Толстой Лев Николаевич - Том 67, Письма 1894, Полное собрание сочинений

о окрестит детей. Письмо Толстого является, невидимому, ответом на эту телеграмму Винер.

   (1) 11 февраля Толстой получил от Френсиса письмо, в котором он спрашивал согласия Толстого на крещение детей Хилковых и выражал намерение приехать в Москву для свидания с ним. 16 и 17 февраля Френсис был у Толстого в Москве (см. письмо N 44). Ввиду личных переговоров с Френсисом надобность в письме к нему отпала.

   1894 г. Февраля 15. Москва.

   Дорогая Лизавета Ивановна,

   Получил ваше доброе письмо и очень благодарен вам за те чувства расположения, которые я нашел в нем и которыми я особенно дорожу от вас. Ужасно жаль бедную Цецилию Владимировну и жаль, главное, за то, что она так тревожно несет посланный ей крест. Правда, что положение ее - и общественное положение, и особенная жестокость к ней людей, и главное, я думаю, ее беременность - особенно трудно. Я всё еще надеюсь на то, что государь сам вникнет в это дело. А вникнув, он не может не пожалеть ее и не устыдиться того, что делается его именем. Поэтому меня особенно порадовало ваше намерение поговорить об этом с императрицей. Это было бы очень хорошо и все-таки представляет возможность успеха. Дай вам бог успеть в этом и во всем том добром для себя (я разумею, для своей души) и для других, которым вы постоянно заняты.

   С истинным уважением и любовью

  

   Датируется согласно списку писем Толстого 1894 г., где письмо значится под 15 февраля, что подтверждается письмом Е. И. Хилковой от 10 февраля 1894 г., на которое Толстой отвечает.

   1894 г. Февраля 16. Москва.

   Маша не велит читать, что написала, а не зная, что она написала, не знаю, что писать. Главное событие за этот день, это твое отсутствие, Таня. Ты произвола на меня впечатление, и внушительное и жалкое. (1) Нынче был Francis Reverend (2) и огорчил меня тем, что они все уверены, что Ц(ецилия] Вла(димировна] развратная девица и что совершенное распутство входит в наши правила. Я его разуверил. Он был перед обедом и очень заинтересовался, и я позвал его завтра. Тревожит нас, что от тебя, Лева, нет писем давно. - Есть тут доктор Викторов, (3) кот[орый] очень не одобрил твое обращение к Potain, (4) а советует обратиться к Brissaud, (5) наследнику Charcot, (6) специалисту по нервным болезням. Был я нынче у Пятницких (7) и узнал, что один в клинике, а другой у Саввы Могилевича, (8) и кажется, что его держат там насильно и без основания. - Гуревич дала нам самые свежие сведения о тебе. (9) Ну, прощайте пока, милые друзья. Будьте добры и дружны и, когда соскучитесь, приезжайте к нам. У меня нынче нет мыслей, а есть только любовь к вам большая, даже неприятная мне.

  

  

   Печатается по машинописной копии из архива С. Л. Толстого. Дата копии, подтверждаемая словами письма: "событие за этот день - это твое отсутствие", - Т. Л. Толстая 15 февраля 1894 г. уехала к брату в Париж.

   (1) В своей неизданной автобиографии "Моя жизнь" С. А. Толстая пишет: "Уехала Таня совсем больной, она очень кашляет, у нее был бронхит".

   (2) [Достопочтенный] - титул, прилагаемый обычно к духовным лицам, в Англии и Америке.

   (3) Виктор Петрович Викторов (р. 1853), московский врач, специалист по внутренним болезням и психиатрии.

   (4) Потэн (Pierre Carle Potain, 1825-1901), парижский врач, член академии наук, к которому Лев Львович решил обратиться за медицинской помощью.

   (5) Бриссо (Eduard Brissaud, 1852-1909), парижский врач, психиатр и невропатолог.

   (6) Шарко Jean Martin Charcot, 1825-1893), французский психиатр и невропатолог.

   (7) Пятницкие - знакомое семейство Толстого.

   (8) Федор Андреевич Савей-Могилевич (р. 1841), невропатолог и психиатр, владелец психиатрической клиники на Погодинской улице в Москве.

   (9) Любовь Яковлевна Гуревич (см. письмо N 248 а), приехавшая из Петербурга по делам издательства. Она была в переписке с Л. Л. Толстым, который помещал в ее журнале "Северный вестник" свои корреспонденции из-за границы.

   1894 г. Февраля 18. Москва.

   Ваше письмо так умно и, главное, так искренно, что мне хочется тотчас же отвечать на него тем более, что ответ мне представляется, благодаря ясно поставленному вопросу, чрезвычайно прост и несомненен.

   Вы пишете, что, несмотря на то, что ваш идеал юношеский служения народу был вполне искренен, вы, отдавшись семье, детям, служение которым было и продолжает быть для вас и радостно и естественно, вы отступили от прежнего идеала служения народу тем более, что при попытках такого служения вы всегда испытывали неестественность, и теперь сомневаетесь, правильно ли поступаете, отдавшись одной семье, и начинаете чувствовать неудовлетворение. Я думаю, что это неудовлетворение не может не быть и с годами всё будет усиливаться и что для того, чтобы избавиться от этого чувства, вам не нужно бросать семью или ослаблять свою заботу о ней, но нужно внести в семенную жизнь и заботу тот идеал, к которому вы стремились и который не осуществили, но который был несомненно истинен. Нужно соединить служение людям и служение семье не механически, распределяя время на то и другое, а химически, придав заботе о семье, воспитанию детей идеальное, служебное людям значение. Брак, настоящий брак, проявляющийся в рождении детей, есть, в своем истинном значении, только посредственное служение богу, служение богу через. детей. От этого-то брак, супружеская любовь всегда испытывается нами как некоторое облегчение, успокоение. Это есть момент передачи своего дела другому. "Если, мол, я не сделал того, что мог и должен был сделать, так вот на мою смену мои дети - они будут делать".

   Но в том-то и дело, чтобы они делали, чтобы их воспитать так, чтобы они были не помехой дела божия, а работниками его, чтобы, если я не мог или не могла служить тому идеалу, кот[орый] стоял передо мною, то сделать всё возможное для того, чтобы дети служили ему. И это дает целую программу и весь характер воспитания, дает воспитанию религиозный смысл, и это-то химически соединяет в одно лучшее самоотверженные стремления юности и заботу о семье.

   Вот это-то я вам советую и этого от всей души желаю вам. Я думаю, что такое направление воспитания довольно определенно, и легко на примерах показать, что сообразно и что несообразно с ним.

   Желаю вам радостного успеха в этом деле.

   Печатается но копии, написанной рукою М. А. Шмидт. Опубликовано впервые (с небольшими сокращениями) в Б, III, стр. 376-377. Дата копии, подтверждаемая почтовым штемпелем получения письма адресата:. "Москва 4/11 1894".

   1894 г. Февраля 18. Москва.

  

   Dear Sir, I think the churches are the greatest enemies of good Christian life. Leo Tolstoy (1)

  

   Милостивый государь, я считаю, что церкви являются величайшими врагами хорошей христианской жизни. Лев Толстой.

  

   Печатается по копии, написанной рукою М. Л. Толстой. Опубликовано впервые в Б, III, стр. 231. Дата копии, подтверждаемая почтовым штемпелем получения письма адресата: "Москва, 5 февраля 1894".

   Эдвард Петерсон - представитель конторы Д. А. Петерсона, архивариуса Уебстерского графства, от лица своих друзей обратился к Толстому с письмом от 17/29 января 1894 г., в котором он спрашивал: "Считаете ли вы, что церковь имеет право на существование или нет? Мы склоняемся к последнему, но хотели бы знать ваше мнение, как мнение человека, чье учение мы исповедуем".

   (1) В черновике письма это было формулировано Толстым так: "D.S. I think that the churches have always been the greatest enemies of christianity " ("Милостивый государь. Я думаю, что церкви всегда были величайшими врагами христианства").

   1894 г. Февраля 18. Москва.

  

   М[илостивый] г[осударь],

   Прошу в вашей газете дать место следующему моему заявлению. Несколько лет тому назад было сделано мною заявление в русских газетах о том, что так как я не признаю для себя справедливым получать деньги за свои сочинения, то и предоставляю право, без всякого исключения и различия, всем желающим печатать, перепечатывать мои вышедшие и имеющие выйти с 1881 года сочинения в подлиннике, или в переводах, в целости или по частям. (1) Несмотря на это заявление мое, вероятно не дошедшее до иностранных фр[анцузских], англ[ийских] и немец(ких] издателей, я часто получаю письма с предложениями печатать за известную плату в журналах и с просьбами дать той или другой издательской фирме исключительное право издания. Бывают даже случаи, когда некоторые издатели приписывают себе это исключительное право и оспаривают его у других, как это теперь произошло в Англии между фирмой Heineman'а и Walter Scotta (2) и в Германии между фирмой Штутгартского и Мюнхенским издателем. (3) Ввиду этих недоразумений вновь заявляю, что (4) я никому не даю исключительного или даже предпочтительного права издания своих сочинений и переводов с них, а безразлично предоставляю его всем тем издателям, которые найдут издание моих сочинений или переводов с них для себя желательным.

  

   Печатается по фотокопии с автографа, хранящегося в Национальной библиотеке в Париже. Опубликовано впервые, в переводе Ш. Саломона, в "Journal des Debats" от 8 марта н. ст. 1894 г., с датой: "Moscou, fevrier 1894)", под заглавием "Une letter du comte Tolstoi" ("Письмо графа Толстого"), и затем в "Летописях", 2, стр. 154. Датируется согласно составленному М. Л. Толстой списку писем Толстого 1894 г. Подлинник заявления был послан Ш. Саломону в Париж для публикации в газетах. См. письмо N 66.

   (1) Письмо к "Редакторам "Русских ведомостей" и "Новое время" от 16 сентября 1891 г., т. 66, стр. 47.

   (2) См. "Список писем, написанных по поручению Толстого", N 4.

   (3) См. письма к Р. Левенфельду (N 9) и к В. Генкелю (N 188).

   (4) Зачеркнуто в автографе: так как я не беру гонорара за

   1894 г. Февраля 18. Москва.

   Дорогой Сергей Терентьевич.

