Козлов Петр Кузьмич - Отчет помощника начальника экспедиции П. К. Козлова

ом чая прямым путем через пустыню, оставляя китайскую таможню восточнее. Вначале киргизы сильно испугались и ухватились было, за ружья, но затем, узнав кто мы, успокоились, а позднее изъявили желание примкнуть к нашему каравану и идти вместе до долины р. Урунгу. Отчасти и я был доволен встречей с контрабандистами. Они уверяли меня в том, что без снега и без опытного проводника {Каким далеко не был наш гученский проводник, взявший, однако, очень высокую плату.} пройти на "Хан-обо" {Высокая башня-маяк в песках, устроенная монголами в давнишние времена. Она стоит на пути, пройденном H. M. Пржевальским.} нельзя. Рискнуть же пройти от ключа Карамай-ли по меридиану к Урунгу было смело, но интересно. Таким образом, отсюда мы двинулись в сообществе киргиз и в два перехода прибыли к источнику Карамайли. Характер пройденного пути был таков: тотчас за песчаной грядой начиналась каменистая равнина, по которой мы быстро двигались на северо-запад. Скоро вереди пустыня заволновалась невысокими грядами, переходящими на северо-востоке в высоты и небольшие горы. Среди высот лежали или оголенные глинистые площади, или покрытые дресвой и гравием. Приблизительно на середине пути находится небольшое солончаковое болото - Ашты-су, где звери, голенастые и плавающие птицы находят приют. Отсюда местность еще пересеченнее. На запад тянутся обширные пески, простирающиеся до реки Урунгу. С юго-востока приближается хребет Карамаил-таг, состоящий из известковистого песчаника. У границы песков, среди каменистых высот, находится ключ Карамайли, или Кок-бостау. Здесь решено было дневать для подкрепления животных и взяты запасы воды на предстоящий трехдневный безводный путь.

   Вблизи означенного источника мы заметили следы людей. По словам наших спутников, это бродячие шайки грабителей, которые зимой периодически являются в окрестностях Гучена. Воровские разъезды следуют из Алтая или Тарбагатая. По дороге номады занимаются охотой; при первой же встрече открыто, с оружием в руках, нападают на караван. Сильно струсили наши киргизы и просили не покидать их.

   Оставив Кок-бостау, мы направились прямо к северу, куда вела маленькая тропинка. Два усиленных и третий небольшой переходы привели нас в долину реки Урунгу. На всем этом пространстве залегает слегка волнистая пустыня. Песчано-глинистая почва покрыта гравием. Возвышенные увалы каменисты, а заключенные между ними котловины обнажены. Волнистая поверхность пустыни уходит на восток за горизонт. Показываемых на наших картах высот я не видел, несмотря на прозрачность воздуха. Вблизи на западе все время тянулись знаменитые пески Коббэ, которые пересекал H. M. Пржевальский в свое второе путешествие по Центральной Азии. Они заполняют собой значительную (около 5000 кв. верст) площадь Чжунгарской пустыни. Пески Коббэ представляют возвышенные холмы и длинные увалы, протянувшиеся в различных направлениях. Северо-восточные скаты барханов рыхлы и круты; противоположные - плотны и пологи. Окраинные высокие барханы стоят одиноко и не имеют никакой растительности, тогда как узкие гряды, пересеченные нами, богаты не только пустынными формами растений, но даже и степными, как, например, типец. В этих безлюдных, но обильных подножным кормом песках живут: дикий верблюд, лошадь Пржевальского и хуланы, за которыми охотятся зимой торгоуты и киргизы, углубляясь далеко внутрь пустыни. К указанным зверям можно прибавить: волка, лисицу, зайца и мелких грызунов. Из птиц мы заметили только три вида: саксаульную сойку, сокола-дербника и черного ворона.

   В пересеченной нами части Чжунгарской пустыни ежегодно появляются пастухи-киргизы с многочисленными стадами баранов: и табунами лошадей. Вода заменяется снегом, который держится в течение трех зимних месяцев. Жилищами пастухам: служат коши. Для, ориентировки характерные места кочевок имеют названия. На нашем пути мы отметили два урочища. Юргекты и Уй-тал. Эти места дают возможность кочевникам не только поддержать животных во время зимы, но даже и хорошо откормить их. Сюда же приезжают и охотники, оставляющие свои запасы у пастухов.

   Теперь несколько слов о погоде. Дни стояли холодные, в особенности когда дули северные ветры, которые давали себя чувствовать, пронизывая до костей. Ночи были ясные, морозные: температура понижалась до -18° С. По утрам на кустарниках красовался серебристый иней и при слабом дуновении ветра взвивался вверх, облепляя путника и животных. Атмосфера была прозрачна. На второй день движения {От Карамайли.} мы уже увидели и высокие горы Алтая. Тянь-шань с его массивом Богдо-ола терялся в синеющей дымке, тогда как Алтай с каждым днем рельефнее выделял свои белые, блестящие вершины.

   Река Урунгу. 5 ноября утром мы, наконец, достигли берегов Урунгу. Бедное однообразие пустынного ландшафта сменилось богатой речной долиной.

   Урочище Кара-булгун, где мы вступили в означенную долину, имеет около 2000 футов абс. высоты. Верхнее и среднее течение р. Урунгу остались к востоку, нижнее - к западу. Пройдя по последнему около 90 верст, мы должны были расстаться с этой долиной. Прослеженная нами часть ее имеет западно-северо-западное направление. Общий характер означенной местности следующий: долина представляет глубокую ложбину, занимающую в ширину до 10 и более верст. Края ложбины служат пьедесталом для каменистых высот, сопровождающих течение Урунгу. Отсюда, с каменистых гряд путешественнику открывается вьющаяся лента реки, обрамленная древесною, кустарною и травянистою зарослями. На высоких тополях далеко виднелись гнезда речных скоп и аистов. Вблизи, по широко открытым луговым площадям стояли стога сена. Там и сям по долине ютились киргизские жилища. Ширина реки около 50 сажен. Дно галечное; падение значительно, а потому и течение скорое. В то время наиболее тихие места реки были покрыты льдом, позволяющим перебираться с одного берега ее на другой.

   Оставив долину Урунгу, мы направились к озеру Ботоган-кулю, лежащему западнее, по пересеченной местности с довольно сносной растительностью, в которой встречались аргали и впервые виденные мною антилопы-сайги (Antilope saiga). Эти звери с опущенными головами часто перебегали большими и малыми стадами вблизи нашего каравана. За сайгой охотятся волки. Мы сами были очевидцами такой охоты. Ранним утром, в стороне от дороги, бежавшее стадо газелей неожиданно остановилось; звери слегка подняли головы, затем тотчас же рванулись высокими прыжками в сторону. В двух-трех местах выскочившие волки быстро бросились на растерявшихся антилоп. Картина была интересна, в особенности в самом начале, когда испуганная сайга спасалась бегством, а волки бросались то за той, то за другой из них. Позднее к трем первым волкам прибавилось еще несколько лежавших поодаль и направлявших стадо на засаду. На этот раз антилопы счастливо избавились от опасности. Это обстоятельство мне напомнило монголов-охотников в северной Монголии. Там точно так же охотятся за дзеренами волки и люди. Интересно знать, кто у кого заимствовал способ облавы, т. е. человек ли у волка, или наоборот?..

   Озеро Ботоган-куль. Ботоган-куль отстоит к югу от обширного озера Улюнгура, с которым соединено рекой {По словам проводника, в недавнее время устроена отводная канава из реки Урун-ху. По этому сооружению устремились воды, заполнив впадину Ботоган-куля.}. Форма описываемого озера - неправильный круг, диаметр которого более 30 верст. Южный и восточный берега более возвышенные и более изрезанные, нежели остальные. Глубина этого пресного озера значительная. Дно его песчано-галечное, чистое. По словам туземцев, в нем есть рыба. Раковин на берегу немного. В наше пребывание у западного берега уже был толстый лед. Ночью и утром над открытою водною поверхностью висел густой туман. Прибрежные пески одеты пустынными формами кустарных и травянистых растений. С юга к Ботоган-кулю примыкают горы, в которых ютились туземцы со стадами баранов. На северном берегу виднелись ночью также огоньки номадов. В общем тихо и безжизненно на берегах Ботоган-куля. Вблизи нашего бивуака молчаливо пронеслась чайка; на поверхности озера одиноко держалась утка-нырок, часто погружаясь за добычей; позднее стайка нырков быстро пролетела к северу.

   Горы Салбурты. Утром следующего дня проводника на бивуаке не оказалось: он бежал ночью. Завьючив свой караван, мы вдвоем с Шестаковым направились к западу - к горам Салбурты. Означенный хребет тянется с северо-востока на юго-запад, на 80 верст. Восточная его оконечность - у южного берега оз. Улюнгура; западная - подходит к отпрыскам гор Семиз-тау. Там, где мы его пересекали {В 30 верстах от восточной оконечности.}, хребет имеет 12 верст ширины. Северный склон короче и круче, южный - наоборот. Выдающихся вершин на всем хребте не имеется. Абс. высота около 3300 футов. Гребень описываемых гор несет разрушенный характер; массивные выходы пород встречаются преимущественно на склонах: на южном - песчаник, а на северном - базальт. Кочевников со стадами было много. Их манят затишье в горах и обилие травянистых и кустарных зарослей.

   На хребет Салбурты мы поднялись в 3 часа дня при отличной ясной погоде. К югу простирается пустынная равнина, на которой горизонт преграждается небольшими отдельными горами: Делеун, Аргальты и далеко к юго-западу высоким отрогом Тарбагатая Джаиром. На севере же вдали картина была дивно очаровательная. Там высоко поднимался Алтай, который, несмотря на далекое (200 верст) расстояние, был виден очень ясно.

   Саур. Спустившись с хребта в долину, мы остановились на урочище Салбурты, где кочевал монгольский старшина. От него мы получили проводника и направились через хребет Саур. Восточная часть последнего разветвляется на несколько невысоких кряжей, упирающихся в оз. Улюнгур. Эти кряжи состоят из мелафира, северное же подножье Саура, на меридиане снеговой горы Мус-тау, богато порфиритовым туфом, тогда как средний пояс в бассейне р. Кендерлыка слагается из мелафира и мелафировой брекчии. Все долины были покрыты травянистой растительностью. Изредка встречались родники. Кочевников здесь было много; везде бродил их скот и часто попадались навстречу конные киргизы с "батиками" у седла.

   Между тем зима надвигалась все ближе и ближе. По ночам стало довольно холодно, в особенности под кровом нашей старой палатки. Теперь мы нетерпеливо стали отсчитывать последние дни страннической жизни. Каждый казак уже знал, сколько раз оставалось поставить палатку, заседлать лошадей, отстоять ночных дежурств под открытым небом. Действительно, никогда так медленно не тянется время в путешествии, как в течение последней недели. Теперь люди чаще и чаще говорят о родине. Несмотря на дневную усталось, ночью долго слышатся их разговоры о родине.

   Утром 11 ноября мы шли по северному предгорью Саура к западу. На следующий день нам попадались навстречу киргизы-подводчики, транспортировавшие кладь из Зайсана. Для них мы уже не представляли "особенных людей", но зато как приятно было нам слышать их приветливое по-русски "здравствуй"!

   Отечественная граница, конец странствованию. Снеговые шапки Саура приближались; приближался и перевал Сар-тологой. У его восточного подножья мы переступили государственную границу. На родном рубеже мы с Шестаковым обменялись радостным приветствием. Отсюда нас уже сопровождал русскоподданный киргиз. На перевалах Сар-тологой и Ак-кизень мы любовались уже видами русской земли. Кучевые облака неслись к югу и у снегов Саура сбивались в свинцовые тучи. Под ними на северном склоне мрачно стоял густой еловый лес. Альпы были засыпаны снегом.

   Распрощавшись с горами Саура, мы 13 ноября радостно вступили в русский поселок Кендерлык. Родная речь, родные лица, родная обстановка. В эту минуту мы оба с Шестаковым были обрадованы, как дети. Вечером прибыл из Зайсана чиновник г. Власенко, с которым мы на следующий день уже ехали на тройке в Зайсан. Вблизи города заслышали благовест: то был первый привет дорогой родины...

  

  

   Заключение. Так закончилось мое третье путешествие по Центральной Азии. Суммируя все пережитое, виденное, запечатленное в трехлетнем странствовании, казалось, вспоминаешь продолжительный сон. Действительно, сколько всевозможных картин пронеслось или промелькнуло перед глазами путешественника; его воображению рисуются то высокие хребты с ярко блестящими снеговыми вершинами, то широко расстилающиеся равнины с изредка встречающимися на них номадами; вспоминаются крайние жары и холода, а также высокое Тибетское нагорье, где непривычному человеку недостает воздуха, а между тем вокруг свободно бродят сотенные и тысячные стада млекопитающих... Общее мирное впечатление нарушается лишь диким обликом разбойника-голыка, гнездящегося в труднодоступных ущельях "седого дедушки" (Амнэ-мачин)...

   Экспедиционная семья, тесно сплоченная дружбой в силу одного общего интереса и принципов, представляла высокую нравственную силу. Ей не были страшны ни суровое нагорье Тибета, ни его обитатели - тангуты. Несмотря на отчужденность от дорогой родины, маленький кружок соотечественников, согреваемый еще живо сохранившимися в памяти примерами своих прежних вождей - Н. М. Пржевальского и М. В. Певцова, всегда был готов на преодоление невзгод и лишений, в какой бы мере они ни представлялись, лишь бы только выполнить свою задачу. Исключительно безвыходное положение - острая болезнь начальника экспедиции - заставило путешественников примириться с мыслью о преждевременном повороте экспедиции и крутом изменении ее дальнейшего плана действий. Таким образом, от исследования Восточного Тибета экспедиция принуждена была отказаться, занявшись более подробным изучением страны, лежащей севернее, по соседству с Курлыком.

   С окончанием путешествия пришлось расстаться и с большинством спутников, быть может, навсегда. Каждый из членов экспедиции уехал к себе на родину и зажил по-прежнему. Центральная Азия осталась далеко. Но тем не менее всякий путешественник невольно много и много раз вспомнит свою странническую жизнь. Независимо от его воли, картины природы посещенных мест неоднократно восстанут в памяти и перенесут мыслью в покинутый край; и тем сильнее будет чувствоваться обаяние подобного воспоминания, чем путешественник ближе стоит к природе и ближе к окончанию описания истории своего странствования.

   В заключение я считаю своим нравственным долгом выразить безграничную благодарность и признательность руководителю экспедиции - моему дорогому другу и сотоварищу по трем путешествиям в Центральной Азии - В. И. Роборовскому, который внимательно откликался на все мои стремления к самостоятельным поездкам и охотно помогал вырабатывать их планы.

   С сердечной благодарностью вспоминаю также усердного члена экспедиции и Незаменимого, как человека-товарища, В. Ф. Ладыгина, блестяще зарекомендовавшего себя в качестве помощника руководителя и сумевшего с тактом держать себя в кругу военном.

   Нижним чинам экспедиционного конвоя, среди которого выдавались русские самородки - Иванов, Баинов, Жаркой и Шестаков - приношу большую благодарность за их безграничную привязанность и заботливость обо мне, в особенности во время моих отдельных и подчас рискованных поездок. Чувство святого долга службы и геройство наших спутников в самые критические минуты и в наиболее негостеприимных местах Нагорной Азии не один раз удивляли меня и моего товарища.

  

   Тянь-Шань, Лоб-нор и Нань-Шань.- Впервые опубликовано под названием "Отчет помощника начальника экспедиции П. К. Козлова".- Труды экспедиции Русского географического общества по Центральной Азии, совершенной в 1893-1895 гг. под начальством В. И. Роборовского, ч. II, СПб., 1899.