Козлов Петр Кузьмич - Монголия и Кам

ению к долине Янцзы-цзяна.

   Не менее дика и величественна картина вообще в верхнем поясе этого хребта, обильного мощными скалами и высокоствольными хвойными лесами, нередко сочетающимися в своеобразную прелесть. Множество высоких и низких густых и разреженных кустарников лепится, там и сям, по карнизам и сопкообразным выступам отрогов или поднимается по крутизнам, изрезанным каменистыми руслами, местами прерываемыми шумными каскадами. В летнюю или раннеосеннюю пору года здесь найдут богатую добычу и зоолог и ботаник, в особенности последний; для зоолога же не малый интерес может представить и зимняя фауна в отделах млекопитающих и птиц. Последних в лесной и кустарниковой областях почти такое же богатство и разнообразие, какое было прослежено нами на зимовке экспедиции.

   Туземное кочевое население ютилось в это время в районе нижне-среднего пояса гор того и другого склонов хребта, в затишье, где вовсе не было снега или где он лежал тонким, быстро испаряющимся слоем и где уже чувствовалось веяние весны. В области же верхнего пояса этого грандиознейшего хребта ещё парила настоящая зима и пустынное безмолвие, нарушавшееся лишь завыванием ветра и бури. Поэтому окраины, или, точнее, нижние зоны хребта, мы могли исследовать с большей полнотой, нежели его высокий скалистый гребень, засыпанный глубоким снегом. Местами на нашем пути свежий, рыхлый снег был так глубок, что скрывал все неровности, и быки или лошади, уклонившись с заметенной тропинки, нередко проваливались и исчезали под его поверхностью, словно в глубоком омуте. Местами же сохранились старые проторенные дорожки вроде узких траншей, где нашим большей частью громоздким вьюкам приходилось преодолевать значительное затруднение.

   Самыми трудными переходами для нас были третий и четвертый, то-есть те дни, в которые мы пересекали горные цепи хребта, поднимаясь и спускаясь с седловин их гребней свыше километра по вертикали. В южной цепи перевал Го-ла-ларги возвышается на 16 210 футов (4 940 м) над морем, в северной перевал Сэнкэ-ла - на 16 600 футов (5 060 м). Последняя цифра может служить вместе с тем показателем самой высшей точки, которой коснулся караван нашей экспедиции за все время 2,5-годового движения по Центральной Азии и Тибету.

   В середине, между цепями хребта Русского Географического общества, в урочище Бачам-да, нам пришлось устроить невольную дневку, так как в течение ночи, с 5 на 6 марта, выпал снег, глубиной от полуфута до целого фута (от 15 до 30 см) и по временам проглядывавшее сквозь более или менее густой туман солнце, с одной стороны, согревало нас, с другой же болезненно ослепляло глаза, не давая возможности без сетчатых очков ступить шагу или хоть на минуту покинуть палатку.

   Эта же стоянка ещё более омрачилась для нас гибелью на только что пройденном перевале нашего спутника Мандрила, умершего под тяжелым вьюком, свалившимся на него вместе с быком, одновременно везшим и несчастного Мандрила. Сознаюсь, что мне лично очень тяжело было перенести смерть обезьяны, детски привязавшейся к нам и отлично знавшей каждого из участников экспедиции.

   Ненастная погода - перемежающийся ветер, снег и холод - всего чувствительнее доняла нас на перевале Сэнкэ-ла. Серые тучи набегали одна за другой, проносясь то над гребнем хребта, то у его скатов. Виды не только вдаль по ущельям, но даже до ближайших изломов их были закрыты. По временам ветер дул с силой бури и обдавал нас тончайшей снежной пылью. Тяжело было подниматься на перевал, но еще тяжелее был его крутой обледенелый спуск, обильный острыми камнями, залегавшими по скату. При подъёме на перевал, на дне узкого ущелья, мы видели лежавшую большую глыбу, недавно свалившуюся с утеса, круто ниспадавшего - футов около тысячи (метров около 300) относительной высоты. Огромнейший, величиной в палатку, отторженец ещё носил следы свежих изломов при падении, равно зияла и та светлосерая рана утеса, откуда оторвался этот гигант, глубоко избороздивший песчано-глинистую почву ложа ущелья. По словам очевидцев, нечто ужасное происходит в том месте гор, где рушится скала и падают её обломки.

   Спустившись по ущелью Сэн-чю в зону густого леса, мы вместе с тем вышли из области снега и на террасовидных лужайках у подножья горы Таву-голэ, в соседстве одинокой тибетской палатки, с радостью разбили бивуак на несколько дней. И люди и животные были сильно утомлены последним перевалом.

   Ранней утренней зарей 10 марта мы покинули тибетцев и соседство горы Таву-голэ. Караван бодро направился вниз, оставляя последовательно лес, кустарники, луга. Взамен скал стали чаще и чаще обнаруживаться супесчаные пласты, прикрывающие нижний пояс гор и их подошву, почти совершенно лишенную какой бы то ни было растительности, поеденной стадами долинных или оседлых обитателей.

   Предуведомленный о нашем приходе монастырь Чункор-Гомба приготовил людей, и мы в тот же день благополучно переправились на левый берег Голубой реки, которая в это время имела низкий уровень и отличалась дивной прозрачностью своих голубых вод, отражавших словно в зеркале прибрежные обнажения. Галечное дно реки также хорошо виднелось; поэтому, стоя на возвышенных береговых террасах, не трудно было отмечать наибольшие темные глубины и просвечивающиеся отмели. Местами со дна реки выступали огромные валуны, обдаваемые пенистыми брызгами стремительных волн. Монотонный шум последних разносился далеко по сторонам долины, занятой земледельческим населением.

   К западу, в сторону долины верхнего Янцзы-цзяна, горизонт открывался на большое расстояние; к востоку, наоборот, теснились в беспорядке второстепенные многочисленные мягкие горы, скрывавшие реку, которая вскоре круто уклонилась к югу, прорывая окраинную цепь, входящую на западе в состав хребта Русского Географического общества. Последний своими острыми гребнями обеих цепей поднимается на страшную высоту и на далеком расстоянии к западу всё ещё виднеется массивной стеной, в верхне-среднем поясе укрытой снегом. В противоположном же направлении северная одиночная цепь разрастается в самостоятельный хребет, убегающий за меридиан Хоргамдзэ и прорезающий таким образом дэргэский округ, почему я и назвал её Дэргэским хребтом.

   На севере к Янцзы-цзяну подходит один из нескольких массивных лучей хребта Водораздела Голубой и Желтой рек; означенный хребет-луч на противоположном скате омывается речкой Гэр-чю и на значительном - до 300 км - протяжении, в виде самостоятельного хребта, тянется параллельно хребту Водоразделу, то-есть в северозападном - юго-восточном направлении, гранича с одной стороны хошуном Намцо, с другой - Хор-гамдзэ. В начале 1882 года у южного подножья этих гор впервые прошел с обстоятельной съёмкой тот великий путешественник по Тибету, который известен в географической литературе под кличкой пандита А-к {Настоящее имя пандита А-к - Кишен Синг (Козлов, повидимому, ошибался: правильно Кришна - Krishna.- Ред.) долгое время скрывалось англо-индийским правительством по политическим соображениям.}. Было бы только справедливым - воздать должное этому скромному труженику науки, окрестить помянутый хребет его именем, что я и делаю, называя этот безымянный хребет - хребтом пандита А-к.

   Геологическое строение хребта пандита А-к нами прослежено на юге и востоке, в местах проложения маршрута экспедиции, где оно выражается следующим образом: в первом случае более или менее мощно развиты грязно-зеленый диабаз (мелкозернистый, выветрелый), граниты - мусковитовый, светлосерый, мелкозернистый и био-титовый, белый или розовато-желтый, крупнозернистый; слюдисто-глинистый песчаник (серый, твердый, мелкозернистый); сланцы - глинисто-кремнистый, лилово-серый, неясносланцеватый, с прожилками кварца и кварцевый туфовидный, зелено-серый, очень мелкозернистый - и бурый, ноздреватый известковый туф с раковинами ныне живущих моллюсков. Развитие известкового туфа обусловливается присутствием в данной местности горячих ключей, - температура которых, в 8 час. 30 мин. утра 19 марта, была в одном из них 52®, в другом 47, в третьем 56,3, в четвертом 60 и, наконец, в пятом 63®.

   Все сказанное о геологическом строении описываемых гор относится к южному склону их нижнего пояса; при переходе же в средний пояс обнаруживается серо-зеленый известково-хлоритово-глинистый сланец, а в верхний - известняк, типичный для большинства гребней камских хребтов, то-есть известняк светлобуро-серый, плотный, с неясными микроскопическими органическими остатками. Что же касается до второго случая или полного пересечения рассматриваемых гор на восточной окраине, то там замечено развитие светлобурого мелкозернистого глинистого песчаника в верхнем поясе и серо-зеленого, сланцеватого (раздавленного) авгитового порфирита, с светлозелеными и лиловыми пятнами на южном склоне и серого, несколько слюдистого, глинистого сланца - на северном, с присоединением к последнему, у подножья хребта, серых мелкозернистых глинистых песчаников, с мелкими вкрапленностями кубиков пирита, и конгломерата {Конгломерат новейший - зелено-бурый, мелкий, нз гальки и щебня песчаника в известковом цементе.}.

   В западной части хребта пандита А-к ютится кочевое население, в южной же и восточной, по устьям речек, - оседлое или земледельческое. Флора и фауна этих гор в общих чертах близки к таковым соседних хребтов.

   Наш бивуак, свободно разместившийся на береговой террасе Голубой реки, в ближайшем соседстве с часовней Чжума-лхаган и прилежащих селений, постоянно был оживлен народом, так как к нам заглядывали не только местные обитатели, но даже и некоторые из сычуаньцев, направлявшихся с торговыми караванами или в Чжэрку и далее по направлению к столице Тибета или же шедших обратно в Сы-чуань.

   На второй день нашего прихода на Голубую реку, 11 марта, мы были радостно удивлены неожиданным приездом вслед за нами лхасского посольства, которое, не застав нас на зимовке, ускоренным маршем направилось в догонку экспедиции. Лхасское посольство состояло из двух старейших лиц: посредника между членами управления "дэвашун" и главой его далай-ламой - дзэ-нчжонир Джам-ин-Шэраб-Усура и личного казначея далай-ламы - дзэ-нирцан Дондуб-Чундэна и многочисленной свиты, следовавшей частью непосредственно с главными членами посольства, частью при их громадном караване. При лхасском посольстве между прочим состоял и дэргэский тонкор, наш старый знакомый. Послы решились прибыть в наш лагерь и начать с нами переговоры лишь после того, как убедились в том, что мы русские.

   "В последнее полугодие, - говорил главный посол, - далай-лама, получая о вашей экспедиции довольно часто самые разноречивые сведения, решил наконец командировать нас, меня и товарища, для выяснения вопроса, кто вы такие - русские или англичане. Если русские, то приказано тотчас же познакомиться с вами и передать от далай-ламы привет, а если англичане, то, не заводя никаких разговоров, ехать обратно с донесением в Лхасу".

   "Прежде всего далай-лама великодушно просит извинения у сильного русского государя за то, что его экспедицию не пустили в Лхасу, но это сделано только в силу основных древних законов и заветов лхасских, обязывающих всех и каждого из тибетцев свято охранять Будалху от посещения чужеземцев".

   К нашим драгоманам Бадмажапову и Дадаю члены тибетской миссии относились с доверием, в особенности после того, как они окончательно убедились и досконально узнали о местожительстве того и другого. При этих обоих моих спутниках тибетское посольство, стан которого был расположен на правом или противоположном берегу Голубой реки, подле Чункор-гомба, не стеснялось производить суд и расправу между своими подчиненными - как духовенством, так и мирянами. Нирва чункорского монастыря и его помощник были наказаны плетьми, свыше 50 ударов каждый, после которых и тот и другой едва были в состоянии подняться с земли.

   Само наказание производилось следующим образом: виновных клали на землю, спиной кверху, держа за голову и ноги, и по обнаженному низу ударяли в две плети. Роль палачей с увлечением отправляли юные спутники главных членов посольства. Орудием наказания служили обыкновенные плети - тонкие, упругие, с короткими основательными рукоятками, возимые в ящиках. Для большего удобства действия во время экзекуции палачи сбрасывали с себя верхние одежды и освобождали правые руки.

   В числе приговоренных к плетям находился и дэргэский тонкор, которого моему Бадмажапову, однако, счастливо удалось отстоять как старого нашего знакомого, служившего интересам экспедиции во время движения по долине речки Гэ-чю. Бдуйму-Гачи был несказанно рад и благодарен влиятельному заступничеству русских и впоследствии несколько раз старался доказать мне, что подобного великодушия с нашей стороны он никогда не забудет.

   Собственно Тибет, граничащий на юге с Индией, на западе с Кашмиром и Ладаком, а на севере и востоке с подчиненными Синину и Сы-чуани северной и восточной частями Тибета, делится на три главных части: западную, северную и восточную. Западная часть собственно Тибета, простирающаяся к западу от Лхасы по реке Цан-по (Брамапутре), известна под названием До-нариг-гок-сум и разделяется опять же на три больших округа. Северная часть собственно Тибета, лежащая к северу от Лхасы до владений Нан-чин-чжалбо и включающая в себя район озер На-мцо (Тенгри-нор) и других, называется Чжан-рак-дэ-чжи. Население этого округа достигает 40 тыс. семейств исключительно кочевников, занимающихся скотоводством, и наконец восточная часть собственно Тибета, известная под названием Бодинирна, заключает в себе 25 округов с чисто тибетским населением, занимающимся только земледелием и живущим оседло. Из крупнейших округов восточной части собственно Тибета нам назвали следующие: Нарьян, Гончжур-дэва, Таяк, Манкам, Чамдо, Риучи, Багшоу, Сого-дэмэ.

   Собственно Тибет, состоящий из трех частей - До-нарги-гок-сум, Чжан-рак-дэ-чжи и Боди-нирн, подчинен как в духовном, так и в светском отношениях далай-ламе, который стоит во главе обширного управления, известного под наименованием "дэвашун".

   Дэвашун состоит из четырех главных помощников далай-ламы - хутухт-перерожденцев: Дэмо-хутухты, Дагса-хутухты, Дэчжук-хутухты и Редэн-хутухты. Все они по очереди пожизненно ведают светскими делами, и тот, который получает светскую печать, считается ханом собственно Тибета. После смерти такого хана светская печать переходит к следующему. Так было до наступления совершеннолетия нынешнего далай-ламы, который сам взял несколько лет тому назад светскую печать, а с нею и светскую власть в свои руки; поэтому он теперь считается не только духовным главой Тиоета вообще, но и светским управителем собственно Тибета. При хане собственно Тибета, будь то сам далай-лама или один из поименованных выше четырех Хутухт, состоит один полномочный советник дзэ-джиб-хамба для решения и обсуждения дел светских. Власть его настолько значительна, что очень много дел он решает единолично, не докладывая о них хану.

   После него следуют ещё четыре советника хана, равные по положению китайским ванам; они известны под именем "шапэ" у тибетцев или под именем "габлун" у монголов. За этими четырьмя шапэ следуют четыре письмоводителя дониг; затем - казначей управления дэвашун, именуемый нирцан-дэва. При настоящем хане - далай-ламе - состоят еще два сойбона: сойбон-чимбу старший и сойбон-чуна младший, пользующиеся большим влиянием как в духовных, так и в светских делах. Они присутствуют в советах по важным делам. Посредником между членами управления и главою его является важное лицо, докладчик исключительно по светским делам - дзэ-нчжонир (у монголов донир). Доклады управления далай-ламе передает дзэ-нчжонир, и распоряжения и приказания далай-ламы как хана членам управления передает он же. Власть его и влияние на дела светские значительны.

   При нынешнем далай-ламе обязанности докладчика исполняет Джам-ин-Шэраб-Усур, который и послан был далай-ламой в сопровождении его личного казначея дзэ-нирцан-Дондуб-Чун-дэна на зимовку экспедиции, но догнал её уже на обратном пути - подле кумирни Чункор-гомба на Голубой реке.

   Как прежде, когда далай-ламы не брали на себя светской власти, так и теперь, когда в лице далай-ламы соединена и та и другая власть, он является главой и единственным распорядителем и судьёй в делах религии. Он сам по своему усмотрению смещает и назначает лам настоятелями и в отдаленные монастыри всего Тибета и в монастыри лхасские.

   Очень важным лицом в духовной иерархии при далай-ламе является чойбон-хамбо, который, во время богослужения, совершаемого самим далай-ламой, состоит при нем и следит за правильностью и порядком богослужения. При далай-ламах вообще всегда состоял и состоит большой штат лам с известными, строго ограниченными обязанностями. Одни ламы исполняют обязанности ворожей, другие - цзурухайчи (астрологов), гурумчи. Есть ламы, которые молятся только о здравии и долгоденствии богдохана; есть ламы, молящиеся только о спокойствии в самой Лхасе и о том, главным образом, чтобы в неё и другие большие монастыри как-нибудь не проникли пилины-европейцы. Иные, наконец, молятся только о большем распространении ламаизма во всем свете и так далее. Ламы эти по требованию далай-ламы назначаются к нему настоятелями трех больших монастырей в окрестностях Лхасы - Брайбун (Дайбун), Сэра и Галдань - на неопределенный срок.

   Лхаса - "страна богов" - представляет собой самый обширный населенный пункт в Тибете как по пространству, занятому постройками, так и по количеству его населения. Среди многочисленных построек, принадлежащих тибетцам-мирянам, торговцам-хачи и китайским купнам, особенно выделяются Буда-лха, ямыни, дворцы и кумирни.

   Буда-лха построена на вершине невысокой горы, привезенной, подобно горе Чжагбо-ри, по преданию, на вьюках из Индии. Буда-лха - это дворцы и кумирни, резиденция самого далай-ламы; на горе же Чжагбори красуется кумирня и монастырь Маньба-дацан, в котором живут ламы, главным образом для изучения медицины.

   В центре города расположена большая кумирня Чжово-кан, в которой находится наиболее чтимая святыня Лхасы - изображение Будды Шакьямуни, называемого тибетцами "Чжово".

   Среди кумирен построено много зданий, между прочим и то, которое служит помещением для управления - дэвашун. Это помещение известно под названием Нанцза-шаг. Здесь происходят заседания членов управления, разбирательство дел и приведение в исполнение телесных наказаний, между которыми известны - смертная казнь, ослепление, отрезание пальцев, вечные кандалы и колодки и битье плетьми; здесь же находится тюрьма и квартиры мелких чинов управления.

   В городе же на окраине проживает в своем ямыне китайский посланник Чжу-цза-да-чень со своим конвоем в 500 человек солдат.

   Особенную славу Лхасы составляют три больших монастыря, расположенных в окрестностях её. Эти три монастыря носят общее название Сэр-брай-гэ-сум и принадлежат одной господствующей секте гелюг-па, основанной Цзонхавой в начале XV века. Самый большой из них Брайбун, затем следует Сэра и наконец Галдань. Брайбун ведает семью, расположенными вблизи него, монастырями и знаменит прорицателями; второй, Сэра, ведает тремя монастырями и известен "ритодами" - кельями аскетов; Галданю, богатому разными чудесными останками, подчинены в свою очередь два монастыря. Во всех этих монастырях считается до 25 тыс. лам.

   3-го числа первой луны ежегодно указанное число лам собирается в Лхасу для отправления богослужения, известного под названием "лхаса-моньлам". После богослужения всем этим ламам раздается в дар: тибетская серебряная монет "дхамха", чай, дзамба, масло и прочее, как от самого далай-ламы, так и от мирян и богомольцев пришлых.

   В окрестностях Лхасы к трех больших монастырей есть бесчисленное множество всевозможных предметов, признаваемых священными: деревьев, камней, скал, сопок, горок, ключей и ручейков и мелких кумирен или часовен. На каждом шагу встречаются молящиеся, многие из которых ещё заранее ставят себе в священную обязанность не только совершение кругового обхода "лингор" пешком, но нередко и растяжными поклонами.

   Нынешний далай-лама, "всеведущий предмет веры", родился по слухам недалеко к западу от Лхасы, в бедной семье. Его родители и старшие братья существовали тем, что с утра уходили по дорогам и улицам собирать скотский помет, продажей которого и жили. Нередко случалось, что ребенок оставался в ожидании возвращения матери с едой голодным целый день. Так как за ним некому было присматривать, то мать, уходя на работу, привязывала малютку на веревке к столбику на террасе дома. Однажды, вернувшись домой уже поздно вечером к голодному ребенку, она увидела, что столбик, к которому он был привязан, треснул вдоль и из трещины текло молоко, а ребенок его пил. Это чудо дало знать семье ребенка, что он не обыкновенный смертный. Действительно, через некоторое время из Лхасы, где все хутухты и ламы ворожили об указании места, где переродился далай-лама, явились в дом этого ребенка ламы и, признав в нем переродившегося "чжямгонь-тамчжад-чэньба", как принято называть далай-ламу, увезли его в Буда-лху. Вместе с ним туда же была перевезена и его мать и братья. Отца его в это время уже не было в живых.

   В 1905 году, далай-ламе исполнилось 29 лет, родился он в год Мыши (1876 г.). По свидетельству близких к нему лиц - вышеупомянутых членов посольства - характер он имеет мягкий, открытый и веселый. Вне молитв, в кругу своих приближенных и родственников, далай-лама нередко громко и весело смеется; жизнь ведет скромную, не пьет, не курит и сторонится женщин. Достигнув, приблизительно, 20 лет, он решил взять на себя и светскую власть в собственно Тибете, которая до того времени принадлежала регенту Дэмо-хутухте, и привел это намерение в быстрое исполнение.

   Штат лам в Буда-лхе при далай-ламе значителен; всех их при нем насчитывается до 500 человек. Кроме того при далай-ламе состоят семь лам шабдэн-хамбо, обязанность которых состоит только в том, что они круглый год изо дня в день освящают воду, которой раз в месяц поочередно омывают лицо, руки и ноги далай-ламы. Затем следуют четыре казначея дзэ-нирцан, заведующие личным состоянием далай-ламы, его продовольствием, хозяйством и раздачей милостыни ламам и наград чиновникам управления и его приближенным. При далай-ламе безотлучно находится один лама, Сэмбун-хамбо, который ведает гардеробом далай-ламы и вместе с тем помогает ему каждый день одеваться и раздеваться.

   Все ламы в Буда-лхе живут и одеваются на собственный счет далай-ламы. Этих лам сразу можно отличить от прочих, так как далай-лама не только одевает их роскошно - сравнительно конечно - в шелковое платье, но сам выбирает в свой штат людей статных, красивых и приличных.

   Сам далай-лама, следует при этом заметить, высокий, стройный и красивый; носит длинные черные усы и небольшую бородку; одевается всегда чисто и нередко очень просто.

   День свой он проводит или в чтении книг, или выслушивает уроки своего воспитателя, который продолжает давать их ему и до сих пор, или же занимается разговорами с приближенными. Каждый день, кроме того, раз или два он принимает и благословляет паломников, являющихся с приношениями и без приношений.

   На прощанье послы далай-ламы снабдили нас до Хор-гамдзз своими людьми, вроде хондо, с приказанием последним быть во всем послушным нашей воле. Дэргэсцу Бдуйму-Гачи также вменялось в обязанность сопровождать нас до селения Бана-джун.

   Путь к этому последнему почти на всем 150-километровом расстоянии проходит попрежнему в горном районе, сначала между хребтами Дэргэским на юге и пандита А-к на севере, по их сходящимся предгорьям или по долинкам верхних течений речек Ном-чю, Рок-чю и И-чю, затем поперек восточной окраины северного хребта пандита А-к, иными словами - в области округа Лин-гузэ.

   Округ Лин-гузэ считается третьим по значению округом в Восточном Тибете. Образован он со времени Гэсур-хана (Лин-гэсура) из остатков шарайголов одним из 33 богатырей Лин-гэсура, по имени Лин-гузэ, давшим свое имя всему округу. Во главе управления округа с самого образования его и до сего времени стоят потомки этого богатыря.

   Население этого округа, когда-то значительное, теперь не велико и достигает лишь скромной цифры - тысячи семейств или около 5 тыс. человек. Обитатели округа Лин-гузэ - наполовину оседлые или земледельцы, наполовину же кочевники-скотоводы - занимают довольно большое пространство, вдавшееся клином с востоко-северо-востока на запад-юго-запад в дэргэский округ - от устья речки Дэн-чю вверх, по реке Ялун-цзян, или Дза-чю, как называют эту реку тибетцы, до устья речки Гон-чю и от устья речки Нам-чю вверх по её течению, по соседним горам до левого берега Янцзы-цзяна, против кумирни Чункор-гомба.

   Округ Лин-гузэ, как и все прочие округа Восточного Тибета сычуаньского Кама, управляется потомственным князем - тусы. Тусы имеет коралловый шарик от богдохана. Все население округа разделено на 25 хошунов, во главе которых стоят управители, назначаемые и сменяемые по усмотрению тусы.

   33-летний тусы постоянно живет в монастыре Гузэ-гомба. Делами он совсем не занимается, предоставив решения их своим цзун-понам. Женат он иа двоюродной сестре нынешнего дэргэского тусы. Лин-чжалбо породнились с домом дэргэского тусы лет 50 тому назад и этим прекратили постоянные войны между округами.

   Население округа Лин-гузэ известно своей храбростью и дерзостью. Оно является грозой для соседних мелких округов, и даже нголоки не решаются приезжать к ним на грабеж. Лингузцы ведут постоянную войну с северными хошунами хорского округа - Дунза, Тангу и Шанга, также известных воинственностью и грабежами.

   Оружие лингузцев, как и оружие в Дэргэ и прочих местностях Восточного Тибета, состоит из длинного фитильного ружья на сошках, сабли, пики и пращи. Ружья, или, правильнее, ружейные стволы, сабли и наконечники для пик изготовляются на месте приезжими мастерами китайцами и тангутами из Сун-пан-тина и Мяо-чжоу в Сы-чуани.

   Пика имеет древко из бамбука, обвитого проволокой или, точнее, тонкой полоской железа, меди или, очень редко, серебра.

   Порох почти каждый тибетец сумеет приготовить из селитры, горючей серы и березового или елового и арцового угля.

   Селитра добывается в округе Гончжур, а сера на юге дэргэских владений. Свинец добывается также на юге Дэргэ в местности, лежащей южнее Дэргэ-Гончена, на левом берегу Голубой реки, где находятся богатые свинцовые залежи. Ввиду дороговизны этого металла тибетцы часто сооружают пули, содержащие внутри круглую речную гальку соответствующих размеров.

   Праща делается дома из шерсти или из кожи.

   Полное вооружение лучшего местного воина должно состоять из ружья, двух сабель - одной пристегнутой сбоку и другой заткнутой спереди за пояс, пики и пращи. Среди обитателей лингузского округа подобных воинов немало. Правила обязывают каждую семью поставлять, по требованию начальства, одного воина, непременно конного и с своим продовольствием на указанный срок.

   Теперь о торговле в крае. Для этой цели сюда являются китайцы, притом в восточную часть округа из Хор-гамдзэ, в западную - из Дэргэ-Гончена, и привозят далембу, бязи и прочие бумажные ткани, а также ножи, иглы, нитки, всевозможную посуду, фарфор, табак и чай. Товары свои китайцы променивают на мускус и маральи рога или продают на индийские рупии. Каких-либо торговых лавок и складов товара в рассматриваемом округе не имеется.

   Через юго-западную часть округа Лин-гузэ проходит большая торговая дорога из Дарчэндо через Хор-гамдзэ в Чжэрку, касаясь у монастыря Гузэ-гомба и ставки местного чжалбо.

   Кроме торговцев, в округе проживают иногда китайцы-ремесленники: слесари, кузнецы, столяры, плотники, портные и прочие.

   Так как в округе Лин-гузэ не для всех кочевников хватает пастбищных угодий, то более 200 лингузских семейств скотоводов вынуждены арендовать на весеннее, летнее и осеннее время пастбища, лежащие по обоим берегам реки Дза-чю, вверх от впадения в нее слева речки Гон-чю, то есть в пределах владений Дза-чю-кава.

   По взиманию непосредственных или податных повинностей в пользу лин-чжалбо нам удалось собрать сведения лишь о кочевом населении лингузского округа; что же касается до оседлого, то этот вопрос остается ещё не разрешенным. Среди лета тусы командирует чиновников в кочевья своих подчиненных за сбором ячьего масла. Самая бедная семья - или, как здесь чаще говорят, палатка - обязана внести не менее 8 фунтов свежего масла, богатая - фунтов 20.

   Осенью тусы заготовляет и отправляет кочевникам "в подарок" по одному вьюку соли на 10 палаток. За это каждая палатка, которой приходится получить соли, между прочим, очень немного, так как вьюк обыкновенно ничтожен, обязана отдарить тусы 8 фунтами масла, уже не разбирая состояния, бедная семья или богатая - безразлично, так же как и получает одинаковую при дележе часть соли.

   Грабежом занимаются в лингузском округе почти исключительно кочевники, делающие набеги на соседние округа, а также промышляющие и на большой торговой дороге, идущей через, их земли, из Хор-гамдзэ в Чжэрку. Лингузцы грабят и в одиночку, и собираются для того же в большие партии - до 40-50 человек. Такие партии поджидают торговые караваны китайцев и тибетцев-хорва и грабят их. Разрешения на грабеж они не испрашивают, а ограничиваются лишь советами какого-нибудь старшины. Добычу они делят между собой поровну, выделяя для коновода две части. Кроме того они выделяют часть добычи для того монастыря, в приходе которого они считаются, а также и часть тому ламе, который гадал и молился об успехе предприятия. Удачна ли окажется поездка на грабеж или неудачна, грабители обязаны донести об этом своему тусы через чжисунов или сами лично. Правила эти заведены ввиду того, что пострадавшие или ограбленные не упускают случая принести жалобу своему начальству, которое сносится по таким делам с начальством грабителей. Тусы лингузцев всегда отстаивает подчиненных, так как считает грабёж молодечеством, обогащающим население округа. Ему, однако, грабители никогда не подносят части из награбленного, да он её и не требует.

   Среди оседлых грабежи редки. Недавно, впрочем, один оседлый обитатель, проживавший при устье речки Нам-чю, в урочище Нам-до, стал сильно беспокоить грабежами не только чужих, но и своих однохошунцев, что считается уже страшным преступлением. Это был старейший в роде, заключавшем в себе около 30 семейств, частью оседлых, частью кочевых - таких же молодцев, как и он сам. Его много раз наказывали, даже ослепили на один глаз, но храбрец не унимался; наконец тусы, выведенный из терпения, но не желавший потерять очень умного и ловкого грабителя, предложил ему звание чжисуна с условием оставить грабёж в своем округе. Но грабитель-батырь отказался и вскоре же вновь ограбил одного из своих одиохошунцев; тогда тусы решил не только лишить его последнего глаза, но и конфисковать всё его имущество. Прознав об этом, грабитель со всеми своими родственниками, в числе 30 палаток, бежал к дзачюкавасцам, среди которых и проживает в настоящее время.

   Лин-чжалбо требует у дэргэского тусы выдачи перебежчика, но, говорят, хлопоты его будут безуспешны, так как вообще среди тибетцев не принято выдавать перебежчиков, особенно если таковые отличаются умом, храбростью и ловкостью.

   Редко случается, чтобы жители одного и того же хошуна, в данном случае хошуна из округа Лин-гузэ, грабили или воровали у своих же одиохошунцев. За воровство и за грабёж своих налагаются жестокие наказания. Так, например, за покражу ничтожного ножа, чашкн и прочей мелочи полагается отрезать два сустава указательного пальца правой руки или весь большой палец. Последнее наказание, впрочем, чаще налагается на охотников, позволивших себе стрелять зверя или птицу в лесах или горах, находящихся под охраной монастырей или считаемых почему-либо святыми. Отрезают указательный палец правой руки и такому писцу, который решился в невежливых или непочтительных выражениях составить для кого-нибудь письмо на имя высших лам и начальства.

   За покражу козы или барана виновного прежде всего держат в кандалах в течение трех месяцев в резиденции тусы, в тюрьме, причём кормить осужденного обязывают его родственников. По истечении времени тюремного заключения виновному отрезают один палец или лишают одного глаза и, наконец, взыскивают с него за одного украденного барана 9 баранов; при этом одного барана отдают пострадавшему, а остальные 8 поступают в пользу тусы.

   За убийство человека в своем хошуне наказывают таким образом: преступника доставляют к тусы, где его до окончания разбирательства дела держат в тюрьме в ручных и ножных кандалах. Если возводимое на него обвинение подтвердится, то преступника лишают всего его имущества, вынимают глаз и отрезают всю кисть правой руки. Конфискованное имущество, по обыкновению, поступает в пользу тусы и монастырей.

   Благодаря таким строгим наказаниям воровство и убийства или вообще какие бы то ни было преступления среди однохошунцев чрезвычайно редки.

   В течение первых трех дней движения экспедиции к юго-востоку мы все ещё могли наблюдать за горами, окаймлявшими долину величественного Янцзы-цзяна и только за ставкой Лин-чжалбо распрощались с ними. С другой стороны Дэргэский хребет с каждым днем выделялся рельефнее своей массивной стеной, белевшей по гребню и темневшей по крутому северному скату, одетому в среднем и нижнем поясах древесной и кустарниковой растительностью. Совершенно иной характер имели горы пандита А-к, обращенные к нам большей частью своими южными луговыми склонами, скрывавшими почти на всем протяжении их однообразную плоскую вершину.

   Как на пройденном расстоянии, так равно и на дальнейшем пути наш маршрут змееобразно извивался по предгорьям то одного хребта, то другого, по временам, впрочем, спускаясь и на дно продольных речек. По оврагам и логам видны были следы сравнительно недавнего землетрясения, выражавшиеся в разорванных скалах или утесах и свалившихся больших и малых глыбах и их обломках.

   Везде на пути заметно было оживление со стороны, главным образом, оседлого населения, красиво распланировавшего свои пашни и селения. Еще красивее и живописнее ютились на холмах или среди холмов, у заповедных лесов, буддийские храмы. Поодаль селений пасся исхудалый скот, умевший распознавать ядовитые травы, которые резко выделялись на оголенной поверхности, совершенно так же, как это было в прошлом году в Гань-су, в окрестностях монастыря Чортэнтана, где многие из наших верблюдов сильно поплатились за доверчивое отношение к подобной горной растительности.

   Миновав небольшой и невысокий перевал Ми-ла, откуда отделилась первая с северо-запада тропа на Дэргэ-Гончен, пересекающая Дэргэский хребет по перевалу Марун-ла, мы, спускаясь по небольшой речонке вниз, ещё издали заметили горячие ключи Гузэ-чудун, дававшие о себе знать выделением густого пара, стлавшегося подобно облачку. По мере приближения к этим источникам резче и резче выделялась яркая свежая зелень, приятно гармонировавшая с серебристыми струйками воды, подле которых грациозно бегали плиски (Motacilla alba hodgsoni). Измерив температуру ключей, я с Бадмажаповым и проводниками направился вслед за караваном, который, пройдя селение Чудун-ру, свернул на речку Ном-чю и невдалеке от кумирен и ставки Лин-гузэ расположился бивуаком.

   Лин-чжалбо обменялся приветствиями и вел с экспедицией переговоры через своих чиновников, доставивших нам уже на следующую стоянку экспедиции, при урочище Номин-кунг, хорошего вьючного хайныка и шкуру леопарда. Эти же чиновники, на мое желание простоять лишний день на хорошем пастбище, у святой горы с заповедным лесом, а также и поохотиться в этом лесу, дали полное согласие, заметив, что их ламы помолятся о наших грехах за убийство зверей и птиц, обитающих в этой местности.

   В первый день мне посчастливилось здесь добыть две кабарги, а препараторам превосходного орла-беркута и несколько штук мелких птичек. На следующий день погода ещё более благоприятствовала экскурсии, хотя кабарги на этот раз мы уже не встретили, но зато зайцев было больше нежели достаточно и мы, убив одного для коллекции, на прочих только любовались, когда они пугливо выскакивали и пробирались среди кустарников, стараясь быть незамеченными. Из птиц же, помимо прежних, указанных для заповедного леса трех пройденных кумирен, здесь было немного.

   Первая наша охота загоном была устроена вечером, вторая ранним утром, когда чаще случается лучшая погода. Мы во-время успели обойти лес и занять свои места. Воздух был тих и прозрачен. Небо из темносинего постепенно переходило в более нарядный и живой яркосиний оттенок; позднее от южных высоких гор стали отделяться тонкие облачка и медленно неслись в нашу сторону. Там, в вышине, среди облачков, в лазоревых пространствах, мелькали точками снежные грифы и бородатые ягнятники; здесь, внизу, вдоль святой горы, быстро, с шумом, пролетала пара благородных соколов и беркут, осиротевший накануне. Первые птицы вероятно не терпели соседства орла, ожесточенно нападая на него с разных сторон, но гордый, сильный хищник спокойно следовал вперед и лишь порой опрокидывался спиной вниз или проделывал другие эволюции. По удалении орла, соколы на свободе занялись любовной игрой, спиралью поднимаясь в высь, в которой и скрылись совершенно. Рядом, в лесу перелетали мелкие птички, одни молчаливо, другие, наоборот, со звонкой, веселой трелью. В восточном направлении открывалась долина, по которой змеилась речка, блестевшая ледяной поверхностью. На севере, по луговым откосам гор, пестрели стойбища тибетцев-скотоводов. В бинокль отлично было видно, как женщины возились с барашками, отнимая их от матерей, спешивших к удалявшимся стадам. Окрест святой горы паслись наши караванные животные. На юге ослепительной белизной сияли и искрились снега Дэргэского хребта. Стоя на своем номере, в ожидании загонщиков, пригреваемый теплым весенним солнышком, я невольно восхищался величием окружавшей меня природы. Между тем голоса загонщиков сделались более громкими.

   Вдруг грянул выстрел, красивым эхом откликнувшийся в хвойном лесу, ветер пахнул дымом, и всё стихло. Охота кончилась.

   На дальнейшем пути к востоку мы поднимались вверх до мягкого лугового перевала Ланцзэ-кари в 13 930 футов (4 250 м) абсолютной высоты, обитаемого выходцами нголоками, назвавшими себя "нанчин-допа", вероятно по месту прежнего их жительства.

   Эта группа в 40 банагов, или черных палаток, независимых тибетцев кочует по верховью речки Нам-чю и поселилась здесь издавна, не утратив своих привычек грабить проходящие караваны. Накануне нашего прихода сюда большой чайный караван благополучно выдержал осаду нголоков-разбойников в течение всей ночи. "У этого воровского народа, - говорили наши проводники, - сердце болит, если он долгое время никого не пограбит". К коренным же местным обитателям, по словам дэргэсцев, нголоки относятся очень хорошо и, в случае нужды, беспрекословно выставляют для начальства необходимое число подвод.

   В окрестности Ланцзэ-кари от большой дороги отделяются ещё две узенькие тропы в Дэргэ-Гончен по перевалам Дунцэ-ла и Лэ-ла. Эти проходы лежат рядом в очень близком один от другого расстоянии и делят Дэргэский хребет на две характерные части: западную - более доступную, и восточную - дикую, скалистую, ставящую большое затруднение даже в единственном месте прохода, расположенного между вечноснеговыми вершинами, и только на восточном крыле хребта, западнее крутого излома Ялун-цзяна, имеется понижение, вероятно, допускающее проложение более удобных дорог.

   Между перевалами Ланцзэ-кари и Мири-ла, лежащими также на нашей дороге и поднятыми на 15 140 футов (4 620 м) над морем, в середине, образуется глубокая выемка с речками, составляющими верховье Нам-чю, правого притока Ялун-цзяна. Против этой выемки и прорыва хребта пандита А-к находится первая с запада вечноснеговая вершина Дэргэского хребта, у крутого подножья которой уединенно приютился монастырь Чжокен-чомла, насчитывающий до 200 человек лам толка гарчжива с хутухтой во главе.

   Ниже по речке, в одном километре от монастыря, расположено небольшое селение, состоящее из ряда глинобитных домишек. За этим селением дорога втягивается в ущелье речки Мур-чю, и монастырь вскоре скрывается; только по соседним снеговым пикам, блестевшим на ярком южном солнце, и можно было определить его месторасположение. Змееобразное ущелье постепенно вывело нас наверх, в область ещё слишком холодную для конца марта, в особенности по ночам; днем же солнце топило ледяную поверхность речки, и весенние воды громко журчали, струясь не только подо льдом, но и поверх его. Бока ущелья были одеты густым ковром низкорослого тальника, среди которого оригинально и красиво выделялись рододендроны. В нижнем поясе гор, на солнечном пригреве, уже ласкала глаз розовая Primula и кое-где показывалась приземистая Caltha еще с недоразвитыми, скрытыми в земле листьями. Со стороны пернатых ущелье было оживлено криком воронов, трещаньем дроздов, монотонным воркованьем каменных голубей, более или менее приятным пеньем снегиревидной стренатки (Urocynchramus pylzowi), рыжегорлой завирушки (Prunella rubeculoides), различных вьюрков и сорокопутов и дребезжащим в воздухе полетом могучих бородатых ягнятников и снежных грифов.

   Вид с перевала Мири-ла, с этого высокогорного узла, связывающего два соседних хребта, прекрасный. Далеко к юго-востоку тянется серебристая полоска воды речки И-чю, скрывающаяся затем второстепенными, изогнутыми к северу горами, через которые лежит прямой путь на Хор-гамдзэ. Справа высится массивная стена Дэргэского хребта, сплошные леса и снеговые вершины которого были окутаны нежной фиолетовой дымкой, придававшей долине очаровательный вид. Хребет пандита А-к также принял более солидный вид, но попрежнему значительно уступал в грандиозности своему южному соседу. У самого подножья горного узла и почти в том же направлении покоится озеро Юлюн-мцо, питающееся речками соседних снеговых вершин.

   По очень крутому, хотя в то же время и удобному мягкому скату наш караван без особого труда спустился в долину озера и вдоль речки, впадающей в северо-западный залив Юлюн-мцо, коснулся его чуть-чуть открытых прибрежных вод. Это озеро, расположенное у подошвы Дэргэского хребта, вытянуто согласно направлению гор и имеет до 6 км в окружности. Излишек воды озера сбегает по речке Юлюн-мцо-чю в общую долину И-чю.

   При нашем приближении к озеру с его открытых вод поднялись крохали, утки-кряквы и чайки; последние, впрочем, более многочисленным обществом отдыхали на ледяной поверхности озера, вдали от берегов; на ещё большем расстоянии от нас расхаживали по болöтцу черношейные журавли, издававшие мелодичные звуки. В густых кустарниках, одевающих прибрежные скаты, ютились прежние розовые снегиревидные стренатки, овсянки, чекканы (Pratincola maura Przewalskii) и альпийские синицы, а по луговым площадкам - земляные вьюрки (Pyrgilauda ruficollis) и сойки (Pseudopodoces humilis); в воздухе, на солнце, красиво мелькали сарычи, поднимавшиеся спиралью на значительную высоту. Из зверей продолжали показываться стройные антилопы-ада, зайцы и более мелкие грызуны - мыши-полевки.

   Дэргэский хребет, который теперь мы оставляли, имеет свыше 200 вёрст северо-западного - юго-восточного простирания. Приблизительно в средней части, в окрестностях озера Юлюн-мцо, он достигает наибольшего поднятия, блестя на солнце вечноснеговыми вершинами, известными у туземцев под общим названием "Мцо-сэтан-уй-цэ-чжюб-чжи", то-есть "Восемнадцать вершин при холодном озере". К трем отмеченным выше проходам, ведущим в монастырь Дэргэ-Гончен через Дэргэский хребет, здесь при кумирнях прибавляется четвертый по перевалу Тог-ла, по всей вероятности поднятому над морем около 17 000 футов (5 200 м). По словам проводников этот перевал очень трудный, каменистый и один из самых высоких в Восточном Тибете, благодаря чему он зимой бывает нередко закрыт для движения; в лучшее же время года этот горный путь довольно оживлен проезжающими из Хор-гамдзэ в Дэргэ-Гончен и обратно.

   Вблизи последних постоянно сновали путники в ту или другую сторону, по большой торговой дороге, ведущей из Сы-чуани в Лхасу. Эта дорога значительно кружнее средней или южной, но тибетцы ею широко пользуются ввиду того, что она одна из самых удобных в смысле движения вьючных караванов. Действительно, мы ежедневно наблюдали многочисленные караваны, везшие в Лхасу чай, лес, посуду, фарфор и прочие товары, а в обратную сторону - тибетские ткани, маральи рога, мускус, статуэтки, курительные свечи и немногое другое. Помимо тяжелых караванов нам попадали навстречу или обгоняли нас и легкие нарядные кавалькады богатых паломников или купцов.

   На женщинах и девушках начали встречаться мерлушковые шапки на манер мужских, носимых нередко и в других частях Тибета; говорят, что в такие же шапки иногда наряжают свои головы и нголокские женщины.

   По мере нашего приближения к Хор-гамдзэ наш переводчик Дадай с большим и большим усилием применялся к местному наречию, значительно отличавшемуся от так называемого лхасского, или чамдоского, тогда как сопровождавшие нас люди тибетских послов легко справлялись с ним и в течение двух-трехнедельного времени помогли Дадаю освоиться и более или менее свободно разбираться в нем.

   Теперь нам предстояло пересечь хребет пандита А-к, что мы и исполнили в два перехода через перевал Гон-ла, поднятый на 15 680 футов (4 780 м) над морем.

   Пересекши долину И-чю, по которой местами ютилось смешанное население - о