ебе все эти законы и цели из самого себя, помимо идеи и о Христе и о боге. Я желаю и чувствую себя способным быть самостоятельным и идти к добру и правде без "высших", фантастических, выдуманных существ".
(2) Николай Коперник (1473-1543), выдающийся польский астроном, основатель современной астрономической системы, доказавший вращение планет вокруг своей оси и вокруг солнца.
(3) Исаак Ньютон (1642-1727), знаменитый английский математик и астроном, открывший закон мирового тяготения.
(4) [как бы притягиваются], слова Ньютона из его формулировки закона притяжения.
(5) Для подготовлявшейся Стасовым биографии Н. Н. Ге. См. письмо N. 159, прим. 3.
(6) См. главу "Николай Николаевич Ге" в книге Т. Л. Сухотиной-Толстой "Друзья и гости Ясной Поляны", М. 1923, стр.29-94.
1894 г. Июня 13? Я. П.
Леонида Фоминична.
В ответ на вопрос вашего мужа о моем мнении касательно делаемого ему вызова имею сказать следующее. Константин Никанорович работает постоянно в области юридической и потому, вероятно, считает эту деятельность плодотворной. Вызывается он для работ в той же области, но уже не книжной, необязательной, а живой законодательной, переходящей в жизнь. Я думаю, что эта вторая деятельность может быть более плодотворна. Перемены они сделают, будет или не будет в них участвовать Константин Никанорович. Участие же его может дать этим переменам более полезный или менее вредный характер. В юриспруденции, как и в медицине, я думаю, что движение вперед, совершенствование, состоит в самоуничижении, в отказе от лечения и от суда. И в этом направлении, я думаю, что Константин Никанорович может быть очень полезен свойственным ему самым гуманным либерализмом, кот[орый| он наверно внесет в свои занятия и кот[орый] всегда ведет к уменьшению судебного вмешательства в жизнь людей. Передайте это Константину] Никаноровичу вместе с моим дружеским приветом.
Теперь выскажу вам, Л[еонила] Ф[оминична], чувства, вызванные во мне вашим письмом. - Вы уже знаете, верно, про смерть нашего друга Н. Н. Ге. Еще до его смерти мне писал Евг[ений] И[ванович] Попов, о том, что Количка, его сын, находится в самом унылом настроении, говорит, что его последние 10 лет жизни были потрачены даром, что он попал в ловушку, в петлю, кот[орая] всё больше и больше затягивается. Потом вскоре я получил известие о смерти его отца. Не помню, чтобы какая-либо смерть так сильно действовала на меня. Как всегда при близости смерти дорогого человека стала очень серьезна жизнь, яснее стали свои слабости, грехи, легкомыслие, недостаток любви, одного того, что не умирает, и просто жалко стало, что в этом мире стало одним другом, помощником, работником меньше. После смерти отца Количка написал мне и в письме написал то же, что говорил Евг[ений] Ив[анович]. И вот еще одним другом как будто угрожает стать меньше. А вот и в вашем письме звучит нота усталости, уныния. Не поддавайтесь этому чувству, дорогой друг. Вам есть, чем бороться с ним, и ясный ум и, главное, любящее сердце. Совестно мне писать вам то, что вы, вероятно, знаете не хуже меня, но пишу то, чем я постоянно проникнут последнее время. Для того, чтобы быть твердым и не унывать, нужно, главное, ясно понимать и не забывать единственный разумный и радостный смысл нашей жизни, состоящий в том, чтобы не только провести через всю жизнь, не потушив ее, ту искру божественной любви, которая вложена в нас и составляет нашу душу, но разжечь ее, сколько хватит наших сил, чтобы внести ее в ту жизнь уже не искрой, а пламенем. Прощайте пока.
Любящий вас
Впервые опубликовано в ПТС, II, N 415, стр. 146-147, с датой: "1894 г. июнь". Датируется на основании штемпеля на конверте письма адресата: "Почтовый вагон, 12 июня 1894" и записи в Дневнике Толстого от 13 июня: "Написал все письма".
Ответ на письмо Л. Ф. Анненковой от 12 июня 1894 г. (г. Льгов Курской губ.), в котором она сообщает, что муж ее получил от министра юстиции приглашение участвовать в Комиссии для пересмотра судебных уставов, что "ему очень хочется знать ваше мнение, он говорит, ему это важно".
1894 г. Июня 13. Я. П.
Очень вам благодарен, Петр Николаевич, за ваше подробное письмо о последних днях и минутах моего милого друга. Едва ли я когда испытывал такое больное чувство потери, как то, кот[орое] испытываю теперь. Не могу привыкнуть и по нескольку раз в день вспоминаю, и первую минуту не верю, и всякий раз вновь переживаю чувство утраты. Испытываю и то, что вы пишете, как бы раскаяние и позднее сожаление о том, что недостаточно любил его или, скорее, недостаточно проявлял свою любовь к нему, п[отому] ч[то] любил я его всей душой. Но он-то был уж очень любовен, и иногда думается, что недостаточно ценил это счастье. В особенности трудно привыкнуть к его смерти, п[отому] ч[то] я не знаю человека на наш челов[еческий] взгляд - более полного душевных сил и будущности. С ним никак не соединялась мысль о смерти. Хочется жалеть о том, что он не сделал всего того, что он хотел и мог, но, видно, этого не нужно было. Видно, есть другие, высшие соображения, недоступные нам, по к[оторым] ему надо
было теперь уйти из жизни. Я верю в это. Смерть его подействовала на меня и на всех возвышающим образом, как действует всегда смерть человека, большого не одним внешним даром, но чистого сердцем и такого любовного, каков был ваш отец. Так она. подействовала на всех. Я с разных сторон - Страхов, (1) Лесков, (2) Стасов, (3) Веселитская, (4) получаю письма о нем, и на всех, я вижу, смерть эта произвела тоже возвышающее и умиляющее впечатление, как и на меня, хотя и в меньшей степени. Стасов хочет писать его биографию, или очерк его деятельности, и хотя это будет не очень основательно, это будет не дурно, п[отому] ч[то] он понимает хотя одну сторону величия вашего отца.
Вы хорошо сделали, что прислали к нам его картины: (5) мы еще их не получали; получив, сделаем всё, что нужно. Я начал писать Третьякову, (6) чтобы разъяснить ему всё значение Ге, как художника, с тем, чтобы он приобрел и поместил всё оставшееся; надеюсь кончить письмо и послать ему нынче же. -
Спасибо, что вы ко мне обратились как к другу и всё описали. Вы для меня всегда будете дороги. Что Количка? Нам всё казалось, что он приедет к нам. (7) Я потому не писал еще ему.
Передайте мой привет вашей жене. (8)
Впервые опубликовано в книге Т. Л. Сухотиной-Толстой "Друзья и гости Ясной Поляны", М. 1923, стр. 79-80. Дата машинописной копии.
Ответ на письмо П. Н. Ге от 4 июня 1894 г. из Нежина. В начале письма П. Н. Ге писал: "Вам первому пишу о нашем несчастий, о котором вы уже знаете, и смерти отца нашего, потому что отец любил и ценил вас больше всякого другого человека... Отец умер внезапно 1 июня..." Далее П. Н. подробно описывает последние дни и смерть своего отца Николая Николаевича Ге.
(1) Письмо Н. Н. Страхова по поводу смерти Н. Н. Ге не сохранилось.
(2) См. письмо Н. С. Лескова к Т. Л. Толстой от 8 июня 1894 г. в ее книге "Друзья и гости Ясной Поляны", М. 1923, стр. 88.
(3) В. В. Стасов на другой день после смерти Ге написал краткий некролог (см. "Новости" 1894, N 152) и вслед за тем приступил к сбору материалов для задуманной им большой монографии о Ге. На его просьбу "тоже помочь" ему Толстой охотно отозвался (см. письмо N 157). Работа Стасова первоначально печаталась в виде ряда статей в "Северном вестнике" (в NN 1-3 за 1895 г.) и в "Книжках Недели", а затем была издана "Посредником" отдельною книгой: "Николай Николаевич Ге, его жизнь, произведения и переписка", М. 1904.
(4) Письмо Л. И. Веселитской неизвестно.
(5) См. письмо N 153, прим. 5.
(6) См. письмо N 161.
(7) Н. Н. Ге-сын приехал в Ясную Поляну 18 августа.
(8) Екатерина Ивановна, рожд. Забелло (ум. 1918).
1894 г. Июня 13. Я. П.
Несмотря на тяжелое чувство, вызываемое видом желтой краски и штемпелем товарища прокурора, читающего чужие письма, я был очень рад узнать о вас и из вашего письма увидать, что вы переносите совершаемое над вами насилие с бодрым духом и сознанием своей неотъемлемой рабами свободы. Рукопись вашу Т[яжелые] вп[ечатлени]я я поищу, и, если найду, что очень сомнительно, так как, вероятно, осталась в Москве, то отошлю по указанному вами адресу, то же сделаю по отношению рукописи, отосланной А[лехин]у. (1)
Дай бог вам продолжать находиться в том же настроении духа и помнить то, что не нужно бояться тех, которые могут погубить тело, а бояться только того, что может погубить. душу.
Печатается по машинописной копии. Впервые опубликовано в "Летописях", 2, стр. 136. Письмо (открытое) было задержано тюремным начальством и не было передано адресату. Дата копии.
Ответ на письмо М. А. Сопоцько от 9 июня 1894 г. из дома предварительного заключения в Петербурге. Письмо перекрещено желтой краской и снабжено печатью: "Просмотрено тов. прокурора Спб. Окр. Суда". Сопоцько сообщал, что он "уж почти месяц" находится в заключении, и просил переслать в журнал "Неделю" рукопись его статьи "Тяжелые впечатления".
(1) Аркадию Васильевичу Алехину; речь идет о другой рукописи Сопоцько- "Тетрадь заветных мыслей и наблюдений", упоминаемой в письме N 125.
Сообщая в ответном письме от 22 тоня, что он освобожден под надзор полиции впредь до окончания дела, Сопоцько писал: "С вашим письмом ко мне, посланным и тюрьму, вышел водевиль - его мне не дали прочесть за "неуместные выражения, в нем находящиеся". Так я его и не читал".