   Очень рад буду, когда удастся помочь вашему делу. Постараюсь, хотя сомневаюсь в успехе. Не можете ли вы сами указать мне, к кому обратиться.

  

   18 февраля.

   Книжечка может выйти хорошая, (1) и я могу искренно похвалить ее.

   На конверте: Волоколамского уезда деревня Андреевка Сергею Терентьевичу Семенову.

  

   Год определяется по письму адресата.

   Сергей Терентьевич Семенов (1868-1922) - писатель из крестьян, беллетрист и драматург. См. т. 29, стр. 420.

   Ответ на письмо С. Т. Семенова от 3 февраля 1894 г., в котором он просил совета Толстого относительно издания сборника своих рассказов.

   (1) Книжка Семенова вышла в 1894 г. с предисловием Л. Толстого в изд. "Посредник" под заглавием "Крестьянские рассказы".

  

   1894 г. Февраля 18. Москва.

   Так вот вам, дорогой Матв[ей] Николаевич], мои поправки, как попало. (1) Если всё это излагать основательно, то это долго будет, да и не сумею. Очень рад был повидать вас. После вас вскоре приехал Емельян, (2) и мы много с ним беседовали. Очень желал бы я, чтобы Мих[аил] Петр[ович] (3) утвердился в понимании того, что нужно, и отказался бы от неразрешимых задач. Передайте ему мой привет.

  

   Опубликовано впервые в "Летописях", 2, стр. 104. Приписка на рукописи, присланной М. Н. Чистяковым на просмотр Толстому. Дата, поставленная на копии рукой П. А. Булашке, подтверждается письмом адресата от 15 февраля 1894 г., на которое Толстой отвечает.

   Матвей Николаевич Чистяков (1854-1920) - управляющий хозяйством на хуторе Ржевск В. Г. Черткова, сотрудник Толстого в работе помощи голодающим в 1891 г. См. т. 66, стр. 106.

   (1) В начале февраля М. Н. Чистяков был у Толстого в Ясной Поляне с крестьянином М. П. Тарабариным и записал беседу, происходившую между Толстым и Тарабариным (5) февраля. Посылая эту запись при письме от 15 февраля, Чистяков просил Толстого просмотреть ее и сделать поправки. Поправленная Толстым запись напечатана в "Летописях", 2, стр. 25-27.

   (2) Емельян Максимович Ещенко, см. письмо N 34, прим. 6.

   (3) Михаил Петрович Тарабарин, крестьянин Воронежской, губ.

   1894 г. Февраля 21. Москва.

   Л. Л. Толстому из Москвы в Париж.

   Я тебя не забыл, дорогой Лева, а не писал, п[отому] ч[то] не было мне вполне ясно твое душевное состояние.

   Теперь же получили твои три письма: первое, в кот[ором] ты сознаешься в твоих отчаянных мыслях, второе - одновременное с твоей телеграммой, и последнее, в котором ты уже ждешь Таню и после посещения Potain. Мне совсем ясно твое душевное состояние одиночества и тоски в огромном, веселом, блестящем городе. Должно быть, в роде того, что я испытывал в детстве, когда меня запирали в комнату и я слышал радостные визги братьев в соседней комнате. - Как видно, болезнь твоя знакома всем врачам и кажется очень простою и обыкновенною. Я понимаю, как она не проста и обыкновенна тому, кто страдает от нее. Как смерть, кот[орая] так проста, как предмет наблюдении, и так бесконечно таинственна, когда ее будешь испытывать. Но я говорю о том, что болезнь понятна врачам, они опытом знают ее течение и исход, и потому надо подчиниться им. И советую тебе сделать это, подчиняясь Potain. Montreux (1) мне тоже нравится для тебя и потому, что это считается самым успокоительным для нервов местом в Европе, и потому, что я сам прожил там удивительно радостно, спокойно. (2) И мне кажется, что и тебе так же будет. Ты не конфузься за свою слабость, что не перенес одиночества и отчаивался. Я не только не осуждаю тебя, но радуюсь видеть, что ты и больной живешь, не спускаешь нравственных требований к себе. А это главное. Не количество жизни дорого, а качество. И это мы, стареющие и слабеющие люди, знаем опытом.

   Наша жизнь идет хорошо. Из событий было то, что нынче вернулась из Петербурга Цец. Вл. Хилкова и получила отказ, (3) как ей сказал Рихтер, (4) по воле государя. Это тяжело. Но она, несмотря на свою беременность, спокойна и тверда. Сейчас к ней пошел Н. Н. Ге, (5) а завтра мама звала ее обедать. Вчера читали присланные мне Чертковым записки Хилкова - всей его жизни. (6) Хорошо, просто и сильно, как всё, что он пишет. - Утром прислал Корш (7) директорскую ложу на спектакль драмы Ковалевской, (8) и мама с Машей, и мальчиками поехали, а я весь вечер - такая манность (9) - сижу совсем один. Читал превосходную статью Ouida, The New priesthood, (10) против докторов и вивисекции. Очень сильно. Непременно переведем. Я, кажется, кончил скучный Тулон и хочется писать и драму, (11) и изложение христианского учения для детей. (12) Мне дала эту мысль книга одного квакера, дурно написанная, но прекрасно задуманная, и многое другое. Но едва ли что-нибудь выйдет. Как хорошо, что тебя любят и Саломон и его мать. Его мать я видел 40 лет тому назад с цветами в Женеве, она принесла их А(лександре] Андр[еевне], (13) а теперь тебе. Утонченные формы особенно милы в старушках. Поблагодари очень ее и его от меня. И Димир, (14) я чувствую, должен быть приятен. В нем есть тепло, та сердечная искренность, самые драгоценные чувства.

