Гарин-Михайловский Николай Георгиевич - Дневник во время войны

биткомъ набито. Здѣсь также нужна протекц³я, но особенная. Нужно знакомство съ содержателемъ буфета и дружба съ лакеями, ссобенно съ Алексѣемъ.

   Вся эта публика - восточные люди, и, какъ поется въ "Барбъ-бле" ("Синяя Борода"):

   - Il faut savoir son caractère.

   - Милый Алексѣй,- вина.

   - Если есть, дамъ.

   И Алексѣй строго смотрить въ глаза.

   Если въ глазахъ покорность и съ точки зрѣн³я Алексѣя есть "поди сюда", вино скоро будетъ подано, а если Алексѣй не удовлетворенъ, то придется подождать.

   - Что же насчетъ вина, Алексѣй?

   Коротк³й отвѣтъ:

   - Слыхалъ.

   И Алексѣй вышколилъ всѣхъ. Дисцпилина безукоризненная, отъ самаго скромнаго офицера до генерала.

   Черный Алексѣй съ полнымъ презрѣн³емъ, впрочемъ, отвосится ко всѣмъ этимъ надоѣвшимъ уже ему проявлен³емъ ничтожества человѣческой души.

   Но и при всемъ томъ завтраки, обѣды (все это несвоевременно: вамъ назначается приблизительно часъ: завтракъ въ 11 ¹/₂ часовъ, напримѣръ, а обѣдъ въ 9 вечера), съ виномъ, вознагражден³емъ прислуги, словомъ, ѣда въ день обходится до десяти рублей.

   И говорить нечего, что на жалованье офицера прокормиться нельзя.

   - Какъ же въ такомъ случаѣ?

   Пожат³е плечъ.

   - Не умирать же съ голоду: въ долги влазишь.

   Это тѣ, которые и шампанскаго не пьютъ и въ карты не играють.

   Какъ оборачиваются и пьющ³е и играющ³е, я не знаю, но фактъ несомнѣнный, что недостатка и въ нихъ и въ деньгахъ съ внѣшней стороны, по крайней мѣрѣ, не замѣчается.

   Много помогаетъ этой внѣшней сторонѣ постоянный приливъ и отливъ офицерства. Пр³ѣдеть съ позиц³и офицеръ. Прикопилъ, можеть-быть, немного, а развлечен³й никакихъ, только и остается выпить да съѣсть или попытать счастья въ банкъ. Времени мало, день, два, три: надо торопиться ѣхать опять на позиц³ю, гдѣ ждутъ пули, шрапнели, и кто знаетъ, придется ли еще когда-нибудь ѣсть, пить и играть. Здѣсь, конечно, ужъ совершенно особое настроен³е, особая психолог³я, съ которой надо считаться.

   Другое настроен³е и другое отношен³е тѣхъ, которымъ приходится имѣть дѣло со всѣми этими людьми, когда они уже выброшены съ поля битвы и раненые и безсильные сдаются имъ на руки.

   Я говорю о госпиталяхъ "Краснаго Креста" и всевозможныхъ общинахъ.

   Тамъ непрерывная напряженнѣйшая работа - все время. И чѣмъ больше развивается война, чѣмъ больше ея жертвъ, тѣмъ тяжелѣе и тѣмъ напряженнѣе становится эта работа. Гдѣ конецъ ея? Нѣтъ, не видно конца. Какъ работаютъ? Ахъ, никакими словами не передашь этого. Можетъ-быть, всѣ эти сестры и братья, доктора въ своей повседневной. жизни были такими же, какъ и всѣ, и мелкими и пошлыми даже, но что дѣлаетъ съ людьми, какъ мѣняетъ ихъ благородный трудъ, истинная цѣль! Казалось бы, при этомъ нечеловѣческомъ, изо дня въ день непрерывномъ трудѣ должны упасть силы, ослабнуть нервная система, появиться раздражен³е. И вы наблюдаете какъ разъ обратное: люди становятся мягче, добрѣе, и, кажется, нѣтъ конца ихъ терпѣн³ю, кротости, любви. А съ какой завистью смотритъ въ эти глаза, познавш³е и глубину горя человѣческаго и свою силу въ служен³и этому горю, полюбившихъ это горе. Конечно, горячее слово, порывъ благодарности несчастнаго раненаго, котораго нашли, разыскали среди темной ночи, въ углу товарнаго вагона, сутки лежавшаго тамъ, накормили его, обмыли, смѣнили перевязки. Вникните въ положен³е этого страдальца, съ угнетеннымъ чувствомъ брошеннаго, никому больше ненужнаго въ темномъ вагонѣ, когда въ крышу его барабанитъ холодный, мелк³й дождь, и представьте себѣ затѣмъ съ шумомъ отворяющуюся дверь, появляющ³йся изъ мрака и дождя свѣтъ, наклоненную къ больному сестру. Заботливо, ласково она разспрашиваетъ его, выслушиваетъ, кормитъ, и вотъ приходятъ доктора. Больной видитъ вниман³е, ласку не за страхъ, не по службѣ. Видитъ людей, такихъ же близкихъ, какъ тѣ за тридевять земель его кровные родные, гадающ³е о судьбѣ своего кормильца. При такихъ услов³яхъ, конечно, повышенная чувствительность, и уже съ сѣдиной резервный рыдаетъ, какъ ребенокъ, и только шепчетъ:

   - Сестрица... сестрица...

   Сегодня уѣзжаютъ послѣдн³я общины: московская, воронежская, курская, голландская.

   И когда онѣ уже уложились, на вокзалѣ подходитъ ко мнѣ какой-то отставной офицеръ, Худой, изможденный, старый.

   - Помогите мнѣ, пожалуйста. Только-что узнали, здѣсь стоитъ цѣлый поѣздъ съ больными, которые сутки уже не ѣли и три дня уже безъ перевязки.

   Мы идемъ. На какомъ-то ящикѣ, гдѣ навалена груда только-что испеченнаго хлѣба, сидятъ двое.

   - Вы сутки не ѣли?

   - Не ѣли.

   - И весь поѣздъ?

   - Навѣрно.

   - Гдѣ вашъ поѣздъ?

   - Тамъ, говорятъ, на второмъ пути.

   - Что же дѣлать теперь?

   Я никакого отношен³я къ этимъ дѣламъ не имѣю. Но только-что я видѣлъ А. И. Гучкова, А. И. Янтайцеву, князя Львова.

   - Пойдемъ, я познакомлю васъ.

   И вотъ общими силами начинается дѣло.

   Всѣ уже уложились, но у каждаго кое-что осталось. А. И. даетъ 700 консервовъ, даетъ хлѣбъ, но консервы надо разогрѣть.

   Можетъ-быть, голландская община не уложила еще посуду и кухню? Я ѣду на противоположную сторону вокзала, гдѣ эта община. Она уже почти все уложила, но рядомъ стоящая курская - еще не уложила. Оказывается, тоже уложила, собственно, но соглашается распаковаться, если ихъ поѣздъ подождетъ ихъ. Я берусь это устроить, и мы несемъ къ нимъ консервы. А голландская община предлагаетъ свой медицинск³й персоаалъ. Я въ первый разъ вижу благородную фигуру Цегефонъ-Мантейфеля и знакомлюсь съ нимъ. Это первый хирургъ, который сдѣлалъ операц³ю въ сердцѣ,- разрѣзалъ и сшилъ его, и больной остался живъ,

   Крупная, мощная фигура крестоносца.

   - Но, можетъ-быть, и вы смогли бы чѣмъ-нибудь накормить больныхъ?

   Оказывается, есть порц³й на пятьдесятъ манной крупы.

   - Для тяжелыхъ больныхъ пригодится.

   - Отлично!

   Начинаеть темнѣть. Тучи низко-низко спустилисъ и придавили совсѣмъ огневую полоску, гдѣ сѣло солнце. Что-то безконечно-тяжелое, тоскливое и зловѣщее. Какая-то подавляющая злая гримаса презрѣн³я, насмѣшка,- неумолимая, безпощадная, отвратительная и безнадежная.

   О, какъ нехорошо, какъ чуждо все здѣсь!

   Дождь полилъ. Сразу, какъ изъ ведра, безъ всякаго предупрежден³я. И долбилъ монотонно, какъ будто говорилъ:

   - Лью и буду лить, пока не смою все зло здѣшнихъ мѣсть.

   - Куда нести? Гдѣ вагоны?

   Мы шлепаемъ во грязи, ищемъ на вокзалѣ спрятавшахся проводниковъ и наконецъ находимъ вагоны.

   Сперва доктора перевязываютъ, а затемъ сестры съ пищей.

   Нѣсколько часовъ живешь здоровой обстановкой любви, ласки, участ³я.

  

   Послѣ предположен³я немедленно отступать до Телина и послѣ наступившихъ послѣ того нѣсколькихъ дней колебан³й, теперь окончательно принято, кажется, рѣшен³е - не оставлять Мукденъ и, можетъ-быть, даже перейти въ наступлен³е.

   Скептики на это говорятъ: - "Словомъ, все то же, что было подъ Дашичао, Хайченомъ, Аньсяньдзяномъ, Ляояномъ". На это возражаютъ однимъ словомъ:- "терпѣн³е".

   Оставляя въ сторонѣ вопросъ - кто правъ и гдѣ истина,- вопросъ, на который я, какъ не-спец³алистъ, отвѣтить не могу, интересно просто выяснить самочувств³е арм³и, офицеровъ и штаба.

   Я всматриваюсь въ лицо проѣзжающаго мимо оконъ вагона командующаго. Его желѣзное лицо непроницаемо, глаза умные. Безсознательно тянеть къ нему всю душу. Такъ и вѣеть отъ него безукоризненной чистотой души и помысловъ. Это - человѣкъ, гражданинъ! И чтобы ни случилось, такимъ онъ, и останется, такимъ перейдетъ и въ истор³ю.

   Иностранцы говорятъ:

   - Планъ съ Куроки не удался, но то, что Куропаткинъ выступилъ тогда изъ Ляояна - это больше побѣды. Опоздай онъ на одинъ день, я сообщен³е наше было бы прервано въ то мгновен³е, когда патроны и снаряды наши были въ дорогѣ. Отступлен³е къ Мукдену, искусство, съ каиимъ первый корпусъ былъ спасенъ и не отрѣзанъ - все это будетъ достоян³емъ истор³и.

   И "Standard" говоритъ въ томъ же духѣ. Въ чемъ же дѣло, въ такомъ случаѣ?

   - Во вашемъ случаѣ, дѣло не въ командующемъ вашемъ, и иностранцы больше ни о чемъ говорить не хотятъ.

   Я вижу офицеровъ арм³и. Волной приливаютъ они, волной отливаютъ. Все новые и новые, но кажется, что все тѣ же толпятся они сѣрой толпой у буфета, на платформѣ: сѣрые, грязные, загорѣлые, на своихъ передовыхъ позиц³яхъ. Съ виду грубые, неинтересные, но, всматриваясь въ нихъ, вы часто чувствуете то же, что чувствуете, смотря на сестеръ милосерд³я и докторовъ. Вы чувствуете уважен³е къ этому человѣку, какъ къ человѣку труда, человѣку, исполняющему свой тяжелый долгъ, какъ къ человѣку, въ этомъ долгѣ черпающему свою силу. Можетъ-быть, онъ не всегда на высотѣ своего положен³я въ смыслѣ искусства, можетъ-быть, и не онъ виноватъ въ этомъ, но платится за это онъ, разсчитывается, такъ сказать, на ряду съ другими - онъ. И можетъ-быть, и прежде другихъ.

   Сегодня Сергѣй Ивановичъ опять веселъ и доволенъ.

   - Дорогой мой,- смѣется онъ, и бѣлые острые зубы его сверкаютъ:- я опять вѣрю и счастливъ. Ей-Богу же! Я былъ только-что у солдатиковъ: такъ хорошо у нихъ все налажено, какъ будто ничего и не было.

   "- Побѣдимъ мы? - спрашиваю.

   "Облизываетъ ложку, смотритъ на небо и опять ѣстъ, какъ будто и не слышить вопроса и не его это дѣло.

   "Ну, развѣ же, дорогой, это не прелесть, не славянская натура? Вы, конечно, скажете, что меня опять одолѣваетъ уже какое-то славянофильство, что я хвастаюсь всѣмъ, чтобы только продолжать ощущать всю сладость усыплен³я?"

   Сергѣй Ивановичъ вздыхаетъ, садится и меланхолично говоритъ:

   - Можетъ-быть, и такъ!.. Но, дорогой мой, если я проснусь наконецъ, благодаря нечеловѣческимъ усил³ямъ надъ собой, то что съ этого толку? Я одинъ среди всѣхъ остальныхъ спящихъ? И не лучше ли проснуться всѣмъ вмѣстѣ? Вотъ вамъ новости. Наши положен³е теперь лучше лучшаго. Мы выровняли нашъ фроетъ. Мы наконецъ стоимъ тыломъ къ сѣверу и фронтомъ къ югу. Наше лѣвое крыло въ сорока верстахъ отъ Мукдена, на востокъ въ Фушунѣ, гдѣ каменноугольная вѣтвь и копи. Ну, что еще вамъ сказать? Говорятъ, японцы хотятъ отдыхать цѣлый мѣсяцъ. Говорятъ, они даже совсѣмъ не хотятъ итти на Мукденъ. Куроки окончательно пропалъ. Довольны вы? Да! Пр³ѣхалъ Андрей Петровичъ изъ Владивостока и разсказываетъ много интереснаго. Онъ придеть къ намъ ѣсть нашъ супъ а-ла-казакъ.

   - Очень радъ!

   У насъ теперь своя кухня. Три конвойныхъ казака варятъ намъ два раза въ день супъ а-ла-казакъ изъ курицъ. Это такой супъ, которому позавидуеть всяк³й. Его ставятъ намъ на столъ въ черномь котелкѣ. У насъ деревянныя ложки и даже тарелки деревянныя.

   Прекрасный ароматный наваръ. Въ супѣ, кромѣ курпцъ, картофель и рисъ. Мы сьѣдаемъ тарелку, мало - двѣ, ѣдимъ курицу съ солью и съ хлѣбомъ. И ѣдимъ до тѣхъ поръ, пока не наѣдимся. Можетъ-быть, со временемъ намъ надоѣдятъ и этотъ супъ и эти куры такъ, что до конца дней нашихъ мы больше ужъ не будемъ ѣсть этотъ супъ, а на куръ, даже живыхъ, иначе, какъ съ отвращен³емъ, и смотрѣль не будемъ, но это все потомъ. А теперь мы отлично себя чувствуемъ и съ признательностью смотримъ на открывшаго намъ эту Америку - А. Л. Лыко.

   А онъ, красный и широк³й, смѣется, точно пускаетъ фонтанъ воды, и въ десятый разъ повторяетъ:

   - Я смотрю на нихъ, какъ они ходятъ къ иностранцамъ, тратятъ по десять рублей въ день, гнутъ спины предъ лакеями, а я себѣ ѣмъ да ѣмъ. Ѣмь да ѣмъ...

   И А. Л. заливается веселымъ смѣхомъ.

   - А они себѣ ходятъ въ вагонъ иностранцевъ.

   И такъ далѣе, и опять веселый, подмывающ³й взрывъ смѣха.

   - Да мы никуда теперь не ходимъ! - замѣчаю я.

   Мы всѣ четверо сидимъ за моимъ маленькимъ складнымъ столикомъ, на которомъ я пишу все время свой дневникъ, и ѣдимъ нашъ супъ.

   Мы никуда не ходимъ. Къ намъ приходятъ. Слава о нашемъ супѣ растетъ и распространяется.

   И рѣдк³й день нѣтъ у насъ гостей.

   Иногда на десертъ намъ подаютъ виноградъ, груши, яблоки. Конечно, это все не то, къ чему привыкли мы въ Крыму. Здѣсь во всемъ этомъ, какъ и въ редискѣ, одинъ и тотъ же привкусъ нашей твердой капустной кочерыжки. Но и это имѣетъ свою прелесть. Кочерыжка напоминаетъ намъ наше дѣтство, ясный осенн³й, слегка морозный уже день, когда гулко несется отчетливый трескъ отъ шинкован³я капусты и кочержки одна за другой летятъ въ кучу. Можно выбрать любую, очистить ножомъ и ѣсть ее, любуясь безоблачной нѣгой осенняго дня.

   Если большой парадный обѣдъ, мы посещаемъ въ вагонъ иностранцевъ за пивомъ.

   Дешево, свѣжо и вкусно.

   Мы купили сразу десять курицъ. Онѣ живуть у насъ подъ вагонами, а къ вечеру сами залазятъ въ лукошко. Иногда бываютъ маневры, и нашъ вагонъ начинаетъ двигаться. Тогда въ ихъ налаженномъ птичьемъ царствѣ начинается нѣкоторая тревога, скоро, впрочемъ, стихающая. И опять миръ, тишина и благодуш³е. Двѣ курицы несутсч. Мы ихъ не рѣжемъ, и каждое утро Михаилъ приносить мнѣ два свѣжихъ яйца въ смятку. А каждое утро великолѣпный пѣтухъ, котораго пришлось купить, радостно поздравляетъ насъ съ новымъ начинающимся днемъ.

   А как³е милые эти три казака - наши хозяйки!

   - Кто научилъ васъ варить такой отличный супъ? Ваши жены?

   - Никакъ нѣтъ! Такъ что сами научились.

   - Ахъ, как³е молодцы!

   - Рады стараться!

   - Сибиряки?

   - Такъ точно.

   За поварство мы платимъ имъ по рублю въ день и угощаемъ водкой.

   Завтра они поѣдутъ съ нами въ городъ съ большими корзинами, и мы будемъ закупать всякой провиз³и, а кстати посмотримъ мукденск³й дворецъ.

  

   - Ну, если хотите, могу вамъ разсказать, какъ мы отступали съ 101-го,- это, значитъ, двѣнадцать верстъ сѣвернѣе Ляояна,- 21-го августа.

   - Пожалуйста.

   - Давайте чаю.

   Михаилъ Алексѣевичъ усаживается въ моемъ купэ, ему подаютъ чай, и, удовлетворенный всѣмъ, онъ начинаетъ свой разсказъ.

