глубоко-нравственная, но, въ силу обстоятельствъ, отдавшая себя на жертву высокомѣрному эгоизму великосвѣтской женщины. Въ лицѣ своей героини Фернанъ Кавальеро, очевидно, проповѣдуетъ безропотную покорность судьбѣ, хотя въ данномъ случаѣ такая покорность нисколько не вызывается необходимостъю, a слѣдовательно не имѣетъ и ни малѣйшаго основан³я. Эл³я могла-бы и должна была бороться, чтобъ отстоять свое счаст³е, но, пассивно покоряясь, она предпочитаетъ уединиться въ монастырѣ и тѣмъ совершенно. напрасно губитъ не только свою собственную жизнь, но и жизнъ любимаго человѣка, который умираетъ отъ отчаян³я. Грустно здѣсь то, что, обладая довольно глубокимъ знан³емъ человѣческаго сердца и полной способностью здраваго мышлен³я, авторъ не рѣдко пренебрегаетъ ею подъ вл³ян³емъ своихъ религ³озно-политическихъ тенденц³й, рѣшается даже возводитъ душевную немощь, слабость характера и никому не нужное самозаклан³е - въ какой-то нравственный принципъ!
Романъ La Gaviota имѣлъ наибольш³й успѣхъ изъ всѣхъ произведен³й Фернана Кавальеро и послужилъ началомъ его громкой славы. Заглав³емъ здѣсь приведено прозвище, данное дочери рыбака въ ея родной деревнѣ. Она является главнымъ дѣйствующимъ лицомъ и представляетъ богатый матер³алъ для психологическаго анализа своеобразно сложными элементами своей натуры, гдѣ врожденные грубые инстинкты и дурныя наклонности соединяются съ теплотой сердечной, съ великодушными порывами, и то уступаютъ добрымъ началамъ, то берутъ надъ ними верхъ подъ вл³ян³емъ необузданно-страстнаго темперамента; въ основѣ-же всего лежитъ природное артистическое дарован³е, особенно ярко выдѣляемое убогой жизненной обстановкой. Еще въ пору самой ранней юности, Гав³ота встрѣчается съ молодымъ врачомъ, котораго буря выбросила на ея родной берегъ, a продолжительная болѣзнь задержала тамъ. Страстный любитель музыки, врачъ съ восторгомъ прислушивается къ пѣснямъ юной рыбачки, замѣчаетъ въ ней необыкновенныя музыкальныя способности и старается развить ихъ; но вмѣстѣ съ тѣмъ въ учителѣ и въ ученицѣ уже сама собою развивается мало-по-малу взаимная любовь. Онъ женится на ней и увозитъ ее въ Севилью, гдѣ, благодаря покровительству одного вл³ятельнаго лица, имъ открываются двери самыхъ аристократическихъ салоновъ. Гав³ота поетъ, приводя въ восторгъ все высшее общество; ей рукоплещутъ, осыпаютъ ее цвѣтами, и это неожиданное торжество производитъ опьяняющее дѣйств³е, какое-то напряженное возбужден³е всей ея натуры, поднимаетъ со дна души врожденные инстинкты, и вотъ, среди роскоши, блеска и утонченнаго изящества великосвѣтской жизни, она вдругъ влюбляется въ тореадора, не задумываясь, жертвуетъ всѣмъ ради своей безумной страсти, въ ней сказалась потребность одуряющаго алкоголя вмѣсто слабаго тонкаго вина, - то-есть, жажда грубой, тиранической любви, полной непрерывно-сильныхъ ощущен³й, способной поработить всецѣло, заставить и плакать и дрожать, покорно выносить все, даже не исключая побоевъ. Проявлен³е такого нрава, разумѣется, отталкиваетъ отъ Гав³оты и возмущеннаго мужа, и всѣхъ бывпшхъ покровителей и поклонниковъ; въ тоже время любовникъ ея умираетъ на аренѣ, убитый быкомъ, a къ довершен³ю несчаст³я она лишается голоса и, послѣ всѣхъ испытанныхъ треволнен³й, вынуждена возвратиться въ родную деревню, чтобы дотянуть до конца, среди нищеты и ничтожества, свою разбитую жизнь. Характеръ Гав³оты обрисованъ хорошо и выдержанъ до конца, но главнымъ достоинствомъ произведен³я все-таки является художественная обработка мелкихъ подробностей, отдѣльныхъ сценъ и картинъ. Мы приведемъ здѣсь для иллюстрац³и одно лирическое отступлен³е, гдѣ авторъ говоритъ o врожденной музыкальной способности андалузскаго населен³я и o характерѣ его пѣсенъ:
"Какое множество разнообразныхъ мелод³й y этого народа, - то живыхъ и веселыхъ, то проникнутыхъ глубокой тоской, сколько свѣжей, неподдѣльной грац³и заключается въ его oles, fandango, cañas и въ богатомъ оттѣнками нащональномъ романсѣ! Переложенный на музыку, онъ, конечно, неудовлетворилъ бы изощренному вкусу нашихъ записныхъ меломановъ, потому что вся прелесть его не въ красотѣ музыкальнаго поетроен³я, a въ безконечныхъ модуляц³яхъ голоса, въ какой-то убаюкивающей, нѣжной тягучести нѣкоторыхъ нотъ, въ постепенномъ понижен³и и замиран³и звука. При всей несложности основныхъ мотивовъ, андалузск³й романсъ требуетъ большого искусства въ исполнен³и своихъ вар³ац³й, и это искусство, полное выразительной силы, принадлежитъ исключителъно простому народу, оно сложилось и выработалось въ его средѣ, хотя и здѣсь проявляется только въ тѣхъ рѣдкихъ природныхъ артистахъ, что достигаютъ порою изумительнаго совершенства какимъ-то наит³емъ или вдохновен³емъ, безъ всянаго усил³я съ своей стороны и, можетъ быть, даже безъ сознан³я. Прислушайтесь къ этимъ протяжнымъ, заунывнымъ звукамъ, когда на закатѣ солнца въ наступающей полутьмѣ, они доносятся откуда-то издали, съ обширнаго простора подей. Заноетъ, защемитъ отъ нихъ сердцѣ и что-то далекое, но знакомое, родное отзовется въ душѣ. Мнѣ эти пѣсни всяк³й разъ напоминаютъ o другой моей родинѣ, - Герман³и, o томъ впечатлѣн³и, какое производили на меня звуки почтоваго рожка среди ночной тишины, когда эхо, смягчая, повторяло ихъ то надъ гладью померкшаго озера, то въ темной лѣсной глубинѣ, и вибрирующей волной разносило по окрестности. Содержан³е народныхъ андалузскихъ пѣсенъ взято большею частью изъ далекаго прошлаго, изъ древнихъ священныхъ легендъ и предан³й, относящихся къ временамъ мавританскаго владычества".
Приведемъ еще другой отрывокъ, тоже, какъ намъ кажется, достойный вниман³я читателя; это описан³е иноческой обители въ графствѣ Шеблы, - того монастыря, гдѣ нашелъ убѣжище будущ³й мужъ Гав³оты, послѣ перенесеннаго имъ крушен³я на морѣ:
"Высок³я, сводчатыя ворота вели на обширный квадратный дворъ (el patio), отдѣленный желѣзной рѣшеткой отъ другого - длиннаго и узкаго двора, гдѣ простиралась вдаль, отъ самаго входа, тѣнистая аллея изъ вѣковыхъ кипарисовъ, a все это пространство составляло величественное преддвер³е къ роскошному порталу церкви, виднѣвшейся, словно въ панорамѣ, въ концѣ широкой кипарисовой аллеи.
Когда и главныя ворота, и противоположныя имъ въ рѣшетчатой оградѣ, и церковныя двери бывали растворены настежъ, глазамъ свободно открывалась вся внутренностъ храма, не стѣсняемаго обыкновенно въ монастыряхъ ни хорами, ни клиросами; видѣнъ былъ и бѣлый мраморный крестъ на высокомъ поднож³и, и великолѣпный алтарь, позолоченный сверху до низу, ярко с³явш³й въ глубжнѣ. Во время церковныхъ службъ, когда лучи отъ сотенъ зажженныхъ свѣчей отражались на стѣнахъ и карнизахъ, освѣщая ихъ скульптурныя украшев³я, - безчисленныя головки ангеловъ и херувимовъ, когда стройные звуки органа, такъ хорошо гармонирующ³е съ велич³емъ католическаго культа, далеко разносились по окрестности, когда вся эта гранд³озная сцена развертывалась въ виду лишь пустыннаго моря да безпредѣльнаго неба, - казалось, что только для нихъ и воздвигнутъ этотъ храмъ, для нихъ и совершаются въ немъ священные обряды.
Ha противоположныхъ сторонахъ желѣзной рѣшетки, за рядами кипарисовъ, открывались еще двое другихъ воротъ: одни изъ нихъ, расподоженныя слѣва, къ сторонѣ моря, вели на обширный внутренн³й дворъ, вымощенный плитами изъ разноцвѣтнаго мрамора; его окаймляло амфитеатромъ главное монастырское здан³е съ боковыми галлереями, опиравшимися на бѣлыя мраморныя колонны, по двадцати съ каждаго крыла. Посреди двора возвышался фонтанъ, снабжаемый водою посредствомъ постоянно дѣйствующей машины (noria); a украшавшее его художественное изваян³е представляло эмблему благотворительности: въ мраморной группѣ была изображена женщина, склонившаяся надъ жаждущимъ, распростертымъ y ея ногъ, и подносящая ему воду въ объемистой раковинѣ. Снаружи, нижняя часть каждой стѣны главнаго монастырскаго корпуса, до высоты десяти футовъ отъ земли, была выложена въ узоръ маленькими фаянсовыми изразцами, представлявшими блестящее сочетан³е искусно подобранныхъ красокъ. Ко входу вела роскошная мраморная лѣстница, - легкое, изящное сооружен³е, не имѣвшее никакой иной опоры, кромѣ математическивѣрно разсчитанной пропорц³и своей громадной массы.
Верхняя часть здан³я, какъ и нижн³я галереи, опиралась также на двадцать колоннъ, только меньшихъ размѣровъ, и была окружена балюстрадой жизъ бѣлаго мрамора, превосходной ажурной работы. Этому общему изяществу постройки соотвѣтствовали и наружныя двери монашескихъ кел³й, симметрично расположенныя вдоль фасада, - всѣ изъ краснаго дерева, съ обильными рѣзными украшен³ями. За то, въ противоположность внѣшнему великолѣп³ю, внутреннее устройство всей обители отличалось крайней простотой и отсутств³емъ всякаго комфорта: два-три сосновыхъ стула въ каждой кельѣ, столъ изъ того-же дерева, небольшой шкафъ и кровать, т. е. четыре голыя доски, укрѣпленныя въ стѣнѣ.
Къ этому двору примыкалъ другой, почти съ такимъ-же устройствомъ, предназначенный для помѣщен³я послушниковъ, здан³я больницы, кухни и трапезной, внутри которой, вдоль стѣнъ, были разставлены длинные мраморвые столы, a посрединѣ стоялъ аналой; для очереднаго чтен³я во время трапезъ.
Друг³я ворота, вправо отъ кипарисовой аллеи, вели еще на такой же дворъ, какъ и описанный нами. На немъ размѣщались: монастырская гостинница для пр³ема свѣтскихъ и духовныхъ посѣтителей, ризница, библ³отека, кдадовыя и разныя друг³я хозяйственныя приспособлен³я. Въ нижнихъ частяхъ этихъ здан³й были устроены погреба для хранен³я масла и прочей провиз³и, a въ верхнихъ - чердаки. Тутъ же ютились, по обѣимъ сторонамъ отъ входа, низк³я одноэтажныя постройки для поетоянныхъ рабочихъ и поденьщиковъ, необходимыхъ при воздѣлыван³и обширныхъ монастырскяхъ земель.
Внѣшняя роскошь и богатство проявлялись всюду въ этой отчужденной отъ м³ра обители, гдѣ все, отъ дорогого до самаго дешеваго матер³ала гранд³озныхъ здан³й, свидѣтельствовало o громадныхъ затратахъ. Если оцѣнить каждый гвоздь на черепичныхъ кровляхъ лишь въ одинъ реалъ и то не менѣе милл³она реаловъ составила-бы стоимость тѣхъ прочныхъ гвоздей, что служатъ предохранен³емъ отъ разрушителънаго дѣйств³я бурь, такъ часто свирѣпствующихъ на всѣхъ возвышенностяхъ, близкихъ къ морю.
Весь самобытный строй монастырской жизни ограничивался этимъ пространствомъ четырехъ дворовъ, раздѣленныхъ кипарисовой аллеей, за которой возвышалась церковь съ своей изящной колокольней, похожей на такой же громадный, каменный кипарисъ. Чѣмъ-то глубокомирнымъ, торжественнымъ вѣяло и отъ самой обители иноковъ, и отъ всей окрестной природы съ ея безпредѣльнымъ просторомъ.
По отлогой покатости морского берега спускался обширный фруктовый садъ, видимый на всемъ своемъ протяжен³и изъ верхнихъ монастырскихъ кел³й, - обильный роскошными деревьями, плодами, полный свѣжести и тѣнистой прохлады, тамъ неумолчно журчали ручейки, бѣгущ³е по всѣмъ направлен³ямъ, въ воздухѣ стоялъ гулъ отъ смѣшанныхъ птичьихъ голосовъ, слышалось глухое жужжанье колесъ водопроводной машины, приводимой въ движен³е непрестанно смѣняющимися рабочими волами. Природа, въ соединен³и съ искусствомъ человѣка, создала очаровательный оазисъ среди этого сухого однообраз³я пустыни, вблизи своенравнаго моря, то бушующаго, какъ лютый звѣрь, готовый поглотить все на своемъ пути, то вдругъ отступающаго передъ какой-нибудь ничтожной преградой".
Друг³е романы, Клеменц³я, Лѣто въ Борносѣ и Слезы (Lagrimas) значительно уступаютъ Гав³отѣ; въ нихъ еще замѣтнѣе главный недостатокъ, присущ³й всѣмъ произведен³ямъ Фернана Кавальеро, - общая монотонность, безконечное повторен³е однихъ и тѣхъ-же мотивовъ съ однимъ и тѣмъ-же неизмѣннымъ припѣвомъ. Можетъ быть, отчасти это зависитъ отъ того, что самая среда, изучаемая авторомъ, слишкомъ бѣдна содержан³емъ и не представляетъ того разнообраз³я типовъ, какимъ изобилуютъ англ³йское и французское общества, такъ ярко отразивш³яся въ безсмертныхъ создан³яхъ Диккенса и Бальзака. Но важнѣйшей причиной, основой всѣхъ несовершенствъ здѣсь является упорное предубѣжден³е противъ современной цивилизац³и, разрушающей завѣты старины; оно затемняетъ все м³ровоззрѣн³е этой талантливой писательницы, и, въ своемъ ревностномъ старан³и оживитъ самый духъ дорогого ей прошлаго, она постоянно проповѣдуетъ смирен³е, покорность судьбѣ, возводитъ умственную неподвижность въ основной законъ общественной жизнп, страстно негодуя противъ поборниковъ науки и прогресса, дерзающихъ ставить ихъ выше слѣпой младенческой вѣры. Увлеченная этой борьбой, не замѣчая противорѣч³й и нелогичности своихъ выводовъ, она является ярой защитницей самыхъ темныхъ предразсудковъ и суевѣр³й, укоренившихся въ народѣ, при чемъ, однако, всѣ ея симпат³и видимо тяготѣютъ въ пользу привилегированныхъ классовъ, всегда рѣзко отдѣляемыхъ ею и съ нравственной стороны отъ такъ называемой черни.
Помимо повѣстей и романовъ, произведен³я Фернана Кавальеро очень не многочисленны: нѣсколько стихотворныхъ пьесъ, бѣглыя путевыя замѣтки o полѣ битвы при Ватерлоо; описан³е Ахена; нѣсколько сценъ изъ жизнм приморскаго населен³я и весьма поверхностный трактатъ o римской и греческой миѳолог³и, - вотъ и все, o чемъ еще стоитъ упомянуть. Неотъемлемыя достоинства автора какъ художника - живописца и тонкаго психолога, болѣе или менѣе проявляются всюду, составляя главную силу этого таланта, но такъ-же ярко выдаются при этомъ и его слабыя стороны, въ основѣ которыхъ лежитъ прискорбное. недомысл³е,
Пользуясь всякимъ удобнымъ случаемъ для своихъ ожесточенныхъ нападокъ на идеи свободы и прогрееса, романистка съ такой-же чисто-женской горячностью превозноситъ всѣ традиц³и добраго стараго времени: слѣпую вѣру, непогрѣшимость католическихъ, догматовъ и крѣпчайш³й оплотъ всего этого, - бдагодѣтельную инквизиц³ю. Она страстно-ненавидитъ демократическ³й духъ, a между тѣмъ, если, внимательно приглядѣться къ ея творчеству, то окажется, что именно тамъ то оно и достигаетъ своей наибольшей высоты и художественной правды, гдѣ воспроизводить внѣшн³й и внутренн³й м³ръ простолюдиновъ, со всѣми характерными особенностями даже самой ихъ рѣчи.
Близкое изучен³е народной среды сказывается само собою въ большинствѣ произведен³й этой писательницы; но, къ сожалѣн³ю, не способствуетъ правильности ея мышлен³я. Вся проникнутая ультрамонтанской теолог³ей, не смущаясь ни какими противорѣч³ями разуму, она отстаиваетъ неравенство между людьми, т. е. тотъ порядокъ вещей, при которомъ бѣднякъ долженъ оставаться въ вѣчной зависимости отъ богача и ве можетъ существовать безъ его подаян³й; a прославляемая благотворительность постоянно является y нея въ той узкой формѣ, что до сихъ поръ лишь содѣйствовала нравственному паден³ю обездоленныхъ, нисколько не улучшая ихъ участи.
Создавая характеры своихъ главныхъ героевъ, она всегда беретъ образцами величавые типы древней католической Испан³и и возводитъ ихъ въ идеалъ; a все, порожденное современной цивилизац³ей, предаетъ осмѣян³ю, или представляетъ въ самомъ невыгодномъ свѣтѣ.
И что-же выходитъ изъ всѣхъ этихъ усил³й? Ничего, кромѣ прямого ущерба самому творчеству даровитой романистки, значительнаго умален³я его жизненности. Вообще, ей далеко до нашей Жоржъ-Зандъ, и такъ неизмѣримо далеко, что между ними немыслимо даже никакое сравнен³е. Напрасно Мериме называетъ ее испанскимъ Стерномъ, еще съ меньшимъ основан³емъ она сама уподобляетъ себя Эмилю Сувестру, по нашему мнѣн³ю, это скорѣе Шатобр³анъ въ женскомъ родѣ, съ азартомъ выступающ³й на защиту всѣхъ предубѣжден³й, всѣхъ предразсудковъ слабаго, изнѣженнаго, лѣниваго общества, враждебнаго труду и движен³ю мысли, упорно хранящаго свой обветшалый жизненный строй. И какъ горячо, съ какою смѣлостью эта женщина старается вооружить свой народъ противъ всякаго нововведен³я, противъ всякаго прогресса, въ чемъ-бы онъ ни проявлялся: желѣзныя дороги, телеграфы, всѣ изобрѣтен³я науки ей ненавистны; противъ нихъ направлены самыя язвительныя ея стрѣлы, a веѣ симпат³и постоянно склоняются въ пользу монастырей, религ³ознаго декорума, обожан³я святыхъ подвиговъ, въ сущности ничкего не отличающагося отъ языческого культа. Словомъ, - въ области испанскаго романа Фернанъ Кавальеро является тѣмъ-же, чѣмъ былъ Бальмесъ въ теолог³и, Донозо-Кортесъ - въ политикѣ, т. е. представителемъ и ярымъ защитникомъ прошлаго.
Рядомъ съ Фернаномъ Кавальеро могутъ быть поставлены два друг³е романиста, съ которыми намъ предстоитъ тецерь познакомить нашихъ читателей. Первый изъ нихъ - Энрике-Пересъ Эекричъ, второй - Мануэль Фернандесъ-и-Гонзалесъ. Со стороны внѣшней формы, законченности исполнен³я и рельефности детальной живописи, - оба они значительно уступаютъ Кавальеро, но за то на много превосходятъ его богатствомъ фантаз³и, разнообраз³емъ мотивовъ, увлекательной живостью разсказа.
Эскричъ по происхожден³ю каталонецъ, съ самыхъ юныхъ лѣтъ онъ уже отличался твердой волей, терпѣн³емъ и настойчивостью въ трудѣ, помогавшими ему бороться со всѣми неблагопр³ятными услов³ями жизни вначалѣ его литературцаго поприща.
Въ одномъ изъ своихъ послѣднихъ романовъ (Зависть), изданномъ въ 1873 г., Эскричъ вспоминаетъ объ этомъ трудномъ времени и съ любовью возвращается къ прошлому. Вотъ что говоритъ онъ:
"Живо помню, до мелъчайшихъ подробностей, все, что относится къ моему первому знакомству съ Мадридомъ въ 1853 году. Имущество мое было очень скудно, когда я вступилъ въ этотъ городъ: син³й поношенный фракъ на плечахъ, два п³астра въ жилетномъ карманѣ, a на днѣ чемодана - рукописная драма, o которой теперь я желалъ-бы забыть.
Одному Богу извѣстно, сколько различныхъ невзгодъ, и нравственныхъ, и физическихъ, - пришлось мнѣ вынести за время трехлѣтняго литературнаго искуса, въ томъ тяжкомъ перебиваньѣ со дня на день, какое нерѣдко выпадаетъ на долю мечтателямъ o славѣ.
Въ этотъ злосчастный пер³одъ я съ замиран³емъ сердца просматривалъ каждую театральную афишу, возвѣщавшую o появлен³и какой нибудь новой п³есы, и съ безнадежнымъ вздохомъ, съ затаенной завистью восклицалъ про себя:
- Вотъ, вѣдь, удается-же другимъ!
Со временемъ, однако, дошла очередь и до меня: на сценѣ ставилась моя первая п³еса, и мое имя должно было появиться на всѣхъ мадридскихъ уличныхъ столбахъ.
То былъ велик³й, знаменательный день въ моей жизни. Проснулся я рано, еще за долго до разсвѣта, a лишь только солнце позолотило востокъ, уже вышелъ на улицу и поспѣшилъ къ ближайшему перекрестку, гдѣ обыкновенно наклеивались всяк³я объявлен³я. Но разносчикъ афишъ, конечно, не подозрѣвая o моемъ нетерпѣн³и, заставилъ прождать себя болѣе часа.
Наконецъ, - слава Богу, вотъ и онъ показался вдали съ своей обычной лѣсенкой на плечѣ, съ толстой пачкой афишъ подъ мышкой и небольшой ведеркой съ клеемъ въ правой рукѣ.
Какъ и всегда, наружность этого человѣка не представляла никакой привлекательности; однако, несмотря на его истреланную блузу, безчисленныя заплаты на штанахъ, засаленный картузъ и общую невзрачность, онъ производилъ на меня въ эту минуту, можетъ быть, не менѣе сильное обаян³е, чѣмъ Парисъ на Елену, Беатриче на Данте, или на Рафаэля - Форнарина.
Приставивъ къ столбу свою лѣсенку, оиъ поднялся на нѣсколько ступенекъ и сталъ приклеивать одну изъ афишъ.
Я отвернулся въ сторону, стараясь не глядѣть на процессъ этой работы, чтобы потомъ уже сразу, внимательно прочитать весь листокъ, отъ перваго слова на немъ до послѣдняго, и тѣмъ увеличить предстоявшее наслажден³е. Вдругъ... О, несчаст³е изъ несчаст³й!.. Когда я прежде всего жадно устремилъ глаза на мѣсто, гдѣ должно было выдