ость сопутствовала нам повсюду, в особенности в долинах рек и речек, где, кроме того, преобладающими формами были гребенщик и мирикария.
Животная жизнь в этой стране состоит из следующих млекопитающих: дикий як, хулан, аргали, антилопа-ада, волк, лисица (Canis vulpes, С. Ekloni), медведь, предававшийся зимней спячке; цэбер, или альпийский волк (Cuon alpinus); из грызунов, также частью уснувших на зиму, помимо зайцев, скрывавшихся большею частью в пребрежных зарослях, теснились везде на луговом плато пищухи (Lagomys melonostomus) и кое-где попадались Microtus. Вместе с зверями появились и птицы, свойственные высокому нагорью: сойка (Podoces humilis), земляной вьюрок (Pyrgilauda rificollis), клушица (Pyrrhocorax graculus), державшаяся огромными стадами и громко разносившая по сторонам свои крики; ворон (Corvus corax), сарыч (Buteo) и сокол Гендерсона (Falco Hendersoni); последние два вида усиленно преследовали пищух. В более низких и защищенных долинах, по речкам, ютилась водяная оляпка (Cinclus sordidus, С. cashmeriensis), на соседних скалах держался кэкэлик (Caccabis chukar), а в прибрежных зарослях серая куропатка (Perdix dahurica), фруктоед (Carpodacus Severtzowi) и завирушка (Accentor fulvescens); по болотистым луговым площадкам вспархивали большие (Melanocorypha maxima) и чернолобые жаворонки (Otocorys Elwesi).
В таких местах на второстепенных ручьях, бывших, несмотря на зимнее время, без ледяного покрова, добыто два вида рыб Diptychus и Nemachilus.
Восточная, или, точнее, юго-восточная часть рассматриваемых гор, заполняющих собою с этой стороны, как замечено выше, извилину Желтой реки, принадлежит главным образом; снеговому хребту Амнэ-мачин и лишь отчасти продолжению Бурхан-Будда или его системе. Главный массив, по всему вероятию, простирается с северо-запада на юго-восток, резко выделяясь из всей своей группы высокою белою стеною. Средняя из седых вершин этой священной цепи особенно недосягаемо поднята вверх и своей общей конфигурацией напоминает главную вершину. Шатолин-намдзила в Нань-шане. Как там, так и здесь могучие пики представляются стражами, смотрящими по сторонам на зарожденные потоки.
От восточной окраины высокой стены Амнэ-мачина спускается ледник до самого перевала - Мджугди-ла, свыше 15 000 футов абс. высоты, представляющего соединительный луч главного хребта с одним из второстепенных - Гайярэ. Означенный ледник плоский, с легким наклоном к востоку и югу; к северу он ниспадает круто. Ледник был покрыт чистым блестящим снегом. У своего основания он имеет линейные шрамы от действия движущихся камней; с северной же стороны, кроме того, заметны выдутия. Белое поле на востоке граничит мореною, протянувшеюся грандиозным каменным валом. Летом у подножья ледника низвергаются каскады; в наше же там пребывание они представляли ледяные толщи. Только значительно ниже из-под толстого ледяного покрова шумно неслась серебристая влага.
Ущелья, сбегавшие от восточной части Амнэ-мачина, резко отличались во всех отношениях от ущелий внутреннего Тибетского нагорья. Ниже я целиком привожу выписку из своих путевых заметок, касающихся описания Амнэ-мачина. Ущелье, по которому мы прошли от перевала к юго-востоку 25 верст, понизилось до 12 000 футов, т. е. почти на версту по вертикали. Здесь, между прочим, устье другого ущелья - Юнги-чюнак. Направление последнего простирается к юго-западу, вглубь Амнэ-мачина, куда мы и направили свои дальнейшие шаги. Пройдя несколько верст по глубокому живописному ущелью и поднявшись на одну из луговых террас, экспедиции расположилась бивуаком. В таком прекрасном месте, богатом животной жизнью и красотой картин природы, решено было пробыть два дня.
Ущелье Юнги-чюнак, по каменистому дну которого шумно бегут воды реки Дэйб-чю, берет свое начало в 20 верстах - у перевала через хребет Амнэ-мачин - Мцый-Гунтук. На всем означенном протяжении описываемое ущелье глубокое, дикое, извилистое. По сторонам: высятся гигантские горы, густо прикрытые Juniperus pseudosabina и сплошными зарослями тальника и других кустарников. Из соседних лощин круто ниспадали обледенелые ручьи. Среди лесов ущелья пролегает тропинка, которая, как змея, вьется по крутым откосам гор; порою она высоко подымается вверх и лепится там по карнизам, и висячим мостам; затем отлого или круто сбегает вниз на дно ущелья. Сколько чудных картин путешественник видит по сторонам, пробираясь в этих местах. Внизу блестит река, по бокам: подымаются скалы, убранные зеленым лесом, на фоне последнего блестят серебристые каскады; выше - россыпи и дикий гребень, на котором нанизано несколько снеговых шапок. Под сенью растительности, или на открытых лужайках, вблизи шумящих вод, таятся или свободно разгуливают пернатые обитатели. Из них первое место занимает, конечно, ушастый фазан (Crossoptilon auritum), который был замечен при самом входе в ущелье и который здесь очень распространен.
В первый же день прихода в ущелье, я отправился на охоту за голубыми фазанами. Здесь они, никогда и никем не преследуемые, были довольно смелы и не боялись охотника. Тем не менее, высмотрев первое стадо и удобно поместившись на скале, я долго любовался этими прекрасными птицами. Удивительно красивы они на свободе: нарядные голова и хвост, голубое оперение, гордая походка и нежное ухаживание друг за другом невольно приковывают взор наблюдателя и отдаляют минуты выстрелов {Подробно о голубом фазане см. H. M. Пржевальский. Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки. Третье путешествие в Центральной Азии. СПб., 1833, стр. 360-365.}. Наконец, охотничья страсть, главным же образом желание пополнить коллекцию, выводят из нерешительности. В две-три охоты я убил 10 отличных экземпляров, пополнивших нашу орнитологическую добычу. Список последней увеличился вообще за время, проведенное в этом, оживленном ущелье. Тут были: красные вьюрки (Carpodacus dubius, С. pulcherrimus), завирушки (Accentor erythropygius, A. fulvescens, Prunella rubeculoides), маленькие синички (Leptopoecile Sophiae, Poecile affinis), дрозд Кесслера (Merula Kesderi). Все эти птички громко и нежно лили свои звуки в чаще кустарников. Высоко у скал проносились дубоносы (Pycnorhamphus carneipes) и мелодично свистели в воздухе. На местах старых стойбищ копались каменные и белоспинные голуби (Columba rupestris и С. leuconota), красноклювые и желтоклювые клушицы (Pyrrhocoras graculus и P. alpinus), вьюрки (Pyrgilauda ruficollis, Leucosiicte haematopygia), сойка (Podoces humilis) и др. С россыпей верхнего пояса гор доносились громкие голоса уларов (Megaloperdix tibetanus). Могучие пернатые - грифы (монах, снежный) и бородач-ягнятник (Vultur monachus, Gyps himalayensis и Gypaëtus barbatus) - заканчивают собою поверхностный список пернатого царства.
Из зверей, по словам местных тавгутов, в ущелье держатся: марал, кабарга, барс, волк, рысь, заяц, хорек, пищуха и более мелкие грызуны.
В боковых ущельях находятся небольшие молельни и жилища тибетских лам. В передний путь мы здесь никого не встречали; на обратном же, и то случайно, экскурсируя в горах, столкнулись с ламами-пустынниками. Последние заявили, что здесь святые места и стрелять нельзя. Их просьба была в точности исполнена, тем более, что к тому времени мы уже успели собрать почти всех птиц, представлявших интерес для коллекции. На верховье Дейб-чю стоит кумирня в плавном ущелье. Служители ее видели наш проходящий караван, но на бивуак не приходили.
Вообще надо заметить, что горы Амнэ-мачин богаты всякого рода святынями. Многие богомольцы, даже женщины, предпринимают сюда паломничество, совершая обход этого священного хребта. Где-то во льдах таится монастырь влиятельного ламы. На возвышенных ступенях к небу человек может отдаться, в полном уединении, глубокому религиозному чувству. Только в таких местах - вдали от сует мира - и можно пребывать аскету!
Казалось бы здесь, в стране монастырей и их служителей-лам, которым религией запрещено убивать даже паразитов на собственном теле, не говоря уже про более высшие животные твари, и можно было рассчитывать европейцу на лучшие мирные условия поездки по стране и знакомства с нею. На деле же выходит обратное. Нигде мы не берегли себя так, как здесь, нигде не старались так глубоко изучить народ, его дикие привычки, чтобы путем дружбы расположить номадов в свою сторону; нигде мы так дорого не платили за все, как здесь, и нигде больше так не обманывали нас, как здесь, в этом священном углу, где на каждом шагу молящиеся, громко взывающие, при посредстве труб, морских раковин и барабанов, к богу о всех мелочах жизни номада, с включением даже божьего благословения на успех при открытом, с оружием в руках, грабительстве.
Осложнение болезни В. И. Роборовского. Ко всем невзгодам зимнего тибетского путешествия, нежданно-негаданно обрушилось на экспедицию великое горе. В ночь на 28 января, в ущелье Юнги-чюнык В. И. Роборовский внезапно заболел, будучи поражен параличом. Нечего говорить, как печально подобное обстоятельство вообще в путешествии, в особенности же в глубине негостеприимного Тибета, тем более, что оно вызывало неожиданный крутой поворот по старым следам, не дойдя до Желтой реки, куда мы так стремились, всего 5-7 переходов. Казалось, против нас восстали и природа, и люди! Последние, конечно, пользуясь нашим удрученным состоянием...
Наше обратное движение. На девятый день невольной стоянки караван потянулся вниз по живописному ущелью. Бедный товарищ двигался пешком по льду реки, будучи поддерживаем урядником Байковым; сидеть на лошади больной не мог; идти по горам, по которым ведут головокружительные тропинки, также. Первое время В. И. Робровский сильно уставал, и мы с большим трудом в три перехода пришли на то место ущелья, где еще недавно с таким удовольствием! провели два дня. Здесь устроили снова дневку. Из всей зимней экскурсии ущелье Юнги-чюнык было самым интересным уголком. К сожалению, теперь мы уже не могли охотиться, давши в том слово местным богомольцам.. Погода между тем стояла превосходная; дни настали продолжительные; воздух был особенно прозрачен. Красоты соседних ущелий манили к себе. Голоса голубых фазанов разжигали охотничью страсть...
Нападение тангутов. Еще несколько переходов, и мы миновали высокий перевал Мджугда-ла, спустившись по его северному ущелью к стойбищу тангутов. Здесь, 13 февраля 1895 г., тангуты произвели на экспедицию предательское нападение.
Дальнейшее следование. Отсюда мы следовали в том же северо-западном направлении по междугорной долине и через 75 верст достигли восточной оконечности оз. Тосо-нора, там, где при урочище Джамкыр, проходит дорога на верховья рек Желтой и Голубой.
