Главная » Книги

Дитмар Карл Фон - Поездки и пребывание в Камчатке в 1851-1855 гг., Страница 17

Дитмар Карл Фон - Поездки и пребывание в Камчатке в 1851-1855 гг.


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30

ее сильную, то более слабую деятельность, не обнаруживая при этом, однако, никакого правильного чередования. В течение описываемой зимы выбрасывание пара пять раз было особенно сильно, так что мы ждали даже извержения; это случилось 1 декабря 1852 г., 2, 21 и 22 января и 25 февраля 1853 г.
   15 декабря 1852 г. из Петропавловска ушла зимняя почта с нашими письмами, а 13 марта 1853 г. пришла к нам большая почта, нагруженная на 6 нартах. Кроме того, 3 марта к нам внезапно прибыл офицер, командированный сухим путем через Ижигинск из Иркутска. Другой, отправленный курьером из Петербурга, прибыл сюда 21 мая и также привез кое-какие новости в наш совершенно отрезанный от остального мира уголок. Предполагалось отправить почту с транспортными судами, которые в конце мая отправлялись в Аян; но я рискнул осенью отправить также письма через китобоев на Гонолулу, и письма эти были своевременно сданы и пришли в Лифляндию. Недостаточность средств сообщения с остальным миром составляет одно из самых чувствительных неудобств для Камчатки, имеющей в других отношениях много данных для дальнейшего развития; все занесенные сюда европейцы очень тяготились такой отрезанностью от мира. Понятно поэтому, как все обрадовались, когда один купец предложил устроить ежемесячную отправку зимней почты, если казна согласится на предложенные им условия. Вместе с тем, зашла речь о пароходах, которые летом поддерживали бы сообщение с Амуром и Аяном, а также с Японией и Гонолулу. К сожалению, надежда на пароходство очень скоро рассеялась, а в скором времени также рушилась и надежда на устройство ежемесячной зимней почты. Один нижнеколымский купец, некто Трифонов, в течение многих лет торговавший из Нижнеколымска с чукчами и за это время вдоль и поперек изъездивший Чукотский край, сделал вышеупомянутое предложение об устройстве почты. Но Трифонов, совершив разные противозаконности в Ижигинске, был за то арестован тамошним исправником и препровожден для следствия в Петропавловск, куда прибыл в декабре 1852 г. Арестованный вызывался перед губернатором доставить в Камчатку за чрезвычайно умеренную цену 100 лошадей и затем, за столь же малое вознаграждение, завести ежемесячную зимнюю почту; за это он просил Завойко исходатайствовать ему освобождение от суда. К сожалению, Завойко не доверял купцу, и таким образом все эти столь выгодные для Камчатки предложения остались не приведенными в исполнение. Но лично я из общения с много видевшим Трифоновым извлек существенную пользу, получив от него те сведения, которые вошли в мою статью о коряках и чукчах и опубликованы в Бюллетене Академии Наук уже в 1855 г.
   И в этом году также русские купцы, отправившись из Петропавловска, совершили свой торговый объезд страны; причем их, как всегда полагалось в таких случаях, сопровождал чиновник. 17 декабря 1852 г. длинный ряд нарт, принадлежавших семи купцам, двинулся отсюда в дорогу и вернулся лишь 2 апреля. Купцы вернулись с очень довольными лицами, да и было почему: одних соболей, к тому же большей частью высшего достоинства, они наменяли 2500 штук. Одновременно с купцами сюда ежедневно приезжало множество камчадалов, иногда из очень дальних острогов, чтобы сбыть здесь остаток своей добычи Русско-Американской Компании и в лавке американца. По мере того как эти фирмы своей добросовестностью приобретали доверие туземцев, русские торгаши его лишались; на всяком шагу они обсчитывали камчадалов, которых до некоторой степени защищал от грабежа только сопровождавший купцов чиновник. Оставленные без надзора, эти корыстолюбивые и бессердечные торгаши и обманщики в скором времени вконец разорили бы простых и добродушных камчадалов. Вся пушнина, привозившаяся в Петропавловск, доставалась теперь не торгашам, но покупалась за соответственную цену обеими названными фирмами, причем, как говорили, набрались еще значительные партии соболей, лисиц и медведей.
   Среди множества приезжих камчадалов было также несколько человек, с которыми я познакомился во время своей последней поездки; таким образом, я имел возможность принять и угостить их у себя. В числе моих гостей был и чапинский тойон, доставивший мне большой, хотя, к сожалению, несколько выветрившийся мамонтовый бивень, имевший почти 2 метра в длину и 30 сантиметров в обхвате. Далее, из Машуры мне прислали крупный коренной зуб мамонта. Оба зуба найдены были в высоких делювиальных отложениях, образующих берега р. Камчатки.
   Вскоре после того, как затихло оживление, принесенное к нам прибывшими и уезжавшими по сухому пути камчадалами, стала проявляться жизнь и на море. Весь апрель месяц в гавани господствовала усиленная работа по оснастке и снаряжению казенных судов. Затем с маяка подан был сигнал о приближающемся судне, и 1 мая действительно в Авачинскую губу вошло первое за этот год судно. То был американский китобой, который, идя из Гонолулу, собирался здесь в последний раз отдохнуть перед утомительной и опасной работой на севере.
   5 мая население было обрадовано другим пришельцем с моря, на этот раз принадлежавшим к животному царству. Уже несколько дней рыбаки высматривали чавычу (Salmo orientalis), которой ждали со дня на день; наконец сегодня поймали один экземпляр этого колоссального лосося. Рыба была сперва с триумфом понесена к Завойко; затем ее носили по всему городу, и население отнеслось к появлению ее, как к событию величайшей важности, как оно и было в самом деле.
   Через несколько дней, именно 16 мая, пришло большое судно Российско-Американской Компании "Наследник", прибывшее прямо из Петербурга и, к общей радости, доставившее почту. Хотя вести и письма уже порядочно состарились (судно оставило Кронштадт в сентябре), тем не менее, все же это были вести и письма. Наша жизненная обстановка тоже получила иную окраску благодаря прибытию большого количества разных товаров. Так как последняя остановка судна была в Гонолулу, то оно имело возможность доставить нам самые лучшие южные плоды: явились в изобилии ананасы, кокосовые орехи, арбузы и апельсины; но особенное значение представляло множество полезных консервов, очень важных при путешествиях по такой стране, как Камчатка. К сожалению, радостные дни открывшейся навигации были омрачены событием, очень грустным для нашего общества. Здешний артиллерийский офицер Лорч, курляндский уроженец, умер 8 мая от легочной чахотки и 11 мая нашел последнее упокоение на здешнем кладбище. Эта была личность, пользовавшаяся всеобщим уважением и любовью.
   26 мая оба здешних транспортных судна "Иртыш" и "Байкал" вышли с нашей почтой в море, направляясь в Аян, где они должны были захватить прибывшие туда для Камчатки товары. Тендер "Камчадал", под командой Чудинова, также стоял уже в гавани, готовый к отплытию. Это небольшое одномачтовое судно, на котором мне предстояло совершить путешествие в Ижигинск, было последним, еще остававшимся в гавани. Оно ждало только приказа губернатора, чтобы сняться с якоря и выйти в море.
  

Отдел IV

ПОЕЗДКИ ПО КАМЧАТКЕ.

ПУТЕШЕСТВИЕ В ИЖИГИНСК И НА ПОЛУОСТРОВ ТАЙГОНОС ЛЕТОМ 1853 г.

  
   1) Плавание от Петропавловска в Ижигинск.
   2) Поездка по полуострову Тайгоносу.
   3) Плавание от Ижигинска в Тигиль.
   4) Поездки по западному берегу Камчатки.
   Прибавление. Пребывание в Петропавловске зимою 1853-1854 гг.
  

1) Плавание от Петропавловска в Ижигинск

  
   Тендер "Камчадал" был построен на Ситхе для службы в Камчатке, спущен там на воду в 1843 г. и 14 июня того же года пришел в Петропавловск. Судно это - 56 футов длиной, 18 футов шириной, с осадкой в 8 1/2 футов, было вооружено 6 небольшими пушками (фальконетами) и, в случае нужды, могло идти при помощи 4 длинных весел, пропущенных через люки в бортах. Оно имело всего одну мачту и выдвижной бугшприт, чтобы иметь возможность в случае бури убавить паруса. Ему было предоставлено право носить русский военный флаг, и, пожалуй, лишь это одно напоминало в нем военное судно; дисциплина и опрятность, к сожалению, оставляли желать весьма многого. Капитаном этого судна состоял А. М. Чудинов, лейтенант корпуса штурманов. Он происходил из низшего сословия, родился в Охотске и получил образование в местном штурманском училище; это был обходительный и добродушный человек, хорошо понимавший дело управления своим судном. Ему недоставало общего образования, и кругозор его был, так сказать, чисто "охотским", так как ему никогда не приходилось бывать нигде более. Под его командой состояли: один штурман - кадет Кокорин, 2 унтер-офицера и 12 матросов. Кроме меня, в качестве пассажира был еще один ижигинский казак, так что в общей сложности на судне находилось 18 человек.
   1 июня Чудинов со всем своим экипажем вступил на судно и вечером получил приказание сняться с якоря с первым же попутным ветром. На следующий день перебрался на тендер и я, и около 9 часов вечера мы начали медленно удаляться из Авачинского залива, так что только к 10 1/2 часам вышли в открытое море, где стали держаться курса на зюйд-ост. За ночь плавание наше подвинулось вперед немного, и, когда я проснулся 3 июня ранним утром, при великолепной погоде и почти чистом горизонте, мы находились близ мыса Поворотного и сопки Поворотной, приблизительно в 20 морских милях от материка. Все время ветер был настолько слаб, что его, скорее, можно было назвать штилем. Вдали величественной картиной лежал одетый снегом берег Камчатки с его крутыми береговыми утесами и горами. Далеко к северу виднелся мыс Шипунский, за ним шли сопки Жупановская, Коряцкая, Авачинская, Вилючинская и Поворотная (последняя - недействующая и имеющая вид большого, довольно плоского конуса, на карте Гидрографического департамента показанная в 7929 футов высоты), с их предгорьями и соединительными кряжами. К югу воздух был менее прозрачен, и очертания гор представлялись менее ясными.
   Уже к полудню поднялся ветер с юга, который становился все свежее, нагнал густой туман и чувствительно понизил температуру воздуха (2°); к вечеру тендер уже лавировал с подрифленными парусами против сильного встречного ветра и высоких волн. Так прошла вся ночь; 4 июня погода опять стихла, а затем - вплоть до 11-го числа - нам постоянно пришлось бороться с противными ветрами и со штилем. То ветер, дувший упорно с юга, приобретал силу бури, и тендер летел, лавируя, по волнам с дом вышиной, то наступало затишье, и наше судно бесцельно покачивалось на поднятой бурей зыби, не трогаясь с места. Как в ветреную погоду, так и в безветрие мы были окружены при температуре, едва достигавшей 3°, туманом, часто садившимся в виде капель и настолько густым, что в расстоянии не более 20 шагов ничего не было видно. При этом за все это время - ни единого луча солнца, и, следовательно, никакой возможности производить какие бы то ни было наблюдения. Только приблизительно, по счислению хода судна, мы могли определять наше положение. Мы имели в виду пройти в Охотское море так называемым 4-м Курильским проливом, самым широким и самым безопасным, находящимся между о-ми Ширинки и Парамуширом - с севера и Онекотаном и Маканрушем - с юга. Чудинов, напуганный крушением, которое ему пришлось потерпеть несколько лет тому назад близ мыса Лопатки, решил держаться в такой туман далеко в стороне от Курильских островов. Таким образом, 8 июня мы могли, пользуясь вышеуказанным способом определения места, считать, что находимся на 49° с. ш., на высоте южной части Онекотана и милях в 50-60 к востоку от этого острова. Много раз нас окружали киты, раза два подходившие совсем близко к судну. Меня в особенности интересовал один небольшой вид этих животных, окружавших нас в большом количестве. Животные футов в 15-20' длиной имели большой спинной плавник, а тотчас же позади его белую перевязь, спускавшуюся со спины книзу по обоим бокам и очень явственно выделявшуюся на темно-зеленом фоне тела. Раз у самого руля показался морской бобр; фыркая, он выставил из воды почти вертикально переднюю треть тела и быстро скрылся опять. Водные птицы - Procellaria, Alca, Lunda - держались около нас часто в бесчисленном множестве; но зато выдавались часы и дни, когда не видать было ни одной из этих птиц. Уже 9 июня мы могли, лавируя, подвинуться несколько к западу, что еще лучше удалось нам 10-го благодаря более благоприятному ветру. В полдень 10-го числа на наше судно залетела пара каких-то наземных птиц величиной с воробья. Общий цвет оперения их был грязно-оливково-зеленый с легким металлическим отблеском; под горлом виднелось ярко-красное пятно, от которого тянулись черные полосы к глазам и к клюву. Последний напоминал по форме клюв дятла. Всю ночь и утренние часы 11-го числа мы подвигались к западу и около полудня увидели северный пик Онекотана, весь окутанный снегом. Теперь мы уже ориентировались и к 9 часам вечера вошли в 4-й Курильский пролив. Однако скоро вновь заштилело, и нам пришлось в очень темную ночь прокачаться между островами. Хотя утро 12 июня и выдалось довольно хорошее, горы и крутые, скалистые берега островов вырисовывались не совсем ясно через затянувшую их легкую дымку тумана. К югу, довольно близко от нас, поднимался высокий северный конус Онекотана, тогда как двух других конусообразных вершин, которые имеет этот остров, не было видно. На западе возвышался в виде закругленной, не очень высокой скалистой массы о-в Маканруш. К северу от нас находился южный конец большого, тянущегося далеко на север и покрытого высокими горами о-ва Парамушира. Прямо против нас, в юго-восточной части этого острова, поднимался крутой мыс графа Васильева, а на юго-западе того же берега - высокий пик Фусса, вершина которого была закрыта облаками. Второй пик - лежащий более вглубь острова вулкан - не был нам виден. Наконец, к северо-северо-западу возвышался в виде усеченного конуса небольшой вулканический о-в Ширинки; из-за него выглядывал другой, такой же формы, только несколько менее высокий конус, стоявший с первым, казалось, на одном общем основании. Везде царила зима, и земля лежала глубоко под снегом и льдом. Парамушир тянется почти на целый градус долготы с юго-запада на северо-восток и отделен проливом шириной всего в 2 версты от округленного, гораздо более плоского, о-ва Шумшу, а этот последний отделен 15-верстным проливом от мыса Лопатка. От Онекотана далее к юго-западу расположен длинный ряд мелких вулканических островов, из которых Харамукотан, Шияшкотан и Симушир побольше остальных; затем следует более крупный о-в Уруп, который, находясь уже на 46° с. ш., покрыт лесом и населен айнами. За ним идут в том же направлении - сначала самый большой из всех Курильских островов - Итуруп, точно так же населенный айнами, а затем, тоже большой, о-в Кунашир, уже примыкающий к о-ву Иессо. Таким образом, Курильские о-ва составляют ряд непрерывно тянущихся в юго-западном направлении на протяжении гораздо более 1000 верст - от южной оконечности Камчатки до Японии, следовательно, от 51 до 44° с. ш. Это - подводная цепь вулканов, самые высокие вершины которой выступают над поверхностью моря в виде более или менее крупных островов. Вместе с тем, они являются продолжением камчатского ряда тихоокеанских вулканов и связующим звеном между ним и тянущимся в том же, юго-западном, направлении рядом вулканов Японии; последний же, в свою очередь, продолжается далее за экватор к Филиппинским и Зондским о-вам. Но так как ряд камчатских вулканов начинается на севере уже с 57° с. ш., то здесь, значит, мы имеем дело с вулканической трещиной, занимающей по широте по меньшей мере 57 градусов; эта трещина принадлежит, очевидно, к числу самых длинных на земном шаре, и на ней возвышается множество гигантских конусов и открывается немало кратеров, из коих весьма значительное число проявляет деятельность еще и в настоящее время.
   Курильские о-ва, т. е. оба самые северные, в первый раз замечены в 1706 году Атласовым, открывшим и завоевавшим Камчатку в 1696 г. За время 1711 - 1713 гг. этот завоеватель посылал туда своих сборщиков ясака. В 1720 году Петр I отправил на Курильские острова двух землемеров искать руду. Посланные прошли к югу до о-ва Шияшкотана. С 1738 по 1741 г. Курильские о-ва, до Японии, исследовал Шпангберг, а позже острова эти были видены и вновь определены всеми мореплавателями, посещавшими эти страны.

0x01 graphic

   Несмотря на все это, в геологическом отношении этот ряд островов остается еще и по сей час вполне terra incognita и все, что известно об этом, несомненно, в высокой степени интересном ряде вулканов, ограничивается названиями островов и очень разрозненными, скудными сведениями об их вулканической деятельности. Не считая многочисленных рифов и скал, подымающихся почти до поверхности воды, а то и несколько возвышающихся над нею, из этого - в большей своей части подводного - вулканического хребта выдается 23 острова с высокими пиками и кратерами. Из них 4 должно отнести к большим; это - Парамушир на севере (второй от мыса Лопатки) и самые южные - Кунашир, Итуруп и Уруп. Пять островов можно считать средними по величине: Шумшу, Онекотан, Харамукотан, Шияшкотан и Симушир. Наконец, остальные 14 островов - невелики и состоят большей частью просто из одиночных вулканов или старых кратеров; таковы: Алаид, Ширинки, Маканруш, Екарме, Чиринкотан, Мусир, Райкоке, Матуа, Рашуа, Среднев, Ушисир, Кетой, Черный и Чикотан.
   Сделав это отступление от путевого дневника, я возвращаюсь к нашему тендеру. Вследствие штиля он беспомощно стоял в четвертом проливе между скалистыми берегами островов, а неблагоприятное течение прибивало нас все ближе и ближе к берегам Онекотана, так что нам уже стал слышен и виден шумящий и пенящийся прибой. На наше счастье задул западный ветер, который позволил нам поднять все паруса и выбраться к северу, к Ширинки, - таким образом, мы избегли посадки на мель. Вследствие прилива и отлива, идущих из океана в Охотское море и обратно, в проливах между островами, особенно в более узких, образуются весьма сильные течения, осилить которые можно только при крепком ветре и которые нередко составляют причину гибели судов. Часто мелкие суденышки, каковы лодки и байдары, проходящие на веслах или парусах от острова к острову, сбивались со своего курса в открытое море и гибли. 13 июня опять-таки было почти тихо, и мы прошли, держась к северу, лишь настолько, что о-в Ширинки остался от нас на восток. Массы морских птиц окружали нас, да еще мимо нас прошла пара больших китов без спинного плавника. Холод был достаточно чувствителен: термометр показывал всего °. Ночью мы достигли почти широты мыса Лопатка, а утром 14 июня начал дуть свежий юго-западный ветер, поднявший ход нашего судна - в первый раз - до 6 узлов. Туман колоссальной, темно-серой стеной сдвинулся к югу, и мы вдруг увидели над собой голубое небо. К востоко юго-востоку показался о-в Алаид, весь одетый снегом. Без всяких прибрежий, сразу поднимается он из моря одиноким, мощным, высоким усеченным конусом, не обнаруживающим в настоящее время ни малейших следов деятельности. Чудинов видел в 1839 г. этот вулкан очень острым и сильно дымившим. В 1848 г., следовательно, в том самом, когда Асача начала действовать и в Петропавловске было очень сильное землетрясение, вершина Алаида провалилась, и его деятельность с того времени совсем прекратилась. В полдень, когда туман развеялся, температура, при ясном небе, достигла 10 1/2°. Ветер, однако, ослаб настолько, что ход наш скоро упал до 2 узлов. Поверхность моря представляла очень своеобразный вид: вся она на обширном протяжении была покрыта пузырями пены. Чудинов заметил, что очень незадолго перед тем здесь прошла большая льдина, и мы могли считать за счастье продолжительную задержку вследствие противных ветров, иначе повстречались бы со льдом. Очевидно, что встреча этих ледяных масс, приносимых холодной водой с севера, с более теплой водой, нагоняемой постоянными южными ветрами, и способствовали образованию непроницаемого, покрывавшего нас перед тем, тумана.
   К вечеру юго-западный ветер снова стал свежее и усилил ход наш опять до 6 узлов. Ночи были очень темны, в особенности еще от густых туч, собиравшихся с вечера. Зато мы много раз имели случай любоваться великолепным свечением моря. За нашим довольно бойко шедшим судном тянулся на несколько сажень, а шириной футов в 10 серебристый светящийся хвост, а в этом блестящем, точно кипящем и пенящемся, потоке двигались самым оживленным образом целые миллионы телец (от 2-3 д[юймов] в поперечнике до величины точки), которые резко выделялись из общего света и которые, по-видимому, и были источником самого явления свечения. Там и сям отдельные светящиеся тельца сбивались с ярко освещенного пути в сторону, в темную часть воды и там загорались еще ярче, чтобы затем быстро погаснуть. Светящиеся тельца имели форму различного рода лопастинок, блесток и точек, которые, будучи внезапно взбуровлены, приходили в быстрое движение и распространяли вокруг себя лучи света. Но не только в кильватере, в каждой волне, вблизи и вдали, видно было большее или меньшее количество этих светящихся телец, которые и там образовали самые причудливые световые картины. В особенности красивыми казались освещенные гребни волн с бугшприта и, кроме того, при наблюдении отсюда, можно было видеть еще другое, весьма интересное явление. Независимо от освещенных гребней волн, в более глубоких слоях воды появлялись, с короткими паузами, тускло светящиеся, довольно широкие участки, двигавшиеся быстро навстречу нам. Как только такое подводное пятно подходило близко к нам, оно поднималось заметно выше, светилось сильнее и рассыпалось затем в виде целого роя блестящих ракет, распространяя во все стороны огненные лучи. Это были косяки проходных рыб, тянувшиеся навстречу нам, к берегам - метать икру в реках. Как только они замечали наше, тоже освещенное, судно, они рассыпались в стороны, вследствие этого получался причудливый вид каких-то лопающихся глубоко под водой, светящихся шаров какого-то фейерверка, вылетавших из серебристого, тускло светящего на глубине пятна. Мне не забыть, до чего великолепно было зрелище подобного свечения в темную ночь; часто оно продерживало меня до рассвета на палубе. Но не всегда свечение моря бывало одинаково роскошно: стай рыб с их чудным фейерверком часто не доставало.
   В ближайшие дни мы держали курс все на север. При этом крайне резко бросалось в глаза, как почти каждая следующая ночь, по сравнению с предыдущей, становилась короче и светлее, пока, наконец, близ Ижигинска мы почти совсем потеряли ночи, и вечерняя заря почти сходилась с утренней.
   До 20 июня мне приходится отметить лишь немногое. Дни проходили очень однообразно. Скорость нашего хода оставалась незначительной: 2-6 узлов в час было для нас самым быстрым ходом. Сплошь и рядом выдавалось затишье или дул совсем слабый, негодный для плавания ветер. К счастью, лавировать против совсем встречного ветра, что поглощает массу времени, приходилось уже только в виде редкого исключения. Нередко выпадали дожди; зато туманы, по мере движения нашего к северу, становились все реже, и с их исчезновением температура воздуха очень заметно повышалась. От берега Камчатки, приблизительно параллельно которому мы двигались к северу, мы были отдалены большею частью миль на 50-60, и материка не было видно. Нас, тем не менее, все еще окружали водяные птицы в большом количестве. Это были опять же: Procellaria glacialis (глупыш), белая и серая его разновидности, чистики (ара), Lunda (топорок), реже Uria и Diomedea, из коих большой белый альбатрос показывался чаще, чем меньший, черный. Довольно много приходилось видеть китов, как крупных, без спинного плавника, так и более мелких, со спинным плавником. Раз нас окружило с дюжину дельфинов, небольших - 4-5 футов длиною - бурого цвета со светло-желтоватым брюхом. Прыгая, как сумасшедшие, с быстротой молнии, они окружили нас, проследовали несколько за нами и снова также быстро скрылись. Еще близ Алаида был замечен на воде и вытащен мертвый, отчасти уже разложившийся экземпляр головоногого, который довольно значительно отличался от обыкновенного здесь вида Octopus. Животное светло-красноватого цвета, с совсем черными глазами, было 4 дюймов длиной и имело восемь одинаковой длины рук, по 1 1/2 фута каждая. В устройстве рук, на мой взгляд, и было самое существенное отличие от обыкновенной каракатицы: они были округлены, дюйма в 1 1/2 в диаметре и без присосок, которые у каракатицы сидят по всей длине; здесь присоски имелись лишь на концах рук.
   Пройдя еще до 59°, мы вошли 20 июня в более узкую, северовосточную часть Охотского моря, которая заканчивается двумя, отделенными друг от друга полуостровом Тайгоносом, заливами, западным, более широким - Ижигинской губой, и восточным, более узким и углубляющимся далее первого к северу - Пенжинской губой. На берегу Сибири у Ямска гористое побережье выдается далеко к востоку и своей оконечностью, мысом Пягиным, вытягивается к мысу Омгену на Камчатском берегу у Тигиля; вследствие этого в этом месте образуется сильное сужение моря, и отсюда оно становится значительно мельче. Вечером в этот день стал виден к западо-северо-западу мыс Пягин с лежащими перед ним о-ми Матикилем и Атиканом, и мы нашли на глубине 85 сажень глинистый грунт. В ближайшие дни нам снова пришлось идти, вследствие затянувшегося безветрия, совсем "черепашьим шагом". Нас опять окружали вышеупомянутые водные птицы, а также тюлени и киты; из них последние появлялись почти всегда парами и некоторые до того были усеяны ракообразными, что темная сторона их тела казалась совсем светлой, даже белой. Кроме живых существ, на воде плавало множество плавучего леса всякого рода. Глубина моря становилась значительно меньше, и лот показал, по мере приближения нашего к северу, сначала 70, затем 55, 42 и 37 сажень; грунт все время состоял из зеленоватой глины.
   23 июня мы перешли за широту южной оконечности полуострова Тайгоноса (60°30'), стали держаться в виду его западного берега и подошли близко к лежащему около последнего о-ву Телану. К ночи поднялся очень свежий северо-восточный ветер с туманом, который заставил нас, чтобы не быть снесенными опять назад, лавировать с подрифленными парусами по узкому в этом месте и становящемуся все мельче фарватеру; в этом случае светлая ночь была нам очень на руку. Чудинов приказал сделать несколько выстрелов из пушек, чтобы этим подать весть тайгоносским корякам о нашем прибытии в надежде, что они передадут это на маяк и оттуда вышлют нам поскорее лоцмана. Но единственным эффектом выстрелов было лишь то, что вследствие сотрясения воздуха туман сначала сильно сгустился кругом нас, а затем развеялся очень медленно. 24-го числа утром нам сперва пришлось бороться с северо-восточным ветром и высокими волнами; потом стало тише. Ветер, хотя и ослаб, повернул к югу и погнал наше судно мимо группы о-вов Халпили (это, собственно, группа небольших скал) к скале Морской Матуге, где мы уже перешли за 61°. 25 июня день выдался прекрасный - ясный и теплый (°) - и так как мы подошли уже близко к земле, то на судне появилось много комаров. Но, как на грех, опять почти совсем заштилело, и цель нашей поездки, теперь совсем близкая, все еще оставалась не достигнутой. При мысе Верхоламском мы подошли уже так близко к ранее еще довольно отдаленному сибирскому берегу, что теперь оба берега залива были видны совсем хорошо. Вместе с тем, мы вступили в самую внутреннюю часть Ижигинской губы; здесь особенно много было плавучего леса, вынесенного реками.
   Западный берег состоит из голой, высокой моховой тундры, которая круто спускается к морю; из-за нее вдали виднеется цепь довольно высоких гор; последние, конечно, стоят в связи с хребтом, тянущимся вдоль всего западного берега Охотского моря. Берег Тайгоноса точно так же представляет высокую, лишенную древесной растительности и круто спускающуюся к морю моховую тундру; более вглубь страны над тундрой высятся пологие, конические, покрытые мохом безлесные холмы. Лежащие очень близко у высокого, утесистого берега скалистые острова являются просто лишь его участками, утратившими с ним связь; таковы: Колокольная, Морская и Речная Матуги и лежащая далеко на горизонте небольшая, состоящая из 6 скал, группа Халпили. В лощинах еще видно было много снега, и устья рек отчетливо выступали в виде глубоких вырезов в высокой береговой тундре (береговом плато). В самую северную оконечность залива впадает р. Ижига, самая большая в этой местности, а как раз рядом с ней - Обвековка, отделенная лишь высокой плоской горой, на которой стоит маяк. Между устьями обеих рек, у подошвы маячной горы, находилось место стоянки судов без всякой гавани или какого бы то ни было прикрытия. Сюда-то именно нам и нужно было добраться. Но это, возможно, бывает лишь при приливе и именно в последнюю его стадию, когда затихает сильное течение к берегу и скоро должен начаться отлив. Во время полного отлива здесь почти сухо, а когда прилив еще во всей силе, легко может случиться, что судно слишком сильно толкнется о берег. Таким образом, приходилось действовать с большой осторожностью. Поэтому Чудинов отдал приказание стать на якорь, чтобы выждать сигнала к надлежащему моменту двинуться с места. Мы со всех сторон были оцеплены плавучим лесом, множеством тюленей, водных птиц и китов, подходивших к нам чрезвычайно близко. Но особенное мое внимание привлекло небольшое существо, кишевшее всюду в воде в изумительном количестве и поглощаемое китами. Это был небольшой слизняк, с раковиной около 20 милл[иметров] в поперечнике, державшийся на самой поверхности воды или на незначительной глубине и двигавшийся весьма оживленно. Раковина была в высшей степени нежна, тонка, хрупка и почти совершенно прозрачна. Немногочисленные завитки ее выступали на одной стороне очень невысоко. Все животное было почти бесцветно; лишь некоторые части имели фиолетовую окраску. На прилагаемом рисунке фиолетовый цвет передан штриховкой. Из раковины выставлялись два относительно больших (до 20 мм длиной каждый) лопастевидных крылышка или плавника, находившихся в постоянном оживленном движении. Пониже этих плавников заметны были еще, одна над другой, две пары меньших, из которых менее развитая окрашена была в фиолетовый цвет, так же, как и часть больших. Другая пара меньших плавников была бесцветна. Эти небольшие органы находились точно также в движении. Эти небольшие существа замечательно нежны. Они ломались при черпании ведром или при прикосновении к ним пальцами. Мне все-таки в конце концов удалось посадить несколько штук в спирт, но, к сожалению, и они в скором времени совсем испортились. Поднялся легкий ветер, покрывший поверхность моря рябью, и тотчас же все эти животные скрылись в глубину. Во всяком случае, это был какой то вид крылоногих моллюсков (Pteropoda).

0x01 graphic

   Несмотря на несколько пушечных выстрелов и совсем ясный день - воздух был прозрачен, и нас легко можно было видеть - нам не подавали сигнала, не высылали лоцмана. Тогда мы снова снялись с якоря и начали осторожно лавировать к берегу, чтобы стать на якорь против устья Чайбухи, верстах в 16 от Ижигинского маяка; вместе с тем, Чудинов отрядил к маяку лодку со своим помощником Кокориным, отдав ему приказание подать нам в подходящее время сигнал. Глубина под нами теперь (это был отлив) была всего в 2 1/2 сажени. К вечеру начался прилив, все усиливавшийся; наконец, вода с быстротой 2 1/2 узлов понеслась мимо нас, снова таща к берегу массу плавучего леса. К 12 часам глубина в том месте, где мы стояли, дошла уже почти до 5 сажень. И так как Кокорин не подавал о себе никакой вести, то нам не оставалось ничего более, как сняться вновь с якоря и осторожно двинуться вперед с приливным течением, уже значительно слабевшим. Упустить этот момент значило, пожалуй, ждать снова целые сутки подходящего случая. Таким образом, мы тронулись, все время бросая лот, мимо Чайбухи, а затем и Обвековки, и, наконец, нам посчастливилось достичь места высадки в вполне подходящий момент, в 3 часа утра 27 июня.
   Состояние, в каком мы застали людей на маяке, включая сюда и Кокорина с отряженными с тендера матросами, давало повод заключить, что они сговорились не подавать нам сигнала именно затем, чтобы мы упустили подходящее время и не могли пристать к берегу. Они занялись водкой и, понятно, хотели выгадать лишний день для попойки. Однако увидев, что мы все-таки приближаемся и именно в такой момент, что, наверное, достигнем и места высадки, они живо зажгли огонь на маяке, хотя ночь была светла как день, и выслали к нам лоцманов. Чудинов отослал назад пьяную команду, сделав строгий выговор за такое отношение к служебным обязанностям, хотя порядок все-таки не был восстановлен. Вообще, не было видно военной дисциплины; команда делала то, что ей казалось удобным и нравилось, и нужно было только удивляться, как, в конце концов, все хорошо кончилось.
   При высадке - во время прилива - глубина воды под судном доходила до 2 1/2 сажени, а потом даже несколько более того, так как прилив еще продолжался немного времени. Но скоро затем наступил отлив, и уже к 11 часам утра вода спала до такой степени, что тендер совсем лег на бок на мокром, скользком, глинистом грунте, - так что из воды выступили и киль, и руль, а ходить по палубе стало почти невозможно.
   Обнажившееся вследствие отлива дно моря было положительно сплошь покрыто массой мелких морских животных, которых подбирали и поедали стаи мелких птиц. Это была какая-то совсем маленькая порода куликов, несколько побольше воробья, с клювом длиной приблизительно в дюйм, с белым брюшком, белой грудью и бурым, с пестриной, оперением, очень похожим на оперение рябчика. Птицы очень смело подходили к самому тендеру и взлетали только уже в нескольких шагах, так что я одним выстрелом убил сразу 22 штуки.
   На берегу Ижиги, в самом близком соседстве с нами, стояло несколько деревянных строений в самом плачевном состоянии, принадлежавших как бы к здешней гавани. Из них казне принадлежали 2 магазина, небольшая казарма и баня, а несколько небольших жилых домов составляли собственность здешних купцов. Эти дома прежде принадлежали одному местному купцу Б. Теперь вдова его жила на самой окраине городишка в самой ужасающей бедности, в жалкой избенке, между тем как его бывший управляющий вступил во владение всем его имуществом. При известии о нашем прибытии он со многими другими обывателями явился из лежащей верст на 20 выше по течению Ижиги и предложил нам устроиться в одном из его домов, так как жить на тендере, легшем совсем на бок, стало невозможно. Начальник местечка г. X. к 9 часам уже был на месте, чтобы принять принадлежащую казне часть груза - главным образом, муку и соль. Ижигинские купцы, духовенство и казаки и даже несколько тунгусов и коряков, теснились возле нас за получением вестей и посылок. В высшей степени редко заносится в это, страшно далекое и глухое, местечко какая-нибудь весть из остального мира, а потому не было и удивительно, что все эти люди с сияющими от радости лицами искали нас и забрасывали нас вопросами. Каждое слово, обращенное к этим отрезанным от мира беднягам, они встречали с радостью и признательностью, и каждый старался чем-нибудь услужить, чем-нибудь доставить удовольствие. За все лето сюда заходит всего только одно судно, да в зиму два раза проезжают казаки с почтой. В остальное время обывателям этого убогого местишка приходится видаться только друг с другом да с окрестными номадами, тунгусами, коряками и чукчами.
   К сожалению, радость этого большей частью совсем не тронутого образованием люда кончилась тем, что все перепились: видны были фигуры, или еще шатающиеся, или уже совсем свалившиеся с ног. Естественно, что теперь и все работы, несмотря на всяческие просьбы, увещания и приказания, приостановились, и нам оставалось только конфисковать всю уцелевшую еще водку, спокойно пережидать, пока пройдет всеобщий хмель и люди снова придут в себя.
   Чтобы избежать этого печального зрелища, я решил пройтись до ближнего маяка, выстроенного между устьями Ижиги и идущей с востока Обвековки на очень крутом, вышиной около 70 футов, скалистом мысе. Оба названные устья лежат не больше, чем в 200-300 шагах, одно от другого и отдалены друг от друга лишь упомянутым мысом, представляющим самую южную оконечность небольшого, идущего с севера кряжа, который образует водораздел между обеими реками. На совершенно ровной и лишенной растительности макушке этой скалы, представляющей высший пункт всей области устья, возвышается большой, восьмисторонний, сложенный из обделанных бревен сруб, в 10-12 футов вышиной, сверху покрытый горизонтальной бревенчатой настилкой. На этой кровле настланы большие каменные плиты, а поверх них - убитый слой глины, служащий подстилкой для костра, разводимого при приближении судов.
   Весь крутой обрыв этого мыса состоит из рыхлого, светло-серого, почти рассыпающегося в руке песчаника с весьма многочисленными, в беспорядке расположенными включениями бурого лигнита. Все это, по-видимому, обломки хвойных и двусемянодольных древесных пород, причем размер этих обломков весьма различен, именно - от мельчайших осколков до кусков в 2 и 3 фута. Листьев, мелких ветвей или сучьев я не мог найти; напротив, куски имели сильно разрушенный или расщепленный вид; они как будто были извлечены из прежнего своего местонахождения и разрушены, а затем вторично отложены в этом светлосером песке и притом в величайшем беспорядке: одни стоят вертикально, другие лежат, то плотно скручены, то разбросаны. Цвет лигнитов был неодинаков, изменяясь от светло-бурого до темно-бурого; они очень легко поддавались ножу и хорошо горели.
   Утром 28 июня тендер, когда его приподняло водой во время прилива, был подтащен ближе к берегу и по мере возможности подперт, благодаря чему судно в отлив не так уже накренялось на бок, и выгрузка могла идти скорее. Снова появились наши вчерашние ижигинские гости, проведшие ночь в разных постройках и шалашах, но так как бутыли с водкой исчезли и, несмотря ни на какие просьбы, снова не появлялись, то они очень скоро повернули назад, в Ижигинск. Кроме того, еще рано утром явилась к судну толпа любопытных тунгусов, ламутов и коряков. Вся внешность и одежда двух первых племен сразу же обнаруживали, что оба они близко сродны друг с другом и что ламуты - просто лишь особая ветвь тунгусского племени. Те и другие - среднего, даже, скорее, небольшого роста и сухощавого, нежного и гибкого телосложения. Черты лица, хотя и монгольские, тонки и выразительны. Черные, старательно причесанные волосы свешиваются на спину в виде длинной косы. Руки и ноги - небольшие. Они носят небольшие мягкие сапоги и кожаные, в обтяжку сидящие, штаны. Верхняя часть тела одета в узкую, короткую куртку из оленьей шкуры, богато разукрашенную шелками и бусами; спереди куртка открыта и позволяет видеть спускающийся на живот нагрудник, также богато разукрашенный. Напротив, коряки резко отличаются своим крупным, более сильным, коренастым сложением, мясистой физиономией и коротко остриженными волосами. Одежда их, точно так же из оленьих шкур и кожи, широка, без украшений и состоит, собственно, лишь из большой, просторной куклянки.
   Ижигинский начальник, г. X., успел за утро окончить свои занятия по приему казенного багажа и теперь пригласил меня проехаться с ним в Ижигинск, чтобы познакомиться с поселением и посмотреть некоторые места еще выше по течению, где часто попадаются кости мамонта. В 2 часа дня мы отправились. Мы сели в неуклюжую лодку (по-местному - карбас), которую тянули вверх на длинных ремнях 3 казака. Потом эту работу производили 5 ездовых собак, бывших с нами в лодке. Течение реки, имеющей в ширину 30-35 сажень, было очень сильно, и мы подвигались поэтому с большим трудом и медленно. Усердие и старание собак в выполнении их тяжкой работы поистине было забавно. Они работали изо всех сил, а когда какое-нибудь непреодолимое для них препятствие (слишком частый кустарник или топкое болото) задерживало их движение, они садились и принимались выть. Приходилось сейчас же пристать к берегу, собаки вскакивали на нос лодки и их довозили на веслах до более удобного места. Как только лодка вновь приставала к берегу, собаки тотчас спрыгивали без всякого приказания и снова тащили на длинных лямках лодку вверх по реке.
   Вся местность при устье совершенно лишена древесной растительности. Река имеет отчасти не очень высокие песчаные, отчасти вовсе болотистые берега, покрытые редкими кустами мелкого ивняка, ольхи и Betula nana. Все пустынно и мертво. На дальнее расстояние всюду кругом плоская моховая тундра. Только там и сям по берегу видны маленькие, совсем жалостные, летние шалаши ижигинцев (так называемые летовья или поварни), построенные для рыбного лова. Впрочем, рыбные богатства здесь, по-видимому, не особенно велики, во всяком случае, далеко меньше, чем в камчатских реках.
   Верст 20, которые пришлось нам сделать на нашей лодке вверх до Ижигинска, казалось, не имели конца, - расстояние, которое вниз по течению можно проехать в какие-нибудь 1 1/2 часа. Есть здесь путь и по тундре, где можно проехать верхом, путь более короткий, но он идет болотами, и поэтому им пользуются гораздо реже и только разве затем, чтобы избегнуть описанного утомительно-долгого подъема в лодке. Было уже за 11 часов вечера, когда мы прибыли, наконец, в Ижигинск, где я был радушно принят г. X. в его просторной квартире.
   29 июня день выдался хороший, ясный. Уже рано утром г. X. повел меня по городу, который производит впечатление неописуемой глуши, мертвенности и убогости. Ижигинск лежит под 62° с. ш. на левом берегу реки Ижиги и состоит из верхней, расположенной повыше, и нижней, лежащей на низине, частей. В верхней части города возвышаются просторно расставленные и расположенные в некоторое подобие широких улиц казенные строения, несколько магазинов для муки и соли, пороховой погреб, дом исправника, Окружное правление и несколько частных домов более зажиточных купцов с хозяйственными пристройками, конюшнями и кладовыми. Все эти дома безыскусственно и грубо срублены из бревен и от времени и погоды приняли грязный темно-бурый цвет. Нигде не видно заборов - нет ни дворов, ни огородов. Одни простые срубы возвышаются над бесконечной, плоской, безлесной тундрой, и между ними можно собирать мох, вереск, Betula nana и Rubus arcticus. Нижняя часть города очень похожа на верхнюю; только постройки здесь меньше, беднее и более разбросаны. Почти ни у одного дома не было печных труб, а в окнах вместо стекол были вставлены перепонки из кишок или слюдяные пластинки. Зато здесь находилась деревянная церковь, единственная в этом местечке, и на более защищенных, впрочем, тоже не огороженных местах были посажены кое-какие овощи - картофель, капуста, репа и редька.
   В этой, нижней, части города жили казаки со своими семьями и несколько совсем обедневших купцов. И здесь, точно так же, как и в верхней части, немало домишек стояли пустыми и потому совсем развалились, что еще больше увеличивало печальное впечатление пустыря, которое производит все это место. В недавние времена правительство обратило внимание на ужасающе-хищническое отношение местных казаков и купцов к кочующим инородцам и приняло, вследствие этого, очень крутые меры, чтобы положить предел бесчинству. Это, однако, отбило охоту к житью здесь у многих торгашей, которые потому навсегда оставили Ижигинск, и теперь только пустые дома свидетельствовали о том, что прежде население было больше. При нашем посещении в Ижигинске было 233 души мужского пола, в том числе 50 казаков, и 242 - женского. Меньшинство всего этого народа было еще чисторусского происхождения, и это относится, главным образом, к торговому люду. Большая часть, как почти все казачьи семьи, представляла помесь, возникшую от смешанных браков русских с туземцами. Чистая русская речь слышалась нечасто; напротив, язык пересыпан чуждыми словами и оборотами и искажен инородным выговором. Особенно распространены языки коряцкий и тунгусский; все жители не только понимают эти языки, но и бегло говорят на них.
   К Ижигинскому округу, принадлежащему к Камчатской области, кроме горожан причисляются также кочевые коряки полуострова Тайгоноса и сидячие коряки-каменцы при Пенжинском заливе, всего 421 душа мужского пола и 464 - женского. Женское население Ижиги все сплошь занимается производством "калиплики", т. е. выделкой вышитых кожаных и меховых вещей. Особенно богато разукрашиваются, на тунгусский манер, цветными шелками и бусами рукавички и сапожки, расходящиеся далеко по Сибири. В то время как женское население постоянно сидит на месте, все мужчины без исключения - по праву ли, как купцы, или без права на то, как казаки, - очень подвижный и непоседливый торговый народ. Они отправляются в дальние и смелые поездки. Часто из Ижигинска они пробираются в самые отдаленные становища чукчей, то в одиночку, то небольшими компаниями, зимой на собаках, летом - верхом на лошади, везде навязывая свой товар и отдаваясь торговому делу и наживе всем сердцем и помышлением. Поэтому здесь держат очень большие стада ездовых собак, а теперь имелось и до 70 лошадей, тогда как рогатого скота во всем городе насчитывалось всего только 35 голов.
   Хотя эта меркантильная жизнь не приостанавливается никогда и идет беспрерывно, все же три большие, ежегодно повторяющиеся в этой местности ярмарки представляют время особого оживления здешней торговли. Первая из них бывает в феврале на Анадыре; здесь ведется торг с чукчами, и общая ценность товаров, привозимых сюда русскими, определяется приблизительно в 4500 рублей. Вторая ярмарка устраивается с коряками и чукчами в марте на Пальцовой, одном из притоков Пенжины. В этом удаленном верст на 800 от Ижигинска месте выменивается товаров на сумму 3500 рублей. Третья, на которой торгуют только с тунгусами и ламутами, бывает близ Наяханы, небольшого русского поселения, лежащего к юго-западу от Ижиги, на сибирском берегу, близ мыса Верхоламского. Эта ярмарка из всех трех имеет наименьшее значение, так как здесь выменивается товаров на сумму всего около 1000 руб. Барыш для русских на этих ярмарках очень велик, но зато и сильно колеблется; его определяют вчетверо и впятеро против стоимости привезенного товара. Кроме этих ярмарок, бывает еще знаменитая ярмарка на берегу Большого Анюя, восточного притока Колымы. Но так как там ведут дело, главным образом, обыватели Нижнеколымска с чукчами, а ижигинцы бывают только изредка и в небольшом числе, то для Ижигинска эта ярмарка не имеет никакого значения. Эти места, равно как и время торга, отлично известны всем кочевникам, и последние стекаются сюда даже из самых дальних концов. В прочее время года это - совсем необитаемые местечки; они оживляются на несколько дней в году, а потом опять пустуют. Торг здесь чисто меновой; о деньгах нет и помину. Чукчи и коряки в меновой торговле единицей считают обыкновенную красную лисицу и требуют за нее, смотря по доброте и цвету шкуры, 1-3 фунта табаку, который составляет главный предмет торговли со стороны русских и стоит около 10-15 коп. фунт. У тунгусов и ламутов счет ведется только на белку, за которую они получают по 2 листа табаку за штуку, что русскими оценивается в 1-1 1/2 коп. Табак, на к

Другие авторы
  • Вельяминов Петр Лукич
  • Каменев Гавриил Петрович
  • Званцов Константин Иванович
  • Лернер Николай Осипович
  • Дикинсон Эмили
  • Мочалов Павел Степанович
  • Гагедорн Фридрих
  • Бородин Николай Андреевич
  • Уманов-Каплуновский Владимир Васильевич
  • Эрн Владимир Францевич
  • Другие произведения
  • Леонтьев Константин Николаевич - Плоды национальных движений на православном Востоке
  • Ричардсон Сэмюэл - Индейцы
  • Гиппиус Зинаида Николаевна - Интуристы у фашистов
  • Гарвей Надежда М. - Краткая библиография переводов
  • Быков Петр Васильевич - Е. М. Фролова-Багреева
  • Раскольников Федор Федорович - Взятие Энзели
  • Челищев Петр Иванович - Путешествие по северу России в 1791 г.
  • Дорошевич Влас Михайлович - Сахалин (Каторга)
  • Пушкарев Николай Лукич - Пушкарев Н. Л.: биографическая справка
  • Костомаров Николай Иванович - Богдан Хмельницкий данник Оттоманской Порты
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (26.11.2012)
    Просмотров: 435 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа