Забелин Иван Егорович - История русской жизни с древнейших времен

  

  

  

   В 1908 г., в год своей кончины, И. Е. Забелин напечатал с поправками и дополнениями второе издание первой части "Истории Русской жизни". Без сомнения, с подобными же дополнениями должна была появиться и вторая часть того же труда во втором издании, но смерть помешала автору осуществить его намерение: им оставлен лишь печатный экземпляр второй части "Истории Русской жизни" с некоторыми заметками и поправками на полях. При печатании настоящего второго издания, часть заметок и поправок помещена в подстрочных примечаниях, или же введена в текст. Текст перепечатан полностью с сохранением орфографии автора в тех словах, которым он придавал значение (Немон, корниз и т. п.). Ссылки на страницы первой части "Истории Русской жизни" сделаны по второму изданию.

  

  

   Первая страница Русской Истории, и самая достоверная страница, была написана в то самое время, почти в тот же самый год, когда впервые огласилось в Истории и Русское имя. Она написана знаменитым Цареградским патриархом Фотием в его окружной грамоте к восточным святителям, в которой он впервые обличает Западную Церковь в отпадении от Православия, в неправедных захватах, в высокомерии и властительстве, - где, следовательно, строгая и точная правда каждого слова служила ручательством святой истины всего дела.

   Патриарх Фотий справедливо почитается светилом учености и образованности своего века, Этот век (девятый) ученые не без основания именуют веком Фотия, потому что "во все продолжение существования Греческого Царства, от Юстиниана до падения Византии, никто не принес стольких услуг наукам, как патр. Фотий". При нем положено начало Славянской образованности в переводе Св. книг на Славянский язык. Славянский первоучитель св. Кирилл был учеником Фотия.

   Что касается церковной распри между Востоком и Западом, подавшей повод к написанию упомянутой грамоты, то она возникла все из за той же Болгарии, тогда еще новорожденной в Христианской истине. Латинский Запад, в лице Римского папы, во что бы ни стало хотел забрать новую паству со всею ее землею в свои руки. С этою целью он послал к новопросвещенным своих епископов и стал сеять на новой ниве свои западные плевелы и мудрования. Дабы положить конец властолюбивым притязаниям, Фотий окружною грамотою призывал святителей решить дело собором и поставлял на вид, как благоприятное для борьбы знамение времени, крещение Болгар и Русских, говоря, что если и языческие народы отлагают свои старые заблуждения и приходят в разум истины, то, по благодати Божией и содействием собравшихся святителей, возможно будет исторгнуть и Западную ложь.

   "Не только Болгарский народ переменил прежнее нечестие на веру во Христа, писал он, но и тот народ о котором многие многое рассказывают, и который в жестокости и кровопролитии все народы превосходит, оный глаголемый Рос, который, поработив живущих окрест него, и возгордясь своими победами, воздвиг руки и на Римскую Империю: и сей, однако, ныне переменил языческое и безбожное учение, которое прежде содержал, на чистую и правую Христианскую веру, и вместо недавнего враждебного на нас нашествия и великого насилия с любовью и покорностью вступил в союз с нами. И столь воспламенила их любовь и ревность к вере (благословен Бог во веки! взываю я с Павлом), что и епископа, и пастыря, и христианское богослужение с великим усердием и тщанием приняли." ¹

   Это было написано в 866 году.

   Смысл этих немногих слов очень обширен: в нем заключается, можно сказать, изображение целого периода Русской Истории, изображение первоначального возраста русской народности. Народ, о котором уже в 866 г. многие из Греков многое рассказывали, успел к тому времени достаточно окрепнуть на своем месте и пораздвинуть свои силы по сторонам. Он успел уже поработить окрестные племена и, возгордясь своими победами, победоносно явился даже под стенами самого Цареграда. В жестокости и кровопролитии он превосходил все народы... Такими выражениями Византийцы всегда обозначали особенную силу и могущество своих врагов. - Наконец, оставив язычество, этот народ принял св. крещение и с любовью и покорностью вступил к союз с Греками.

   "Происшествие важное для всей христианской церковной истории", замечает Шлецер.

   Рассуждая об этой дорогой для нас Фотиевой повести и по своей норманской системе ни как не желая признать в этом достославном Росе наших Руссов Киевских, Шлецер все таки принужден был сказать, что здесь рисуется, "многолюдный и ужасно сильный народ, который не составлял простой разбойничьей шайки, бегающей с места на место, а был сильным завоевательным народом, не знавшим ни кротости, ни уступчивости, с которым Византийский Двор, даже и после испытанного нашествия и великого насилия, почитал необходимым войти в союз и заключить мир, и привлек его к тому богатыми подарками из золота, серебра и дорогих одежд." ² После таких свидетельств и заключений критики, становится очень понятным, что Руссы, попавшие в 839 г. к немецкому императору Людовику на Рейн, действительно могли быть только Руссы Киевские, ездившие в Царьград от своего Кагана для союза с Греками, хорошо знавшие круговой Варяжский путь по морю и мимо Новгорода, и потому возвращавшиеся к Балтийскому поморью по западной окраине, вероятно из опасения пройти в малых силах Русским путем по степному Днепру. Очень понятным становится и то обстоятельство, почему Хозары в 834 г. строят на среднем Дону крепость Саркел ³, не против Печенегов, как обыкновенно толкуют, а несомненно против того же Роса, ибо помещение крепости на речном перевале из Дона в Волгу обнаруживает заботу и опасение больше всего со стороны водяных сообщений, чем со стороны конных степных Печенежских набегов, для которых прямая и ближайшая дорога к Хозарской столице лежала гораздо южнее сухим кочевым путем и была для Печенегов сообразнее.

   И так в 866 г. в Греческом Царстве Рус уже славилась, как народ, совершивший все те подвиги, посредством которых создается полное начало народной самобытности и самостоятельности. Русь покорила окрестную страну, проложила свободный путь в Царьград, заставила льстивого Грека искать с нею союза и договора, и как бы в удостоверение, что обнаруженная кровожадность и жестокость, т. е. сила и могущество молодого народа, происходят не от дикой и вполне варварской разбойной стихии, а от стремлений гражданских, - склонилась даже к Христианской Вере.

   Все это было еще до 866 года. Этот год представляется рубежом особенной, древнейшей Русской Истории, о которой мы знаем очень немногое. Но замечательно, что те же короткие слова Фотия в полной мере прилагаются и к истории того столетия, которое по пятам следовало за первым годом Русской славы. Все, что начальная летопись рассказывает о временах Олега, Игоря, Святослава, Владимира, есть только дальнейшее развитие тех же самых подвигов: покорение окрестных народов, походы на Царьград, мирные договоры с Греками и в конце - всенародное принятие Христовой веры - вот чем было исполнено движение Русской жизни включительно до времени св. Владимира.

   Естественно предполагать, что и начертанная Фотием история с своими славными:, но неизвестными нам делами и событиями продолжалась несколько десятков лет и может быть целое столетие. Мы указали на два события, дающие довольно явные намеки о том, что в 30-х годах IХ-го столетия в Русской стране что-то происходило: посылались в Царьград послы, Хозары строили крепости..... Наша летопись об этом времени ничего не помнит и начинает говорить о Русских делах почти с того только года, в который написана была повесть Фотия. Очевидно, что все годовые числа летописи, приставленные к первым Русским временам, в действительности представляют, по словам Шлецера, одно ученое вранье, основанное летописцем на невинном соображении, что когда в греческом летописаньи впервые появилось Русское имя, то, следовательно, с того только года началась и самая жизнь Руси.

   В воспоминаниях детства трудно говорить о верности годовых чисел, а в воспоминаниях народного детства целые десятки и сотни лет застилаются событием одного года, который и выставляется вперед сообразно умствованию первого летописца.

   Но если легко отринуть начальную годовую таблицу, в которой с такою правильностью расставлены отдельные случаи наших народных преданий, то очень не легко да и совсем невозможно одним почерком пера, так сказать, отрезать эти предания от настоящей истории народа ⁴.

   Предания, если только их в источнике нет и следа сочинительских литературных сказок-складок, если они вообще рисуют жизненную правду и идут от основных великих народных движений или народных героических дел, каковы предания нашей летописи, - такие предания очень живущи: они сохраняются в народной памяти целые века и даже тысячелетия. Они особенно крепко и долго удерживаются в народном созерцании, если народная жизнь и в последующее время течет по тому же руслу, откуда и первые ее предания, если к тому еще народ не знает писанного слова или мало им пользуется.

   Основные черты древнейших Русских преданий, которых невозможно определить годами, заключаются в том, что Славяне разошлись по своим странам от Дуная, что Христово учение было проповедываемо Славянскому языку еще самими Апостолами и их ближайшими учениками, - это для общей славянской истории. В частности, для Русской Земли первые предания свидетельствуют, что некоторые Русские племена, Радимичи, Вятичи, пришли в Русскую Землю от Ляхов, т. е. от Западных Славян, что в самом начале в Русской стране господами были на Севере Варяги, приходившие из за моря, на Юге Хозары, тоже приморские жители; что, следовательно, вообще страна находилась в зависимости от своих морей, на севере от Балтийского, которое так и прозывалось Варяжским, на юге от Каспийского, Азовского и Черного, так как Хозары господствовали на этих южных морях.

   О дани Хозарам поднепровского населения говорит византийский летописец Феофан в начале IХ-го века. О Варягах наша летопись помнит, что они, как пришельцы, колонисты, населяли все знатные города севера, и что самые Новгородцы, хотя и были Словени, но были варяжского происхождения, т. е. колонисты с Варяжского моря, а эту заметку можно объяснять не только заселением, но и торговою промышленностью Новгородцев, сделавшихся по своей промышленности истыми Варягами. Затем предание говорит, что север изгоняет Варягов и потом призывает к себе князей от Варягов - Руси, что от этой Варяжской Руси прозывалась Русю и вся Земля.

   Далее, наше предание хотя и дает начало Киеву от туземца Кия, но выставляет также на видь, что в оное время этот город был собственно Варяжскою колонией из Новгорода. В одной из поздних списков летописи даже прямо сказано, что первые поселенцы Киева были Варяги ⁵. Затем предание уже с видом полной достоверности говорит, что все северные люди, призвавшие князей Варягов и впереди их сами Варяги собираются под предводительством Олега, идут на юг, захватывают Киев и остаются в нем на вечное житье. Здесь все Варяги, Славяне и прочие прозываются Русью, начинают покорять окрестные племена, а затем ходят на Царьгород.