Озеро Тосо-нор. Тосо-нор, содержащее прозрачную пресную воду, лежит в долине, обставленной с севера и юга высокими горами {Абсолютная высота озера Тосо-нора 13 240 футов.}. Оно простирается с юго-востока на северо-запад, в длину до 35 верст, а в окружности имеет около 80 верст. Глубина озера, по всей вероятности, значительная. На скалах, омываемых волнами Тосо-нора, отлично был виден прежний более высокий уровень воды; разница же между зимним и летним уровнями простирается до двух футов. Толщина льда около 1 1/2 аршина. В восточной половине из вод Тосо-нора выступают два небольших острова. Берега озера изрезаны заливами; дно песчано-галечное. На берегах его найдены водоросли и моллюски. Озеро вскрывается в марте, когда настает период весенних бурь. Питается озеро ключевыми родниками урочища Джамкыра, многоводной рекой, впадающей с севера, а также и речками южных гор. В северовосточном углу озера, у подножья известковых скал, бьют горячие ключи. Температура их при выходе из земли была (в 1 час дня 20 февраля) ,8° С. По соседству с ключами виднелись открытые полыны, приютившие стайку крохалей и чирков; здесь же пойман пескарь. Излишек вод описываемого озера стекает по Еграй-голу в Цайдамские болота. Южные берега озера во многих местах скалисты, на северной же стороне взамен скал раскидываются широкие луговые террасы; горы здесь несколько отодвинуты. На более низких площадках желтели густые мото-ширики.
В это пребывание Тосо-нор представилось нам более нарядным, нежели в передний путь, когда ледяной покров был занесен густою пылью и поверхность его нельзя было отличить от окружающей местности. Интересно то обстоятельство в Центральной Азии, что зимою во время штормов ледяная поверхность обильно покрывается пылью; с первыми же теплыми днями согретый песок уходит в лед, вследствие чего ледяной покров начинает снова блестеть на солнце. Жителей на северном берегу озера не было, тогда как на противоположной стороне по ночам блестели огни, словно маяки, а днем на соседних высотах виднелись черные палатки тангутов.
Долина Еграй-гола. Река Еграй-гол, по которой нам предстоял дальнейший путь к Шан-рди, имеет протяжение около 120 верст. В верхней своей части, до слияния с р. Алак-нором, широкая долина Еграй-гола характеризуется крайней бедностью, в среднем же и нижнем течении Еграй-гол несет свои прозрачные воды большой рекой, заключенной в глубоком, узком и извилистом ущелье. Соединившись с Алак-нором, он вначале направляется к северу, затем вскоре уклоняется на северо-запад, чтобы вступить в равнину Цайдама. На всем последнем протяжении долина Еграй-гола представляет более отрадную картину. Боковые ущелья покрыты травянистою растительностью, а дно - кустарною. В месте расширения долины залегают отличные луговые площади, среди которых с шумом бегут серебристые ручьи. На более быстрых местах река осталась незамерзшей и неслась то одним, то несколькими рукавами. В нижнем течении описываемая река принимает справа приток Какты-гол. Пойманные здесь рыбы принадлежат к гольцам (Nemachilus) и губачам (Diptychus).
Погода. Весь проведенный на нагорье январь стояли сильные холода, в особенности по ночам, когда температура понижалась до -33,5° С. Правда, днем на солнце было теплее, но лишь в тихую погоду; когда же поднимался ветер, леденящая стужа становилась невыносимой. Снег лежал в верхнем поясе гор и по глубоким оврагам; на открытом же плато он был сносим ветром.
В глубоких ущельях бассейна Желтой реки в начале февраля зима была значительно мягче; но и здесь соседний Амнэ-мачин нередко дает о себе знать. В половине описываемого месяца погода совершенно испортилась: ночью с северо-запада пришла густая пыль и понизила температуру, а на следующее утро, когда мы двигались по всхолмленной долине верховья Чур-мына, начался сильный шторм, разметавший в воздухе тучи пыли. Встречные временные порывы останавливали вьючных животных, а нам спирали дыхание, обдавая невыносимой стужей. Тончайшая пыль слепила глаза, налетавшие вихри не давали возможности двигаться вперед. Пройдя с неимоверными усилиями 7 верст, караван остановился. Наши палатки сильно трещали под напором разбушевавшегося шторма: деревянные устои скрипели, точно снасти на судне {Можно себе представить, как было холодно под нашим белым покровом. Особенно тяжела была в это время служба казаков. Ночные дежурства по-прежнему держались усиленные. Вследствие малочисленности конвоя, приходилось стоять на часах каждому человеку в течение ночи 6-7 часов. Но к чести и славе чинов отряда, они все время держали себя поистине героями.}.
Вторая половина февраля, проведенная на высоком нагорье, вообще была также холодна, как и минувший месяц. Ветры дули почти ежедневно. Когда же днем случалось затишье и небо прюяснялось, солнце грело ощутительно и жаворонки пели по-весеннему. Подобные проблески весны случались в последней трети месяца в долине Еграй-гола; там выдавались нередко и отличные вечера, в особенности на урочище Цаган-сайгик, где экспедиция дневала. Как сейчас помню ту дивную ночь, когда глубокое ущелье Еграй-гола было освещено луной, находившейся почти в зените. Светло было так, что я свободно читал. Соседние горы казались близкими; освещенные стороны ущелий резко граничили с погруженными во мрак, как день и ночь. Кругом все спало; абсолютную тишину нарушал лишь шум реки; да и эти монотонные звуки скорее увеличивали, нежели ослабляли прелесть весенней ночи в горах.
В Шан-рди, куда экспедиция прибыла в начале марта, мы прожили три дня. Подле нашего бивуака держались по-прежнему каменные голуби; вблизи с криком проносились тибетские больдуруки, на которых от времени до времени налетал сокол Гендерсона; из мелких же птиц чаще других показывались красные и земляные вьюрки, каменные воробы и чернолобые жаворонки. Река стояла в оцепенении, лишь днем вскрывались боковые ручейки и тихо несли свою воду. Ликующих, радостных голосов птиц совсем не было слышно. Словом, природа хранила мрачный характер.
Путь к горной ставке Барун-засака. Из Шан-рди мы направились в горы Бурхан-Будда, где проживал теперь Барун-засак, правитель местных монголов. Его ставка находилась на р. Ихэ-голе, в глубоком кормном ущелье, в виду главного хребта, который в это время был покрыт снегом. Означенной ставки мы достигли в четыре перехода, следуя на юго-юго-запад. На всем пути пересекали горные отроги, уходящие к пустыне Цайдама. В нижнем поясе гор изобилует травянистая растительность; в среднем, кроме того, довольно часто попадается древовидный можжевельник и тальник. Воды было мало, русла речек по большей части стояли сухими. Погода в горах была отличная: ясная и днем очень теплая; по временам набегавший ветерок навевал прохладу. Несмотря на это обстоятельство, в природе еще было мало жизни. Лишь изредка в голубой выси описывал красивые круги могучий гриф; дозором вдоль скал пролетал бородач-ягнятник, да внизу у тропинок испуганно вспархивало стадо кэкэликов, или на кустах бударганы металлически звенел Accentor fulvescens.
Стоянка на Ихэ-голе. Придя на Ихэ-гол, экспедиция расположилась по соседству с Барун-засаком. С этим старинным знакомым мы встретились снова по-дружески. Он обязался доставить багаж экспедиции в Курлык на верблюдах, правда получив за этот труд дорогую плату - всех яков и хайныков.
Моя легкая экскурсия в горы. Пользуясь хорошей погодой, прежде чем покинуть горы я съездил на охоту вверх по ущелью. Вся долина Ихэ-гола была заполнена стойбищами монголов, среди их войлочных юрт странно было видеть три черных тибетских палатки. Оказывается, в прошлом 1894 году две коренные тибетские семьи, покинув родные места (окрестность горы Бумза), прибыли во владения здешнего засака, объявив, что они тут сложат свои кости, и, в знак подчинения ему, остригли свои длинные, ниспадавшие до плеч волосы. Восточный засак их принял и разрешил остаться навсегда. По отзывам монголов, пришельцы пока ведут себя отлично.
Миновав стойбища, разъезд через пять верст следования по Ихэ-голу, свернул к юго-западу ущельем Улкюн-бамбурчиту {Медвежье ущелье; бамбурчик по-монгольски - "медведь".}. Означенное ущелье глубоко, дико, с страшным падением; этим объясняется его безводие. Красота боковых лощин столь оригинальна, что невольно приковывала наше внимание. Дно их устлано травянистой и кустарной растительностью. По гребням гор и их утесам лепится арча, то сплошным лесом, то одиночными деревьями. Через два часа мы уже были на перевале Бамбурчитын-хутул. С вершины его открывается лабиринт гор того же характера. Вниз убегает глубокое извилистое ущелье Ару-бамбурчиту. На всем своем пути зверей мы не встречали вследствие многолюдства. Только когда монголы покидают горы, спускаясь в Цайдамскую равнину, сюда приходят маралы, кабарга, а главное, медведи. Из птиц были замечены тибетские улары, красные вьюрки (Carpodacus dubius), альпийские синицы (Poecile superciliosa) и дрозды Кесслера. На этих наблюдениях и закончилась охотничья поездка.
Следование до Курлыка. Утром 16 марта наш караван потянулся вниз по Ихэ-голу. Верблюды двигались несравненно быстрее, нежели яки и хайныки. В два перехода; экспедиция перенеслась к хырме Барун-засака, а 20-го числа бивуак ее стоял уже в долине Баин-гола. В это время река быстро катила свои грязные воды; глубина брода простиралась до трех и более футов; у берегов держался лед.
Благополучно переправившись на правый берег реки, караван направился вниз по ее течению. Одним переходом мы достигли того места на северном рукаве, куда впервые вступили, идя в передний путь. Здесь, на урочище Ханан-цаган, в виду предстоящей пустыни устроили дневку. Кстати удалось произвести астрономическое наблюдение. Погода выдалась редко хорошая; днем на солнце грело по-летнему; в глинистой почве в полдень термометр показал ,3° С. Воздух был настолько прозрачен, что хребет Бурхан-Будда - эта гигантская стена, огораживающая Тибетское нагорье,- был виден отчетливо; главные вершины, покрытые снегом, ярко блестели на солнце. Покинув растительную полосу Баин-гола, мы вступили на солончаковую равнину, раскинувшуюся в ширину на 20 верст. Между той и другой лежат пески, протянувшиеся грядой с запада на восток. Однообразна и утомительна картина солончаковой равнины, ее не оживляет и р. Булун-гир, протекающая в северной части. Мутные и соленые воды Булунгира несутся в широком русле, то одним, то несколькими рукавами.
Тотчас за Булунгиром поднимается каменистая возвышенность, отделяющая орошенный Курлык от Цайдама. С вершины ее открывается вид на долину Баин-гола курлыкского. Камыши на своем желтом фоне резко выделяли как реку, так и несчетное число водных площадок, красиво блестевших под лучами низко опустившегося солнца. У окраин болот ютились номады, подле юрт которых паслось много скота. Вскоре затем и мы вступили на левый берег Баин-гола. Всю ночь - тихую и ясную - раздавались голоса черношейных журавлей, разных пород уток и гусей.
25 марта, переправившись через Баин-гол, экспедиция по распустившимся болотам направилась к хырме Курлык-бэйсе - своему складу. Птиц было так много, как мы еще в ту весну нигде не видели. Несмотря на их обилие, на всем сонме лежала печать заботы. Для большинства из них Курлык - только временная станция отдыха; впереди еще предстоял тяжелый и далекий путь до северных стран. Вот почему не было ни игривости, ни тех ликующих звуков, которые свойственны птицам, достигшим мест своего гнездения. В наблюдении за пернатым царством мы незаметно подошли к хырме, где радушно встретились с людьми, охранявшими склад. У них оказалось все благополучным. Бивуак свой мы теперь расположили вблизи хырмы, при одном из многочисленных болот. На второй день отправились с визитом к бэйсе, с которым встретились самым дружеским образом. Остававшиеся при складе люди сумели расположить в свою пользу не только правителя, но и всех подвластных ему монголов, живших по соседству. Один из туркестанских стрелков, Замураев, сопровождал даже курлыкского бэйсе в Дулан-кит, когда тот в наше отсутствие навещал кукунорского вана. Старший на складе предложил было управителю бурята-забайкальца, как знавшего местный язык, но бэйсе иронически заметил: "У нас таких - и своих много; мне надо русского, только одних русских боятся тангуты".
Перевезя багаж со склада к бивуаку, экспедиция соединилась, за исключением двух казаков, находившихся при верблюдах. Эти последние держались у полуденного подножья Южно-кукунорского хребта, там, где в это время проживал бэйсе со своими подчиненными.
Вблизи хырмы мы прожили неделю; здесь же провели и праздник пасхи. Христосовались гусиными яйцами, собранными накануне в камышах соседних болот. У людей отряда нашлись красные чернила, которыми окрасили яйца. По вечерам я уходил на охотничы стойки стрелять гусей и уток. Погода в это время стояла хорошая. Невольно вспоминались вечера на родине, когда бывало стоишь на тяге вальдшнепов. И мысль уносилась на далекую родину.
Весенний пролет птиц. Пролет птиц за весну этого года пришлось наблюдать частью на окраине Тибетского нагорья, частью в Цайдаме и Курлыке.
10 февраля на берегах Баин-гола появились турпаны (Casarca rutila), 12-го - гуси серые (Anser cinereus), 13-го - цапля белая (Herodias alba), 15-го - утки-кряквы (Anas boshas), 16-го - цапли серые (Ardea cinerea), 18-го большим обществом пронеслись по реке журавли серые (Grus cinerea). Тогда же на нагорье, вблизи Тосо-нора, замечены большие стаи уток-шилохвостов (Dafila acuta), быстро летевших к северу, и несколько одиночек чирков-свистунков (Querquedula crecca). 19-го показались гоголи (Fuligula clangula), при небольшой стайке которых находился и одинокий крохаль длинноносый (Mergus serrator); 20-го в Курлыке появилось много серых гусей, а на нагорье в этот день наблюдались нырки белоглазые (Nyroca ferruginea).
21-го почти одновременно прибавилось в Курлыке несколько видов лтиц, державшихся по оттаивающим болотам - утки-шилохвосты (Dafila acufa), чирки-свистунки (Querquedula сгесса), чайки (Larus ridibundus), утки-свиязь (Mareca penelope), полуха (Chaulelasmus streperus) и крохали большие (Mergus mer ganser). На следующий день появилось особенно много гусей и уток, приютившихся на более сухих местах у камышей. 25-го прибыла стайка журавлей черношейных (Grus nigricollis).
1 марта на устье Какты-гола - правом притоке Еграй-гола - заметили журавлей серых (Grus cinerea); стая за стаей неслись эти сильные пернатые странники, оглашая воздух громким криком. Красивый остроугольный строй этих стай с течением времени менял свою форму. Тогда же были наблюдены кулики серпоклювы (Ibidorhyncha Struthersii) в соседстве с парой бекасов (Gallinago solitaria); 2-го - нырки красноголовые (Fuligula ferina) и красноносые (F. rufina), 8-го - коршун черноухий (Milvus melanotis) {9 марта в Курлыке поймана первая муха; 12-го вскрылся Баин-гол, а 16-го поползли по нагретой поверхности жуки.}.
15 марта - лунь полевой (Circus cyaneus); 17-го на Цайдамских болотах услышали беспокойный крик улита настоящего (Totanus calidris); там же пролетали дрозды черногорлые (Merula atrigularis). 19-го по дороге к Баин-голу, в Цайдаме, на одиноко стоящих деревцах сидели вороны (Corvus corax), свившие гнездо, в котором уже были сильно насиженные яйца. Над камышом плавным полетом перемещался лунь болотный (Circus spilonotus); 20-го по долине Баин-гола замечены лебеди (Cygnus), индийские гуси (Anser indicus) и кроншнепы (Numenius arquatus).
21-го - чеккан пустынный (Saxicola deserti); 24-го прибавляются - одновременно с приходом экспедиции на Баин-гол курлыкский - зуйки морские (Charadrius cantianus), шилоклювки (Recurvirostra avocetta), черноголовый хохотун (Larus ichthyaëtus), сорокопуты (Lanius leucopterus), плисицы - белые и желтые (Motacilla personata, Budytes titreola); 21-го - удод-пустошка (Upupa epops); тогда же наблюдались сукалени чернохвостые (Limosa melanura); 28-го - пеганки (Tadorna carnuta).
К 1 апреля на болотах Курлыка много гнездилось серых гусей; 3-го пронеслись по берегу Баин-гола ласточки деревенские (Hirundo rusiica); 6-го - ласточки другие (Chelidon urbica).
18-го в долине Дзухын-гола замечены плисицы (Motacilla baicalensis) и улиты-черныши (Totanus ochropus); 20-го - нырец-чомга (Podiceps cristatus), орланы - белохвост и длиннохвост (Haliaëtus albicilla и H. leucoryphus), выпь (Botaurus stellaris), крачка-ласточка (Sterna hirundo) и ласточки горные (Biblis rupestris).
21-го прилетели галки (Coliaus monedula) и славки-пересмешки (Sylvia curruca); 22-го в окраинных тибетских горах наблюдались краснохвостки (Ruticilla rufiventris, R. alaschanica), дрозды рыжегорлые (Merula ruficollis) и пеночки (Phylloscopus); 29-го - ласточки земляные (Biblis riparia), Corydalla Richardi, стрижи башенные (Cypselus apus), коньки-щеврицы (Anthus rosaceus); 30-го - краснохвостки (Ruticilla Hodgsoni) и чеккан соловый (Saxicola isabellina) {Около начала мая можно было видеть во многих местах курлыкской долины несколько видов ящериц (Phrynocephalus Vlangalii, Eremias sp.) и змею (Tragonocephatus intermedius), пробудившихся от зимнего окоченения.}.
1 мая в лесах Южно-кукунорского хребта добыты краснохвостки (Ruticilla schisticeps), а по горным речкам плисицы (Budytes melanope); 7-го были встречены на равнинном Баин-голе кулики-ходулочники (Himantopus candidus), лысухи черные (Fulica atra), камышовка индийская сверчок (Acrocephalus agricola и Locustella locustella), береговик серый (Actitis hypoleucos) и чибис (Vanellus cristatus); 10-го - крачки черные (Hydrochelidon nigra). К этому же времени могут быть отнесены песочник малый (Tringa Temminckii) и ржанка-тулес (Charadrius helveticus), заканчивающие собою весенний список пролетных пернатых.
ПОЕЗДКА В ХРЕБЕТ ЮЖНО-КУКУНОРСКИЙ
Цель поездки. Первая половина апреля проведена мною на главном бивуаке, стоявшем в урочище Таряне-быль - владении курлыкского бэйсе. В близком соседстве с экспедицией ютились местные кочевники, занятые обработкой полей. Весна подвигалась с каждым днем, хотя растительность боязливо пробивалась из земли. Развитию ее мешали главным образом ночные морозы, и крайняя сухость воздуха. Лишь в середине означенного месяца выпал обильный дождь и насытил атмосферу влагой: высоко носившаяся над равниной пыль спустилась на землю, отчего первые капли дождя были грязные. На следующий затем день природа точно оживилась: солнце светило ярко, воздух был особенно прозрачен. Обмытая земная поверхность представляла свежезеленеющие лужайки; последние всё более виднелись на низких, влажных местах. Там паслись стада баранов; эти животные уже могли щипать мелкую травку.
Тем временем я снаряжался в разъезд, цель которого заключалась в обозрении окрестных местностей на пространстве около 600 верст. Маршрут поездки, в начале пролегал на юго-восток - к окрайним Тибетским горам; затем поперек долин Цаса-гол и Сырхэнской к Дулан-киту, откуда предстояло подробнее заняться исследованием животного царства хребта Южно-кукунорского. В сформировании вьючных и верховых животных, а также и в отыскании проводника, любезно помог курлыкский бэйсе.
Выступление и первоначальный путь. Утром 15 апреля разъезд был готов к выступлению. Меня сопровождали: неизменный спутник урядник Жаркой, унтер-офицер Ворошилов и проводник. Караван состоял из четырех верховых и стольких же вьючных лошадей. Провожать в путь приехал и наследник бэйсе. При общих лучших пожеланиях мы покинули бивуак.
Сначала мы шли по равнине, которая расстилается между Южно-кукунорским хребтом и его барьером:- мелкосопочником. Указанная долина орошена отводными канавами правого берега Баин-гола. Характерными представителями растительного царства служат здесь: из кустарников - хармык (Nitraria Schoberi), из трав - дэрисун (Lasiagrostis splendens). Животная жизнь также бедна; весенних певцов, за исключением чеккана, разносившего свои разнообразные и вместе с тем приятные звуки не только на зорях, но даже и ночью, и жаворонка, не было.
Миновав долину и песчано-каменистую возвышенность, служащую восточным продолжением мелкосопочника, мы вступили на правый берег Баин-гола. Река сопровождается болотами, сильно распустившимися в это время. С трудом добравшись до главной водной ветви и переправившись на противоположный берег, мы разбили бивуак. Картина долины Баин-гола была немного отраднее. Прибрежные террасы пышнее отливали своею мягкой зеленью. Над блестевшей поверхностью вод хлопотливо носились водяные и голенастые пернатые. Все они теперь были разбиты попарно и усердно заботились о будущем поколении. Днем на солнце бегали ящерицы; вечером летали комары и громко квакали лягушки. По всей долине, насколько видел глаз, были рассеяны юрты монголов и паслись большие и малые стада домашних животных. На ближайших соседних увалах каменистой пустыни рисовались стройные фигуры джепраков.
Отсюда, т. е. с Баин-гола, нам предстояло перенестись в долину р. Дзухын-гола, отстоящую в 60 верстах в том же юго-восточном направлении, что и исполнено в два дня. На всем означенном протяжении залегает пустынная местность, та самая, которую мы уже дважды пересекали, следуя в Цайдам и обратно в зимнюю экскурсию. Теперь наш путь пролегал восточнее и нес следующий характер: каменистая возвышенность, идущая к югу от гор Сарлык-ула, представляет ряд невысоких увалов, протянувшихся преимущественно в восточно-западном направлении. Увалы состоят из сплошных песчано-глинистых масс. Их скаты, реже вершины, покрыты песком. Между увалами залегают низменные долины, то узкие и длинные, то широкие и замкнутые. Последние от периодических дождей, быстро испаряющихся, представляют гладкие, как пол, и на солнце блестящие поверхности. Более возвышенные равнины покрыты галькой и мелким гравием. Среди такой пересеченной местности нередко встречаются пески, преимущественно в низких местах, хотя, как сказано выше, песок часто покрывает скаты увалов, взбегая к их вершинам. На этом пути, в 15 верстах от Дзухын-гола, находится в песчаных увалах ключ Гашун, представляющий жалкий ручеек соленой воды.
Растительная жизнь характеризуется пустынными формами; чаще прочих встречаются: саксаул (Haloxylon ammodendron), Calligonum mongolicum, сугак (Lycium ruthenicum), сульхирь (Agriophyllum gobicum), реже Cynomorium coccineum и др. Из зверей водится одна антилопа харасульта (Cazella subgutturosa), а из птиц - сакасульная сойка (Podoces Hendersoni) и жаворонок (Otocorys albigula).
Озеро Алцын-нор. Достигнув урочища Дзухын, мы устроили дневку, которая была необходима для ознакомления с последними водами Дзухын-гола, образующими озеро Алцын-нор; наш же дальнейший путь лежал вверх по этой реке. Покинув своих людей на месте, я налегке, с проводником отправился к помянутому озеру, отстоявшему в 10 верстах к западу. Означенное озеро небольшое - 3 версты по длине и полверсты шириною - и не глубокое, вытянутое по направлению долины - с востока на запад. Абсолютная высота его 9300 футов. По северному берегу озера тянется песчаный вал от 10 до 100 футов высотою, круто ниспадая к прозрачным водам Алцын-нора. Подобный берег окаймляет описываемое озеро и с западной стороны. Везде между красивыми извилинами песчаных барханов выделяются заливы. Остальные берега низменные и болотистые, обильно поросшие камышом. На голубой поверхности озера держалось много птиц, в особенности уток-нырков. Севернее песчаного вала залегает также болото с большими и малыми водными площадками, обрамленными камышами. Правая ветвь Дзухун-гола уносит свои воды дальше, нежели левая, которая теряется в озере. Далеко с песчаных холмов - к западу - виднелось поле солончаков. К северу и югу стоят каменистые увалы, окаймляющие долину Дзухын-гола.
Долина Дзухын-гола. Означенная долина, в месте обследывания, простирается, как было замечено, с востока на запад. Выше она постепенно склоняется к северо-востоку, и в этом направлении река выбегает с южного склона Сарлык-ула. В нижнем течении реки долина имеет 3-5 верст ширины. Вся она отливала желтым фоном камышей. По ее дну несутся две ветви Дзухын-гола, скрытые в камышах. Северная ветвь образует много болот, широких травянистых зарослей и течет более плавно, тогда как южная несется узким ручьем, будучи сжата во многих местах песчаными увалами и отдельно стоящими барханами. Пьедесталом песков, тянущихся по течению реки, служит дно долины (песчано-лёссовая почва с примесью соли). Северо-восточные склоны барханов рыхлы и круты; юго-западные, наоборот, пологи и плотны. Подножье лесков одето также растительностью.
Описываемая долина после окружающей ее пустыни кажется даже богатою, как растениями, так и животными. Она представляет ту же картину, как и прибрежные полосы любой реки Цайдама. Не будучи в это время занята кочевниками, она давала, полнейший простор пернатым обитателям, среди голосов которых более других выдавался голос токующего фазана (Phasianus Vlangalii), особенно энергично ликовавшего при ясном свежем утре.
К югу в 10 верстах за поперечным увалом лежит небольшое озеро Цаган-нор. Размерами оно одинаково с Амцын-нором, окружено песками, растительности мало, болот нет. Вода горько-соленая. Рыбы мы нигде не замечали.
Следуя вверх по Дзухын-голу, мы в один переход, достигли урочища Дзухын-сала, т. е. места, где сходятся три водные ветви и где, так сказать, растительность и влата описываемой долины прекращаются. На половинном расстоянии характер местности был тот же, что и в нижнем течении. Далее же он, вместе с изменением направления, представляет иную картину. Река течет одним руслом, будучи скрыта в глубокой, извилистой балке, с узкого дна которой поднимаются лёссовые стены. Течение реки довольно скорое. Чистые воды ее несутся, едва прикрывая дно, шириною до пяти и более сажен. На низменных берегах желтела густая растительность, между которой пробивалась свежая зелень. По невысоким террасам балки стелется саксаул, превращаясь в сплошную заросль. В лучших местах долины имеются пашни; подле них замечено рытье медведя-пищухоеда (Ursus lagomyiarius). Означенный зверь встречается здесь только случайно - при своих временных переселениях из Тибетских гор в хребет Сарлык-ула.
В месте нашей стоянки р. Дзухын-гол принимает слева два притока. Западный именуется Дунгынен-пол, течет с северо-востока, имеет около 20 верст протяжения. Восточный - безымянный, несет свои воды только на протяжении трех верст {Еще на меньшее расстояние удалены ключи главной долины, которую продолжает к горам сухое каменистое русло.}. Им мы и пошли в юго-восточном направлении. Выше ключевых источников началось сухое русло, которое далеко уходит в пустынную равнину, граничащую на севере песками, на юге - в начале песками же, затем оголенным каменистым увалом. Через 20 верст мы прибыли в урочище Долон-тургын. Пройденная долина несёт характер пустыни со свойственной последней растительностью. Здесь бегали и спокойно паслись табуны хуланов (Asinus kiang).
Урочище Долон-тургын. Урочище Долон-тургын с озером Тургынын-нором представляет порядочное болотистое пространство, усеянное водными площадями, скрытыми в камышах. На севере и западе его ограничивают барханы песков, круто ниспадая к травянистым и кустарным зарослям.
В западной части, у подножья тех же песков, лежит оз. Тургынын-нор. Длина его береговой линии не превышает 3-4 верст. Вода горько-соленая, прозрачная. На темно-голубой поверхности озера, а также среди болот держалось много плавающих и голенастых пернатых, свойственных Цайдаму.
К незамеченным раньше в ту весну относятся: гагара хохлатая (Podiceps cristatus), выпь (Botaurus stellaris), которая усердно и монотонно гукала по зарям, и крачка-ласточка (Sterna hirundo), изящно носившаяся в воздухе над чистыми водами болот. Днем на солнце резвилисы стайки горных ласточек (Biblis rupestris), улетавших к вечеру в горы.
Наш бивуак был расположен в западной окраине Долон-тургына, при лучшем ключевом местечке. Благодаря прозрачности воздуха, горизонт открывался на значительное расстояние, и окрестные места представлялись во всей красе. На севере стоит хребет Сарлык-ула, идущий темной стеной с запада на восток, слегка уклоняясь к юту. По его крутым южным скатам темнел древовидный можжевельник (Juniperus pseudosabina). От подножья того же хребта простираются пески, устилая собою покато-каменистую равнину на 20 верст шириною. Высота разнообразно переплетенных барханов, северовосточные склоны которых круты и рыхлы, а юго-западные пологи и плотны, достигает у меньшинства 300 и более футов; у большинства - значительно меньше. Далее на восток уже тянется окрайняя ветвь Тибетских гор, которые выдаются клином к северо-западу; в последнем направлении простираются главные хребты. Среди них расположена долина, по которой несутся воды р. Цаса-гола. Последняя, по выходе из гор, круто склоняется на запад и юго-запад; здесь, прорвав высокие холмы песков, вступает в болото Долон-тургын, затем одиночной ветвью бежит к стороне открытой пустыни, именуясь Сулин-голом. Ширина этой реки, текущей в глубоком корытообразном русле, до трех сажен. Прозрачная вода прикрывала каменистое ложе на 1 фут и неслась с громким, бурлением весьма быстро. Пройдя к юго-западу около 35 верст, она впадает в мутный Булунгир.
Дальнейший путь. Оставив урочище Долон-тургын в полдень, мы перешли, держась южного направления, на р. Сулин-гол. Отсюда на следующий день с запасами воды двинулись к Тибетским горам. Вскоре по выступлении пересекли большую караванную дорогу, идущую от Дулан-кита в Цайдам. Далее к юго-востоку снова уходили сплошные лески, севернее которых залегает песчано-каменистая, покатая от гор равнина. Местами она изборождена оврагами, устланными травянистой и кустарной растительностью. Постепенно уклоняясь к востоку, мы в течение перехода миновали пересеченную местность и вступили в первые отпрыски гор Тибета.
Справа высились второстепенные горные кряжи, слева к северу - более грандиозные, отделяющиеся от главного хребта, который был покрыт снегом. Между горами, ниспадавшими к юго-востоку и развивающимися в северо-западном направлении, заключена долина с богатою травянистою растительностью. Здесь же был замечен и первый цветок голубого касатика. Скаты гор в нижнем поясе также прикрыты травами, в верхнем же, на 11-12000 футов над уровнем моря, лепится арча, или древовидный можжевельник.
Дальнейший путь шел долиною н восточном и юго-восточном направлениях к реке Карагайнын-голу. Вблизи паслось много хуланов. Немного вдали, в одной из горных лощин, ютилось стадо маралов. Чуткие, осторожные звери не подпустили нас на выстрел: предательский ветерок, не имеющий определенного направления в горах, был причиною быстрого исчезновения благородных зверей. В лучших местах долины виднелись следы пребывания кочевников-тангутов, которые в этой части гор проводят зиму, т. е. время, когда имеется снег, заменяющий воду. Весною же номады уходят в глубь гор на верховье р. Цаса-гол.
Пребывание в лесном ущелье. Желая познакомиться с лесными ущельями р. Карагайнын-гола, отстоящими на запад от него, мы раньше этой реки свернули к северу, зашли в горы и расположились бивуаком при устье одной отличной "пади", впадающей в другую таковую. Красота соседних ущелий, покрытых сплошным еловым лесом, заставила устроить дневку, несмотря на то, что воды в этих горах не имелось; не было даже скрытых ключей; по крайней мере, мы, экскурсируя по ущельям, нигде не встречали, да и проводник говорил то же самое. Поить караванных животных и самим довольствоваться водой приходилось из Карагайнын-гола, который струил свои прозрачные воды в пяти верстах к востоку.
В день прихода в этот отрадный уголок я отправился в ближайший лес, где, при первом вступлении каравана, пробежала пара маралов. Короткое, крутое ущелье уходило к юго-востоку и, поднимаясь к гребню, расплывалось веером. Медленно я подвигался вверх: часто останавливался, осматривал в бинокль скаты гор, прислушивался и шел дальше. Вдруг закричала пара больших уларов (Megaloperdix Koslowi) и испуганно понеслась в скалы со дна глубокого ущелья. Среди игл хвойного леса мелькнула кабарга и, перевалив ближайший утес, исчезла. Еще дальше в лесную глубь заслышались голоса певчих пташек. Прелесть животной жизни совместно с красотами природы манили скорее подняться на вершину гор и оттуда по сторонам полюбоваться картиной. Наконец гребень достигнут. Выбрав высокое дерево (ель), я сел под ним. На юг круто ниспадали ущелья, разделенные горными отрогами, на которых темнел густой лес и резко выделялись гранитные скалы. Лабиринт больших и малых ущелий был страшно перепутан и представлял дикую картину хаотического характера.
Далеко от подножья гор, в том же южном направлении, простиралась равнина, на которой виднелось море песков, сливавшееся в туманной дали с горизонтом... К востоку от этого песчаного моря сверкала лента Карагайнын-гола, который, протекая в горах на дне глубокой долины, темнел точно змея. На север уходило пройденное ущелье, при устье которого среди золотисто-зеленой поверхности ярко белела палатка нашего бивуака. Ближайшие скаты гор круто падали вниз: видны были лишь вершины деревьев - больше ничего. Порою вверху слышался дребезжащий шум от полета снежного грифа или ликующего в воздухе орла-беркута. Этот хищник, держась высоко в облаках, то бомбою спускался вниз, то стрелою несся вверх, то красивой дугой летел за подругой; по временам, паря в голубой вышине неба, он опрокидывался на спину или принимал вертикальное положение, и во все время своих эволюций оглашал воздух восторженными криками {Еще более любопытную любовную игру таких хищников мне приходилось наблюдать у северного подножья хребта Русского (Куэнь-лунь) (путешествие М. В. Певцова). Здесь, в урочище Кара-сай, 11 июля наше внимание было привлечено парой орлов, пролетавших друг за другом. Следовавший впереди хищник мгновенно приостановился в воздухе, опрокинувшись на спину, тогда как другой так же быстро очутился у первого; сцепившись вместе пальцами ног, птицы стали кружиться, рассекая воздух в вертикальной плоскости. Сделав очень эффектно до пяти вращений, орлы приостановились и, освободив ноги, направились дальше.}. С соседних скал доносились голоса уларов; из лесной чащи - щелканье дроздов и стройный писк альпийских синиц.
Возвращаясь к бивуаку, я убил отличного улара. Вскоре затем заря погасла. Ущелье окуталось мраком. Позднее взошедшая луна осветила его дно, откуда неслось монотонное гуканье филина. Небесный свод с яркими звездами и абсолютная тишина дополняли прелесть вечера в глубоком лесном ущелье.
Дневка была уделена также на знакомство с окрестными ущельями и охоте. Желанн