   - Какъ вамъ уже извѣстно, нашей узкоколейки было уложено около двадцати верстъ. главная цѣль ея была перевозка осадныхъ оруд³й. Два раза мы ихъ перевозили, но такъ и не пришлось установить ихъ. Командиръ десятаго корпуса нѣсколько разъ сказалъ мнѣ: "Ахъ, какое несчастье! Если бь вы знали, какъ вы насъ огорошили!". Всѣхъ оруд³й было 22. Въ первый разъ выгрузили ихъ и пять дней выбирали позиц³ю. Затѣмъ былъ приказъ спѣшно нагрузить ихъ опять на платформы и отправить на сѣверъ. Грузили спѣшно, не соблюдая, конечно, ранжировки, такъ что, когда вторично, 19-го августа, было приказано ихъ опять поставить, то пришлось прежде всего ихъ выгружать, прилаживать часть къ части. И это успѣли бы сдѣлать, но въ 4 часа утра, когда назначено было къ отходящему изъ Янтая поѣзду прицѣпить оруд³я, генералъ Холодовск³й чѣмъ-то былъ отвлеченъ, и въ концѣ концовъ и на этотъ разъ поѣздъ ушелъ безъ оруд³й... Нѣсколько часовъ опять пропало... Ну, словомъ, говорить обо всемъ теперь неудобно... Когда привезли наконецъ оруд³я, то было уже поздно: это мѣсто уже обстрѣливалось. Выгрузили-было спѣшно два оруд³я и сейчасъ же назадъ нагрузили и увезли. Командующ³й сказалъ генералу Холодовскому: "Очень, очень жаль, что осадная артиллер³я не работала. Буду надѣяться, что въ слѣдующ³й разъ она будетъ дѣйствовать". А! Ну, хорошо... Но наша узкоколейка все-таки сослужила службу: перевезла 1.100 раненыхъ, и выяснилось, что она отлично можетъ провозить осадныя оруд³я. Такъ. Теперь я перехожу къ нашему отступлен³ю. Двадцать перваго вечеромъ пр³ѣзжаетъ начальство по перевозкѣ и говоритъ, что сегодая ночью, въ 3 часа, мнѣ даютъ 18 вагоновъ для укладки всего нашего переноснаго парка. Дали не въ три, а въ четыре. Благодаря 2-й ротѣ 2-го желѣзнодорожнаго батальона подъ командою коручика Адова,- образцовая рота! - дѣло у насъ сразу закипѣло. Въ шесть часовъ утра начальство говории,: "Надо отправлять поѣздъ". Умоляю и получаю еще полчаса. Приходятъ люди 3-го желѣзнодорожнаго батальона. Подполковникъ говорить: "Положен³е крайне тревожное, не могу больше рисковать поѣздомъ, уѣзжаю". Треть имущества еще остается. Что дѣлать? Выстрѣлы дѣйствительно уже совсѣмъ близко. Совѣщаюсь съ Адовымъ, и рѣшаемъ уничтожить его. Лѣсъ сжечь, а буксы разбить. Начиваемъ бить. Вотъ капитанъ генеральнаго штаба. Кричитъ: "Что вы тутъ дѣлаете? Какъ это можно? Вы еще успѣете вывезти". Нервы совсѣмъ упали. Я приказываю остановиться. Ѣду верхомъ въ Янтай спросить распоряжен³й у нашего генерала Шевалье де-ла-Сурръ. "Вы думаете, что еще успѣете вывезти поѣздомъ?" - "Увѣренъ". Генералъ приказываетъ отправить поѣздъ на разъѣздъ. Пока поѣздъ готовили, я легъ на тразу и мгновенно заснулъ, такъ какъ двѣ ночи уже не спалъ. Нашли меня и разбудили, когда поѣздъ уже тю-тю... На дрезинѣ я ѣду вслѣдъ. Пр³ѣзжаю и грузимъ. Къ вечеру пр³ѣзжаетъ генералъ Зарубаевь, далъ мнѣ еще роту, и часамъ къ двумъ ночи нагрузили вагончики, инструменты, всѣ рельсы, которые дежали въ штабеляхъ, такъ что остались только тѣ двадцать верстъ, которыя были уложены въ пути.

   - Много успѣли разбить буксъ?

   - Пустяки! Ну-съ, хорошо. Такимъ образомъ поѣздъ съ ранеными и нашмъ матер³аломъ мы отправили, а сами съ обозомъ выступили пѣшимъ порядкомъ.

   - Вы могли и поѣздомъ ѣхать?