   Связь всех этих преданий не только не противоречит рассказу Фотия, но и подтверждает его. Самое уверение летописца, очень настойчивое, что страна прозвалась Русю от Варягов-Руси, явившихся освободителями народа от чужих даней, совпадает тоже с далеким преданием, записанным в византийской хронике под 904 годом, где между прочим говорится, что "Россы прозвались своим именем от некоего храброго Росса, после того, как им удалось спастись от ига народа, овладевшего ими и угнетавшего их по воле или предопределению богов." ⁶

   Несомненно, что это предание для киевской страны имело тоже значение, как для Радимичей и Вятичей предание от их происхождении от Ляхов, т. е. от западной ветви Славян; как и предание о Новгородцах, что они, бывши: в начале Словенами, сделались потом отродьем Варягов. Для подобных преданий годовых чисел не бывает и потому они могут относиться к незапамятной древности.

   Киевская сторона, прилегши к широким кочевым степям, находясь на перекрестке народных движений с В. на З. и с С. на Ю., должна была с незапамятных времен не один раз подвергатся завоеваниям и угнетениям и при благоприятных обстоятельствах снова возраждатся в прежней свободе. При Геродоте, за 500 лет до Р. X., над Скифами-земледельцами господствовали Скифы-кочевники. В конце первого века до Р. X. Диодор Сицилийский рассказывает, что кочевых Скифов в конец истребили размножившиеся и усилившиеся Сарматы, которые под именем Роксолан сейчас же после Скифов становятся господами всей нашей Черноморской Украйны. Страбон распространяет жилище Роксолан до крайних пределов известного тогда Севера. Очень ясно, что Роксоланы и были освободителями Днепровского народа от угнетения Скифов. Было ли это имя туземным или оно принесено северными людьми, об этом мы ничего не знаем; но из положения очень давних торговых связей Балтийского моря с Черным и Каспийским - можем не без оснований гадать, что такое имя могло быть принесено и от Севера. Затем в IV столетии на днепровские места случалось нашествие Готов, против которых, пользуясь приближением Уннов, первые восстали именно Росомоны пли Роксоланы и за одно с Уннами прогнали их от Днепра. С тех пор в стране от устьев Дона до устьев Дуная господствуют Унны. Мы почитаем этих Уннов Вендами или Ванами Скандинавских саг. Их именем, как потом именем Руси, или прежде именем Роксолан, как всегда бывало, покрывались все тутошния племена, и славянские и кочевые. При появлении Уннов, имя Роксолан исчезает, но исчезает ли их свобода, неизвестно. С течением времени от внутренних усобиц Унны ослабели, и чтобы совсем их искоренить, Греки призвали Аваров, которые снова угнетают страну. Через 200 лет страна снова освобождается и от Аваров Уннами-Булгарами, но вскоре снова подчиняется новым властителям, Хозарам ⁷.

   Таким образом, угнетения и освобождения днепровской страны отмечены Историей не один раз. И вот объяснение, почему в Киеве жило предание не о Росе - родоначальнике, как у Радимичей и Вятичей о Радиме и Вятке, но о Росе - освободителе от иноземного ига. Такие предания вполне достоверны уже потому, что они всегда изображают, так сказать, самое существо народной Истории. По этим преданиям можно заключат, что быт Радимичей и Вятичей до подданства их Хозарам проходил мирным растительным путем, в то время как быт Днеппровских Полян, время от времени, не один раз, подвергался покорениям и освобождениям.

   Как бы ни было, но связь всех преданий нашей летописи о Русской земле сводится к одному узлу, что жизнь Руси вообще поднялась от прихода северных людей. При этом предания указывают, что первое движение исторических дел началось в ильменской стороне, в ее главном городе, который прозывался уже новым городом, след. был потомком какого-то старого города или старого периода жизни, совсем исчезнувшего из народной памяти. Об этом старом времени у летописца сохранялось только одно сведение, что славянское племя, пришедшее на Ильмень-Озеро, прозывалось своим именем, Словенами, что оно построило тут город, назвавши его Новгород.

   Эти Словени, как совсем особое племя, в первые два века нашей истории довольно точно отделяются своим именем от других соседних славянских же племен. Это была самая верхняя, т. е. самая северная ветвь всего Славянского рода. Каким образом и в какое время забралось сюда это племя, и по какому случаю оно оставило за собою имя Словен - об этом Летопись ничего не помнит. Однако это самое славянское имя, хотя ж не в полной точности (Ставаны, Свовены), почти на том же месте упоминается уже в географии второго века по Р. X.

   Существует ли какая связь между голым именем Славян в древнейшей географии и началом нашей истории в IX веке?

   Чтобы ответит на этот вопрос, чтобы узнать старую историю нового города, нам необходимо поближе осмотреть первоначальную древность славянских поселений в нашей стране. Мы увидим, что не только появление на своем месте Новгорода, но и весь характер Русской истории, как она обозначена в первое время, вполне зависели от древнейших связей и отношений балтийского славянского севера и черноморского греческого юга, проходившего по нашей стране именно теми путями, где сплошными поселками искони сидело и до сих пор сидит одно Русское Славянство.

  

   Споры и рассуждения о том, когда пришли Славяне в Европу и какой они собственно народ, азиатский или европейский, теперь вполне и навсегда упразднены рожденною на нашей памяти наукою Сравнительного Языкознания ⁸. Она освободила Славян от тьмы невежественных европейских предубеждений и предрассудков, которые и в науке и в политике не отделяли достойного места славянству, как народности, несумевшей стать господином в своей земле и потому будто бы не имеющей равных дарований и талантов с остальными европейцами. Весьма точными и подробными исследованиями над составом и историей европейских языков, наука Сравнительного Языкознания утвердила теперь несомненную истину, что все европейцы, в том числе и Славяне, родные братья между собою; что все они происходят от одного отца-прародителя, от одного народа древних Ариев, жившего некогда, как предполагают в Средней Азии, за Каспийским и Аральскими морями, на верху рек Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи, в тех местах, где находится известный нам Ташкент и где лежат земли древней Бактрии. Та страна в древности так и называлась семенем Ариев. Оттуда в течении многих веков и быть может тысячелетий, разные племена Арийцев мало по малу разошлись в разные стороны, подобно тому, как, по нашим преданиям, Славяне разошлись от Дуная и Карпатских гор. Южные племена, Индусы, передвинулись дальше к юго-востоку, в области рек Инда и Ганга; другие переселились на ближайший запад, в области нынешней Персии; иные потянулись вон из Азии на европейский материк, то есть на дальний запад и северо-запад от своей родины.

   Вероятно, это происходило еще в те времена, когда Аральское, Каспийское, Азовское и Черное моря составляли одно Средиземное море между Европою и Азией, отчего и сухопутная дорога Ариев в Европу, должна была проходит в двух направлениях; для южных племен - по Малой Азии, для северных, именно для Славян, по северным берегам упомянутых морей, по нашим прикаспийским и черноморским степям, через все реки впадающие в эти моря из нашей равнины.

   Имя Арии, как толкуют, значит "почтенные, превосходные".

   Кто из европейских Ариев пришел прежде, кто после, трудно судит, но основываясь на теперешнем размещении европейских народов, естественно предполагать, что кто остался, так сказать, позади в этом шествии с востока, тот конечно и пришел после всех. По северу Славяне и Литовцы искони живут на востоке Европы, ясно, что если они шли по северному пути, то пришли сюда позднее других, в то время, когда все места дальше к западу были заняты. Тоже можно сказать о Греках в южных странах Европы.

   Предполагают, что первыми пришли Кельты, Италийцы и вообще племена Романские, занявшие крайний европейский запад, за ними Греки, а уже потом Германцы и Славяне. Знаменитый первоначальник науки Языкознания, Бопп, на основании исследований о языке Славян и Литвы, высказал твердое убеждение, что эти языки должны были отделиться от своего азиатского корня позднее всех других европейских языков. Таким образом выводы лингвистики только подтвердили, так сказать, физическую истину, то есть географическое местоположение нашего племени относительно других Европейских Арийцев.

   Не менее знаменитый Шлейхер, напротив, думает, что от первобытного индо-европейского народа сперва отделилась и начала свое странствование та часть, из которой позднее произошли народы литво-славянский и немецкий. Другая част выделилась позднее и населила юго-запад Европы племенами Келтов, Италов, Греков. Отделившись от первобытного корня, славяно-немецкая ветвь в начале составляла одно племя, один язык, один особый народ. Прожив долгий период времени единым племенем, она потом распалась на две части, литво-славянскую и немецкую. Где произошло это распадение, на дороге ли из Азии, или уже по прибытии в Европу, узнать невозможно. После и литво-славянская ветвь, в свою очередь, точно также распалась на две части, литовскую и славянскую, а наконец и особая славянская ветвь разделилась на многие особые же отрасли. Некоторые (Тильфердинг) не соглашаются с выводами Шлейхера об особом кровном родстве Славян с Немцами ⁹. Но эти выводы, в виду дальнейших исследований, очень важны в том отношении, что явственно обнаруживают, если не коренное родство, то беспрестанные исконивечные связи, соседство и взаимнодействие между славянством и германством.

   Таково предполагаемое родословное древо европейских народов и наших Славян. По этому древу Славяне оказываются родственниками, с одной стороны Немцам, а с другой, в особенности по звуковому составу языка, очень близкими родственниками очень далеким Индусам. "Славянский язык, подтверждает Бопп, из европейских, находится в самом близком родстве к Санскриту", - а Санскрит ест древний язык Индусов и древнейший, хотя и не первоначальный, язык всех Арийцев.

   Любопытнее и важнее всего тот вывод сравнительного языкознания, что прародитель европейцев, первобытный народ Ариев, живя в своей стране, обладал уже такою степенью развития, которая совсем выделяет его из порядка так называемых диких людей. Он не был уже кочевым звероловом или кочевым пастырем скота, он был земледелец и жил в обстановке и в устройстве первоначального оседлого быта. Положительные сведения об этом добыты из коренного словаря всех арийских племен, который составился сам собою, как только были произведены сравнительные изыскания об однородности языка древнейших Ариев. Отсюда и выведены несомненные истины, что прародитель Арийцев умел устраивать себе жилище, дом, в котором были двери, печь из камня; что главное его имущество и богатство составлял домашний скот, коровы - говядо, быки, туры, волы, лошади, овцы, свиньи, поросята, козы и даже птица - гуси. При стаде и доме жила собака, но кошка еще не была домашним животным.

   Главное его занятие было хлебопашество. Он орал землю ралом, сеял жито, семена которого могли быт полба, ячмень, овес, но рож и пшеница являются в последствии; умел молоть зерно, печь хлеб, ел мясо вареное и даже чувствовал отвращение к сыроядцам, т. е. к дикарям - кочевникам. Питался также молоком; употреблял в пищу и мед, и пил мед, как хмельной напиток.