Павел Михайлович,
Вот 5 дней уже прошло с тех пор, как я узнал о смерти Ге, и не могу опомниться. В этом человеке соединялись для меня два существа, три даже: 1) одни из милейших, чистейших и прекраснейших людей, кот[орых] я знал, 2) круг, нежно любящий и нежно любимый не только мной, но и всей моей семьей от старых до малых, и 3) один из самых великих художников, не говорю России, но всего мира. Вот об этом-то третьем значении Ге мне и хотелось сообщить вам свои мысли. Пожалуйста, не думайте, чтобы дружба моя ослепляла меня: во-первых, я настолько стар и опытен, чтобы уметь различить чувства от оценки, а во-вторых, мне незачем из дружбы приписывать ему такое большое значение в искусстве; мне было бы достаточно восхвалять его как человека, что я и делаю и что гораздо важнее. Если я ошибаюсь, то ошибаюсь по из дружбы, а от того, что имею ложное представление об искусстве. По тому же представлению, кот[орое] я имею об искусстве, Ге между всеми современными художниками, и русскими и иностранными, кот[орых] я знаю, всё равно, что Монблан перед муравьиными кочками. - Боюсь, что это сравнение покажется вам странным и неверным, но если вы станете на мою точку зрения, то согласитесь со мной. В искусстве, кроме искренности, т. е. того, чтобы художник но притворялся, что он любит то, чего не любит, и верит в то, во что не верит, как притворяются многие теперь, будто бы религиозные живописцы, кроме этой черты, кот[орая] у Ге была в высшей степени, в искусстве есть две стороны: форма - техника и содержание - мысль. Форма - техника выработана в наше время до большого совершенства. И мастеров по технике в последнее время, когда обучение стало более доступно массам, явилось огромное количество, и со временем явится еще больше; но людей, обладающих содержанием, т. е. художественною мыслью, т. е. новым освещением важных вопросов жизни, таких людей по мере усиления техники, которой удовлетворяются мало развитые любители, становилось всё меньше и меньше, и в последнее время стало так мало, что все не только наши выставки, но и заграничные салоны наполнены или картинами, бьющими на внешние эффекты, или пейзажи, портреты, бессмысленные жанры и выдуманные исторические или религиозные картины, как Уде (1) или Беро, (2) или наш Васнецов. (3) Искренних сердцем содержательных картин нет. Ге же главная сила в искренности, значительном и самом ясном, доступном всем содержании. Говорят, что его техника слаба, но это неправда. В содержательной картине всегда техника кажется плохою для тех особенно, которые не понимают содержания. А с Ге это постоянно происходило. Рядовая публика требует Христа-иконы, на кот[орую] бы ей молиться, а он дает ей Христа живого человека, и происходит разочарование и неудовлетворение в роде того, как если бы человек готовился бы выпить вина, а ему влили в рот воды, человек с отвращением выплюнет воду, хотя вода здоровее и лучше вина. Я нынче зимою был три раза в вашей галерее и всякий раз невольно останавливался перед "Что есть истина", (4) совершенно независимо от моей дружбы с Ге и забывая, что это его картина. В эту же зиму у меня были два приезжие умные и образованные крестьяне, так называемые молокане, один из Самары, другой из Тамбова. (5) Я посоветовал им сходить в вашу галерею. И оба, несмотря на то, что я им ничего не говорил про картину Ге, оба они были в разное время - были более всего поражены картиной Ге "Что есть истина".
Пишу вам это мое мнение затем, чтобы посоветовать приобрести всё, что осталось от Ге, так чтобы ваша, т. е. национальная русская галерея, не лишилась произведений самого своего лучшего живописца с тех пор, как существует русская живопись.
Очень жалею, что не видел вас нынче зимою. Желаю вам всего хорошего.
Впервые опубликовано в книге Т. Л. Сухотиной-Толстой "Друзья и гости Ясной Поляны", М. 1923, стр. 81-84, с датой 14 июня 1894 г. В тексте письма сказано: "вот 5 дней уже прошло... как я узнал о смерти Ге" - Толстой узнал о смерти Ге 2 июня (см. Дневник, 2 июля 1894 г.), и в письме к П. Н. Ге от 13 июня (см. N 159): "Я начал писать Третьякову... надеюсь кончить письмо и послать ему нынче же". Таким образом письмо писалось в два приема: начатое 7 июня, оно было закончено 13...14 июня.
Павел Михайлович Третьяков (1832-1898) - основатель картинной галереи в Москве, ныне Государственной Третьяковской галереи.
(1) Фриц Уде (Fritz Uhde, 1848-1911), немецкий художник-жанрист, реалистически изображавший в своих картинах евангельские сюжеты и темы.
(2) Жан Беро (Jean Beraud, 1848-1910), французский художник-жанрист, родившийся и Петербурге, известный своими картинами из народной жизни. В 1890-х гг. написал несколько картин на евангельские темы, причем он, как и Уде, изображал Христа с современной бытовой обстановке.
(3) Виктор Михайлович Васнецов (1848-1926), выдающийся русский живописец-передвижник. Толстой имеет в виду росписи Васнецова в киевском Владимирском соборе.
