Гарин-Михайловский Николай Георгиевич - Дневник во время войны

своимъ солдатамъ, чтобъ расползлись потихоньку да легкихъ раненыхъ по одному на человѣка притащили. А тутъ стихла и стрѣльба.

   Его голосъ мѣрно и однообразно отдается въ моемъ ухѣ, какъ шумъ падающей воды.

   - Вотъ языкъ воротился, и говорить хочется. Господи, Господи, что только было сегодня! Знать, что такое страшное есть въ жизни - лучше и не родиться.

   Мы отнесли вещи и возвращаемся на станц³ю, и опять журчитъ чей-то голосъ, или, вѣрнѣе,- все тотъ же голосъ какого-то человѣка, котораго я не вижу въ лицо.

   - Все ждали мы долины: въ горахъ-де непривычны. Гаолянъ - хуже горъ. На сопкахъ хоть что-нибудь увидишь, а въ гаолянѣ ни зги,- какъ выколоты глаза: сами себя бьемъ...

   Ночь, неподвижная, темная, мрачная, точно прислушивается къ его словамъ, и я тороплюсь туда, гдѣ свѣтъ станц³и.

   На станц³и уже двѣ парт³и: одна за генерала Орлова, очень маленькая, другая, громадное большинство, противъ.

   Обвинен³я большинства:

   - Обычная горячность, не исполнилъ распоряжен³я и вмѣсто выстаиван³я бросился въ атаку.

   Меньшинство:

   - Ему приказали итти во главѣ батальона, говорятъ, потому что батальонъ замялся. Войска только-что пришедш³я, не обстрѣлянныя, резервныя.

   Три часа ночи. Взошла луна. Раненые все идутъ и идутъ. Длинной вереницей стоятъ и ждутъ очереди для перевязки. Всѣ отдѣлен³я "Краснаго Креста" уже закрыты и эвакуированы. Перевязка происходитъ на вокзалѣ. У перрона стоитъ поѣздъ, пришедш³й съ ранеными изъ копей. Копи въ рукахъ японцевъ. Отъ поры до времени изъ вагоновъ выносятъ носилки и несутъ ихъ къ лѣвой сторонѣ станц³и. Тамъ рядами лежатъ уже умерш³е.

   Эта ряды все растуть. Тянеть къ нимъ. Лица прикрыты. Позы покоя. Послѣ двѣнадцатидневнаго боя они спятъ наконецъ. Имъ больше ничего не нужно. Все пережито уже, всѣ ужасы назади.

   Хорошо бы тоже гдѣ-нибудь присѣсть и заснуть. Но негдѣ присѣсть.

   Въ одной изъ комнать, тускло освѣщенной лампой, и телеграфъ и средоточ³е всѣхъ начальствующихъ. Блѣдныя, истомленныя лица.

   - Господа, радость! Телеграмма отъ генерала Езерскаго: "Арм³я Куроки разбита, лѣвое крыло арм³и Оку опрокинуто".

   Мы всѣ бросаемся къ аппарату и читаемъ телеграмму. Читаемъ, перечитываемъ, собираемея съ мыслями и чувствами. Точно будимъ ихъ. Все какъ-то притупилось, а ужъ особенно чувство радости. Какъ ненужный багажъ здѣсь сдано оно куда-то такъ далеко, что не скоро и найдешь его.

   Я смотрю на лица окружающихъ. Все это люди, жаждущ³е, какъ манны небесной, побѣды. Вся судьба ихъ тѣсно связана съ ней. Отъ многихъ изъ нихъ я слышалъ:

   - Нельзя возвращаться въ Росс³ю, не побѣдивъ японцевъ.

   И вотъ побѣда: сомнѣваться нельзя. Я выхожу на платформу, иду къ раненымъ, подхожу къ группамъ солдать, сообщаю имъ содержан³е телеграммы. Пауза, вздохъ и что-нибудь въ родѣ:

   - Дай-то Господи!

   Или:

   - Хорошо бы!

   Иные крестятся.

   Встрѣчаю князя Львова и сообщаю ему.

   - Есла это правда...

   - Нельзя же не вѣрить?

   - Вотъ что,- говоритъ генералъ:- надо справиться въ главной квартирѣ.

   Подходитъ агентъ движен³я.

   - Сейчасъ мнѣ сообщилъ В. Н, что въ Петербургъ послана телеграмма такого же содержан³я.

   - Ага! Ну, значитъ, вѣрно. Ну что жъ?

   - Великолѣпно!

   Приливъ вѣры понемногу охватываетъ всѣхъ. Вѣры и радости. Всѣ эти измученные люди начинаютъ оживать. Это давко жданный дождь для сохнущихъ хлѣбовъ. Подъ первыми каплями притихло все, и еще печальнее видъ полей. Но дождь сильнѣй и сильнѣя, и уже ливень льетъ, и жадно впитываетъ сухая земля спасительную влагу. Тощ³й стебель, колеблемый на всѣ стороны хлещущимъ дождемъ, говоритъ въ блаженствѣ: "Я буду жить!". Итакъ, отнынѣ фактъ, что дождь, могуч³й дождь прошелъ, и фантаз³я уже рисуетъ, въ какой рай превратятся черезъ нѣсколько дней эти мокрыя, грязью залитыя поля.

   - Теперь и помечтать можно,- говоритъ генералъ, вздыхая облегченно всей грудью.- Ухъ, какъ хорошо!

   Мы сидѣли съ нимъ въ уголкѣ платформы на какихъ-то ящикахъ и мечтали.

   Луна высоко взошла, и серебрянымъ блескомъ отливаеть платформа. Как³я-то тѣни встаютъ больш³я до неба и полосами проходятъ въ таинственную даль туманныхъ сопокъ. Мы мечтаемъ. Арм³я Куроки разбита, разбиты, конечно, и Нодзу и Оку, мы идемъ на выручку уже освобожденнаго Портъ-Артура. Другая часть преслѣдуетъ Куроки и не даетъ ему времени опомниться, пока вся не будеть уничтожена. Приходитъ нашъ флотъ. И тогда что жъ? Войнѣ конецъ, въ сущности. Мы диктуемъ услов³я мира, мы возвращаемся лауреатами домой. Нашъ командующ³й...

   Генералъ обожаетъ командующаго. Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что и громадное большинство арм³и такъ же относится къ этому желѣзному, сильному, кристаллически-чистому человѣку.

   И мы продолжаемъ мечтать. Но усталость дѣлаетъ свое дѣло.

   - Ахъ, скорѣе бы приходили вагоны - и спать. Чорть! Эта вчерашняя паника... Теперь, конечно, эта частичная неудача съ 54-й дивиз³ей утонетъ въ морѣ удачъ, но все-таки...

   Генералъ зѣваетъ:

   - Холодно однако на разсвѣтѣ. Бр... надо походить.

   А ко мнѣ идетъ опять Александра Николаевна.

   - Ну, вотъ говорила же вамъ, что останусь здѣсь, а теперь вотъ и отдавайте мнѣ мои вещи. Схватили, унесли: не надо было слушаться. Когда теперь дождешься ихъ?

   А. Н. нужна какая-то справка, и мы идемъ съ ней къ вагонамъ. Кончили, и я возвращаюсь назадъ. Совсѣмъ разсвѣло. Блѣдное утро, безъ силъ. Еще спитъ оно послѣдней дремой и не хочетъ, несмотря на свѣтъ, открывать глазъ.

   Иду навстрѣчу С. И.

   - Что жь, дорогой мой, хоть чаю напиться? - говоритъ онъ. Мы идемъ къ знакомому столу за стѣной. Уже разрушенъ столъ, двери балагана настежь. Какая-то фигура тамъ возится.

   - Ничего нѣтъ: все увезено уже.

   - Ну, теперь назадъ привезете.

   Въ концѣ концовъ находимъ какой-то котелокъ, и намъ уже кипятятъ воду, такую же мутную и пѣнящуюся, какая бываетъ въ мыльной ваннѣ послѣ пр³ема этой ванны.

   - Что это? Опять выстрѣлы?

   - Да... Нѣтъ, это обозы. Вотъ они. Но зачѣмъ эти обозы ѣдутъ на сѣверъ?

   - Это ихъ дѣло, дорогой мой: пусть ѣдутъ они, куда хотятъ, а мы будемъ чай пить. Подсаживайтесь.

   Къ намъ подсаживается Викторъ Петровичъ. Онъ обросъ, одячалъ, весь онъ и даже пальцы у ного скрюченные и бѣлки глазъ красные.

   - Десятую ночь безъ сна уже,- говоритъ онъ и начинаетъ клевать носомъ.

   - Человѣкъ,- говоритъ невозмутимо С. И.,- который могъ дотянуть безъ сна до десятой ночи, можетъ такъ же провести и одиннадцатую: бросьте поэтому клевать носомъ.

   B. П. открываеть глаза, смотритъ нѣкоторое время на меня и улыбается.

   - А помните,- лукаво говоритъ онъ - ваши слова послѣ Хайчена? Вы сказали тогда, что больше не вѣрите. Это, конечно, не великодушно съ моей стороны напоминать.

   Я не отвѣтилъ, сразу упавъ духомъ. И мы всѣ трое замолчали, потерявъ все наше настроен³е. И сейчасъ же произошло что-то ужасное. Мы увидѣли вдругъ перевернутое лицо того генерала, съ которымъ я мечталъ.

   - Что съ вами?!

   Онъ какъ-то крикнулъ:

   - Ужасно! Насъ обходитъ арм³я Куроки и Нодзу - они, оказывается, вмѣстѣ перешли Тайцзыхе. Оказалось у нихъ сто двадцать батальоновъ, а по Ляохе идетъ еще сорокъ тысячъ, и арм³я Оку идетъ на соединен³е къ нимъ же. Насъ хотятъ отрѣзать у Мукдена или Телина, они уже впереди тамъ, мы оставляемъ Ляоянъ, сейчасъ же надо очищать Янтай. Все спасен³е наше теперь - обогнать ихъ.

   Генералъ исчезъ, а мы сидѣли уничтоженные, раздавленные, прислушиваясь къ загремѣвшимъ уже со всѣхъ сторонъ выстрѣламъ. Всходитъ солнце, но небо быстро покрывается тучами. Будетъ дождь. Этого только недоставало!

   А мечты! Сонъ въ бѣдной лачугѣ, прелестный сонъ съ дворцами и музыкой, и ужасное пробужден³е, и еще ужаснѣе эти жалк³я стѣны лачуги.

  

   Непрерывное грохотанье отъ отступающихъ обозовъ. Лин³я всѣхъ этихъ обозовъ вытянется верстъ на сорокъ. Съ востока ихъ охраняютъ отъ натиска Куроки двадцать нашихъ конныхъ полковъ. Съ юга сдерживать будетъ 1-й корпусъ барона Штакельберга. Порѣдѣлъ этотъ корпусъ, но боевая слава его высоко стоить. Вчерашнее неудачное дѣло 54-й дивиз³и исправилъ прежде всего отрядъ генерала Мищенки, изъ двухъ конныхъ полковъ и двадцати оруд³й. Когда дивиз³я разстроилась и начала спѣшно отходить, образуя брешь, чрезъ которую бросились-было японцы, казаки Мищенки спѣшились и, образовавъ цѣпь, открыли по нимъ огонь. Огонь, и очень удачный, открыли и 20 оруд³й, и настолько удачный, что японцы отступили. Если бъ въ это время находились въ распоряжен³и генерала Мищенки пѣхотныя части, то онъ бросился бы въ атаку. Вскорѣ на помощь подоспелъ первый корпусъ, но японцы выдвинули такую массу войскъ, что ясно стало, что держаться здѣсь мы не можемъ. Въ результатѣ, какъ уже извѣстно, общее отступлен³е.

