аются исключительно скотоводством, успешно разводя баранов, лошадей, верблюдов и рогатый скот; домашних яков они не держат. Женщины, по обыкновению, присматривают за хозяйством и нередко пасут стада. Мужчины же или совсем бездельничают, или проводят время на охоте в соседней местности. На мой вопрос к монголам: "Где живется лучше?" - они отвечали так: "Хотя покинутые нами места привольнее, но здесь нам чувствуется свободнее - нет начальства: податей не платим, повинностей не отбываем; начальство нас не притесняет. Что же касается жителей ближайшего селения Чан-ма, то они отправляют в наши стада своих животных, обязывая нас пасти и присматривать за их скотом. Вот все, что мы даем за право кочевок". Район последних не выходит из указанной выше долины. Таким образом, монголы халхаские {О них было говорено в V главе.} и карашарские кочуют в ближайшем соседстве, летом проводят время в южной части долины, зимой в северной, прячась в ущельях гор. И те, и другие переселенцы живут, сохраняя обычаи, завещанные родиной: держатся изолированно, брачными узами между собою не связываются, по крайней мере до сих пор не было ни одного случая.
Отсюда мы должны были повернуть к юго-западу и снова перевалить через хребет Кашикарин-ула. у северного подножья которого стояли теперь. Путь пролегал по луговой местности. Вдали от кочевников бродили антилопы-ада; пищуха появилась во множестве. Из незамеченных раньше птиц в этой долине прибавились тибетские больдуруки, которые по утрам громко кричали, перелетая небольшими стайками.
Вскоре за Шибендуном лежал перевал Дзере-норин-дабан, с вершины которого открылся вид на озеро того же названия. Высота этого весьма удобного перевала по гипсотермометру около 13 200 футов над морем. Спускаясь с перевала в котловину озера Дзере-нор, мы заметили на западном берегу последнего порядочное стадо диких яков; в бинокль отлично виднелись маленькие ячата. В ближайших скалах, среди скудных лужаек, паслись кукуяманы.
Альпийское озеро. Горное озеро Дзере-нор, на берегу которого был разбит наш бивуак, немногим ниже перевала и представляет собою чашу, наполненую горько-соленой водой. Кашикарин-ула в этом месте заключает в себе горную котловину, в которой лежит это озеро. Последнее простирается с северо-востока на юго-запад и имеет одну версту длины и полверсты ширины. Глубина незначительная. Летом от дождей масса его воды значительно увеличивается, и, наоборот, в холодное время года размеры озера сокращаются. Цвет прозрачных вод также меняется в зависимости от освещения и окраски ближайших гор. На поверхности озера держались турпаны; одна хлопотливая чета уже была с молодыми. Часто проносились из стороны в сторону зуйки (Charadrius mongolicus). Растительность по берегам состояла из низкорослой осоки, которою питались дикие яки.
Погода на этой высоте стояла плохая: все время дули западные ветры, солнце показывалось редко, несколько раз в течение дня падала снежная крупа. Ночные морозы доходили до -7° С - это 1 июня! На другой день мы оставили озеро. Обогнув на юге горный кряж, мы опять вступили в подобную долину; здесь залегало русло реки, питающей озеро. Следуя к западу, мы вскоре достигли другого перевала, уже в южном хребте. Этот западный перевал также носит название озера; высота его мало превосходит восточный. От перевала вниз сбегает ущелье Бема-гоу, того же характера, что и Нючжуанское. В среднем поясе гор, на прекрасной лужайке, мы расположились на продолжительный отдых. Солнце пригревало по-летнему.
Трудности пути в хребте Буруту-курун-ула. Миновав перевал, мы вступили в долину реки Ема-хэ. В это время по руслу неслась узкая лента воды, шириною до двух сажен, едва прикрывая каменистое дно. На юге стоит хребет Буруту-курун-ула, передовые отроги которого подходят к левому берегу Ема-хэ. Оставив последнюю, мы продолжали следовать в юго-восточном направлении. Указанный хребет перевалили в самом высоком месте по перевалу Тулетэ-дабан. Высшая точка его поднимается на 14 300 футов над уровнем моря. Высота соседних куполообразных вершин едва превышает его на несколько десятков футов. Подъем на перевал довольно крутой, но доступный, спуск же весьма затруднительный. Этот перевал {Который, впрочем, легко миновать: стоит лишь взять 10 верст восточнее; наш же проводник видимо желал сократить путь.} давно заброшен, и прежние тропинки смыты дождем. В силу этого обстоятельства мы потратили 11 часов времени; расстояние же до подошвы гор равнялось пяти верстам. Невзгод и лишений перенесено немало. В этом ущелье было до семи теснин с крутыми скалистыми боками; по их уступам свергались каскады. В промежутках между теснинами, по дну ущелья, навалена масса острых камней; местами залегали их целые глыбы. Лошади двигались медленно, часто обрывались, засекали себе ноги. Одна лошадь покатилась вниз и уцелела только благодаря молодечеству забайкальца. Вьюки то тащили на лошадях, то на себе, то, наконец, спускали на веревках. Во время нашего прохождения часто с различных скатов падали камни, которые увлекались вниз со страшным шумом; иные из них свистели точно пули. Тяжело покачнется большой осколок гранита - будто жаль расстаться с родной скалой, затем, повернувшись два-три раза в воздухе, уже несется вниз с ужасающей быстротой. Истомленные в конец, мы выбрались к устью ущелья в 6 часов вечера, покинув перевал в 7 часов утра.
В сумерки мы разбили бивуак в высокой траве правого берега Шара-голджина {Шара-голджин в переводе - "желтая река".}. Голодные лошади благодушествовали, отпущенные на свободу. Вечер был тихий, ясный. Река, серебрясь при блеске лунного света, плавно несла свои мутные воды. Тихо было по всей долине. Блеяние стад кочевников до нас не доносилось. Лишь изредка пролетят горные гуси, или пропорхнет улит-красноножка...
По дороге на бивуак. Ночь прошла незаметно. Наутро, переправившись на левый берег Шара-голджина, мы двинулись вниз по долине, окаймленной высокими хребтами - справа; Буруту-курун-ула, а слева Гумбольдта. Направление течения реки, параллельное соседним хребтам, простирается с юго-востока на северо-запад. Длина ее горного течения около 300 верст. Река имеет чрезвычайно капризные извилины; ширина русла 15-20 сажен, при глубине 3-4 фута; вода мутная, желтая, вполне оправдывающая монгольское название; течение довольно быстрое. Глинистые берега реки невысокие, скорее низкие. Общая же ширина долины простирается до 10 верст. Здесь широко протянулась растительная полоса; местами на ней пестрели обнаженные глинистые площади. От хребта Гумбольдта довольно часто сбегали каменистые русла, по которым: струились прозрачные источники. Таков, в общих чертах, характер описываемой реки до прорыва гор, за которыми она принимает Ема-хэ. В прорыве же Шара-голджин круто поворачивает к северо-северо-западу, и здесь падение его увеличивается. По каменистому дну разбросаны крупные валуны; вода несется с шумом, высокими перекатами; к вечеру уровень воды значительно повышался, и мутный поток в это время становился грозным.
В узкой части долины Шара-голджина появились кустарники, которые по выходе из теснины становились пышнее и пышнее; среди кустарников открывались лужайки мягкой зелени, где стояли юрты местных кочевников, тех самых, которых мы уже видели в передний путь. В прорыве, на левом берегу, китайцы добывают золото; вход на прииск когда-то оберегался стражей, жившей в крепости, от которой осталось одно воспоминание.
На второй день следования рекою Шара-голджин мы прибыли на ключ "Благодатный". На стоянке экспедиционного каравана оказалось все благополучно. Наше отсутствие продолжалось 11 дней; за этот промежуток времени пройдено съемкою 270 верст.
В. И. Роборовский возвратился на другой день, 6 июня; его маршрут обнял большее пространство. Теперь сами собою намечались и дальнейшие разъезды, которые были предприняты после перенесения базы в урочище Улан-булак.
Легкая экскурсия в хребет Гумбольдта. Перед отходом из ключа "Благодатного" мы устроили общую поездку в западную окраину хребта Гумбольдта. Цель этой поездки заключалась главным образом в ознакомлении с альпийским поясом гор и пополнении коллекций как зоологических, так и ботанических. Погода нам вполне благоприятствовала, и наша маленькая палатка стояла высоко, на превосходном ковре альпийского луга. Другими словами, мы у самого бивуака успешно произвели свои наблюдения и сборы коллекций. Дышалось легко, свободно. Небо было ярко-синее; по его красивому фону плавали могучие пернатые. Улары учащенно голосили на соседних горах. Бабочки-аполлокы (Parnassius Epaphus var. Sikkimensis) перелетали с цветка на цветок. Вблизи по скатам гор свистели сурки. Отсюда же открывался широкий горизонт на соседнюю окрестность. Наш главный бивуак, удаленный на 10 верст, отлично был виден. Юрты номадов стояли разбросанно по зеленеющим площадкам. Поодаль от них паслись стада под присмотром пастухов; только одни домашние яки бродили по лугам, располагая полной свободой. Спустя полутора суток, мы прибыли на главный бивуак.
Так закончилось наше пребывание на ключе "Благодатном", а также и экскурсии в его окрестностях. 12 июня наш караван, состоящий из верблюдов и яков {Для опыта мы приобрели этих животных у соседних монголов.}, потянулся вверх по Шара-голджину. После продолжительной стоянки, а отчасти и привычке довольно быстро двигаться в разъездах, нам показалось движение с большим караваном утомительным, тем более, что путь пролегал по знакомой местности. Растительность, обмываемая дождем, выглядела лучше. Животная жизнь оставалась прежняя. Миновав теснину реки, мы пошли быстрее, держась того же левого берега. Местами залегали болотистые площадки и небольшие озерки; все это тонуло в густой и высокой травянистой растительности. На третий день караван пришел к характерному выступу Буруту-курун-ула, где река затейливо извивается по долине. С вершины кряжа тут открывается отличный вид на долину, в особенности при заходящем солнце. Незаметное движение вод, блестящая зеркальная поверхность, плавающие пернатые, кругом зеленеющая трава - все в сумме напомнило долину Большого Юлдуса,
Ключ Улан-булак. Отсюда двумя небольшими переходами экспедиция прибыла в Улан-булак. Караван расположился в балке, по дну которой неслись прозрачные ключевые воды, окаймленные густою зеленью. На высоте 11 730 футов, удаленные от жаров и мучающих насекомых, защищенные от сильных ветров, мы чувствовали себя отлично. Приятно было смотреть и на животных, которые в прохладе заметно поправлялись. Бивуак находился на высшем месте, при истоке ключей. Палатки красиво выделялись на фоне яркой зелени. Прозрачные источники тихо журчали, будучи скрыты под кровом цветов, пестревшим различными тонами красок. По временам прилетали мелкие пташки, и, совместно с бабочками, держались нашего соседства. Кочевников подле нас не было. Отряду жилось прекрасно.
Вторая экскурсия. 19 июня я расстался с экспедиционной семьей. Мой разъезд был снаряжен по примеру минувшего. По программе рекогносцировки предполагалось: к северу, на меридиане Улан-булака, пересечь хребты Буруту-курун-ула и Да-сюэ-шань, пройти северным, подножьем последнего до Сулей-хэ, затем, избрать новый путь для возвращения.
В 11 часов утра мы были в пути. Отличные лошади быстро двигались вперед; покатую от гор равнину миновали незаметно. Там доверчиво паслись табуны хуланов и тихо прошло стадо аркаров (Ovis Hodgsonii). Дальнейший путь шел поперек долины Шара-голджина. Здесь река делится на семь рукавов; крайние удалены один от другого на 10 верст; это расстояние вместе с тем определяет ширину растительной полосы. От частых дождей рукава реки были переполнены грязною влагой до уровня берегов. Между рукавами, по зеленым площадям, разбросано озерко с прозрачной водой, на которой держались плавающие и голенастые пернатые; те и другие находят в этой долине отличное гнездение и безопасное место отдыха на весенних и осенних перелетах. На более широких площадях долины были набросаны отдельные барханы и гряды сыпучих песков. Преобладающие ветры сделали северо-западный склон пологим, а обратный - крутым. Серповидные барханы имели 30-40 сажен в длину и 3-4 сажени высоты; гряды же песков тянулись до версты и более. Благодаря опытности проводника, мы через все рукава реки переправились благополучно и имели ночевку у подножья северных гор.
Вторым переходом мы пересекли хребет Буруту-курун-ула по весьма глубокой седловине, почти разрывающей этот хребет, и вступили в долину Ема-хэ, ширина водяной полосы которой была в это время от 5-7 сажен, при глубине 2 фута. Долина реки сужена близко подошедшими отрогами соседних хребтов. Растительность ее бедная, даже скудные лужайки и те встречались изредка. В воздухе было свежо; по горам висели свинцовые тучи. Только вечером открылся широкий горизонт, когда проводник указал на проходы в хребте Да-сюэ-шане; проходов было два, лежащих в 10 верстах один от другого; оба вели в урочище Кашикар. Западный приходился ближе к нам; он носит название Кашикарин-хойту-дабан; восточный - Кашикарин-урту-дабан, более кружный и более высокий; я решил следовать последним.
Ночной мороз сковал влажную землю; горные ручьи подернулись льдом. Взошедшее солнце скоро пригрело почву: размокший глинистый слой затруднял движение животных; тем не менее, в 9 часов утра мы были на перевале. Подъем пологий, короткий, не превышает двух верст. Абсолютная высота перевала 13 100 футов; северный склон падает круче и расплывается вширь на 12 верст. Растительность последнего, по мере понижения, принимает более отрадную картину, в особенности при устье ущелья, в урочище Кашикар, где мы остановились бивуаком. Все горные увалы отливали мягкой зеленью. Приятно было смотреть на соседнюю окрестность. Днем подувал северо-западный ветер; с закатом солнца в воздухе стихло, небесный свод стал чист и прозрачен. С высокой вершины гор, плавно, дугою, спустился орел, усевшись близ своего гнезда на нижний утес. Заря погасла, по темно-голубому небу заискрились звезды, точно алмазы. Ночью все погрузилось в дремоту; только изредка отдаленный лай псов, оберегающих стада номадов, слышался среди ночного безмолвия.
Следование к Сулей-хэ. 22 июня, следуя к востоку у подножья Да-сюэ-шаня, мы вскоре достигли ущелья Кунца-гола. Здесь кочевали халхоские монголы, в числе которых был наш бывший проводник - Дорджеев. С последним мы направились дальше к реке Сулей-хэ. Около 10 верст путь пролегал прежней дорогой весеннего разъезда, а затем отошел вправо - южнее. По луговому подножью гор паслись стада баранов, принадлежащих китайцам сел. Чан-ма.
В одном из ущелий, где мы разбили бивуак, скрытно кочевал халхасец. Завидя незнакомцев, он тотчас пришел к нам; от проводника - своего собрата - монгол поторопился узнать все, что его интересовало, а затем попросил меня к себе в жилище.
Монгол живет только там, где его скоту хорошо, и от века привык мириться со всеми природными невзгодами. Номад всю жизнь созерцает одну и ту же картину, но зато дышит полной грудью. Вечно на коне, и без коня ни на шаг. Безделье развило привычку не сидеть "дома", а разъезжать по гостям. Гостеприимство присуще всем монголам: зашедшего человека стараются, угостить всем, чем только располагает хозяин.
Наутро мы оставили одинокую юрту монгола и перешли, держась подножья Да-сюэ-шаня, на ключ Мацзыгоу. На этом меридиане нам. предстояло сделать пересечение соседнего хребта. Река же Сулей-хэ еще отстояла к востоку на целый переход. Тогда я оставил вьюки и урядника Жаркова при Мацзыгоу, сам же с проводником направился к Сулей-хэ. Налегке мы двигались значительно быстрее. Путь уклонялся от подножья хребта, усеянного камнями, и пролегал по луговой полосе, на которой держались антилопы-ада и харасульта.
По мере приближения к реке, местность изменила свою физиономию: луговые площади окончились, начался каменисто-глинистый сай, одетый низкорослым кустарником, и равнина стала круто падать к долине реки, на которую мы в 10 часов, утра и прибыли. Здесь на левом берегу, при ключе Нань-чуан устроили 3-часовую стоянку. Высота Нань-чуаня около 8600 футов над морем. Р. Сулей-хэ, прорвав северную цепь Да-сюэ-шаня, стремительно несется в глубокой балке с юга на север; ширина каменистого ложа, по которому текло несколько рукавов, около 100 сажен; вода грязная. Берега реки расположены террасовидными уступами в два и три яруса.
Пройденная нами долина замыкается на востоке горами, соединяющимися с передовой оградой Нань-шаня. После пути по безжизненным горам, отрадно было видеть мягкую зелень ключа Нань-чуаня. Здесь лето напомнило о себе: термометр ы 1 час дня, в тени, показал ,1° С.
Записав полуденное наблюдение, мы покинули Сулей-хэ и к 6 часам вечера прибыли на Мацзыгоу. Всего в этот день прошли 55 верст. Остававшийся на бивуаке урядник добыл в коллекцию около 50 экземпляров бабочек, между которыми преобладающим видом был аполлон. Вечерняя прозрачность воздуха давала возможность ясно рассмотреть оазис Чан-ма, отстоящий к северу на 30 верст; вероятно, от его пышной растительности попутный ветер приносил к нам ароматное благоухание.
Хребет Да-сюэ-шань. Хребет Да-сюэ-шань, пройденный нами за оба разъезда на протяжении 175 верст, в западной части, как и упоминалось раньше, не имел вечного снега; лишь восточнее ущелья Кунца-гол он круто поднимается ввысь, сияя, по временам, вечными снегами своих остроконечных вершин. На последнем протяжении, описываемый хребет представляет иной, нежели раньше, характер; прежде всего он стоит крутой стеной, а не расплывается, пологими луговыми скатами; отдельные вершины своею высотою значительно превосходят высоту общего гребня; хребет богат скалами, россыпями; с его снеговых полей спускается много каменистых русел; большинство из них стояло сухими. Вероятно, вследствие крутизны долины, вода, по выходе из тор, скрывается {Очевидно, вода шла подземным потоком в галечнике.} в почве и лишь в урочище Шиху выходит обильными ключами. Воды Да-сюэ-шаня питают частью Сулей-хэ, частью Шибао-чен.
В снеговой своей части, на означенном протяжении, Да-сюэ-шань доступен лишь по одному ущелью, которым мы и направились 26 июня. Оно нас привело через 15 верст на перевал Хуан-сэн-ку. Направление ущелья вначале было юго-западное; далее постепенно перешло в юго-восточное. По обыкновению, при устье оно значительно шире, нежели у перевала. По каменистому его дну неслось много воды, совершенно исчезавшей при выходе из гор. Ущелье особенно изобиловало камнями; по скудным лужайкам, среди горных скатов, кормились аркары. В ущельях держались небольшие стада хуланов, которые, заметив нас, направились за перевал. С соседних скал доносился крик тибетских уларов, на дне ущелья ютились тибетские же больдуруки; у перевала перелетали с места на место стайки вьюрков; по соседству с ними держались одиночки краснохвостки.
Абсолютная высота перевала Хуан-сэн-ку около 15 700 футов; снеговые же, ярко блестящие на солнце вершины хребта много превосходят означенную цифру. На северном склоне линия вечного снега определилась в 14 000 футов над морем, тогда как на южном значительно выше. Перевал Хуан-сэн-ку есть вместе с тем и горный узел: здесь Да-сюэ-шань характерно делится на две снеговые цепи - северную и южную; та и другая далеко уходят к юго-востоку, оставляя между собой узкую долину. По этой долине несутся воды в Сулей-хэ, по которой мы рассчитывали подняться вверх. Долина круто падает, в особенности вначале. По луговым площадям ее паслось много диких яков и хуланов. Пройдя 35 верст этой долиной, мы были окончательно заперты тесниной, по которой может двигаться только один человек, притом местами лишь боком и часто ступая по обточенным уступам. После целого ряда бесплодных попыток пробраться как-нибудь к Сулей-хэ, пришлось отказаться от этого предприятия и повернуть обратно.
Вот более полная характеристика ущелья, которое мы теперь покидали. На протяжении 35 верст абсолютная высота его падает с 15 700 на 9500 футов; в каменисто-глинистой почве ущелья речное ложе врезано очень глубоко; из боковых ущелий несутся ручьи, обогащающие водой речку главного ущелья, уровень которой в 10 часов утра поднимался до 2 аршин. По мере движения вниз, отвесные щеки ущелья сближаются; на дне довольно часто встречаются выступы скал, образующие теснины, и в конгломератовой почве были нередки и естественные тоннели. По сторонам ущелья красиво ниспадали пенящиеся воды из мрачных гротов, тогда как на дне его с шумом вырывались минеральные источники. Вблизи ложа боковые террасы встречались лишь изредка; растительность, их покрывающая, кустарная и травянистая. Главная же терраса, откуда обрывается балка, покрыта сплошным ковром роскошных трав. Выше следуют россыпи и скалы соседних снеговых цепей. Вот в таких-то труднодоступных местах обитает беломордый марал, которого мы здесь же один раз только и видели.
Обратное движение. Итак, пришлось двигаться обратно. Снова то поднимались вверх по откосам, то спускались в глубину балки. Изредка балка расширится, примет более мягкий характер, затем опять теснина или сводчатый тоннель, по дну которого с шумом бежит поток. В глубине балки было тепло, у подножья же перевала мы встретили порядочный мороз. Мы находились в пути по обыкновению до восхода солнца, которое так лениво движется в горах. Сначала золотятся вершины, потом скаты, а затем уже лучи коснутся и дна самого ущелья. К этому времени горная жизнь пробуждена. Грифы парят и кружат у скал; мелкие пташки хлопочат с птенцами; из расщелин бредут в долину дикие яки и хуланы; первые, завидев людей, быстро убегают от них; вторые с любопытством осматривают проходящий караван. В созерцании природы время бежит быстро, незаметно; в 8 часов мы уже на перевале, подъем и спуск которого, между прочим, не особенно круты. Этим и следующими двумя, переходами мы вернулись к ущелью Кунца-гол.
Отсюда я сделал новые пересечения Да-сюэ-шаня и Буруту-курун-ула. Ущелье Кунца-гол через 18 верст привело на перевал того же имени; высота перевала простирается до 12 550 футов над морским уровнем; подъем отличный. Общий характер ущелья Кунца-гол сходен с остальными, пройденными нами западнее. Спуск с перевала незаметный: высота долины Ема-хэ немногим ниже перевала. Растительная и животная жизнь те же, что и прежде. Река Ема-хэ неслась несколькими рукавами; ее истоки еще удалены к востоку, на 75 верст, куда открывается широкая долина; на западе же долина Ема-хэ временно суживается.
Миновав долину, мы были у подножья следующего хребта, через который ведут два перевала, Пинь-дабан и Дабасун-дабан, оба в долину Шара-голджина. Мы направились последним, который находится западнее и превышает морской уровень на 14 300 футов. Подъем и спуск хорошие. В долину Шара-голджина мы вышли в месте прежней переправы. Уровень воды в это время стоял ниже.
4 июля, через 16 дней отсутствия, мы были приветствуемы экспедицией.
Погода. Теперь попытаемся представить общее состояние погоды за период поездки, которая обнимала места, поднятые над уровнем океана от 10 до 15 и более тысяч футов, и заняла по времени последнюю треть июня и первые дни июля. Погода стояла ясная с достаточно высокой температурой днем и низкой ночью; атмосферных осадков было мало; ветры часто дули в долинах, а в горах гораздо реже.
Первые два дня небо было окутано облаками; воздух насыщен влагою. В долинах падал дождь, в горах снег; по временам раздавались глухие раскаты грома. Ветры дули юго-западные. Затем наступила превосходная погода: на рассвете небо было ясное или полуясное; с приближением к полудню являлась облачность. С 10 часов утра начинался порывистый ветер, достигавший к 3 часам значительной напряженности. При безоблачном небе было очень тепло, в особенности в промежутки затишья; стоило же только набежать кучевому облаку или разразиться порыву ветра, как температура значительно падала. После 3 часов состояние погоды улучшалось; особенно были хороши вечера. Небо очищалось; тонкоперистые облака причудливо выделялись на западе, где их так красиво освещала погасавшая заря. Сумерки длились недолго. Небесный свод, унизанный звездами, словно алмазами, представлял великолепное зрелище по ночам, которые были довольно свежи. Горные ручьи сковывались тонким слоем льда. 2 июля северный ветер принес тучи пыли.
Среднее показание термометра таково: в 7 часов утра ,0° С, в 1 час дня ,0° и в 9 часов вечера ,0°.
Расставшись с урочищем Улан-буланом 8 июля, экспедиция направилась вверх по Шара-голджину и одним переходом достигла кочевий монголов, расположенных в верхней части долины. Здесь пришлось устроить дневку, для того чтобы обзавестись проводниками на следующие разъезды. Местное начальство производило смотр боевой готовности и успехам номадов. Весь день раздавались выстрелы. Только вечером стихли дикие крики воинов; разъехались командиры, которые навестили нас и распорядились о проводниках. Получив последних, мы в три перехода прибыли в урочище Яматын-умру.
Урочище Яматын-умру. Означенное урочище отстоит от Улан-булака на 100 верст и целям нашим вполне удовлетворяло; только, будучи высоко поднято над уровнем океана (12 800 футов), порою давало себя чувствовать холодами. Долина верховья Шара-голджина граничит на севере с южной цепью Да-сюэ-шаня, на юге - продолжением хребта Гумбольдта; с запада же преграждается сходящимися отрогами главных хребтов. Главная ветвь Шара-голджина, Хуйтун-гол, несется от северных гор, вливаясь в общее ложе в 20 верстах ниже Яматын-умру. Вблизи слияния находятся золотые прииски, разрабатываемые китайцами.
Цель третьей поездки. 19 июля выпавший снег задержал выступление разъезда до 21-го, когда покинул бивуак В. И. Роборовский, а на следующий день отправился и я. Задача моей поездки заключалась в обозрении северной горной системы и дальнейшем исследовании реки Сулей-хэ,
Богатство животной жизни. Первоначальное направление движения было северо-восточное. На всем протяжении первого перехода приходилось то переваливать горные увалы, то переправляться через промежуточные речки, имевшие в горах северо-западное направление; по выходе же на равнину они склонялись на юго-запад, впадая в главную ветвь реки. Все горные воды отличались прозрачностью и струились по каменным, круто ниспадавшим ложам. Снеговая цепь тянулась с северо-запада на юго-восток. Ледники спускаются относительно низко, так что подъехать к их концам не представляло большого затрудения. У вечных снегов раскидываются лужайки; вообще весь юго-западный склон гор богат растительностью. Еще в большей степени внимание наблюдателя поглощалось животной жизнью куда бы, ни обращался взор, везде она проявляется в той или другой форме. По гребням высоких увалов, там и сям, виднелись дикие яки; немногим пониже бродили хуланы; на дне долин те же звери предавались покормке. Вблизи каравана быстро промчатся робкие антилопы; порою покажется серый волк и украдкою исчезнет. Поднявшись на следующий увал, глазам открывается подобная же картина; среди больших, темных фигур яков мешковато поворачивается из стороны в сторону косолапый представитель тибетских высот - медведь-пищухоед, откапывающий грызунов и ими питающийся. Ввиду, того, что этот зверь, встретившийся нам впервые, представлял большой интерес, мы вдвоем к нему направились и, соблюдая осторожность, приблизились до полусотни шагов, откуда двумя выстрелами уложили мишку. За следующим увалом, на верховье Хайтуна, мы разбили бивуак.
Южная снеговая цепь Дю-сюэ-шаня. Главная ветвь Шара-голджина несла в этом месте довольно много воды, выбегая из могучих снеговых полей. Немного западнее, в той же снеговой цепи, виднелось значительное понижение; туда мы и направились {Надо заметить, на этот раз у меня был монгол в качестве работника, а не проводника, так как во вновь посещаемые нами места, из боязни тангутов, монголы почти не заглядывают.} и к 11 часам утра были на перевале. Подъем отличный, но очень каменист. Высота перевала около 15 180 футов над уровнем океана. Вся даль переполнена громадами гор. На северо-северо-востоке характерно выделяется северная снеговая цепь Да-сюэ-шаня. Южная, в свою очередь, широко расплывается к северу, отодвигая течение реки в эту сторону; в пониженной части горы имеют мягкий характер: скал мало, седловина усыпана осколками камней. В среднем поясе появляются скудные лужайки; по мере же опускания вниз, растительность улучшается и видами, и формами. Чрез 28 верст мы прибыли на один из левых притоков Сулей-хэ, Цзаирмык-гол.
Эта речка питается обильными снегами южной цепи. По утрам и днем неслись прозрачные воды; вечером же, увеличиваясь в размере, описываемая речка шумно бурлила мутными волнами. Протяжение этого данника Сулей-хэ около 40 верст; в начале он течет к северо-западу, затем, постепенно склоняясь к северо-востоку, вливается в главную реку. Долина Цза-ирмык-гола узка и обставлена высокими отрогами гор; дно и скаты ее одеты пышной растительностью.
Пройдя вниз по этой долине около 10 верст, мы ее оставили, свернув влево, куда уходила видная тропинка. Новый путь пролегал по горным увалам и глубоким ущельям, сбегавшим от южной снеговой цепи Да-сюэ-шаня к Сулей-хэ. На всем следовании местность представляла богатейшие пастбища. С вершин гор раздавались голоса уларов. В этой пересеченной местности движение каравана замедлялось. Сделав переход в 20 верст, мы остановились бивуаком в одной из глубоких балок. На следующем переходе местность несла тот же характер, что и накануне. На луговых площадях кое-где сохранились следы стойбищ тангутов. По словам нашего монгола, означенные кочевники проживают здесь в зимнее время. Теперь же этот нетронутый уголок был тихим пристанищем зверей.
Переваливая горные отроги, мы часто поднимались на значительную высоту. В таковых местах порою невольно остановишься, чтобы оглянуться по сторонам. Вблизи горный пейзаж представлял сочетание всевозможных форм: к югу, в голубую высь, устремлены вершины блестящих льдов; от их подножья сбегают россыпи; еще ниже - поросшие растительностью увалы, расплываясь в широкие площади луговых ковров. По таковым местам струятся ключевые источники, вливаясь в общую речку, которая вырывает себе глубокое каменистое ложе. По нему изредка встречаются террасы, одетые высокими порослями тала (Salix) и низкими облепихи, представляющей непроницаемые заросли; по галечнику густо поросли тамариск и мирикария; у подножья обрывов лепится курильский чай, сабельник и Calimeris, отливающий белыми цветами. Из травянистых растений замечены: горечавка, горная астра, Saussurea, Allium, Astragalus, дэрисун, дикая пшеничка и много видов злаков. Под сенью растительного царства ютится животное; среди млекопитающих - волки, лисицы, зайцы и более мелкие грызуны; из птиц же: сорокопут, красный вьюрок, великолепно играющий на солнце своим оперением; маленькие синички, пеночки, славки-пересмешки; по обрывам держались кэкэлики и сифаньские куропатки; порою наблюдались краснохвостки, белые и желтые плисицы: и др. Десятки голосов указанных птичек одновременно лились из-под развесистых деревьев и чащ кустарника.
Сулей-хэ. Общий характер Сулей-хэ, подле которой мы стояли бивуаком и занимались вышеописанным наблюдением, был таков: река бешено неслась к диком, глубоком, узком ущелье; направление ее было северозападное. Ширина одиночного каменистого русла простирается от 20 до 25 сажен; глубина, по всей вероятности, изрядная. Цвет воды этого грозного потока кофейный. Выше береговых теснин виднелись луговые террасы. Двигаться вдоль этой реки, ее берегом, нечего было и думать. Поэтому пришлось держаться верхнего пояса гор и лишь по временам спускаться к реке.
Неожиданная встреча с охотниками. Обильно выпавший ночью дождь задержал наше выступление до 10 часов утра. К этому времени солнце значительно обогрело и высушило вьючные принадлежности. Поднявшись из глубины балки и следуя альпийским поясом гор, мы заметили едущих впереди людей. К ним тотчас я послал монгола, чтобы остановить и расспросить охотников о местности. Монгол поехал, но сильно струсил, будучи уверен, что это тангуты; поэтому в открытой долине он смело скакал, но из-за вершин увалов выглядывал украдкою. Встречные люди оказались курлыкскими монголами, принимавшими нас за тангутов и бежавшими от нас. Видя скакавшего к ним человека, они быстро поднявшись к гребню гор, спешились за хорошим укрытием и зажгли фитили у ружей, чтобы успеть отразить нападение. Тем временем наш монгол узнал в "мнимых тангутах" своих же родных собратьев и от радости громко закричал им. Кончилась эта история всеобщим смехом. Переконфуженные монголы явились к нам с извинением. Их лица выражали еще далеко не спокойное состояние: голоса сильно дрожали; и только полчаса спустя охотники немного успокоились и рассказали причину своего пребывания в этих безлюдных местах. Они уже две недели, украдкой, охотились за маралами; убив несколько штук, монголы направлялись к дому в Курлык, через оз. Хара-нор. "Сильно испугались мы,- говорил мне один из этих монголов,- думали остаться без ничего, да и то в лучшем случае; в худшем - смерть". Этот же монгол оказался хорошо знающим окрестность и охотно согласился ехать со мной дальше. Теперь, по его выражению, он ничего не боятся, так как следует с русскими: "а это такие люди, которых все боятся. Тангуты только завидят, сейчас и удерут",- продолжал веселый охотник. Одежда и вооружение встречных монголов совершенно напоминали тангутов.
Совместное движение до склада. Следуя совместным караваном, мы, через 1 1/2 перехода, снова прибыли на реку Сулей-хэ. Общий характер местности оставался прежним. Долина же Сулей-хэ представляла иную картину. Временно вырвавшись на простор, река катит свои мутные воды в широком каменистом ложе несколькими рукавами. Ширина долины простирается около 1 версты; направление ее почти западное. По сторонам залегают террасы, покрытые растительностью и похожие на те, которые были описаны раньше. Наше следование этой долиной продолжалось на один переход в 25 верст. Затем Сулей-хэ круто уклоняется к северу, где сдавливается скалами. Пройти вниз нет никакой возможности.
Здесь, при входе Сулей-хэ в глухую теснину, находятся серные рудники. Добычей серы занимались китайцы селения Чан-ма. Ныне добывание серы в урочище Халун-усу прекращено. В этом же месте с юга приходит ущелье Борон-гол, которое ведет через перевал того же имени в долину Шара-голджина. Пройдя немного вверх по означенному ущелью, мы остановились бивуаком.. Место выдалось отличное. Наша палатка стояла в тени высоких тальников. Луговая растительность выглядела нетронутой и доставила нашим лошадям хороший корм.
Отсюда мы могли указанным перевалом направиться к урочищу Яматын-умру, т. е. к стоянке экспедиционного каравана. Проводник же предложил иную комбинацию, а именно, уклониться к северу в так называемое "звериное место", на что я охотно согласился, тем более, что пересечение южной цепи Да-сюэ-шаня приходилось у истоков Ема-хэ. Покинув Борон-гол, мы двинулись на юго-запад. Через несколько верст пришедшее справа ущелье повело нас в урочище, обитаемое зверями. Оно лежало у северного подножья перевала. К полному удивлению проводника, мы зверей не встретили. Тогда я решил съездить налегке с одним лишь монголом: в урочище Цаган-бурга-сутай, лежащее к северу в 10 верстах, в глубокой балке. Поездка мотивировалась двумя целями: желанием добыть марала и ознакомиться с характером местности. Падение каменистого ложа замечательно большое. Воды не было. По сторонам высились скалы. Зверей, исключая диких яков, не видели совсем. Наконец, прибыли в Цаган-бурга-сутэй. Эта балка глубоко врезана в глинисто-каменистую почву. Направление ее с северо-запада на юго-восток. Ущелье узко, извилисто, каменисто; падение дна большое. По сторонам круто ниспадают горы. По дну бежала небольшая речонка мутной воды. Истоки ее от места нашего вступления в Цаган-бурга-сутай находились в 10 верстах. Означенная балка находится в близком, соседстве с той, по которой, в минувший разъезд, мы повернули обратно. На этом поездка и окончилась.
В последний день июля мы, довольно рано поднялись на южную цепь Да-сюэ-шаня. Здесь она имеет прежнее направление, но на известном расстоянии лишена вечного снега. В этой части Да-сюэ-шанъ представляет крутую стену. Выдающихся вершин не было, скал также; горы по-прежнему несли разрушенный характер. Спуск очень крутой; зигзагами проложенная тропинка вывела нас через следующую невысокую ограду к истоку Ема-хэ. Эта река зарождается небольшим ручейком и в верховье имеет течение северо-западное. Кругом - пустынное место. Хребет Буруту-курун-ула едва простирает свою оконечность к подножью Да-сюэ-шаня.
Оставив истоки Ема-хэ, мы уклонились на юго-восток, следуя южной окраиной гор. На подгорной покатости изредка струились горные ручьи; по ним виднелась невзрачная растительность. Тем не менее везде по таким местам держались звери: дикие яки, антилопы-ада и хуланы; последние нас часто забавляли играми и драками, свойственными любовному периоду. В этой же глинистой полосе обитало много пищух и были замечены следы здешнего медведя. Со вступлением на большую высоту, в долину, заключенную снеговыми массивами, мы очутились снова в области холодов и ветров. Тепло долины Сулей-хэ и чудные вечера, озаренные лунным светом, миновали, как сон. Пение птичек здесь уже не слышно. Вместо ярко пылавших костров - едва теплящийся огонек аргала {Помет зверей.}; взамен веселых разговоров спутников монголов - дрожание от холода.
Следующим днем мы совершали последний переход к главному бивуаку. Направление пути было прежнее. Между поперечными отрогами бежали прозрачные речки. На половине дороги переправились через реку Хуйтун, которая текла в широком каменистом русле. Ширина светлых вод реки свыше 15 сажен, при глубине 2-3 фута. На всем пути местность имела луговой характер и повсюду кругом виднелись стада зверей.
Вблизи ключа, где стоял наш караван, мы встретили: своих пастухов-казаков, от которых узнали, что на бивуаке все здоровы и за все время никого, кроме зверей, не показывалось на обширном горизонте. Через полчаса мы уже были под одним из белых шатров. Поездка потребовала 11 дней, в которые пройдено съемкою 300 верст.
Теперь скажем несколько слов о погоде за истекший период времени Последняя треть июля частью проведена в бассейне Шара-голджина, частью в бассейне Сулей-хэ. Абсолютная высота местности только однажды, где мы оставили Сулей-хэ, ниспадала до 10 640 футов, в остальном же районе она простиралась от 13-15 и более тысяч футов. Погода почти за все время стояла ясная или полуясная. Ветры дули ежедневно, главным образом по направлению долин и ущелий, значительной напряженности достигали на большой высоте - вблизи вечных снегов. Дождь был однажды и шел всю ночь. Последними двумя днями по утрам замечался густой туман, исчезавший к 10 часам. Лучшее состояние погоды было в долине Сулей-хэ, где преобладали ясные, тихие и теплые дни. Показание термометра в этой долине: в 7 часов утра ,0°, в 1 час дня ,1° и в 9 часов вечера ,5°С.
Усталость В. И. Роборовского. Затем началось томительное ожидание приезда В. И. Роборовского; он вернулся только 14 августа. Ужасная непогода задержала товарища на несколько дней и, вероятно, совместно с другими трудностями поездки тяжело отозвалась на его здоровье. С его возвращением мы стали готовиться в дальнейший путь, с целью перенести главный бивуак на юго-восток, в урочище Горбан-ан-гыр-гол.
Осенний отлет пернатых надвигался все больше и больше.
Через три дня мы покинули урочище Яматын-умру. В. И. Роборовский боролся с недугом. Пройдя по той же долине вверх 10 верст, мы остановились с тем, чтобы назавтра следовать дальше; но лишь только караван потянулся вперед, как больной стал себя дурно чувствовать. На первом кормном месте мы разбили бивуак и простояли трое суток прежде, нежели экспедиция достигла по соседству лежащего оз. Ногот-нора.
Озеро Ногот-нор. Означенное озеро, имея в окружности до 15 верст, лежит на высоте 13 300 футов над морским уровнем. Песчано-глинистые берега озера, частью низменные, частью возвышенные, изрезаны заливами. Дно покрыто галькой. Высокая волна свидетельствовала о порядочной глубине. Вода почти пресная, чистая. Цвет водной глади довольно часто изменяется в зеленый, голубой, и ультрамариновый тоны. Плавающие птицы, чайки, словно поплавки колыхались на волнах. На поверхности вод выступают два острова. Бассейн озера замкнут.
Окрестная местность носит бедный характер. Скудная растительность была найдена только на южном берегу. Там ютилось много голенастых птиц. К северу и югу от озера виднеются снеговые громады. На юго-востоке той же долины залегает обширное озеро Хара-нор.
Переночевав на озере Ногот-норе, экспедиция в четыре последующих перехода достигла урочища Горбан-ангыр-гола. До этого последнего от прежней стоянки 117 верст. На пути пришлось сделать пересечение хребта Гумбольда там, где он значительно понижается, до 15 000 футов, освобождаясь от вечного снега. Поднявшись на перевал, мы видели на юге характерные ледяные куполы хребта Риттера. В боковых ущельях хребта Гумбольдта виднелись ключевые лужайки. Невдалеке к востоку описываемый хребет снова поднялся своими блестящими на солнце снеговыми вершинами. Северный склон посылает воды в оз. Хара-нор, южный - в р. Арагол и далее в Курлыкские озера.
От хребта Гумбольдта мы следовали водоразделом рек Ара-гол и Кяхтын-гол, где залегает волнистое плато, по которому рассыпаны небольшие озерки. По их берегам зеленела растительность и бродили травоядные. По увалам, где изобиловали пищухи, часто встречалось рытье медведя. Из птиц нередко наблюдались поблизости тибетские боль дуруки; реже проносились в вышине хищные птицы.
Погода за это время стояла в общем порядочная. По утрам было ясно и тихо. С полдня всегда дули сильные ветры. Направление их было, согласно направлению долин, восточное - западное. С этого времени появлялась и облачность. Снеговые тучи убеляли соседние горы и долину. Ночи стояли, в большинстве случаев, тихие и ясные; по утрам иней серебрил поверхность; температура спускалась ниже нуля до 10° С.
С 26 августа экспедиция расположилась на правом берегу реки Ара-гол; ширина ее ложа простирается до 50-60 сажен; по галечному дну извивалось несколько рукавов прозрачной воды; наибольший рукав (главное русло) превышал 10 сажен в ширину, при глубине 1 фут. Долина этой реки представляет отличные пастбища. Кое-где по ущельям были заметны следы тангутских стойбищ.
Пролет птиц в августе. Как и при минувшей продолжительной стоянке, так и при настоящей удобно было наблюдать за пролетными птицами. К сожалению, за весь август месяц на высоком плато Нань-шаня пернатых странников насчитывалось очень мало. Вот в каком последовательном порядке мы их отмечали.
1 августа плисица белоголовая (Motacilla ptrsonata); 3-го одновременно были замечены курочка (Porzana pusilla), утка-чиранка (Querquedula crecca) и бекас (Gallinago stenura); 6-го улит-фифи (Totanus glareola); 8-го жаворонок (Calandrella brachydactyla); 9-го турпан; (Casarca rutila); эта птица следовала порядочными стайками; еще большими в тот же день летел зуек (Charadrius mongolicus); 10-го улит большой (Totanus glottis), гусь горный (Anser indicus); в этот день уже указанные бекасы произвели миогочисленную "высыпку", кроме того показались улит-черныш (Totanus ochropus), чеккан соловый (Saxicola isabellina) и плисица (Budytes borealis).
11 августа камышовка (Locustella certhiola), стриж башенный (Cypselus apus); 12-го орлан (Haliaëtus albicilla); 13-го от времени до времени в течение дня усиленно летели горные гуси, жаворонки и бекасы, на которых иногда с успехом налетал сокол Гендерсона (Hierofalco saker Hendersoni). 20-го сравнительно много летело уже указанных выше чекканов.
22 августа одновременно наблюдались на оз. Ногот-норе: камнешарка (Strepsilas interpres), мородунка (Terekia cinerea), песочник малый (Tringa Temminckii), утка-полуха (Chaulelasmus streperus), улит-красноножка (Totanus calidris), орлан-рыболов (Haliaëtus leucoryphus); 24-го очень много летело желтых и белых плисиц (Budytes citreola, Motacilla baicalensis); 26-го крачка-ласточка (Sterna tibetana), Corydalla Richardi; 27-го ласточка земляная (Cotile riparia) и 29-го соловей-варакушка (Cyanecula caerulecula).
Отсюда, т. е. с урочища Горбан-ангыр-гол, предстояло совершить последние разъезды по Нань-шаню. Урядник Жаркой был командирован к монголам, кочевавшим в Южно-кукунорских горах. Там, по сведениям, находился опытный проводник. Посланец вскоре вернулся с престарелым монголом, обязавшимся меня сопровождать.
Последняя поездка. 1 сентября разъезд был готов к выступлению. По обыкновению покидаем экспедиционную семью в 10 часов утра, после обильного и вкусного завтрака {Конечно, по оценке номада.}. Отряд людей помогает вьючить. "Готово!" - слышен голос моего Спутника Жаркого, и мы в пути. Программа последней поездки довольно обширная: пересечь хребет Гумбольдта, западным берегом оз. Хара-нора пробраться на верховье Сулей-хэ, ознакомиться с возвышенным плато, дающим начало четырем рекам: на севере Толай-голу, на востоке Тэтунгу, на юге Бухайну и, наконец, на западе Сулей-хэ. Обратно - по системе Бухайна - вернуться к восточному берегу Хара-нора и далее через восточное продолжение хребта Гумбольдта на главный бивуак.
Начальное движение - северо-восточное, по одному из ущелий, сбегающих от хребта Гумбольдта. Ущелье на всем протяжении отличалось обилием животной жизни; растительная же, по мере поднятия вверх, становилась беднее. Небо было ярко-синее; по его фону чудно вились снежные грифы и белые сарычи; а в середине между теми и другими сеткой мелькали красноклювые клушицы, монотонно перекликаясь в высоте. Внизу, под шум горной речки, свистели сурки.
Пройдя 25 верст, достигли окраины гор и здесь остановились ночевать. Маленький караван приютился под нависшими скалами. В близком с нами соседстве свободно расхаживал медведь, отличная шкура которого поступила в нашу коллекцию. Чтобы не возить с собою в течение всей поездки, мы ее оставили в скалах, тщательно завалив большими камнями; скелет же убитого зверя глубоко зарыли в землю {По возвращении на главный бивуак к этому месту поехал В. Ф.