятъ лакеи, улучивш³е свободную минуту, когда господа лягутъ спать или уѣдутъ въ гости. Эти приносятъ съ собою скрипку, почему всегда живутъ въ ладу съ ребятами и нравятся дѣвушкамъ. Иногда - и весьма нерѣдко - сами помѣщики со всѣми гостями, на нѣсколькихъ тройкахъ въ кибиткахъ, пр³ѣзжаютъ смотрѣть, какъ веселится простонародье и даже принять нѣкоторое участ³е въ ихъ удовольств³яхъ. Исключительная же привиллег³я веселиться предоставляется дѣвушкамъ: ребята обязаны ихъ развлекать и оборонять отъ незваныхъ и дерзкихъ гостей. Иногда, впрочемъ, и молодухи, и то развѣ по просьбѣ пр³ѣхавшихъ господъ, вмѣшиваются въ толпу веселящихся, потому что, по общественному обыкновен³ю, замужн³я женщины должны быть равнодушны въ пляскамъ молодежи и только развѣ могутъ, и то тихонько, подтягивать въ пѣсняхъ.

   Поседки эти рѣдко отличаются отъ супрядковъ, не говоря уже объ однообраз³и послѣднихъ и веселомъ разнообраз³и первыхъ. Даже въ освѣщен³и, въ нарядахъ дѣвушекъ и самихъ удовольств³яхъ существуетъ между поседками и супрядками большая противоположность. Первыя освѣщаются всегда и непремѣнно свѣчами, доставляемыми ребятами, послѣдн³я - непремѣнно лучиной; нарядъ дѣвушекъ на супрядкахъ простой, домашн³й, на поседкахъ - лучш³й, праздничный сарафанъ и цвѣтныя ленты въ косахъ. На супрядкахъ рѣдко или почти никогда не услышишь ни балалайки, ни даже гармон³и, тогда какъ безъ нихъ и поседка - не поседка, и потому на прямой обязанности парней лежитъ, кромѣ доставки свѣчей, - и доставка музыки. Наконецъ, прямое и рѣдкое отлич³е поседокъ отъ супрядокъ то, что на послѣднихъ невѣстъ выбираютъ, на первыхъ окончательно ихъ побѣждаютъ.

   Считаемъ излишнымъ упоминать, что наканунѣ Новаго года на Васильевъ вечеръ всѣ дѣвушки ходятъ завораживаться въ баню, овины, на перекрестки дорогъ, что при этомъ происходитъ иного комическихъ сценъ, производимыхъ шутниками-ребятами, что подобныя завораживан³я совершаются, хотя уже и рѣже, и въ слѣдующ³е за тѣмъ четыре вечера.

   И вотъ, въ заключен³е, по возможности, вѣрная картина деревенскихъ святочныхъ вечеринокъ, конечно, ежедневно отъ различныхъ обстоятельствъ измѣняющаяся, въ общемъ весьма похожая на описанную здѣсь, однимъ словомъ, всегда вѣрная самой себѣ, иногда даже и въ частностяхъ.

   Представьте себѣ большую крестьянскую избу съ чорными, закоптѣлыми отъ дыму, стѣнами и потолкомъ. Тотчасъ по входѣ туда трудно разглядѣть собравшееся здѣсь общество: духота и мракъ невыносимы. Отъ жару - свѣчи, стоящ³я по полкамъ надстроеннымъ въ параллель скамьямъ, обтаяли и бросаютъ на все собран³е какой-то тусклый и тяжолый полусвѣтъ. Изба биткомъ набита народомъ, такъ, что съ трудомъ можно продраться до средины главнаго мѣста дѣйств³я, гдѣ на лавкахъ чинно усѣлись деревенск³я дѣвушки. Прямо противъ нихъ на полатяхъ взгромоздились ребятишки по поясъ свѣсивш³еся внизъ. Преди ихъ дѣтскихъ лицъ виднѣется густая рыжая борода, опершаяся на оба локтя рукъ и принадлежащая хозяину избы и полатей. Прямо подъ ними помѣстилась огромная ватага взрослыхъ ребятъ. Изъ ихъ толпы время отъ времени раздается настраиван³е балалайки. Налѣво отъ нихъ огромная печь, съ которой слышны невнятные звуки храпѣнья кого-либо изъ тѣхъ домашнихъ, которые свое отгуляли. Далѣе, впереди печки, перегородка, изъ дверей и черезъ верхъ которой торчитъ нѣсколько лицъ въ кичкахъ или платкахъ, принадлежащихъ уже отплясавшей молодежи - замужнимъ женщинамъ.

   Вечеринка только-что началась. Затринкала впервые балалайка веселаго голубца; ей, не складно, но смѣло подъигрываетъ гармон³я. Съ одной лавки важно поднялись двѣ дѣвушки и, обдернувши сзади свои платья, начинаютъ одна противъ другой прохаживаться, обмахиваясь платками. Но вотъ уже одна изъ нихъ подперлась рукою въ бокъ и притопываетъ ногами; затѣмъ, громко шеберстя башмаками, пускается прямо къ своей порукѣ, взяла назадъ, еще раза два въ сторону и остановилась. Другая дѣлаетъ тоже самое точно съ такими же пр³емами, и ей уже время остановиться, какъ первая, подпершись въ оба бока руками, летитъ ей на встрѣчу и заставляетъ ее дѣлать тоже самое. Сдѣлавши такимъ образомъ два-три круга, и порознь, и вмѣстѣ обнявшись, онѣ кланяются на всѣ стороны и садятся на свои мѣста. Пляска, кажись бы и кончилась, но музыканты все еще назойливо продолжаютъ веселыя трели. Съ лавокъ поднимается, съ тѣми же обдергиваньями платья, - другая пара, которая пляшетъ, или, лучше шаркаетъ точно такъ же, какъ и первая.

   Музыканты замолчали. Дѣвушки начинаютъ обмахиваться платками, парни о чемъ-то переговариваются. Вскорѣ въ избѣ наступила затишье, нарушаемое изрѣдка щолканьемъ съемцевъ по нагорѣвшимъ свѣчкамъ. Видно, что дѣло еще не спорится, какъ будто чего-то недостаетъ для общаго удовольств³я.

   - Что же вы, орженушечки, замолчали? раздается голосъ съ полатей: - не заставьте меня старика взбаламутиться. А вы, дураки, что глазѣете-то?- продолжалъ старикъ, опустивши внизъ голову и обращаясь въ ребятамъ.

   Какъ будто пристыжонной замѣчан³емъ, робк³й, свѣженьк³й голосокъ, пр³ятно дребезжа, запѣлъ пѣсню: "какъ за рѣченькой слободушка стоитъ"; смѣло и громко сопровождаемый всѣмъ хоромъ дѣвушекъ.

   - Вотъ такъ! давно бы такъ, Аннушка! сказалъ удовлетвореный старикъ, разглаживая самодовольно бороду и пр³ятно улыбаясь.

   Недолго тянулась пѣсня, скоро смѣненная другою: "Я вечоръ млада во пиру была", а вслѣдъ за нею и третья: "Ты скажи-ко мнѣ воробушекъ", сопровождаемая пляскою двухъ дѣвушекъ или, лучше, мимикою, представлен³емъ тѣлодвижен³ями всего того, что пѣлось въ пѣснѣ.

   Между тѣмъ, число зрителей значительно увеличилось, къ прежнимъ инструментамъ присоединились новые, между которыми не трудно различить даже скрипку и гитару, принесенную изъ сосѣдней усадьбы помѣщищьими лакеями. Пляски стали живѣе и непринужденнѣе, и вдругъ, въ самомъ разгарѣ ихъ, изъ дверей и съ полатей раздались радостные, громк³е крики: "Нишните-ко ребята, ряженые идутъ! ряженые идутъ!*

   И въ самомъ дѣлѣ, отворилась дверь, толпа ребятъ разступилась, и изъ густаго пару, вдругъ обхватившаго всю избу, явились посреди избы три фигуры въ вывороченныхъ на изнанку шубахъ, представляющ³я медвѣдя, козу и вожатаго. Они встрѣчены взрывомъ хохота съ полатей и нѣсколькими замѣчан³ями, относящимися къ костюму козы.

   Началось представлен³е, столь нерѣдкое въ деревняхъ, селахъ, и на площадяхъ нашихъ отдаленныхъ уѣздныхъ городковъ, спровождаемое невозмутимой тишиной. Замѣтно было, что оно не произвело особаго впечатлѣн³я на зрителей, и только, по уходѣ актеровъ, раздалось колкое замѣчан³е изъ толпы взрослыхъ ребятъ:

   - "Мало знать Михея-то зимусь собаки порвали: такъ онъ, слышь, самъ-отъ теперь хозяиномъ, а сергачомъ-то нарядилъ Степку Горѣлова".

   Только-что скрылся медвѣдь, какъ снова изъ задняго угла раздались голоса:

   - Пойдемте-ка, ребята: что-то больно шибко шаландуются на лѣстницѣ, знать питерщики сейчасъ, нахряютъ.

   Вслѣдъ за этими словами изъ дверей послышался торжественный голосъ:

   - "Полно, Офимья, артачиться-то, пойдемъ; аль не знаешь, что хозяйки добрыхъ людей пущатъ и всякимъ словомъ угощатъ; Эй! развернися, хозяюшкамъ въ поясъ поклонися. Любите и жалуйте, добрые люди!"

   Послѣдн³я слова, уже посреди избы, говорилъ высок³й чучело съ страшнымъ животомъ и горбомъ, въ длинномъ сѣромъ армякѣ, въ кудельномъ парикѣ, съ такою же бородою. За поясомъ его торчалъ кнутъ, а возлѣ - длинная, тонкая фигура, одѣтая въ изодранный сарафанъ, едва доходивш³й до колѣнъ, и съ какими-то грязными тряпками на головѣ. Эта послѣдняя фигура, поклонившись дѣвушкамъ, садится на полъ.

   - Что это она у тя севодни больно примахрилась (нарядилась), аль поминки по бабушкѣ Акулинкѣ справлятъ?- замѣтилъ какой-то острякъ изъ толпы ребятъ.

   - Глупый ты человѣкъ! аль не смѣкаешь; пондравиться вишь вамъ молодцамъ хочетъ; знаетъ, что невѣстъ выбирать пришли, отвѣчало чучело.

   - А колькой ей годокъ? продолжалъ неотвязчивый острякъ: коли больно молода, такъ я и не возьму, чай дѣда мово махонькимъ помнитъ.

   - Что еще, братецъ: баба, вишь, шустрая, здоровенная. Да вотъ нишни,- посмотримъ. И брюханъ съ плетью начинаетъ, при общемъ смѣхѣ ребятъ, глядѣть старухѣ въ зубы.

   - И впрямь, братъ, цыганъ!- замѣтила какая-то обидѣвшаяся баба изъ-за перегородки.

   По освидѣтельствован³и оказалось, что ей два ста безъ десятка, плясать - де еще можетъ, замѣтилъ цыганъ. Но Офимья что-то не въ духѣ и не слушается мужа.

   Тогда послѣдн³й прибѣгаетъ къ болѣе дѣйствительному средству - кнуту. Старуха быстро вскочила и начала дѣлать, сколько умѣла, карикатурные прыжки: - то упадетъ на полъ, то снова вскочитъ и немилосердно стучитъ своими сапогами въ кадансъ скачкамъ мужа, распорядившагося уже на счотъ музыки. Наконецъ умаялась, упала въ послѣдн³й разъ и брюханъ прочолъ тутъ-же надъ усопшей приличную торжеству рѣчь, что "баба-де уважительная была, работящая, а вишь и померла, желанная моя, косатка моя, раскрасавица ты эфдакая", и что въ груди его силъ и духу, начинаетъ, при общемъ взрывѣ хохота зрителей, ревѣть во всю избу. Потомъ беретъ съ полки свѣчу и осматриваетъ усопшую: развернулъ ея головной уборъ, изъ подъ котораго мгновенно выставляется клинообразная, чорная бородка - причина страшнаго взрыва смѣха, преимущественно, съ полатей и лавокъ. Но верхъ восторга публики произвело то мгновен³е, когда старуха, какъ бы нечаянно, подожгла кудельную бороду мужа и этимъ фейерверкомъ возбудила истинный фуроръ: у многихъ дѣвушекъ отъ смѣху появились на глазахъ слезы, старику на полатяхъ поперхнулось и онъ сильно закашлялъ, во всѣхъ углахъ слышались восклицан³я, оканчиваемыя новымъ взрывомъ:

   - 0, чтобъ васъ розорвало!... Уморили до смѣху, балясники!... колика взяла!...

   Долго еще послѣ представлен³я чихало, сморкалось и кашляло общество, пока наконецъ не успокоилось и одна, побойчѣе прочихъ, дѣвушка не загорланила во все горло пѣсню: "Выйду ль я на рѣченьку, посмотрю на быструю!" Пляски пошли живѣе, среди избы толкается уже множество паръ, между ними показались даже и парни. Много пропѣли пѣсенъ, участники почти уже всѣ переплясались и вотъ, какъ будто снова на подкрѣплен³е, явилась новая, самая большая арава ряженыхъ, которая потѣшаетъ неприхотливыхъ зрителей разными шутками и прибаутками.

   Между этими шутками наибольшимъ уважен³емъ пользуется слѣдующ³й д³алогъ, въ родѣ театральнаго представлен³я, разъигрываемаго обыкновенно барскими лакеями. Разговариваютъ двое: одинъ одѣтъ бариномъ; другой рванымъ лакеемъ. Разговоръ этотъ вездѣ почти одинъ и тотъ же.

   Баринъ: Афонька Новой!

   Афонька: Чего, Баринъ Голой?

   Б: Много ли васъ у насъ?

   А: Одинъ только я, сударь.

   Б: Стой, не расходись: я буду повѣрять,- всякаго въ ремесло какое назначать, въ Питеръ на внучку посылать. Отчего, ты, мошенникъ, бѣжалъ?

   А: Вашу милость за волосы подержалъ.

   Б: Я бы тебя, простилъ, а можетъ и наградилъ: въ острогъ бы тебя посадилъ.

   А: Я, сударь, не зналъ, а то бы еще дальше забѣжалъ.

   Б: Гдѣ жъ ты это время проживалъ?

   А: Да все въ вашей новокупленой деревнѣ - въ сараѣ пролежалъ.

   Б: А, такъ ты и новокупленую деревню мою знаешь? Скажи-ко, братъ, каково крестьяне мои живутъ?

   А: Хорошо живутъ, баринъ: у семи дворовъ одинъ топоръ.

   Б: Какъ же они, мошенникъ, дрова-то рубятъ?

   А: Одинъ рубитъ, а семеро въ трубы трубятъ. А вотъ хлѣбъ у нихъ, баринъ, хорошъ уродился.

   Б: А каковъ въ самомъ дѣлѣ?

   А: Колосъ отъ колосу не слыхать дѣвичья голосу, копна отъ копны на день ѣзды, а какъ тише поѣдешь, такъ и два дни проѣдешь.

   Б: Что они съ нимъ сдѣлали?

   А: А взяли-собрали: истолкли, да и поставили подъ печной столбъ просушить. Да несчастьицо, сударь, повстрѣчалось.

   Б: Какое?

   А: Были у нихъ двѣ кошки блудливы, пролили лоханку, хлѣбъ-то и подмочили.

   Б: Что же они съ нимъ сдѣлали: неужто такъ и бросили?

   А: Нѣтъ, баринъ: они сварили пиво да такое чудесное,что если вамъ его стаканъ поднести, да сзади четвертиннымъ полѣномъ оплести, такъ будетъ плести.

   Вотъ и театръ доморощеной, но монологъ этотъ смѣшилъ дѣвокъ до хохоту, а на почтенныхъ лицахъ вызывалъ лишь легкую улыбку да и то въ деревняхъ, что называлось прежде, вольныхъ, т. е. у крестьянъ государственныхъ.

   Затѣмъ, по данному знаку, заиграла музыка, ряженые пустились въ плясъ. Кто побойчѣе выдѣлывалъ ногами так³е антраша и такъ высоко, что судья съ полатей вынужденнымъ нашолся замѣтить слѣдующее:

   - Ты, сударь, ваше благородье, не оченно больно ногамъ-то дрягай, а то, слышь, запутаешься въ бородѣ, да меня внизъ стащишь, тогды берегись: осрамлю, какъ пойду самъ плясать.

   - А чьи это ребята?- спросилъ онъ тихо, наклонивши внизъ голову подъ полати.

   - Говорятъ вожеровск³е, отвѣчалъ одинъ голосъ изъ толпы ребятъ: Андрюха - поваръ и Матвѣй - кучеръ: господа-то знать въ Безднѣ на менинахъ (именинахъ).

   Но вотъ и эти актеры убрались во свояси. Было два часа за полночь. дѣвушки немедленно составили кругъ, въ которомъ приняли участ³е всѣ, бывш³е въ избѣ, даже старикъ слѣзъ съ полатей и присталъ къ хороводу. Начали хоронить золото, заплетать плетень и завертѣли сѣян³емъ проса. Послѣ того изба мало-по-малу начала пустѣть, ребятишки давно уже убрались съ полатей. Наконецъ въ избѣ все смолкло, кромѣ груднаго ребенка но, и тотъ вскорѣ угомонился и только изрѣдка раздавался скрипъ его люльки, качаемой ногой сонной матери, да чириканье сверчка за печкой.

  

  

   - "Ухъ куды это меня, свѣтъ батюшка, снарядилъ; снарядилъ-то ты меня, знать, во чуж³е люди, что за гостя ли-то, за нежданнаго. Ужъ простите вы меня мои родители, свѣтъ ты мой матушка - Арина Терентьевна; не давайте вы меня братцы родные ворогу вашему, что ни съ вѣтра-ли онъ пришелъ, съ непогодушки. Повопите вы обо мнѣ сестрицы-голубушки, товарки-подруженьки, мово дѣвичества соучастницы, вы не замайте моей русовой косы, не троньте волосиковъ моихъ русыехъ! Знать идти ужъ мнѣ во чуж³е люди, не видать мнѣ порогу родительскаго; словно надоѣла я вамъ, напостылѣла; одинъ-то ли былъ свѣтъ, что въ окнѣ видѣла, не видать-то мнѣ и его изъ-за горючихъ слезъ; воздыханья-то мои грудку бѣлую надрываютъ; вы не троньте меня, мои подруженьки-поперешницы, не замайте моей русой косы, ленточки аленькой......

   Долго раздавался вопль на всю избу, долго еще причитывала невѣста, обливаясь слезами и пованивая головой изъ стороны въ сторону. Ломаетъ она руки и не смотритъ на своихъ подругъ-поперешницъ; не слышитъ даже, какъ расплели ей дѣвичью косу и накрыли голову чистымъ рядномъ; и вопли матери не въ домекъ ей. Выкрикиваетъ невѣста во всю избу: не долго ужъ ей пировать. Пойдетъ она въ чуж³е люди, въ чуж³я руки;- будетъ ли такъ хорошо ей тамъ, какъ хорошо было дома? - никто не скажетъ. Хоть на послѣднихъ порахъ дайте ей волю натѣшить свою душеньку - наплакаться. И всего то ей стало жалко: и кота бѣлобрысаго домовита, и стола, на которомъ обѣдывала, и лавки, на которой сиживала и рѣшета и коромысла, и горшечка и плошечки. Плачетъ сговорена и соблазнила своихъ милыхъ подругъ: полна изба рева и причитанья, и въ умъ не возьметъ самъ большакъ, кто тутъ кого разобидилъ, отъ кого тутъ весь сыръ-боръ горитъ. Стоитъ отецъ середи избы словно громомъ пришибенный; крикнулъ бы, топнулъ ногой на бабью дурь, на грошовыя слезы, да опомнился: вспомнилъ, что ужъ таково дѣло бабье: не хитро расплакаться, да трудно уняться. Видитъ большакъ, что и самъ виноватъ.

   Съ утра еще вчерашняго дня забрались къ нему подсыльные сваты, почесали подъ бородами и начали закидывать похвальбы на какого-то молодца заѣзжаго. Долго толковали, все какъ-то не толкомъ, да неладно: не шли ихъ рѣчи прямо къ дѣлу, и вертѣлся хозяинъ на мѣстѣ и все кланялся, да благодарилъ за честь. Стали обывш³е въ дѣлѣ своемъ сваты закидывать намеки поближе, прояснилось дѣло и хозяину. Видитъ въ чей огородъ камушки кидаютъ, да не знаетъ кто зачинщикъ,- темна ему эта сторона. А сваты хитрятъ - ломаются.

   - Можетъ быть, говорятъ, и знакомъ тебѣ этотъ молодецъ, не гордъ, не хитеръ, самъ напрашивается. И примѣты, если хочешь, не хитрыя; не комомъ спечонъ и обликъ не блиномъ, лице и кругло и румяно.

   - И не хитры бы, сваты, рѣчи ваши, а все-таки въ толкъ не возьму. Можетъ и сосѣдской какой, можетъ и заѣзж³й честь дѣлаетъ, а все-поди имячко крещоное носитъ. Назовите какъ слѣдуетъ, по тому и чествовать станемъ.

   - Зовутъ-то Степаномъ, да ребята Глыздой прозвали; а отецъ его въ твоей же деревнѣ соцкимъ состоитъ. Коли будетъ твоя воля, такъ и быть ему зятемъ послушнымъ, а тебѣ тестемъ тороватымъ. Такъ бы по нашему. Да твое вѣдь слово дороже.

   - Честь ваша передъ вами, а мнѣ что за слѣдъ хорошому дѣлу поперечить. Давайте сюда парня, да и съ миромъ!

   Парень ужъ тутъ стоитъ за дверью, - ждетъ не дождется хорошей рѣчи. Поиззябъ онъ немного (дѣло было, какъ и у всѣхъ православныхъ - въ осеняхъ), да знать за тѣмъ и пришолъ. Вышли сваты на крылецъ, взяли жениха за руки и впихнули въ избу.

   - Кланяйся, говорятъ, отцу названному, да пониже. Вотъ говорятъ, такъ.... вотъ этакъ!... и еще вотъ такъ!... Подойди поближе, попроси его родительскаго благословен³я, да и бѣги за отцомъ. А наше дѣло сватье - мы свое кончили.

   Приходитъ отецъ жениха, выводятъ невѣсту изъ-за переборки; кланяются другъ другу и сватья и родители. Невѣста передается жениху изъ рукъ въ руки, изъ полы въ полу; цалуются. Сватья тащатъ изъ-за своихъ голеницъ жениховой водки, и прежде чѣмъ совершится пропой, затѣяли рукобитье. Слово за словомъ, старшины подопьютъ напорядкахъ, накричатъ на всю избу; нацалуются сговорены, и конецъ засватанью - доброму дѣлу.

   По утру другаго дня осталось только отца Ивана позвать, благословить сговореныхъ образомъ, а тамъ невѣстѣ вольная воля - надрывайся хоть такъ, что какъ бы съ живой лыки драли.

   Больше трехъ разъ не удается такое блаженство, да и это-то счастье дается не всякому. А тутъ мать подстанетъ къ причитываньямъ, и отъ себя кое-что добавитъ. Пойте бабы во всю ночь, а отецъ уйдетъ куда-нибудь подальше въ сосѣдямъ, или завалится на печь. Тамъ ужъ вы его ничѣмъ не доймете.

   Теперь за женихомъ однимъ и вся недоимка: нужно ему въ городъ съѣздитъ за молодыми орѣхами - дѣвичьей потѣхой, пряниковъ купить на закуску и разныхъ бусъ и мѣдныхъ колечекъ; ситцу, сукна армячины прихватить, плису отцу Ивану на рясу, дьякону поясъ, дьячкамъ по шапкѣ и всѣмъ поѣзжанамъ по подарку какой взбредетъ на разумъ или приведетъ доморощеная сметка на память. Нужно только помнить и на лбу зарубить (если скупиться надумаетъ женихъ), что на дѣвишникѣ покоры начнутся, и хоть такъ они.... въ шутку творятся, а все, гляди, на кого нападешь: инымъ покоромъ прямо въ глазъ метнутъ, помутятъ иной разъ и свѣтъ въ очахъ. У невѣсты цѣлая куча подругъ защита, да и всѣ за нее, а у жениха только и есть заручка дружка одинъ, да и тотъ подчасъ словно вешн³й ледъ ненадеженъ.

   Главное дѣло, по всѣмъ правамъ и обычаямъ, выбрать веселаго дружку жениху; а за невѣстой пойдетъ либо братъ, либо кто изъ холостыхъ свояковъ; у этого и заботы немного, хоть и брякнетъ что не впопадъ, - все съ рукъ сойдетъ: либо не услышатъ, либо и совсѣмъ не обратятъ вниман³я. На женихова дружку вся надежда: имъ однимъ вся свадьба стоитъ, весь пиръ и веселье.

  

  

   Кого чѣмъ Богъ поищетъ - такъ и станетъ: иному, напримѣръ, грамота далась,- нашолъ гдѣ бумажку, хоть бы волостной писарь изъ окошка выкинулъ, - развернетъ и читаетъ: "проба-де пера и чернила: какая въ нихъ сила; кто меня обманетъ - трехъ дней не живетъ и проч."

   Иному плотничья работа далась: съ маху полѣно крошитъ и просто - безъ клинушка. Смотришь выведетъ на чистомъ новомъ столѣ и пѣтушка съ курочкой и зарубочки на всѣхъ углахъ съ выемками. Другому иное художество далось: - подопьетъ, напримѣръ крѣпко подопьетъ, ну, и спать бы,- такъ пѣсни любитъ дѣть и так³я, что не слыхать по сосѣдству,

   Вотъ Ѳомка - сорви голова: слова не дастъ никому сказать просто: сейчасъ подвернетъ свое щетинистое. Сказку ли смастерить на смѣхъ и горе, чтобъ и страшная сила и потѣшная, пѣсню ли спѣть чтобы въ слезы вогнать и кончить сиповатымъ пѣньемъ стараго пѣтуха и кудахтаньемъ курочки; овцой проблеять, козелкомъ вскричать и запрыгать сорокой; собаку соцкаго передразнить и замычать сосѣдской коровой; старой нищенкой попросить милостынки (сморщить при этомъ лице и погрозить ухватомъ), всюду хватало мастера Ѳомку, оттого и сорви голова, что перещеголялъ всѣхъ деревенскихъ своимъ досужествомъ.

   - Ишъ одиѣнъ какой уродился! толковали ребята, - и чѣмъ бы тебя, братцы, чище? - А вотъ поди ты тутъ!- Рукой махали товарищи, и завидовали.

   - А вѣдь ни съ чего пошолъ, добавляли они, припоминая прежнее время, - такъ вотъ: пошолъ ему талантъ, что ни день, то вновѣ.

   - Шла мельничиха домой, а мы коровъ въ хлѣва загоняли. Кто-то стегнулъ ее плетью, она и вскинулась; грызлась долго, а на Ѳомку отцу хотѣла пожаловаться; только ушла, а онъ Сорви-Голова и глаза скосилъ, какъ у Матрены было, и рожу свернулъ, по ее, на сторонку: носъ на губу уложилъ, да какъ свиснетъ на насъ, и отцу хотѣлъ на себя пожаловаться, ну вотъ словно такъ, какъ ругалась мельничиха. - А то купецъ проѣзжалъ, такъ ровно вчера было дѣло: и впередъ выпятится и волоса на затылкѣ со лба пригладитъ и руки оботретъ, и крикнетъ Ѳомка: "Эй вы мужики! - посторонитесь!"

   Дивились молодцы своему товарищу еще съ молоду и во всемъ ему отдавали почотъ.

   Въ свайку затѣютъ ребята играть, - привычное бы дѣло, такъ никто чище Ѳомки не ввалитъ ее въ середку колечка: свиснетъ оно, завижжитъ, прискочитъ къ головкѣ и вопьется въ землю такъ, словно рѣдька или рѣпа какая. Уговорится въ краекъ попадать, такъ посмотришь и мѣряютъ сто шаговъ - пироговъ, если еще и не того больше. А то обманетъ ловчакъ и взовьетъ кольцо кверху, ребятамъ бы мѣрять пироги, а ужъ колечко у Ѳомки въ рукахъ: подхватилъ онъ его на лету и разставилъ ноги, гордо подбоченившись.

   Въ чехарду сговорились ребята: - обочтетъ ихъ Ѳомка, чтобъ самому начинать, разставитъ ребятъ у стѣки горкой, головы на спины - а самъ разбѣжится и какъ разъ очутится у самой стѣны, на загривкѣ передняго. Въ прятки играть, такъ и не снимайся лучше: заберется туда, что цѣлый часъ ребята ищутъ, да такъ и бросятъ. На этотъ разъ не жалѣлъ молодецъ ни лица, ни спины, а царапины и не считалъ вовсе. Залѣзетъ въ овинъ и кто его знаетъ, на чемъ стоитъ и держится; тутъ бы ему и шею сломить, такъ цѣлъ и невредимъ; только, говоритъ, лѣвый бокъ, ломитъ.

   Такъ-то велось и во всемъ остальномъ: любили его ребята и нельзя сказать, чтобъ боялись, а бывало сорви головой только въ сердцахъ назовутъ и то про себя, потихоньку. Бѣда, если услышитъ Ѳомка.

   - И не хотѣлъ бы, говоритъ, бить, - надоѣло, да руки чешутся: ужъ лучше не снимайся, коли кто меня не сумѣетъ побить. Тутъ ужъ дѣло такое, кто кого тронулъ - тотъ и въ отвѣтѣ.

   - Да ты бы Ѳомка, Машкѣ-то, Гришухиной сестрѣ, спасибо сказалъ, - присовѣтовали ему разъ ребята до супрядковъ, когда они уже имѣли право посѣщать ихъ, но только молча, и стоять назади за старшими; дозволялось имъ залезать и на полати, но они сами стыдились водиться съ малолѣтками.

   - А за что же братцы? спросилъ Ѳомка совѣта.

   - Да, вишь, она тебя полюбила больно. Мнѣ, говоритъ, изо всѣхъ ты что-ни-на-есть лучше. Больно, слышь, волоса шибко вьются, кудри то кужлеваты очень.

   - Бодай ее быкъ, коли нравлюсь: разсердился бы, кабы захотѣлъ, - прихвастнулъ молодецъ. У меня не одни кудри и глаза всѣ дѣвки хвалятъ. Дай-ко вотъ я отпущу себѣ бороду, такъ и жениться въ нашей деревни не стану.

   - А чѣмъ она хуже тебя. Дай-ко мнѣ ее, такъ я и умирать не стану. Ее, братъ, сама барыня хвалила, какъ лѣтось ягоды ей продавала.

   Впрочемъ и у нашего Ѳомки, сердце тоже не камень; хоть и не у себя въ деревнѣ, а все гдѣ-нибудь по сосѣдству найдется и для него зазноба. Отъ чего иной разъ не потѣшить себя, не покрасоваться, когда не пройдетъ ни одна дѣвка безъ того, чтобъ не взглянуть на него и не закрыть своего лица вплоть до глазъ рукавомъ рубашки или ситцевымъ передникомъ. Сталъ Ѳомка мудрить: спознался съ писарями - бахвалами и самъ незамѣтно сдѣлался хватомъ. На первой грошъ зеркальцо купилъ и увидѣлъ, что ужъ порядочный пушокъ на обѣихъ губахъ показался. Сталъ онъ и усъ свой и бороду холить: на первый случаи, когда пушекъ сталъ виться немного, обрилъ онъ его, по совѣту пр³ятелей, въ той надеждѣ, что волосъ скорѣе полезетъ. Скоро онъ и до настоящей бороды дожилъ. Бросилъ Ѳомка стричь волоса въ скобку: спереди пустилъ на всю вольную волю, а сзади подстригъ ихъ казачкомъ-лѣсенкой и затылокъ ему писаря выбрили гладко-нагладко. Попались кой-как³я деньжонки; онъ купилъ гребешокъ мѣдный, и повѣсилъ его на гарусной поясъ; что ни сниметъ шапку, то и причешется, что ни соберется куда, - вымоется. Сталъ онъ молодцемъ и увидѣли дѣвки, что едва ли Ѳомка не пригоже всѣхъ въ деревнѣ: и лицо кругло, и румяно, а кудри и курчавая кругленькая бородка - только бы, кажется, ему и годились и на дѣвичью погибель выровнялись.

   - Никакъ Ѳомка-то сорви-голова Лукерью полюбилъ, - толковала одна сосѣдка-орженушка другой.

   - Нѣтъ, дѣва, давно бросилъ, теперь съ писаремъ Григорьемъ Аннушку сомущаютъ. А все оттого, дѣва, что пригляденъ пострѣлъ.

   - Чванливъ только, кормилка, бахвалить сталъ. А попробуй, что не по его сдѣлать, откуда супротивности наберетъ.

   - Ужъ и ребята-то наши хороши, только и живутъ Ѳомкинымъ разумомъ, словно нѣтъ своего. Что тотъ ни молвитъ, то и ладно.

   - А будетъ онъ на поседкахъ?

   - Кто его знаетъ? Вишь въ сосѣдскую деревню повадился: свои, толкуетъ, надоѣли. А что мы станемъ дѣлать, коли не придетъ къ намъ, друг³е ребята и потѣхъ не съумѣютъ придумать. Имъ однимъ, по правдѣ сказать, и вечеринка-то наша стоитъ.

   Такъ ли не такъ, а дѣвки говорили правду. Ѳомка съ товарищами повытѣснилъ переднихъ - старшихъ ребятъ совсѣмъ изъ избы. Иные оженились и бросили поседки: часть разбрелась въ друг³я хорош³я мѣста, а и остался кто, такъ очень немного, да и тотъ присосѣдился подъ Ѳомкину власть и руку; только старичокъ чванился немного, а во всемъ слушалъ молодаго и ему подчинялся. Безъ Ѳомки теперь не ладилось дѣло: ни пѣсня не запѣвалась, ни пляска не поднимала пыль отъ полу до полицъ, и ряженые не плясали бы въ избѣ, еслибъ Ѳомка велѣлъ притворить двери и не пускать никого изъ посадскихъ. Ссору ли затѣетъ кто изъ захожихъ, Ѳомка съ разу опѣшитъ его:

   - Ты не очень гордобачься; не трогай дѣвку; садись на свое мѣсто. Наша дѣвка не вѣтошка: а мы тебѣ укажемъ, гдѣ раки зимуютъ.

   Бѣда, если гость скажетъ супротивное слово. Слово за слово, и чѣмъ онъ занозистѣе, тѣмъ и противники горячѣй.

   - Убирайся вонъ!- кончаетъ Ѳомка: намъ либо ссориться, либо драться. Лучше уходи подобру поздорову; да другой разъ и глазъ не кажи. А упираться сталъ?.. Хватайте его ребята, да въ шею и спину! Тамъ лѣстница кочковата для его милости: такъ свѣту не давайте, а пусть поприглядится попристальнѣе самъ. Укажите ежу носомъ, какъ хрѣнъ копать.

   - Силенъ Ѳомка, силенъ въ своемъ словѣ! Только приказъ отдаетъ, - самъ и рукъ не приложитъ; все ребята дѣлаютъ. А поди,- сунься поучить:- ввѣкъ не забудетъ - толковали гости и какъ не какъ, а выводили одно, что нужно Ѳомку заручать зараньше, а то ни къ чему придирается, и словами колетъ: откуда берутся. И рукой крѣпокъ, да и ребята больно любятъ - горой стоятъ.

   - Пойдемъ-ко, Ѳома Еремеичъ,- выпьемъ крѣпительнаго. Да вотъ пряникъ вечоръ купилъ битой: такъ не хочешь ли побаловаться немного; и сладко и горько, знаешь, - все къ одному.

   - Эхъ молодецъ ты, Ѳома Еремеичъ: тобой только и деревня наша стоитъ, право.

   Тогда ужъ смѣло подступай тароватый гость,- все за одно, хоть бы и изъ чужой деревни былъ.

   - Только Машутку мою не трогай, - а то всѣ въ твоей власти!

   - Гришку Шокиринскаго не трогать, ребята: изъ нашихъ будетъ, хотѣлъ вина принести и орѣховъ - отдавалъ такой приказъ, Ѳомка, передъ посѣдками.

   - Заноза, - сорви голова! и парень не олухъ; въ работѣ спѣшенъ и пѣснями умѣетъ потѣшить, съ нимъ и стогъ нагребешь шутя, и снопъ завяжешь - говорили старики семьяне. Одинъ грѣхъ - таровать шибко: не жалѣетъ копѣйки, коли въ бахвальство заберется, а то бы и хозяйство велъ хорошо, а разумъ то свой, не купленой, доморощеной, и мою бы Груню не обидѣлъ колибъ засватать.

   - Сказки разсказываетъ лихо и поговорки плететъ, словно самъ набираетъ. Здоровъ затылокъ - нечего сказать: лихой малой! А ужъ выпить надумаетъ, противъ него никто не возьметъ; мало только, плутъ, съ крючка сливаетъ - толковалъ цаловальникъ.

   - Больно зубастъ, да привередливъ! - отзывались бабы замужныя. Самъ поди и засватается, если надумаетъ свадьбу играть. Мало учили парня, баловали его отецъ и мать, - оттого и вышелъ щетинистъ. Со старыми, словно съ малыми, заигрываетъ; а не по немъ что - грубливъ; грубливъ плутъ, а ужъ до поры до времени сломитъ голову,

   - Эхъ кабы Ѳомка взялъ за себя! думали дѣвки, - во всемъ бы его слушалась; купили бы саночки писаныя и все бы катались. Въ Питеръ бы пошолъ: платочковъ наслалъ съ городочками, душегрейку бы купилъ, что на подрядчикахъ нашихъ. Ужъ и слушалась бы я его, все бы въ глаза глядѣла, и побилъ бы - не плакала. Да нѣтъ не бывать тому, - супротивница есть; полюбилъ не меня, а мою разлучницу.

   Дѣвки краснѣли при первой встрѣчѣ съ сорви-головой, и перекидывались словечками. Доходили и до того, что не только сами заговаривали съ нимъ, но и сами первыми заигрывали щипкомъ, или локоткомъ. Ѳомка только оглянется и рѣдкой счастливицѣ погрозитъ пальцомъ или языкъ высунетъ: а то всѣмъ одно:

   - Незамайте меня: и безъ васъ тошно. Хороши вы дѣвки, да лучше васъ есть.

   Правду сказалъ Ѳомка: хороша была Аннушка и голосомъ взяла и тѣломъ породиста; на первыхъ порахъ Ѳомкѣ и желать лучше нечего. Что ни встрѣча, то Аннушка и глаза потупитъ, а заговоритъ, подбочася, Ѳомка: у красавцы и сердечко запрыгаетъ и въ горлышкѣ перехватитъ, голосокъ станетъ словно надтреснутый: говоритъ, словно боится, и все какъ-то не то, чего хочется. Заигралъ Ѳомка на балалайкѣ, ударилъ всей пятерней бойко и порывисто, у Аннушки не то, чтобы ознобъ, а задрожитъ-таки улыбка на маленькихъ губкахъ, и плечикомъ шевельнетъ она. Пригласитъ молодецъ плясать - не пойдетъ. Пѣсню ли ухаръ запоетъ про нее, за товарокъ Аннушка спрячется или убѣжитъ далеко.

   - Про себя страдаетъ дѣвка. А вижу - любитъ. И богата же, братцы, Анютка: жили бы славно, все бы пиво варилъ; бурмистромъ бы выбрали.

   - Барышникъ, ты братъ-Ѳомка, и ничего больше! Послушай-ко, что она про тебя вечоръ говорила: - мнѣ говоритъ, въ воду съ камнемъ - либо за Ѳомку замужъ. Я, говоритъ, его люблю больше всѣхъ; братишки, говоритъ, такъ не милы.

   - Да чего, коли хотите?- подвернулъ парень. - Разъ за руку ухватилъ ее, такъ не вырвала стоитъ сговореной, да какъ захнычетъ. Я говорю, чему плачешь? Такъ, говоритъ, что-то не ладно. А сама уперла глаза въ землю и ни слова не молвила больше; вырвалась съ маху, да и убѣжала въ избу.- Ну, ее...

   - Нѣтъ, братъ Ѳомка, не обижай ты дѣвку, а коли за богатствомъ гоняешься, возьми лучше мельничиху Агашку - рябую. Та на все удала: и на пѣсню горласта, и слово скажетъ - словно въ кузовъ ударитъ.

   - Ладно, ну - ребята: молчите до время!

   Ребята молчали, и Ѳомка молчалъ. Разъ пришолъ къ своимъ закадышнымъ пр³ятелемъ становымъ писаремъ покурить картузнаго, да побаловать на балалайкѣ - отвести душу (свою балалайку подарилъ кому-то); говорятъ ему пр³ятели писаря.

   - Молодецъ, братецъ ты Ѳомка: И кто тебя знаетъ откуда у тебя рѣчи берутся. Не хитро бы, кажется, сказать иное слово, а ты молвишь - что хочешь дай:- не съумѣемъ. И какъ то это ты и рукой и языкомъ прищолкнешь, кстати колѣнкомъ вернешь, плечомъ шевельнешь, все это впопадъ у тебя.

   - Знаешь, братъ-Ѳомка! тебѣ бы хорошо дружкой быть и Егору кузнецу за тобой бы совсѣмъ не угнаться. Пошли бы и мы, да нѣтъ того маху. А ужъ почотъ-то какой!- одно слово - дружка!

   Думалъ, да думалъ Ѳомка и - надумалъ:

   - И правду, господа, дружкѣ много почоту; отъ дружки все идетъ. Да приступъ страшенъ: одного боюсь.

   - Приступу бояться нечего,- утѣшали его, тебѣ бы и начинать. Вѣдь и всѣ неучоными были, вотъ хоть бы и мы.

   - Да ваше, господа, дѣло бумажное; у васъ и разумъ съ другимъ складомъ.

   - И тебѣ его не занимать стать: дѣвки хвалятъ, ребята любятъ. Окунись да и съ миромъ. Умѣй только слово кстати ввернуть; прибаутки свои давай, да чужихъ поприслушайся. Походилъ бы по свадьбамъ: кузнеца бы Егора послушалъ,- все бы пригодилось.

   - Инъ вашими устами да медъ пить! Попытка не шутка, спросъ не бѣда; ведь наше авось не съ дуба сорвалось. Идетъ битка въ конъ!

   - Ну, вотъ и пошло! подхватили писаря и залились дружескимъ смѣхомъ. Начинай дѣло, а мы пр³йдемъ, да послушаемъ.

   Съ той поры, гдѣ ни затѣется свадьба - Ѳомка какъ выльетъ. Случилась она по сосѣдству - молодца всѣ ребята знаютъ, рады ему какъ баляснику, а не то онъ самъ дойметъ хитростью и прибаутками; волей-неволей все поддается его желанью. А въ своей деревнѣ онъ самъ-большой: молодые боятся, а не то онъ и самъ накроетъ, и отъ дѣвичника вплоть до конца свадьбы болтается онъ по весельямъ и руко