Главная » Книги

Дитмар Карл Фон - Поездки и пребывание в Камчатке в 1851-1855 гг., Страница 29

Дитмар Карл Фон - Поездки и пребывание в Камчатке в 1851-1855 гг.


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30

на этом острове находится прекрасная, совершенно круглая гавань для мелких судов; может быть, это не что иное, как обрушившийся кратер, лежащий у самого берега моря.
  

2) Обратный путь из Николаевска вверх по р. Амуру и чрез Нерчинск и Иркутск в С.-Петербург

  
   Публикуя ныне, по прошествии столь многих лет, отчет о моих путешествиях по Камчатке, я нахожу себе оправдание в том, что со времени моего возвращения, т. е. почти за тридцать лет, мне не попалось в руки почти ни одной строки об этой стране и до сих пор еще тому, кто хочет получить более подробные сведения о Камчатке, приходится обращаться к Штеллеру, Крашенинникову и Эрману. Иначе обстоит дело с Приамурским краем, по которому беспрестанно путешествуют и производят свои исследования множество ученых и относительно которого поэтому уже образовалась обширная литература. По той же причине я не буду подробно излагать мои устарелые путевые заметки и сведения о Приамурье, а лишь коротко опишу свой путь от Николаевска до С.-Петербурга.
   После того как в течение лета 1855 г. и следовавшей за ним зимы я много раз предпринимал то небольшие, то более значительные экскурсии в области нижнего течения Амура, с начала весны 1856 года во мне зародилось сознание того, что я должен проехать вверх по Амуру к Иркутску, а затем уже отправиться далее в Петербург. Завойко вместе со своим семейством также должен был оставить Приамурский край, но он выбрал дорогу в Петербург через Аян, Якутск и Иркутск.
   21 апреля 1856 г. появился официальный приказ губернатора относительно моего путешествия. Как только Амур освободится от своего ледяного покрова, я должен отправиться в путь, сопровождая большую почту, которую придется сдать в Нерчинске или в первой русской почтовой конторе, а затем, причислившись к путевой канцелярии Завойко, я поеду дальше через Иркутск в Петербург.
   Для этого путешествия была куплена большая манджурская лодка, а мне предоставили выбор унтер-офицера с 12 забайкальскими казаками, очень хорошо вооруженными и прекрасно знавшими монгольский язык. Еще в первый раз приходилось почте идти вверх по Амуру, поэтому было необходимо приготовиться ко всем случайностям, чтобы безопасно провести почту чрез незнакомую страну с чужим населением. Все было приготовлено и упаковано: съестные и военные припасы, а в особенности богатый выбор меновых товаров для приобретения во время пути жизненных припасов, лежали наготове, и только ледяной покров реки препятствовал еще отъезду.
   Наконец утром 9 мая лед двинулся, а весь день и следующую ночь был сильный ледоход. С треском и грохотом ломались мощные глыбы на быстро несущейся воде могучего потока. Большие, вырванные с корнем деревья и массы леса всех сортов то всплывали, то исчезали в хаосе сталкивавшихся, вздымавшихся и обвалившихся ледяных глыб. Как необычайно яростен был ледоход, так поразительно быстро все кончилось. Казалось, что это был только лед нижнего течения, проходивший теперь у Николаевска, между тем как южная часть реки уже раньше сбросила свой ледяной покров.
   После полудня 10 мая Амур у Николаевска освободился ото льда; тотчас же почта в семи больших чемоданах и наш багаж были уложены в лодку, и после короткого прощанья мы поплыли вверх по реке. Цель нашего путешествия лежала очень далеко, а большая, тяжело нагруженная лодка была очень неповоротлива. Приходилось поэтому пробовать и применять всевозможные способы передвижения. То гребли веслами, то тянули лодку длинной бечевой, причем всегда шесть человек сходили для этого на берег и тащили судно. Реже, при благоприятном ветре, применялся также парус - и тогда для всех наступал отдых. В начале путешествия совершались только небольшие дневные переезды, чтобы не слишком напрягать и изнурять силы людей, позднее же мы, где это было можно, подвигались вперед быстрее. По счастью, нам удавалось до самого конца нашего долгого путешествия добывать обильные и хорошие съестные припасы, так что все без исключения были здоровы и весело переносили часто немалые напряжение и труд.
   Под Николаевском, вслед за тем, как река сбросила свой ледяной покров, все имело еще совершенно зимний вид. Единственную зелень ландшафта составляли темные хвойные леса окрестностей. Так пробирались мы вверх по мощной реке в западном направлении, пока она, у гиляцкой деревни Тебах, не поворачивает внезапно около выдающейся цепи высот под прямым углом на юг. Левый берег и до этого места, и далее низок и отличается многочисленными островами, рукавами реки, устьями ее притоков (самый большой из них Амгунь), а также малыми и большими озерами (Орел и Чля), между тем как правый берег, начинаясь против Николаевска прекрасными, совершенно конусообразными горами с плоской вершиной, и дальше за немногими исключениями остается гористым до Мариинска. Именно у помянутого Тебаха и у деревни Тыр этот высокий берег образован мощными массами трахита, а на вершине их у последней деревушки находятся старинные каменные памятники с высеченными китайскими надписями. Начиная с Тебаха, т. е. с поворота реки к югу, растительность заметно принимала весенний характер, так здесь уже была видна трава и почки листьев готовились распуститься. Почти до самой деревни Пуль простирается страна гиляков, и правый берег Амура очень густо усеян деревнями этого племени, причем деревни Вайр, Магхо и Тебах выделяются как весьма значительные.
   Начиная с деревни Пуль и деревни Монголэ, лежащей несколько дальше к югу, идет уже область мангунов, тунгусского племени. Тут вы тотчас как будто вступаете в совершенно новое царство, так как не только население, но и река, и сама природа принимают здесь совсем иной характер. Амур, текущий от Тыра одним руслом, здесь разделяется на несколько значительных рукавов, которые уже затем, сейчас к югу от многих устьев озера Кидзи, соединяются в нераздельную реку. Кидзи-озеро, которое, как уже было помянуто, идет, начиная с окрестностей залива Де-Кастри к Амуру на протяжении 40 верст, у Мариинска вливается в Амур целым лабиринтом рукавов между низкими речными островами. Почти с каждой верстой нашего пути вперед растительность становилась все более летней, так что у Мариинска, куда мы прибыли 18 мая, уже почти все кустарники были покрыты листвой.