   - Если бы я поѣхалъ поѣздомъ, я бы, можетъ-быть, и не увидѣлъ никогда больше своего обоза. Вѣдь обозъ третьей дивиз³и погибъ. Вы послушайте, что только было и при мнѣ, пока втянулся я съ своимъ обозомъ въ очередь. Ѣдутъ всѣ на перерѣзъ и слушать ничего не хотятъ. Что вы подѣлаете противъ оруд³я, или парка, или понтона? У меня одну арбу въ щепки размололи. Поѣхалъ и я и то въ самомъ хвостѣ. Долженъ вамъ сказать, что отступали мы въ общемъ отъ Ляояна къ Мукдену такъ быстро и въ такомъ порядкѣ, что это отстувлен³е, несомнѣнно, перейдетъ въ истор³ю. Духъ войска великолѣпный. Это, знаете, не поддается никакой логикѣ, никакому учету. Кажется, какъ не упасть духомъ: опять отступаемъ, а на плечахъ буквально насѣдаетъ по пятамъ торжествующ³й врагъ. Нѣтъ! Ѣдутъ, какъ ни въ чемъ не бывало. Вѣдь это болѣе ста тысячъ однѣхъ лошадей. Ѣдуть въ десять рядовъ. Ругань виситъ въ воздухѣ: это - первый признакъ бодраго настроен³я. Тѣснота, давка такая, что яблоку упасть негдѣ. И вдругъ: трахъ! Шрапнель въ тридцати саженяхъ. Мгновенно мертвое молчан³е. Лица обозныхъ надо было видѣть: точно застыли, глаза выпучили, всѣ вдругъ привстали съ козелъ и... поѣхали рысью; яблоку негдѣ было упасть - и сразу зашлось мѣсто, и всѣ, какъ одинъ, поѣхали рысью. Такъ весь тотъ день насъ и подгоняли. И днемъ - это еще цвѣточки, а ночью... Ни зги, грязь, а ужъ гдѣ мостики! На одномъ съ пяти утра ждали очереди - до 11-ти часовъ ночи. Это здѣсь уже около Мукдена, въ семи верстахъ, на этой большой рѣкѣ, какъ она? Да, Хунхе. Какой-то полковникъ взялся распоряжаться: и грозилъ, и ругался, и въ копцѣ концовъ скрылся куда-то. Слѣдующая очередь мортирному парку, потомъ мнѣ, потомъ казачьему обозу. Вдругъ протискиваются - артиллер³я, выборгск³й обозъ, понтоны. Всяк³й кричитъ свое, ругань, брань, проклят³я. Самая неприличная брань такъ и виситъ въ воздухѣ, стономъ несется. Подлетаетъ какой-то офицеръ-артиллеристъ къ своему оруд³ю: "Ты что стоишь, с. с.?! Впередъ!" - "Но куда же впередъ?!" спрашиваютъ его. Онъ выхватываетъ шашку и кричить своему передовому: "Впередъ!". Тотъ по лошадямъ, и въ узк³й переулокъ передъ мостомъ врѣзывается оруд³е, за нимъ - другое, третье, все это давится, крошится, крики, вопли. Первое оруд³е сбоку влетаеть на мостъ, мостъ безъ перилъ,- оруд³е, и лошади, и люди летятъ въ воду. Въ концѣ концовъ и оруд³е, и людей, и лошадей вытаскиваютъ. Наступаеть темнота. Ни одного фонарика. Распоряжаться некому. Тогда я выступаю и заявляю, что такъ какъ я отъ дорожнаго управлен³я, то принимаю на ссбя распоряжен³я. Сперва неохотно, но понемногу всѣ они подчиняются. Я заставляю артиллер³ю отодвинуться и стать въ очередь. Артиллеристъ кричитъ: "Мнѣ должно быть отдано первое предпочтен³е, такъ какъ я ѣду прямо из позиц³ю".- "Гдѣ ваша позиц³я?" - "По ту сторону Хунхе".- "Но вамъ отлично извѣстно, что существуютъ позиц³и и по эту сторону, и онѣ первыя явятся препятств³емъ наступающему непр³ятелю, а, какъ видите, онъ и на эти еще не наступаетъ". Наступаетъ понтонный паркъ: "Я, говоритъ, долженъ ѣхать въ головѣ всего обоза и наводить понтоны тамъ, гдѣ нѣтъ мостовъ". Всѣ смѣются, смѣется и офицеръ. Дѣло въ томъ, что наши понтоны такъ тяжелы, что, сколько ни впрягай въ нихъ лошадей, они ползуть всегда со скоростью черонахи и всегда въ хвостѣ всякаго обоза. У японцевъ понтоны вдвое и даже еще легче и поэтому дѣйствительно портативны. Кто-то шутя аредлагаетъ наводить понтоны черезъ Хунхе. "Поспѣетъ какъ разъ для японской арм³и!" - остритъ другой. Когда очередь доходитъ до моего обоза, всѣ ждутъ, какъ я поступлю. Я приказываю своему обозу не переѣзжать, а остановиться на ночь на той сторонѣ, уступивъ слѣдующимъ свою очередь. Это окончательно завоевываетъ мнѣ положен³е, и дальнѣйшая переправа при свѣтѣ костровъ, которые я приказалъ зажечь, идетъ какъ по маслу. Въ пять часовъ утра я послѣдн³й переѣзжаю рѣку.

   - И больше нѣтъ обозовъ?

   - Ну, какой нѣтъ! Версть на двадцать еще есть. Это обозъ только того корпуса, съ которымь я отступалъ, а ткихъ дорогъ три на протяжен³и 15-ти верстъ, а по нимъ по десять возовъ въ рядъ двигается. За ними но флангу отрядъ генерала Мищенко и вся наша кавалер³я, охраняющая обозы, а тамъ уже въ нѣсколькихъ верстахъ арм³я Куроки.

   - А кто же стрѣлялъ въ васъ?

   - Изъ южной арм³и, пока не подошли войска 1-го корпуса: они и сдерживали напоръ съ юга. Опасность была только въ началѣ дня. А затѣмъ только отъ хунхузовъ была опасность, которые изъ гаоляна стрѣляли въ каждаго отставшаго, въ каждаго отошедшаго въ сторону. Однажды раздался вдругъ выстрѣлъ изъ гаоляна. Два казака, откуда-то приставш³е къ моему обозу, бросились въ гаолянъ и за косы привели двухъ китайцевъ съ ружьями. Спрашиваютъ меня:- "Что съ ними дѣлать?" У меня положительно языкъ не повернулся сказать: "разстрѣлять". Лишить жизни этихъ двухъ людей, которые смотрѣли на меня... Въ это время ѣдетъ какой-то полковникъ. "Разстрѣлять!" Казаки тутъ же увели ихъ въ гаолянъ; черезъ минуту два выстрѣла - и уже одни казаки опять выѣхали на дорогу, только поѣхали отъ насъ. Такъ я больше и не видѣлъ ихъ.

   - Какъ же вы питались?

   - Выѣхали мы съ мѣста, и ничего у насъ не было. Ничего! Чаю, сахару просили изъ склада: говорятъ, не приказано. А потомъ ихъ зажгли. Но ѣхали хорошо: голодны не были...

   Вердеревск³й смѣется.

   - И никто изъ всего обоза не былъ голоденъ, а у меня у одного 120 человѣкъ, 300 лошадей. Что дѣлать? На войнѣ, какъ на войнѣ. Здѣсь, говорятъ, подъ Мукденомъ уже на двадцать пять верстъ выкошенъ весь гаолянъ...

   - Чѣмъ же вы питались?

   - "Дикими свиньями", "дикими курами". Если бъ хозяева оказались, я съ удовольств³емъ платилъ бы имъ и тройную плату, но вѣдь никого нѣтъ, изъ деревень всѣ разбѣжались. Фанзы настежь, сундуки разбиты, мебель переломана. Иногда отличная мебель, комоды изъ ихняго краснаго дерева,- все въ щепки. Изъ самой фанзы все дерево, которое на костры годится, выломано. А сзади васъ стая хунхузовъ добираетъ остатки. Въ Янтаѣ стоятъ горы сухарей, рису. Просилъ дать,- ничего не дали: "Получено строжайшее приказан³е сжечь". Ну, что жъ вамъ еще сказать? Видѣли раненыхъ ручными гранатами, которыя японцы бросаютъ, когда идутъ на приступъ. Сильные ожоги, черные. Раны очень мучительныя. Теперь ужъ весь обозъ нашъ въ безопасности. Отступлен³е удалось такъ, что и не снилось.

   Наступаетъ вечеръ. Михаилъ Алексѣевичъ и я молчимъ и смотримъ въ окна. Еще одинъ день, послѣдн³й день тяжелаго для насъ августа, плохой и грустный, уходитъ въ вѣчность. Нѣжные тона, полутона въ небѣ, на землѣ. Далек³я рощи еще дальше отодвинулись и замерли въ общемъ покоѣ и тишинѣ. И только звонко, надрывая душу, несутся звуки похороннаго марша. Это хоронятъ молодого офицера Хвощинскаго, убитаго хунхузами. Въ окно намъ видна процесс³я. медленно, тяжело движется она. За гробомъ, который везутъ на двухколесной арбѣ, идутъ его товарищи по гвард³и. Многихъ уже нѣтъ изъ нихъ, молодыхъ, полныхъ жизни, тѣхъ, которыхъ такъ весело, такъ шумно провожала нарядная толпа на петербургскомъ вокзалѣ.

   Его тѣло везутъ въ Петербургъ. Свинецъ нашли, но залить нечѣмъ, и тяжелый запахъ достигаетъ даже оконъ нашего вагона.

   Онъ получилъ восемь пулевыхъ ранъ. Оказывается, онъ одинъ и былъ только убитъ. Шесть казаковъ, бывш³е съ нимъ, успѣли ускакать. Онъ ѣхалъ впереди и курилъ папиросу, когда раздались выстрѣлы. И только потомъ пѣхота уже разыскала его тѣло. Успѣли ограбить у него деньги, часы.

   Онъ убитъ 24-го августа подъ Янтаемъ. И какая трагед³я: онъ уже не прочелъ полученной въ этотъ день телеграммы отъ матери:

   "Дай вѣсточку о себѣ. Да хранить тебя Господь!"

  

   Затишье полное.

   Привезли двухъ больныхъ, найденныхъ въ гаолянѣ около Янтая. Одинъ изъ нихъ раненый, другой - страдавш³й желудочнымъ разстройствомъ. Оба они продежали тамъ девять дней, каждый въ своемъ мѣстѣ, безъ пищи и воды. Желудочный безнадежный, а раненый пошелъ на поправку и уже говорить.

   Изъ Ляояна пр³ѣхалъ докторъ, захваченный тамъ японцами. Оку очень обласкалъ его, водилъ его въ оперетку, которую японцы же устроили въ саду около башни, а на другой день предложилъ ему или оставаться въ плѣну, или ѣхать обратно. Докторъ говоритъ, что въ нѣсколько дней японцы навели поразительную чистоту въ Ляоянѣ: улицы засыпаны, подняты, словомъ - Ляоянъ больше не озеро, а городъ.

   Вышелъ послѣдн³й номеръ "Манчжурскаго Вѣстника" отъ 3-го сеятября. Нѣсколько очень печальныхъ извѣст³й. Во-первыхъ, то, что въ Портъ-Артурѣ наши стрѣляютъ не бездымнымъ порохомъ, а выдѣлывающимся въ самомъ Портъ-Артурѣ. Это значитъ, что снаряды или вышли, или на исходѣ. Безъ этого крѣпость, конечно, держаться долго не можетъ. Какъ бы подтвержден³емъ тому служитъ сегодняшняя телеграмма изъ Ток³о, что японцы, воздавая должное мужеству гарнизона, не понимаютъ дальнѣйшаго безполезнаго сопротивлен³я. Что станетъ съ остатками нашего флота въ случаѣ сдачи?

   Еще болѣе тоскливое впечатлѣн³е производитъ телеграмма изъ Ток³о, которая категорически заявляетъ, что выяснилось окончательно, что мы ни на сушѣ, ни въ горахъ, ни въ долинахъ не можемъ оказать никакого серьезнаго сопротивлен³я японцамъ. Что это? Истина или хвастовство ребенка? Гдѣ истина и въ комъ отсутствуетъ сознан³е этого истиннаго положен³я вещей? И въ чемъ роковой вопросъ? Въ количествѣ или въ качествѣ?

   Мучительный вопросъ, на который не слышишь отвѣта. Каждый говоритъ свое, и въ этомъ своемъ его индивидуальное,- оптимизмъ, пессимизмъ, желан³е угодить, попасть въ тонъ, свое собственное и ни на какихъ фактахъ, впрочемъ, не основанное мнѣн³е. Факть несомнѣнный только тотъ, что мы ничего не знаемъ.

   Руководствующ³еся общими соображен³ями говорятъ: пятидесятимилл³онный народъ, энергичный, годный къ войнѣ, всѣ стрѣлки; народь, охваченный одной идеей, наконецъ народъ, на каждаго доставленнаго нами солдата могущй успѣть выставить двадцать такихъ; народъ, имѣющ³й свои ружейные, сталелитейные, снарядные заводы... Говорятъ, что у японцевъ 700-800 тысячъ, и вѣрятъ словамъ Ойямы, который заявляетъ, что можетъ выставить и полтора и два милл³она людей.

   Эти, руководствующ³еся общими соображен³ями, находятъ подтвержден³е своимъ соображен³ямъ и въ сегодняшнихъ телеграммахъ, въ которыхъ говорится о прекращен³и пр³ема охотниковъ-добровольцевъ въ ряды японской арм³и.

   И какъ бы въ отместку молодые люди въ Япон³и начали лишать себя жизни, и это происходитъ въ такихъ размѣрахъ, что обратило уже на себя всеобщее вниман³е. Новаго ничего нѣтъ въ этой какой-то всеобщей жаждѣ такъ или иначе умереть. Эта ужасныя атаки людей изъ арм³и Оку, дико, замогильными голосами ревущихъ людей и идущихъ на вѣрную смерть - даютъ яркую иллюстрац³ю охватившаго нац³ю настроен³я. Можетъ-быть, это только острое помѣшательство, можетъ-быть, результатъ неизбѣжно безвыходнаго положен³я страны, лишенной какой бы то ни было возможности сколько-нибудь правильно прогрессировать.

   Но несомнѣвно, что надо быть болшими оптимистами, оптимистами во что бы то ни стало, чтобъ утверждать, что японцы не могутъ выставить больше 200-300 и въ самомъ крайвемъ случаѣ - 400 тысячъ солдатъ.

   И тѣмъ не менѣе все еще энергично раздаются голоса:

   - Помилуйте! Откуда у нихъ? И развѣ толпа - это войско?

   Но мы беремъ въ плѣнъ 15-лѣтнихъ мальчиковъ, очевидно, два-три мѣсяца тому назадъ ничего общаго съ военнымъ дѣломъ не имѣвшихъ, и мальчики эти, какъ видно, войско.

   И у Наполеона въ два мѣсяца составлялись цѣлыя арм³и такихъ войскъ,- побѣдоносныхъ войскъ, охваченныхъ одной мыслью, одной идеей. И это самое главное, и этого бездушные безыдейные поклонники формы военнаго искусства понять не могутъ. Въ свое время поймуть, конечно, и съ обычнымъ апломбомъ, какъ пробки, вѣчно выплывающ³я на поверхность, будутъ кричать:

   - Помилуйте, это все такъ ясно было, и кто не пояималъ этого?

   Какъ-никакъ, но послѣ нѣсколькить дней упорныхъ слуховъ о томъ, что мы окончательно переходимъ въ наступлен³е, опять циркулируютъ слухи, что японцы зашевелились, и что въ ближашемъ будущемъ мы очистимъ Мукденъ.

   Мукденъ - послѣдн³й городъ, въ которомъ живетъ до трехсотъ тысячъ жителей, въ которомъ, слѣдовательно, можетъ быть, и за больш³я деньги, но можно найти помѣщен³я даже на большую арм³ю. Съ оставлен³емъ Мукдена, сзади, тамъ, по лин³и желѣзной дороги, къ сѣверу остаются только станц³и желѣзной дороги и только желѣзнодорожныя постройки. Самая большая станц³я - Харбинъ, но и въ ней, несмотря на имѣющ³еся тысачи домовъ, или, вѣрнѣе, домиковъ,- ихъ не хватитъ даже для центральныхъ управлен³й.

   Правда, очень энергично строятся нами и казармы для войскъ, и будетъ величайшей заслугой со стороны военнаго инженернаго вѣдомства, если этихъ казармъ успѣютъ настроить на 300 - 400 тысячъ человѣкъ.

   Здѣсь опять раздѣлен³е мнѣн³й:

   - Но до зимы мы начнемъ еще наступательную кампан³ю. До зимы мы возьмемъ назадъ и Мукденъ, и Ляоянъ, и Портъ-Артуръ, а можетъ-быть, и Корею. Вы забываете, что нашь балт³йск³й флотъ идетъ.

   И приводятся старые доводы, очень смахивающ³е на самоутѣшен³е, что зима - наша союзница, что японцы не переносятъ холода и пp. и пр.

   - Японцы не переносять холода? - иронически шепчуть подрядчики. - У меня всю зиму только и работали японцы-каменщики. Подниметъ воротникъ, погрѣетъ рухи надъ котелкомъ съ углемъ. Японцамъ хоть двадцатъ градусовъ, такъ весь день и не сойдеть съ работы.

   Можно никогда не кончить разговоръ объ этахъ общихъ, но злободневныхъ темахъ. Въ обсужден³ахъ ихъ доходятъ до большихъ деталей, вплоть до того, что при осадѣ, напримѣръ, Владивостока возможно, что флотъ нашъ можетъ быть атакованъ по льду.

   Мнѣн³я пессимистовъ раздражаютъ оптимистовъ. И обратно. Но для выяснен³я истины, для характеристики настроен³я, для возможно правильной оцѣнки дальнѣйшихъ событ³й и наилучшаго выхода изъ нихъ - мнѣн³я и тѣхъ и другихъ необходимо знать и и прилушиваться къ нимъ. Это уже не мнѣн³я отдѣньныхъ людей, это уже мнѣн³е большихъ парт³й, и которая изъ нихъ теперь сильнѣе - я затруднился бы сказать.

   Но несомнѣнно, что оптимисты какъ будто чувствуютъ себя немного сконфуженными.

  

  

   Сегодня прибыли сибирск³е ополченцы для пополнен³я убыли. Они еще не имѣютъ формы. На видъ эта уже старые крестьяне, которыз тамъ, на родинѣ, мѣсяцъ возстановляли свои забытыя познан³я по части военной выправки. Кряхтятъ, носятъ куда-то лѣсъ, жалуются на пищу и жалуются, что Сибирь теперь очистили отъ мужиковъ подъ метелку.

   - Ну, а если Манчжур³ю завоюемъ: хорошая сторона,- земля, хлѣба вонъ как³е!

   - Не японская же земля? Да набита,- народу здѣсь, что сельдей въ бочкѣ и безъ насъ.

   Лѣниво чешется и добавляетъ:

   - Нѣтъ, не радоваетъ.

   Сергѣй Ивановичъ снаряжается въ походъ. Готовъ и уже прощается, а на прощанье говоритъ:

   - Ну, пусть писатель пишетъ, а читатель войдетъ. Пусть писатель оплакиваетъ горести м³ра, а чататель пусть радуется въ этомъ м³рѣ. Пусть писатель не вѣритъ, а читатель вѣритъ. Потому что, дорогой мой писатель, вѣра тѣмь и дорога людямъ, что идетъ она вразрѣзъ съ разумомъ. Словомъ, пусть каждый дѣлаетъ свое дѣло.

  

   Генералъ Мищенко очистилъ Янтай и стоитъ теперь въ пяти верстахъ южнѣе станц³и Шахе, по ту сторону рѣки Шахе.

   Съ 1-го сентября опять возобновились поѣзда отъ Мукдена на югъ до Шахе. Подполковникъ Гескеть хотѣлъ-было проникнуть съ поѣздомъ въ самый Янтай, чтобъ снять тамъ стрѣлки, но и Янтай уже былъ въ рукахъ у японцевъ, и желѣзнодорожный мость чрезъ рѣку Шахе былъ тамъ сожженъ. Правда, сгорѣли только половой настилъ и брусья, но возстановлять его потребовалось бы много времени, а между тѣмъ чрезъ нѣсколько дней все равно придется отдавать его японцамъ. Тѣмъ болѣе, что единственная работа за рѣкой Шахе заключалась въ томъ, чтобъ снять стрѣлки на станц³и Шахе. Стрѣлки были сняты и доставлены къ поѣзду на рукахъ,- часть черезъ мостъ, часть въ бродъ.

   Интересный факть сообщаеть подполковникъ Гескетъ. Въ интересахъ безопасности поѣзда, онъ уходитъ ночевать на угольный разъѣздь, въ семи верстахъ отъ Мукдена (Шахе въ двадцати верстахъ отъ Мукдена). Въ первый день всѣ села, мимо которыхъ проходилъ поѣздъ, были совершенно пусты, а на другой день, когда вторично проходилъ онъ, жители уже возвратились въ свои разоренныя гнѣзда и весело привѣтствовали его, какъ избавителя отъ разнаго рода мародеровъ.

   Мародеровъ много, и убытки, причиняемые ими жителямъ, громадны. Можно смѣло сказать, что все живущее на пути войны обречено на полное разоренье. Тѣмъ менѣе понятенъ озлобленный тонъ части нашего офицерства противъ китайцевъ. Чѣмъ они-то виноваты, что война двухъ нац³й внесла въ ихъ страну огонь и разорен³е? Говорятъ, что они втридорога беруть за все. Во-первыхъ, берутъ одни, а разоряются друг³е. Берутъ, напримѣръ, рабоч³е пришельцы изъ Шанхая, Чифу, но мѣстный селянинъ по горло занятъ своимъ дѣломъ и въ этомъ году втридорога самъ платилъ за свои уничтоженные теперь посѣвы. Беруть купцы, но и у нихъ расходы необычные. При стоимости пуда ячменя 1 рубль 80 копеекъ - 2 рубля, при томъ, вся рабочая сила отвлечена, и пудъ перевозки обходится 10 копеекъ съ пуда и версты. А сверхъ того, плати хунхузамъ за безопасность провоза. А теперь и эта плата больше не гарантируетъ, вслѣдств³е разаообраз³я типа мародеровъ и ихъ несплоченности. За рѣдкими исключен³ями, каждая группа не свыше дссяти человѣкъ грабитъ за свой счетъ и страхъ. На-дняхъ попался въ такой группѣ и русск³й. И нерѣдко весь товаръ полностью, даже при нанятой стражѣ, попадаеть въ руки разбойниковъ. При такихъ услов³яхъ нельзя особенно и сѣтовать на дороговизну и нельзя думать, что весь излишекъ попадаетъ полностью въ карманъ купцу.

   - А небосъ передъ выступлен³енъ этотъ самый купецъ отдастъ эти самые товары за какую угодно цѣну?

   Отдастъ, потому что, пока придутъ на смѣну японцы, все это можетъ попасть и совсѣмъ задаромъ въ руки разбойниковъ.

   Иногда слышищь раздраженный отвѣтъ:

   - Ну, тѣмъ дешевле тогда купимъ это же самое. Какой-нибудь собол³й мѣхъ, за который теперь они просятъ 800 рублей, купимъ за 25 рублей у какого-нибудь былаго мародера.

   Но стоимость этого самаго мѣха въ Петербургѣ опредѣляютъ въ 1500-2000 рублей.

   Къ счастью для русскихъ, такихъ охотниковъ до дешевизны и такимъ путемъ достигнутой - немного, но фактъ несомнѣнный, что они имѣются и заслуживаютъ того, чтобы общество въ лицѣ печати клеймило ихъ глубочайшимъ презрѣн³емъ.

   Только-что возвративш³йся инженеръ Ю. И. Лебедевъ, ѣздивш³й за сорокъ версть въ сторону на востокъ, передаетъ о трогательномъ пр³емѣ, оказанномь ему одной деревней. Они сейчасъ же по его формѣ узнали, что онъ желѣзнодорожный инженеръ.

   - Шибко знакомъ! Шибко шанго инженеръ! Моя работайло додогу: шибко знакомъ! Шибко шанго!

   Нанесли ему всевозможной провиз³и и лакомствъ. За послѣднее ни за что не хотѣли брать денегъ. На прощанье просили дать имъ родъ охраннаго листа. Онъ написалъ имъ, что жители такой-то деревни оказали ему при производствѣ работъ полное свое содѣйств³е: рабочими, арбами, провиз³ей. А потому онъ и просить предержащ³я власти, съ своей стороны, вмѣнить это имъ въ заслугу и оградить ихъ и ихъ имущество отъ хунхузовъ.

   Вся деревня высыпала провожать его. Махали руками, присѣдали, женщины съ дѣтьми на рукахъ засково кивали головами, и долго еще неслось вслѣдъ ему:

   - Шибко знакомъ! Шибко шанго!

   Я представляю себѣ этихъ женщинъ въ ихъ вычурныхъ и разнообразныхъ прическахъ, съ маленькими, очень часто болѣзненнымя дѣтьми,- женщинъ, часто и некрасивыхъ, но обладающихъ чѣмъ-то очень притягивающимъ къ себѣ. Что-то обиженное и мечтательное въ нихъ. Можетъ-быть, онѣ напоминаютъ тѣхъ бѣдныхъ далекихъ родственницъ, на долю которыхъ выпала вся горечь жизни, и навсегда затаили онѣ въ себѣ цѣлый м³ръ невысказаннаго чувства, надежды, грезъ. И это невысказанное неизгладимымъ отпечаткомъ легло на поворотѣ головы, во взглядѣ. И болить душа за нихъ и за ихъ долю. Болитъ за всѣхъ этихъ обреченныхъ здѣсь жертвъ, жертвъ - въ чужомъ пиру похмелья.

  

   Вчера посѣтилъ меня военный агентъ Австро-Венгр³и, графъ С. И. Шептыцк³й.

   Я давно его не видѣлъ. Говорить съ этимъ умнымъ, благороднымъ, образованнымъ офицеромъ, очень добросовѣстно относящимся къ своимъ обязанностямъ - истинное удовольств³е. Истин