   Ну что, Таня милая, как ты? Прохожу через твою комнату, и твой белый халат на стене особенно напоминает тебя. Смотри же, Лева, покорись ей. Не знаю, как тебе, а мне она импозирует, (15) и мне легко бы слушаться ее. По рассказам Ваки, (16) Илюшу не пробрала заграница, и чернская скорлупа не пропустила ничего в себя. Это я заключил п[отому], ч[то] Вака. говорил, что он недоволен остался заграницей. Мож[ет] б[ыть], это неправда. Дай бог. Я надеялся, напротив, что эта поездка разбудит его.

   Мне очень приятно было узнать, что Schroeder (17) был у тебя и зовет тебя к себе. В нем как будто есть что-то, чего не бывает в французах. Теперь ждем известий, что вы решите. И здорова. ли Таня, и как поместилась. Да ты, верно, устроишь ее хорошо.. Целую вас, милые дети.

   Маша очень деятельна, спокойна и хороша. Мы с ней торопимся переводить Amiel'я (18) и всё не успеваем.

  

   Печатается по машинописной копии из архива С. Л. Толстого. Дата, копии подтверждается письмами Л. Л. Толстого.

   Ответ на три письма Л. Л. Толстого: от 30 января, 12 и 16 февраля и телеграмму от 2 февраля с жалобами на болезнь.

   (1) Монтрё, группа курортов (Кларан, Глион и др.) в Швейцарии на берегу Женевского озера.

   (2) Во время своего первого заграничного путешествия в 1857 г. Толстой три с половиной месяца, с 28 марта по 11 июля, провел в Швейцарии, поселившись в Кларане. См. Дневник за этот год, т. 47, и т. 5, стр. 192-213.

   (3) После неудачных хлопот в Петербурге (см. письма NN 3 и 4) Ц. В. Винер, проездом обратно на Кавказ, заезжала в Москву сообщить Толстому о результатах своей поездки и уехала от него 23 февраля.

   (4) Генерал-адъютант Оттон Борисович Рихтер. См. письмо N 56.

   (5) Николай Николаевич Ге, художник.

   (6) "Записки Д. А. Хилкова" были опубликованы в качестве материала в книге В. Г. Черткова "Похищение детей Хилковых", изд. "Свободное слово", N 4, Christchurch, 1901, стр. 11-65.

   (7) Федор Адамович Корш (1852-1924), драматург и антрепренер, директор драматического театра в Москве, основанного им в 1582 г.

   (8) Софья Васильевна Ковалевская (1850-1891), рожд. Корвин-Круковская, математик, член-корреспондент Академии наук и профессор Стокгольмского университета. Ее драма "Борьба за счастье" с успехом шла в театре Корша, вторым представлением, 21 февраля.

   (9) Слово из так называемого "детского языка", понятного только членам семьи Толстого.

   (10) Уйда (Ouida), псевдоним английской писательницы-романистки Марии Луизы де ла Раме (Marie Louise de la Ramee, 1839-1908). Книга ее " The new priesthood") ("Новое священство") вышла в Лондоне в 1893 г. См. письмо N. 61, прим. 1.

   (11) Драму, получившую впоследствии название "И свет во тьме светит". Толстой начал ее в следующем году.

   (12) Начатый первоначально Толстым в форме вопросов и ответов так называемый "Катехизис".

   (13) Александре Андреевне Толстой.

   (14) Владимир Алексеевич Бобринский (1867-1921), тульский крупный помещик, впоследствии член Государственной думы (2, 3 и 4-го созывов), с 1919 г. белоэмигрант.

   (15) От французского слова "imposer" - внушать уважение.

   (16) Владимир Николаевич Философов (1874-1938), брат жены Ильи Львовича Толстого.

   (17) Феликс Шредер (Felix Schroeder), французский журналист, автор книги "La Tolstoisme" ("Толстовство"), Париж, 1895, излагающей учение Толстого.

   (18) Анри Амиель (Henri Frederic Amiel, 1821-1881), профессор философии в Женевском университете, идеалист. Автор обширного дневника, выдержки из которого в переводе М. Л. Толстой, с предисловием Л. Н. Толстого, печатались в "Северном вестнике" в 1894 г. См. т. 29.

   1894 г. Февраля 23.Москва.

  

   Спасибо за хорошее письмо. (1) Пишу хоть несколько слов пока. Мне жалко, что вы уходите оттуда. (2) Разумеется, я не судья, но жалко. Нет большей роскоши, как переходить с места на место. Как скоро семья, то уже большое отклонение от христианского идеала и требование оседлости неизбежно. Дай бог вам, т. е. Бод[янскому] и Скор[оходову], которым передайте мою любовь, так же как и другим товарищам, - устроиться, где бы не б[ыло] ничего нарушающего самые скромные требования матерей, как нарушает это нездоровый климат.

