Козлов Петр Кузьмич - Монголия и Кам

"justify">   Оставшись с Муравьевым, я произвел целый ряд поверочных астрономических наблюдений, пользуясь ясным, прозрачным состоянием неба. Вообще же над Цайдамом чаще висит пыльная дымка, сокращающая горизонт. Несколько раз в лето северо-западный ветер достигает напряжения бури и поднимает пыль густой сплошной тучей или стеной, быстро подвигающейся вперед. Вслед за пронесшейся главной массой пыли обыкновенно следует разрежение небесных или атмосферических туч в виде редких дождевых капель, превращающихся на пути в земляные шарики. Лучшая погода, сравнительно тихая и ясная, наступает в Цайдаме, как и во всей Центральной Азии, осенью, даже с конца августа; в это время года нередко все окрестные горы бывают видимы отчетливо, а при восходе и закате солнца соответствующие небосклоны освещаются багряной зарей.

   В растительном отношении Цайдам в мое пребывание на станции был неузнаваем сравнительно с весенним видом: даже уродливая глинисто-солончаковая почва - и та нарядилась в зелёный, волнующийся от ветра камыш, не говоря уже про прибрежья речек и ключей, где расстилались в прямом смысле прелестные мягкие лужайки, над которыми порхали бабочки, стрекозы и во множестве жужжали всевозможные мухи. Песчаные холмы были красиво увенчаны изящной зеленью листвы и не менее изящными розовыми цветами отдельных деревьев тамарикса; вдоль песчаных холмов, на большие пространства, тянулись заросли хармыка, перемешанного с высокими колючими травами. Что касается до местных пернатых певцов, то попрежнему приятнее и звонче других оживлял монотонную равнину мелодичный голос Rhopophilus albosuperciliaris, которому порой слабо вторили усатые синицы (Panurus barbatus), красно-розовые вьюрки (Carpodacus rubicilla Severtzowi), сорокопуты (Lanius isabellinus), чекканы (Oenanthe isabellina) и немногие другие птицы. В нижних слоях воздуха, наполненного комарами, из стороны в сторону носились стрижи и ласточки; вверху же, на едва доступной простому глазу высоте, гордо кружились могучие грифы и орлы.

   8 июля возвратился из своей курлыкской поездки В. Ф. Ладыгин, которому, несмотря на ветренную погоду, удалось произвести с помощью той же брезентно-пробковой лодки промеры глубин водного слоя Курлык-нора и Тосо-нора. Как и следовало ожидать, северный, или верхний, бассейн значительно мельче южного, или нижнего; максимальная глубина первого в юго-западном заливе достигает свыше 5 саженей (10 м), тогда как глубина Тосо-нора - 16 саженей (32 м). Уровень воды стоял настолько высоким, что проток в месте переправы его в брод был не проходим, и моим спутникам, чтобы переправиться с одного берега на другой, пришлось пользоваться лодкой. Окрест живущие монголы пришли полюбопытствовать на флотилию экспедиции, долгое время недоумевая, как можно без страха сидеть при плавании по реке, а ещё более при плавании по глубокому солёному Тосо-нору, в бурю высоко поднимающему свои голубые волны. В. Ф. Ладыгину стоило больших трудов втолковать монголам-подводчикам согласиться на переправу через проток в лодке; в конце концов монголы набрались храбрости и вступили в лодку, но, чтобы не видеть самого процесса переправы, закрыли глаза; вступая в лодку и выходя из неё, монголы в смущении и страхе перебирали чётки и читали молитвы.

   По приведении в порядок дневников В. Ф. Ладыгин всецело отдался коллектированию растений и бабочек как в нижней зоне хребта, так и в верхней. По части флоры нижнему поясу, граничащему около 12 000 футов (3 660 м) над морем, более или менее свойственны: ломонос (Clematis tangutica), лютики (Ranunculus affinis, R. pulchellus var. pseudohirculus и var. burchanbuddensis, R. tricuspis), Oxytropis thomsoni, O. chiliophylla, Oxytropis immersa, O. Stracheyana, O. kashmiriana, астрагал (Astragalus confertus), курильский чай (Potentilla fruticosa), горькая трава (Saussurea silvatica, S. Thoroldi, S. Medusa, S. pygraea, S. phaeantha, S. Przewalskii), Mulgedium tataricum, желтуха (Senecio pedunculatus), волчьи очи (Aster altaicus, A. heterochaeta), белолозник (Eurotia ceratoides), Pleurogyne brachyanthera, горечавки (Gentiana falcata, G. straminea, G. leucomelaena, G. squarrosa), божьи ручки (Primula pumilio), проломник (Androcase tapete), Lagotis brachystachya, мытники (Pedicularis labellata, P. ternata), последний впрочем заходит в средний пояс; белозор (Parnassia viridiflora), касатики (Iris oxypatala, I. Bungei); второй вид касатика распространяется до 13 000 футов (3 960 м) над морем; ещё выше заходят следующие два вида лука: Alliura Przewalskianum и A. chrysocephalum - в особенности последний; тмин (Carum Carvi), который, как и мытник, простирается значительно выше; Goldbachia laevigata, хармык (Nitraria Schoberi), Myricaria germanica v. alopecuroides, Reaumeria kaschgarica, R. Przewalskii), мышьяк (Thermopsis lanceolata), Triglochin palustre, T. maritimum, второй переходит в средний пояс; погремушки (Silene conodeae tenuis), колючка, или перекати-поле (Salsola Kali); лебеда (Atriplex hortensis), можжевельник (Juniperus excelsa), гусиный лук (Gagea pauciflora), сардана (Hedysarum miltijugum); последние два растения восходят до 13 000 футов (4 000 м) над уровнем моря; острец (Carex Moorcroftii), житняк (Bromus alaicus), Agropyrum longearistatum, A. imbricatum и тибетская мурава (Poa tibetica, P. attenuata).

   В области альпийских кустарников от 12 000 до 14 000 футов (от 3 700 до 4 300 м) над морем: горицвет (Adonis coerulea), астрагал (Astragalus Kuschakewiczi), жимолость (Lonicera hispida), прорезная трава (Leontopodium alpinum), воробьиное просо (Anaphalis lactea), Werneria Ellisii, желтуха (Senecio campestris), горечавки (Gentiana siphonantha, G. barbata {Этот вид спускается в область нижнего пояса.}, G. glomerata var. Kozlowi, G; pseudoaquatica, G. Przewalskii), Przewalskia tangutica, божьи ручки (Priraula nivalis), мытники (Pedicularis lasiophrys, P. Przewalskii) {Мытник Пржевальского проникает в верхний пояс альпийских лугов.}, медовик (Dracocephalum heterophyllura), Saxifraga tangutica {Saxifraga tangutica распространяется до предела верхнего пояса}, касатик (Iris tigridia), Polygonum bistorta, ревень (Rheum spiciîorrae), Cheiranthus roseus, Smelowskia tibetica, Braya rosea var. bifallora, Eutrema Edwardsii, маткина душка (Viola tianschanica), Pennisetum flaccidum, песчаный пырей (Kolleria cristata), головастик (Corydalis stricta) и осока (Kobresia Sargentiana).

   И наконец, в верхнем поясе альпийских лугов и прилежащих россыпях: лютик (Ranunculus gelidus), василек рогатый (Delphinium densiflorum), горькая трава (Saussurea Medusa), Cremantodium huraile, Cr. discoideuffl, пушник (Crepis sorocephala) и другие.

   Последняя охотничья поездка в верхний пояс гор была удачна в смысле приобретения медвежьего скелета, отпрепарированного иа месте. Все же предыдущие экскурсии за медведями были безуспешны, несмотря на то, что этот зверь в рассматриваемых горах довольно обыкновенен; по крайней мере монголы его часто встречают.

   Мишка смело заходит по ночам на их стойбища и крадёт баранов. Незадолго же до нашего возвращения из Тибета большой медведь неожиданно появился днем и, приблизившись к открытой двери одной из юрт, остановился, разинул пасть и начал громко реветь. По счастью, в юрте оказалось двое вхотников, которые тут же на месте уложили непрошенного гостя. Минувшей же осенью, в 20-х числах ноября, в ущелье Бургусутай тибетский медведь произвел настоящий погром. По словам монголов произошло следующее: одна из цайдамских семей, состоявшая из старухи матери и молодого сына с женой, со всем своим скарбом и скотом перекочёвывала из среднего пояса гор в нижний. Прибыв в намеченное для летовки урочище, кочевники приготовились устраивать своё походное жилище, как неожиданно, из ближайших кустов, к ним вышел медведь. Хозяин дома встретил зверя ударом сабли, не причинившим однако медведю серьезного вреда. Озлобленный мишка быстро покончил с монголом, круто изогнув его железный клинок, и напал на несчастных женщин, которые подверглись той же участи. По умерщвлении монгольской семьи зверь разорвал цепную собаку и нескольких баранов. Отведав затем мяса людей и баранов, свирепый мишка стащил все свои жертвы в одно углубленное местечко и покрыл войлоком, деревяшками и другими принадлежностями юрты; образовав таким образом груду из хлама, он расположился на нем отдыхать. Эту картину застал один монгол, не рискнувший однако выстрелить в бросившегося на него медведя; потом трое лучших местных охотников убили злобного зверя.

   В последних числах июля прибыл наконец из командировки и Бадмажапов, отлично выполнивший все возложенные на него поручения. После этого экспедиция начала усиленно готовиться к выступлению в дальнейший путь - к дому. Верблюдов у нас теперь было около 60, лошадей также полный комплект. Тибетские кони всё ещё не привыкли к верблюдам, хотя уже не так ретиво фыркали и перестали взвиваться на-дыбы при встрече с этим животным.

   30 июля наш большой караван оставил насиженное место и в два перехода перенес свой бивуак в соседство метеорологической станции, где при ключевом урочище Бага-тугрюк расположился на дневку. Сюда были доставлены остальные вьюки, хранившиеся на складе в хырме Барун-цзасака; сюда же прибыл и наш отшельник, заведывавший метеорологической станцией и ответственный наблюдатель Муравьев, привезший нам достаточное количество печёного хлеба, изготовленного им в течение нескольких последних дней. Расставаясь с хырмой, я опечатал метеорологическую будку, на которую прибил металлическую дощечку с надписью на русском и английском языках: "Метеорологическая станция Тибетской экспедиции Русского Географического общества". Монголы, приходившие прощаться, положительно осаждали наш лагерь; как и прежде, они угощали нас неизменным кумысом. Прибыли также Барун-цзасак и хамбо-лама - тибетец, оба подарившие мне на память по лошади. Наши подарки приходили к концу. Кроме монголов барунского хошуна ко мне приехали с прощальным приветом представители хошуна Цзун-цзасака и представители Курлык-бэйсэ. Для меня не могло быть большего удовольствия, как то, которое я теперь переживал, убеждаясь в искренности лучших к нам отношений монгольского народа.

   В заключение этой главы считаю не безынтересным привести заметку служащего Главной физической обсерватории (в Ленинграде) Антона Антоновича Каминского о климате страны по данным цайдамской метеорологической станции.

   "Экспедиция, снаряженная под начальством П. К. Козлова в Монголию и Кам, доставила походный метеорологический журнал за всё время нахождения в пути, а сверх того ею была организована полная метеорологическая станция 2-го разряда в юго-восточной части Цайдама, в хырме Барун-цзасака, где наблюдения делались регулярно с конца апреля 1900 года до конца июля 1901 года; отчасти одновременно с этой станцией находилась в действии полтора месяца, а именно - с конца июня до середины августа 1901 года, другая, временная метеорологическая станция, расположенная на северном склоне хребта Бурхан-Будда, в ущелье Хату, к югу от хырмы Барун-цзасака. Так как оба указанных пункта находятся на окраине Цай-дамской котловины, то выводы из метеорологических данных для них могут быть распространены на всю котловину лишь с оговорками в отношении некоторых элементов климата, в особенности ветров и атмосферных осадков. Но, с другой стороны, принимая во внимание, что дно котловины представляет из себя обширную равнину, не пересекаемую горами, можно с уверенностью сказать, что в отдельных частях равнины климат не может резко различаться. Климатические границы котловины, вообще говоря, совпадают с водораздельными хребтами, образующими эту котловину.

   Цайдамская равнина расположена на высоте около 2 700-3 000 м (8 700-9 800 футов) над уровнем моря, а хырма Барун-цзасака находится на высоте 9 380 футов (2 860 м).

   "Изучение общих воздушных течений в горных странах представляет вообще большие трудности ввиду существования местных ветров, в особенности так называемых горно-долинных бризов. Днём ветер дует вверх по долине и по склонам гор, ночью же наоборот - с гор вниз по склонам и долинам к равнине. Горно-долинные ветры наблюдаются и в Цайдаме, как о том особенно отчетливо свидетельствуют ежечасные записи станции в хырме Барун-цзасака; такие записи велись в течение 4 месяцев: одного зимнего, одного весеннего, одного летнего и одного осеннего, от 7 часов утра до 9 часов вечера.

   "Дневной, долинный бриз в названном пункте дует от СЗ, С или СВ (преимущественно от СЗ), ночной же, горный бриз, от противоположных румбов, преимущественно от ЮЗ. Чередование ветров в указанном смысле в хырме Барун-цзасака обусловливается направлением ближайшего к ней горного хребта Бурхан-Будда, который находится к югу и к юго-западу от нее. Вообще направление как горного, так и долинного ветров зависит от того, в какой стороне от станции находятся горы: так, вблизи гор, окаймляющих Цайдамскую равнину с севера, дневной долинный ветер дует от южных румбов, а ночной горный ветер от северных румбов, как это видно из данных походного журнала П. К. Козлова. Чередование горных и долинных ветров происходит с наибольшей правильностью при спокойном состоянии атмосферы. Такая правильность нарушается, когда при прохождении циклона воздушные массы нижнего слоя весьма значительной мощности устремляются из области высокого давления к барометрическому минимуму. Такие общие воздушные течения дуют в Цайдаме зимой преимущественно от румбов южной половины компаса (чаще всего от ЮВ); ветры от этих румбов в течение зимнего сезона имеют перевес над ветрами других румбов как ночью, так и днем. Летом замечается преобладание воздушных течений от северных румбов (преимущественно СЗ); весна в отношении распределения ветров образует переход от зимы к лету. Что же касается осени, то наблюдения не дают определенного указания на явное преобладание общих воздушных течений того или иного направления.

   "Климат Цайдама оказывается несколько мягче, чем можно было бы ожидать, судя по географическому положению этой местности; зима в хырме Барун-цзасака (на высоте 2860 м над уровнем океана) имеет почти одинаковую температуру, как и Leh, расположенный на 2® южнее, но и на 340 м выше, средняя же температура лета в хырме Барун-цзасака на 1® выше. Средняя годовая температура в хырме Барун-цзасака получилась 3® С, средняя температура самого холодного месяца (января {Месяцы в этой статье-заметке везде показаны по новому стилю.}) - 13®, а самого теплого (августа) 17® С. От августа к декабрю температура понижается довольно равномерно и притом быстрее, чем идет нагревание от февраля к июлю. Такая же средняя годовая и в общем незначительно отличающиеся средние месячные температуры, как и в названном пункте Цайдама, наблюдаются на Армянском нагорье в Карее, который лежит на 4 1/2® севернее и на 1 140 м ниже; но суточные колебания в Карее значительно меньше. На небольшой высоте мы встречаем приближенно такие же среднюю годовую и средние месячные температуры в южной части Вятской губернии, где однако суточные колебания температур ещё меньше, чем в Карее.

   "Суточные колебания температуры воздуха в Цайдаме вообще весьма значительны, благодаря большой высоте над уровнем моря. Средняя амплитуда суточных колебаний (по показанию максимального и минимального термометров) достигает в марте и декабре 20® С и только в летние месяцы почти не выходит из пределов 14 и 15®. Наибольшая амплитуда наблюдалась 15 апреля 1901 года, когда суточный максимум достиг 19,5®С, а минимум оказался: - 9,4®С. Не отмечено ни одного случая, когда бы суточный максимум превысил минимум менее чем на 5®, между тем как, например, в С.-Петербурге средняя месячная амплитуда колебаний температуры в зимние месяцы почти не превышает 5® и ни в одном месяце не достигает 10®, в отдельные же дни крайние температуры, суток весьма редко различаются более чем на 16®.

   "Самая высокая температура в хырме Барун-цзасака наблюдалась 26 июня 1901 года, а именно 33®. Вообще до 33® С термометр в термометрической будке подымался редко. Самая низкая температура записана 4 февраля 1901 года, когда минимальный термометр показал -29,9® С.

   "Дней с морозом (по минимальному термометру) в хырме Барун-цзасака и течение года отмечено 226, причём последний весенний мороз записан 31 мая, а первый осенний 10 сентября. Столько же морозных дней, как и в Цайдаме, наблюдается на северо-востоке Европейской России и в Тобольске.

   "Дней без оттепели в зиму 1900-1901 годов наблюдали в хырме Барун-цзасака 81.

   "За все время наблюдений только раз наименьшая температура суток оказалась несколько выше 15®.

   "Как и следовало ожидать, первые вполне надежные наблюдения над влажностью воздуха в Цайдаме показали, что климат этой местности отличается сухостью, но далеко не в такой степени, как климат пустыни. В январе средняя относительная влажность достигает 64%, во все же остальные месяцы она значительно меньше. Наибольшая сухость воздуха наблюдалась в марте (средняя относительная влажность - 27%); к лету влажность увеличивается (в среднем за месяцы с мая по август - 47%), а затем наступает сухая осень, причём с сентября по ноябрь средняя относительная влажность получается около 38%.

   "В весенние месяцы, а также в начале марта относительная влажность иногда падает днем даже ниже 10%; замечательно при этом то, что такая сухость наблюдается почти исключительно при северо-западном ветре, который достигает хырмы Барун-цзасака, пройдя над Цайдамской равниной, тогда как высокая температура и чрезвычайно большая сухость его придают ему характер известного в горных странах так называемого "фена", то-есть ветра, перевалившего через горы. От фена этот сухой цайдамский ветер отличается однако тем, что он не умеряет суточных колебаний температуры; напротив, в те дни, когда относительная влажность была особенно мала, ниже 15% и даже ниже 10%, большей частью суточные колебания температуры были весьма значительны. Это-то обстоятельство и подтверждает предположение, что мы имеем дело не с феном. Очевидно, необходимо искать другое объяснение описанным суховеям. Наблюдаются эти суховеи как при высоком, так и при низком давлении, притом чаще при низком, и поэтому далеко не всегда можно отнести их сухость на счет нисходящих. токов в антициклонах. В окруженную высокими горами котловину воздушные массы извне приносятся лишь на значительной высоте, где они могут содержать в себе водяной пар, в особенности зимой и весной, лишь в весьма небольшом количестве; таким образом весной, пока местное испарение ещё мало обогащает воздух водяным паром, каждое значительное повышение температуры и должно сопровождаться сильным падением относительной влажности.

   "Наблюдения над облачностью находятся как бы в противоречии с данными влажности: самый сухой месяц - март - имеет среднюю облачность в 94%, а в апреле и мае она достигает почти 100%; только осенние месяцы - в соответствии с ходом влажности - оказываются относительно ясными; в сентябре облачность уменьшается почти до 50%. Большая облачность весной, то-есть в самое сухое время года, объясняется присутствием как раз в это время больших количеств пыли в воздухе, с одной стороны благоприятствующих сгущению водяных паров и образованию облаков, а с другой стороны нередко омрачающих небесный свод настолько, что могут быть приняты наблюдателем за облачность. Ясных дней отмечено в течение года 37, пасмурных 201. Туман ни разу не был записан. Если изверженная вулканом мелкая пыль не остается без влияния на метеорологические условия до тех пор, пока атмосфера от неё не освободится, то нельзя не допустить, что и те огромные количества поднятой в пустыне и степях пыли, которые особенно часто омрачают нижние слои атмосферы в Центральной Азии, а в частности и в Цайдаме, не могут не влиять на температуру и на влажность воздуха, а также на облачность и на выпадение осадков. Присутствие пыли в воздухе должно сказаться прежде всего на уменьшении колебаний температуры как суточных, так и годовых. Ночное лучеиспускание почвы уменьшается облаком пыли, но и интенсивность нагревания почвы, а вместе с тем ближайшего к ней слоя воздуха днем тоже ослабляется пылью. Большое число пасмурных дней в Цайдаме, как мы видели, тоже находится в связи с запылением атмосферы, причём пыль не всегда можно отличить от сплошного облака.

   "Атмосферных осадков выпало в течение года 108 мм, то-есть приближенно столько, сколько выпадает в степях Закаспийской области, но распределяются они здесь по сезонам не так, как там. Наиболее обильные осадки приходятся на месяц с мая по июль (свыше 20 мм в месяц); наибольшее суточное количество достигало 15,7 мм (24 июня 1900 года). Из 44 дней в году, в каждый из которых осадков выпало не менее 0,1 мм, было 12 дней со снегом. Больше всего дней с измеримыми осадками получилось в мае 1901 года, а именно 12. В марте 1901 года не выпало ни капли дождя, не наблюдалось измеримых осадков также в октябре и ноябре 1900 года. В противоположность такому распределению осадков по месяцам в Закаспийской области, как известно, бездождием отличаются летние месяцы.

   "В течение лета (июнь, июль, август) отмечено 16 дней с осадками, весной наблюдалось 14 дней с осадками, осенью всего только 2 дня и зимой (декабрь, январь, февраль) - 5 дней. Возможно, что приведенные числа не вполне точны; дело в том, что осадки выпадали значительно чаще, но нередко количество их при измерении оказывалось менее 0,1 мм; несомненно часть попавшей в дождемер воды испарялась до наблюдения, если после дождя относительная влажность значительно уменьшалась. Всего дней, в которые наблюдались дождь, снег или крупа, отмечено в течение года 67.

   "Снежный покров в Цайдамской равнине появился 20 декабря 1900 года, но затем через несколько дней исчез, и к концу декабря уже совсем не оставалось снега. 15 января 1901 года опять выпал снег и на этот раз пролежал до 8 февраля. Так как за зиму 1900-1901 годов в виде снега выпало осадков всего 10 мм, то очевидно толщина снежного покрова не могла быть значительна; она едва ли превышала несколько сантиметров, но тем не менее в то время, когда долина была покрыта снегом, пыли в воздухе почти не замечалось. В упомянутую зиму первый снег выпал в хырме Барун-цзасака 29 сентября, а последний 23 мая. На склонах гор снег появился, само собой разумеется, раньше и исчез позже.

   "Грозы в Цайдамской равнине редки; записаны 3 близкие и 2 отдаленные грозы; чаще наблюдалась зарница (11 раз), из чего можно заключить, что в горах, окружащих равнину, грозы бывают чаще.

   "В заключение дадим краткую характеристику погоды в хырме Барун-цзасака по сезонам.

   "Зима (декабрь, январь, февраль) имеет среднюю температуру -12® при средней относительной влажности в 57%. Суточные колебания температуры весьма значительные, в среднем выводе 19®, дней без оттепели наблюдалось 75. Осадки выпадают весьма редко и в весьма малом количестве: за всю зиму 1900-1901 годов измерено 8 мм. Небо большей частью закрыто мглой, сквозь которую однако нередко светит солнце.

   "Весной (март, апрель, май) температура днем подымается, за весьма редкими исключениями, выше 0®, но тем не менее даже в мае наблюдалось 9 дней с морозом. Средняя температура весны 0®. Суточные колебания температуры несколько меньше, чем зимой. Часто дуют сухие ветры, причём относительная влажность ниже 20%, а иногда и ниже 10%. Средняя относительная влажность весны 37%, а в марте только 30%. В воздухе много пыли. Осадков выпадает в марте и апреле весьма мало, но в мае начинается относительно дождливый период.

   "Летом (июнь, июль, август) суточные колебания температуры хотя и меньше чем в остальные времена года, но всё же средняя суточная амплитуда за три летних месяца достигает 14,7®. Средняя температура лета 17®. Морозов в летние месяцы не наблюдали. Средняя относительная влажность 48%; она почти одинакова в отдельные летние месяцы. Осадки выпадают довольно часто, хотя и не дают значительных количеств. Пасмурных дней меньше чем зимой и весной.

   "Осень (сентябрь, октябрь, ноябрь) с средней температурой в 3® и средней относительной влажностью в 39% отличается от весны несколько большей ясностью неба, хотя пыльные бури часто проносятся над равниной и осенью. В сентябре наблюдалось, как и в мае, 9 дней с морозом, дней без оттепели за всю осень было 5. Осадков в течение трех осенних месяцев измерено лишь несколько более 1 мм".

  

  

   Если с приходом экспедиции в Цайдам с севера считался оконченным первый акт её деятельности, то с возвращением в эту страну с юга окончился и второй - самый важный, составлявший основную задачу путешествия. Теперь встал на очередь третий и последний акт - следование экспедиции к родным пределам.

   2 августа 1901 года, чуть забрезжила на востоке заря, наш караван отправился на пересечение обширной долины Цайдама, держа северо-северо-восточное направление.

   Достигнув речки Хара-усу, мы расположились бивуаком. К часу дня температура воздуха поднялась в тени до 27,2®, а поверхность песка, залегавшего кое-где отдельными бугорками, накалилась свыше 68®. Вся долина Цайдама постепенно окутывалась едва заметной серой пыльной дымкой, усиливавшей действие жара. Только к пяти-шести часам дня возвращалось лучшее состояние, которое обыкновенно продолжалось до утра следующего дня. По всей орошённой части долины Цайдама виднелась сплошная зелень, то в виде высоких и низких, густых или разреженных кустарников, то в виде пышных трав. В подобных зарослях стройная газель (Gazella subgutturosa) и охотник, не замечая друг друга, нередко сходились вплотную; впрочем, осторожный зверь, зачуяв человека по ветру, всегда во-время ретировался высокими грациозными прыжками.

   Баян-гол в это время имел широкий, свыше 100 сажен (200 м) плёс, по краям которого быстро неслись грязные волны реки в виде двух рукавов, разобщенных песчано-глинистой мелью. Наибольшая глубина брода не превышала двух футов (60 см) и мы, благодаря опытности проводника Баля, благополучно переправились. Правый, или северный, берег Баян-гола отличался еще более тучными пастбищами нежели левый, или южный; с севера долину приятно разнообразят обширные болöта Иргицюль и Далын-тургын с многочисленными озерками, обставленными высоким камышом. По утрам и вечерам здесь замечалось оживление среди плавающих и голенастых пернатых; вблизи слышались их разнообразные голоса, вдали виднелись большие или меньшие стайки, перемещавшиеся с одного озерка на другое. Как в весеннее время, так и теперь на цайдамских болöтах преобладали утки-нырки - красноноски, белоглазые, а также кряквы, чирята; кроме того попадались и турпаны, а из голенастых чаще других выдавали себя черношейные журавли, ржанки, крачки, кулики-улиты, песочники, зуйки и немногие другие. В густых прибрежных зарослях хармыка, судя по оставленным следам, бродили медведи, но на глаза нам не попадались. С той и с другой стороны Баян-гола в это время года "весенние грязи" отсутствовали, и мы могли следовать наикратчайшим путем. Тем не менее для пересечения Цайдамской долины понадобилось четыре перехода.

   На предпоследнем из этих переходов нам попались навстречу цайдамские монголы, возвращавшиеся из Донгэра со всевозможными покупками, необходимыми в обиходе кочевника. Обрадованные неожиданным свиданием с экспедицией, цайдамцы откровенно говорили нам, что своему благополучию в дороге они обязаны исключительно русским, то-есть нам, кого так сильно боятся кукунорские тангуты. Считаясь с этим обстоятельством, монголам достаточно было заявить, что они везут русскую почту, чтобы вполне гарантировать свою безопасность со стороны неоднократных подступов грабителей оронгын. На прощанье находчивые монголы просили нас при случае не выдать тангутам их "военную хитрость".

   За долиной Баян-гол местность на нашем пути постепенно повышается; глинисто-солончаковая почва сменяется песчаной или хрящеватой; взамен же богатых равнинных пастбищ поднимаются пустынные холмы или увалы, придающие пейзажу крайне печальную картину. Последняя ещё более омрачилась во время нашего прохождения в дождь, не перестававший падать почти весь день. Правда, наших животных не мучили оводы, и они шли бодрее, но зато мы сами промокли насквозь, сделав 44-вёрстный переход. По случаю той же ненастной погоды мы не могли видеть с командующих высот, как весной прошлого года, колоссального хребта Бурхан-Будда, чтобы бросить этой северной грани Тибета наш прощальный взгляд. Вследствие того же дождя урочище Дам-намык превратилось в сплошное болöто, и мы волей-неволей принуждены были расположиться на нем лагерем.

   Утром соседние горы вновь "закурились" кучевыми облачками, картинно отделявшимися ввысь и заполнявшими собой, словно льдины в реке, свободные лазоревые пространства.

   Там и сям журчали ручьи, несшие воду в общую котловину солёных бассейнов Дулан-нор и Сэрхэ-нор. Связывающий эти озёра проток Борин-хол был переполнен солёной, грязной жидкостью и поэтому осложнил переправу в брод ещё более нежели весной минувшего года при переднем нашем движении в Тибет. Скользкая, липкая грязь довершала путевые невзгоды и трудности. Наконец, благополучно выбравшись из солёной грязи и вступив в обсохшую уже полосу равнины, мы вновь принуждены были остановиться на час-другой. На этот раз нас задержал горный поток, пришедший валом с севера. По спадении этих горных вод мы кое-как добрались до передового каменистого выступа, или холма, Эрдэни-обо и здесь при "Драгоценном ключе" - Эрдэни-булык - могли удобно расположиться и высушить походные принадлежности.

   Этот Драгоценный ключ, или урочище, нам посчастливилось увековечить определением его географических координат {Географическая северная шярота урочища "Эрдэни-обо", 36® 55' 31", 3. восточная долгота от Гринвича 98® 24' 17". Высота этого пункта над морем 9 710 футов (2 960 м).}. Окрест обособленной крутой горки Эрдэни-обо широко расстилались поля ячменя, окаймленные словно живой изгородью пышным, скрывавшим всадника с лошадью, дэрэсуном. Отсюда решено было вести дополнительную съёмку на южный берег Куку-нора и предпринять дальнейшее следование вдоль этой части озера, а не вдоль северного его берега, как предполагалось раньше. Причиной изменения маршрута послужили те же дожди, которые, по словам встречных монголов, бесцельно проживших более недели на Бухайн-голе, подняли уровень этой реки настолько высоко, что об обычной переправе в брод нечего было и думать; иного же способа попасть с одного берега реки на другой здесь не существует. Нередко впрочем бывает, что смельчаки-туземцы, прождав напрасно неделю-другую, решаются переправиться через Бухайн-гол вплавь на лошади, но это не всегда проходит им безнаказанно.

   Следующий затем переход вверх по Дулан-голу привел экспедицию к устью ущелья его правого притока - Карагайту-гол. До кумирни Дулан-хит караван двигался среди хлебных полей и густых, высоких трав, ласкавших глаз усталого путника. По склонам соседних гор, в особенности повыше монастыря, паслись многочисленные стада баранов, а их хозяева монголы группировались своими юртами по дну ущелий. Необычайные ливни оставили повсюду следы разрушения; долина во многих местах была прорезана свежими рытвинами, оврагами, тогда как прежние выемки заравнялись выносами из ближайших ущелий. Жители не узнавали своих мест и ночью положительно не могли ориентироваться среди всякого рода обвалов и заграждений дороги.

   На утро 12 августа, распрощавшись с цайдамскими проводниками, мы не без труда подняли наш караван и двинулись к озеру Цаган-нор. Последнее, на счет всё тех же дождей, значительно увеличило свои прежние размеры и почти утратило солоноватый вкус. По словам нашего нового проводника-старика, хорошо знавшего вообще Кукунорскую область, озеро Цаган-нор образовалось недавно, в течение каких-нибудь 30-35 последних лет. Сам он в молодые годы свободно разъезжал по всей цаганнорской долине, имевшей тогда лишь периодические лужицы. С течением времени лужицы увеличивались, а вслед за одним необычайно дождливым летом появилось и настоящее озеро.

   Наиболее отрадным уголком последнего можно считать северный берег, где у подножья красно-гранитных скал выбегает студёный, прозрачный ключ, орошающий приозёрный луг. На этом ключе мы дважды располагались бивуаком - в передний и в обратный путь.

   Обогнув ближайшие к восточному берегу озера горные мысы, экспедиция направилась узкой долиной, образуемой с одной стороны хребтом Южно-Кукунорским, с другой безымянной горой, держа курс на юго-восток. Вскоре, по дороге, мы миновали характерный холм, расположенный близ ключа Даг-чи; на холме этом часто можно видеть сторожевых монголов, наблюдающих за грабителями тангутами. Те и другие кочевники проживали рядом, пользуясь превосходными пастбищами. Тангуты с яками предпочитали горы, монголы с верблюдами - равнину.

   Пройдя затем ключ Мухур-булык и приблизившись к северозападной окраине солёного бассейна Далай-дабасу, мы при урочище Цзаха-усу устроились на ночёвку.

   Долина Дабасун-гоби, в которую мы теперь вступили, простирается, согласно ориентированию гор, в северо-западном - юго-восточном направлении. В наиболее глубокой её части - 9 890 футов (3 020 м) над морем - лежат горько-солёные воды озера Далай-дабасу, имеющего в окружности около 50 верст. Ежегодно в течение осеннего, зимнего и весеннего времени монголы трех прилежащих хошунов добывают здесь соль. Местная соль, с значительной примесью ила, сбывается в городах Донгэре, Синине и Лань-чжоу-фу. На северном берегу озера имеются отличные родниковые воды, залегающие среди широкой полосы густо-травянистых пастбищ. Общий же характер долины Дабасун-гоби пустынно-степной. Её глинистая или солончаковая почва по мере удаления к востоку сменяется каменистой и песчаной. Почти все речки, питающие этот замкнутый, солёный бассейн, приходят с соседнего Южно-Кукунорского хребта, населяемого в настоящее время почти исключительно тангутами. Прежние же владельцы монголы лишь с сожалением вспоминают о своих старых привольных кочевьях. Подобно цайдамцам, дабасунские обитатели имеют на северном берегу озера хырму для хранения имущества и для сосредоточения сил против вторжения неприятеля. Подле глиняного укрепления располагались небольшие поля ячменя.

   В этой долине мы устроили дневку в целях приобретения нескольких верблюдов.

   В прекрасную погоду 17 августа нам удалось подняться на Южно-Кукунорский хребет и с его седловины, называемой монголами Цзагостэн-котул, в 11 380 футов (3 488 м) над уровнем моря увидеть Куку-нор, или Голубое озеро. Правда, на этот раз сероватая окраска воды далеко не оправдывала монгольского названия, тем не менее общий вид озера был величественно прекрасен. За крутым северным склоном Южно-Кукунорского хребта широкой гладью расстилалась его блестящая поверхность, на которой резко выделялись полуострова и острова, в особенности большой или главный остров Куйсу {Куйсу, в переводе с монгольского на русский язык, буквально означает пуп.}, где имеется небольшая кумирня и проживают ламы. Противоположный же берег озера, казалось, сливался с облаками, утопавшими в волнах Куку-нора.

   Спустившись по крутому, глубокому и крайне извилистому ущелью около трех вёрст, нам было очень приятно поставить наши палатки в области альпийских кустарников и лугов, так как это давало нам возможность увеличить наши ботанические и зоологические коллекции. Несмотря на конец лета, растительность всё ещё выглядела зеленой; только в верхнем поясе кое-где луга отливали желтым увядающим тоном. В общем Южно-Кукунорский хребет и в этом месте носит тот же характер, какой нами прослежен в передний путь, в 70 верстах западнее. И здесь северный склон уже и круче, южный шире и положе; и здесь верхний пояс богат альпийскими лугами, средний кустарниками, а нижний степной травянистой растительностью. Вследствие большей крутизны и большего скопления атмосферных осадков северный склон несравненно больше размыт нежели южный. Основной породой, слагающей описываемый хребет, по крайней мере в последнем пересечении, является серый, твердый, мелкозернистый слюдисто-глинистый песчаник, к которому в нижнем поясе того же северного склона примешивается буро-серый плотный известняк с многочисленными прожилками белого кварца и кальцита.

   По части флоры здесь нами было собрано или замечено: лук (Allium cyaneum, A. manodelphum), дубровка (Ajuga lupulina), Lancea tibetica, очень оригинальное и красивое растение Incarvillea compacta, мытник (Pedicularis longiflora), тангутская горчица (Cardamine tangutica); кроме того этому хребту, как о том указано выше, свойственно порядочное разнообразие кустарников, густо укрывающих крутые бока многочисленных больших и малых ущелий.

   Несравненно беднее оказались сборы по фауне, в особенности в отделах млекопитающих и птиц, достаточно уже изученных. Среди последних нами прослежены: пеночки, соловьи-красношейки, краснокрылые стенолазы, горихвостки, снегиревидные стренатки, красные и серые вьюрки, альпийские клушицы, сойки, щеврицы; из дневных хищников чаще других показывались: коршун, орел-беркут, гималайский, или снежный, гриф и бородатый ягнятник, с дребезжащим шумом пролетавший над нашим бивуаком; из ночных же хищников можно указать, судя по крику, на филина, сову и сыча; последний, впрочем, нередко давал о себе знать в любое время дня.

   В следующие четыре дня перехода, с 18 по 21 августа, экспедиция, оставив ущелье пройденных гор и взяв направление к востоку, прошла вдоль всего южного берега Куку-нора.

   В течение первых трех дней пути по берегу Куку-нора мы часто видели остров Куйсу, а в первые два дня кроме того и небольшой скалистый островок, расположенный к юго-западу от главного и отстоящий в 10 приблизительно верстах расстояния от южного берега. В юго-восточном углу Куку-нора, в одной версте от берега этого озера, мы нашли следы древнего укрепления, имевшего в квадрате около 60 сажен (120 м). С возвышенной площадки, сохранившей лишь один фундамент, открывается вид на воды Куку-нора. Вблизи памятника китайского сооружения имеется природное возвышение, нечто вроде холма, на котором по преданию приносились жертвы богу-покровителю вод (Куку-нора). Ныне молитвы о Куку-норе приносятся значительно восточнее, вверх по реке Ара-холин-гол, на вершине каменистой гряды, откуда также хорошо видна обширная гладь Цин-хая.

   22 августа экспедиция поднялась на перевал Нара-сарэн-котул, имеющий 11 600 футов (3 540 м) абсолютной высоты. Покидая замкнутый внутренний бассейн, мы вступали во внешний. С вершины перевала в западном направлении можно было бросить прощальный взгляд на Куку-нор, красиво расстилавшийся своей мягкой темно-голубой поверхностью, на которой остров Куйсу представлялся небольшим желтовато-серым пятном, дрожавшим в вибрации воздуха. На востоке громоздился сонм гор Восточного Нань-шаня, скрывавшего в своих многочисленных складках лежащие впереди культурные долины.

   По мере того как мы спускались, горизонт сокращался, в воздухе чувствовалось значительно теплее, население увеличивалось, кочевники сменялись земледельцами. Дорога все более оживлялась китайцами, тангутами и помесью тех и других, так называемыми донгэр-ва, свободно владеющими обоими языками. По сторонам дороги радовали глаз полоски созревшего хлеба - ячменя, пшеницы, овса, который уже начали убирать. Работа спорилась у трудолюбивых земледельцев, приезжавших обыкновенно на поля семьями и сопровождавших свое любимое занятие звонкой, монотонной песенкой. Какой резкий контраст в природе и людях на расстоянии всего лишь 50-60 вёрст! После пребывания в пастушеской стране было приятно видеть добродушных селяков, смело и с улыбкой спрашивавших нас: "куда идете?" - взамен, например, кукунорских номадов, которые косо, исподлобья смотря на тех же самых людей, удирали без оглядки. Не верилось, что мы уже близки к жизни, напоминавшей собой и нашу всё ещё далеко отстоявшую родину.

   Городишко Шара-хото нами был оставлен вправо, а кумирня Дацан-сумэ влево; таким образом наш маршрут пролегал долиной небольшой речки Да-хэ, впадающей справа в Донгэро-сининскую реку подле города Донгэра. Означенная долина местами суживалась, местами расширялась, будучи обставлена второстепенными холмами, увенчанными обо, к которым взбегали извилистые тропинки. В узких местах, поросших густым кустарником и пышными травами, Да-хэ представляла чарующие уголки. Ложе этой речки очень крутое, каменистое, местами порожистое, и течение настолько бурливое и шумное, что голоса человека нельзя было слышать. Прекрасно разделанная дорога тянулась главным образом подле реки и только изредка поднималась к карнизам или кручам, откуда можно было видеть всю дикую прелесть ущельица. Мельницы и легкие мосты, переброшенные через речку, скорее увеличивали нежели ослабляли общее приятное впечатление.

   24 августа, в 10 часов утра, мы вступили в долину донгэрской речки и удобно расположились лагерем вблизи южной стены города Донгэра. Население словно по сигналу высыпало на берег реки, на крыши, чтобы позевать на пришлых людей. К чести донгэрцев они вели себя замечательно учтиво и послушно и в течение двух суток, проведенных здесь экспедицией, у нас с туземным населением не произошло никаких неприятностей, наоборот - были самые дружелюбные отношения и не только в Донгэре, но и в остальных населенных пунктах, расположенных вдоль нашего пути по Восточному Нань-шаню.

   В донгэрской долине мы встретили настоящее лето; здесь, в густой, непроницаемой кустарниковой зелени, в течение дня не смолкали голоса птиц, из которых чаще других на глаза показывались: соловьи-красношейки, горихвостки, красные вьюрки, стренатки, крупные и мелкие синицы, подвижный, вертлявый Pterorhinus davidi и красавцы-фазаны; на прибрежном галечнике держались большие серые кулики-серпоклювы, улиты и серые и желтые плиски.

   Утром 26 августа экспедиция, разделившись на две партии, оставила Донгэр. Караван, во главе с А. Н. Казнаковым, двинулся прямым путем в монастырь Чойбзэн, я же налегке, в сопровождении лишь В. Ф. Ладыгина, Бадмажапова и Беляева, направился в Синин. Моя поездка мотивировалась желанием повидаться с цин-цаем и лично принести благодарность за услуги, оказанные им экспедиции.

   Для большего удобства в пути я с своими спутниками отправился верхом на наёмных лошадях. Облачное небо и периодически перепадавший дождик способствовали улучшению нашего движения по большой дороге, пролегавшей вдоль берегов сининской реки. Последняя бешено неслась по галечному крутому ложу, в особенности в местах наибольшего сближения сопровождающих её горных увалов. По скату правого берега красиво поднимался берёзовый лес, левый же берег был почти сплошь укрыт кустарником и травой. В расширениях долины волновались пожелтевшие поля хлеба. По мере дальнейшего движения горы отошли в сторону, долина раздвинулась на несколько верст. Наблюдателю открылся вид на широкую площадь возделанной земли; поля, местами наполовину сжатые, красиво поднимались на плоские сопки; сам путь кроме того разнообразился китайцами, донгэр-ва, дунганами, ехавшими или направлявшимися пешком в ту или другую сторону. Там и сям по дороге стояли селения, постоялые дворы или небольшие лавчонки, в которых дремали ленивые и апатичные курильщики опиума; разносчики и продавцы пельменей громко стучали в свои торговые барабаны; по улицам селений важно расхаживали куры, свиньи и маленькие курносенькие китайские собачки, часто украшенные гремящими ошейниками. Общее приятное впечатление несколько омрачалось многими развалинами селений, не успевших ещё возродиться после грозного мятежа магометан.

   У западной крепостной башни, превосходно выложенной из серого камня, мы переправились через быструю, довольно многоводную речку {Ширина каменистого русла этой речки простирается до 10 сажен (20 м) при глубине в месте брода около 1-2 футов (30-60 см). Выше брода высится мост, пришедший от времени в ветхость, а потому конное сообщение по нему было воспрещено.}, приходящую с юга, впадающую неподалеку отсюда в Синин-хэ, и вошли арочным входом в город. Несколько солдат, стоявших на башне, тупо-бессмысленно глядели из-за бойниц в нашу сторону.

   На утро, приведя себя в порядок, мы отправились с визитами, о чем В. Ф. Ладыгин уже успел предупредить цин-цая и других главных должностных лиц Синина. Средством передвижения я избрал китайскую закрытую тележку, внутри которой мне можно было спрятаться от любопытных глаз; снаружи же усаживался В. Ф. Ладыгин, свободно переносивший всякую уличную толпу в Китае. Первый, к которому мы поехали с визитом, был цин-цай Бань-ши-да-чень, бывший сылан инородческого приказа, родом маньчжур - Ко-пу-тун-и. Невысокого роста, коренастый, округлый, с небольшими темными глазами и здоровым лицом, он производил хорошее впечатление. После обычных приветствий цин-цай утонченно поблагодарил за подарок, а затем с улыбкой начал выражать свой восторг по поводу моего благополучного возвращения из Тибета.

   Поблагодарив цин-цая еще раз за его предупредительность и любезность, много раз проявленные как к экспедиции, так и ко мне лично, я отправился к дао-таю, или губернатору. Во дворе и за двором меня сопровождала многочисленная толпа, державшая себя крайне прилично.

   Дао-тай, тоже маньчжур, переведен в Синин из Кульджи, где занимал подобную же должность. В Кульдже он был хорошо знаком с покойным В. М. Успенским и прочими членами российского консульства. Представительный, молодцеватый, дао-тай тем не менее выглядел крайне опечаленным; причиной этой печали, по