   Кроме скотоводства и хлебопашества он знал и некоторые ремесла, знал тканье, плетенье, шитье; знал обделку золота, серебра, меди.

   "По этому каменные орудия, находимые в Европе, замечает Шлейхер, не могли принадлежать индо-европейцам, потому что они знали металл до переселения сюда, и нельзя себе представить, чтобы народ с течением времени забыл его употребление. Стало быть, каменные орудия надобно приписывать древнейшему слою населения в тех странах, которые были заняты потом индо-европейцами.

   Прародитель умел плавать в ладьях при помощи весла. Его умственное развитие выразилось в знании счета по десятичной системе; однако он считал только до ста.

   Устройство людских связей и отношений было родовое; его корнем была семья, жившая союзом брака, единоженства. Степени и связи родства обозначались теми же самыми словами, какие живут и доселе: отец - батя, мать, сын, дочь, брать, сестра, нетий - племянник, зять, сноха, свекор, свекровь, деверь, вдова. Замечательно, что в языке прародителя существуют только слова для изображения мирных занятий и нет слов, обозначающих деятельность воинственную. Такие слова появились уже у поздних потомков, когда Арийцы разделились и разошлись по странам.

   Понятие о боге прародитель выражал тем же словом бог, богас - податель благ. Он покланялся вообще существам природы и прежде всего светлому небу - Диву, солнцу, заре, огню, ветру и матери - земле.

   Таково было наследство, полученное европейцами от своего прародителя; таковы были розданные им таланты, с которыми они потом разошлись по своим землям. Развитие этих талантов, у каждого отделившегося племени, вполне зависело от обстоятельств времени и места, от того, с кем встречалось племя на пути, где поселялось в новых местах, и кого имело у себя соседом. Так Греки, в своем переходе с прародительской земли, основались по преимуществу на морских берегах, по морям Средиземному и Черному, где встретили Финикиян и Египтян - народы высокого развития, и сделались достойными наследниками их культуры. Морские берега, их особое количество и качество, по всюду благоприятствовали человеческому развитию, и потому кто поселялся на таких берегах, тот уже на первый же раз приобретал неоценимое сокровище для дальнейшей жизни.

   Благоприятное развитие италийских племен точно также вполне зависело от количества и качества морских берегов, от этого многообразного европейского полуостровья, которое они заняли для своих поселений.

   Отделившиеся от прародителя народы Немцев и Славян по-видимому с самого начала основались в луговых, лесных и горных местах серединной Европы. Здесь, по указанию Шлейхера, они присоединили к арийскому житу посев пшеницы и ржи и выучились варить пиво.

   Конечно, не эти одни предметы характеризуют степень развития первобытных Славян и Германцев. Наука о языке указывает только примерные черты этого развития, которое полнее выяснится при дальнейших ее исследованиях. Но именно эти злаки и этот напиток уже достаточно объясняют, в каких местах, под какою широтою существовали первые поселения Славян и Немцев.

   Выводы сравнительного языкознания очень важны для нас по преимуществу в том отношении, что они раз навсегда утверждают неоспоримую истину, что славянское племя ни в какое время древнейшей, а тем более средневековой европейской истории не находилось на том уровне развития, который именуется вообще диким, что поэтому и Несторово изображение первобытной дикости русских племен во многом преувеличено для наибольшей похвалы родным Полянам.

   Если и самые прародители всех Европейцев не были народом похожим на цветных дикарей Америки и Австралии, как представлял себе наших Славян знаменитый Шлецер, то все рассуждения о первобытной медвежьей дикости Немцев и Славян, говорит Шлейхер, по меньшей мере не имеют значения.

   Понятия об этой дикости и особенном варварстве наших предков мы приняли по наследству от древних Греков и Римлян, которые не без особенной похвальбы самим себе почитали весь остальной мир диким и варварским. Так точно и теперь образованные и необразованные Европейцы, тоже не без особой похвальбы самим себе почитают нас Русских полнейшими варварами, принявши это мнение тоже по наследству от Греков и Римлян, больше всего литературным путем. В глазах теперешнего Европейца Россия ест та же Скифия Греков и Сарматия Римлян. Западная школа, как упрямая наследница школы латинской, и вся западная образованность учит эту истину уже более тысячи лет. Даже братья Славяне, особенно католики, как ученики той же латинской школы, точно также смотрят на нас с высока и по римскому взгляду почитают нас тоже варварами. Не говорим о Поляках, которые вместе с Французами старательно доказывали в одно время, что мы даже и не Славяне, а туранское племя.

   Само собою разумеется, что арийское наследство, именно земледельческий и оседлый быт, которое Славяне принесли в Европу, подобно евангельскому таланту, не составляло еще полного богатства. Оно заключало в себе только твердые основы для дальнейшего развития, такие основы, которые, несмотря на все превратности исторической судьбы нашего племени, все-таки спасали его от совершенной погибели и разорения, то есть спасали от совершенного одичания. И это особенно должно сказать о восточном Славянстве, так как ему одному из всех Олавян выпала на долю бесконечная борьба именно с кочевыми дикарями. В этом отношении восточное Славянство больше других Арийцев показало, насколько тверды и прочны были первобытные основы арийского быта. В своих беспредельных лесах и степях оно не было побеждено ни бесконечным пространством своей дикой равнины, ни бесчисленными полчищами своих диких врагов - кочевников. К тому же его богатые братья - Европейцы никогда ему и не помогали. Напротив, и в древнее время, и в современной нашей борьбе с старыми кочевниками, они употребляли все усилия, чтобы по возможности ослабить и раззорить восточного бедняка, уже только за то, что он Скиф, что он Сармат. Нужно ли говорить при этом, какого дорогою ценою этот бедняк добывал и приобретал у своих богатых братьев плоды всякого просвещения, знания, образованности.