   В Мариинске из-за нашей лодки нам пришлось остановиться на два дня. Нужно было именно еще раз разгрузить лодку, хорошенько ее законопатить, защитить наш багаж верхом из бересты и затем снова нагрузить как можно практичнее. Кроме того, здесь же мы могли пополнить наши запасы провизии и меновых товаров.
   20 мая мы продолжали наш путь. Сейчас же на юг от лабиринта островов при устье Кидзи озера мы у деревни Джаи (где позднее было построено местечко Софийск) вступили в соединенное русло Амура. Непосредственно у самой деревни стоит высокая плоская конусообразная гора, и отсюда оба берега реки становятся непрерывно возвышенными до устья реки Горин, впадающей в Амур с запада; этого места мы достигли 30 мая. Тот же характер речных берегов продолжается еще и до устья идущего с востока притока Хунгар, куда мы прибыли 3 июня. На этой части реки, приблизительно с Джаи, и животный, и растительный мир существенно меняются. Уже близ деревень Борби и Самахагду береговые жители много говорили о кабанах, лосях и благородных оленях. В большой деревне Ади еще раньше Шренком и Максимовичем были найдены идолы в виде тигров, что указывало на существование в здешней местности этого опасного хищника. Уже далеко позади, в окрестностях Мариинска и Джаи, видели мы в последний раз большого северного белого дельфина, вынырнувшим из волн Амура. Несколько севернее помянутого Ади наткнулся я в первый раз на берегу на существование амурского винограда. Множество самых различных лиственных пород - деревья и кустарники - становились все разнообразнее, появился грецкий орех - короче сказать, вся флора делалась решительно все более и более южною.
   От Хунгара, источники которого находятся далеко на востоке, в прибрежных горах, откуда также вытекает Хаджи - река, впадающая в Императорскую гавань (49° с. ш.), мы снова вступили в речную систему, богатую островами и широко раскинувшуюся благодаря своим рукавам с почти только низкими берегами, которые тянутся до устья Уссури. На этой общей низменности поднимаются на правом берегу отдельные плоские конусообразные горы, как, например, у Хунгара гора Бокка, у Джарэ и Дондона гора Геонг и вблизи Уссури гора Хехцир. Но и на западном берегу вдали также видно несколько таких отдельных плоских конусов, возвышающихся над низменностью.
   Всюду по берегам и островам Амура расположены деревни и жилища гольдов, также тунгусского племени, обитающего по берегам Амура от Горина до Зунгари. Здесь приходится миновать большие деревни, производящие уже некоторое впечатление китайской цивилизации. Между множеством мелких и средненаселенных, как особенно людные деревни, можно назвать: Хунгар, Мыльк, Онмой, Джарэ, Да, Бури и Имминда. Затем уже идет Турмэ близ устья Уссури. Между обоими большими устьевыми рукавами этого значительного притока Амура лежит большой, низменный, поросший ивовыми зарослями остров, на котором находятся поселения гольдов. Здесь, как уже и на нижнем Амуре, а также и дальше вверх по реке, все чаще встречаются суда занимающихся торговлей китайцев; в деревнях же живут богатые купцы из этой нации. При устье Уссури встретил я первый китайский военный пикет с мандарином во главе. Судя по его ранговому отличию, голубой пуговке на плоской шляпе, это был знатный господин, полковник по русской табели. Очень дружески, с большими церемониями принял он меня и пригласил на чай в свою палатку. Это был старый, добродушный и доверчивый человек, впадавший, однако, в невероятное хвастовство, как только он начинал говорить о величине и могуществе Китая.
   Еще далеко отсюда, ниже по реке, я часто замечал, что наем проводников становится все затруднительнее, а скоро я узнал, что манджурами запрещено населению под угрозой тяжелых и мучительных наказаний сопровождать русские суда или сообщаться с ними. Всякий раз, как только мы встречали манджурскую лодку, мои проводники скрывались, чтобы не быть замеченными. Между тем, было очень важно иметь проводников в этом беспорядочном лабиринте рукавов и устьев, притоков и озер.
   Здесь жители уже совершенно открыто говорили нам о подобном запрещении; лишь тайно могли они сообщаться с нами и тайно же предлагали и продавали нам жизненные припасы. Чем дальше вверх по реке, тем это становилось заметнее. Равным образом выше резче выражался подчиненный, даже рабский, быт жителей берегов Амура. Нередко видел я, что при нашем приближении жители какого-либо дома убегали в лес и возвращались, лишь узнав, что мы не манджуры. Тогда только и становилось для нас возможным выменять нужные жизненные припасы или нанять проводника. В то время как в области гиляков господствовала свободная, ничем не стесненная жизнь, деревни были полны людей, на реке замечалось оживленное движение многочисленных лодок, а само население вело до известной степени сознающее собственное достоинство существование, начиная с Горина деревни были зачастую пусты, а река - мертва. Летом люди жили здесь по большей части у отдаленных рукавов реки, так как по ее главному руслу слишком часто ездят манджуры, которых они боязливо избегают. Но с другой стороны, гольды переняли много полезного от своих притеснителей. Они были решительно вежливее, обладали большими жизненными потребностями, дома их были в большем порядке и украшались некоторыми предметами роскоши. Гиляцкое собачье хозяйство кончилось, и встречались другие домашние животные, как-то: лошади, свиньи и куры. Все чаще также замечалось и садоводство: зачастую виделись различные овощи, а также насаждения конопли и табаку, которые можно было покупать, разумеется, в тех случаях, когда не присутствовали манджуры, так как, вообще говоря, здешние жители охотно берут европейские товары взамен жизненных припасов или как плату за проводников.
