Ходасевич Владислав Фелицианович - Избранные письма, Страница 14 - Книги

де открытого письма ("А. И. Куприну от В. Ф. Ходасевича") в ПВ (No 1251. 22 мая). В тот же день он послал свой ответ Горькому: "Прилагаю для развлечения статейку. Купринской у меня нет. В ней намеки на всякие мои грехи перед родиной (служба в Ч-К и др.)" (АГ. КГ-П 83-8-25). В своем ответе он перевел конфликт на литературную почву, защищая творческую свободу поэта, аргументы же Куприна назвал невежественными: "...в своем письме вы пытаетесь аргументировать "от Пушкина", - и здесь возражать приходится, так как с невежеством надо бороться". Куприн ответил новой статьей "Товарищ Ходасевич" в той же "Русской газете" (28 мая). По этому поводу Ходасевич писал Горькому 18 июня: "Меня "кроют" здешние правые газеты. Тень моя пала даже на Пушкина. Так и выражаются: "Товарищ Ходасевич", "Товарищ Пушкин". Следовательно, я с Пушкиным на дружеской ноге, и меня надо почитать" (АГ. КГ-П 83-8-30). Новым выпадом Куприна была статья "Два юбилея" (Русская газета. 1924. 11 июля), где он дал сатирическую картину торжественного собрания 12 июня в Сорбонне по случаю пушкинского 125-летия и выступления на нем Ходасевича. За литературными основаниями полемики стояли разные культурно-политические ориентации в эмиграции. Хотя Ходасевич в письмах Горькому от мая-июня трижды коснулся этого неприятного сюжета, Горький в ответных письмах никак на него не откликнулся и только 10 августа кратко высказался о самом предмете полемики - ст-нии "Романс", пересказывая свой разговор с П. П. Муратовым: "Добрым словом помянули Вас за стихи в последней книге "С. З." Муратову не нравится "Романс" <...>, а мне - нравится. Да и он, в сущности, говорил лишь о том, что "оканчивать" Пушкина - не надо" (НЖ, 1952. Кн. 31. С. 196-197). В свою итоговую поэтическую книгу ССт-27 Ходасевич "Романс" не включил. В последующие годы в критических статьях он хорошо оценивал новые вещи Куприна. "Мы с А. И. Куприным всегда принадлежали к разным, отчасти враждебным лагерям, - писал он в 1932 г. в рец. на кн. L СЗ. - Случалось нам и полемизировать - довольно задорно с обеих сторон. Но вот, я читаю начальные страницы "Жанетты" - и поверх всех разногласий и расхождений не могу не подпасть их неотразимому очарованию" (В. 1932. No 2704. 27 октября). См. также статью "Юнкера" в т. 2 наст. изд.

² Поэтесса Мария Шкапская была в начале 1923 г. в Берлине и заезжала к Горькому и Ходасевичу в Сааров. По следам этой встречи 1 мая 1924 г. Шкапская писала Горькому из Ленинграда: "...посылаю Вам через Влад. Фелиц. свою новую поэму на Ваш суд. Делаю это потому, что она, во-первых, написана после посещения Берлина в прошлом году, а во-вторых, является до известной степени выполнением того задания, которое Вы мне тогда поставили - во время нашей беседы в Саарове. Судите сами - справилась ли я с этим заданием и в какой мере, и то ли это, чего Вы от меня хотели" (АГ. КГ-П 88-22-3). Это была поэма "Человек идет на Памир" в двух частях с посвящ. заводу Сименс-Шуккер в Берлине и датой: Ленинград. 17/IV-24. Горькому поэма, как и Ходасевичу, не понравилась (см. его ответ на наст. письмо Ходасевича - НЖ. 1952. Кн. 31. С. 190). Поэма, как и стихи Шкапской (см. письмо 61), напечатаны в Б не были, а две статьи о частушках, которые она послала Горькому позже (в ноябре 1924 г.), появиться в журнале уже не могли по причине его прекращения.

³ В письме от 2 мая Горький раздраженно отзывался о полученной им от автора кн. Н. Н. Фатова "Молодые годы Леонида Андреева. По неизданным письмам, воспоминаниям и документам" (М.: Земля и фабрика, 1924).

⁴ Упоминаемый инцидент был вызван появлением после смерти Ленина в "Петроградской правде" письма "Пролетарские писатели памяти тов. Ленина" за подписями группы писателей, за которым шло примеч.: "К настоящему присоединяются члены объединения ленинградских писателей А. Н. Толстой, В. Муйжель, Всев. Иванов и группа Серапионовых братьев: Н. Никитин, К. Федин, М. Зощенко, Н. Тихонов, Е. Полонская, М. Слонимский и В. Каверин" (Петроградская правда. 1924. 27 января). Подпись "Серапионовых братьев" была санкционирована единолично Никитиным. Л. Лунц писал Федину, узнав об этом в гамбургской клинике (письмо от 19 февраля): "О Никитине. За несколько дней до получения ваших писем я имел счастье прочесть в здешних г... газетах все "ваше" воззванье с вашими подписями - здесь, разумеется, все перепечатали с соответствующими комментариями <...> Вся здесь идиотская публика зашипела. Ну, на них наплевать, но я, признаться, тоже смутился. Дело не в воззвании и не в отдельных подписях - каждый имеет право подписывать что ему угодно, - а в том, что там стоит наша марка, серапионовых братьев, а этого мы всегда избегали. Выходит, что всякий брат должен принять это воззвание. Это насилие и неправда. Поэтому я искренно обрадовался, получив от Лидочки известие, что это дело Никитина. Но как, почему? - не знаю! Подробности?!" (ВЛ. 1993. Вып. IV. С. 257 / Публ. Н. Фединой).

⁵ "Гробница поэта" (Воля России. 1924. Кн. 8/9; вошла в ПХП).

⁶ Отзывы Л. Лутохина о произведениях Горького в "Воле России" за 1924 г. не обнаружены.

⁷ Юбилейная статья - "О чтении Пушкина (К 125-летию со дня рождения)" (СЗ. 1924. Кн. XX). Там же, в кн. XIX - "Кощунства Пушкина"; в газ. Д - "Приезд Пущина в поэзии Пушкина" (1924. 8 июня).

⁸ Статью о пушкинской "Русалке" Ходасевич закончил в канун 1924 г. (см. письмо 66 к А. И. Ходасевич от 27 декабря 1923 г.). Весной 1924 г. в Париже, приехав из Италии, Ходасевич узнает от нее, что А. Н. Тихонов от печатания статьи в журнале воздерживается. 24 апреля он пишет А. И. Ходасевич в Ленинград: "Горький категорически заявил, что Тихонов ее берет для 1-го и заплатит по 50 руб. Я послал ему рукопись еще в феврале, писал Тихонову, что прошу уплатить тебе за 2 ¥ листа. Он рукопись взял, а мне не соблаговолил написать, что она ему не годится. Я тем временем упустил возможность напечатать "Русалку" здесь" (РГАЛИ. Ф. 537. Оп. 1. Ед. хр. 50). В "Русском современнике" статья не была напечатана; она вошла как часть в ПХП, где, однако, была напечатана в искаженном виде, о чем автор писал 10 июля А. И. Ходасевич: "Эти идиоты одну заметку о "Русалке" разбили звездочками на ряд глав, разбили на 18 самостоятельных заметок!" (Там же. Ед. хр. 51). В Париже статью Ходасевич все же напечатал в кн. XX СЗ, но в книгу 1937 г. "О Пушкине" (см. т. 3 наст. изд.) включать не стал. Горький и М. И. Будберг ответ на упреки Ходасевича дали в совместном письме от 18 мая 1924 г. "В недоразумении с Тихоновым моей вины нет, Владислав Фелицианович, - писал здесь Горький, - ибо я ему писал о статье размером 1 ¥ листа, как Вы мне и сказали. Мария Игнатьевна имеет письмо Т-ва, в коем он, соглашаясь взять статью, размер ее не ограничивает" (НЖ. 1952. Кн. 31. С. 190).

⁹ Каплун (Сумский) Соломон Гитманович (1891-1940) - владелец изд-ва "Эпоха" в Берлине, выпускавшего Б; до революции - журналист, сотрудник "Киевской мысли"; меньшевик, в 1921-1923 гг. - автор многих статей в "Социалистическом вестнике", органе русских социал-демократов в эмиграции. Ходасевич ждал письма от него, беспокоясь за публикацию своей книги ПХП в Б, где уже до этого появились ее главы (в No 2, 3 и 5). "В случае, если No 6 не выйдет, - писал он Горькому в следующем письме (18 мая), - как раз самая занимательная часть работы пропадет (в No 5 - самая скучная) <...> Между тем, говоря по совести и между нами, я мало верю в выход 6-го No. Вряд ли у Каплуна будут деньги. Чтобы оплатить счета по No 4, ему пришлось продать даже мебель и пишущую машинку <...> А России нет и не будет. - Посему - грущу, ибо журнал хороший и нужный" (АГ. КГ-П 83-8-26). Лишь в конце августа Ходасевич сообщил Горькому о получении "довольно мрачного письма" от Каплуна (АГ. КГ-П 83-8-35).

¹⁰ М. И. Будберг. Ироничная реплика Ходасевича может создать неточное представление о ее практической деятельности как секретаря Б. Деятельность эта была активной; в частности, вся связь с Б отсутствующего в Берлине Горького осуществлялась через Будберг.

¹¹ В недатированном ответном письме Горький вернул Ходасевичу его просьбу: "О Лунце я не стану писать, лично его я знал мало, Вы - больше меня. Вас я прошу убедительно: напишите страничку, две - сколько можете! В 5-й книге печатается его последняя вещь, пьеса; Вы ее знаете" (НЖ. 1952. Кн. 31. С. 190-191). Ходасевич ответил в конце мая: "...все утро сегодня честно трудился, старался написать о Лунце - и бросил это дело. Был он очень хороший и талантливый мальчик, но - мальчик. Для меня в нем было ценно будущее. В настоящем он был для меня "непитателен", потому что беззаботен и ребячески "позитивен". Как я ни старался, это отношение, как к ребенку, выпирает наружу. Для посмертной и редакционной заметки это не годится, и я складываю оружие, ибо не "по-своему" сейчас писать не в силах, а "по-своему" - выходит какое-то непристойное и неуместное нравоучение. <...> Не напишете ли и Вы хоть одну, тоже "объективную" строчку о Лунце, хотя бы за подписью "Редакция"? <...> Если будет писать "редакция", то не обойдет ли она молчанием серапионов, избегая сего термина? Что, в сущности, общего было у Лунца (и Каверина) с этой компанией невежд, лакеев и хулиганов? <...> Надобно их забыть, это лучшее, чего они стоят" (АГ. КГ-П 83-8-25). Вероятно, эта резкая оценка связана с упомянутым в письме инцидентом, однако по существу она отражает нарастающее расхождение с Горьким в оценках литературной ситуации в советской России. Горький продолжает рассчитывать на "серапионов" как на ценную литературную силу и принимать участие в большинстве из них - см. его переписку с писателями из группы в ЛН (М., 1963. Т. 70). Заметку "Памяти Л.Лунца" написал все-таки Горький и поместил ее за своей подписью в No 5 Б (С. 61-62); в том же номере напечатана посмертно пьеса Лунца "Город Правды". "Я уверенно ожидал, - писал в некрологе Горький, - что Лев Лунц разовьется в большого, оригинального художника, - он обладал бесспорным талантом драматурга".

¹² Примеры из статьи проф. К. Шухгардта "Ретра и Аркона - два главных славянских святилища в Германии".

69. М. О. Гершензону. - Письма Гершензону. С. 34-35.

¹ 11 июня В. Ф. Ходасевич и Н. Н. Берберова переехали из Саарова в Берлин. В августе 1923 г. перед отъездом в Россию М. О. Гершензон с семьей тоже приехал в Берлин. Почти ежедневные встречи писателей отражены в "камерфурьерском" журнале:

"1 августа, среда. В Книгу. В кафэ. / Оболенская. - Гершензоны. Амфитеатров - Бахрах. С ним в рестор<ан>.

2, четв. На почту [В Нов<ую> Рус<скую> книгу]. На почту. / Мария Игн<атьевна>. Веч<ером> дома.

3, пятн. У Гершензона. / У Гершензона. / Гершензон, Бахрах. / Веч<ером> в ресторан (Муратов).

4, суб. Веч<ером> у Гершензона.

5, воскр. Кикимора со стихами. У Гершензона. Бахрах. У Амфитеатрова (Немирович).

6, понед. У Гершензона (Шестов). Веч<ером> дома.

7, вторн. В банк. В Эпоху. / В кафэ, гуляли. / Бахрах. С ним у Ремизова и в кафэ.

8, среда. Осоргин - Кадашев - Антокольский, Гершензон. - Кадашев, Осоргин, Бахрах. Веч<ером> в рус<ский> рестор<ан>. (Осоргин, Бахрах).

9, четв. Бахрах, Гершензон. - В "Дни". В библиотеку. / Антокольский. - Гуляли. / Гершензоны (4). Веч<ером> - Гершензон. (Завтра он уезжает рано утром)".

У Гершензона была возможность остаться или продлить пребывание в Берлине, для чего Л. И. Шестов собрал деньги, но Гершензон принял решение об отъезде. О причинах этого решения он написал Шестову 16 июля 1923 г.: "Посмотрел я жизнь наших в Берлине - Ловцких, Ремизовых, Лазарева и др.: не многим легче московской (я говорю только о внешнем). И притом призрачно, пустынно, одиноко. И странно: после всех жалоб, все без исключения настойчиво советовали мне не ехать в Россию, особенно Ремизов, - и притом аргументировали все только от внешнего" (М-6 / Публ. А. д'Амелиа и В. Аллоя. С. 288).

Многими эмигрантами отъезд Гершензона был воспринят как переход в политический стан врагов. Б. Зайцев в очерке "М. Гершензон" писал, не скрывая неприязни: "Что могло нравиться Гершензону в советском строе? Быть может, то, что вот ему, нервно-путаному, слабому, но с глубокой душой, "тип" в полушубке даст по затылку? Что свирепая, зверская лапа сразу сомнет и повалит все хитросплетение его умствований? <...> Гершензон не раз плакался на перегруженность культурой. В нем была древняя усталость. Все хотелось приникнуть к чему-то сильному и свежему. <...> И, стремясь к такому, готов был принять даже большевистскую "силушку" - лишь за то, что она первобытно дика, первобытно яростна, не источена жучком культуры" (Зайцев Б. К. Далекое. М., 1991. С. 427-428).

² Чешско-русская Еднота - Общество культурных связей Чехии с Россией, помогавшее писателям-эмигрантам.

³ Скуола ди Сан Рокко - двухэтажное здание братства святого Рокко и церковь, которые расписывал Якопо Тинторетто; сохранилось несколько десятков полотен и плафонов; в частности - "Моисей источает воду из скалы" - сюжет, который нашел отражение в стихотворении Ходасевича "Моисей" (1909-1915).

На молодого Ходасевича Тинторетто произвел огромное впечатление во время первой поездки в Италию летом 1911г.; имя художника упоминается в фельетоне "Ночной праздник". В ст-ние "Вечер" (1911) поэт любовно перенес сюжет картины Тинторетто "Бегство в Египет" - в творчестве Ходасевича случай не частый.

Ходасевич-поэт сознательно отказывался от чувственно-зрительных образов, наказывая себе: "Не надо красок. Сделать гравюру", - как записал он в тетради рядом со ст-нием "Хлебы" (см. БП. С. 382). И в тетради 1918 г., набрасывая план ст-ния, тему которого можно обозначить словами "...Венеция. Моя тогдашняя...", он вспомнил Тинторетто, его портреты, освобожденные от мелочного психологизма, выступающие из времени: "...одни глаза" (см. статью Н. А. Богомолова "История одного замысла" - Русская речь. 1989. No 5).

⁴ Следует ст-ние "Хранилище". Впервые опубл. в журн. "Звено" (1924. 8 декабря). В приведенном в письме варианте первая строка звучит иначе: "Едва хожу, гляжу лениво..." (ср. в т. 1 наст. изд.: "По залам прохожу лениво..."). Имеются различия и в пунктуации.

⁵ Ходасевич просил разрешения у М. О. Гершензона сделать эпиграфом к кн. "Поэтическое хозяйство Пушкина" его слова из письма. Гершензон дал согласие: "Напишите так: "В трудные дни я не знаю большей радости, как читать Пушкина и делать в нем маленькие открытия"; и подпишите буквами или полным именем, - как хотите" (24 апреля 1923 г. - De visu. 1993. No 5. С. 33). При публикации эпиграф выпал.

⁶ Мстиславу Александровичу Цявловскому (1883-1947) Ходасевич писал: "Посылаю Вам "письмо в редакцию". Нельзя ли его напечатать - где угодно. Нельзя - не надо, на Вас в обиде не буду. Посылаю, в сущности, для Вас.

Здесь о Пушкине пописывают - ужасно. Невежество лютое. Бурцев, напр<имер>, вздумал предложить новый текст "Памятника" - юмористический, иначе назвать нельзя. Он его "исправляет", но не по документам, а по собственному вкусу, о чем простодушно и повествует. Кончается тем, что в его "редакции" даже рифмы не "сходятся", но он этого не замечает.

М. Гофман ¥ года тому назад умудрился напечатать морозовский текст X главы "Онегина" с одной или двумя своими поправками чтения. Но вступительную часть статьи он так ловко средактировал, не упомянув ни Морозова, ни Венгерова, что здешняя публика была уверена, будто Гофман "открыл" всю рукопись и впервые ее печатает. Кто-то, однако же, возмутился и написал "Письмо в ред<акцию>". Гофман вывернулся: "я, дескать, потому не поминал про Морозова, что каждому известно и проч.". Но, конечно, он бил именно на невежество. - Он вообще изрядно хлестаковствует, но - хворает и бедствует, а потому надо ему прощать. Кроме того, все же это единственный человек из тутошних, читавший Пушкина. Прочие - не читали". Начинает же Ходасевич письмо словами: "Я всегда очень любил и ценил Вас, а теперь, после смерти Михаила Осиповича, Вы для меня самый дорогой человек в России. Простите за сии "излияния": они искренни" (Париж, 29 июня 1925 г. - ИРЛИ. Ф. 387. Ед. хр. 323).

Из писем Ходасевича к М. А. Цявловскому и М. Д. Беляеву видно, как задыхался он от отсутствия необходимых книг для работы над Пушкиным. Беляеву он писал: "Право, не беспокоил бы Вас, но ни Пущина, ни Саитовской переписки, ни Брюс<овской> "Гавр<иилиады>" нет здесь ни в библиотеке, ни у частных лиц. А нужно - до зарезу..." (Сааров, 21 мая 1923 г. - ИРЛИ. Ф. 24. Ед. хр. 238).

70. М. Горькому. - АГ. КГ-П 83-8-28. Публ. впервые. Датируется по письму Горького от 10 августа 1924 г. (см.: НЖ. 1952. Кн. 31. С. 196), на которое является ответом.

¹ Ответ на сообщение Горького в письме от 10 августа о вышедшей в Петрограде "...биографии Пушкина, составленной Модзалевским, Н. В. Измайловым и А. И. Кубасовым; книгу эту очень хвалят. Не верю. Биографию Пушкина можете написать только Вы. Это - убеждение, а не комплимент" (НЖ. 1952. Кн. 31. С. 196-197). Горький книги не видел и сообщает о ней по рассказам гостей из России. Речь идет о популярном биографическом очерке, написанном Н. В. Измайловым при участии Б. Л. Модзалевского: Пушкин. Очерк жизни и творчества. Л.-М.: Изд-во "Петроград", 1924.

² В 1927 г. Ходасевич посвятит памяти Б. Л. Модзалевского некролог (В. No 1050. 17 апреля).

³ Этим замечанием Ходасевич отделяет обычный тип биографии Пушкина (к какому относит и очерк Измайлова-Модзалевского) от собственного заветного замысла, так и неосуществленного (см. коммент. к циклу "Из книги "Пушкин"" в т. 3 наст. изд.). Собственный замысел биографии Пушкина - в том, чтобы именно "осветить личность Пушкина".

⁴ В этих рассуждениях отозвалась историко-литературная концепция Ходасевича, развиваемая в ряде статей эмигрантского периода. Состояла она в резком отделении постсимволистского движения в русской поэзии, открывшегося акмеизмом, от символизма, кризис которого обозначился в те самые 1910-1911 гг., начиная с которых поэзия "заметно глупеет". Символизм для Ходасевича сближался с классической традицией философской серьезности и духовной насыщенности, в то время как "так называемый акмеизм", который он называл "упадочной фракцией символизма", и тем более враждебный ему футуризм он склонен был пристрастно понимать как утрату интеллектуального уровня поэзии. В одном из вариантов своих воспоминаний о Гумилеве и Блоке Ходасевич рассказывал о конфликте его с Гумилевым, в 1921 г. произнесшим похвальное слово глупости по поводу чтения стихов С. Нельдихена в "Цехе поэтов": "Он очень серьезным тоном отметил, что глупость доныне была в загоне, поэты ею гнушались, никто не хотел слыть глупым. Это несправедливо: пора и глупости иметь голос в хоре литературы". Стихи Нельдихена Гумилев защищал таким образом: "Свою естественную глупость он выражает с таким умением <...> А ведь поэзия - это и есть умение. Следовательно, Нельдихен - поэт, и я обязан принять его в "Цех поэтов"". Ходасевич пересказывает свой спор с Гумилевым: "Пробовал я уверять его, что для человека, созданного по образу и подобию Божию, глупость есть не естественное, а противоестественное состояние, - Гумилев стоял на своем. Указывал я и на учительный смысл всей русской литературы, на серьезность как на традицию русской словесности, - Гумилев был непреклонен". Под влиянием этого разговора Ходасевич вышел из "Цеха поэтов" (Ходасевич Владислав. Белый коридор: Воспоминания. Нью-Йорк: Серебряный век, 1982. С. 175-176). Эта мемуарная статья ("Гумилев и "Цех поэтов""), очевидно, связанная у Ходасевича с размышлениями в настоящем письме, появилась через два года после него (Сегодня (Рига). 1926. 29 августа), а несколько позже он посвятил теоретическую статью вопросу о специфическом интеллектуализме поэзии ("Глуповатость поэзии" - СЗ. 1927. Кн. XXX. С. 278-285), выступив против тех, кто "в защиту немудрых стихов" приводит известные пушкинские слова из письма П. А. Вяземскому от середины мая 1826 г. Ходасевич дает им в статье свое толкование. "Оказывается, что мудрость поэзии возникает из каких-то иных, часто противоречащих "здравому смыслу" понятий, суждений и допущений. Вот это-то лежащее в основе поэзии отвлечение от житейского здравого смысла, это расхождение со здравым смыслом (на языке обывателя входящее как часть в так называемое "воображение поэта") и есть та глуповатость, о которой говорит Пушкин. В действительности это, конечно, не глуповатость, не понижение умственного уровня, но перенесение его в иную плоскость..." (цит. по: Ходасевич Владислав. Колеблемый треножник. М., 1991. С. 194).

⁵ И. Н. Ракицкий.

⁶ Валентине Михайловне Ходасевич, с которой Ходасевич и Берберова виделись в Лондоне по пути в Ирландию.

⁷ Ольга Ивановна Ресневич (по мужу - Синьорелли; 1883-1973) - переводчица, знакомая и корреспондентка многих деятелей русской и итальянской культуры. См. публикации из ее богатого архива (хранится в Венеции): Гаретто Э. Письма Н. С. Гончаровой и М. Ф. Ларионова к Ольге Ресневич-Синьорелли // М-5; Жизнь и смерть Нины Петровской // М-8. С Горьким была знакома еще с дореволюционных лет и особенно близко - в Сорренто, где всегда останавливалась на вилле Горького; пользуясь своими дипломатическими связями, помогала его знакомым в получении виз. На вопрос Ходасевича о возможности их с Берберовой "соррентизации" Горький ответил 21 августа: "...место для Вас будет и, думаю, достаточно изолированное. Ждем. Синьорелли вчера видел, сказал о визах. Обещала <...> Вы приедете к сбору винограда", - а 2 сентября сообщил, что визы уже посланы прямо в Ирландию (НЖ. 1952. Кн. 31. С. 198). Ходасевич с Берберовой прибыли в Сорренто 9 октября и прожили в доме Горького до 18 апреля 1925 г.

⁸ "Письмо в редакцию" по поводу ленинградского издания ПХП, за которое автор здесь снимает с себя ответственность, поскольку оно напечатано с "безобразными искажениями, пропусками и добавлениями, которые не могу иначе назвать как наглыми и умышленно издевательскими..." (см. коммент. к кн. "О Пушкине" в т. 3 наст. изд.). Письмо появилось в Б (1925. No 6/7. С. 478-479). В России письмо напечатано не было: "Книга и революция", в редколлегию которой входил К. А. Федин, как и подозревал Ходасевич, закрылась еще в 1923 г.

71. М. Горькому. - АГ. КГ-П 83-8-36. Публ. впервые. Публ. вместе с припиской Н. Н. Берберовой.

¹ Ответ на концовку горьковского письма от 5 сентября: "...каждый день, раззевая гнилую пасть, орет гнусности и дышит отравой. Честное слово, - ночами я, один на один с собою, так тяжко чувствую себя, что - не будь это пошло и смешно - застрелился бы. Утешаюсь лишь тем, что все пишу, пишу до полного утомления и знаю, что пишу очень плохо, все не то, не так. Стараюсь шутить, - тоже плохо выходит. Раньше шутка помогала мне. Привет. Берегите себя" (НЖ. 1952. Кн. 31. С. 198-199).

² Ответ на вопрос в письме Горького: "Как Вам нравится Борис Савинков? Я всегда считал его типично русским мерзавцем карамазовского типа и, конечно, не Митей, а - Смердяковым. Палач, склонный к лирике.

Нет, Вы представьте, как должна чувствовать себя воспитательница его, Гиппиус? Я - не злорадствую, нет; мне искренно жаль эту талантливую и умную женщину, отвратительные дни должна переживать Зинаида Николаевна!" (Там же).

"Мрачные мысли" непосредственно следуют за этим местом письма.

Реакции Горького и Ходасевича - это отклик на московский судебный процесс над Б. В. Савинковым, в августе 1924 г. арестованным в Минске, куда он под чужим именем прибыл из Польши, нелегально переправившись через границу. Суд над Савинковым, проходивший 27-29 августа, приговорил его за контрреволюционную деятельность к высшей мере наказания, замененной десятью годами лишения свободы. Мотивировкой смягчения приговора было раскаяние подсудимого, говорившего на суде: "Побежден не только "я", не только "Союз защиты Родины и Свободы", мы все побеждены Советской властью. Побеждены и белые, и зеленые, и беспартийные, и эс-эры, и кадеты, и меньшевики", побеждены "физически" и "душевно"; "Мы - живые трупы" (Борис Савинков перед Военной коллегией Верховного суда СССР. М.: Литиздат - НКИД, 1924. С. 139-145; книга есть в личной библиотеке Горького с его пометами).

З. Н. Гиппиус была литературным покровителем Савинкова (выступавшего под псевд. В. Ропшин), начиная с первого его романа "Конь бледный", напечатанного в "Русской мысли" (1909. No 1), где литературный отдел вел Д. С. Мережковский, а Гиппиус входила в редакцию журнала. Свой третий роман - "Конь вороной" - Савинков издал в Париже в 1924 г. На него тут же откликнулась Гиппиус (Антон Крайний. Литературная запись: О молодых и старых // СЗ. 1924. Кн. XIX. С. 244-249). Причислив роман к "настоящей литературе", Гиппиус видит в центре его "одну из глубоких моральных проблем - о праве человека убить" - проблему, которая стояла в центре и первого романа автора. Реплика в адрес Гиппиус в горьковском письме, вероятно, связана и с печатавшимися в СЗ ее воспоминаниями, где она рассказала о том, как Блок отказался от ее предложения участвовать в организуемой Савинковым в октябре 1917 г. антибольшевистской газете "Час", ответив ей: "Да, если хотите, я скорее с большевиками..." (Гиппиус З.Н. Живые лица. Прага, 1925. С. 59-62).

³ Ходасевич оказался в этом предположении прав. Во время пребывания Савинкова во внутренней тюрьме ГПУ, в сентябре 1924 г., его последняя книга была напечатана в СССР: В. Ропшин (Б. Савинков). Конь вороной. Л.: Прибой-М.: Госиздат. Книга вышла с предисл. автора и вступит. статьей Н. Л. Мещерякова, сообщавшего, что роман "прекрасно разоблачает психологию" бандитов - врагов пролетарской революции. Сам Савинков о "Коне вороном" говорил на суде как о свидетельстве того, что уже "больше года назад, в Париже", он убедился в своих ошибках. Самым же последним словом Савинкова стало его загадочное самоубийство в тюрьме в 1925 г.

В последующие годы Ходасевич откликнулся беспощадной статьей на книгу стихов Савинкова, изданную в 1931 г. в Париже с предисл. З. Н. Гиппиус (см. т. 2 наст. изд.).

⁴ "Дело Артамоновых", о котором Горький писал Ходасевичу, что "погряз в повести очень бытовой и в такой мере скучной, что если за скуку где-нибудь дают премии - первая премия обеспечена, я ее получу".

⁵ Джеймс Стивенс (1882-1950) - ирландский поэт, принадлежал к движению "Ирландское национальное возрождение", организатором которого был великий ирландский поэт У. Б. Йетс.

72. М. О. Гершензону. - Письма Гершензону. С. 38-39.

¹ Запись в "камерфурьерском" журнале: "9, четв. В 9 ч. утра из Рима. В 6 ч. - в Сорренто" (АБ). Отмечено также 16 ноября, воскресенье - переезд в "Il Sorito", где Ходасевич и Берберова проживут до 18 апреля 1925 г.

² Коковцов Владимир Николаевич (1853-1943) - министр финансов России в 1904-1914 гг., крупный банкир. В Париже продолжал заниматься банковской деятельностью.

³ Летом 1924 г. в Париже на пожертвования эмигрантов был куплен участок земли и на нем - бывшая немецкая церковь. Летом 1925 г. здесь открылся Богословский институт. См. статью М. Осоргина "Воспоминание о приобретении Сергиевского Подворья" (ВРСХД. 1987. III. No 151).

⁴ "Dziady" - поэма А. Мицкевича "Дзяды" (1821-1822, 1832).

Эту поэму Ходасевич перечитывал, готовя том переводов А. Мицкевича, искал в журналах фрагменты, переведенные на русский, сравнивал разные переводы и обсуждал с М. О. Гершензоном их достоинства и точность (см. письмо Ходасевича от 14 января 1916 г. - Письма Гершензону. С. 21).

Строки из поэмы "Дзяды" он сделал эпиграфом к тетради 1918-1919 гг., написав ниже дарительной надписи: "1918, 12 января. Другу моему единственному от Анютки" -

Во słuchajcie i zwa?cie u siebie,

Ze według Bozego roskazu:

Kto nie dotknął ziemi ni razu,

Ten nigdy nie mo?e byc w niebie (Dziady. Ч. I).

(РГАЛИ. Ф. 537. On. 1. Ед. хр. 24).

В переводе Л. Мартынова:

Слушайте вы все и разумейте,

Знайте - так Господь повелевает:

Кто с землей не знался здесь на свете,

Тот на небесах не побывает!

(Мицкевич А. Собр. соч.: В 5 т. М., 1952. Т. III. С. 48).

Букв. перевод: ...тому, кто не коснулся земли, никогда не быть в небе!

73. В. И. Иванову. - М-3. С. 264-268 / Публ. Д. Малмстада.

С В. И. Ивановым Ходасевич познакомился зимой 1914 г., когда Иванов переехал в Москву. 23 февраля 1914 г. Ходасевич писал Б. А. Садовскому: "На прошлой эстетике за ужином Вяч. Иванов произносил речи, в коих возводил меня на высоты головокружительные. Скучно, но лестно. Вообще, кажется, моя книга (СД. - Коммент.) имеет "успех"...", а в письме от 9 ноября 1914 г. Вячеслав Иванов поставлен им в центре московской литературной жизни: "Сплетен московских нет, ибо Вячеслав Иванов тих, как луна, а больше в Москве, кроме его и (простите, Бога ради) меня, порядочных писателей сейчас нет" (Письма Садовскому. С. 23, 26).

Не будучи в сколько-нибудь близких отношениях с В. И. Ивановым, Ходасевич встречался с ним у М. О. Гершензона, некоторое время (1920 г.) они жили в "здравнице для переутомленных работников умственного труда".

Ходасевич хотел привлечь В. И. Иванова к сотрудничеству в Б. Будучи в Риме 5-8 октября 1924 г., он зашел к Иванову, не застал и оставил записку с просьбой прислать в Б стихи. В ноябре В. Иванов послал пять "Римских сонетов", потом еще четыре и 1 декабря получил письмо от Горького: "Прекрасные стихи Ваши получил, примите сердечнейшую благодарность, мастер". По поводу этого письма В. Иванов записал в дневнике 1 декабря 1924 г.: "Искренне благодарен он, что я не обиделся. А я - не то, что не обиделся, а признателен ему за нравственную поддержку. Состарился - и люблю теперь моралистов. Вечером другое письмо из Сорренто - от Ходасевича, хвалит также "высокое и скромное мастерство" сонетов. Пишет о своей болезни и грустном "мыкании" по разным странам. "Россия раскололась пополам", и обе половины гниют "каждая по-своему". Но и там, и здесь "разительное понижение интеллектуального уровня - грубейшее насилие над совестью и умом, затыкание ртов"" (Иванов В. И. Собр. соч.: В 3 т. / Под ред. Д. В. Иванова и О. Дешарт. Брюссель, 1979. Т. 3. С. 851).

Горький продолжал заказывать Иванову статьи - об "Идиоте" для No 7 и о Пушкине для No 8. Ходасевич понимал, что, скорее всего, эти номера не будут выпущены, что у Б нет будущего, и предупредил об этом Иванова.

Сонеты В. Иванова в Б опубликованы не были. В 1936 г. они напечатаны в кн. LXII СЗ. Их появление Ходасевич назвал "литературным событием". В своей статье он рассказал историю публикации "Римских сонетов". Он писал: "Вячеслава Иванова как поэта нельзя ни понять, ни оценить, не почувствовав органической слитности мысли и чувства в его творчестве. Самая эрудиция этого человека, совершенно поразительного объемом и глубиною познаний, служит для него источником не только умозрений, но и живых, реальных переживаний". Разбирая стихи В. Иванова, критик приходил к выводу: "...нельзя, да и нет никакой надобности отрицать, что поэзия Вячеслава Иванова имеет интеллектуальную, умственную природу. Но у него из мысли родится чувство не менее, а порою более живое (и живительное), чем у иного вполне "чувствительного" поэта. Следственно, поэзия Вячеслава Иванова не умственна, а умна" (В. 1936. 25 декабря).

От переписки Ходасевича и В. И. Иванова сохранилось немногое, часть писем, отмеченных и в "камерфурьерском" журнале, и в дневнике В. И. Иванова, - утрачена.

Снова они увиделись в апреле 1925 г., когда В. Ф. Ходасевич с племянницей Валентиной Ходасевич и Н. Н. Берберовой приехали в Рим. В "камерфурьерском" журнале отмечены две встречи: в воскресенье, 19 апреля они виделись с В. И. Ивановым у П. П. Муратова; 20 апреля Ходасевич, Муратов и Иванов были в гостях у О. И. Синьорелли. 21 апреля Ходасевич с Берберовой выехали в Париж.

¹ 12 января 1925 г. Вяч. Иванов писал Ходасевичу: "От Муратовых добыл я книгу Вашу: читаю и перечитываю "Тяжелую Лиру" с восхищением, конечно, боль, горечь и скорбь исполняют свое высшее эстетическое (- и не только эстетическое!) назначение, когда из их горнила вырырается гимн, - когда

На гладкие черные скалы

Стопы опирает Орфей.

Этот высокий акт преодоления озаряет Вашу лирику необыкновенным, несколько жутким, ибо нездешним, отблеском, падающим из мира "страшных братьев", и проносится по ней мгновеньями ветер "почти свободы". У Бодлэра вырываются порой больные и вместе торжествующие крики этого великолепного дуализма" (НЖ. 1960. No 62. С. 286-287).

² В "молитвах издателю"... - Речь идет о Соломоне Гитмановиче Каплуне-Сумском. Ходасевич ценил его как издателя бескорыстного и влюбленного в свое дело.

74. М. В. Вишняку. - Lilly Library. Ф. Вишняка.

Впервые опубл. - НЖ. 1944. No 7 / Публ. М. В. Вишняка.

Письма Ходасевича к М. В. Вишняку, представленные в наст. томе, исправлены и дополнены автографам, хранящимся в архиве Вишняка, в библиотеке университета Индианы - Lilly Library.

Вишняк Марк Вениаминович (1883-1977) - один из лидеров партии эсеров, секретарь Учредительного собрания; в эмиграции - один из основателей и редакторов СЗ. Встречу с Вишняком Ходасевич отметил в "камерфурьерском" журнале: 1924, апрель. "14, понед. В 6 ¥ утра в Париже. <...> В Совр<еменные> Зап<иски> (Вишняк, Алданов)..." (АБ). Вишняк писал в очерке "Владислав Ходасевич (Из личных воспоминаний и архива б[ывшего] редактора)": "Поразил внешний его облик - крайняя моложавость, не шедшая к представлению, которое составилось по его стихам. Его ответная реплика была, как всегда, когда он хотел быть любезным, - полуиронической:

- Я тоже представлял себе Вас с бородой, таким вот - Михайловским! - Михайловским! - и он покрутил в воздухе на некотором расстоянии от своего подбородка тремя пальцами, явно обнаруживая неверное представление о физическом облике покойного Михайловского и его подлинной бороде" (НЖ. 1944. No 7. С. 280. См. также: Вишняк М. "Современные записки": Воспоминания редактора. Индиана, 1957. С. 202-215).

Реплика Ходасевича намекала на принадлежность Вишняка к чуждой Ходасевичу партии "общественников". Несмотря на личную приязнь к Вишняку, он не уставал повторять в статьях и публичных выступлениях, что "общественники, не научившиеся разбираться в вопросах искусства, влияют на ход литературы, потому что почти все издания фактически находятся в их руках" (Терапиано. С. 58). В свою очередь, Вишняк считал Ходасевича "от природы <...> существом недостаточно социальным". Это приводило к разногласиям и в конце концов совсем развело их.

Письма к Вишняку позволяют проследить, как складывался замысел "Некрополя". Поначалу автор и сам побаивался нетрадиционной формы жесткого очерка-некролога, где "последняя правда" высвечивалась траурной рамкой.

¹ N - Н. И. Петровская. Правка, характерная для работы над "Некрополем", главный герой которого - "дух эпохи", заключенный во временную оболочку. Обозначения времени: год, месяц, день, час - очень важны автору и часто несут не смысловую - художественную нагрузку.

75. М. В. Вишняку. - Lilly Library. Ф. Вишняка.

¹ Carissimo e gentilissimo - Милейший и любезнейший (ит.).

² Ходасевич просил прислать статью А. Белого на смерть М. Гершензона (Россия. 1925. No 5): "...пожалуйста, пошлите - без нее не могу сесть за статью..." (12 марта 1925 г.).

³ Фед. Августович - Ф. А. Степун.

⁴ В XXIII кн. СЗ напечатаны статья Шестова "Памяти Гершензона"; "Мысли о России" Ф. Степуна; 1-я часть рассказа "Митина любовь" Бунина; "Золотой узор" Б. Зайцева; "Esprit (сказ-вяканье)" А. Ремизова; цикл М. Цветаевой "Двое". Отмечает Ходасевич ст-ние З. Гиппиус "Ключ"; "Ходасевич - хорошо, но злобно", - пишет о своем очерке "Брюсов".

76. М. Горькому. - АГ. КГ-П 83-8-38. Публ. впервые.

¹ Это первое письмо Ходасевича Горькому после отъезда из Сорренто 18 апреля 1925 г. 25 апреля Ходасевич оставил в дневнике запись об отправке двух писем: открытки Горькому и в Россию - А. И. Ходасевич. Из письма к ней от 24 апреля: "Мне самому в Париже будет так трудно, что и не знаю, как буду перебиваться. Заработков почти никаких <...> мой парижский адрес: 8, Rue Amelie. Prettu-Hotel. Paris (F-e)" (РГАЛИ. Ф. 537. Oп. 1. Ед. хр. 52).

77. М. В. Вишняку. - Lilly Library. Ф. Вишняка.

¹ Коварский Илья Николаевич - владелец книжного магазина и изд-ва "Родник", которые находились в одном помещении с редакцией СЗ.

78. М. Горькому. - АГ. КГ-П 83-8-43. Публ. впервые.

Последнее письмо Ходасевича Горькому. Горький ответил письмом от 13 августа 1925 г. (НЖ. 1952. Кн. 31. С. 205), на которое Ходасевич не отвечал; см. об этом во втором очерке "Горький" в наст. томе, с. 372-373. Эти страницы очерка дают развернутый автокомментарий к настоящему письму. См. также письмо к М. М. Карповичу от 7 апреля 1926 г. (письмо 85 в наст. томе).

¹ В письме от 20 июля Горький просил прислать СЗ, кн. XXIV, с окончанием бунинской "Митиной любви".

² Познер Владимир Соломонович (1905-1992) - поэт, журналист и прозаик, начинал в Петербурге в кругу "Серапионовых братьев", близкий знакомый Ходасевича еще по Дому искусств; обосновался затем в Париже, в 30-е годы вступил в компартию Франции.

³ См. т. 3 наст. изд. Горький, как он писал Ходасевичу 20 июля, "рассердился" на него за "Бельфаст": "...несправедливо ставить это "учреждение" в упрек сов. власти. Германия, Франция технически богаче России, но Бельфаста и у них, ведь, нет. Это - нечто исключительное, верфь Бельфаста. Да и вообще несправедливо упрекать Москву в безделье - там работают и учатся работать". Дневниковая заметка Горького о Ходасевиче, видимо, записанная вскоре после их разрыва, начинается словами: "Переехав в Париж, Владислав Ходасевич поторопился заявить перед эмиграцией о своем благомыслии. Вышло - натужно и неумно. С хрипотой в голосе. Напечатал в "Последних новостях" статейку о Бельфасте и "ни к селу, ни к городу", но в патетическом тоне бросил Москве упрек: "О вы, которые хвастаетесь, выработав пол

гвоздей! Почему вы не создадите такую верфь, как Бельфаст?"" (Горький М. Полн. собр. соч. Варианты к художественным произведениям. М., 1977. Т. 5. С. 694).

⁴ Горький возражал 13 августа: "Ссылка на "Словотекова" - не годится, текста этой шутки Вы не знаете". "Работяга Словотеков" - сценарий, написанный Горьким (1920) для Театра народной комедии, который обычно использовал авторский текст как каркас для импровизации. Руководителем театра был С. Э. Радлов, художником-оформителем - В. М. Ходасевич. Премьера состоялась 16 июня 1920 г. Впервые текст сценария был напечатан только в 1941 г.

⁵ В письме Горького от 20 июля: "За фельетон "О том, как" - Вас жестоко обругали в "Известиях". Это меня огорчило. Очень. Тем более, что "резолюция ЦК партии по вопросу о политике в области художественной литературы" с ее осуждением - резким - "комчванства" - явление, которое приветствует даже Айхенвалъд, хотя и "сквозь зубы"" (НЖ. 1952. Кн. 31. С. 204). Горький имеет в виду фельетон Ходасевича "Как я культурно-просвещал" в ПН (1925. No 1578. 17 июня). "Ругань" на Ходасевича за этот фельетон в "Известиях" не обнаружена. Статья Айхенвальда - "Литературные заметки" (Р. 1925. No 1402. 15 июля). Ю. И. Айхенвальд понимает резолюцию ЦК РКП(б) от 18 июня 1925 г. как констатацию "факта банкротства" партии в области литературы. "Партия, хотя и медленно, но все-таки умнеет", - писал Айхенвальд и, цитируя положения резолюции, восклицал: "...большевики, требующие такта, осторожности, терпимости, - это, согласитесь, зрелище прямо трогательное <...> значит, большевики приветствуют не какую-нибудь специфическую, а всю литературу". Реакции Ходасевича и Горького как на партийную резолюцию, так и на наивно-либеральный отклик Айхенвальда - свидетельство окончательного расхождения и разрыва их литературно-политических позиций. См. как о статье Айхенвальда, так и об отношениях с Горьким в письме Ходасевича к Б.К.Зайцеву от 3 сентября (письмо 80 в наст. томе).

⁶ См. цитату из письма Горького от 20 июля, на которое Ходасевич здесь отвечает, во втором очерке "Горький" (с. 372 наст. тома). После прекращения Б в течение всего 1925 г. Горький со многими лицами обсуждает планы создания нового журнала "типа "Беседы"". 25 июля он посылает в Ленгиз проект журн. "Собеседник". О своем неверии в эти планы Ходасевич определенно высказался еще в письме Горькому от 4 июня 1925 г.: "Вообще, я думаю по совести, что русский журнал может сейчас жить только в России и с редактором-коммунистом. Всякий другой будет задушен. Задушили "Беседу" - здесь, "Русский современник" - там, а "Звезда" и "Красная новь" выходят и будут выходить. Это - в России. А здесь эмиграция насилу дает дышать "Современным запискам" ("Воля России" - не в счет, она живет на субсидию). На второй журнал, да еще без Бунина и без Мережковских - эмиграция не даст ничего. Это ясно: читателей хватает только на один журнал" (АГ. КГ-П 83-8-41).

⁷ О том, что журн. "Русский современник" "возобновляется при старой редакции", Горький фантазировал в ответном (последнем, оставшемся без ответа) письме Ходасевичу от 13 августа; см. соответствующую цитату из этого письма во втором очерке "Горький", с. 373 наст. тома.

⁸ См. "Из неоконченной повести" в т. 3 наст. изд.

⁹ Берберова Н. Два стихотворения // СЗ. 1925. Кн. XXV.

79. М. В. Вишняку. - Lilly Library. Ф. Вишняка.