  

   Арийское наследство Славян, как мы сказали, заключалось в земледельческом быте со всею его обстановкою, какая создалась из самого его корня.

   Еще до распадения на многие отрасли, живя единым первобытным племенем, Славяне "были народ по преимуществу земледельческий". "Скотоводство у них было распространено больше чем у Германцев" ¹⁰ несомненно по той причине, что они жили в лучших пастбищных местах, каковы были их приднепровские и придунайские степи. Любимым и самым сподручным их промыслом было бортевое дупловое добывание пчел, то есть добывание воска и меда. Еще Фракийцы рассказывали Геродоту, что в землях, лежащих к северу от Дуная, столько водится пчел, что людям дальше и пройти нельзя. Известные доселе роды хлебов и овощей: рожь, овес, ячмень, пшеница, просо, горох, чечевица, мак, дыня и пр.; - плодовых дерев: яблоня, груша, вишня, черешня, слива, орех, и лесных: дуб, липа, бук, явор, верба, ель, сосна, бор, береза; - известные доселе земледельческие и другие орудия - плуг, орало, серп, коса, секира, мотыка, лопата, нож, долото, шила, игла, как и хозяйские устроения: гумно, мельница, житница, не говоря о доме и дворе с различными постройками, о деревне - веси и т. я.; известные доселе ремесла: коваль - ковач (кузнец), горнчар, ткач, суконщик и пр., а след. и разные предметы ремесленных изделий; - все это было известно еще народу - прародителю всех славянских племен. Он знал стекло, корабль, полотно, сукно, одежду - рубаху, ризу, плащ, обруч - браслет, перстень, печать; - копье, стрелы, меч, стремя; он знал письмо - книгу (доску), образ в смысле рисунка; он знал гусли, трубу, бубен.

   Домашнее и общественное устройство людских отношений и связей и у прародителей было такое же, какое находим и у всех разделенных племен. Слова: земля, народ, язык, племя, род, община, князь, кмет, воевода, владыка, староста, не говоря об именах родства, все принадлежат языку прародителя. Существовали уже понятия закона, правды - права, суда. Существовал торг, мера, локоть, пенязь (деньги), взятый едва ли от Готов - Германцев, а по-всему вероятью принадлежавший обоим народностям с незапамятного времени ¹¹.

   В прародительском языке нет только слов, ясно определяющих понятия о личной собственности и наследстве и поэтому такие слова у разных племен различны. Это объясняется общею чертою славянского быта, не выдвигавшего личность на поприще деяний самовластных, господарских, самодержавных, но всегда ограничивавших ее правами рода и общины. Личность в римском и немецком стиле для Славян была созданием непонятным и потому в их быту и не существовало никаких правовых ее качеств.

   Сравнительное Языкознание выводит также предположение, что Славяне и братья их Литовцы переселились в Европу уже в том веке, когда вошло в употребление железо. Древние арийские переселенцы знали только золото, серебро, медь, бронзу (смесь меди с оловом). Железо было очень хорошо известно уже Геродотовским Скифам. Они употребляли железные мечи, удила, пряжки, обтягивали колеса железными шинами, скрепляли колесницы железными полосами. А так как имя железа известно было уже древним Индусам и в их языке имеет корни, то очевидно, что Славяне принесли в Еврону это имя и самый металл, отделившись от Индусов после всех своих европейских братьев.

   Из этого короткого обзора первобытных очертаний Славянского быта выводится одно заключение, что первоначальная культура Славянства едва ли в чем уступала культуре древних Германцев; во многом она даже и превосходила Германскую, именно превосходила особым развитием по преимуществу земледельческого быта со всеми его потребностями и со всею обстановкою. Самый плуг, по уверению Шлейхера, заимствован Немцами у Славян. Во многих местах средней и южной Германии Славяне в свое время были учителями земледелия; там и поныне глубокие и узкие борозды называются Вендскими ¹².

   Поэтому необходимо заметить, что все, что рассказывают исследователи-патриоты о влиянии в древнейшее время немецкой культуры на славянскую, требует основательной проверки, ибо Немцы во всех ученых, общественных и политических случаях идут всегда от предвзятой истины, что славянский род ест низшая степень перед германством и с незапамятных времен во всем обязан просветительной деятельности Германцев. Исторические и культурные отношения последних веков они переносят чуть не ко временам Адама.

   "Было бы решительно странно, говорит Шлейхер, если бы славянский язык вовсе не имел слов, заимствованных из немецкого, тогда как Славяне и Немцы с незапамятных времен были соседями и когда немецкие племена раньше Славян приобрели историческое значение. Само собой становится правилом, что значительнейший народ обыкновенно сообщает важные культурные слова народу, занимающему низшую степень развития.... По этому вполне понятно, если в славянском (языке) мы находим такие важные слова, как князь, хлеб, стекло, пенязь, заимствованные из немецкого".

   Эти слова обозначают культурные предметы, которых Славяне стало быть не знали до тех пор, пока не встретились с Немцами. Но когда это было? Вопрос крайне любопытный, тем более, что упомянутые слова принадлежат славянскому прародителю, или тому времени, когда Славянство еще составляло один род и не разделялось на ветви. Это такая древность, о которой не помнит никакая история, а в лингвистике хронология еще только предчувствуется.

   О пиве достоуважаемый ученый замечает, что различие в немецком и славянском его названии таково, что нельзя и думать о заимствовании и потому относит изобретение этого напитка к тому времени, когда Славяне и Немцы составляли один коренной народ. Но быть может при более тщательных исследованиях окажется, что и все другие слова точно также принадлежали языку и культуре этого славяно-немецкого корня, или, вернее, такой древности, где и Славяне и Немцы стояли во всех отношениях на одном уровне развития.

   О слове князь он говорит, что оно могло быть заимствовано у Немцев еще в коренной литвославянский язык, то есть когда Славяне не отделялись еще от Литвы, хотя уже вместе с Литвою отделились от Немцев. Вот в какое время Немцы уже были господами Славян. Так может заключать каждый простой читатель, ибо слово князь, как и позднейшее барон, обозначает известного рода власть, родовую или общинную, и должно было появиться у Славян в одно время с понятием об этой власти, почему исследователь и называет заимствование этого слова важным. Пусть сама лингвистика судит о достоинстве лингвистических доказательств в подобных выводах; но так как эти выводы получают значение исторических фактов, то они по необходимости должны быть проверены историческими и даже этнологическими отношениями, которые всегда бывают несравненно понятнее для простого разумения. Наши лингвисты очень основательно доказывают, что слово "князь", хотя и общего происхождения с немецким kuning, однако у Cлавян и Литвы определилось в своем значении самостоятельно¹³. Общее происхождение Славян и Немцев, утверждаемое Шлейхером, больше всего говорит и за общее происхождение от одного родного корня подобных слов.

   Слово хлеб, в смысле испеченной круглой формы, дает повод немецким ученым доказывать, что "искусство хлебопечения перешло к Славянам от Немцев". Значит Славяне, усердные хлебопашцы, принесшие уменье печь хлеб еще от арийского прародителя, все таки до времени знакомства с Немцами, питались киселем или блинами, и не знали, какую форму дать приготовленному тесту. Слово хлеб во всех германских, в литовском и во всех славянских языках имеет однородную форму и большая родня латинскому (libum) и греческому "кливанон". "В Греции это слово было очень старо, говорит Ген, но попало туда, может быть, из Малой Азии. Из Греции оно, через посредство промежуточных народов, Фракийцев, Паннонцев и т. д. перешло к Немцам, которые в свою очередь передали его далее Литовцам и Славянам." Но Славяне искони жили у Дуная и на Днепре, то есть несравненно ближе Немцев и к Грекам, и к Малой Азии. По какой же необходимости учиться хлебопечению они должны были идти к Немцам, в средину тогда еще глухой Европы, а не к южным соседям - Грекам! Быть может тоже самое должно сказать и о стекле, как и о других подобных культурных словах.

   Любопытно также рассуждение Гена о плуге, первое употребление которого, вопреки Шлейхеру, он присваивает Немцам. "Собственный плуг, говорит он, в несколько колен, с железным сошником, а в дальнейшем развитии и с колесами, - сделался впервые потребностью только тогда, когда в течении столетий почва мало по малу стала освобождаться от корней и каменьев, и земледелие потеряло свой кочующий, добавочный характер. С этого времени. когда северовосточные народы частью проникли из своих лесов и с своих пастбищ на юго-запад, частью получили оттуда образовательные начала всякого рода, идет Германо-Славянское выражение pflug, плуг. Историю этого слова можно проследить довольно хорошо. У Плиния (кн. 18, 48) находим известие: "Недавно в Галльской Реции изобретено прибавлять к нему (плугу) два маленьких колеса, что называется plaumorati." "Хотя чтение не надежно и форма слова темна, говорит автор, но в этом названии осмелимся находить древнейшее упоминание позднейшего плуга." Он указывает, что слово plovum, plobum, плуг, упоминается уже в половине седьмого века в Лонгобардских законах. "Из Германии, продолжает автор, это слово перешло потом к Славянам, когда и эти последние - как всегда, позади и после Германцев - обратились к высшим формам земледелия. Наоборот, немецкий земледельческий язык заимствовал многие славянские выражения в те юные времена, когда славянские племена проникли в сердце нынешней Германии и должны были, в качестве крестьян, работать на своих немецких господ."

   В темном ж ненадежном слове plaum - orati можно восстановлять целое славянское речение плоугом орати, которое как нельзя яснее выражает то, что сказал Плиний. Нам неизвестно, как думают об этом слове славянские лингвисты; но во всяком случае оно заслуживает их внимания. Галльская Реция на север граничила с Винделикией, находившеюся между верхним Дунаем и Инном, где город Аугсбург. Виндедикия, присоединенная к Римским областям императором Августом, указывает на имя Вендов-Славян, от которых колесный плуг и мог перейти в Галльскую Рецию {Против этого места рукою автора приписано: Это служит доказательством, что Винделикие была Славянская земля. Ред.}. Логически выводя употребление плуга от того временя, как лесные нивы уже достаточно были вычищены от корней и каменьев, или когда немцы вышли из лесов и поселились в южных полях, автор вовсе не имеет в виду того обстоятельства, что Славяне с первых же своих поселений в Европе (около Днепра) основались в черноземных степных местах, где одним ралом или сохою всего сделать было невозможно и где по необходимости приходилось выдумывать плуг, который для этого и упал Скифам прямо с неба, как свидетельствовали их предания. Из своих степей Славяне отнесли его и дальше к западу в сердце Германии. В этом случае изобретателем была, так сказать, сама почва, на которой кто жил. Долгое время люди могли довольствоваться и первобытными орудиями, но потом сама почва за ставила пахать и на колесах и в несколько пар волов.

   Но вообще все подобные выводы о культурных заимствованиях между древними народами, по справедливому замечанию Шлейхера, "могут быть решены только обширными и строгими исследованиями, которые ожидаются еще в будущем".

   Развитие средневековой варварской Европы отличалось у всех племен значительною однородностью и можно сказать общим единством в том смысле, как и теперешняя образованность Европы пря всем различии народностей заключает в себе много общего, однородного, единого. Причинами для этого служили не только однородность происхождения, но и одинаковые условия быта, отчего повсюду встречаем сходные нравы и обычаи, сходные предания и верования, сходные формы всяких вещей и предметов внешней обстановки этого быта.

   Варварская культура, находившись под влиянием Римлян на западе и Греков на востоке, стала двигаться заметными шагами к совершенствованию и разнообразию только с той поры, когда неустроенная политически и почти во всем сходная толпа варваров стала разчленяться на особые, отдельные друг от друга, политические тела, называемые государствами. С этой минуты начинается и различие в культуре западных народностей: передовое движение одних и отставание других, смотря по условиям места и исторических обстоятельств. С этой поры и идут так называемые культурные заимствования низших народов, мужиков, у высших - господ. Но такие заимствования история очень хорошо помнит и может их перечислить с полною достоверностью. Что же касается времени до-государственного или до-исторического в быту варварской Европы, то здесь, как мы думаем, очень трудно, а в иных случаях и совсем невозможно сказать или доказать, кто стоял выше по культуре: Кельт, Галл, Германец или Венд-Славянин. Все они были образованы одинаково и их культурная высота заключалась только в оседлом быте, в виду которого Римляне и отделяли их от варваров-кочевников, более свирепых и более неустроенных. Славяне, занимая средину между оседлыми, то есть Германцами, как понимали Римляне, и кочевыми, то есть Сарматами, совсем терялись для истории или в имени Германии и Германцев, или в имени Сарматии и Сарматов. Оттого ученая история и не знает, где они находились до появления в летописях имени Словенин и, рассуждая совсем по детски, признает это появление летописных букв за появление в исторической жизни самого народа.

   Сравнительное языкознание, все более и более раскрывал глубокую древность арийских переселений в Европу, доказывает между прочим только одно, что Славянский род должен был придти в Европу позднее других и если бы прошел северным путем, мимо Каспия, в чем нельзя сомневаться, {Здесь прибавлено автором; И из Малой Азии. Ред.} то нет также сомнения, что древнейшим и уже постоянным местом его первых земледельческих поселений были плодородные степи около Днепра. Сюда в первое время, Славяне должны были скопиться из всех степных обиталищ с пройденного пути, начиная от Каспия и нижней Волги и чрез нижний Дон, ибо в тех обиталищах по-видимому скоро показались кочевники, которые, размножившись в своих азиатских местах. быть может погнали Славян и из самой Азии.

   В то время. когда Геродот (450 лет до Р. X.) описывал нашу Скифию, Германцы и Славяне давно уже жили на своих коренных местах и восточная украйна Европы, от берегов Черного до берегов Балтийского моря, по направлению Карпатскиих гор, необходимо была населена только Славянами. В VI-м веке по Р. X. они здесь живут многочисленными и даже бесчисленными поселениями, о чем говорят Прокопий и Иорнанд. С того времени до наших дней они живут на тех же местах почти XIV столетий. Очевидно, что восходя от VI-го столетия вверх к Геродоту (на IX столетий) и уменьшая эту многочисленность, мы необходимо должны встретиться с состоянием дел, как их описывает Геродот. По его словам наша южная равнина в то время была занята от Днепра на восток кочевниками, от Днепра на запад - земледельцами. И те и другие у Греков носили одно имя Скифов; но в своих рассказах Геродот достаточно отличает кочевников от земледельцев. Он только мало различает древния предания обеих народностей, и не указывает, что должно относить к оседлым и что к кочевым. Дело науки разчленить эти предания и устранить ученый неосновательный обычай толковать о Скифах безразлично, как об одной кочевой народности.

   Скифы говорили Геродоту, что начальное время их жизни у Днепра, когда царствовали у них три брата и упали к ним с неба золотые земледельческие орудия, случилось за 1000 лет до похода на них Персидского Дария, то есть за 1500 лет до Р. X. Это показание мы и можем принят, как ближайший рубеж для определения времени первых заселений Славянами европейских земель. Об Адриатических Венетах в начале II-го века по Р. X. записано Аррианом предание, что они переселились в Европу из Азии по случаю тесноты и побед от Ассирийцев. Это новое показание может только подтверждать предание Скифов, ибо славные завоевания Ассирийцев относятся к тому же времени, слишком за 1200 лет до Р. X. ¹⁵ Отыскивать в числе Днепровских Ски