   Под 48° с. ш., где мы достигли твердого берега, покинув ивовые заросли речных островов, нас встретила очень пышная растительность. Часто ходьба по берегу затруднялась множеством побегов виноградных лоз и плюща. Пробковый дуб, грецкий орех, множество цветущих и вьющихся кустарников, разнообразные виды клена и тому подобные растения придавали местности южный отпечаток. Часто слышались рассказы о тигре, внушающем сильный страх, упоминали также об антилопах, кабанах, оленях, а на песчаных берегах нередко можно было видеть следы черепах, яйца которых мне предлагали даже купить.
   От Уссури до Зунгари Амур имеет приблизительно один и тот же характер. Он широк, изобилует большими островами, а по его берегам, особенно же по левому, простирается широкая низина. На равнине правого берега вдали кое где возвышаются группы низких гор. Из лежащих здесь деревень я назову некоторые самые большие, а именно: Гармахо, Ноа, Дырки, Гайдже и, наконец, при устье Зунгари, Джанг-Джу, которой мы достигли 23 июня. По мере приближения к Зунгари, уже за несколько верст, резко заметна вдоль правого берега беловатая глинистая вода этой, идущей из южной Манджурии, реки, между тем как светлая вода Амура течет у левого или северного его берега. Здесь, на левом берегу, стоял русский, а на правом китайский пикет. Деревня Джанг-Джу довольно велика и, по-видимому, имеет очень бойкое сообщение вверх по Зунгари с внутренней Манджурией и с ближайшим городом Сан-Син.
   Из дальнейших событий во время нашего пути по реке, где позднее мы проходили обширные, совершенно безлюдные пространства, большое значение имела для нас встреча с судном одного русского купца, которое было нагружено всевозможными товарами. Здесь я мог снова и основательно пополнить наши съестные припасы и стать таким образом независимым от местного населения. Бросив взгляд назад от устья Зунгари, следовательно от самого южного почти колена Амура (48° с. ш.) до Николаевска, я получил следующую географическо-геологическую картину этой части страны: исполинская река, от самого своего устья до Зунгари и еще далее вверх, до Бурейского хребта, имеет вообще гористую или возвышенную местность только на правом берегу, что и заставляет реку, даже и всего более приближаясь к морю, держаться северо-восточного и северного направления, параллельного этой возвышенности. На левом берегу более высокие части выступают лишь в большом подчинении; только там и здесь виднеются в большой дали высоты, поднимающиеся из повсеместной низменности. Вот почему река лишь в виде исключения встречается заключенной в нераздельном ложе; почти везде она разбивается на несколько рукавов, охватывающих заросшие ивой низкие острова, а местами разветвляется даже в настоящий лабиринт водных протоков. Это мы видим при устьях больших озер Орел, Чля, Удыль и Кидзи, а также при устьях Горина, Уссури и Зунгари.
   Как уже было сказано, все горы лежат на правом берегу. Сейчас против Николаевска возвышается прекрасная усеченная конусообразная гора, имеющая форму старой трахитовой горы. Начиная оттуда, тянутся хребты высот, падающие к Амуру высокими мысами у Тебаха и Тыра и еще раз выдающиеся в реку у Пуля. На юг от Кидзи-озера, у Джаи, снова поднимается прекрасная гора типичной древневулканической формы. Отсюда также тянутся теснящие Амур возвышенности, от Хыввунды через Ади к Цянке при устье Горина. Затем следует низкий бассейн Горина, а потом река Хунгар, на южном берегу которой возвышается гора Бокка. Этот горный массив, общие очертания которого представляют опять усеченный конус, ниспадает к Амуру мысом Майи, между тем как на противоположном, левом, берегу возвышаются мысы Онмой и Оджал. Затем идут на далекое расстояние низменности, на которых вдали то здесь, то там поднимаются плоские одинокие купы гор и возвышенностей. Ближе к Амуру, у Джаре и Дондона, поднимается только гора Геонг с мысом Ухсуми у реки, а на юг от Имминды и Бури, близ устья Уссури - гора Хехцир. От Уссури до Зунгари идет опять низменность со многими речными рукавами, а к устью последней реки снова подходят купы гор от Гайдже.
   Эти, равно как и некоторые другие, видные в отдалении, горные узлы, имеют все без исключения форму древних базальто-трахитовых изверженных образований; там же, где я имел возможность исследовать на берегах Амура самые горные породы, я находил постоянно базальты и трахиты, пористые камни с миндалинами, в которых сидели друзы цеолитов, а также конгломераты, очень поднятые и метаморфизированные глинистые и кремнистые сланцы и наконец песчаники, обнаруживающие опять-таки концнетрически-раковистые шарообразования; поблизости их, например у нижнего Амура при гиляцкой деревушке Чельмок, замечается выход на свет ископаемых стволов или же, у деревни Патт, вполне образовавшиеся слои бурого угля. Как на Тайгоносе, на всем западном берегу Камчатки и на Сахалине, точно так же и здесь, по-видимому, была отложена чрезвычайно распространенная третичная формация, которая была прорвана или в значительной степени метаморфизирована выдвинувшимися через нее базальто-трахитовыми массами.
   Начиная от Уссури, следуя по реке, мы взяли западное направление, которого и держались до Зунгари и далее до самых Бурейских гор; сейчас же за этим хребтом мы достигли самого южного изгиба Амура под 47 1/2°. Частые и сильные бури очень задерживали нас. Кроме того, многочисленные болотистые, покрытые ивняком острова на реке и густо заросшие виноградником и плющом берега чрезвычайно затрудняли тягу лодки. Дуб, образующий вместе с кленом, вязом и липой рощицы на равнине травянистых степей, составляет, по-видимому, главное дерево местных лесов. На берегах мы часто видели косуль и оленей и каждый вечер слышали рев последних; что же касается людей, то, начиная от Зунгари, мы вовсе не встречали их ни на воде, ни на суше; равным образом не приходилось нам проезжать и мимо человеческого жилья.
   После полного труда движения вперед достигли мы 1 июля высокой скалистой массы, которой обозначено начало прорыва Амура через Бурейские горы. Часто называется эта горная цепь также Хинганом, но настоящий или большой Хинган лежит дальше на запад и образует водораздел между Аргунью и Нонни, притоком Зунгари. Со вступлением в Бурейские горы мы изменили направление нашего пути под острым углом к северо-северо-западу. Здесь Амур собрал свои многочисленные, богатые водою рукава в одно русло и с большой силой несся против нас. Ширину его соединенного потока я определил приблизительно в 200 сажень. Медленно и часто, не без опасности для нашей тяжелонагруженной и непрочной лодки, шли мы теперь по узкому протоку, с обеих сторон которого постоянно спускались к воде крутые скалистые мысы. С обеих сторон между продольными долинами, богато поросшими травой, возвышались мягкие очертания совершенно покрытых лесом вершин умеренной высоты. Сам по себе хребет не представляет ничего дикого, за исключением самой долины Амура, где крутые скалы врезываются в воду. Главная горная порода здесь - мелкозернистый, светлый гранит и очень богатый слюдой слюдяной сланец, часто встречающийся в сильно выветрившемся и разрушенном состоянии. И здесь, в горах, все было также безлюдно. Показались опять береза, ольха, даже отдельные хвойные деревья и присоединились к дубовому лесу. Большого труда стоило моим людям бороться с порывистым течением. Наконец 5 июля снова достигли мы сперва на левом, а затем вскоре и на правом берегу плоской земли; как только горы остались позади нас, река снова явилась разделенной на многие рукава. Наше направление оставалось все же северо-северо-западным.
   После того как мы целыми днями не замечали никакого следа туземцев и не видели их жилья, встретив только пару нагруженных рогатым скотом русских плотов, направлявшихся в далекий Николаевск, наконец заметили мы на левом берегу группу остроконечных, сделанных их тростника и бересты шалашей, возле которых за большим забором находился табун лошадей. Это были уже не гольды или какое-либо другое племя нижнего Приамурья, а кочующие верхом на лошадях номады, по виду очень похожие на манджуров. Мои люди, все хорошо знавшие монгольский язык, сносно могли с ними объясняться, что было невозможно на востоке от Бурейских гор с живущими там племенами. Это были бирары, ведущие наездническую и охотничью жизнь в этих бесконечных травянистых степях, богатых оленями и лосями. Вскоре затем мы встретили на левом берегу русский пикет из офицера и 25 казаков, которые жили в жалком домишке, снабженные скудным провиантом, и это поблизости расположенного напротив китайского пикета, носившего все признаки благосостояния и избытка.
   Вдали, совсем на горизонте, на правом берегу, параллельно Амуру тянется цепь возвышенностей, кое-где приближающихся к реке, и тогда берег ее становится несколько более высоким. В одном месте я заметил грубую гранитную гальку, а в другом - распавшийся песчаник, который содержал в себе опять части растений в виде почти бесформенных осколков. Таким образом, и на запад от Бурейских гор находились следы великой третичной формации, имеющей столь широкое распространение на востоке.
   Вся страна представляла необозримую травянистую степь с одинокими небольшими группами дуба. Почти ежедневно над нами проносились сильнейшие бури, что оказывало немалую помеху нашему путешествию; раза два буря разразилась даже над нами так внезапно, что нашей лодке грозила серьезная опасность. Далее вверх по реке мы дошли до зимних жилищ бираров, которые стояли по большой части пустыми, так как их обитатели находились на охоте. Тип постройки был манджурский, со многими окнами и перегородками внутри. Дома были постоянно окружены садами, в которых возделывались бобы, тыквы, просо и маис. Наконец 12 июля мы достигли на левом берегу холма средней высоты, поросшего дубом, а вслед за ним, к западу, широкого устья идущей с севера Буреи.
   Начиная с Буреи, наш путь шел почти на северо-запад. В главных чертах Амур удерживает тот же самый характер. По правому берегу тянется цепь возвышенностей, сопровождая реку. Речные рукава становятся короче, а острова меньше; но по берегам тянутся все те же бесконечные ровные степи, покрытые травой. Здесь также встречаются отдельные небольшие дубовые лесочки; стала даже попадаться давно не виденная нами сосна. Вследствие сильных гроз с дождями вода в бурном подъеме своем гнала вниз по течению громадное количество плавучего леса, который везде, где только было человеческое жилье, очень старательно вылавливался и откладывался, как запас на зиму. В этой местности, очень бедной лесом, Амур оказывает таким образом своим обитателям весьма существенную помощь.
   Начиная с Буреи, число деревень, равно как и их население, быстро увеличивалось. Китайским пикетом открылся также ряд деревень, мимо которых мы ежедневно проходили. Дома становились все красивее; они имели беленые наружные стены со многими окнами и были окружены насаженными деревьями, огороженными садами, даже полями. В садах возделывались бобы, тыква, маис, табак, огурцы и разного рода овощи; на полях виднелись пшеница, ячмень, особенно же гречиха и излюбленное просо (буда). Во дворах были устроены места для навоза и виднелись в большом количестве куры, гуси, свиньи, рогатый скот и лошади. В настоящее время главное занятие жителей состояло в вылавливании и собирании плавучего леса, что делалось с рвением. В более значительных деревнях нередко были видны домики, похожие на часовни; там стояли священные киоты, где перед изображениями богов и перед висящими молитвенными табличками дымились курения.
   Между деревнями простирается все та же бесконечная травяная степь, на которой иногда по вечерам слышен был крик оленей. Цепь возвышенностей по правому берегу тянулась непрерывно, а на берегу становилось все оживленнее. Видимо, мы приближались к единственному манджурскому городу на Амуре, резиденции китайского правительства в этой северной части Манджурии, прославляемому всем амурским населением Айхо (Айгуна).
   Здесь мне удалось выменять большой запас пшена, яиц и кур, прежде чем строгим приказом было запрещено всякое общение с нами. Почтение к правительству здесь очень велико, так что только ночью и самым воровским образом были нам доставлены продукты обмена.
   20 июля мы увидели в маленькой бухте 11 больших длинных китайских судов, конечно, речную правительственную флотилию. Теперь большие деревни так быстро следовали друг за другом, что, собственно говоря, по обоим берегам Амура тянулся непрерывный ряд домов и садов. Наконец 21 июля, после короткого перерыва степью ряда домов на левом берегу показалось на правой стороне особенно большое количество строений, тянувшихся по несколько возвышенному берегу далеко вверх по реке и затем внутрь страны. Это был Айхо, до которого мы теперь добрались.
   Недалеко от города мы остановились, чтобы привести себя в порядок, так как "платье красит человека", а у китайцев эта пословица имеет особенную силу. Затем мы направились к правому берегу прямо к городу. Прежде всего мы подошли к кварталу, состоявшему из длинных рядов больших, расположенных друг возле друга, магазинов. Все они вместе были окружены высоким частоколом с двумя заметными воротами, перед которыми стояли караулы. Спереди и сзади этого магазинного двора, принадлежавшего, конечно, правительству, находились отдельные дома, в которых, вероятно, жили солдаты и служащие на сторожевом посту. Затем начинался ряд частных домов, из которых я мог рассмотреть только стоящие ближе к берегу. Далее в маленькой бухте, образуемой речным берегом, была устроена гавань, к которой под прямым углом к берегу сбегала широкая улица; по обеим сторонам ее шли не дома, а крепкие заборы. На заднем плане этой короткой улицы, за очень высокой оградой с воротами, находился, по-видимому, большой сад, принадлежавший, как я узнал позднее, генерал-губернатору или амбе, где и жил этот главный начальник Айхо.
   Еще в Николаевске меня предупреждали, что, имея дело с китайскими чиновниками, я ни в каком случае на должен допускать, чтобы ко мне относились с пренебрежением. Колоссальное высокомерие и гордость мандаринов очень опасны, если только им не противопоставить чувство собственного достоинства. Встретив же последнее, они по большей части становятся трусливы, и таким образом можно избежать по крайней мере множества неприятностей. Здесь мне предстояло испробовать это. Когда мы хотели пройти у маленькой гавани, я увидел на берегу одиноко стоящего старого человека, который с дружелюбной миной пригласил меня сойти на берег, что я и сделал. Но так как у старика на шляпе была медная пуговка (что обозначало унтер-офицера), то через моих людей, говоривших по-монгольски, я велел передать ему, что его чин слишком мал для моего приема. Язык этот был очень понятен китайцу. Он исчез в губернаторском саду, и тотчас же появился другой, с молочно-белой пуговкой, которого я также не принял. Затем пришел человек с пуговкой из прозрачного белого стекла, а там еще один, со светло-голубой пуговкой. Наконец появился чиновник с темно-голубой пуговкой (начальник), с которым я уже согласился разговаривать. Весь этот аппарат различных чиновников у китайцев всегда наготове, и посредством него они хотели только попробовать по возможности унизить меня общением с низко стоящими чинами. Мне было сделано лишь несколько вопросов о том, куда, откуда и зачем я еду. Китаец сказал мне, что все это он должен сообщить амбе, меня же просил тем временем не ехать дальше, а немного подождать, что я ему обещал.
   Мы остались снова одни перед пустой улицей. Вдруг внезапно из боковой двери вышел совершенно голый человек, имевший ужасно дикий вид; на шее у него была надета большая тяжелая доска, так что из отверстия выходила одна только голова. Эту толстую тяжелую доску он поддерживал плечами и руками, но не мог достать до головы, чтобы защитить себя от кусавших его паразитов. Это был преступник, приговоренный к подобному наказанию; на берег его выслали для того, чтобы напугать нас его видом. Этот несчастный так же скоро исчез, а затем снова появился мандарин с темно-голубой пуговкой; на этот раз за ним следовали секретари, со шляп которых свешивались красивые конские волосы. Те же самые вопросы и ответы были повторены и записаны. Вскоре затем у ворот сада началось большое движение - показались многочисленные слуги, чиновники, секретари, а один из них выступил вперед, чтобы мне сообщить, что появился сам амба.
   На оседланном муле ехал верхом маленький человек очень важного вида, окруженный многочисленным персоналом. На его остроконечной плоской шляпе блестела красная пуговка со свешивающимися павлиньими перьями как знак его высокого положения. Амба был одет в темно-серый шелковый кафтан, опоясанный кушаком, спереди которого виднелся очень большой, оправленный в серебро нефрит.
   Сначала он представился, как будто случайно вышел на эту дорогу, - совсем не замечая меня, он дружелюбно разговаривал со своими спутниками. Лишь совершенно приблизившись, он вдруг бросил на нас взгляд и совсем небрежно спросил секретаря, что означает эта чужая лодка. После обстоятельного ответа со стороны последнего, он со строгой миной обратился ко мне и очень кратко спросил, как это у меня хватило смелости прийти сюда, в чужую страну, и от кого получил я на то позволение. Я ответил ему, что ни одной минуты не сомневался в том, что если бы его император, богдыхан, велел ему путешествовать по России, то он непременно так и сделал бы; в данном случае я нахожусь в таком же положении и проезжаю здесь по велению моего императора, белого царя. По-видимому, этот ответ был придуман удачно. Он чрезвычайно понравился высокому лицу, так как с этих пор лед между нами растаял. Он несколько раз ласково кивнул мне головой и повторил слово "ая" (хорошо). Мне были предложены затем засахаренные фрукты и трубка, которую я получил даже совсем в подарок. Я со своей стороны поднес амбе большой стеклянный бокал с хересом, очень ему понравившимся; самый бокал он также милостиво принял. Но теперь я должен был немедленно ехать дальше. Осмотреть город я не получил разрешения, и мне оставалось только, подчиняясь требованию, отправиться в дальнейший путь.
   Следующая часть города состояла, по-видимому, только из частных домов. Это были невзрачные домики, построенные в местном китайском стиле из дерева и покрытые соломой. Все они беспорядочно теснились по берегу реки. В одном месте, приблизительно посередине всего протяжения города, на берегу был выстроен из балок род больверка (бастиона), возвышавшегося над водой в виде балкона. Таким образом, получилась маленькая платформа, позади которой возвышался храм, выкрашенный в красный цвет и богато убранный резьбой. Здание было покрыто знаменами и колокольчиками, а вниз с него свешивались длинные полосы бумаги с изображениями драконов. Перед храмом стояли большие курильницы, около которых служили духовные лица в желтых и красных одеждах. Казалось, это было самое важное, но и единственное бросающееся в глаза здание всего Айхо. Как раз перед ним стояли 30 больших крытых лодок с мачтами, речной флот губернатора. Наконец город остался позади нас, и мы вышли на берег, чтобы сварить себе кушанье. Мимо нас к Айхо проплыл длинный ряд деревянных плотов, шедших с верхнего Амура и Дзеи. Они везли в город сосновые бревна как строевой материал и дуб для топлива.
   После полудня при хорошем ветре мы пошли дальше. Вскоре мы снова увидели по обоим берегам большие деревни, но везде отказывались что-либо продать нам. Повсюду имелись в изобилии стада рогатого скота и лошадей, а также кур и свиней. Дома были окружены садами и полями, что придавало им привлекательный вид. Везде замечались порядок, прилежание и благосостояние. От Айхо мы шли в северном направлении; не очень далеко от города посередине реки стала заметна полоса пены, которая выделялась тем резче, чем далее мы подвигались: мы приближались к текущей с севера Дзее, последнему большому притоку Амура. Вода Дзеи течет близ левого берега, между тем как течение самого Амура направляется вдоль правого берега, а между обоими потоками струится на протяжении нескольких верст пенистая полоса. Большие деревни по берегам Амура идут до самой Дзеи и затем, как мне говорили, тянутся еще на некотором расстоянии вверх по этому притоку. Устьем реки Дзеи кончаются все поселения на левом берегу, да и на правом мы видели потом только одну деревню. Горы, которые до сих пор тянулись лишь вдали по правому берегу, теперь быстро приближаются к реке и, пересекая ее, образуют речную теснину. Здесь, в начале этой теснины, находился русский пикет Дзея, позднее Благовещенск, которого мы достигли 22 июля.
   Очень усталые и изнуренные продолжительным путешествием, доставили мы себе здесь день отдыха. Мы находились в пути в тяжелом труде два с половиной месяца. Значительно большую часть Амура мы уже оставили за собой, однако же наиболее трудная часть поездки по Амуру нам предстояла еще впереди. Я думаю, это происходило оттого, что наше терпение истощилось. К счастью, в нашей маленькой компании вовсе не было заболеваний, но всеобщее изнурение было велико. Пустынные и безлюдные берега, простиравшиеся до русской границы, до Усть-Стрелки, не представляли собой ничего ободряющего, ландшафт становился все севернее и печальнее; притом еще не проходило почти ни одного дня без дождя, вследствие чего вода в реке достигла большой высоты и силы. Часто по реке неслись такие большие массы леса, что нам приходилось спасаться на берег. Тянуть лодку на лямке утомленным людям становилось все тягостнее и труднее. Вследствие всех этих обстоятельств наше путешествие подвигалось вперед чрезвычайно медленно.
   Начиная с Благовещенска, вверх по реке все было совершенно мертво, лишь кое-где видели мы даурских дровосеков на берегу, сплавлявших в Айхо лес (здесь все еще много дуба). 28 июля достигли мы китайского поста Улуссу-Модон, а 31 июля - жалкого пикета русских при устье идущего справа притока Комар, поблизости от которого я видел последних даурских дровосеков. Начиная отсюда нам стали попадаться кочевники манегиры, жены, дети и старики которых странствовали в лодках по верхнему Амуру и его притокам, между тем как мужчины блуждали верхами по степям, отыскивая наилучшие места для охоты. Только 17 августа достигли мы знаменитой старой крепости Албазин, валы которой, ныне поросшие травой, поднимаются на высоком делювиальном берегу левой стороны реки. Теперь на этом месте виден только окруженный валами четырехугольник с боковой поверхностью около 40 сажень. Со времени уступки этой местности Китаю по Нерчинскому трактату (1689 г.) и со времени разрушения крепости китайцами все здесь безжизненно и пусто.
   19 августа мы прибыли на последний русский пост у Котоманги, где все лежали, больные лихорадкой, а 25-го числа достигли мы наконец Усть-стрелочного караула, где Амур образуется из слияния Шилки и Аргуни. Направление, в котором мы плыли по Амуру с Айгуна, было сначала северным, потом северо-западным почти до Албазина и наконец отсюда до Усть-Стрелки - совершенно западным. От Айгуна, лежащего почти под 50° с. ш., до Усть-Стрелки (53°30 с. ш.) мы поднялись к северу почти на 3 1/2°, что особенно было заметно по растительности. Кроме того, и время года значительно ушло вперед, так что близ Усть-Стрелки листва имела уже совершенно осенний вид.
   На восток от Бурейских гор мы имели прекрасную лиственную растительность - виноградные лозы, южные деревья и кустарники, разнообразную фауну и густое население, которое еще увеличивалось до самой Дзеи. Начиная с Бурейских гор к дубовым лесам примешиваются также и северная береза, и сосна. Приблизительно до Комара дуб оставался главным деревом, хотя и сильно перемешанный с березой, сосной и лиственницей. Мало-помалу дуб исчез, появившись сперва в качестве подчиненной породы; наконец берега опять были покрыты хвойным лесом. От Бурейских гор и до Комара берега имеют характер травяных степей, которые лишь изредка перемежаются с возвышенностями и скалистыми берегами. Река на этом протяжении широка, имеет много рукавов и островов. От Комара далее к западу высоты и скалы подступают к самому Амуру и образуют берега, между которыми река течет в широком русле. Выше устья Дзеи по берегам лежал светлый, сильно выветрившийся гранит. Еще дальше, именно поблизости небольшой конусообразной горы, на правом берегу встретились базальто-трахитовые горные породы. Затем показались плотные глинистые сланцы с ходами обломков кварца, а вместе с тем на берегах лежали большие глыбы светлого гранита. Близ Улуссу-Модона горные породы были разрушены и выветрены до неузнаваемости, а у Комара встречались миндалевидные породы с друзами цеолита. На запад от Комара, в сильном изгибе Амура, находился песчаник, в котором выступали залежи бурого угля. Эта угольная залежь как-то загорелась и почти вся уже выгорела. По восходившему дыму можно было распознать продолжавшуюся еще деятельность огня. Позднее и вплоть до Албазина я много раз замечал на берегу такие песчаные и глинистые породы с остатками растений. Наконец, уже вблизи Усть-Стрелки, удалось мне заметить обожженные докрасна песчаные и глинистые породы, опять-таки представлявшие следы выгоревших залежей бурого угля.
   Усть-стрелочный караул виден уже из большей дали на возвышенном скалистом мысу между устьями Шилки и Аргуни; после утомительного путешествия в 3 1/2 месяца мы пристали сюда к низкой косе, отходящей от скалы, 25 августа в пять часов пополудни. Около 25 домов, окруженных садами, стояли вдоль двух очень грязных улиц. Местечко это расположено более по высокому берегу Аргуни, нежели по плоскому берегу Шилки. Окрестность этого первого русского пограничного поста имела уже совершенно северный вид сравнительно с прекрасной южной растительностью Амурского края. На гранитной почве растут лиственницы, березы и осины. Для продолжения моего путешествия я имел следующий выбор: или идти по Шилке до города Нерчинска, или по Аргуни, образующей границу между Россией и Китаем, направиться к Нерчинским рудникам. Я выбрал последнее и уже 26 августа пустился в путь вверх по Аргуни.
   Чтобы ускорить путешествие, я оставил в Усть-Стрелке часть моих людей, наиболее измученных тягостями нашей поездки по Амуру, и брал из аргунских деревень помощников, которые сопровождали меня от станции до станции.
   Значительно меньшее количество воды в Аргуни не позволяло нам употреблять ни паруса, ни весел; скорее приходилось постоянно тащить лодку вверх бечевой; это делалось здесь сравнительно быстро и удобно, так как берега не представляли никаких препятствий. Аргунь, хотя она и протекает сначала по довольно высокой лесистой местности, а затем по безлесной степной холмистой стране, тем не менее не отличается слишком быстрым течением. Правда, то здесь, то там встречаются небольшие пороги или обломки скал, лежащие в фарватере; но они далеко не представляли непреодолимых препятствий на нашем пути. Глубина по большей части незначительна, для очень больших судов часто даже мала. В нижнем течении Аргуни встречаются еще леса из лиственниц, берез, осин, реже из сосен и черемухи, в верхнем же видны только безлесные травяные степи. Темный глинистый сланец, по большей части полный жил кварца, и гранитные горные породы образуют главный материал ее берегов, окрестные же горы имеют в большинстве случаев вид плоских куполов.
   Климат здесь очень суров. Уже около двух недель тому назад начались ночные заморозки, ставшие теперь очень чувствительными; нередко падал дождь вперемежку со снегом.
   Несмотря на это Аргунь по ее левому берегу очень населена. Правый берег, китайский, не может быть используем никоим образом; за этим строго наблюдают со стороны Китая. Совершенно своеобразное впечатление производит пустынность и дикость правого берега, между тем как левая сторона реки и ее левые притоки усеяны многочисленными и по большей части значительными деревнями с их садами и полями. Разведение рогатого скота находится здесь, по-видимому, в зачаточном состоянии; напротив, лошади, овцы, свиньи и куры встречаются в большом количестве. Еще недавно местные обитатели жили в немалом довольстве и, судя по числу и по величине их деревень, были многочисленны. Охота, рыболовство и торговля с кочующими манегирами и тунгусами составляли их очень прибыльные занятия. Торговые поездки свои они совершали далеко на юг в глубь китайских владений. Регулярно каждое лето появляется китайская пограничная комиссия для проверки границы; обыкновенно вместе с ней собирается большая толпа различных номадов для устройства кочующего рынка по всем деревням от Цурухайту до Усть-Стрелки. Производится обмен годичной добычи охоты на русские и китайские товары. Большую роль играют при этом меха лося, оленя и джигетая, а также рога оленей, убитых в июле, которые слывут в Китае за очень действующий конфортатив и, вероятно, стоят колоссальных сумм.
   При этом здешние крестьяне должны были платить лишь ничтожные подати и, кроме того, были обязаны к очень удобной для них работе на окрестных рудниках и горных заводах. Короче сказать, крестьяне жили здесь порядком позабытые и без помехи их занятиям, представленные собственным интересам, что, естественно, способствовало их благосостоянию. Но планы генерал-губернатора Муравьева положили конец этой беззаботной и патриархальной жизни. Присоединение Амурского края возбудило спешную нужду в военных силах. Одним почерком пера все население было обращено в казачьи полки, и большая часть его тотчас же была переведена на нижний Амур. Шахты и горные заводы, с углекислой свинцовой рудой, чрезвычайно богатой серебром, пришли в упадок. Хозяйства, лишившись наиболее сильного мужского населения, также ухудшились и обеднели. Охота не доставляла более никакой добычи, а торговля - никакой выгоды. Благосостояние быстро уменьшалось, а вместе с тем росло недовольство и возбуждение населения.
   Это было одно из нередких насильственных административных мероприятий, тех искоренений растущего и преуспевающего, которые так вредны для страны. Как может преуспевать страна, в которой ни личность, ни ее собственность не находятся в безопасности ни на одну минуту? Зажиточное и многочисленное, прекрасно развивавшееся население верхней части Амура должно, несомненно, сделаться очень счастливым и цветущим на новых поселениях в низовьях этой реки. Но для создания военного сословия можно и нужно было найти другие средства, чем уничтожение уже достигнутого благосостояния значительного населения (говорили о 30000 мужчинах, переселенных в Забайкалье). Муравьев же все сломал. Он не признавал сообразного с природой развития или здорового созревания. Он набрасывался на то, что ему казалось подходящим, так как все, им предпринятое, должно было получать самое быстрое осуществление.
   Близ большого села Аргуньское Аргунь стала уже такой мелководной, что дальнейшее пользование лодкой сделалось невозможным. Я должен был отказаться от своих планов подняться вверх до Цурухайту, этого интересного торгового места. Поэтому я передал лодку местному военному начальнику, распустил большую часть своих людей и поехал дальше с моей тяжелой почтой в 6 телегах по скверной дороге. Первая станция нашего пути была на берегу Аргуни; затем, начиная с деревни Олоча, я покинул реку, а вместе с ней и китайскую границу и проехал еще 20 верст внутрь страны к главному пункту этой окрестности, Нерчинскому заводу, куда и прибыл 6 сентября. На хороших, бодрых лошадях быстро миновали мы безлесные, покрытые травой холмы и долины, равно как и много больших деревень.
   В Нерчинском заводе я отправился прямо к императорскому почтамту, чтобы передать доверенную мне почту и удостоверить неприкосновенность печатей. После этого я отпустил всех своих людей, кроме одного казака, который ехал домой, в Иркутск. Хорошо вознагражденные, радостно отправились мои спутники после тяжелого путешествия по своим селениям. Исполнив свою служебную обязанность, я занял указанное мне жилище, чтобы отдохнуть и подкрепиться в течение одного-двух дней.
   В глубокой долине притока Аргуни стоят, выровненные в улицы, очень опрятные дома этого маленького местечка, имеющего тип города. Вокруг домов и немощенных улиц тянутся засаженные деревьями сады, что увеличивает приветливый вид местечка. Частные дома построены большею частью из дерева, но содержатся опрятно и красиво; казенные же здания - все каменные, как-то: церковь, горное управление, почта, обсерватория и химическая лаборатория. Население состоит из чиновников, купцов и в особенности из политических ссыльных, которые пользуются здесь большой вольностью и всюду ходят совершенно свободно.
   8 сентября, освобожденный от тяжелого багажа и от моих спутников, я отправился по очень хорошей дороге в просторном тарантасе в Нерчинск, лежащий приблизительно за 300 верст отсюда. Быстро промелькнули мимо меня степная холмистая страна, а затем и гранитные лесистые горы. Сначала я проехал через более мелкие селения и мимо развалин и остатков горных заводов и копей, заброшенных ныне вследствие мероприятий Муравьева. Вдали к юго-западу видна возвышающаяся горная цепь Одон-Челон, богатое месторождение прекрасных минералов; на склоне этой цепи видны древние, чрезвычайно интересные развалины дворцов - дворцов Чингисхана, как здесь их называет обыкновенно народ - но скоро от них ничего уже не останется, так что историческое исследование лишится прекрасного поприща для своих работ. Эти древние руины насильственно разрушают, чтобы применять часто очень разукрашенный материал их для новых построек (так, например, церковь в селе Кондуйском вся построена из такого материала).
   По мере приближения к Нерчинску селения становятся все больше и чаще, и ряд их замыкается большой, богатой, похожей на город деревней Бянкино на берегу Шилки. Две церкви и много каменных зданий украшают это местечко.
   Нерчинск расположен не очень красиво, но широко раскинулся, со многими церквами у впадения Нерчи в Шилку, на обширной и плоской степной местности. Благодаря хорошим дорогам, быстрым лошадям и прекрасной сухой погоде я мог необычайно спешить со своей поездкой. День и ночь ехал я дальше. Скоро добрался до слияния Ингоды с Ононом, этих двух источников Шилки, а затем по долине Ингоды поехал дальше к Чите, новому городу Муравьева, будущей столице Забайкалья.
   Начиная от Читы, дорога мало-помалу поднимается к Яблонову хребту, этой лесистой цепи средней высоты, и на другой стороне достигает бассейна Селенги. Здесь я перерезал часть бурятской степи и прибыл в очень красиво расположенный Верхне-Удинск, богатый торговый город, замечательный также и тем, что отсюда идет дорога на юг, к Селенгинску и Кяхте. После очень беглой поездки, сделанной мной в названные места, я вернулся в Верхне-Удинск и по долине Селенги направился по пути к Байкалу. От Посольского монастыря, расположенного на самом берегу озера, я переправился на пароходе на западный берег, в большое село Лиственничная. Байкальское озеро за свою величину получило от местных жителей название моря. Красота берегов его остается незабвенной для всякого, кто только видел это чудное альпийское озеро. Весь западный берег состоит из лесистых гор средней высоты, на востоке же вовсе не видно земли, но до самого горизонта простирается водная поверхность. Наоборот, с юго-запада возвышаются великолепные горные образования высокой и круто спускающейся в воду цепи Хамар-Дабан, через которую ведет к озеру кру

Другие авторы
  • Симонов Павел Евгеньевич
  • Гофман Эрнст Теодор Амадей
  • Арсеньев Флегонт Арсеньевич
  • Энгельгардт Александр Николаевич
  • Брандес Георг
  • Скиталец
  • Медведев М. В.
  • Фельдеке Генрих Фон
  • Слепушкин Федор Никифорович
  • Толстой Алексей Николаевич
  • Другие произведения
  • Надсон Семен Яковлевич - Г. Бялый. С. Я. Надсон
  • Шеллер-Михайлов Александр Константинович - Лес рубят - щепки летят
  • Бунин Иван Алексеевич - Вести с родины
  • Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович - Пошехонская старина. Окончание
  • Плавт - Три монеты
  • Рожалин Николай Матвеевич - Нечто о споре по поводу "Онегина": (Письмо редактору "Вестника Европы")
  • Дмитриев Михаил Александрович - О противниках и защитниках историографа Карамзина
  • Рекемчук Александр Евсеевич - А. Е. Рекемчук: биографическая справка
  • Белинский Виссарион Григорьевич - Песни Т. м. ф. а... Елисавета Кульман. Фантазия. Т. м. ф. а...
  • Маркевич Болеслав Михайлович - Княжна Тата
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
    Просмотров: 493 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа