Козлов Петр Кузьмич - Отчет помощника начальника экспедиции П. К. Козлова

  

  

  

   П. К. Козлов. Русский путешественник в Центральной Азии.

   Избранные труды к столетию со дня рождения (1863-1963)

   OCR Бычков М. Н.

  

  

   Глава I. В области среднего Тянь-Шаня

   Глава II. В области среднего Тянь-Шаня (продолжение)

   Глава III. Оазис Кызыл-сыныр и окрестная пустыня

   Глава IV. От Кызыл-сыныра через Лоб-нор в Са-чжоу

   Глава V. Весна в Са-чжоу и знакомство с Нань-шанем

   Глава VI. Нань-шань и ключ "Благодатный"

   Глава VII. Мои экскурсии в Нань-шане

   Глава VIII. Очерк пути от Курлыка к Желтой реке и обратно

   Глава IX. Поездка в хребет Южно-Кукунорский

   Глава X. Следование к родным пределам

   Таблицы географического распределения млекопитающих и птиц в местностях, исследованных В. И. Роборовским и П. К. Козловым во время их трехлетнего 1893-1895 гг. путешествия в Центральной Азии

  

  

  

   Исходный пункт путешествия. Как и в минувший раз {Тибетская экспедиция 1889-1890 гг. под начальством М. В. Певцова.}, так и теперь исходным пунктом нашего путешествия был избран город дорогого нам имени - Пржевальск. Тогда наш путь имел направление к западу, на этот же раз совсем обратное - на восток, к господствующему на большом протяжении массиву Тянь-шаня Хан-тенгри, "царю небес", который уже привлекал взор молодого П. П. Семенова, "открывшего эру русских исследований внутренней Азии", своим подавляющим величием и особенным блеском ледяных венцов... Достаточно взглянуть на отчетную карту путешествий незабвенного H. M. Пржевальского, чтобы видеть среди его путей и маршрутов других путешественников широкую полосу, протянувшуюся к востоку-юго-востоку, по которой еще во многих местах не ступала нога европейца, и убедиться в удачно намеченном районе; тем более, что на пути следования экспедиции, у южного подножья Небесных гор, в виду двух высочайших массивов этих гор Хан-тенгри и Богдо-ола, она должна была устроить метеорологическую станцию, в отрицательной низменности, открытой экспедициями М. В. Певцова и братьев Грум-Гржимайло.

   К половине июня закончены были на границе хлопоты по снаряжению экспедиции, когда каждый член ее мог отдаться своим личным интересам. В свободные минуты мысль охватывает широкий горизонт и неудержимо стремится в покинутые места, где так недавно жил с дорогими и близкими людьми, воображение рисует их живые образы и какое-то особенное чувство невольно подсказывает обобщиться с ними заочно. Наконец и это исполнено. Остается на все время странствования одно глубокое святое сознание успешно выполнить свою завидную задачу и тем самым по возможности служить заветам, начерченным великим учителем, к могиле которого мы так часто приезжали по вечерам. Здесь, у этой могилы, которая раскрылась на наших глазах и приняла прах великого человека, пробуждались каждый раз скорбные воспоминания о недавнем прошлом.

   Мавзолей Пржевальского. Дивна, величественна картина природы: "Она так врезалась неизгладимыми чертами в моей памяти,- говорит маститый П. П. Семенов,- что я как бы вижу ее перед собою, обращаясь от только что закрывшейся могилы к заветному югу. Широко раскинулась вправо синяя поверхность необъятного к западу озера. Впереди высится горная стена Небесного хребта, образующая вправо окраину озера, увенчанную непрерывным рядом снежных вершин. Чем далее к западу, тем ближе прикасается этот белоснежный венец к синей поверхности озера, а на его оконечности снежные вершины кажутся как бы утопающими в волнах Иссык-куля" {Семенов П. П. Речь, посвященная памяти Н. М. Пржевальского.- Изв. Русск. геогр. об-ва, т. 24, 1888, стр. 234.}. Недаром же у местных номадов сложились поэтические сказания, клонящиеся к обереганию праха русского богатыря сонмом духов, прилетающих по ночам с Небесных гор и витающих у мавзолея.

   Выступление экспедиции. 15 июня 1893 г. караван экспедиции после напутственного молебна медленно зашагал по улицам Пржевальска. Многолюдная толпа пеших и конных провожала нас далеко за город, где местный кружок соотечественников {Всегда относившийся к экспедиции с глубоким вниманием.} сердечно предложил нам хлеб-соль под заранее воздвигнутым белым шатром. Еще несколько минут, и мы уже, получая вслед пожелания счастья и успеха, рысью понеслись к своему каравану, который по широкой ровной степи шагал особенно успешно. Так началось путешествие.

   Погода стояла отличная: ясная, тихая, теплая. Небо было прелестного синего цвета. Соседние снега ярко блестели. В воспоминании чередовались картины прежних странствований; эти воспоминания да запас сил и энергии дружной экспедиционной семьи, а с тем вместе и надежды на успех в тяжелом, но славном предприятии облегчали предстоявший труд.

   Ее [экспедиции] шаги по родной территории. Первые 200 верст мы шли по родной территории, среди тучных пастбищ, которые или раскидывались по междугорным долинам, или поднимались высоко в горы. Точно так же двигался и наш караван то внизу среди долины, где преобладали травянистые заросли, казавшиеся пестрым ковром, то высоко у скал, окруженных еловыми лесами, то между указанных зон, и всюду нам представлялась животная жизнь в полном разгаре. С юга от вечных снегов бежали большие и малые ручьи, порою низвергавшиеся в виде серебристых лент среди хвойной зелени и несущие свои воды в главные реки, которые более спокойно катились по дну широких долин, сливаясь в один общий озерный бассейн. Бивуак располагался в лучших местах, а потому очень часто наблюдения всякого рода производились поблизости: здесь отыщешь гнездо, убьешь птичку, подметишь вдали зверя, поймаешь бабочку или ящерицу, выкопаешь цветочек и пр. Отсюда же по временам производишь ряд засечек для пополнения съемки. Много раз вернешься в палатку и много раз ее оставишь.

   Неприятное соседство барантачей. Кочевники-киргизы с своими многочисленными стадами встречались почти ежедневно. Эти номады по ночам нас беспокоили нередко, в особенности вблизи урочища Кар-кары, где в это время была многолюдная, ярмарка. То барантач {Захватчик чужого скота.} промчится с диким криком, то более трусливый вор, пробираясь в высокой заросли, обрежет аркан у лошади и так же незаметно скроется во мраке ночи. Надолго затем тихо в широкой равнине, пока опять не пронесется тревожный лай псов, беспокоимых или зверями, или теми же лихими барантачами, но которым, как и у нас на бивуаке, иногда раздавались выстрелы. Порою же совершенно мирно, как мирен и летний вечер в горах, когда солнце скрывается за горы, в долине ложатся сумерки, стада уже возвратились к жилищам обитателей, и лишь одно-два запоздавших поспешно бредут вниз с соседних холмов; барашки прыгают, блеят и резвятся около своих матерей. В соседнем лесу пение мелких птичек смолкло; только перепела и дергачи усердно кричат, вторя друг другу, и тем самым напоминают места нашей родины.

   В конце июня экспедиция направилась к северному подножью Хан-тенгри, у которого убедилась в возможности переправиться через многоводные данники Текеса, а потому снова перешла к берегам последнего. К северу от этой реки местность несла пустынно-степной характер, где общий ландшафт уже не производил ласкающего впечатления. Тем тяжелее было миновать густые леса, живописно укрывавшие скаты гор, не познакомившись с их богатством, не проникнув, хоть слегка, под их густою сень. Много раз в течение своего продолжительного странствования мы с В. И. Роборовским вспоминали эту замечательную местность...

   Долина р. Текеса, ее флора и фауна. Река Текес грозно бежит в долине, обставленной с севера и в особенности с юга высокими горами. Общее направление реки восточное-северо-восточное. Из многочисленных правых притоков ее в нижнем течении главные два - Кок-су и Джергалан. По принятии их Текес скрывается в ущелье передовых гор и, вырвавшись на простор, сравнительно спокойнее течет на север и впадает слева в р. Или.

   Вторично выйдя, на Текес, мы прошли по левому берегу его около 100 верст и затем снова перебрались, на примитивных ладьях, на противоположный берег. В пройденном месте описываемая река течет разбившись на рукава, образуя красивые острова, густо поросшие тополем (Populus sibirica), ивой, мелколистной березой, рябиной, колючей облепихой, жимолостью, белой розой и другими кустарниками; все это перевито стеблями золотистого ломоноса и вьюнками, поднимающимися высоко по деревьям. По опушке густых, местами непроницаемых зарослей и на открытых влажных луговинах попадаются ежевика, костяника, барбарис и многие другие растения.

   В окрестных горах и по реке среди зверей довольно обыкновенны: медведи, кабаны, маралы, косули, барсуки, волки, лисицы, сурки, зайцы и более мелкие грызуны. Пернатое царство сравнительно разнообразнее; всего нами замечено было свыше 100 видов, и по богатству отрядов, конечно, воробьиный занимал первое место. Здесь нередко встречались сизоворонки (Coracias garrula), которые держались опушки леса, сидя на вершинах сухих деревьев, тогда как щурки-пчелоеды (Merops apiaster) по целым дням носились в воздухе, монотонно перекликаясь в высоте; по боковым тихим ручьям можно было найти зимородка (Alcedo ispida), наблюдавшего за маленькой рыбешкой, по соседству с ним ютилась водяная оляпка (Cinclus leucogaster); под колючей облепихой шныряли с молодыми монгольские фазаны (Phasianus mongolicus); на степной части долины пролетали отдельными парами и стайками большие дрофы (Otis tarda); крупные хищники - гриф монах (Vultur monachus), гриф снежный (Gyps himalayensis) и бородач-ягнятник (Gypaëtus barbatus) - обыкновенно высоко кружились в лазури неба. Лучшими певцами этих мест могут считаться варакушка (Cyanecula caerulecula), соловей красногорлый (Calliope pectoralis), голубая синица (Cyanistes cyanus), чеккан-соловый (Saxicola isabellina), Pratincola maura var. Przewalskii и немногие другие.

   Энтомологическая фауна бедна разнообразием, но богата количеством особей следующих добытых нами пяти видов чешуекрылых: Zygaena Pilosellae, Lycaena Pheretiades var. Tekessana, Melitaea Parthenie var. Alatauica, Cabera Exanthemata и Coenonympha Iphis var. Mahometana.

   Жители Текеса - монголы-олюты - занимаются скотоводством, охотой и немного земледелием, преимущественно засевая свои небольшие пашни ячменем и просом. Поля возделываются плохо, но дают хороший урожай. Многочисленные их табуны лошадей и стада баранов круглый год пасутся на богатых степях Текесской долины.

   Горный путь до Юлдуса. Вскоре затем экспедиция оставила долину Текеса и по притоку его Кок-су втянулась в горы, служащие непосредственным продолжением Музарта. Северный склон последних нес прежний характер: вершины гор окутаны вечными льдами, дающими начало массе больших и малых ручьев, каскадов и речек, которые, несясь с ужасной быстротой, проложили себе узкие, глубокие ущелья. Средний и нижний пояса, будучи достаточно орошены, развертывали приветливые растительные формы: первый изобиловал альпийскими лугами, второй представлял темную сплошную ленту хвойной зелени {По р. Капсалан-су мы встретили абрикосовые деревья, на которых красовались мелкие, но вкусные кисло-сладкие плоды.}. Представители животного царства были почти те же, что и раньше.

   От времени до времени мы встречали кочевников-киргизов, везде относившихся к нам радушно; когда караван следовал вблизи аула, то обыкновенно и стар, и мал, и мужчины, и женщины, выбегали к нам навстречу и выносили молоко и кумыс. То же самое происходило и на нашем бивуаке, располагавшемся по соседству о номадами, в особенности с теми, которые более десяти лет прожили под покровительством России.

   В описанной части гор маршрут экспедиции пролегал в том же восточном направлении около 200 верст, изображая интересную кривую, которая проходит то на границе среднего и нижнего поясов гор, то поднимаясь ко льдам, то опускаясь на дно глубоких ущелий. На всем означенном протяжении караванные животные сильно утомлялись и требовали частых дневок, что, в свою очередь, давало возможность экспедиции ближе ознакомиться с естественноисторическим богатством страны и шире пополнять свои нарождавшиеся коллекции. У перевала Мухурдай, абсолютная высота которого простирается до 11 400 футов, где мы так близко стояли к главной снеговой цепи, был замечен, среди прочих альпийских растений, интересный вид из рода Saussurea, цветы которого собраны в букет, прикрытый множеством листьев, свернувшихся внутрь и образующих нечто вроде кочана капусты, как характерно выразились наши казаки при виде этого растения. Тут же наблюдались улары (Megaloperdix himalayensis), которые днем спускались на дно ущелий и кормились с довольно крупными птенцами, а по утрам раздавались звонкие голоса этих птиц высоко в скалах, где они ночуют. К сожалению, удачно поохотиться за этими альпийскими представителями пернатых, как в большинстве случаев и бывает, не удалось.

   Охота на оленя. Но зато с приходом на следующий день в широкое ущелье Джергалана, где наш бивуак красовался в живописной местности, откуда к югу блестели льды, а к северу скрывались за горизонт темные заманчивые заросли леса, мы были порадованы моей и урядника Шестакова охотой, обогатившей зоологическую коллекцию прекрасным экземпляром молодого оленя.

   В своей охотничьей экскурсии к северу по ущелью мы незаметным образом спустились довольно низко; я шел по дну ущелья вблизи реки, Шестаков же пробирался более трудным путем у правой подошвы горного ската. Порою мы приостанавливались, зорко оглядываясь по сторонам. Малейший треск в соседних кустах всегда служил заманчивой загадкой, как и всякий силуэт вдали, напоминающий зверя, когда призывается на помощь бинокль. Много раз охотник и оживет надеждою и разочаруется сомнением. В последнем, как и теперь, случае присядешь на берег реки и залюбуешься красотами природы. К востоку и западу далеко поднимаются луговые откосы, по которым островами залегают площади леса. На западном гребне, обильно освещенном лучами солнца, появилась фигура всадника, который, точно призрак, продвигался вдоль цепи увала и исчез за ним. Оттуда же грациозно попрыгала вниз косуля и в первой заросли леса пропала бесследно. Поблизости монотонно шумящих вод показался заяц, затем другой, и оба, попрыгав немного и почистив лапками мордочки, скрылись в ту же прибрежную чащу, откуда все время неслись мелодичные звуки голубой синицы и тревожный щебет дрозда-дерябы. К югу, куда так часто устремлялся взор, резко выделялись снеговые, куполообразные вершины главного хребта, тогда как наш бивуак, уже окутанный тенью, рисовался бледной точкой на фоне общей зелени. К северу вниз, где представлялось сплошное дно темно-зеленой хвои, скрывавшейся за горизонт, было особенно оригинально и привлекательно, как одинаково и ярко-синее небо вверху, откуда там и сям спускались дугою заоблачные пернатые... Пройдя немного вперед, неожиданно появилась фигура благородного зверя; робкое, грациозно стоявшее на высоком обрыве животное, поводив головою в стороны, быстро помчалось в горы; на мои выстрелы подоспел и Шестаков, вышедший навстречу зверя. Еще несколько общих выстрелов, и олень покатился по луговому откосу на дно ущелья.

   Оригинальная местность. На всем дальнейшем пути к Большому Юлдусу экспедиция продолжала пересекать отроги главных цепей. Густые заросли леса отошли к северу. Взамен их стала появляться роскошная степная растительность, которая взбегала и на вершины конгломератовых, характерно размытых возвышенностей, принявших от времени самые странные и затейливые формы. По вершине одной, особенно оригинальной возвышенности, где ютится много тэке (Capra sibirica), по зарям рисуются силуэты высоких и низких елей, что и послужило у туземцев поводом к названию этой возвышенности Карагай-тас, т. е. изображение ели. Тут же, вблизи, указанные цепи гор сблизились, образуя заметную лишь с запада водораздельную седловину, граничащую бассейны рек Текеса и Хайдык-гола.

   Водораздел. Перевал Карагай-тасиын-дабан, которым мы легко проникли на плато Большого Юлдуса, поднимается до 10 125 футов над уровнем моря. Отсюда открылась возвышенная долина, имеющая весьма слабое падение к востоку, но значительно расширившаяся по мере нашего движения в эту сторону.

   Следование по Большому Юлдусу. Прибыв в урочище Кара-нор, лежащее на правом берегу реки Бага-юлдус-гола, выше впадения ее в Хайдык-гол, экспедиция расположилась бивуаком на несколько дней для большего ознакомления с Большой Звездой {Юлдус, монгольское слово, значит "звезда".} и свидания с местными властями, от которых потребовались проводники для сопровождения каравана, и легкого разъезда, давно решенного впервые выделить отсюда.

   Климат за минувшее время. Общее состояние погоды за истекший период времени было следующее: ясных и полу ясных дней насчитывалось больше, нежели сплошь облачных. Показания термометра часто колебались, как колебался и самый маршрут в горах. При поднятии становилось прохладнее, а по мере спуска вниз - температура повышалась. Дожди были обильнее в верхнем и среднем поясах гор, нежели в нижнем. Нередко приходилось наблюдать грозовые свинцовые тучи, густо скоплявшиеся вблизи снеговых полей и разрешавшиеся там продолжительным ливнем, тогда как в долине и по предгорьям падало лишь всего несколько капель. По ночам случались обильные росы. Горный воздух был всегда чист и прозрачен. Ветры дули преимущественно днем и чаще в долинах, нежели в горах, где по ночам всегда замечалось слабое движение воздуха, направлявшегося по ущелью сверху вниз.

   Описание Большого Юлдуса. Большой Юлдус был, по всему вероятию, в одну из отдаленных геологических эпох дном обширного альпийского озера, часть которого составлял Малый Юлдус, орошаемый ныне. р. Бага-Юлдус-голом. Представляя замкнутую и вытянутую по длине от запада к востоку {На 135 верст, при наибольшей ширине посредине до 40 верст.} котловину, описываемый Юлдус имеет степной характер. Абсолютная высота Большого Юлдуса простирается в среднем около 8000 футов. С севера ограничивают два хребта - Нарат и Ихэ-Рибен-ула, лежащий восточнее, тот самый, который окаймляет Малый Юлдус с юга. Указанные хребты дики, скалисты, вполне несут альпийский характер и второй местами переходит за снеговую линию. На юге непрерывно тянется вечноснеговая громада Тсюдыр-ула, которая, по мере удаления на запад, выше и выше уносит свои дивно блестящие на солнце ледяные венцы в яркую синеву неба. В обратном же направлении полуденные горы последовательно мельчают. С востока плато Юлдуса преграждается стесненными отрогами главных гор, среди которых впервые, вероятно, понеслись воды внутреннего исчезнувшего озера, как теперь излишек влаги сливается по руслу Хайдык-гола, прорвавшего в среднем течении дикую теснину. В означенном районе вершины береговых террас высоко подняты над уровнем реки, образуя холмистое, изрезанное частыми ущельями плато, на котором расстилаются привольные пастбища. В нижнем же течении описываемая река снова вырывается на простор, продолжая довольно быстро катить свои прозрачные воды к берегам озера Баграш-куля.

   Река Хайдык-гол, разрезающая приблизительно пополам Большой Юлдус, описывает затейливые извилины среди массы больших и малых озерков, блестящих под косвенными лучами солнца так ярко, что монголы не даром назвали это место "звездой".

   Его растительное и животное царство. Ближе к окрайним горам эта равнина приподнята и покрыта лучшею травянистою растительностью, которая по предгорьям уже мешается с низкими, корявыми кустарниками: Caragana, Salix и Potentilla; деревьев же на Юлдусе нет вовсе.

   Млекопитающими Юлдус очень богат. Из крупных зверей там водятся: медведи бурый и чалый (Ursus leuconyx, U. isabellinus), архары (Ovis Polii), тэке (Capra sibirica) и, несмотря на безлесие, маралы (Cervus marol) и косули (Cervus pygargus). На обширных болотах иногда встречаются кабаны. Весьма обильны на Юлдусе волки (Canis lupus) и в особенности лисицы (Canis vulpes, чаще же С. melanotus), успешно преследующие многочисленных полевок (Arvicola). По словам торгоутов, местные лисицы особенно ценны за свою мягкую длинную шерсть, которая на луговом плато не вытирается, как это бывает в местности, изобилующей кустарной зарослью. По степям и горным долинам везде множество тарабаганов (Arctomys dichrous); этими зверьками по временам лакомятся медведи, извлекая сурков из их разрушенных жилищ. Из других грызунов не редки суслики (Spermophilus Eversmanni), или зурмуны, как их называют торгоуты.

   На Большом, как и на Малом Юлдусе, по обоим берегам р. Хайдык-гола рассеяны на большое пространство кочковатые болота (сазы) и озерки. На последних среди плавающих и голенастых птиц были замечены следующие виды: гуси серый и горный (Anser cinereus и A. indicus), турпан (Casarca rutila), утки - кряква (Anas boshas), полуха (Chaulelasmus streperus), нырки (Fuhgula ferruginea, F. ferina), крохаль (Mergus merganser), баклан (Phalacrocorax carbo); в небольшом количестве лебедь (Cygnus musicus?). В более недоступных местах важно расхаживали цапли белая и серая (Ardea alba и A. cinerea), журавль серый (Grus cinerea), аист черный (Ciconia nigra). Над рекою пролетали чайки (Larus ridibundus) и крачки (Sierna hirundo tibetana и Hydrochelidon nigra). Там и сям. наблюдались кулики-улиты (Totanus calidris, T. glottis, T. ochropus), кроншнеп (Numenius arquatus), береговик серый (Actitis hypoleucos), песочник малый (Tringa Temminckii), чибис (Vanellus vulgaris) и Charadrius. Из других же птиц, гнездящихся на Юлдусе, можно было видеть при. берегах реки: орланов (Haliaëtus albicilla и H. leucoryphus), скопу речную (Pandion Haliaёtus), луня (Circus cyaneus), сову (Otus), шеврицу (Anthus aquaticus), плисиц (Motacilla personata, M. melanope и M. ciireola), камышовку (Dumeticola), варакушку (Cyanecula suecica); по степи: орла бурого (Aquila nipalensis), сарычей (Buteo ferox и В. hemiptilopus), соколов больших (Falco), пустельгу (Тinnunculus alaudarius) и чеглока (Hypotriorchis subbuieo), коршуна (Milvus melanotis), ворона (Corvus corax), ворону (Corvus corone), ласточку деревенскую (Hirundo rustica), стрижа (Cypselus apus), чеккана (Saxicola isabellina), овсянок (Emberiza); в горах: ласточек горных (Coule rupestris и Chelidon lagopoda), вьюрка (Montifringlla nivalis), водяную оляпку (Cinclus leucogasier), Pratincola maura. Из оседлых птиц в тех же горах не редки: грифы черный (Vultur monachus), белый или снежный (Gyps himalayensis) и бородач-ягнятник (Gypaëtus barbatus), орел-беркут (Aquila nobilis), красноклювая клушица (Pyrrhocorax graculus), улар гималайский (Megaloperdix himalayensis); в степях - жаворонок (Otocorys albigula).

   Экскурсируя в низовье долины Бага-Юлдус-гола, мы встречали множество бабочек, среди которых выделялся вид Parnassius Discobolus; в меньшем количестве как здесь, так и в других местах описываемой долины наблюдались Colias Staudingeri, Erebia Kalmuca и очень распространенная в Тянь-шане Coenonympha Iphis var. Mahometana.

   Историческое прошлое народов. На Юлдусе, в одном из громадных луговых цирков, знаменитый Тамерлан, выступивший в поход против Кашгарского владетеля, давал свидание пяти армиям, которые подвигались разными дорогами через Небесные горы и которым дано было поручение истребить всех жителей, найденных на пространстве между озером Зайсаном на севере и озером Баграшем на юге. Императорский шатер был поставлен в центре равнины, и разрушитель мира восседал на золотом троне, блиставшем драгоценными камнями. Вокруг пышного ханского павильона теснились менее высокие, но все роскошно убранные дорогими тканями и разными украшениями, палатки эмиров; почва исчезала под оплошным покровом из разноцветных ковров. По окончании приготовлений к пиршеству, эмиры и князья были допущены, в знак особой милости, к целованию следа шагов своего грозного повелителя; все получали подарки, и воины были вне себя от восторга {Риттер К. Землеведение Азии, т. 4. Восточный или Китайский Туркестан, вып. 1, стр. 164-166. СПб., 1869-1873.}.

   Причины тяготения номадов к Юлдусу. Эти обширные луга, видевшие Тамерлана во всей его славе, составляют обетованную землю для пастухов-номадов; ни в одной долине кочевники не находят более питательных трав для своих стад, более здорового климата, и в летнее время скот их не беспокоят ни оводы, ни комары. Неудивительно, что за эти великолепные пастбища много раз враждовали между собой различные кочевые племена, оспаривая их одно у другого. Не один раз, конечно, Юлдус оставался и совершенно свободным от кочевников, что было замечено в первое посещение европейцев {Пржевальский H. M. От Кульджи за Тянь-Шань и на Лоб-нор. СПб., 1878, стр. 9.} его малой части, когда повсюду бродили дикие животные, представлявшие богатую добычу "первому исследователю природы Центральной Азии".

   Современное положение страны и ее обитателей (1893 г.). В настоящее время, как и до дунганского разгрома, Юлдус обитаем монголами-торгоутами, пришедшими сюда с севера из-за Тянь-шаня {Быть может, оставившими наше Приволжье. Зимою же здесь очень холодно, притом выпадают глубокие снега и часто бушуют леденящие штормы. О жестокости юлдусских морозов можно судить по тем глубоким, извилистым трещинам земной поверхности, которые нередко встречались на нашем пути при следовании по долине верхнего Хайдык-гола.}. Управляются торгоуты ханом, ставка которого на границе Юлдусов - летом, а на низовье Хайдык-гола - в другие времена года. В наше там пребывание обязанности правителя нес избранный регент, совместно со вдовою умершего недавно хана, оставившего десятилетнего наследника.

   Номады фактически знают только своего хана. Живя полной жизнью своего народа, хан, действительно, близок к нему и очень любим и почитаем им. Слово "хан" у торгоутов священно, как и всякое о нем воспоминание в разговоре, когда лица номадов принимают строгие и. благоговейные выражения. При встрече с своим правителем, монголы быстро спрыгивают с седел и кланяются ему до земли, то же проделывают и проходя мимо ставки хана. Короче - хан для монголов все - царь и бог.

   На Юлдусе монголы живут летом и исключительно для скота, уход за которым возлагают главным образом та женщин или подростков, исключая табунов лошадей, пасущихся почти всегда под присмотром здоровых и лихих парней; большинство же мужчин - охотники, рыскающие по степи и в горах за зверями. Скотоводство, благодаря чудным пастбищам, стоит очень высоко. Здесь разводят лошадей сотнями, тысячами; нередко встречаются славные иноходцы, составляющие гордость Юлдуса. Многочисленные стада баранов пестреют всюду пред глазами путешественника и на Юлдусе, и на среднем течении Хайдык-гола, где они держатся не только по волнистому плато, но даже пробираясь и в соседние альпы. Сравнительно в меньшем размере заметно разведение крупного рогатого скота, необходимого монголам при земледелии, которое зарождается в низовьи Хайдык-гола и по северному побережью Тевгиз-нора (Баграш-куля). В последних местах пасутся и верблюды, без которых монгол не может считаться вполне состоятельным. Ценя скотоводство выше всех занятий на свете и черпая в скотоводстве полное счастье, номад не может жить иначе, как только для скота. Вот почему и первое приветствие у сына степей относится к скоту, а не к человеку; впрочем, номад и прав отчасти, отвечая удивленному европейцу: "Добро человека цело, он спокоен".

   Отдаваясь другому занятию на Юлдусе - охоте, монголы имеют у себя кремневые ружья. Почти ежедневно приходилось встречать одного или несколько монгольских всадников, с ружьями за спиною и привязанными у седла тарбаганами. Охотники-торгоуты стреляют всяких зверей, водящихся в окрестности; добытые шкуры туземцы сбывают изредка наезжающим сюда китайским торговцам и дунгунам, как и дорого ценимые в Китае маральи рога. "Последняя, столь выгодная добыча заставляет охотников-промышленников, русских и инородцев, неустанно преследовать маралов в течение весны {А местами и в начале лета.} на всем громадном пространстве Азии - от Туркестана до Японского моря".

   Неожиданное свидание с чейбсенским хутухтой (святитель). Появление экспедиции на Большом Юлдусе для монголов было неожиданностью, и первые встречные номады казались нам не особенно приветливыми {Тем более, что один из сопровождавших наш караван киргиз был уличен торгоутами в баранте лошадей. "На воре и шапка горит" - получив расчет, проводники махнули в ночь обратно, прежде нежели монголы успели сообразить что-либо.}. Не менее того и мы были удивлены пребыванию на Юлдусе чейбсенского хутухты, нашего старого знакомого по путешествию Н. М. Пржевальского. Этот хутухта прибыл сюда по приглашению хана замаливать грехи номадов, караемых небом ниспосланной эпидемией, которая уносила много жертв. Узнав о приходе экспедиции, хутухта пожелал с нами видеться и после первой встречи своим обаянием воздействовал и на народ, и на его правителя. До того времени отказывавшие нам во всем просимом торгоуты по одному слову хутухты смирились и доставили экспедиции требуемых проводников, что дало возможность главному каравану пройти по р. Хайдык-голу.

   В высшей степени симпатичная личность хутухты привлекла нас к себе и по другим причинам. Хутухта оказался сведущим во многих отношениях и своими сведениями мог удовлетворить любопытство всякого европейца. Он нам показывал много европейских вещей, пригодных для путешествия, толково говорил о значении каждой; между прочим, хутухта располагал географической картой, на которой проложил два маршрута с собственными пометками: один маршрут, приведший его из Чейбсена в Юлдус, другой - от того же пункта до столицы Тибета Лхасы. Беседуя с нами, хутухта также отмечал на карте интересующие его места. По личному признанию хутухты, легко было видеть, что покойный H. M. Пржевальский, впервые появившийся {В свое время (1870-1873 гг.).} в Чейбсен-хите во время дунганского погрома в числе четырех человек, произвел, как на святителя, так и на весь народ, сильнейшее впечатление. Мятежники не осмелились продолжать дальнейшую осаду монастыря. С одной, главной, стороны гений европейца, с другой - представитель божества буддийского мира послужили непобедимой силой, пред которой этот ураган пронесся мимо... С того времени хутухта хранит о великом путешественнике особенную память и при каждом, как и теперь, удобном случае с гордостью показывает портрет H. M. Пржевальского {По возвращении экспедиции в отечество Русское географическое общество выразило свою признательность хутухте приличным подарком, который будет передан ему мною лично.}.

   Моя поездка в Северную Кашгарию. Итак, во время нашего пребывания на Юлдусе обстоятельства нам благоприятствовали: 2 августа я был уже готов к выступлению в путь, в сторону от главного каравана, который направился днем позднее. Маршрут моей экскурсии намечался в следующих общих чертах: пересечь полуденные горы и спуститься до южной притянынаньской дороги в г. Куча, откуда по другому перевалу через те же горы вступить в долину Хайдык-гола и следовать до ее низовья, где условлено соединиться с караваном. Моими спутниками были вольнонаемный сарт-калмык Ульзабад Катаев {Взятый из Пржевальска до Юлдуса, но затем охотно вызвавшийся сопровождать экспедицию на все время ее странствования.} и местный торгоут. Наш маленький караван состоял из трех верховых и одной вьючной лошади. В полдень, когда перестал с утра моросивший дождь, мы оставили бивуак.

   Переправившись через реку Бага-Юлдус-гол {Несущей свои прозрачные воды в низменных берегах и имеющей до 20 и более сажен ширины, при глубине 3-5 футов.}, которая здесь же вступает в болотистую долину Хайдык-гола, мы направились северной окраиной последней, держа курс на восток. Слева, в том же направлении, тянулся хребет, отделяющий Малый Юлдус от Большого; своими мягкими, луговыми предгорьями он касался нашего пути. По всей долине Юлдуса виднелись юрты номадов и их многочисленные стада. Над рекою сновали пернатые обитатели; и первым, и вторым.- простор и приволье.

   Река Хайдык-гол. Пройдя около 30 верст, мы сильно уклонились на юго-восток и вскоре достигли передовой каменистой возвышенности, омываемой рекой с юга. С вершины этой возвышенности нашим глазам представилась поэтическая картина. Я не мог не уделить нескольких минут для того, чтобы более запечатлеть ее в памяти. Действительно, вверх по течению реки - чудная панорама. Заходящее солнце затейливо играло своими лучами сквозь дымку облаков, многочисленные озерки, вкрапленные в изумрудную прибрежную зелень, блестели, подобно зеркалам. Оригинальную картину представляла сама река у подножия скал, где, извившись змеею несколько раз, она точно опоясывала всюду разбросанные озерки - это была река Хайдык-гол!.. Доселе недоступные ее берега сдавились каменными грядами. Спокойно и плавно несутся ее светлые воды. Течение широкой {30-40 сажен.} и глубокой {1-1,5 сажени.} реки скорое. Дальше к востоку река капризно извивается в крутых берегах, меняя свое прежнее направление на юго-восточное.

   Урочище Башлык. Означенное урочище слывет под названием Башлык. Здесь, на левом берегу, на луговой террасе, приютилась походная кумирня, в которой до полночи раздавались звуки барабанов и морских раковин. Утром над рекой лежал густой туман, который несколько задержал наше выступление. В этом же месте устроена переправа с одного берега реки на другой. Перевозом заведуют соседние ламы. Перевозные средства - самые примитивные: деревянный ящик, позволяющий вместить в себя до 20 человек. Уложив свой багаж, мы, при помощи двух лошадей, которых ламы держали за хвосты и поводья, удачно переехали на противоположный берег.

   Движение южной окраиной долины. Теперь нам предстояло вновь движение по Юлдусу; на этот раз вверх и по южной окраине долины, которая несет прежний характер. В два дня мы достигли намеченного заранее для перехода через хребет ущелья реки Кюкжюяныка, перейдя предварительно три незначительные речки, текущие с южных гор, и в середине пути миновав сыпучие пески, залегавшие невысоким, но длинным увалом. Кроме того, немного ниже нашего вступления в ущелье названной реки, последняя принимает справа многоводный приток Цаган-сала, названный так за свою чистейшую, как кристалл, воду. Эта река, через которую нам также пришлось переправиться, бежит с полуденных гор; истоки ее, как после выяснилось, находятся в двух днях пути на перевале снегового хребта. По словам торгоутов, ущелье Цаган-сала дикое, узкое и обильно громадными валунами; река несется с весьма большой быстротой, часто падая каскадами. И без того трудный проход окончательно загражден кашгарцами, устроившими в нем нечто вроде укрепления.

   Ущелье Кююкюннык. Ущелье Кююкюннык, в котором мы провели несколько дней, характеризуется своею длиною (около 80 верст), втрое, а местами и вчетверо превосходящею ширину того же общего склона хребта Теюдыр-ула. Это интересное явление объясняется узловою связью гор и крутым, дугообразным изломом снеговой цепи к северу, откуда выделяется могучий отрог, составляющий западную сторону описываемого ущелья. Второю особенностью последнего можно считать непрерывные льды южной цепи, не представляющей удобных седловин для горных проходов, хотя подъехать к большинству подножий ледников не особенно трудно. Граница снеговой линии поднимается здесь на 12 500 футов над уровнем моря.

   Общее направление рассматриваемого ущелья на восток-юго-восток. Местами суживаясь (до 1/2 версты), местами расширяясь (в 1 версту), ущелье Кююкюннык в нижнем поясе гор обрамлено луговыми террасами, круто ниспадающими к узкому, каменистому ложу, по которому с шумом несутся высокие волны реки. Более спокойное течение ее приходится на средний пояс гор, где она стремится по широкому руслу несколькими рукавами, и, наконец, в верхнем течении снова крутое падение и снова громкое бурление источников, дающих начало Кююкюнныку.

   Первый ледник. Здесь, между несколькими горными вершинами, залегает могучий ледник, имеющий 3-4 версты протяжения. В нижнем, северном направлении ширина его меньше, нежели в верхнем, где он спускается значительно круче к северо-востоку. В своем подножье лед имел едва несколько футов толщины, тогда как в середине ледника эта толщина превосходила, быть может, сотню футов. Кое-где заметны были неправильные трещины и воронкообразные возвышения.

   Боковых морен было две - с восточной и западной стороны. К подножью ледника то и дело скатывались большие и малые камни вместе с грязными ручьями воды. Среди разнообразного шума непрерывной физической деятельности ледника резко выделялся гул быстрого потока, выбегавшего из-под него. Ледник сверху был покрыт снегом, глубина которого увеличивалась по мере приближения к голове ледника, где повсюду свежевыпавший снег блестел яркой белизной. Верхняя граница описываемого ледника возвышается до 13 500 футов над уровнем моря.

   Осмотрев ледник и убедившись в невозможности перевалить через хребет в этом месте, мы повернули обратно и к вечеру достигли той части ущелья, где я, еще следуя в передний путь, временно останавливался, будучи в раздумье, куда лучше направиться.

   Большое знакомство со вторым. 7 августа, чуть забрезжила заря, я с проводником налегке уже поехал вверх по новому ущелью, откуда дул довольно свежий ветерок. К 8 часам утра мы достигли подошвы двух, лежащих по соседству, ледников. Более доступный тянулся дугою сначала к югу, а потом к юго-западу. Верхней границей ему служил острый гребень хребта, местами засыпанный снегом. Длина этого ледника достигала 5 верст, при наибольшей ширине в середине около 70 сажен, по вертикальному же направлению ледник простирался более 1300 футов. Внизу на поверхности ледника темнела каменистая осыпь; вверху же, как и прежде, залегал толстый слой ярко блестящего снега. Главная трещина ледника шла продольно и занимала середину ледяной массы.

   С юго-западной стороны крутого гребня то и дело сыпались подтаявшие обломки камней; снежные обвалы случались также - следы недавних разрушений кое-где были заметны. Внизу, с солнечной стороны, ледник граничит с валунами и сравнительно небольшими камнями, сложенными грядами.

   В общем казалось, что ледник был доступен, и я, не теряя, времени, последовал вверх. Внизу при лошадях было оставлено все, что могло тормозить наш путь; взяты лишь анероид, буссоль, бинокль и прочие мелочи. Вначале я пробирался с проводником частью по камням, частью по самому леднику; затем шел один и исключительно по ледяному полю. Дважды слегка проваливался, но, идя более осмотрительно, к 10 часам утра успешно поднялся на вершину гребня. Моему взору предстал бесконечный лабиринт гор - на юго-востоке снеговых, на юге - темных, безжизненных, за которыми помрачала горизонт пыльная атмосфера, свойственная сухой Кашгарии. Спуск к этой стороне был страшно крутой, но благодаря лежащему снегу спуститься было возможно, что я и не замедлил сделать. Окончательно потеряв надежду перейти с лошадьми через хребет по этому перевалу, я поднялся снова на его вершину и присел на камень немного отдохнуть. Тишина... ни звука. Вот, действительно, где, в этом заоблачном мире, одиноко и сыро кругом. Но это только вначале. Немного позднее прилетела горихвостка (Ruticilla erythrogastra), с минуту посидела на камне и, сделав несколько движений хвостом, исчезла; давний след улара тонкой линией обрисовался по снегу; издалека слабо доносился писк вьюрка (Montifringilla brandti); все это свидетельствовало обратное. Внизу мелькнула тень, которую рисовал пролетавший надо мною бородач-ягнятник (Gypaëtus barbatus), описывая круги. Чуден он, когда видишь как гордо и свободно несется, точно плывет, в эфире неба.

   На волос от беды. Однако пора и вниз к проводнику, которого сильно мучил разреженный воздух. К нему я возвратился в 1 час дня, расставшись в 9 утра. Но что я пережил за эти четыре часа... Спускаться обратно по леднику было чрезвычайно тяжело, таявший снег скользил под ногами. Несмотря на всю опытность в горных восхождениях, я трижды обрывался и последний раз чуть не навсегда... Зияющая пропасть ледника смотрела мне прямо в глаза. Дна ее я не видел, так она была глубока. На глазах своего номада я от одного неверного шага потерял равновесие и... с ужасной быстротой скатился не один десяток шагов. Как сейчас помню тот момент, когда я тщетно цеплялся руками за скользкий лед. Сердце мое невольно сжалось, по телу побежала дрожь. И только благодаря попутному камню, плотно сидевшему во льде, мне удалось спастись! Только тогда я свободно перевел дух и свободнее оглянулся по сторонам. Долго я расшатывал "счастливый" камень и, наконец, осторожно достав его, стал вырубать ступеньки, по которым имел возможность добраться до обнаженных утесов скал. По ним я уже смелее цеплялся и благополучно спустился к проводнику. Добрый номад встретил меня со слезами, на глазах, затем упал на колени и стал возносить благодарение богу. Меня это обстоятельство растрогало, в особенности, когда дикарь стал обмывать кровь, запекшуюся на моих руках. Платье мое, равно как и сапоги, пропитались влагой и пришли в полную негодность.

   Итак, нам суждено было вернуться совсем из Кююкюнныкского ущелья.

   Обратное следование. Придя к своим лошадям, которые, заждавшись нашего возвращения, немного разбрелись в поисках за мелкой травкой, мы поспешно направились к бивуаку. По дороге встретили на открытой лужайке стадо горных козлов (Capra sibirica); осторожные звери не подпустили нас на близкое расстояние; тем не менее я сделал в них несколько выстрелов и огласил горы раскатами звучного эхо; тэке быстро умчались в родные скалы.

   Вернувшись на свой бивуак и наскоро напившись чаю, мы последовали вниз по знакомому ущелью. На первых порах заслышали тяжелые раскаты грома: началась гроза. Через час гроза миновала; ливень прошел, но мельчайший дождик еще моросил. Показавшееся солнце украсило ущелье чудной лентой радуги, спускавшей свои концы к его бокам. Грандиозная арка ее производила в наблюдателе неописуемый восторг. Это было дивно художественное явление природы, тем более, что подобных световых эффектов мне еще никогда не приходилось наблюдать.

   Через два дня мы уже прибыли к месту слияния рек Цаган-сала и Кююкюннык. Оглянувшись еще раз на ущелье, нельзя было предполагать, чтобы там не существовал проход. Притом масса избитых тропинок, правда старых, тянулась по ущелью. Тропинки добегали до подножий посещенных нами ледников. Жителей мы не встречали, но, по словам проводника, раньше, в пору благосостояния торгоутов, ущелье ежегодно наполнялось кочевниками и их скотом. Теперь же номадам достаточно и долин привольных Юлдусов.

   Флора и фауна гор. В ущельях, богатых луговыми травами и сравнительно бедных мелкокустарными формами, каковы, например, Salix, Potentilla и др., привольно живут млекопитающие; главнейшие из них - марал (Cervus maral), аргали, или каменный баран (Ovis Poliï) - предпочитают нижний пояс гор, равно как и косуля (Cervus pygargus), которую чаще можно встретить у предгорий по мягким луговым увалам; тогда как тэке (Capra sibirica) обитает в диких скалах; часто встречались рога этих животных, снесенные со скал потоками на дно ущелий. Сурок (Arctomys) ютится только в долине и при устьях ущелий; старые норы встречались и в глубине их, но, вероятно, избыток воды заставил зверьков удалиться вниз.

   Пернатое царство значительно богаче: уларов (Megaloperdix himalayensis) очень много, по утрам слышался их свист; нередко раздавалась песнь завирушки (Accentor fulvescens); порхали у скал краснокрылые стенолазы (Tichodroma muraria); с писком проносились стайки каменных воробьев (Petronia petronia) и оживленнее всех были клушицы-грион (Pyrrhocorax graculus). Водяная шеврица (Anthus aquaticus) и желтая плисица (Budytes citreola) встречались также; реже других - сокол-пустельга (Tinnunculus alaudarius) и сарыч (Buteo ferox). Горные ласточки (Chelidon lagopoda и Coilie rupestris) вились у скал, щебеча свой однообразный мотив.

   Климат. Погода за время экскурсии в Кююнкюнныкское ущелье стояла в общем порядочная. Дождя падало мало, хотя облачность преобладала. Ночи были, по большей части, ясные, свежие. Термометр вечерами показывал от до °; на восходе солнца спускался ниже 0°. В 1 час дня в тени доходило до ° С. По мере поднятия вверх становилось холодно вследствие близости снегов и более разреженного воздуха, который, по обыкновению, в горах был чист и прозрачен, равно и безоблачное небо, ласкавшее взор своею приятною синевою. Ветры случались переменные, но чаще все-таки дули от снегов, вниз по ущелью. Густой туман был однажды и, исчезнув, оставил верхний пояс гор одетым блестящим снежным покровом. Лучшее состояние атмосферы было по вечерам - всегда ясно и тихо. Луна лила свой блед