   Какое настроен³е сегодня? Какъ-то такое, что и говорить никто ни о чемъ не хочетъ. Но жить надо, и угрюмо каждый дѣлаетъ свое дѣло. Нѣтъ времени разсуждать: надо уходить, и насъ ждетъ большая опасность, если насъ отрѣжутъ.

   Слухъ, что третьяго дня Куроки предлагалъ перемир³е, но командующ³й будто бы отвѣтилъ:

   - Ни минуты отдыха.

   Говорятъ, что намѣстникъ ѣдетъ сюда, и его пр³ѣздъ связываютъ съ вопросомъ о перемир³и и даже о мирѣ.

   - Но какой же можетъ быть миръ теперь? Ерунда! Не только не миръ, но, напротивъ, затяжная война.

   Появились японск³я прокламац³и. Въ нихъ заявляется, что ихъ, японцевъ, здѣсь очень много и борьба съ ними безполезна. Васъ-де втрое больше, но мы въ двадцать разъ дальше живемъ, а по этому расчету выходитъ, что ихъ, японцевъ, въ шесть разъ больше, чѣмъ насъ. Мы желаемъ, говорятъ они, жить съ вами въ мирѣ, но вамъ нечего здѣсь дѣлать. Если бы мы даже и не побѣждали васъ, то и безъ этого ваше-де дѣло здѣсь безнадежно проигранное, потому что безнадежна мысль покорить китайцевъ. Они такъ устойчивы въ своихъ расовыхъ особенностяхъ, что въ концѣ концовъ покорять всяк³й народъ, который вздумалъ бы ихъ проглатывать. Даже безь всякой войны, а просто въ силу своей пятитысячелѣтней организац³и и массы. У васъ же де, кромѣ Манчжур³и, много и земель и дѣла у себя на родинѣ. Вы-де это и сами сознаёте и оттого и деретесь такъ плохо. А потому, кончается воззван³е, мы просимъ васъ, чтобъ не проливать даромъ кровь, бросайте оруж³е и уѣзжайте домой.

   На востокѣ затихла перестрѣлка, да и на полѣ рѣдко и лѣниво гремятъ отдѣльные выстрѣлы.

   Раненыхъ почти уже нѣтъ.

   Къ вечеру трогается нашъ поѣздъ. Съ тоской и ужасомъ смотрю въ сторону Янтайскихъ копей, на эти безконечныя поля гаоляна: как³я драмы теперь тамъ въ нихъ происходятъ со всѣми тѣми ранеными, которые не могуть итти или ползти сами, со всѣми тѣми бѣглецами, которые, не зная дороги, или блуждаютъ безъ толку въ этомъ гаолянномъ лѣсу, или уже попались въ руки хунхузовъ и переживаютъ теперь свои послѣдн³е часы, минуты, мгновен³я мукъ и страдан³й.

   Тихая, теплая ночь спускается надъ округой, и мнѣ рисуется страшное лицо ея съ пальцемъ молчан³я на устахъ: она не разскажетъ никому ужасныхъ тайнъ своихъ.

   А по обѣимъ сторонамъ поѣзда все тотъ же непрерывный трескъ непрерывно движущихся обозовъ. И все кажется, что это все та же ружейная трескотня.

   Кажется это и двумъ ротамъ, дошедшимъ до станц³и Шахе и спяшимъ тамъ. Кричитъ кто-то дико во снѣ:

   - Стрѣляютъ! Японцы обошли!

   И двѣ роты вскакиваютъ: одни бѣгутъ, друг³е хватаются за ружья, стрѣляютъ, бросаются въ штыки.

   Къ нашему пр³ѣзду все успокоилось, на платформѣ лежитъ мертвый, приколотый штыкомъ унтеръ-орицеръ; куда-то помѣстили 19-ть раненыхъ. Потомъ разсказывалъ инженеръ путей сообщен³я Ю. И. Лебедевъ, что во всю эту кошмарную для русскаго войска ночь тревожно спали всѣ. Мало спали. Въ ихъ саперномъ батальонѣ дважды была тревога. Дважды кричалъ часовой:

   - Кто идетъ? Кто?!

   И отчаянный крикъ:

   - Разводящ³й!

   Въ темнотѣ слышенъ шумъ, крикъ проснувшагося батальона, бѣгутъ полуодѣтые офицеры съ шашкой черезъ влечо.

   - Тамъ, тамъ, въ гаолянѣ!

   - Ради Бога, только не перестрѣляйте другъ друга! Лучше совсѣмъ не стрѣлять.

   А тревога растетъ, передается другимъ частямъ, и весь громадвѣйш³й обозъ, идущ³й по тремъ дорогамъ, по десять въ рядъ, волнуется. Вотъ-вотъ вся эта громада собьется и спутается такъ, что и двигаться дальше не сможеть.

   И все-таки въ общемъ все прошло удивительно благополучно, а спец³алисты говорятъ, что этотъ маршъ изъ Ляояна въ Мукденъ попадетъ въ истор³ю по своей гранд³озности и стройности отступлен³я.

  

   Сегодня намѣстникъ ѣздилъ въ Шахе на свидан³е съ командуюгдимъ.

   На очевидцевъ свидан³е это произвело прекрасное впечатлѣн³е. Говорять, намѣстникъ сказалъ, обращаясь къ своему штабу:

   - Ознакомившись съ дѣйств³ями и планами командующаго, я признаю ихъ глубокую основательностъ и правильность.

   Послѣ этого былъ обѣдъ, на которомъ присутствовали и оба штаба. Все свидан³е продолжалось 2 ¹/₂ часа, и намѣстникъ, возвратившись въ Мукденъ, пробывъ здѣсь очень мало, выѣхалъ со своимъ штабомъ въ Харбинъ. Сегодня же пришло обрадовавшее всѣхъ извѣст³е, что 1-й корпусъ вышелъ изъ того критическаго положен³я, когда японцы могли его отрѣзать.

   Есть слухъ объ японцахъ. Кое-гдѣ они слегка обстрѣливаютъ наши обозы, но въ точности никто не знаетъ, гдѣ, въ сущности, главныя силы японцевъ. Сегодня, во всякомъ случаѣ, мы оставляемъ Шахе, предпослѣднюю отъ Мукдена станц³ю.

   Можетъ-быть, подъ Мукденомъ будетъ бой. Приготовляются двѣ позиц³и: передъ рѣкой Хунхе, въ семи веретахъ отъ Мукдена, а подъ Мукденомъ, по эту сторону Хунхе. Позиц³и не важныя, и цѣль - немного задержать японцевъ, если он тутъ пройдутъ.

   Иностранные агенты думаютъ, что японцы предпримутъ обходное движен³е на Телимъ съ востока и запада по Ляохе.

   - Тогда, что жъ, мы будемъ отрѣзаны?

   Пожимаютъ плечами.

   18-го ночью одинъ иностранный атташе, уѣзжая въ 17-й корпусъ, говорилъ мнѣ:

   - Есла вашему командующему удастся окружить Куроки, это будетъ такой же ген³альный планъ, какой удался однажды Наподеону. Я боюсь одного: Куроки при такихъ услов³яхъ не приметъ боя.

   - И тогда наше дѣло будетъ потеряно?

   - Напротивъ. Уходъ изъ Ляояна - единственный выходъ, а при такихъ услов³яхъ, если планъ удается, то и блестящ³й выходъ найденъ и, во всякомъ случаѣ, то, что необходимо дѣлать, уже будетъ сдѣлано, и главное - во-время.

   Головные обозы уже достигли Мукдена, и теперь передъ окнами нашего вагона дефилируютъ день и ночь тысячи арбъ, телѣгъ, вьючныхъ муловъ. Слышится непрерывный трескъ, грохотъ и громк³й говоръ, нерѣдко переходящ³й и въ ругательства.

   На вокзалѣ Сергѣй Ивановичъ позакомилъ меня съ молодымъ офицеромъ-артиллеристомъ Михаиломъ Михайловичемъ Юркевичемъ. Онъ принималъ участ³е въ бояхъ подъ Сеньюченомъ 12-го, 13-го, 14-го, 15-го августа въ 3-мъ корпусѣ генерала Иванова и занималъ на самой высокой сопкѣ наблюдательный постъ, съ котораго сообщалъ о ходѣ сражен³я генералу Иванову, который со штабомь расположился подъ этой сопкой.

   Къ бою подготовелись идеально. Вся мѣстность была разбита на квадраты, и каждая сопка въ каждый данный моментъ могла быть обстрѣлена съ математической точностью. главная работа выпала на долю второй батареи 6-й бригады, 4-й батареи той же бригады и батареи полковника Покатило на лѣвомъ флангѣ, закрывавшемъ главный проходъ на Сюялиндзы. Командующ³й послѣ боя пр³ѣзжалъ благодарить войска и просилъ описать подробно этотъ бой, чтобы онъ сталъ достоян³емъ всей арм³и. Такимъ образомъ неудача подъ Тюренченомъ была смыта этимъ боемъ подъ Сеньюченомъ. Бой 18-го августа, гдѣ опять отличилась батарея Покатило и гдѣ онъ самъ былъ убитъ, была вторымъ славнымъ дѣломъ.

   Сопка, на которой стоялъ М. М., была снабжена прекрасными трубами.

   Интересный бой былъ тринадцатаго.

   На нашемъ правомъ фдангѣ стоялъ 24-й полкъ, прославивш³йся 4-го ³юля. При немъ - первая батарея 3-й бригады. Они защищали главную дорогу на Сюялиндзы. На этой батареѣ 42 японскихъ оруд³я сконцентрировали свой огонь съ 11-ти до 5-ти часовъ дня. Этимъ предрѣшалась, очевидно, и атака въ этомъ мѣстѣ. но 1-я батарея, несмотря на уб³йственный огонь, продержалась до конца.

   - Послѣ каждаго выстрѣла нашей батареи я кричалъ внизъ: "живемъ!", и генералъ Ивановъ, все время напряженный и поглощенный боемъ, радостно кричалъ: "Спасибо! спасибо!". Около часу дня вижу у лѣска, противъ 24-го полка, японск³я фигуры. Значитъ, собирается пѣхота. Въ два часа полурота японцевъ перебѣгаетъ рѣчку и исчезаетъ въ гаолянѣ. Я даю первой батарее сигналъ стрѣлять въ гаолянъ. Вижу, подходитъ къ рѣчкѣ японскй батальонъ. Сообщаю генералу Иванову, что, вѣроятно, предполагается атака на 24-й полкъ и пѣхота пераходитъ рѣку. На подкрѣплен³е полковнику Лечицкому посылаютъ войска. Подкрѣплен³е подходить въ тотъ моментъ, когда съ одной стороны атака началась, а съ другой отъ Лечицкаго прискакалъ нарочный съ просьбой о подкрѣплен³и. Атака японцевъ отбита съ громаднымъ для нихъ урономъ. Этимъ закончился день, а мы удержали всѣ наши позиц³и. У насъ потери были ничтожны.

   - Съ вами еще кто-нибудь былъ на сопкѣ?

   - Два иностранныхъ атташе,- одишъ все время просидѣлъ въ блиндажѣ, а другой все время былъ со мной.

   - Это этотъ другой?

   - Представитель Австро-Венгр³и графъ Шептыцк³й - умный, храбрый, влюбленный въ свое дѣло офицеръ.

   - Всѣ эти дни дѣла восточнаго корпуса были блистательгы. Генералъ Ивановъ - выше всякихъ похвалъ: это былъ такой удачный выборъ со стороны командующаго. Лично я страшно боялся наступать. Гораздо легче быть въ своей батареѣ, даже тогда, когда засыпаютъ шрапнелью. А особенно съ такимъ командиромъ, какъ нашъ подполковникъ Лисуновъ. Уже пожилой, но олицетворенное спокойств³е.

   "- Вы какъ скомандовали?

   "- Трубка 104-й, прицѣлъ 102-й.

   "Шрапнели рвутся кругомъ.

   "- 102-й и 104-й? А дайте-ка, я посмотрю.

   "Но въ это время въ брустверъ влетаеть шрапнель въ трехъ шагахъ отъ насъ и засыпаетъ насъ землей.

   "- А, чортъ, теперь я ничего не вижу.

   "Онъ вытираетъ глаза и спрашиваеть:

   "- Такъ какъ? 102-й и 104-й?"

   У M. M. здѣсь невѣста - сестра милосерд³я въ Евген³евской общивѣ. 19-е августа вечеромъ и ночью подъ шрапнельнымъ огнемъ онъ провелъ съ ней въ Ляоянѣ въ Георг³евской общивѣ "Краснаго Креста". Георг³евская ушла, и ее смѣнила Евген³евская. Въ этотъ вечеръ M. M. и написалъ прилагаемые стихи.

  

   Посвящается М. П. П.

  

   Ты помнишь ли не чудный блескъ зари,

   Что передъ ночью шлетъ прощальный свой привѣтъ,

   Что передъ тѣмъ, какъ тьма вдругъ побѣждаетъ свѣтъ,

   Могуче шепчетъ дню: мой врагъ, умри!..

  

             * * *

  

   И не подъ нѣжною, прозрачною луной,

   Смотря на образъ твой, я ждалъ твоихъ признан³й;

   Ты помнишь ли, другъ мой, послѣднее свиданье

   Тогда, въ ту ночь съ тобой?

   Не трели соловья сердца намъ наполняли,

   И въ высотѣ небесъ не сонмы звѣздъ сверкали,-

   То пули-соловьи запѣли страшной трелью,

   Паденья звѣздъ смѣнилися шрапнелью,

   То заревомъ войны все небо освѣщалось,

   То смерть была, что жизнью намъ казалось.

  

   Извиняюсь передъ авторомъ, если плохо записалъ, что-нибудь перепуталъ.

   - Это вы подъ огнемъ и писали?

   - Подъ огнемъ.

   Вотъ какъ переживалось это и тяжелое и яркое въ то же время мгновен³е войны у нихъ тамъ, въ "Красномъ Крестѣ".

   Безпечный, молодой, съ сверкающими глазами, сидитъ передо мной этотъ юноша-артиллеристъ. Онь былъ уже въ 11-ти бояхъ, впереди - безъ счета такихъ же боевъ.

  

   Командующ³й возвратился въ Мукденъ. Его поѣздъ и наши вагоны стоятъ на той вѣткѣ, гдѣ стоить поѣздъ намѣстника.

   Съ лѣвой стороны отъ вокзала отдѣляетъ насъ площадь, а съ правой, т.-е. къ югу, тянется ровная далекая долина рѣки Хунхе. Кое-гдѣ на ней группами разбросаны деревья, и въ общемь все это напоминаетъ идилл³ю, картиный пастораль французскихъ художниковъ XVIII столѣт³я, съ пастушками, пастухами и барашками въ лентахъ.

   Вся мѣстность очень оживлена непрерывно движущимися обозами, разнаго рода верховыми, пѣшими людьми.

   Сперва думали пробыть въ Мукденѣ день-два, но сегодня говорятъ уже о нисколькихъ дняхъ.

   - Несомнѣнно, теперь японцы оставятъ насъ въ покоѣ опять на двѣ недѣли.

   - А гдѣ японцы?

   - Исчезли. Въ свое время появятся, впрочемъ. Сегодня пришелъ изъ Вакрандяна китаецъ-сторожъ за недополученнымъ жалованьемъ къ А. И. Шидловскому. Говоритъ, что японцы живутъ съ китайцами въ мирѣ: часто угощаютъ ихъ обѣдами, устраиваютъ танцовальные вечера. Говорятъ, что въ ихъ лагерѣ много японокъ, и ихъ возятъ на счетъ арм³и.

   Сегодня возвратился въ Мукденъ саперный офицеръ 3-го желѣзнодорожнаго батальона телеграфной роты, Анатол³й Васильевичъ Гусевъ, завѣдывавш³й центральной телефонной станц³ей во время сражен³й 20-го, 21-го и 22-го августа въ Ляоянѣ.

   Станц³я была соединена со стоянкой командующаго, съ одной стороны, и штабомъ генерала Зарубаева, подъ начальствомъ котораго находились всѣ войска въ Ляоянѣ. Штабъ генерала находился въ деревнѣ Джао-Дзелинъ, гдѣ и была устроена телефонная станц³я.

   Но такъ какъ атака главнымъ образомъ производилась на нашъ правый флангъ, корпусъ генерала Засулича, на 3-й и 4-й фортъ, то генералъ Засуличъ потребовалъ отъ А. B. тоже прямого провода къ командующему.

   - А у меня провода больше по было. Засуличъ кричитъ мнѣ: "Вы видите, какъ меня обсыпаютъ, и если мнѣ придется отступить, то, отступая, васъ повѣшу". Въ концѣ концовъ все-таки устроили проводъ.

   - На фортатъ тоже былъ проведенъ телефонъ.

   - Конечно, на всѣ шесть фортовъ. Больше всѣхъ обстрѣливался 4-й фортъ, потомъ 3-й, 2-й, 1-й и меньше всѣхъ 5-й и 6-й. Тамъ только для проформы было выпущено нѣсколько выстрѣловъ.

   - Вы такимъ образомъ были въ курсѣ дѣла всѣхъ треволнен³й боя, всѣхъ распоряжен³й?

   - Да, конечно. Хотя и отвлекался постоянно своей прямой работой: не перепутать соединен³я, возстановлен³емъ лин³и, гдѣ оборвалась.

   - Больш³я были у насъ потери отъ артиллерлйскаго огня?

   - Ничтожныя, а въ блиндажахъ и совсѣмъ не было ранен³й. Это очень ободрило солдатъ, и она чувствовали себя отлично. Вообще всѣ эти дни духъ войска былъ превосходный, а особенно утромъ двадцать перваго послѣ телеграммы генерала Зарубаева о побѣдѣ надъ Куроки.

   - Кто сообщилъ объ этомъ генералу?

   - Это было въ насъ ночи съ 20-го на 21-е. Я соединилъ генерала съ Таучендзы, стоянкой командующаго. Словъ изъ Таучендзы я не слышалъ, но вдругъ лицо генерала Зарубаева прос³яло, и онъ спросилъ: "Могу я сообщить войскамъ эту радостную вѣсть?" Очевидно, результатомъ и была утренняя телеграмма генерала. А черезъ два часа послѣ этой была другая шифрованная телеграмма генерала, и мы сейчасъ же начали-было отступать. Японцы, видя, что мы уходимъ, бросились-было на второй фортъ, но ихъ отбили, возвратившись опять назадъ въ окопы, а въ это время была получена третья телеграмма - отложить отступлен³е до вечера. Отступали мы въ полномъ порядкѣ и только на другой день. Японцы имѣли возможность обстрѣливать насъ,- наши четыре моста чрезъ Тайцзы,- но не обстрѣливали. Получалось такое впечатлѣн³е: начнете стрѣлять - назадъ воротимся.

   - Ну что жъ, какъ войска отнеслись къ отступлен³ю?

   - Были удивлены, грустны, но совершенно спокойны. Я говорю вамъ - за все время было удивительное настроен³е. Никто солдатамъ не говорить, на сами они всѣ отлично понимали положен³е дѣлу. Командующ³й ушель, чтобы сразиться съ Куроки, разбить его, а имъ надо было держаться это время въ Ляоянѣ. И они держались бы до тѣхъ порь, пока у нихъ были бы снаряды.

   - А снарядовъ было довольно?

   - Я не знаю.

   - Хорошо были укрѣплены форты? Можно было держаться?

   - Безусловно. Величко оправдалъ всѣ надежды. Форты были въ буквальномъ смыслѣ неприступны. Батареи скрыты: на одна вѣдь не пострадала же,- люди скрыты; обстрѣлъ на всѣ стороны. Капканы и волчьи ямы прекрасно замаскированы. Японск³я батареи такъ ихъ и не нашли. Ихъ пѣхота бросалась въ атаку, пользуясь свободнымъ пространствомъ между 1-мъ и 3-мъ фортами,- и тутъ оказались и волчьи ямы и проволоки. Я самъ видѣлъ самъ трупы, повисш³е на проволокахъ. Японцы вскочили въ эти ямы и спряталась въ нихъ. Попасть въ нихъ нельзя изъ пушекъ или изъ ружей. Такъ и просидѣли они до вечера, а вечеромъ наша пѣхота ихъ всѣхъ переколола штыками въ этихъ ямахъ.

  

   Опять дождь. Вотъ какъ растянулся пер³одъ дождей! Съ 18-го ³юня почти все время испорченныя дороги. Только просохнетъ немного, опять польетъ, опять въ полъ-аршина колеи.

   Мокро, сыро. Кругомъ вода, лужи. Отчаянные крики китайскихъ и русскихъ погонщиковъ на своихъ лошадей и муловъ:

   - И! И!

   Все такъ же, шагъ за шагомъ, тарахтя и громыхая, бредутъ обозы непрерывной чередой.

   - Что мы предпримемъ дальше?

   - Это ужъ отъ японцевъ зависитъ.

   Оказывается, что у Куроки, когда онъ перешелъ Таицзы, было только пять дивиз³й.

   - А у насъ?

   - Четыре и даже съ половиной корпуса. И мы должны были, какъ видно, побѣдить.

   - Въ чемъ же дѣло?

   Въ ушахъ мелькаютъ слова:

   - Рокъ... Орловъ... Дюбавинъ... Семнадцатый корпусъ... Запасные... Снаряды...

   Несомннео, что развѣдка - самое слабое наше мѣсто.

   Сегодня въ нѣсколькихъ верстахъ отъ Мукдена убитъ молодой, перешедш³й изъ гвард³и офицеръ Хвощинск³й.

   Его очень любили товарищи. Онъ ѣхалъ верхомъ съ восемью казаками. Китайцы стрѣляли изъ гаоляна. Спасся только одинъ казакъ, который и сообщилъ печальную вѣсть.

   Сегодня въ первый разъ, несмотря на дождь, ѣздилъ въ Мукденъ съ возвратившимся Сергѣемъ Ивановичемъ, Лыкой и Аркад³емь Дмитр³евичемъ.

   Это самый молодой изъ нашей компан³и, оживленный и отзывчивый человѣкъ, съ большимъ юморомъ, умѣющ³й подчеркивать и оттѣнять отношен³я и характеръ положен³я.

   Мы ѣдемъ верхомъ, сзади насъ два казака для провиз³и. Мы хотимъ купить фруктовъ, зелени, еще чего-нибудь.

   А. Д. пожимаетъ плечами, шутитъ:

   - Можетъ-быть, весь Мукденъ закупимъ, все будетъ зависеть отъ настроен³я.

   До города версты три-четыре. Какъ разъ въ это время разражается новая гроза. Мѣстность открытая, и издалека видно, какъ летитъ на насъ дождевой шквалъ. Тона поразительные усиливаютъ краски при свѣтѣ солнца сквозь эту сѣро-рыжую водяную массу. Какъ будто изломалось небо и потеряло свою округленность, и углами валятся оттуда на землю мутныя прозрачныя глыбы. Никогда такого дождя, такой поразительной картины не приходилось видѣть. И мы и всѣ встрѣчные неслись маршъ-маршемъ,- одни туда, въ городъ, друг³е назадъ, къ вокзалу,- въ надеждѣ добраться до ливня куда-нибудь въ укрытое мѣсто.

   - Если такое дѣйств³е производитъ невинный дождь,- говоритъ Сергѣй Ивановичъ,- то можно ли обижаться на дѣйств³я шрапнели?

   Это стремительное бѣгство вразсыпную, дѣйствительно, напоминало мнѣ Ляоянъ, когда около церкви разорвалась шрапнель.

   Вотъ наконецъ и первыя ворота Мукдена, съ громадной башней надъ ними, точно вросш³я отъ старости въ землю.

   Что-то очень знакомое напоминаютъ эти ворота: пожалуй, нашъ Кремль, только мин³атюрнѣе, сѣрѣе, грязнѣе и темнѣе...

   Всѣ улицы запружены нашими обозами, войсками: ни пройти ни вроѣхать. Внизу грязь, сверху дождь, съ боковъ вонь. Маленьк³е домишки съ навѣсами, и подъ каждимъ такимъ навѣсомъ нѣсколько лавчонокъ: мѣха, шелкъ, овощи, что-то въ ящикахъ, сѣдла, сапоги. Перспектива узкой улицы красива, благодаря вывѣскамъ. Это все столбы съ шишками, высок³е, раскрашенные, съ полотнами въ родѣ знамени, на которыхъ по красному расписано золотомъ. иногда на такомъ столбѣ виситъ то, чѣмъ торгуетъ лавка: напримѣръ, громадная, въ двадцать разъ превышающая обычную человѣческую, туфля. И все это сливается во что-то красивое, праздничное, изобилующее яркими цвѣтами.

   Мы рѣшаемъ укрыться отъ дождя въ одномъ изъ здѣшнихъ ресторановъ: "Манчжур³я" или "Мукденъ".

   "Маачжур³я" лучше, и мы ѣдемъ туда. Эту "Манчжур³ю" основали иностранные корреспонденты. Сперва только сами ѣли, а затѣмъ, съ ихъ соглас³я, хозяинъ-китаецъ открылъ двери своей гостиницы и для русскихъ офицеровъ.

   Сергѣй Ивановичъ уже ѣлъ тамъ и очень хвалилъ. Мы проголодалцсь и съ удовольств³емъ предвкушали обѣдъ.

   Насъ однако ожидалъ непр³ятный сюрпризъ.

   Въ ресторанѣ слышенъ былъ крткъ, шумъ, толпилось много офицеровъ.

   И слуги и хозяева куда-то убѣжали.

   Иностранцы, лишенные обѣда, грустно сидѣли на террасѣ.

   - Господа, что жъ это? Китайцы издѣваются надъ нами: надо послать за полицеймейстеромъ!

   Но въ это время отъ полицеймейстера уже явился посланный, и на дверяхъ было сейчасъ же приклеено слѣдующее объявлен³е:

   "За невозможностью удовлетворить требован³я посѣтителей, по просьбѣ хозяина гостиницы "Манчжур³я" - заведен³е это закрывается".

   - Ну и чортъ съ нимъ! Ѣдемъ въ "Мукдевъ".

   - Такъ что и "Мукденъ" уже закрытъ. Другой разсыльный таксе же объявлен³е понесъ туда.

   Въ городѣ насъ ждалъ такой же сюрпризъ. Вслѣдств³е какой-то истор³и было указано закрыть всѣ лавки. И лавки закрыли.

   Такъ мы и возвратились назадъ, отложивъ осмотръ Мукдена до болѣе благопр³ятнаго времени.

  

   Сегодня пр³ѣхали Михаилъ Алексѣевичъ Бердеревск³й - молодой саперный офицеръ, завѣдывавш³й перевозкой на узкоколейной дорогѣ около Ляояна - и его товарищи.

   Ихъ разсказы дополняютъ главную картину сражен³я съ арм³ей Куроки въ мѣстѣ соприкосновен³я съ ней 17-го корпуса Бильдерлинга.

   - Въ нѣсколькитъ верстахъ отъ центра сражен³я, около дереваи Саучендзы, за всѣмъ наблюдалъ командующ³й со своимъ штабомъ, сидя подъ навѣсомъ, сдѣланнымъ изъ гаоляна. Впереди сидѣлъ командующ³й, сзади - его штабъ.

   "Въ то время, какъ командующ³й сидѣлъ, молчаливый, напряженный, изрѣдка подзывая къ себѣ отдѣльныхъ лицъ и отдавая имъ приказан³я, штабъ шушукался, смѣялся, острилъ, наблюдалъ за рвущейся шрапнелью.

   "Главная сопка - средоточ³е силъ японской арм³и, по сообщен³ю начальника корпуса - была вся на виду и обстрѣливалась всѣми нашими батареями съ 11-ти до 5-ти часовъ вечера 20-го августа.

   "Стрѣльба изъ нашихъ оруд³й была идеальная. Буквально въ томъ мѣстѣ, гдѣ рвалась первая шрапнель, рвалась и послѣдующая. Одна громадная сопка была увита молн³ями, бѣлыми и черными дымками. Батареи японцевъ отвѣчаютъ все тише и тшне. Подъ конецъ на сто нашихъ выстрѣловъ - одинъ-два японскихъ. Нашъ инспекторъ артиллер³и въ отчаяньи, что мы расходуемъ столько снарядовъ. Наконецъ командиръ сообщаетъ въ телефонъ, что къ семи часамъ перейдетъ въ атаку. Совсѣмъ вечерѣетъ. Наступаетъ сразу мертвая тишина. Всѣ бинокли впились въ соику. Со всѣхъ сторонъ ползутъ по ней наши полки. Мы ждемъ съ напряжен³емъ лин³й ружейныхъ огней японской пѣхоты. Ни одного".

   - Въ чемъ же дѣло?

   - Чортъ ихъ знаетъ! Ушли японцы, оказывается.

   - Отказались отъ боя?

   - Очевидно, сзади этой сопки помяли все-таки какой-то хвостъ арм³и Куроки. Потомъ стали носить раненыхъ, и мнѣ ужъ было не до наблюден³й. Наша дорожка доходила до самаго штаба командующаго, и мы перевезли 1.100 раненыхъ. Только, право, не знаю... Какое-то недоразумѣн³е вышло... Что-тo совсѣмъ непонятное!.. Не стоить разсказывать... Дорожка, знаете, отлично работала. Эти раненые, ахъ! Знаете, и нервы притупились, и кажешься себѣ совершенно равнодушнымъ, а все въ тебѣ не твое. А какой героизмъ! Безъ слова ропота, безъ стона, лишь страшно смотрѣть на него. Мног³е еще дорогой умерли. Нѣть никакихъ словъ, чтобы похвалить медицинск³й персоналъ! Сестры - это ангелы. У насъ работала Евангелическая община. Удивительно работала! Ну, мы ѣсть хотимъ,- потомъ вамъ доскажемъ, какъ возились съ осадными оруд³ями, какъ отступали.

   - Но на васъ все изорвано. Гдѣ это?

   - Потомъ...

   Здоровые, голодные и счастливые при мысли, что живы всѣ, они веселой гурьбой уходятъ разыскивать себѣ ѣду.

   - Сколько же было у Куроки войскъ? - кричу я вдогонку.

   - Не знаемъ! Сперва говорили, что обѣ арм³и Куроки и Оку весьма многочисленны, а теперь одни говорятъ - 5 дивиз³й, друг³е - три съ половиной.

   - Что-то въ родѣ демонстрац³и?

   - Говорятъ.

   Сегодня утромъ Михаилъ мрачно говоритъ:

   - Вчера заплатилъ два рубля за хлѣбъ, а въ немъ и шести фунтовъ нѣтъ. А сегодая и никакого хлѣба нѣту, ни бѣлаго ни чернаго.

   - Почему?

   - Китайцамъ запрещено, работаетъ одна пекарня: развѣ она можетъ поспѣвать, когда съ позиц³й присылаютъ и сразу весь хлѣбь забираютъ.

   Насчетъ ѣды дѣла не лучше. Въ городѣ обѣ гостиницы, "Манчжур³я" а "Мукденъ", закрыты. Остались буфетъ на вокзалѣ и вагонъ-ресторанъ для иностранцевъ. Въ буфетѣ вчера введена такса: супъ или борщъ - 40 копеекъ, жареное - 70 копеекъ, бутылка крымскаго, самаго дешеваго вина 3 рубля. Раньше брали за супъ рубль, жареное по усмотрѣн³ю. За вино - 4 рубля.

   Послѣдств³емъ таксы было то, что вино совсѣмъ исчезло; супъ и жареное пока еще остались, но съ большими ограничен³ями. Посѣтители должны сами итти на кухню и приносить себѣ ѣду. Держать въ счетъ этой таксы прислугу содержателю не по средствамъ. Не по средствамъ и посуду мыть.

   Качество провиз³и ухудшилось настолько, что поваръ самъ убѣждаетъ посѣтителей:

   - Жаркого все равно не угрызете.

   И такъ грязно, такъ грязно... Такъ сѣро, такъ много мухъ, и разваренныхъ и свѣже упавшихъ, и на потолкѣ, и въ воздухѣ, и на столахъ, и на спинахъ, и на лицахъ, и надъ всѣмъ этимъ, какъ нѣкое божество, за пустымь прилавкомъ полулежить толстый, въ черномъ, громадный владѣлецъ этого буфета и съ презрѣн³емъ отчаян³я смотритъ на всѣхъ этихъ, жадно поглощающихъ его отвратительную пищу.

   Охотинковъ же поглощать числа нѣтъ. Даже подоб³я мѣста всѣ заняты, и все простравство, гдѣ можно стоять, тоже занято ожидающими очереди. И ждутъ во нѣскольку часовъ люди тих³е, безъ протекц³и.

   Протекц³я - жандармск³й офицеръ. Онъ же протежируетъ и относительно хлѣба. Другое дѣло вагонъ иностранцевъ. Онъ на привилегированномъ положен³и. Такса на него не наложена, кормятъ хорошо, прежде кормили и чисто. Теперь чистота соблюдается только въ той половинѣ, гдѣ ѣдятъ иностранцы. Это святая-святыхъ, куда русскихъ не пускаютъ, хотя бы тамъ ни одного иностранца и не было въ данное время. Правило, строго соблюдающееся, какъ въ отношен³и офицеровъ, такъ и генераловъ.

   Русское отдѣлен³е всегда