(4) "Что есть истина?" - картина Н. НI. Ге, написанная им в 1889-1890 гг. и тогда же, по совету Толстого, купленная (11). М. Третьяковым.
(5) Толстой имеет в виду побывавших у него в феврале крестьян Е. М. Ещенко (из Воронежа, а не из Самары) и М. П. Тарабарнна из Тамбова.
М. П. Третьяков отвечал двумя письмами от 29 июня и 12 июля (см. ЛН, стр. 260-261), в которых говорил, что не понимает картину Ге "Что есть истина?" и даже иногда сомневается, "можно ли поставить ее в галерею". См. также письма NN 175, 176 и 190.
1894 г. Июня 14. Я. П.
Получил ваше письмо, милый Колечка, и не могу понять того, что вы говорите. Человек 10 лет перестал красть и вдруг на 11-й год говорит, что он ошибся. Да ведь в нашей и вашей жизни только та и разница, что всякая чистая рубаха, кот[орую] я надеваю, всякий кусок, кот[орый] я кладу в рот-краденные, и мне больно и стыдно так жить, а у вас были некраденные и вам не было стыдно. Остальные все условия жизни и моей и вашей были равны, и мы могли быть злы или добры и на краденном и на своем. Ведь главное то, что делать больше нечего как то, что вы делали. Может быть, можно лучше делать, но другого все-таки нечего. Ведь делаем мы то, что делаем-я, по крайней мере, не п[отому] ч[то] это мне приятно или поучительно, а п[отому] ч[то] ничего другого нельзя делать. То, что Ч[ертков] пишет, верно, но думаю, что и то, что я пишу, не противоречит этому. Когда будете спокойны и захотите, напишите, не торопясь. Смерть милого друга очень была поучительна и значительна для меня. Я думаю и для вас. Я никак не думал, что я так любил его, и, как всегда, удивляюсь, как недостаточно ценил его.
Приписка на письме В. Г. Черткова к Н. Н. Ге от 14 июня 1894 г.
Дата определяется письмом Черткова.
Ответ на письмо Н. Н. Ге от 11 июня 1894 г., в котором он вновь возвращается к описанию своих душевных переживании и страданий. См. письмо N 146, прим. 2.
На конверте письма Толстой отметил: "Б[ез] О[твета]", но потом решил отвечать.
1894 г. Июня 20. Я. П.
Всей душой был с вами, Евгений Иванович, в обоих делах - испытаниях, кот[орые] вам довелось пережить. (1) Ив[ан] Ивано(вич] (2) так хорошо рассказал мне про ваше отношение к обыску, что я как будто присутствовал при этом. Зная вас, я живо представляю себе ваше душевное состояние и отношение к людям и, как я понимаю, и то и другое было хорошее. Меня особенно радостно поразило то, что вы говорили, что всё, что вы говорили приготовленное (я тоже иногда приготавливаю) выходило "не то", и наоборот. Хорошо сделали, что отказались участвовать в обыске. Ничто так не укрепляет заблуждения заблудших, как содействие им. Ухудшить же это положение не может. Да хоть бы и ухудшило. Дай бог вам силы, хотел сказать, перенести то гонение - если бы даже и заключение, которое придется нести, да потом подумал, что силы надо просить у бога не меньше для того, чтобы нести те условия свободной жизни, которые мы несем все всегда.
Думаю постоянно, хотя и не пишу теперь, об изложении, главное, о самом учении жизни, о самой сущности его, и очень рад, что занят этим: всё яснее и яснее мне становится то, что только единое на потребу - одно нужно: блюсти в себе свое божественное я и растить его, с тем, чтобы перенести его в другую жизнь возращенным, - след же, которым оно оставит в этой жизни, есть только неизбежное последствие этого возращения, совершенствования. Я боюсь, что это покажется словами только: для меня это дело, не только дело, но единственная связь моя с жизнью. Только этим можно жить бодро, энергично, после того как в сознании, по крайней мере, отказался от земных внешних радостей, как цели жизни. Земные радости, когда их не ставишь целью, прикладываются. Верите ли вы в это? Мне думается, что да.
Второе, по времени первое - ваше испытание с женой, я тоже переживал с вами. И мне кажется, что понял ваше состояние по вашим письмам. Вопрос этот, я думаю, надо решить только на основании того же, что нужно для своей души, для соблюдения и возращения ее. Может быть, нужно отказать, может быть, нужно согласиться: это знаете только вы. Что нужно для того, чтобы поступить по отношению ее и самого себя так, как того хочет для ее и для вашего блага бог. Словами выразить, как и почему решено так или иначе, этого нельзя, а решить можно, потому что решитель есть в нас: та частица бога, которая составляет нашу жизнь.
Только бы не заглушать его, очистить от всех наносов, и решение будет верно.
Печатается по копии, написанной рукой Е. И. Попова. Впервые опубликовано в ПТС, II, N 41-6, стр. 147-148. Дата копии.
(1) Толстой имеет в виду дело об оформлении Поповым развода с женой и обыск, произведенный на квартире издательства "Посредник", где он проживал.
18 июня в 7 часов утра к нему явились 9 человек жандармов и произвели тщательный обыск, длившийся четыре с половиной часа. Письма и все бумаги, касавшиеся составляемой Поповым биографии Дрожжина, были взяты, а ему было предложено дать подписку о невыезде из Москвы, что он отказался сделать.
2 И. И. Горбунов-Посадов.
1894 г. Июня 23. Я. П.
Пишу вам о том, что Генри Джордж составил проект об освобождении земли от ее похитителей, или, скорее, освобождение рабочих от рабства вследствие завладения землею теми, к[оторые] ее не работают, а не написал (1) вам, в чем состоит этот проект. Постараюсь это сделать.
Проект Г[енри] Д[жорджа] состоит вот в чем:
Выгоды и удобства пользования землями не везде одинаковы; и так как на более плодородные, удобные, близкие к более населенным местам земли всегда будет много охотников и тем больше, чем лучше и выгоднее земли, то следует все такие земли оценить соответственно их выгоде: более выгодную дороже, менее выгодную дешевле, еще менее выгодную еще дешевле. Такую же землю, на которую нет многих охотников, совсем не оценивать и предоставить бесплатно тем, которые захотят обрабатывать се сами лично. -
При такой оценке земли будет то, что у нас, например, в Тульской губернии, удобная полевая земля будет оценена около 5 или 6 рублей за десятину, огородная при селениях около 10 р. за десятину, заливная луговая около 15 р. 2 и т. п. В городе же будет оценена по 100 и 500 р. дес[ятина], а в Москве и Петербурге, и на бойком месте, и у пристаней судоходных рек в несколько тысяч и даже десятки тысяч рублей за десятину. Оценив таким образом всю землю по всему государству, Г[енри] Д[жордж] предлагает объявить законом, что вся земля с такого-то года и числа не принадлежит уже никому отдельно, а принадлежит всему государству, всему народу, и что потому всякий, кто владеет землей, должен выплачивать за нее государству, т. е. всему народу, то, во что она оценена. Плата эта должна употребляться на все общественные, государственные дела, так что должна заменить все другие подати и всякие налоги, и внутренние и внешние таможенные. По этому проекту выходило бы так, что помещик, кот[орый] владеет теперь 2000 десятин, может продолжать владеть ими, но обязан выплачивать за них в казну, у нас в Туле тысяч 12 или 15 в год, п[отому] ч[то] тут будет и луговая и усадебная земля, и ни один помещик не выдержит такого платежа и откажется от земли. Крестьянин же наш тульский в тон же местности будет платить рубля на два с десятины меньше того, что он платит теперь, будет иметь всегда вокруг себя вольную землю, кот[орую] он может взять но 5 или 6 рублей, и, кроме того, не только не будет платить никаких податей, но еще будет иметь все нужные ему товары, и русские и заграничные, без пошлины. В городах владельцы домов и фабрик могут продолжать владеть своими имуществами, но должны будут платить по оценке за занимаемую ими землю в общую казну. (3)
Выгода такого устройства будет состоять:
1-е в том, что не будет людей, лишенных возможности пользоваться землею.
2-е в том, что не будет праздных людей, владеющих землями и заставляющих работать на себя за право пользования землею.
3-е в том, что земля будет в руках тех, кот[орые] работают ее, а не тех, кот[орые] не работают.
4-е в том, что народ, имея возможность работать на земле, перестанет закабаляться в работники на заводы, фабрики и в прислуги в городах и разойдется по деревням.
5-е в том, что не будет больше никаких надсмотрщиков и сборщиков податей на заводах, фабриках, заведениях и таможнях, а будут только собиратели платы за землю, кот[орую] украсть нельзя и с кот[орой] собирать подать легче всего, и 6-е, главное, (4) избавятся люди неработающие от греха пользования чужим трудом, в котором они часто и не виноваты, т[ак] к[ак] с детства воспитаны в праздности и не умеют работать, и [от] еще большего греха всякой лжи и изворотов для оправдания себя в этом грехе, и избавятся люди работающие от соблазна и греха, зависти, осуждения и озлобления против не работающих людей, и уничтожится одна из причин разделения людей.
Печатается по машинописной копии, представляющей собою, по-видимому, копию с отосланного подлинника. Впервые опубликовано (почти полностью) М. К. Элпидиным в книге: Л. II. Толстой, "Ненапечатанное заключение к последнему отчету о помощи голодающим" (Женева, 1895, стр. 14-16) и полностью в ТЕ 1913, стр. 49-50.
Печатаемый текст представляет собою приложение к несохранившемуся письму к Бондареву от того же числа (см. в "Списке писем Толстого, текст которых неизвестен", N 28). Датируется на основании записи в Дневнике Толстого от 14 июня 1894 г.: "Писал изложение проекта Генри Джорджа" и слов в ответном письме адресата от 31 августа: "Письмо наше от 23 июня я получил". Очевидно, письмо писалось в несколько приемов.
Кроме того, сохранился черновик автографа; существенные разночтения с основным текстом приведены в примечаниях. Тимофей Михайлович Бондарев (1820-1898) - крестьянин, бывший крепостной, отданный помещиком в солдаты; за отход от православия был отдан под суд и сослан в Сибирь на поселение; жил с 1867г. в деревне Иудино Енисейской губ., где и умер. См. т. 63, стр. 277-278.
