Главная » Книги

Дитмар Карл Фон - Поездки и пребывание в Камчатке в 1851-1855 гг., Страница 6

Дитмар Карл Фон - Поездки и пребывание в Камчатке в 1851-1855 гг.



n="justify">   Машигин с сожалением рассказывал о том, как сильно изменилась гора после описанной катастрофы. Особенно чувствительно было полное уничтожение участков, где прежде была прекрасная охота на диких баранов (Ovis argall). Все богатые пастбища с обильной и мощной альпийской растительностью пропали, животные, понятно, ушли. Бараны, соболи, сурки и дикие олени прежде водились там в изобилии, и всякая охота за ними доставляла богатую добычу. Теперь все мертво, и даже сам рассказчик не может ориентироваться как следует в этом хаосе новообразований. Исполинские глыбы, мощные слои пепла, глубокие трещины и обширные потоки лавы занимают в настоящее время места, где прежде были мягкие ковры из сочных трав. Охота теперь возможна лишь на Коряцкой сопке, которая не была тронута катастрофой, но и здесь она стала гораздо менее добычливой благодаря обильному выпадению пепла. В настоящее время охотник, желающий добыть баранов, должен отправиться к сердцу Камчатки (Камчатская Вершина), т. е. к истокам рек Авачи и Камчатки и к Ганальским Вострякам, - туда ушло большое количество благородной дичи.
   Как и в других местах Камчатки, охота и рыбная ловля сосредоточивают на себе все интересы здешних жителей. Это вполне объясняется тем, что земледелие представляется здесь почти невозможным, и что, следовательно, населению остается прибегать, главным образом, к названным промыслам. Побочное и, как мы видели в Петропавловске, небезуспешное занятие жителей заключается в огородничестве. Остается еще пожелать, чтобы скотоводство достигло здесь большего процветания, потому что эта отрасль хозяйства обещает, по-видимому, очень много для будущего всей страны.
   Старый Острог расположен очень хорошо, на удачно выбранном месте, и к тому же лежит очень живописно на красивой реке. Рыбная ловля здесь весьма обильна, а близлежащие охотничьи участки изобилуют дичью. Четыре дома, составляющих поселение, заняты почти исключительно семейством Машигина, потому что его три сына со своими семействами живут здесь же. Все, по-видимому, процветает под патриархальным управлением опытного старика. В домах, хорошо содержимых, бросаются в глаза порядок и чистота. Все производит впечатление полного благосостояния и гостеприимства. Так, за едой меня угощали всевозможными вкусными яствами, и я мог убедиться таким образом, что обитатели острога не только разумно пользуются дарами природы, но и еще не пренебрегают скотоводством и огородничеством. В числе подававшихся блюд было, между прочим, и одно чисто камчатское, с которым мне более чем хорошо пришлось познакомиться впоследствии: клубни Fritillaria Sarana в вареном и печеном виде, напоминающие картофель, только, пожалуй, послаще.
   Благодаря камчадальской флегматичности мы были готовы к путешествию лишь около 8 часов утра 7 октября. Опять переправившись в лодках через реку, мы нашли на левом берегу ее четырех лошадей, на которых и поехали верхом (Машигин взял еще с собой помощника). Дорога пошла редким березовым лесом в восточном и северо-восточном направлении среди высокой, но уже засохшей травы, по местности, большею частью совершенно плоской и постепенно поднимающейся в гору. Нередко мы пользовались здесь медвежьими тропами, которые составляют наилучшую дорогу через труднопроходимые места и, следовательно, прямую противоположность знаменитого торгового пути Американской Компании между Якутском и Аяном. Мы переправились вброд через несколько небольших горных ручьев, текущих с сопки и принадлежащих к системе р. Авачи. Сперва мы перешли через Первую Мутную, впадающую прямо в Авачу. Затем, продолжая ехать лесом, который по мере подъема в гору становился все мельче и слабее, мы должны были пересечь несколько ручьев, впадающих в Пинечеву, довольно значительный левый приток Авачи, который, начинаясь на Коряцкой сопке, течением своим образует большую дугу. Эти ручьи были: Вторая Мутная, Кирилкина и Светлый Ключ. Здесь, по берегу последнего, тянется высокоствольный тополевый лес, который рубят зимою и затем сплавляют по Аваче для построек в Петропавловске. Здесь же была выстроена юрта для защиты рабочих от зимних вьюг. Для построек в этой местности пользуются высокими, стройными стволами тополя и ивы (ветловины) и даже более прямыми стволами березы (В. Ermani). Такой выбор обусловливается тем обстоятельством, что во всей южной части Камчатки, за исключением ползучего кедра, нет никакой породы хвойного леса. Точно так же здесь нет и европейской березы (В. alba). Как и хвойный лес, она встречается лишь в долине р. Камчатки и в густых лесах имеет прекрасные прямые стволы.
   Теперь на воде нередко стал попадаться лед, а на суше начали встречаться места, покрытые снегом. На снегу охотники тотчас же распознали следы выдры, соболя и даже медведя. В березовом лесу опять очень часто стали встречаться глухари и бесчисленные норы мыши-экономки. Этот прилежный зверек уже собрал свои обильные зимние запасы под высокими слоями высохшей травы и мха. Нора его состоит из небольших ходов, через посредство которых нередко соединяется с соседними норами и содержит от одного до двух литров корней, среди которых первое место принадлежит саране. Все корни и клубни сложены в величайшем порядке и хорошо очищены. Обирание этих нор, составляющее не маловажный источник добывания жизненных припасов у камчадалов, совершается очень разумно и осмотрительно: никогда не забирается весь запас и выборка его не производится слишком поздней осенью. Таким образом, если вынуто слишком много, у зверьков все-таки остается еще время снова пополнить запасы.
   Начиная от юрты у Светлого Ключа, подъем поверхности становится очень заметен, причем древесная растительность впервые заменяется здесь кедровником. Ландшафт приобретал все более и более зимний вид. Массы снега увеличивались, небольшое озеро совершенно замерзло, температура воздуха упала до одного градуса ниже 0. Мы еще шли вперед, поднимаясь все выше и выше, чтобы добраться, по крайней мере, до Пинечевой. Но для меня уже ясна была невозможность достигнуть самой цели моего путешествия. Мы подошли еще только к подошве сопки, и то уже местами должны были бороться со снегами. Небо стало пасмурным, вдаль ничего не видно, уже чувствовались отдельные зловещие порывы ветра. Машигин торжествовал и настоятельно советовал, так как день был уже на закате, остановиться у холма, который защитил бы нас немного от непогоды. Я тоже больше не противоречил. В самом деле, скоро поднялся сильный ветер, наносивший на нас целые тучи снега и града. Лишь с большим трудом, при помощи ремней и веревок, удавалось нам удержать от падения защищавшую нас палатку. Огонь скоро задуло и нам пришлось провести холодную ночь.
   Так как сверх того нельзя было достать более корму для лошадей, то на следующий же день, еще до рассвета, мы поспешно снялись в обратный путь. Движение вниз шло легче и скорее, хотя мы продвигались по глубокому снегу и при сильной вьюге. Вскоре мы опять достигли юрты, где согрелись чаем. Затем, все еще преследуемый вьюгой, наш караван поспешно двинулся к Старому Острогу, куда, наконец, мы благополучно прибыли около 3 часов пополудни и поместились здесь в теплом, уютном доме. В Остроге вместо снега шел, вернее сказать, дождь. В горах же продолжалась метель. Итак, я впервые испытал камчатскую пургу. Но главное приобретение в эту экспедицию, к сожалению, совершенно неудачную, заключалось в том, что я заручился дружбой старика Машигина, благодаря чему я впоследствии получил от него некоторые важные для меня сведения и пользовался его услугами как проводника при позднейшем восхождении на сопку.
   9 октября в Остроге все еще не прекращался дождь, между тем как в горах продолжала свирепствовать вьюга. Тем не менее, Машигин сопровождал меня в лодке вниз по р. Аваче, берега которой, исключительно наносного образования, не представляли ничего интересного. Дождь и град сверху и брызги волн снизу промочили нас до костей. Так мы прибыли в Авачу, где старик остался. Я же с казаком Томским в темную ночь пешком отправились в Петропавловск.
   С 10 октября начинается моя первая зимовка в Петропавловске. Окрестные горы уже облачились в ослепительно белый зимний покров, все более и более спускавшийся в нижние долины. Самый Петропавловск, берега Авачинской губы и ближайшие более низкие места были еще вполне свободны от снега. Он, правда, выпадал уже несколько раз, но затем стаивал в несколько часов. Температура воздуха также едва падала ниже нуля, так что вся губа оставалась свободна ото льда. Только местами, на небольших лужах, по утрам замечались следы его. Гавань оставалась еще оживленной. Наш чудный корвет "Оливуца" стоял еще здесь, но был готов к отплытию на Ситху, где должен был зимовать. Кроме того, на днях пришло несколько китобоев, в том числе один французский. Этот китобой и экипаж его находились в самом жалком состоянии.
   Упомянутое судно, после долгого и весьма малоуспешного плавания в Ледовитом океане, с недостаточным провиантом и страшно поврежденное бурями, искало пристанища и помощи в тихой Авачинской губе. Капитан и более половины экипажа лежали в тяжелом скорбуте, представляя картину полного бедствия. Судно же требовало крупного ремонта. Завойко по мере сил старался о помощи и прежде всего распорядился об уходе за несчастными моряками. Судно же пришлось подправить лишь настолько, чтобы дать ему возможность для более основательной починки, совершить, хотя бы с некоторым риском, переход к Гонолулу.
   В подобных случаях Завойко находился в крайне затруднительном положении. Петропавловск представлял единственный порт на много тысяч миль во всей северной части Тихого океана, - порт, в котором моряки, после невзгод и опасностей плавания по полярному морю, должны были рассчитывать на возможность добыть провиант и еще более - отремонтировать суда и снабдить их хотя бы самыми необходимыми принадлежностями, каковы веревки, якоря, паруса, реи и т. п. К сожалению, Адмиралтейство так мало заботилось обо всем этом, что здесь едва хватало запасных частей для собственных судов. Точно так же здесь не было никаких мастерских, имелись только небольшие, весьма примитивные приспособления для производства самых необходимых работ.
   Уже одни соображения гуманности требовали обильного и целесообразного снабжения разными припасами портовых складов в месте, удаленном от путей всемирной торговли и, сравнительно с изолированностью своего положения, все-таки посещаемом довольно многочисленными судами, особенно же китоловами, которые регулярно приходят сюда весною, на пути к северу, и осенью, нередко по испытании аварий, на обратном пути - к югу. То обстоятельство, что в Петропавловске развевались большею частью лишь иностранные флаги, едва ли могло оправдать такой недостаток и такую беспечность в гавани, все же принадлежащей цивилизованному народу. Напротив, было бы во всех отношениях полезно путем самого предусмотрительного пополнения судового материала развить и собственное судоходство, чтобы таким образом все богатство северных морей не уходило в чуждые страны, а оставалось дома.
   Как легко было бы из доходов от китоловства, тюленьего боя и рыболовства привлекать на рынки Гонолулу, Шанхая и С. Франциско все необходимые для Камчатки товары и таким образом очень дешево удовлетворять всевозможным потребностям населения. На самом же деле необходимые припасы доставляются теперь двумя нашими транспортными судами из Аяна, куда все товары (например мука, крупа, соль и пр.) перевозятся на тысячеверстные расстояния из-под Иркутска по непроходимейшим местам, при невыносимейших страданиях людей и лошадей. Как легка и дешева была бы вся доставка провианта и припасов на судах из южных гаваней Тихого океана, особенно при уплате за них не деньгами, а местными продуктами. А эти продукты были и есть чрезвычайно ценимые всюду товары - рыба, меха и моржовые зубы.
   Действительность далеко не соответствовала желательному и возможному. Завойко приходилось поэтому всеми средствами добывать необходимое. Довольно большой прирост команд и чиновников требовал гораздо больших припасов, значительного количества строительных материалов и всякого рода инструментов. Наконец, для ремонта судов необходимы были несчетные судовые принадлежности. Поэтому нередко приходилось покупать по случаю разные припасы с приходивших судов. Наконец, и корвет, уходивший 14 октября на Ситху, в ближайшую весну также должен был привезти оттуда необходимые товары.
   17 октября привело сюда шумное общество - ездовых собак. На лето их отпускают свободно бродить по стране, предоставляя им кормиться собственной охотой и рыбной ловлей. Осенью, когда природа становится менее щедрой и прекращается ход рыбы в реках, их опять собирают или они сами приходят. Затем собак собирают в подходящих местах и отводят домой, где и держат их всю зиму на привязи близ хозяйского жилья. Здесь они остаются при всякой погоде под открытым небом и кормятся юколой, т. е. лососиной, нарочно для этой цели высушенной в летнее время. По всей Камчатке юкола представляет важнейший жизненный вопрос в хозяйстве туземца. У всякого поселения в Камчатке видны длинные ряды деревянных вешал, отчасти прикрытых крышами. На этих вешалах, именно на жердях, развешаны предварительно выпотрошенные рыбы. Всякая рыба надрезывается сбоку под жабрами, затем разрезывается вдоль параллельно позвоночнику почти до хвостового плавника и вешается таким образом, что голова с позвоночником остается на одной половине, между тем как другая содержит только мясистые боковые части. Так висят по всей стране миллионы лососей. Что не сгнивает и не съедается с самого начала червями, то высыхает и служит запасом на зиму. Лучшие экземпляры подвергаются более тщательной обработке и приберегаются для людей. Остальное именно и идет на корм собакам, этому наиболее важному домашнему животному камчадалов. Только привычка со временем младенчества может притупить чувство отвращения к невообразимому зловонию, царящему в местах сушки рыб. Менее трудно привыкнуть к пронзительному вою собак, во всякое время дня и ночи заводящих свой страшный концерт. Сперва отдельные собаки начинают издавать протяжные жалобные звуки, затем подхватывает все большее и большее число участников, пока наконец не разразится весь громадный хор. Благодаря прибытию приблизительно 300 собак Петропавловск по внешности стал похож на все камчадальские поселения.
   20 октября к общей радости пришло из Аяна одно из здешних транспортных судов "Иртыш", нагруженное всякого рода жизненными припасами, главным образом мукой и крупой. Но приход этот вместе с тем разбил надежды многих, ожидавших вестей из дому: почта, привезенная судном, была очень невелика. Оставалось только вооружиться терпением, потому что ближайшую почту можно было ждать не ранее февраля или марта. 21 октября нас обрадовал новый пришелец, на сей раз судно американского торгового дома Кнокс, ведущего торговлю с Петропавловском. Судно это пришло с полным грузом различнейших товаров, выбранных как нельзя более практично соответственно нашим потребностям. Названная американская фирма начала свои дела здесь несколько лет тому назад присылкой commis-voyageur, которому поручено было разузнать об общей сумме всех платимых здесь казной содержаний, затем о других источниках здешних доходов и, наконец, о потребностях различных слоев населения. Затем этот commis купил в Петропавловске дом с земельным участком и приспособил его для торговых целей. Тотчас же после этого с величайшей регулярностью началась ежегодная доставка на судне из Бостона товаров в богатом и чрезвычайно практичном выборе. Результат, конечно, получился самый блестящий, потому что постоянные покупатели были на месте. Хороший, сравнительно дешевый товар, состоявший исключительно из крайне необходимых предметов, быстро раскупался и доставлял солидный барыш продавцам.
   Полный контраст с таким ведением дела, которое процветало благодаря близкому знакомству руководителей его с краем, представляли другие коммерческие предприятия в Петропавловске.
   На первом месте здесь следует упомянуть, конечно, Российско-Американскую Компанию, которая также вела здесь торговлю, но далеко не достигла такого оборота.
   Директора этой компании надменно царствовали на Ситхе. Управление их скорее напоминало министерство или казенный департамент, чем торговое общество. По издавна заведенному порядку производилась здесь обширная торговля мехами. Раз достигнув известных успехов, администрация ни о чем больше не думала. Никто, по-видимому, не заботился ни о расширении торговых интересов, ни о судьбе разбросанных на обширном пространстве факторий. Компании принадлежали неизмеримые пространства на материке Америки, вся цепь Алеутских островов, Курильские острова и Аян. Правительство предоставило ей всевозможные привилегии и льготы. Она могла пользоваться неисчерпаемыми сокровищами и завести самую оживленную торговлю с южными портами Тихого океана. Но ничего подобного не вышло. Все застыло на исстари заведенной меховой торговле и, создав себе крупные капиталы, компания на этом остановилась. Она прозябала или напоминала роскошную и очень знатную мумию. В ней не замечалось никакого стремления к прогрессу, никакой жизни. Но могло ли быть иначе, если во главе предприятия не было настоящих деловых людей, понимающих торговое дело? На главные должности назначались высшие офицеры или чиновники, которым имелось в виду оказать благодеяние, так как считалось совершенно непреложным правилом, что на Ситхе в несколько лет можно нажить состояние. В свою очередь, низшие служащие выбирались на подобных же началах. Таким образом, все продолжало идти по старому, а весьма основательные надежды правительства не оправдывались.
   Вместо радостной поддержки новых потребностей населения со стороны Компании раздавался ропот. Так, я сам слышал от одного из служащих: "Просто ужас, алеутов научили есть хлеб, теперь подвози им муку" и т. д. Раз, самое большее - два раза в году на Ситху приходили из Петропавловска суда с товарами. Более же отдаленные станции на севере и на островах посещались, самое большее, раз в году. Могло ли при такой вялости и беспечности процветать дело!
   Соответственный результат не преминул наступить. Компания прекратила свое существование. Обширные, богатые владения ее были уступлены Соединенным Штатам и в скором времени, конечно, расцветут, потому что уже слышно о заведенном там оживленном судоходстве, об исследовании страны до самых внутренних частей ее, о прокладке телеграфов и об устройстве множества новых торговых станций.
   Просуществовав, таким образом, почти целое столетие, Компания, одаренная чрезвычайными привилегиями и обладавшая громадными богатствами, не принесла государству ни малейшей пользы, а, напротив, своими упущениями заставила его нести многомиллионные убытки.
   Собственно русские купцы, число которых колебалось здесь между пятью и восемью, в Петропавловске не могли иметь никакого дела. Весь центр тяжести их торговли лежал в ежегодных зимних путешествиях по стране, т. е. в торговых поездках, которые, несмотря на строгий надзор губернатора, более походили на разбойничьи набеги, чем на разъезды купцов. Эти молодчики, грубые и корыстолюбивые, выписывали по самому дорогому пути, через всю Сибирь, невероятнейший хлам, и за этот хлам они норовили получить всю, часто очень дорогостоящую, добычу камчатских охотников: соболей, черных лисиц, морских бобров и пр. Не оправдывались расчеты кулаков, начинались жалобы на Завойко за то, что он не давал им грабить камчадалов и являлся защитником этого бедного народа.
   Весь октябрь простояли прекрасные светлые дни при преобладавшем западном ветре. Только с переходом ветра на восток, юго-восток и юг шел дождь, иногда падал снег, и погода становилась бурною. Так было 5-го, когда выпал первый снег, затем от 8-го до 10-го и от 26-го до 28-го. С 18-го до 21-го чисто северный ветер настолько понизил температуру, что небольшое озерко к северу от Петропавловска покрылось даже тонкой коркой льда. Самые обильные атмосферные осадки выпадают на восточном берегу Камчатки и именно при юго-восточном ветре, от которого Петропавловск совсем не защищен. Приходя с обширного океана, набравшись водяных паров в более теплых областях, юго-восточный ветер осаждает всю эту массу воды на восточном берегу полуострова. При юго-западных, западных, северо-западных и северных ветрах, напротив, почти всегда стояли чудные ясные дни. Вместе с тем, северный и северо-западный ветры производили наибольшее охлаждение. На западном берегу Камчатки, у Охотского моря, наблюдается противное. Высокие горы, проходящие вдоль середины полуострова, защищают восточный берег от западных и западный - от восточных ветров.
   В самые последние дни месяца температура опять настолько понизилась, что показался лед, но снег исчез весь, и только вулканы да дальние горы поднимались в своем белом одеянии навстречу безоблачному голубому небу.
   Так как воздух в это время обыкновенно был прозрачен, то мне казалось весьма соблазнительным посетить ближайшие к Петропавловску бесснежные горы с целью полюбоваться открывающейся с них великолепной панорамой. Самой подходящей для этого мне казалась Меженная гора по ее несколько более изолированному положению как раз на север от Петропавловска и по ее конусообразной форме. В солнечный день я поднялся через низкий кустарник и высокую траву на вершину ее. Открывшийся передо мной величественный и обширный вид поразил и вполне вознаградил меня за трудности подъема.
   На восток перед зрителем выступают от подошвы до вершины во всей своей красе величавые Коряцкая и Авачинская сопки, последняя - с Козельской. Ослепительно белые, покрытые свежим снегом, эти горные колоссы поднимаются над темной, еще бесснежной равниной, омываемой вдали на юго-востоке темно-синим океаном. На севере громоздятся массивы камчатского Срединного хребта, также блестящие от снега и льда. На западе и юге совсем близко подступает обширная Авачинская губа со своей синей поверхностью и дает возможность свободно обозреть окружающие ее бесчисленные мысы и бухты. Далеко на юге виднеется узкий изорванный вход с моря, ограниченный высокими скалами, а на западе, значительно превышая береговые горы Авачинской губы, выступают вершины и зубцы южных гор, теперь уже покрытые снегом и как бы составляющие пьедестал для Вилючинской сопки, выдающейся над всеми этими высотами. Как раз к югу и, начиная от самой подошвы Меженной горы, тянется короткая долина между Шестаковской Падью и Никольской горою. Посреди долины лежит небольшой городок Петропавловск и его чудная маленькая бухта. При рассматривании с вершины горы, ряды домов городка представляются почти у ног зрителя и обнаруживают самым ясным образом план расположения местечка. Дно упомянутой небольшой долины начинается прямо у подошвы Меженной горы таким сильным вдавлением, что здесь образовалось небольшое озеро; затем это дно поднимается, образуя умеренно высокое плато, на котором выстроена официальная часть города, и, наконец, в самой южной своей части быстро и круто падает до уровня моря, покрываясь небольшой бухтой Петропавловского порта. На упомянутом плато, между бухтой и озером, расположены, окаймляя улицы и площади, почти исключительно казенные дома, стоящие очень просторно. Число этих домов, по сведениям канцелярии губернатора, простиралось до 40. Посередине, на свободной площади, помещается православная церковь. Далее - большой губернаторский дом, окруженный садом, канцелярия, госпиталь, аптека, несколько казарм для команды, некоторое число жилых зданий для офицеров и чиновников, квартиры духовенства и здания Российско-Американской Компании. К этой, лучше выстроенной казенной части города непосредственно примыкает неофициальная, расположенная вдоль всего восточного берега маленькой губы и образующая пять параллельных с ним вытянутых рядов. Начиная от самой воды и распространяясь на одну треть высоты Шестаковской Пади, постепенно поднимаются дома с их небольшими огородами. Домов здесь всего 116. Весь Петропавловск построен исключительно из дерева, причем все частные дома крыты тростником и длинной травой, казенные же - железом. В самом конце бухты, непосредственно на берегу, стоят строения морского ведомства: гауптвахта, несколько магазинов, пекарня и несколько небольших мастерских. Девять маленьких ключевых ручьев текут по небольшим ущельям и рвам с горы и протекают через городок, доставляя обывателям прекрасную ключевую воду для питья. Из этих ручьев семь впадают в бухточку, два - в озеро. На всех местах пересечения ими улиц находятся простенькие мостики. По переписи 1852 г. весь описываемый городок имел всего 1593 жителя (1178 мужского и 416 женского пола). Если считать особо двух священников при православной церкви, несколько американцев, небольшой персонал Российско-Американской Компании и русских купцов, то в противоположность этой вольной части населения вся остальная была на казенной службе и состояла из матросов, нескольких казаков, чиновников и офицеров с их семействами. Последние принадлежали к лучшему обществу, принятому также в доме губернатора и всего состоявшему из 80 человек обоего пола. Главными центрами, где собиралось общество, были дом губернатора, затем семейства агента Российско-Американской Компании Б. и флотского офицера Г. У прочих семейных служащих редко когда собирались. Значительное большинство чиновников представляло холостой народ и среди них господствовало самое живое общение. Редко проходил день или вечер, когда бы ни собирался больший или меньший кружок. К сожалению, из-за отсутствия других интересов здесь очень процветала карточная игра.
   Большинство чиновников и офицеров были обходительные, иногда даже очень симпатичные личности, о которых я вспоминаю с благодарностью и удовольствием. Тесное общение между собой и отрезанность от всего прочего мира придавали всему обществу большую сплоченность и интимность, причем, однако, вполне соблюдались взаимное уважение и учтивость. Вообще господствовали полная веселость и довольство, развлечения были весьма незатейливы. Всякий, желавший отдохнуть и освежиться от дневной работы, находил вечером открытые двери и сердечный, радушный прием у своих знакомых. Подобно большой семье, прожили мы зимние месяцы, деля радость и горе, всячески друг друга поддерживая и развлекая. Большие празднества устраивались лишь у губернатора, потому что это было возможно при его средствах и просторном помещении. Кроме того, во всех домах охотно справлялись именины, причем собиралось более или менее значительное число гостей. В семейных домах такие собрания сопровождались танцами, у холостяков - пуншем.
   Такого рода большой танцевальный вечер, именно бал у губернатора, предстоял в скором времени. Особенную деятельность проявляли дамы, заранее приготовляя себе туалеты.
   Но до того, именно 1 ноября, Завойко собрал все мужское население для прокладки проезжей дороги, первой в Камчатке, от главного города, т. е. от Петропавловска, и до Авачи в 12 верстах расстояния от него. Вся команда, имея во главе офицеров и чиновников, с песнями и в отличнейшем настроении отправилась на работу, вооруженные топорами, лопатами и граблями. Команда была разбита на маленькие партии, из которых каждая получила участок пути. Сам Завойко шел во главе всех, выбирая наилучшую местность и размечая весь путь. Были приняты также должные меры насчет обильной пищи и питья. Ко времени трапез по всей линии разгорались огни, а вскоре закипали и котлы. Все вместе скорее напоминало сельский праздник, чем тяжелую работу. Отдельные партии соперничали друг с другом в работе, всякая старалась первой покончить свой урок. Так провели мы очень весело три дня, а 3 ноября работа была кончена. Таким образом возникла первая настоящая проезжая дорога в Камчатке.
   Ноябрь начался прекраснейшими, чрезвычайно ясными днями. На небе почти не видно было ни облачка. Ветер дул все с запада, и температура почти не падала ниже нуля. Местами виднелись следы льда, вообще же поверхностные слои земли едва замерзли. Но в ночь на 6-е ветер внезапно задул с юго-востока, и поднялась сильная вьюга (пурга). Снегу выпала масса, и он уже более не стаивал. Санный путь окончательно установился, началась настоящая зима. Для южной части Камчатки весьма характерно то обстоятельство, что снег здесь падает большею частью на непромерзшую почву и притом всегда громадными массами, что имеет, конечно, немаловажное значение для растительности. В течение всего ноября мы могли наблюдать самые резкие контрасты в погоде. Характернейшие особенности ее заключались в том, что при западных ветрах стояли ясные дни со все усиливавшимся холодом, причем, однако, мороз не доходил до 10 °R. Вперемежку налетали внезапные, очень сильные вьюги всегда с юго-восточным ветром и с ослаблением стужи. Так было 6, 13, 15, 21 и 22 ноября.
   Декабрь был холоднее, но снег совсем не выпадал, так что у нас почти непрерывно стояли ясные, холодные дни. Самое большее, что наблюдалось - небольшая пасмурность в атмосфере. В течение декабря температура также не падала ниже 10 °R. Небольшая Петропавловская бухта уже в последние дни ноября покрылась слоем льда, достигшим теперь толщины 5 дюймов. В середине декабря замерзли те части большой Авачинской губы, которые более защищены от волнения. Только середина этого большого бассейна и выход в море были и оставались все время свободны ото льда.
   Многочисленные ясные и светлые дни, особенно частые в начале описываемой осени, нередко доставляли нам удобный случай наблюдать великолепные вулканы, окружающие губу. Коряцкая и Вилючинская сопки по-прежнему оставались совершенно безжизненными. Они обе далеко выдавались над ближайшими горами, представляясь в виде совершеннейших конусов с самым легким притуплением на верхнем конце. Зимнее облачение этих гигантов заметно выделяло их среди окружающего ландшафта. В то время как все горы сверкали сплошной белизной свежего снега, сильные бури неоднократно сдували его с громадных, продольных гребней вулканов и обнажали темный камень, так что оба конуса представляли более или менее ясную полосатость от вершины до подошвы.
   На Авачинской сопке, напротив, началось значительно большее возбуждение. Я никогда не видал этой горы иначе, как выделявшею немного пара, большею частью светлого и часто весьма мало заметного. 25 ноября, к вечеру, мы были испуганы горизонтальным толчком, распространявшимся с северо-востока на юго-запад, а на следующий день с горы поднимались очень большие, темные облака дыма. Связь обоих явлений была слишком очевидна. Подземный шум с Авачинской сопки подходил все ближе и ближе, становясь в то же время все громче и громче. Впечатление получалось подобное тому, как если бы по твердому грунту бешено несся по направлению к нам большой табун лошадей. Внезапно затрещали все балки в доме, закачались висевшие по стенам предметы, а подземный гул пошел далее к юго-западу. Это явление миновало с такою же быстротой, как и явилось. В несколько секунд все прошло и успокоилось. Усиленная деятельность горы продолжалась еще до середины февраля 1852 г., до извержения, однако, не дошло. За это время из горы неоднократно поднимались темные облака пара, а матросы, рубившие лес поближе к подошве ее, несколько раз попадали под дождь пепла и даже наблюдали огонь на вершине вулкана. Происходило ли излияние лавы - это трудно было видеть, во всяком случае, если оно и происходило, то лишь в очень слабом размере, потому что гора оставалась белой, покрытой снегом. Только на самой верхней части конуса снег как будто бы стаял, и там выступил темный камень, но это могло произойти и от действия одного горячего пара. Старый край кратера, Козельская, относящийся к Аваче, как Сомма к Везувию, оставался при всех описываемых явлениях совершенно спокойным.
   Но и к юго-западу, немного влево от Вилючинской сопки, хотя и далеко за нею, из Петропавловска нередко был виден пар, поднимавшийся над дальними горами. То была Асачинская сопка (52° и несколько минут сев. шир.), находящаяся на восточном берегу полуострова у губы того же наименования и отстоящая от Петропавловска приблизительно на 55 минут. По словам здешних обывателей, этот вулкан в сентябре 1848 г. провалился во время сильного извержения, причем в Петропавловске ощущалось довольно значительное землетрясение. Спустя несколько месяцев вулканические силы успокоились, и лишь теперь вулкан опять пробудился. Приблизительно с 5 ноября темные массы пара значительно увеличились, а в марте 1852 г. вулканическая деятельность достигла, по-видимому, наибольшего напряжения. 26 марта я видел вполне сформированный, темный столб дыма и пара, имевший известную форму пинии. С боку из столба выпадал, гонимый ветром, сильный черноватый дождь пепла. С большими промежутками поднимались колоссальные, почти черные клубы пара, вверху принимавшие форму пинии. Сбросив вниз свой пепел, они уступали место новым клубам.
   Извержение Асачи в 1848 г., сопровождавшееся одновременным землетрясением в Петропавловске, и затем теперешнее извержение того же вулкана, опять сопровождавшееся одновременным возбуждением Авачинской сопки и подземными толчками, которые распространялись в Петропавловске от Авачи к Асаче, - все это заставляет предполагать некоторую подземную связь между этими большими вулканическими очагами. Далее это направление с северо-востока на юго-запад совпадает также с направлением всего обширного ряда вулканов Камчатки, Курильских островов и Японии, и по этой линии неоднократно наблюдались, по крайней мере к северу от Авачи, отдельные очаги усиленной вулканической деятельности. Так, 19 марта 1852 г. показался сильный огонь на высочайшем вулкане Камчатки - Ключевской сопке. А 29 марта произошло извержение Семячика {Семячик - название, принадлежащее двум небольшим вулканам на восточном берегу, из которых один Малый, другой - Большой Семячик. Какой из двух имелся здесь в виду, мне не удалось узнать. Оба лежат близко друг от друга у большой Кроноцкой губы, приблизительно на середине расстояния между мысами Шипунским и Кроноцким.}, рассыпавшего свой пепел далеко за долину реки Камчатки, как удостоверяли люди, пришедшие из деревни Милковой. Ко всему этому присоединились еще горизонтальные подземные толчки, которые все распространялись в том же направлении. Так, 5 февраля мы испытали 3 весьма сильных толчка, затем они повторялись 5 и 9 апреля, наконец, 4 мая 1852 г.
   В заключение здесь будет уместно упомянуть еще об одном весьма своеобразном явлении, которое мне пришлось наблюдать 27 ноября на льду небольшой бухты. Спустя два дня после подземных толчков мне случайно пришлось проходить по льду бухты, имевшем в то время толщину около 4 дюймов. При этом я заметил на нем множество небольших, имевших около фута в вышину, конических возвышений, из коих одни имели наверху круглое отверстие, другие - кончались острием. Все вместе производит впечатление такого рода, как будто здесь произошли небольшие взрывы газов, и само собою напрашивалась мысль, что это подводное истечение газов стояло в связи с подземными толчками.
   Как уже упомянуто, 6 ноября установился прекрасный зимний путь, и у меня сейчас же явилось желание как можно скорее обзавестись ездовыми собаками - желание, которому суждено было сбыться скорее, чем я мог надеяться. Во время моего пребывания в Остроге я сообщил Машигину о своем намерении и просил его помощи в этом деле. 10 ноября он внезапно явился с полной запряжкой и предоставил в мое распоряжение собак с санями, лыжами и пр. Запряжка состояла из восьми прекрасных, крупных, совершенно черных собак и столь же крупной рыжей передовой. Последняя отличалась особенными достоинствами и понятливостью, что чрезвычайно важно при езде на собаках. Соответственно этому она и стоила гораздо дороже: за нее одну я заплатил 25 руб., между тем как за всех остальных вместе 40 руб. Наконец за сани, упряжь и все остальное с меня спрашивали еще 40 руб. Торг живо кончился, а за табак и чай получен был еще нужный запас юколы. Машигин оказал мне особое покровительство, выразившееся в том, что, во первых, он очень дешево приобрел для меня собак, и, во-вторых, выбрал не только сильных, но и еще, по здешним взглядам, очень красивых животных. Большею частью ездовые собаки бывают серого цвета с темными пятнами. Одноцветные особи, особенно совсем черные или рыжие, встречаются здесь гораздо реже. Обыкновенная величина их - 2 фута высоты до спины, мои же собаки имели, пожалуй, около 2 1/2 футов. По внешности все настоящие ездовые собаки сходны с овчарками, т. е. у них острая морда, стоячие острые уши, загнутый на спину довольно косматый хвост, высокие, крепкие ноги и очень частая, длинная шерсть.
   Сани имеют в длину 7 футов, в ширину (между полозьями) - 4 фута. Полозья при возможности делаются несколько гибкие и снизу обкладываются китовым усом для большей гладкости, но на обыкновенных санях этой обложки нет. На этих двух полозьях поднимается по две стойки, поддерживающие корзину в 9 дюймов шириной и в 3 фута длиной. Боковые ее края загнуты кверху дюйма на 4, а перед и зад доходят по пояс седоку. Высота сидения (корзины) равна обыкновенной высоте стула, оно покрывается медвежьей шкурой. Лыжи, когда ими не пользуются, прикрепляются с боков саней - к стойкам. Сани без дышла, а собаки запрягаются в упряжь, состоящую из ремней, притом таким образом, что очень прочный главный ремень проходит от саней до передовой собаки. Прочие собаки припрягаются попарно к главному ремню позади передовой. Каждая собака постоянно носит прочный кожаный ошейник с висящим на нем крючком. Конец же каждого упряжного ремня переходит в широкую и свободную петлю, сквозь которую пропущены голова и одна передняя нога собаки. Крючок ошейника соединяется с крючком петли. Таким образом, собаки тянут грудью и затылком, т. е. наиболее выгодным для развития силы способом. Управляют ими только голосом. Выдрессированные собаки необыкновенно хорошо понимают командные слова и тотчас слушаются их. Слова эти, заимствованные из камчадальского языка, вообще всюду одни и те же: "ках, ках" - право; "хуг, хуг" - лево; "нэ, нэ" - стой; "ха, ха" - прямо или вперед. Случается, что умные передовые собаки с величайшей злостью бросаются на запряженных с ними собак, если последние медлят в исполнении команды, и, только хорошенько проучив непослушных, продолжают движение. Мне неоднократно приходилось любоваться тем, как моя рыжая Краска хорошо и умно правила своими товарищами.
   Ездок сидит верхом на санях, но, приобрев навык, и с боку их. Привычные камчадалы часто ездят даже стоя, поставив левую ногу на полоз, а правую - на лыжу, которая тащится возле полоза и параллельно ему. Поводов совсем нет, поэтому всякий ездок держит в руке, безусловно, необходимый оштол. Это немного согнутая внизу палка, почти в человеческий рост длиною, обитая крепким заостренным железом и снабженная на верхнем конце множеством металлических погремушек и небольших бубенчиков. Оштол - чрезвычайно важная принадлежность: ездок совершенно лишен возможности править, выронив его из рук. Он служит для останавливания саней и для замедления их движения при езде под гору, чтобы они с разгона не наскочили на собак. Для этого оштол втыкается впереди одной из стоек в снег, причем железное острие палки, более или менее глубоко погружаясь в него, совершенно останавливает или только замедляет движение.
   Вьючные сани (нарты) очень низки и вместо корзины снабжены прочной деревянной рамой, на которую нагружается кладь. Мне оставалось только добыть необходимый коряцко-камчадальский костюм, весьма удобный для езды на собаках и вообще для здешних условий. Это было нетрудно, потому что русские купцы держат его обыкновенно в запасе. Упомянутый костюм, - куклянка и торбасы - приготовляются из оленьих шкур. Куклянка - громадная, доходящая до колен меховая рубашка, с очень широкими, удобными рукавами. Она впереди не имеет разреза, а лишь на верхнем конце снабжена отверстием, через которое при надевании проходит голова, сейчас же затем входящая в капюшон, так пригнанный к отверстию, что открытым остается одно лицо. Этот капюшон может, впрочем, сниматься с головы, свешиваясь в таком случае на спину. Впереди под лицом висит большой меховой клапан, который может подниматься вверх и составляет прекрасную защиту от холодного ветра. Куклянка сшита из двойных шкур, так что волос на ней и вовнутри, и снаружи. Вокруг талии надевается кожаный пояс: таким образом, куклянка плотно обхватывает тело и вместе с тем сидит настолько высоко, что своею длиной не мешает при ходьбе или езде. Эта длина, в свою очередь, полезна при бивуачной жизни на открытом воздухе. Торбасы - длинные, очень удобные меховые сапоги, мягкая подошва которых сделана из медвежьей шерсти, волосом внутрь.
   По окончании всех приготовлений я предполагал сделать первую поездку для упражнения, а такое упражнение необходимо для приобретения хоть некоторого навыка. Без преувеличения можно сказать, что езде в камчатских санях выучишься не раньше, чем опрокинувшись в них по крайней мере по одному разу для всяких новых условий дороги. Но благодаря мягкости снега такие приключения всегда кончаются благополучно. Гораздо хуже бывает, если седок при этом вывалится, а собаки в карьер унесут опустевшие сани. В таких случаях нередко рискуешь пройти пешком не одну версту и страшно истомиться, если только какой-нибудь случайный встречный ездок не задержит животных, или если опрокинутые сани не зацепятся сами о какой-нибудь куст. Как только это случится, путешественник, с трудом плетущийся по глубокому снегу в своей тяжелой шубе, может быть уверен, что сейчас придет конец его невольной прогулке: собаки, заметив, что наскочили на препятствие, мгновенно все садятся перед санями и начинают жалобно выть. Хорошие собаки послушны и в точности выполняют команду, но при этом всегда имеют умысел при первой же возможности сыграть какую-нибудь злую шутку с возницей. Поэтому необходимо не упускать их из виду и при первом замеченном беспорядке предостеречь угрожающим возгласом. В противном случае можно наверняка ждать какой-нибудь неприятности. Забавно видеть, как собаки на бегу постоянно озираются на возницу, чтобы воспользоваться каким-нибудь мигом его невнимания для своих проделок. Внезапно и быстро свернуть с дороги, броситься в кусты или на камни, завести драку между собой - все это доставляет им большое удовольствие. Но всего неукротимее они становятся, заметив какую-либо дичь, например зайца или птицу. В таких случаях требуется воткнуть оштол глубоко в снег, чтобы сдержать их охотничий пыл. Даже самый опытный ездок должен порядком помучиться с новыми собаками, потому что, получив нового или неумелого возницу, животные прибегают к всевозможным ухищрениям, чтобы сбросить его в снег. Только убедившись в том, что ездок сумеет с ними справиться, они начинают хорошо везти и становятся послушны. Конечно, все сказанное относится к хорошо содержимым собакам, а не к тем несчастным, часто безжалостно загнанным экземплярам, которые находятся в непрестанной тяжелой работе, как перевозка бревен, дров и т. п.
   В ясные дни по прекрасной дороге почти ежедневно устраивались поездки. Смеху и шуток было более чем довольно при упражнениях такого множества новичков в камчадальском искусстве. Сильный и здоровый моцион на свежем воздухе поддерживал прекрасное настроение и возбуждал охоту ко всякого рода затеям и развлечениям. Таким образом, последние недели перед Рождеством и первые - после него прошли в сплошном веселье.
   Завойко решил совершить в половине января 1852 г. объезд с целью обревизовать вверенный ему край и распространить свой объезд до Ижигинска. Предполагалось хорошенько повеселиться в течение нескольких недель, остававшихся до этой поездки. Ряд увеселений должен был начаться с лотереи, которую жена губернатора желала разыграть в пользу училища для девочек, устраивавшегося в Петропавловске. Дамы пожертвовали для лотереи множество разных работ, и при общем участии розданы были выигрышные билеты.
   21 ноября, в 5 часов вечера, в доме губернатора должен был состояться розыгрыш. Было разослано множество приглашений к участию в этом. Самый акт розыгрыша был непродолжителен, но сопровождался многочисленными шутками. Фортуна щедро одарила приглашенных. Между прочим, и я не был обижен ею. Но более выигрышей меня обрадовало сообщение Завойко о том, что он выбрал меня спутником и секретарем для путешествия и что я должен готовиться к этой миссии. Для меня представлялось очень заманчивым познакомиться с такой обширной частью полуострова также зимою. И хотя с самого начала решено было, что путешествие будет совершено очень, очень скоро, я все же мог хоть мельком увидеть все новое и получить предварительную ориентировку.
   Пока шли наши переговоры, гости угощались чаем. Вдруг раздались звуки танцев, - это играл здешний оркестр. Общество было очень невзыскательное и веселое, охотно пользовавшееся всяким случаем повеселиться. Таким образом, и этот оркестр - три скрипки, треугольник и турецкий барабан - сперва вызвавший улыбку изумления, тем не менее, сейчас же вовлек все общество, по крайней мере 80 человек, в самые оживленные танцы. Завойко и его жена не переставали поощрять гостей к деятельному участию, так что собравшиеся в губернаторском доме, непринужденно и без претензий на бальные туалеты, протанцевали до трех часов утра. Танцы были общеевропейские, за исключением одного нового и специально камчатского: это - восьмерка, род кадрили, с бесчисленными фигурами, но вместе с тем настолько веселый, что таким юнцам, какими мы тогда были, доставил полное удовольствие.
   В то время как залы дома Завойко были залиты светом и оживлены веселыми лицами, на улице разразилась настоящая непогода. Поднялась сильнейшая пурга, навевавшая целые горы снега. Теперь возник вопрос: как дамам вернуться домой? Вопрос этот разрешен был почти так же скоро, как и возник. Кавалеры вернулись к себе, надели куклянки и торбасы, запрягли собак в сани, усадили в них старательно закутанных дам и, в бурю и вьюгу, развезли их по домам. Итак, первый танцевальный вечер в Петропавловске закончился чисто камчадальской жанровой картиной.
   В этом случае собаки сослужили нам службу по поводу веселья, но в скором времени их услуги потребовались в грустном деле. 24 ноября у Завойко родилась дочь, умершая сейчас же после поспешного крещения. 26 ноября маленький труп отправлен был на место последнего успокоения. Это печальное происшествие прекратило на время собрания в губернаторском доме, но, тем не менее, небольшие кружки продолжали собираться на квартирах холостяков.
   Как раз в это же время началась усиленная деятельность у всех, имевших какие-либо сношения с Европой: требовалось подать о себе признаки жизни, и всюду засели за письма. От почтовой конторы получено было уведомление, что обычная зимняя почта отправится 11 декабря и что письма могут подаваться лишь до 10-го. Отход почты, возможность лишний раз снестись с дорогой родиной - все это возбуждало у нас совершенно особенное радостное оживление. Ординарная почта отправлялась только дважды в год: зимою сухим путем через Ижигинск, следовательно, вокруг Охотского моря, и летом - водой на Аян. Для каждой из них всякий раз особо устанавливались дни отхода; постоянных же сроков не было. Иногда, правда, летом уходило еще одно судно или зимою, по какому-нибудь особенному поводу, отправлялся курьер, захватывавший с собою и письма. Но на такие случайности, конечно, никогда нельзя было заранее рассчитывать. Для этих двух или трех отходящих и стольких же приходящих почт казна содержала не только почтмейстера, но и еще и помощника почтмейстера. Это были какие-то очень темные личности, при обыкновенных обстоятельствах не видные и не слышные. Известно только было, что они отличались о

Другие авторы
  • Фурманов Дмитрий Андреевич
  • Тихомиров В. А.
  • Алданов Марк Александрович
  • Волконский Михаил Николаевич
  • Тихомиров Никифор Семенович
  • Ясинский Иероним Иеронимович
  • Комаровский Василий Алексеевич
  • Ли Ионас
  • П.Громов, Б.Эйхенбаум
  • Калашников Иван Тимофеевич
  • Другие произведения
  • Шмелев Иван Сергеевич - Олег Михайлов. Об Иване Шмелеве
  • Воровский Вацлав Вацлавович - В кривом зеркале
  • Курицын Валентин Владимирович - В. В. Курицын: краткая справка
  • Карамзин Николай Михайлович - О любви к отечеству и народной гордости
  • Аксаков Константин Сергеевич - Заметка
  • Осипович-Новодворский Андрей Осипович - А. Бескина. Осипович
  • Хаггард Генри Райдер - Ласточка
  • Некрасов Николай Алексеевич - Некрасов Н. А.: биобиблиографическая справка
  • Буренин Виктор Петрович - Рассказы г. Чехова
  • Шекспир Вильям - Отелло или Венециянский Мавр, трагедия из сочинений Шекспира
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
    Просмотров: 467 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа