Гюббар Гюстав - История современной литературы в Испании

   Говоря все это, мы вовсе не имѣемъ въ виду умалятъ достоинства и значен³е Кастелара, a только хотимъ представить ихъ въ настоящемъ свѣтѣ. Конечно, было-бы лучше, еслибъ онъ отрѣшился отъ политической борьбы и отдался всецѣло искусству и литературѣ, какъ сферамъ, несравненно болѣе соотвѣтствующимъ его призван³ю. Строгая послѣдовательность, необходимая для всякаго политическаго дѣятеля, очевидно, не свойственна ему, a чего нѣтъ въ самой натурѣ человѣка, того нельзя отъ него и требовать.

   Въ чемъ-же проявилось творчество Кастелара помимо его парламентскаго ораторства, помимо полемическихъ етатей: въ журналѣ la Democracia и безчисленныхъ рѣчей, произносимыхъ имъ всюду, гдѣ только соберутся его соотечественники, всегда готовые внимать ему съ увлечен³емъ?

   Прежде всего мы назовемъ La Formula del Progreso; это небольшой томикъ, написанный въ такомъ же родѣ, какъ Новая Франц³я Прэво Парадоля; но вмѣсто философскихъ обобщен³й и точныхъ выводовъ, какихъ можно-бы ожидать по заглав³ю, онъ весь переполненъ одними лишь рассужден³ями объ историческомъ движен³и испанскихъ парт³й. Эта книга, имѣвшая въ 1858 году значен³е манифестац³и со стороны республиканцевъ, подверглась ожесточеннымъ нападкамъ: на нее одновременно возстали и поэтъ Кампоаморъ во имя умѣренныхъ, и журналистъ Карлосъ Руб³е во имя прогрессистовъ, что побудило автора написать еще другой томъ подъ заглав³емъ Защита Формулы Прогресса. Кастеларъ стоялъ тогда на твердой почвѣ: онъ предлагалъ сформирован³е демократической парт³и, опираясь на всеобщую подачу голосовъ, имѣя полное основан³е разсчитывать на поддержку нац³ональнаго большинства; поэтому ему не трудно было восторжествовать надъ своими противниками. Приходится пожалѣть лишь o томъ, что, чрезмѣрно превознося sеlfgovernment экономистовъ, онъ въ эту пору своей дѣятельности слишкомъ пренебрегъ полезнымъ участ³емъ государства въ общественномъ устройствѣ. Впрочемъ, это было общей ошибкой его соотечественниковъ, за которую имъ пришлось жестоко поплатиться послѣ революц³и 1868 года.

   Во всѣхъ беллетристическихъ произведен³яхъ Кастелара, особенно же въ относящихся къ порѣ его первой молодости, замѣчается сильное вл³ян³е нашего Ламартина. Въ Эрнестѣ, въ Сестрѣ Милосерд³я мы встрѣчаемъ то же элегическое настроен³е, тѣ же утонченныя чувства, тѣ же стремлен³я къ безконечному, какими проникнуты Женевьева, Грац³елла, Жосленъ, Сэнъ-Пуантск³й Портной.

   Это преобладающее вл³ян³е видимо отражается и на его историческихъ сочинен³яхъ, изданныхъ въ четырехъ томахъ, гдѣ, подъ общимъ заглав³емъ Цивилизац³я въ первые вѣка христ³анства, совмѣщены всѣ лекц³и, читанныя имъ въ Мадридскомъ Атенеѣ. Здѣсь, хотя и не проявляется въ сущности прямого подражан³я Ламартину, или Пеллетану, но форма ихъ, манера усвоены вполнѣ. Вообще, въ историческихъ событ³яхъ Кастеларъ прежде всего ищетъ не общихъ законовъ, a разнообразныхъ темъ для своихъ музыкально-поэтическихъ вар³ац³й. Очевидно также, что всѣ лекц³и, написанныя имъ въ пер³одъ отъ 1858 до 1861 г., были для него не способомъ сообщать свои научныя изучен³я въ тиши кабинета, a только предлогомъ для политическихъ аттакъ, направленныхъ противъ господствовавшей тогда нео-католической парт³и.

   Изъ своихъ болѣе спец³альныхъ литературно-художественныхъ трудовъ Кастеларъ составилъ отдѣльный сборникъ, куда вошли нѣкоторыя его статьи по истор³и, политикѣ, искусству, Б³ограф³я Лорда Байрона и Воспоминам³я объ Итал³и. Мы оставляемъ всторонѣ его Галерею Современныхъ Портретовъ, изданную въ Гаваннѣ; въ ней довольно живо обрисованы лица, которыя до сихъ поръ еще не сошли со сцены и занимаютъ видное мѣсто въ нашихъ интересахъ дня; но трудъ этотъ скорѣе спекулятивный, разсчитанный на выгоду издателя, и совсѣмъ почти не выясняетъ ни идей, ни направлен³я автора.

   Скажемъ лучше нѣсколько словъ o Воспоминан³яхъ объ Итал³и, гдѣ Кастеларъ является намъ въ своей настоящей сферѣ, съ дѣтства освоенный матерью итальянкой съ религ³ей и обычаями этой классической страны, онъ глубоко воспринимаетъ каждое впечатлѣн³е: синее небо, необъятное Средиземное море, Неаполь, Римъ, Флоренц³я, Венец³я съ ихъ дивными памятниками искусства, величественные соборы, статуи, - всѣ эти чудеса цивилизац³и и драгоцѣнные остатки античнаго м³ра приводятъ его въ восторгъ, и онъ горячо изливаетъ свои чувства въ яркомъ, картинномъ изображен³и.

   Пусть же этотъ поэтъ, этотъ велик³й ораторъ не отрекается отъ своего истиннаго призван³я; пусть просвѣщаетъ своихъ соотечественниковъ силою вдохновеннаго слова и поэтическаго творчества: но онъ не рожденъ быть государственныагь человѣкомъ, борцомъ на политической аренѣ, рѣшителемъ историческихъ судебъ жарода. Да, пусть онъ грезитъ, поетъ и говоритъ свои страстныя, увлекательныя рѣчи, - въ этомъ его сила, его назначен³е, его мисс³я - и только въ этомъ. Исполняя ее, онъ всегда останется на должной высотѣ.

  

  

  

  

   Писательница, извѣстная въ испанской литературѣ подъ псевдонимомъ Фернана Кавальеро, - германскаго происхожден³я, хотя родилась въ Андалуз³и. Отецъ ея, Боуль фонъ Фаберъ, гамбургск³й негоц³антъ, уже давно пересиливш³йся въ Кадиксъ, считался большимъ любителемъ и знатокомъ испанской поэз³и; между прочимъ онъ издалъ нѣсколько сборниковъ древнихъ романсовъ и новѣйшихъ стихотворен³й. Сесил³я Боуль фонъ Фаберъ, по первому браку - маркиза д'Арко Эрмоза, вышла вторично замужъ за дона Антон³о де Арронъ, занимавшаго должность консула въ Австрал³и, по назначен³ю испанскаго правительства. Улътрамонтанск³я и монархическ³я тенденц³и этой писательницы сразу обратили на нее вниман³е мадридскаго двора и привлекли къ ней симпат³и королевы. Правительство Изабеллы II хорошо понимало, насколько выгодно для него заручиться содѣйств³емъ романистки, умѣвшей приноравливаться къ народу, поэтизировать его традиц³и, предразсудки, невѣжественную вѣру_? внушать ему отвращен³е къ новымъ вѣян³ямъ и даже къ самой свободѣ. Силой своего художественнаго таланта она несомнѣнно могла вл³ять на читающую публику и быть полезнымъ пособникомъ въ дѣлѣ развит³я и укрѣплен³я въ нац³и монархическихъ принциповъ.

   Министры, конечно, разъяснили все это королевѣ Изабеллѣ, и она поспѣшила выразить свое монаршее благоволен³е новому свѣтилу въ испанской литературѣ, тѣмъ съ большей готовностью, что этимъ свѣтиломъ являласъ женщина, принадлежавшая къ высшему кругу. Въ видѣ особаго почета, ей было предложено роскошное помѣщен³е въ Севильскомъ Альказарѣ, она же съ своей стороны вызвалась написать педагогическую книжку для малолѣтней инфанты. Съ той поры между дочерью Фердинанда VII и романисткой словно былъ заключенъ договоръ: послѣдовало косвенное повелѣн³е высшему обществу почитать Фернана Кавальеро за самаго лучшаго и вѣрнаго выразителя нац³ональныхъ чувствъ и стремлен³й, загремѣли хвалебные гимны во всѣхъ оффиц³озныхъ органахъ печати и быстро создали благонамѣренной писательницѣ тотъ блестящ³й ореолъ, что и понынѣ еще принимается многими за дѣйствительную славу. Почти всѣ ея романы, появлявш³еся одинъ за другимъ, сопровождались обширными статьями въ видѣ предислов³й, за подписью такихъ извѣстныхъ именъ въ литературѣ и политикѣ, какъ герцогъ де Ривасъ, Пачеко, Каньете, Гарценбушъ и проч.

   Въ силу-ли подразумѣваемаго договора, или, можетъ быть, просто движимая своимъ чрезмѣрнымъ усерд³емъ, - романистка не только оправдывала, но, вѣроятно, и превосходила всѣ ожидан³я правительства: она представляла въ смягченномъ, почти благопр³ятномъ свѣтѣ даже отвратительную фигуру Фердинанда VII, стушевывала всѣ неприглядныя, порою возмутительныя черты испанской конституц³онной монарх³и, оправдывала ея стремлен³я къ деспотизму, скрывала всѣ ужасы инквизиц³и, свирѣпствовавшей за время царствован³я Австр³йской и Бурбонской династ³й, - словомъ, ставила себѣ главной задачей способствовать всѣми силами возвращен³ю несчастной Испан³и на лоно католицизма.

   Однакожъ, произведен³я Фернана Кавальеро не даютъ намъ цѣльнаго понят³я объ испанскомъ обществѣ: они изображаютъ только часть его, и это потому, что авторъ намѣренно съуживаетъ свой кругозоръ, ограничиваясь описан³емъ нравовъ преимущественно андалузскаго населен³я. Онъ талантливо очерчиваетъ его характерныя особенности, проникаетъ въ глубину его душевнаго м³ра, говоритъ его языкомъ, рисуетъ яркими красками картины его живописной природы, но вмѣстѣ съ тѣмъ искренно раздѣляетъ и его темныя суевѣр³я. Въ одномъ изъ стихотворен³й Фернана Кавальеро собраны всѣ пословицы, поговорки, изречен³я, - вся ходячая народная мудростъ этой чудесной страны, омываемой Гвадалквивиромъ, - и замѣчательно ловко уложены въ риѳмованныя строфы, между прочимъ авторъ упоминаетъ здѣсь объ отличительномъ свойствѣ ума своихъ кадикскихъ земляковъ, опредѣляя его словомъ la sal (соль):

  

   Гибралтаръ знаменитъ табакомъ,

   Римъ церковными буллами силенъ,

   Санъ-Лукаръ славенъ тонкимъ виномъ {*},

   A Кадиксъ ѣдкой солью обиленъ.

   {* Manzanilla.}

  

   Андалуз³я ея родная, излюбленная страна и, видимо, дороже ей остальной Испан³и. Во всѣхъ ея произведен³яхъ чувствуется б³ен³е чисто-андалузскаго сердца, и постоянно пробивается наружу это страстное обожан³е своей родины, какъ y тѣхъ севильянокъ, o которыхъ она говоритъ:

  

   Истой севильянкѣ, какъ ея мантилья,

   Сродно чувство долга къ родинѣ святой;

   Неразлученъ возгласъ viva la Sevilla!

   Съ ея гордой, страстной, пылкою душой.

  

   Вообще ея творчество особенно ярко отражаетъ въ себѣ всѣ характеристическ³я черты андалузской натуры, - этого своеобразнаго сочетан³я наивноети, заносчивой гордости, мѣткаго, насмѣшливаго юмора, пылкихъ желан³й, лѣни и подвижности, осладостраст³я и цѣломудр³я.

   Приведемъ здѣсь на выдержку одну изъ Народныхъ сказокъ Фернана Кавальеро, чтобы читатель могъ составить себѣ понят³е и o складѣ ума андалузскаго населен³я, всего ярче проявляющемся въ создан³яхъ фантаз³и, и o той колоритной формѣ, въ какую облекаетъ авторъ всѣ свои разсказы изъ простонароднаго быта.

   "Въ одной деревнѣ, жилъ-былъ красивый, здоровый, сильный паренъ, но не было y него ни кола, ни двора, a за душой - ни одного центима. Вотъ и пошелъ онъ въ солдаты при первомъ наборѣ, отслужилъ свой казенный восьмилѣтн³й срокъ и ужъ нанялся добровольно еще на восемь лѣтъ, a когда ихъ отслужилъ, опять нанялся на столько-же.

   Такъ время шло, a старость все наступала понемногу, и сталъ наконецъ не нуженъ солдатъ; порѣшило начальство не держать его въ полку и выписало. При отставкѣ выдали ему паспортъ и свидѣтелъство o долголѣтней службѣ, a въ придачу - фунтъ хлѣба на дорогу да шесть децимовъ деньгами. Только всего и осталось y стараго воина отъ его скуднаго жалованья.

   - Ну, хорошо же я отличился, - думалъ про себя Хуанъ-солдатъ, шагая по полямъ и лѣснымъ тропинкамъ. - Не даромъ, значитъ, тянулъ столько лѣтъ свою солдатскую лямку, не даромъ прослужилъ вѣрой и правдой королю. Наградили, нечего сказать! Живи теперь, какъ знаешь, добывай - гдѣ хочешь!... Эхъ, да что тамъ горевать, сокрушаться напрасно! Вѣдь прибыли отъ этого все равно никакой, такъ лучше ужъ не робѣть.

   И, ободрившись, махнулъ беззаботно рукой и грянулъ удалую солдатскую пѣсню.

   Въ то время странствовалъ по землѣ Господь нашъ ²исусъ Христосъ, съ нимъ шелъ и Апостолъ Петръ, служа Ему вмѣсто Лазарильо {Lazarillo - слуга нищаго. Произведен³е Мендозы Лазарильо Тормесск³й ввело это новое слово въ испанск³й языкъ.}. Какъ только повстрѣчались они съ Хуаномъ-солдатомъ, Апостолъ Петръ тотчасъ-же сталъ просить y него милостыни.

   - Нечего мнѣ подать вамъ, - отвѣчалъ Хуанъ. - Хоть и прослужилъ я королю двадцать четыре года, a выслужилъ всего только фунтъ хлѣба да шесть децимовъ.

   Но Апостолъ Петръ все проситъ, не отстаетъ

   - Ну, видно, нечего съ вами дѣлать, - проговорилъ наконецъ Хуанъ-солдатъ, - такъ и быть, раздѣлю свой хлѣбъ.

   И вынулъ ножъ, разрѣзалъ весъ кусокъ на три равныя части, двѣ отдалъ странникамъ, одну оставилъ себѣ и побрелъ своей дорогой.

   Но не прошелъ онъ и двухъ милъ, какъ тѣже странники снова повстрѣчались ему и снова стали просить y него милостыни.

   - Э, э! Да, кажется, мы недавно видѣлись, и я подалъ, что могъ, - такъ чего-же вамъ еще? - возразилъ солдатъ Хуанъ. - A впрочемъ, - такъ и быть! Хоть и прослужилъ я королю двадцать четыре года, a выслужилъ всего шесть децимовъ да фунтъ хлѣба, но отъ добраго дѣла все-таки не прочь. Давайте, подѣлимся еще.

   И онъ разрѣзалъ остальной кусокъ на три части, двѣ отдалъ, одну оставилъ себѣ только на этотъ разъ поспѣшилъ ее съѣсть, чтобы не выпросили и послѣдн³й остатокъ.

   Не успѣло еще солнце зайти, какъ снова встрѣчаются тѣ-же святые странники и опять Апостолъ Петръ проситъ y него милостыни.

   - Да что вы пристали ко мнѣ! - крикнулъ было Хуанъ-солдатъ, - давно=ли я отдалъ вамъ послѣднее?

   Но тутъ-же одумался и прибавилъ:

   - Ну, да Богъ съ вами! Хоть и прослужилъ я королю двадцать четыре года, a выслужилъ всего фунтъ хлѣба да шестъ децимовъ, но, пожалуй, подѣлюсь и ими, какъ подѣлился хлѣбомъ.

   И вынулъ свои деньги, четыре монеты отдалъ Апостолу Петру, a двѣ оставилъ себѣ.

   - Вотъ такъ чисто! - думалъ Хуанъ, - какъ-же мнѣ быть теперь? Двухъ децимовъ хватитъ не надолго, a потомъ что?... Надо искатъ работы, да пока найдешь ее, вдоволь наголодаешься...

   - Господъ мой, - говорилъ между тѣмъ Апостолъ Петръ ²исусу Христу, - сотвори благое воздаян³е этому бѣдняку. Онъ двадцать четыре года справлялъ солдатскую службу, a выслужилъ только фунтъ хлѣба да шесть децимовъ, но и тѣхъ ке пожалѣлъ, - все раздѣлилъ съ нами по братски.

   - Да будетъ такъ, - отвѣтилъ нашъ Спаситель, - позови его и спроси, чего онъ желаетъ.

   Долго думалъ солдатъ-Хуанъ, наконецъ надумался и сказалъ Апостолу Петру:

   - Ничего мнѣ больше не надо, только-бы мѣшокъ мой никогда не оставался пустымъ, a чего пожелаю, то и попадало-бы въ него.

   Такъ и сбылосъ no его желан³ю.

   Въ тотъ-же день подходитъ онъ къ большой богатой деревнѣ, a на краю ея, не вдалекѣ отъ дороги, стоитъ открытая лавочка; и видитъ солдатъ, что тамъ развѣшано множество колбасъ разной величины, a на прилавкѣ лежатъ только что испеченные хлѣбы - бѣлые, какъ жасминъ, пышные, съ подрумяненной корочкой... такъ и просятся въ ротъ!

   - Въ мѣшокъ! - крикнулъ солдатъ во весь голосъ.

   И вотъ хлѣбы срываются съ прилавка, летятъ въ дверь перевертываются въ воздухѣ, словно телѣжныя колеса, a за ними, извиваясь,какъ ужи, несутся колбасы, и все это попадаетъ прямо съ мѣшокъ Хуана, гдѣ укладывается въ порядкѣ, вплоть до самаго верха. Напрасно бросились было за ними вдогонку и хлѣбопекъ съ подмастерьемъ, и самъ хозяинъ съ сыномъ, бѣжали они такъ, что только пятки мелькали, a все-таки не удалось поймать. Да и какъ тутъ было схватить, когда колбасы и хлѣбы увертывались и ускользали, словно вьюны, изъ0подъ пальцевъ.

   Солдатъ Хуанъ любилъ поѣсть,и сколько ни дай ему бывало, - ничего не останется, a въ этотъ день еще вдобавокъ сильно проголодался. Вотъ усѣлся онъ и началъ глотать куски за кусками, - до того глоталъ, что ужъ съ трудомъ сталъ переводить дыхан³е и еле-еле проговорилъ наконецъ:

   - Нѣтъ, больше не могу!

   Совсѣмъ почти смерклось, когда онъ вошелъ въ деревню, спросилъ тамъ y перваго встрѣчнаго, гдѣ контора алькада, и прямо направился туда, чтобы предъявить свой солдатск³й билетъ и потребовать себѣ дарового пристанища.

   - Желаю здравствовать синьору, - началъ Хуанъ съ поклономъ. - Я бѣдный солдатъ въ отставкѣ; прослужилъ королю двадцать четыре года, а выслужилъ всего только фунтъ хлѣба да шесть децимовъ, - и тѣ ужъ израсходовалъ въ дорогѣ. Теперь отведите мнъ гдѣ-нибудь даровой ночлегъ.

   - Пожалуй, - отвѣтилъ алькадъ, - здѣсь по близости есть хорош³й домъ и совсѣмъ не жилой; a запустѣлъ онъ потому, что въ немъ умеръ одинъ еретикъ, велик³й грѣшникъ, - вотъ съ того дня всѣ и боятся проклятаго мѣста. Но если ты не трусъ и рѣшишься войти туда, тебѣ всего будетъ вволю, - и ѣды и питья. Покойникъ былъ оченъ богатъ.

   - Вотъ и славно! - воскликнулъ Хуанъ. - На-то я и былъ солдатомъ, чтобы ничего не бояться. Пойду сейчасъ и устроюсь, какъ нельзя лучше.

   И въ самомъ дѣлѣ, Хуанъ-солдатъ нашелъ въ покинутомъ домѣ цѣлый рай земной: погреба были полны дорогихъ, отборныхъ винъ, кладовыя и амбары - всякихъ яствъ и плодовъ.

   Первымъ дѣломъ, Хуанъ себѣ налилъ большую кружку вина. Такъ, для храбрости, - думалъ онъ, - чтобы не испугаться, если что и случится; вѣдь хмѣль страха не знаетъ. Потомъ онъ развелъ огонь въ каминѣ и началъ готовить яичницу съ ветчиной.

   Но только что онъ было усѣлся и принялся за ѣду, какъ изъ трубы послышался глухой, сиплый голосъ:

   - Падаю!...

   - Да падай, мнѣ-то какое дѣло! - отвѣтилъ солдатъ-Хуанъ, ужъ сильно подбодривш³й себя винными парами, и, свова отхлебнувъ изъ кружки, добавилъ: - кто прослужилъ, какъ я, двадцатъ четыре года королю, a выслужилъ только фунтъ хлѣба да шесть децимовъ, тотъ никому не долженъ, и нечего ему бояться.

   Едва проговорилъ онъ эти слова, какъ прямо передъ нимъ протянулась человѣческая нога. Хоть и смѣлъ былъ Хуанъ-солдатъ и видалъ на своемъ вѣку всяк³е виды, a тутъ все-таки дрогнулъ невольно; даже волосы поднялись на его головѣ, какъ шерсть у испуганнаго кота. Однако, онъ скоро оправился и, стукнувъ по столу опорожненной кружкой, промолвилъ:

   - A хочешь я зарою тебя по христ³анскому обряду?

   Hora однимъ изъ своихъ пальцевъ отвѣтила, что нѣтъ, - не хочетъ.

   - Ну, такъ сгн³ешь и безъ того, - сказалъ Хуанъ.

   Черезъ нѣсколько минутъ изъ трубы снова послышался тотъ-же голосъ:

   - Падаю!...

   - Падай, падай, если нравится, - отвѣтилъ солдатъ, опять ударяя по столу осушенной кружкой. - Кто двадцать четыре года прослужилъ королю, тому нечего бояться.

   Но въ туже минуту, на ряду съ первой ногой, свѣсилась другая, и снова дрогнулъ Хуанъ-солдатъ. Чтобы не тянуть долго, скажемъ разомъ, что точно такъ-же явились потомъ руки, туловище, наконецъ голова прилѣпилась къ плечамъ, и выщелъ мало-по-малу цѣльный человѣкъ; но не обыкновенный, какъ всѣ христ³ане, a чудовищный призракъ того самаго еретика, что умеръ здѣсь безъ покаян³я.

   - Хуанъ-солдатъ, - молвилъ онъ такимъ голосомъ, что y всякаго кровь застыла-бы въ жилахъ, - я вижу, ты не трусъ!

   - Еще-бы! - отвѣтилъ Хуанъ. - Никто этого до сихъ поръ не говорилъ, да и не посмѣетъ сказать про меня. Во всю жизнь свою Хуанъ-солдатъ не зналъ ни страха, ни безчестья. Однако, скажу вамъ откровенно, хоть и пррслужилъ я королю двадцать четыре года, a выслужилъ всего фунтъ хлѣба да шесть децимовъ.

   - Объ этомъ не сокрушайся, - перебилъ его призракъ, - если сдѣлаешь такъ, какъ я прикажу, то и душу мою спасешь, и себя осчастливишь навѣки. Согласенъ, или нѣтъ?

   - О, конечно, согласенъ, даже съ великимъ удовольств³емъ! Особенно, если ваша милость прикажетъ подобрать здѣсь всѣ деньги, чтобы онѣ не пропадали безъ пользы.

   - Одно досадно! - снова перебилъ его призракъ. - Ты, кажется, совсѣмъ ужъ пьянъ.

   - Я? Ничуть; въ этомъ ужъ будьте покойны, я такъ только, развѣ немножко навеселѣ. A вашему превосходительству навѣрно извѣстно, что есть три градуса хмѣля: первый - слушай да не взыщи, второй, - когда плащъ волочится по грязи, a трет³й, - когда собственнымъ туловищемъ начинаешь землю мѣрить. Ну, a я только еще на первомъ градусѣ.

   - Если такъ, иди за мной, - проговорилъ призракъ.

   Хуанъ поспѣшно всталъ; въ головѣ его, no правдѣ сказать, сильно шумѣло, ноги не слушались, и онъ пошелъ довольно подозрительной поступью, подаваясь то вправо, то влѣво; по дорогѣ взялъ было со стола зажженную свѣчу, но призракъ тотчасъ-же ее погасилъ своей страшной рукой. Впрочемъ, въ освѣщен³и и не было особой надобности, потому что глаза призрака горѣли, словно уголья въ кузнечномъ горнѣ.

   Оба спустились въ погребъ, и призракъ заговорилъ своимъ могильнымъ голосомъ:

   - Хуанъ-солдатъ! Бери заступъ и рой тутъ яму.

   - Нѣтъ, ужъ извини! Не угодно-ли самому потрудитъся? - отвѣчалъ Хуанъ. - Развѣ за тѣмъ я прослужилъ двадцать четыре года, a получилъ только фунтъ хлѣба да шесть децимовъ, чтобы теперь опять служить и, можетъ быть, ничего не получить? Нѣтъ, слуга покорный!

   Призракъ не сталъ спорить, a схватилъ заступъ и въ одну минуту откопалъ три больш³е кувшина.

   - Хуанъ-солдатъ, - сказалъ онъ, - вотъ тебѣ три кувшина: въ одномъ мѣдная монета, - ты раздай ее нищей брат³и; въ другомъ - серебряная, - ее раздѣли священникамъ и монахамъ, чтобы они служили обѣдни за упокой моей души; a въ третьемъ кувшинѣ одно золото; его ты можешь взять себѣ, если только исполнишь все, какъ я сказалъ.

   - О, еще-бы не исполнить! Ужъ будьте покойны. Вѣдь не даромъ я двадцать четыре года тянулъ солдатскую лямку, справлялъ все, что ни прикажетъ начальство, a выслужилъ только фунтъ хлѣба да шесть децимовъ. Такъ посудите сами теперь, какъ-же мнѣ не постараться для вашего превосходительства за такую щедрую плату?

   И вправду солдатъ-Хуанъ добросовѣстно исполнилъ завѣщан³е призрака: роздалъ всю мѣдь и все серебро въ двухъ кувшинахъ, a трет³й взялъ себѣ цѣликомъ, и въ немъ оказалосъ столько золота, что можно было зажить не хуже, чѣмъ жилъ когда-то богачъ-еретикъ.

   Между тѣмъ вѣсть объ этомъ достигла до самого Люцифера, владыки бѣсовъ, и заметался онъ отъ злости, словно ему дади понюхать ладану, когда узналъ, что духовенство да нищ³е своими молитвами, можно сказатъ, прямо изъ подъ носа, чуть не изъ когтей, вырвали y него грѣшную душу. Заскрежеталъ зубами сатана и поклялся всѣмъ своимъ адомъ, что отомститъ за такую обиду Хуану-солдату.

   Жилъ въ то время въ аду одинъ проворный, ловк³й и хитрый чертенокъ, - хитрѣе всѣхъ остальныхъ. Вотъ и вызвался онъ услужить своему владыкѣ, - привести къ нему Хуана-солдата. Обрадовался Люциферъ предложен³ю чертенка, такъ обрадовался, что тутъ же обѣщалъ подарить ему въ награду безчисленное множество всякихъ бездѣлушекъ, погремушекъ и разноцвѣтныхъ тряпокъ для соблазна дочерей Евы, а для погибели сыновъ Адама - цѣлую гору бутылокъ съ винами и вороха игральныхъ картъ.

   A Хуанъ-солдатъ, ничего не вѣдая, сидѣлъ въ своемъ саду и покуривалъ трубку. Вдругъ передъ нимъ, словно изъ подъ земли, появился чертенокъ, и вертляво раскланиваясь, проговорилъ:

   - Мое вамъ почтен³е, донъ Хуанъ!

   - Очень пр³ятно познакомиться, чертова обезьяна. Не хочешь-ли покурить?

   - Нѣтъ, благодарю васъ, донъ Хуанъ, я курю только солому.

   - Ну, такъ винца не выпьешь-ли стаканчикъ?

   - Нѣтъ, и этого не могу; я пью только одну крѣпкую водку.

   - Въ такомъ случаѣ, зачѣмъ-же ты пришелъ ко мнѣ, Каинова душа? - спросилъ солдатъ.

   - Да такъ - въ смущен³и забормоталъ чертенокъ, - я хотѣлъ было увести, то есть, предложить вамъ, донъ Хуанъ, пожаловать къ его величеству Люциферу.

   - Что-жъ, пожалуй, я не прочь прогуляться съ тобой и взглянуть на ваши края, - отвѣтилъ Хуанъ. - Не за тѣмъ я справлядъ двадцать четыре года военную службу, чтобы труситъ передъ такимъ заморышемъ, какъ ты. Хуанъ-солдатъ ничего никому не долженъ, оттого и не боится никого. Такъ и знай это впередъ, чертова кукла! A теперь, пожалуй, закуси пока. Вотъ, - видишь фиговое дерево, - влѣзай на него и ѣшь, a я тѣмъ временемъ схожу за своимъ мѣшкомъ. Вѣдь надо же запастись чѣмъ-нибудь въ такую дальнюю дорогу.

   Чертенокъ никогда не прочь былъ полакомиться; онъ мигомъ шмыгнулъ на дерево и съ жадностью сталъ уплетать винныя ягоды. A Хуанъ между тѣмъ сходилъ за своимъ мѣшкомъ, вернулся въ садъ, да вдругъ какъ гаркнетъ на чертенка:

   - Въ мѣшокъ!!

   Заревѣлъ, завизжалъ тогда посланецъ Люцифера, но какъ онъ ни корчился, какъ ни извивался, a все-таки не миновалъ мѣшка и застрялъ въ немъ.

   Схватилъ тутъ Хуанъ-солдатъ желѣзный брусъ и сталъ, что было мочи, колотить по мѣшку, колотилъ до тѣхъ поръ, пока не переломалъ всѣхъ костей чертенку и не раздробилъ ихъ въ мелк³е черепки.

   Какъ-же разгнѣвался Люциферъ, когда увидалъ своего вѣрнаго слугу, своего любимца, - всего избитаго, изувѣченнаго, безъ единой живой косточки вовсемъ тѣлѣ!

   - Клянусь рогами луны, - заревѣлъ онъ съ пѣной y рта отъ ярости, - ужъ поплатится мнѣ этотъ проклятый Хуанъ-солдатъ! Сейчасъ-же лечу къ нему самъ, своей особой, и разомъ отомщу за всѣ его продерзости!

   Но Хуанъ того и ждалъ, онъ былъ уже на сторожѣ и заранѣе приготовилъ свой мѣшокъ, прикрѣпивъ его къ большому, толстому дереву, когда-же Люциферъ явился и сталъ метать огонь изъ глазъ да молн³и изо рта, Хуанъ смѣло выступилъ впередъ и сказалъ:

   - Слушай, кумъ: солдатъ Хуанъ никому ничего не долженъ, оттого и не боится никого. Знай-же это и запомни разъ навсегда.

   - A вотъ посмотримъ! - злобно прошипѣлъ повелитель бѣсовъ. - Узнаешь, груб³янъ, какъ похваляться передо мной! Глазомъ не успѣешь моргнуть, какъ упрячу тебя прямо въ пекло!

   - Это тыто упрячешь? Ну нѣтъ, кумъ, не легко тебѣ справиться съ Хуаномъ-солдатомъ, онъ живо собьетъ съ тебя спѣсь. Вотъ, говорятъ, сатанѣ все извѣстно, однако, видно, не угадалъ, гдѣ самому не сдобровать.

   - Ахъ ты, червь земной!... Смѣешь еще грозить мнѣ! - заревѣлъ сатана.

   - Стало быть, смѣю. Увидишь, какъ упрячу тебя, чудище, въ свой мѣшокъ, со всѣмъ - и съ рогами и съ хвостомъ.

   - Молчать! - крикнулъ Люциферъ, весь задымившись отъ гнѣва, и выпустилъ свои страшные когти, чтобы схватить солдата.

   - Въ мѣшокъ!! - отвѣтилъ Хуанъ.

   И какъ ни упирался тутъ сатана, какъ ни таращился, как³е виды ни принималъ, - то яростно рыча, то завывая, словно пойманный звѣрь, онъ все-таки не могъ преодолѣтъ таинственной силы и очутился въ мѣшкѣ.

   Тогда солдатъ-Хуанъ взялъ большой кузнечный молотъ и принялся со всего размаха ударять по мѣшку, только глухой стукъ да оханье слышались кругомъ. Онъ колотилъ такъ долго и ловко, что изо всего сатаны образовалась какая-то лепешка, не толще мѣдной пластинки.

   Наконецъ y Хуана ужъ и руки устали. Бросилъ онъ молотъ и сказалъ своему плѣннику:

   - Ну, пожалуй, довольно съ тебя на первый разъ! Moжешь теперь убираться ко всѣмъ чертямъ! Но только, слушай, - говорю тебѣ напередъ, - a слово мое, ты знаешь, такъ-же вѣрно, какъ то, что я прослужилъ королю двадцать четыре года, a выслужилъ всего фунтъ хлѣба да шесть децимовъ, - такъ вотъ говорю тебѣ, окаянный: если ты когда-нибудь вздумаешь опять пожаловать ко мнѣ съ своей безстыжей рожей, то ужъ не взыщи; я оторву тебѣ и хвостъ, и pora, и когти. Посмотримъ, какъ ты явишься тогда въ свое адское царство, и кто станетъ бояться тебя?

   И разсказать невозможно, какой переполохъ поднялся въ преисподней, когда вся адская сила увидала своего владыку - измятаго, сплющеннаго, съ переломанными ребрами, съ поджатымъ хвостомъ, какъ y провинившейся собаки; взвыли черти на разные голоса и разразившсь адскими проклят³ями Хуану-солдату.

   - Приказывай, государь! - возопили всѣ заразъ, - что намъ дѣлать теперь?

   - Призовите слесарей и каменьщиковъ, - отвѣчалъ сатана слабымъ голосомъ, - пусть привѣсятъ замки къ воротамъ, задѣлаютъ всѣ отверст³я, иначе этотъ окаянный солдатъ Хуанъ, пожалуй, заберется сюда, a надо такъ устроить, чтобы и духу его тутъ никогда не было!

   Въ одну минуту всѣ входы въ адъ были заперты и заложены наглухо.

   Наконецъ, насталъ смертный часъ и для Хуана-солдата. Захватилъ онъ свой мѣшокъ и отправился на небо, прямо къ райскимъ вратамъ, a около нихъ стоитъ на своей обычной стражѣ Апостолъ Петръ и, какъ завидѣлъ знакомца, сразу узналъ его.

   - A, - говоритъ, - здорово, другъ! Ты куда это пробираешься?

   - Извѣстно, - куда, - отвѣтилъ Хуанъ, - вотъ въ эти самыя ворота.

   - Ну нѣтъ, кумъ, немного погодишь. Это y насъ не такъто просто. Развѣ можно входить въ рай, какъ въ свой собственный домъ? Надо еще узнать, как³я твои заслуги.

   Солдагъ Хуанъ гордо выпрямился и отвѣчадъ Апостолу Петру:

   - A то, что я цѣлыхъ двадцать четыре года прослужилъ королю и выслужилъ всего лишь фунтъ хлѣба да шесть дедрмовъ, - развѣ ничего не значитъ? Мало этого по вашему?

   - Положимъ, и не мало, a все-таки недостаточно для того, чтобы попас³ъ въ райск³я обители, - сказалъ Апостолъ Петръ.

   - Какъ недостаточно?! A вотъ мы посмотримъ, - задорно проговорилъ солдатъ Хуанъ и двинулся впередъ. Но Апостолъ Петръ тотчасъ-же преградилъ ему дорогу.

   Это окончательно взорвало солдата.

   - Въ мѣшокъ!! - кршшулъ онъ.

   - Что ты, что ты, Хуанъ! Опомнись, - говоритъ ему Апостолъ Петръ. - Или ты не христ³анинъ и забылъ почитан³е святыни?...

   - Въ мѣшокъ! - повторилъ тотъ, ничего не слушая. - Хуанъ солдатъ никому не долженъ и ничего не боится!

   Нечего дѣлатъ, такъ таки и пришлось Апостолу Петру посидѣть въ мѣшкѣ.

   - Ну, полно-же, Хуанъ, выпусти меня, - промодвилъ онъ изъ мѣшка, - видишь, райск³я врата отверсты, a ихъ нельзя оставлятъ безъ охраньы, мало-ли какая душа можетъ забрести...

   - А, отворены! Тѣмъ лучше, - отвѣчалъ Хуанъ-солдатъ и по военному, грудью впередъ, замаршировалъ прямо въ рай. - A вы, господинъ Апостолъ Петръ, - добавилъ онъ, сдѣлавъ полуоборотъ, - подумайте на досугѣ: если на землѣ мнѣ дали всего фунтъ хлѣба да шесть децимовъ за двадцатичетырехлѣтнюю службу, да и здѣсь отказали-бы въ пр³ютѣ, - тогда гдѣ-же искать справедливости?".

  

  

   Жермонъ де Лавинь перевелъ на французск³й языкъ нѣсколько произведен³й Фернана Кавальеро, выбирая преимущественно тѣ изъ нихъ, въ которыхъ изображаются современные семейные нравы.

   Бѣдная Долоресъ! Подъ этимъ заглав³емъ разсказана истор³я молодой дѣвушки, съ самаго рожден³я обреченной на несчаст³е. Мать ея умерла отъ горя и нищеты, послѣ того, какъ старшаго сына, единственную опору и надежду семьи, взяли во флотъ; сама Долоресъ, еще маленькой дѣвочкой, была принята изъ сострадан³я и воспитана одной небогатой семьей, изъ которой два брата впослѣдств³и тоже ушли при наборѣ въ солдаты. Одинъ изъ этихъ братьевъ былъ ея женихомъ. И вотъ, когда срокъ его службы окончился, и онъ вернулся на родину, въ первый-же вечеръ ему случилось увидѣть евою невѣсту наединѣ съ какимъ-то незнакомымъ человѣкомъ; притаившись, подмѣтить ихъ нѣжныя взаимныя отношен³я. Не зная, что это ея родной братъ, онъ принимаетъ его за соперника и, въ порывѣ ревности, предательски убиваетъ. Начинаются розыски и долго идутъ безуспѣшно; наконецъ скрывающ³йся уб³йца узнаетъ, что его брату угрожаетъ опасность пострадать за него; тогда онъ самъ является въ судъ и выдаетъ себя. Это обстоятельство смягчаетъ вину, и, вмѣсто смертной казни, какъ сдѣдовало-бы по закону, его присуждаютъ къ безсрочной ссылкѣ на Мар³анск³е острова и къ пожизненному заключен³ю тамъ въ тюрьмѣ. Подавленная своимъ безысходнымъ горемъ, Долоресъ чувствуетъ, что сердце ея умерло и уже не воскреснетъ никогда. Дѣйств³е происходитъ на берегахъ Кадикскаго залива, и передъ читателемъ раскрывается семейная жизнь тѣхъ полу-земледѣльцевъ, полу-моряковъ, что населяютъ побережье Средиземнаго моря около устьевъ Гвадалквивира.

   Ночь подъ Рождество и День Крещен³я изобилуютъ яркостью красокъ въ описан³и этихъ торжественныхъ праздниковъ, сопровождаемыхъ искреннимъ, шумнымъ весельемъ въ андалузскихъ деревняхъ.

   Lucas Garcia. Главный герой этой повѣсти молодой солдатъ, отрекается отъ родной сестры, когда видитъ ее любовницей генерала, своего начальника; но потомъ первый подаетъ ей руку, когда она, униженная и оскорбленная, съ искреннимъ раскаян³емъ возвращается въ отеческ³й домъ.

   Don Judas Tadeo Barbo и Paz y Luz (Миръ и Свѣтъ), - это два эскиза, взятые - одинъ изъ буржуазной жизни въ провинц³альномъ городкѣ, другой - изъ крестьянской, въ деревнѣ. Повѣсть Терпи, пока живешь и прости, когда умираешь, - проникнута сильнымъ драматизмомъ. Содержан³е ея слѣдующее: несчастная женщина, послѣ многихъ лѣтъ мирнаго супружества, вдругъ узнаетъ, что мужъ ея убилъ свою родную мать, и что все наслѣдованное имъ матер³альное благосостоян³е было прямымъ слѣдств³емъ этого преступлен³я, самаго ужаснаго изъ всѣхъ. Съ этой поры для нея уже нѣтъ ни минуты покоя, и она умираетъ отъ страшныхъ душевныхъ страдан³й, при жизни глубоко затаенныхъ отъ мужа и прощенвыхъ ему передъ смертью.

   Честь лучше почестей. Это истор³я покинутаго ребенка, не знавшаго родителей и взрощеннаго чужою семьей. Впослѣдств³и, уже въ зрѣломъ возрастѣ, онъ самъ отвергаетъ заманчивыя предложен³я своего богатаго и знатнаго отца, предпочитая посвятить всю свою трудовую жизнь той бѣдной семьѣ, что приняла его и воспитала.

   Выборъ Жермона де Лавинь въ общемъ очень удаченъ, онъ даетъ возможностъ французской публикѣ ознакомиться съ характеромъ произведен³й знаменитой испанской романистки; но однихъ этихъ переводовъ далеко еще не достаточно, чтобы составить себѣ цѣльное понят³е обо всемъ ея творчествѣ и o томъ художественномъ мастерствѣ, съ какимъ она изображаетъ внѣшнюю и внутреннюю жизнь простого народа. Самая фабула романовъ не имѣетъ для автора большого значен³я; она почти всегда остается на второмъ планѣ, служа лишь канвой или рамкой для картинъ, a въ этихъ-то картинахъ и заключается главное достоинство Фернана Кавальеро.

   Но детальная оцѣнка возможна только при непосредственномъ обращен³и читателя къ оригиналу; поэтому намъ приходится ограничиваться здѣсь общимъ, бѣглымъ взглядомъ на цѣлую сер³ю произведен³й этой романистки и краткимъ изложен³емъ ихъ основного содержан³я.

   Фарисейка. Подъ этимъ эпитетомъ представлена женщина ложно-религ³озная, ложно-добродѣтельная, ревностно оберегающая свою вдовью честь, но никогда не умѣвшая бытъ хорошей женой. Такой типъ встрѣчается часто не только въ Испан³и, но и въ Англ³и, и въ Герман³и, и во Франц³и.

   Семья Альвареда. Здѣсь главное дѣйствующее лицо является жертвой несчастныхъ случайностей: молодой человѣкъ добрый и кротк³й отъ природы, подъ вл³ян³емъ сильнаго оскорблен³я, въ запальчивости убиваетъ своего друга. Дальнѣйш³я обстоятельства складываются для него такъ, что онъ, спускаясь все ниже и ниже, наконецъ примыкаетъ къ разбойничьей шайкѣ въ горахъ С³еры-Морены.

   Счастье и удача. Этотъ романъ сопоставляетъ два случая изъ простонародной жизни: въ одномъ - солдатъ, ослѣпш³й на войнѣ, возвращается домой и женится на своей прежней невѣстѣ, которая осталась ему вѣрна, несмотря на его увѣчье, - это счаст³е; удача-же выпадаетъ на долю простодушнаго труженика-крестьянина, нежданно получившаго огромное наслѣдство изъ Америки, но это богатство, упавшее съ неба, однакожъ, не дѣлаетъ его счастливымъ.

   Звѣзда Андалуз³и. Бѣдная молодая дѣвушка подвергается преслѣдован³ю негодяя, который убиваетъ ея жениха и тѣмъ омрачаетъ ей всю жизнь; но провидѣн³е впослѣдств³и караетъ преступника, отнявъ y него любимаго сына.

   Либералъ и Раболѣпный. Какъ показываетъ самое заглав³е, это романъ съ политической подкладкой, взятый изъ временъ царствован³я Фердинанда VII.

   Хорошо-ли, худоли, a живи въ своей средѣ. Для подтвержден³я этой истины разсказывается, какъ дочь тореадора, соблазневная богатымъ и знатнымъ гражданиномъ города Хереса, была брошена потомъ и, среди горькой нищеты, нашла опору въ старомъ другѣ своего отца, - больномъ, изувѣченномъ, но раздѣлявшемъ съ ней все свое скудное достоян³е.

   Фернанъ Кавальеро является по преимуществу живописцемъ нравовъ и психологомъ, сосредоточивающимъ все вниман³е на нравственномъ образѣ человѣка и стремящщ³ся проникнуть въ глубину его сердца; иногда, впрочемъ, и эта романистка задается исключительной цѣлью заинтересовать своего читателя и произвести на него сильное впочатлѣн³е какой нибудь особенно драматической развязкой. Такого рода произведен³я собраны y нея подъ общимъ заглав³емъ Relaciones, и къ нимъ относятся слѣдующ³я повѣети:

   Хуста и Руфина. Здѣсь, молодая женщина, подъ давлен³емъ крайней бѣдности, рѣшается пожертвовать своими материнскими чувствами и, ради будущаго счастья своего ребенка, подмѣниваетъ его богатой подругѣ, съ которой когдато вмѣстѣ воспитывалась. Впослѣдств³и, однако, превратности судьбы совершенно измѣняютъ положен³е и разрушаютъ ея первоначальный разсчетъ: богатая подруга разоряется, a ей неожиданно достается огромное наслѣдство, и тогда, мучимая раскаян³емъ, она готова-бы отдать все на свѣтѣ, чтобы исправить свою ошибку, но это уже невозможно: собственная, кровная дочь отталкиваетъ ее съ презрѣн³емъ, a чужая, подмѣненная, становится ей ненавистной, и эта ненависть мало-по-малу до того разрастается въ ея сердцѣ, что вызываетъ рѣшимость отравить несчастную дѣвущжу. Этимъ ужаснымъ преступлен³емъ и заканчивается драма.

   Содержан³е Flor de las Ruinas. (Цвѣтокъ Развалинъ) заимствовано изъ старинныхъ легендъ: очарователъная дѣвушка живетъ вмѣстѣ съ тремя своими братьями-бандитами въ развалинахъ древняго замка; они пользуются красотою сестры, какъ приманкой для путешественниковъ, чтобы грабить ихъ и убивать. У дѣвушки есть возлюбленный, съ которымъ она видается тайно, вдадекѣ отъ вертепа; наконецъ. уступая его упорному желан³ю, рѣшается указать ему свое жилшце, хотя и умоляетъ при этомъ никогда не слѣдовать за нею и не проникать туда. Но вотъ, въ одинъ несчастный вечеръ, она не приходитъ на свидан³е въ условный часъ, и юноша, измученный напраснымъ ожидан³емъ, подходитъ къ самымъ развалинамъ замка, гдѣ сталкивается лицомъ къ лицу съ тремя разбойниками. Дѣвушкѣ удается спасти его, но за то сама она падаетъ мертвой подъ кинжаломъ одного изъ своихъ братьевъ.

   Дочь Солнца, Совѣсть не подкупишь, Два дру³а, Ex-Voto, - всѣ эти повѣсти прямо разсчитаны на драматическ³й эффектъ. Авторъ изыскиваетъ для своихъ дѣйствующихъ лицъ самыя ужасныя, невыносимо-бѣдственныя положен³я.

   Что-же касается болѣе капттальныхъ произведен³й по размѣрамъ и замыслу, то ихъ сравнительно немного: Elia, La Gayiota (чайка), Clemencia, Лѣто въ Борносѣ и Lagrimas (слезы).

   Эл³я, - это молодая, прекрасная дѣвушка, разумная, кроткая,