Ответ на письмо Бондарева от 30 апреля 1894 г. Рассказав о своей жизни и своих работах, Бондарев заканчивает письмо следующими словами: "У нас на родине две версты в ширину и 8 верст в длину сенокосный луг, где весною вода заливает там тысячи и тысячи копей сена, всё помещицкое, а людям и одной охапки сена накосить негде. У моего брата в 1893 году первого января одна была корова и та с голоду пропала; ни скота, ни овец, ни коней, ни свиней, ни курей, ничево нету. С озер рыбных и река рыбная. "Ни моги и не смей и никто и близко к озеру или реке подойти, - говорит купец, купивший у помещика землю, - это моя вечная собственность". С этого видно, что и по всей России то же делается. А вы, Лев Николаевич, в Москве живши, ничего этого не воображаете, сами сыты, помещики и миллионеры довольны, ну и всё, а людям хоть пусто будь! Не верно ли я говорю? Верно, верно". Сбоку Бондаревым приписано: "Тут 4 рода преступления: 1) дармоедство, 2) рабство, 3) прикрытие закона и 4) нагло отнятая от людей земля". На конверте письма Толстой сделал надпись: "Отвечено. Приложить к ответу письмо о Г[енри] Джор(дже] и заключение отчета".
(1) Письмо это утрачено.
(2) Зачеркнуто: лесная, без леса 3 р.
(3) В черновике следует: Города и фабричные производства при таком порядке многие опустеют, п[отому] ч[то] весь народ бросится на освободившуюся дешевую землю. Много еще предвидится выгод от такого устройства. Вот в чем проект Г. Джорджа.
(4)
Зачеркнуто: в том, что будет восстановлено правильное отношение между собой, так что не будут уже, как теперь, работающие люди кормиться около не работающих, а напротив, будут из милости кормиться не работающие у работающих.
1894 г. Июня 24. Я. П.
Спасибо за ваше письмо, М[итрофан] В[асильевич]. Все, что касается вас и наших друзей, мне всегда очень близко. Только жалею, что мало подробностей: какая канава? Где Бодянский? Адрес Бирюкова: Кострома; Попова - Москва: Зубово, д. Нюнина. Как раз у них у обоих с неделю тому назад были жандармы и делали обыск: забрали всё, что касалось Дрожжина, и еще то, что вздумалось. Обыски сделали в одно время в Костроме и в Москве. От обоих требовали содействия в обыске и подписки о невыезде, и оба одинаково отказались в том и другом. Очень мне больно и обидно, что другие страдают, а не я, с точки зрения гонителей самый виноватый. На днях отбыл здесь в тюрьме наказание Булыгин за отказ поставить лошадей для воинской повинности. Я был у него в тюрьме два раза и порадовался на его бодрость и искреннюю радость и на ту пользу, которую через общение с его сторожами, судьями и заключенными принесло его заключение делу божию. Дай бог, чтобы все переносили так же, но всегда страшно и жалко за других, особенно когда есть матери, жены, дети, и хочется испытания самому. Передайте мою любовь Гастеву (1) и Скороходову и напишите поподробней, как вы устроились. Смерть Ге очень тронула меня. Я никак не ожидал, что я так сильно люблю его. Вы мало знали его. Это было умное, даровитое, страстно любившее Христа - кроткое дитя.
Про Кудрявцева я слышал, что его до суда выпустили на поруки. Файнерман готовится к суду за открытие школы без разрешения. Прощайте пока, братски целую вас, так же как и всех наших друзей, которые с вами. (2) Пути, по которым идут Новоселов (3) и ваш брат Аркадий, совершенно непонятны для меня, но уверен, что они ведут туда же, куда мы все идем: к истине и богу. (4)
Печатается по машинописной копии. Дата копии.
Ответ на письмо М. В. Алехина от 13 июня 1894 г.
(1) Петр Николаевич Гастев (р. 1866), работал с Толстым на голоде 1891-1892 гг., участник земледельческих общин.
(2) По-видимому, в копии письма здесь допущен пропуск. В ответном письме от 25 июля М. В. Алехин приводит слова из этого письма Толстого: "Все люди идут к богу разными путями. Есть пути, связывающие нас с миром и с его соблазнами, и есть нить, связывающая нас с богом. Всё стремление паше должно быть направлено на то, чтобы держаться на одной нити божьей". Очевидно, эти слова Толстого предшествуют в письме следующей фразе: "Пути, по которым идут Новоселов" и т. д.
(3) Михаил Александрович Новоселов (р. 1864, ум. в 1920-х гг.) основатель в конце 1880-х гг. первой толстовской общины в Тверской губ., затем отошедший к православию.
1894 г. Июня 24. Я. П.
Получил ваше письмо к Леве, (1) милый Поша, и порадовался и пострадал за вас. Порадовался п[отому], ч[то] вы поступили так, как следует, - как нельзя (2) иначе поступить христианину, если он свободен от соблазнов и страдал за вас, п[отому] ч[то] за других всегда страшно, особенно когда есть близкие: жены, матери, дети, не разделяющие того же жизнепонимания. На днях Булыгин сидел в тюрьме по решению земского начальника за отказ поставки лошадей для воинской повинности, и я был у него и застал его оба раза в самом радостном состоянии духа, в к[оторое], как он говорил, приводило его преимущественно то, что жена его не только не упрекала, но сочувствовала ему. Для того экзамена, как вы говорите, к[оторый] производится этими нападками, нужно некоторое сосредоточение и напряжение, и потому если в эту минуту недовольство, раздражение, упреки, даже горе близких вам развлекают вас, то становится очень мучительно, в роде того, как когда человек готовится сделать решительный прыжок, его хоть слегка дернуть за рукав. Обратное же: выражение сочувствия - окрыляет, как я это видел на Булыгине. Так вот, об этом я страдал за вас и о том, что и вам может быть тяжело, если вас посадят. У меня нет теперь вашего письма, оно у Черткова, к[оторый] взял его вчера; но мне помнится, там что-то есть одно лишнее, что вы сказали им о насилии, или что то, что мне показалось лишним. Радовался же я преимущественно на то, что вы и Женя (3) поступили совершенно одинаково и совершенно так же, как каждый из нас считает нужным поступить: т. е. не только не обидеть этих людей, но быть полезным им, и вместе с тем своим содействием, участием, согласием, повиновением им не усилить их заблуждение о том, что они делают что-то хорошее и должное; а напротив, своим несодействием, несогласием, неодобрением их дела заставить их увидать или хоть почувствовать всю гнусность его. Мы живем очень тихо, ровно и хорошо. Моя работа не подвинулась, и я даже не заставляю себя заниматься ею, а отдыхаю и больше работаю телом: начал покос. С Чертковым общение самое приятное - не говорю про себя, но домашних. Прощайте пока, целую вас. Мой привет и любовь П(авле] Н(иколаевне], (4) М[арье] В[асильевне]. (5)
Впервые опубликовано в сборнике "О минувшем", М. 1909, стр. 58-59. Дата машинописной копии.
Ответ на письмо П. И. Бирюкова к Л. Л. Толстому от 20 июня 1894 г., в котором он описывал обыск, произведенный у него жандармами.
(1) Письмо это, как пишет Л. Л. Толстой в своих неизданных "Воспоминаниях", хранящихся в ГМТ, Бирюков намеренно адресовал на имя сына Толстого, опасаясь, что письмо ко Льну Николаевичу может быть перехвачено.
(2) Зачеркнуто: почти
(3) Евгений Иванович Попов.
(4) Павла Николаевна Шарапова (1867-1945), с 1899 г. жена Бирюкова.
(5) Марья Васильевна Сяськова, одна на сотрудниц издательства "Посредник".
1894. г. Июня 27? Я. П.
Дорогая Леонида Фоминична. Письмо это вам передаст Ив. Егор. Черкасов, (1) учитель из сельскохозяйственной школы, воспитанник Великанова, (2) молодой человек очень хорошего и серьезного направления. Он едет в Суджанский уезд к своему товарищу. Я думал, что и вам и, главное, им, ему и его другу, хорошо узнать друг друга. Вчера читал ваше письмо Черткову (3) и душевно порадовался мысли скоро увидеться с вами.
На конверте: Льговского уезда имение Константина Никаноровича Анненкова. Леониде Фоминичне Анненковой.
Впервые опубликовано в ПТС, II, N 418, стр. 149. На основании ответного письма адресата от 2 июля 1894г. и упоминания в ее письме, что Черкасов, передавший письмо Толстого, пробыл у нее "три дня", письмо датируется предположительно 27 июня.
(1) Иван Егорович Черкассов (ум. 1895), учитель земской школы Лукояновского уезда Нижегородской губ.
(2) Павел Васильевич Великанов (р. 1860), земский учитель, знакомый с Толстым с 1891 г., впоследствии писавший ему "ругательные" письма.
(3) Письмо это не сохранилось.
1894 г. Июля 6. Я. П.
Очень порадовали меня вашим письмом, (1) Владимир Васильевич. Так мало людей - особенно художников - понимают значение содержания произведения, что радостно встретить такого единомышленника, как вы.
Ни один художник не позволит себе в технике опуститься ниже той степени, до к[оторой] он достиг в прежних произведениях; но после серьезной и значительной вещи писать дребедень считается позволительным и даже очень милым. Письмо это вам передаст сын Ге Петр. Мы ему дали все письма Ге. К дочери пристаю, чтобы она записала его разговоры, но до сих пор ничего еще не сделала. Прекрасная бы была работа и глубоко поучительная для всех художников история его распятия. (2)
Прощайте или до свидания, как бог приведет. Нынче очень занят; а ответить и поблагодарить за письмо хотел.
6 июля.
Предисловие к Мопассану было переведено по-франц[узски], (3) но туда не попало одно местечко, кот[орое] желательно бы поместить в немецкий перевод. (4)
На конверте: Петербург Владимиру Васильевичу Стасову.
Впервые опубликовано в книге "Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка 1878-1906". Труды Пушкинского дома Академии наук СССР. Л. 1929, стр. 133-134.
(1) Письмо В. В. Стасова от 28 июня 1894 г., в котором он выражает свой восторг по поводу только что прочтенного им предисловия Толстого к сочинениям Мопассана и свое полное согласие с взглядами Толстого на задачи искусства. Опубликовано в книге "Лев Толстой и В. В. Стасов", стр. 129-133.
(2) История писания Ге его картины "Распятие" подробно рассказана В. В. Стасовым в его книге "Николаи Николаевич Ге", изд. "Посредник", М. 1904, стр. 368-392.
(3) Французский перевод предисловия к Мопассану был напечатан в газете "Journal des Debats",
(4) Вильгельма Генкеля (см. письмо N 188), которому В. В. Стасов, по своей инициативе, послал для перевода предисловие Толстого к сочинениям Мопассана.
169. В. Г. Черткову от 6 июля.
1894 г. Июля 7-8. Я. П.
Спасибо, что ответили мне так кротко на мое некроткое письмо. Прошу вас простить меня, если в нем было что-либо неприятное вам. Отвечая вам, я отвечал многим людям, неправильно уклоняющимся от требований христианского учения. До вас это не относится.
На открытке: Нижегородской губ. Село Богородицкое. Федору Алексеевичу Желтову.
Датируется по почтовому штемпелю отправления: "Почтовый вагон, 8 июля 1894 г.".
Ответ па письмо Ф. Л. Желтова от 23 июня 1894 г.
* 171. Джону Кенворти (John Kenworthy).
1894 г. Июля 8. Я. П.
Dear friend, I have received both your letters & the papers, which you sent, and thank you for the one & and the other.
In regard to your letter, the one before the last, in which you write that soon you will have formed a community, I wished to answer you the following:
Of course one can not but desire the largest spreading of that which one regards as the truth, and not only as an abstract truth, but as a practical one, such a truth, the acceptation of which would deliver men from their miseries and give them the greatest welfare; but, strange though it seems to say so nothing has so much hindered the spreading of the truth, as the too hasty desire to make others accept it.
I have always been deeply affected by the seldom noticed words of Christ to his 70 disciples, when they returned from preaching and boasted of their success, saying that everywhere the devils were subject unto them: "In this rejoice not, that the spirits are subject unto you; but rather, because your names are written in heaven". In other words: seek not exterior success visible to all men, do not count your proselytes, as do the churchmen & the salvation army, (1) but seek to be in the truth, never to deviate from it & success, though perhaps invisible to you, will follow, will certainly follow, because when a man is in the truth he will act and his action will inevitably have the most fruitful results, if even they will not be visible to him. The same is expressed in the words "Seek ye first the kingdom of God, and his righteousness & all these things shall be added unto you"; & in the words: "Be ye wise as serpents, & harmless as doves".
Truth in order to influence men should be complete, not clipped, not adapted to the life of men of the world. And this is always being forgotten by mankind. And owing to this the most, powerful efforts have been and are yet lost in vain. Precious is not that community which we may organize at Toula or Croydon (3) with the help of those near to us in time and space, although such a community may also have its object & signification, but precious is that community of men of all times and nations, who unite in the one truth, in which I have been brought into communion with men, so distant from me in space & time, & amongst others with you.
The community, which is now necessary for mankind, will be composed not of men, who will unite in order to realize certain economical aims advantageous for themselves, like that "Brotherhood of Trust", (4) of which you sent me the description but of those men, who are dispersed everywhere & have once for all renounced all worldly aims & have consecrated their lives solely to the service of God.
All the grandest undertakings have not only come to nought, but have turned against the very cause, which they were intended to serve; and that only owing to haste, to the desire of men to convert the greatest possible quantity of other men in the shortest possible time; or if they can not convert them, make them appear to be converted. Thus in the first instance Paul began to clip the demands of Christ & to adapt them to the existing order of things; this, but in enormous dimensions, Constantine (5) in order to make them accessible to himself & his nation. Thus dealt all those introducers of Christianity into England, France, Russia, who almost compulsorily christened their people. And thus do pervert Christianity all founders & organisators of sects from the Mormons (6) to the Salvation Army. This haste has always been and continues to be the great drawback to the spreading of Christianity.
Let us with all our strength keep to the whole truth for ourselves in the full light in which it is unfolded to us, and this light will inevitably enlighten those around us, & this same truth will inevitably unite us all together without our troubling ourselves about it; because there is only one truth and men can unite only into them.
What profound and good undertakings were those of St. Simon, (7) Fourier, (8) Proudhon, (9) Robert Owen (10) and of hundred of other founders of communities in America, and what is now left of them? And how insignificant was the life of the Nazareth carpenter, (11) who was hung for words which displeased the authorities of his time, and yet how enormous the results. (12)
Anarchism is a striking sign of the times. It is the beginning of the ruin of old order of things. And when the old is coming to ruin, it is impossible to build. All that is possible is to prove, to explain, to demonstrate the lawfulness of tins ruin, the possibility and necessity of a new construction and to show the foundations upon which it can be done. In times like ours, when the existing order is falling to pieces under its own weight, what the men are especially in wan