  

   Печатается по копии, написанной рукою П. А. Буланже. Дата копии. Письмо не было послано. См. письмо N 53.

   Митрофан Васильевич Алехин (1857-1935) - художник-пейзажист, участник и организатор земледельческих общин. Работал с Толстым на голоде в зиму 1891/92 г. В 1893 г. был арестован за размножение на гектографе книги "Царство божие внутри вас" и выслан в Закавказье. См. т. 87, стр. 142.

   (1) Письмо это неизвестно.

   (2) Алехин жил в поселке Самтреди Кутаисской губ.; из-за нездорового малярийного климата он решил искать на Северном Кавказе новое место для поселения.

   1894 г. Февраля 23. Москва.

   Очень рад был получить ваше письмо, Иван Алексеевич. Рад потому, главное, что наше свидание в Москве было очень короткое, и я боялся, что недостаточно внимательно отнесся к вам.(1)

   Не ждите от жизни ничего: лучше того, что у вас есть теперь, и момента более серьезного и важного, чем тот, который вы теперь переживаете, не может быть, потому что он настоящий и один в вашей власти. Не думайте тоже о форме жизни, иной, более желательной: все безразличны. Лучше только та, в которой требуется наибольшее напряжение духовной силы. А я думаю, что это напряжение духовной любовной силы очень нужно вам для того, чтобы удержать хорошие отношения с женою и, вместе с тем, не переставая в мыслях и доле идти вперед и деле христианского совершенствования и служения богу.

   Смерть Дрожжина и отнятие детей Хилкова суть два важные события, которые призывают всех нас к большей нравственной требовательности к самим себе и к всё большему и большему освобождению себя от всякой солидарности с той силой, которая творит такие дела.

  

   Печатается по копии, написанной рукою П. А. Буланже. Опубликовано впервые в "Новом сборнике писем Л. Н. Толстого". Собрал П. А. Сергеенко, М. 1912, стр. 115-116. Дата копии, подтверждаемая записью в списке писем Толстого в 1894 г., где письмо значится под 23 февраля.

   Иван Алексеевич Бунин (1870-1953) - русский писатель и поэт. В 1921 г. эмигрировал в Париж. Умер в эмиграции. В 1894 г. служил в библиотеке Губернской земской управы в г. Полтаве и сотрудничал в провинциальных газетах, поддерживая отношения с полтавским кружком толстовцев. В середине января он приезжал в Москву лично познакомиться с Толстым.

   Ответ на письмо И. А. Бунина из Полтавы от 15 февраля 1894 г.

   (1) В письме от 30 января 1894 г. Б. Н. Леонтьев писал Толстому о Бунине: "Бунин рассказывал про всех московских друзей, но приехал очень огорченный, что так мало провел времени с вами, - вы были главная цель его поездки, - он вас очень любит и давно жаждал знакомства с вами. Он не может спокойно, без волнения говорить о вас. Он хочет бросить свою службу и заняться продажей книжек "Посредника".

   1894 г. Февраля 24. Москва.

   Вчера написал вам маленькое письмецо, дорогой Мит[рофан] Вас(ильевич], только с тем, чтобы ответить на ваше, но не послал, а нынче еще прочел ваше письмо Бирюкову, (1) и хочется по душе поговорить с вами. Мне ужасно жалко, что расстроилась жизнь Бодянских и Скороходова. Им, семейным людям, надо или бросить жен и детей, - а этого нельзя сделать, - или жить оседло. А то это кочеванье должно быть мучительно женам, кот[орые] всегда (да простят они меня) в лучшем случае, ведя христианскую жизнь, ведут ее не для бога, а для мужей. И им, бедным, это трудно. И потому, мне кажется, их надо беречь и жалеть. Еле-еле у мужа с женою, как Бодянский или Скороходов, установится кое-какое равновесие, кое-как они станут на ноги, а тут трудность переселения, нового устройства. И им не по силам, и всё с трудом воздвигнутое здание заваливается. Я знаю, вы скажете, что и не нужно жить с семьей: оставь жену, детей, что это сказано Христом, но я думаю, что это можно сделать только по взаимному согласию, и есть другое слово Христа и более обязательное: муж и жена не двое, а одна плоть, и что бог соединил, того человек не может разъединить. Надо не жениться, как вы и другие, счастливые и сильные, но, женившись и имея детей, нельзя нарушить того, что сделано, нельзя стереть грех, а надо нести последствия его. И я думаю, что требовать или советывать мужьям бросать жен - большой грех. Правда, кажется, что дело божье выиграет от этого, что без жены я сделаю много, больше того, что теперь. Но ведь часто это кажется только. Если бы я мог быть вполне чист, вполне без греха, тогда бы так. Не надо этого требовать и советывать еще и п[отому], ч[то] при таком взгляде люди согрешившие, т. е. женатые, представляются самим себе и другим отпетыми, и это нехорошо. Я думаю, что и грешные и слабые люди могут служить богу. - Верьте, милый друг, что я, говоря это, защищаю не себя, а говорю, что думаю перед богом. Раз согрешив браком, надо нести последствия своего греха наилучшим, наихристианнейшим образом, а не освобождаться от него, делая новый грех, и в этом положении всеми силами служить богу. Другое, что хотел сказать вам, это о Дрожжине. Это не первая жертва. Аполлов. А еще Хилковы и отъем их детей. На мое чувство жизнь становится серьезнее и требовательнее, и совершенно разделяю ваше чувство. Прошу у бога случая и силы пострадать для его дела. Только страданием и

   смертью сам себе докажешь без сомнений и колебаний свою искренность. Прощайте пока, с любовью целую вас и всех наших друзей. Вчера проводили Ц(ецилию] В[ладимировну]

   Хилкову. Ей отказали во дворце, но дело ее теперь в высокой инстанции.

  

   Опубликовано впервые (отрывками) в газете "Речь" 1911, N 219 от 12 августа, и полностью в "Толстовском ежегоднике" 1911, стр. 9-11. Год определяется ответным письмом адресата.

   (1) Письмо это неизвестно.

   1894 г. Февраля 24-25. Москва.

   Вы спрашиваете: Для чего жить, как жить и что делать, чтобы иметь право на жизнь? На эти вопросы я старался отвечать, как умел, во всем том, что писал последние 10, 15 лет. Может быть, вы не читали, может быть, вам покажется трудным прочесть всё и извлечь оттуда ответы на эти вопросы, кроме того, я думаю (может быть, это самонадеянность, но я так думаю), что я могу коротко, ясно и понятно ответить на эти вопросы, и ваше письмо так искренно, что я постараюсь сделать это сейчас же в этом письме. Прежде всего надо переставить вопросы и прежде отвечать на вопрос: как жить, а потом уже постараться понять: для чего? Жить надо, прежде всякого рассуждения мы жили и живем: каждые сутки спим, несколько раз едим, движемся, мыслим. Мы все, как лошадь на топчаке, колесо которого вертится под нами и заставляет нас двигаться, не можем не жить, и потому первый и главный вопрос (и, по-моему, единственный разумный) в том - как жить? Ответ первый мы все знаем и вы знаете: как можно получше. Так все люди жили, т. е. стремясь к этому, так живут и так будут жить. Второй вопрос: что значит лучше? Ответ для человека, знающего только себя, - ясен: как можно больше наслаждений. Но как только человек понял, что он не один, почувствовал страдания других людей, так первый ответ ужо не удовлетворяет, является противоречие личных стремлений к наслаждению и совести. Вот в этом противоречии вы и находитесь. И чтобы разрешить его, надо отдаться одной из этих двух сил: стремлению к благу, личному или совести; и отдаться совершенно без исключения и отговорок и компромиссов. Отдаться же совести или стремлению к личному счастью не значит то, чтобы заглушить в себе голос совести или личного счастья, но значит то, чтобы в сознании признать жизнью, истинной жизнью только одно из двух. Страдания, сомнения происходят от нерешенности вопроса в сознании. Если бы было то, что ваши требования правды не суть требования вашей совести, а навеянное вам извне, то, отрекшись от совести, вы успокоитесь и будете жить и наслаждаться, пока можете. (Разумеется, это кончится страданием, я знаю это. Но вы не можете поверить этому на слово, если требования совести в вас еще не проснулись пока.) Но они должны проснуться, потому что движение всего человечества идет от стремления к личному благу к требованиям совести. (И всё это я говорю только как очень невероятную возможность.) Если же совесть проснулась в вас, то признайте раз навсегда, что жизнь только в удовлетворении требований этой, совести, и тогда вы опять будете спокойны, и жизнь получит для вас смысл. Потому что что такое совесть? Совесть есть тот высший закон всего живущего, который каждый сознает в себе не только признанием прав этого всего живущего, но любовью к нему. Требования совести суть то, что на христианском языке называется волей бога, и потому смысл жизни и ответ на оба вопроса: для чего жить и как сделать, чтобы иметь право жить? состоит в том, чтобы исполнять волю бога, сознаваемую вами в нашей совести. К чему приведет всё это? Я не знаю, но знаю, что ясное сознание этого изменит всю нашу внешнюю жизнь и приведет к тому, что даст вашей жизни постоянный, всё более и более уясняющийся, радостный и разумный смысл. Если же вам не ясно, чего требует совесть, то ответ на это даст Евангелие.

   Вы спрашиваете: для чего жить? как жить? и как сделать так, чтобы иметь право на жизнь? Жить надо для того, чтобы исполнять волю того, кто нас послал в жизнь. Жить же надо так, чтобы воля эта была исполняема. И исполнение этой воли дает право на жизнь или, чтобы выразиться точнее, дает уверенность в том, что жизнь твоя не только имеет смысл, но нужна, необходима для того, кто послал тебя в жизнь. Но вы спросите: в чем эта воля и как знать, когда исполняешь и когда не исполняешь ее? Воля эта требует от нас два дела: постоянное совершенствование себя и постоянное же содействие установлению царства божьего на земле, т. е. такого строя жизни, при котором бы все люди сознавали бы себя равными братьями и любили бы друг друга. Для того, чтобы узнать в каждом деле, исполняешь ли или нет волю пославшего, надо спросить себя - содействует ли это дело вместе твоему совершенствованию (совершенствование же состоит в увеличивании любви) и установлению царства божия, т. е. увеличению любви в людях. Если дело удовлетворяет только одному: своему совершенствованию, но не служит людям, увеличивая в них любовь, если оно служит людям, но не вызывает в самом тебе любовь, увеличивая ее - это не дело божье, не исполнение его воли.

   Как осветится этим пониманием жизни ваша настоящая деятельность, я не знаю, - это дело ваше, но знаю, что это поверка истинного дела жизни безошибочная и, руководясь ею, жизнь получает всё более и более ясный смысл. Коротко выраженный смысл жизни тот, что всякий живой человек есть орудие божие, орудие, через которое высшая сипа делает свое дело. И потому смысл жизни в том, чтобы наилучшим образом делать то дело, которое от тебя требует эта высшая сила. Знать же, делаешь или не делаешь это дело, всегда можно: совесть есть указатель этого. Надо только слушать ее и стараться делать ее всё более и более чуткою.

   Ваше письмо показалось мне так искренно, что мне очень захотелось как можно яснее сказать вам, что могу, на ваши кажущиеся мне вполне разрешимыми вопросы. Я вчера написал вам другое письмо, но то показалось мне не достаточно ясным. Однако посылаю вам и то. Там то же сказано с другой стороны и, может быть, оно вам пригодится.

  

   Ответ на письмо от 12 февраля 1894 г. Веры Ивановны Минофьевой (р. 1872), слушательницы Высших женских курсов в Петербурге.

   1894 г. Февраля 23-25? Москва.

   Милост[ивый] гос[ударь],

   Вам, вероятно, известно уже, что мучимый в продолжение 2-х лет в том ужасном заведении, (1) к[оторого] вы состоите начальником, Дрожжин умер от этих мучений. Причиной его страданий и смерти многие, но преимущественно вы, т[ак] к[ак] от вас исходили приказания о его мучениях. Знаю, как целым рядом обманов и заблуждений люди, находящиеся в одном положении с вами, приводятся незаметно к совершению самых ужасных злодейств, с убеждением, что они делают хотя тяжелое, но необходимое и потому полезное дело, поэтому не упрекаю и не осуждаю вас. Я не имею на это никакого права, т[ак] к[ак], вероятно, совершал и совершаю, не видя их значения, такие же, как и те ваши поступки, к[оторые] б[ыли] причиною смерти Дрожжина, но пишу, п[отому] ч[то] считаю это своею обязанностью перед богом. Будучи случайно поставлен в такие условия, в к[оторых] мне со стороны видно всё значение совершившегося дела, я считаю своею братскою обязанностью перед вами указать вам на значение вашей деятельности. Поступок, совершенный вами (и поступков таких, сколько мне известно, совершено вами сотни, и такие дела постоянно совершаются в вашем ужасном заведении), поступок ваш по отношению к Др[ожжину] один из самых ужасных грехов, которые только могут совершать люди. - Вы в страшных физических страданиях убили не только невинного, но святого человека, страдавшего за истину, за учение того, кого ваши же начальники и вы сами признаете богом. Вы думаете в своей душе и скажете, вероятно, что, делая то, что вы делали, вы исполняли закон службы и присяги, приказания высшего начальства, государя, к[оторому] вы не могли но повиноваться. Вы скажете это, но в глубине души, перед богом, вы знаете, что это неправда. Есть закон выше всех законов гражданских и военных, закон, незнанием к[оторого] действительно никто не может отговариваться, и есть начальство гораздо более высшее, чем все императоры в мире и от власти которого и обязанности повиноваться к[оторому] мы никогда не можем освободиться. И по этому закону вы не могли участвовать, а тем более руководить истязаниями и убийством невинного человека, поставленного виновным только за то, что он не хотел убивать и готовиться к убийству. Истязая и убивая этого человека, вы поступали прямо противно воли известного вам закона и против высшего начальства. И это вы в глубине души знали. (2) Простите меня, пожалуйста, если письмо это огорчит вас. Я повторяю, что в мыслях не имею осуждать вас, а пишу только п[отому], ч[то] боюсь - молчание будет нарушением того самого высшего закона, к[оторому] мы все одинаково подлежим. Если я ясно и несомненно вижу ваше ужасное заблуждение, позволяющее вам продолжать служить вообще в военной службе и в особенности в том зверском учреждении, в к[отором] вы состоите начальником, то я не имею права молчать об этом перед вами и другими людьми, находящимися в таком же заблуждении, как и вы. От вас зависит сказать себе: с какого права он лезет учить меня, в таком духе осветить и продолжать свою вредную деятельность или подавить в себе то неприятное чувство, к[оторое] вызовет в вас это письмо, подумать перед богом, заглянуть в свою совесть и бросить то ужасное дело, к[оторым] вы заняты, каких бы это ни стоило вам лишений.

  

   Печатается по автографу-черновику. На автографе рукой Д. П. Маковицкого надпись: "К Бурову, начальнику дисциплинарного батальона". Датируется на основании слов в письме к В. Г. Черткову от 26 февраля 1894 г.: "Теперь я чувствую потребность написать Бурову... и написал, но не послал еще".

  

   Алексей Васильевич Буров - полковник. В 1892-1894 гг. был начальником дисциплинарного батальона в Воронеже и отличался особенно жестоким обращением с заключенными.

   (1) Товарищ Дрожжина Н. Т. Изюмченко, одновременно с ним отбывавший наказание в Воронежском дисциплинарном батальоне, составил записки, в которых обрисовал фигуру начальника батальона Бурова, занятия заключенных и режим этого "зверского учреждения". См. "В дисциплинарном батальоне. Записки Н. Т. Изюмченко", опубликованные в Англии под ред. В. Г. Черткова "Свободным словом", N. 97, Christchurch, 1905.

   (2) Зачеркнуто: Отговариваться тем, что вы, убивая невинного человека, исполняли приказание высшего, так же не действительно, как была бы отговорка низшего чина, поступившего противно закону и приказаний фельдмаршала, п[отому] ч[то] ему это приказал ефрейтор.

   1894 г. Февраля 28-25?. Москва.

   М[илостивый] г[осударь].

   Пишу вам о деле детей Хилковой, * отнятых (1) у матери противно всем законам божеским и человеческим и с жестокостью, свойственной только каким-нибудь диким курдам или зулусам. Описывать этого дела я не стану. Ваша совесть, вероятно, не переставая напоминает вам об этом зверстве и вашем участии (2) в нем. *

  

  

  

  

  

   Прежде всего скажу о том, по какому праву и с какою целью. я пишу вам об этом. Право мое вытекает из сознаваемой мною обязанности перед богом указывать людям на те преступления, к[оторые] они совершают вследствие ложных условий, в которых они находятся, не понимая их; цель моя состоит в том, чтобы помочь вам избавиться от того ужасного зла, в к[отором] вы запутались, и помешать - сколько это будет в моих силах - повторению таких зверств, как то, кот[орое] совершилось над Хилковым и, главное, его женою.

  

   Печатается по автографу-черновику. На автографе надпись рукой В. Г. Черткова: "Начало предполагавшегося письма к ген. Рихтеру о деле Хилковых". Датируется на том же основании, как и письмо N 55. Письмо осталось неоконченным и не было послано.

   Оттон Борисович Рихтер (1830-1908) - генерал-адъютант, член Государственного совета, заведующий делами "Комиссии по принятия прошений и жалоб, на высочайшее имя приносимых".

   (1) При словах, отмеченных звездочками, в автографе - рукой Толстого: пропустить.

  

  

  

  

  

  

   (2) Рихтер знал от Е. И. Чертковой истинное положение дела и всю его закулисную сторону, но стоял на стороне Ю. II. Хилковой.

   1894 г. Февраля 26. Москва.

   Сейчас едут все куда-то на вечер. И все наряжаются и Сашу и Ваню (1) завивает Теодор. (2) Всё это очень весело. Мне было очень больно видеть Ваню завитым и Сашу разряженною. Одно спасенье, что душа человеч[еская] герметически закупорена и защищена от порчи. - Теперь все там на этом вечере, а мы одни с Машей дома: она усердно работает, переписывает записки Хилкова (прекрасные) и письма разбирает. А я сейчас сидел один наверху и читал книги и статьи, привезенные Гальпериным. (3) В 4 часа проводил Н. Н. Ге (4) на жел[езную] дорогу. Они едут вместе весело, Касаткин, (5) Пастернак, (6) Левитан. (7) Я, кажется, без тебя, Таня, обидел Касаткина, высказав ему очень откровенно неодобрение его картине "паровая конка".(8) Очень мне уж стало противно искусство для забавы. -

   Нынче получил вашу телеграмму (9) о Brissaut или Brissot с уведомлением, что вы остаетесь indefiniment, (10) и письмо, и в котором обещаете приехать на днях. Пожалуйста, милые мои, не торопитесь решать и изменять положение, не отдавайтесь настроению - особенно ты, Лева, а делай поправку того, что представляется под известным настроением. - Если Briss..., то Briss... Я скорее поверил бы врачу нервных болезней, чем Potain, разумеется независимо от личности, доверия, которое она внушает. - Сейчас перервали меня и наше одиночество три Иваныча Посредника: П(авел], И(ван] и Е[вгений]. (12) - Я ничего еще толком не начал - Тулон кончил, - но хочется многого и думается, что не надо ничего писать. А надо больше заниматься тем художественным произведением, к[оторое] составляет жизнь каждого из нас, прикладывая всё внимание и усилие на то, чтобы не было в ней никаких ошибок ни колорита, ни перспективы, ни, главное, отсутствия содержания. Этого же и вам желаю, милые друзья дети.

  

   Опубликовано впервые: небольшой отрывок в Б, Ш, стр. 373. и полностью в журнале "Современные записки", Париж, 1928, XXXVI, стр.201-202. Датируется по почтовому штемпелю отправления: "Москва, 26 февраля 1894".

   (1) Младшие дети Толстого.

   (2) Теодор - модный московский парикмахер.

   (3) Илья Данилович Гальперин-Каминский. См. письмо N 82.

   (4) Николай Николаевич Ге, художник: он повез свою картину "Распятие" на передвижную выставку картин в Петербурге. См. письмо N 80.

   (5) Николаи Алексеевич Касаткин (1859-1930), художник, с 1898 г. академик живописи, участник передвижных выставок; в 1925 г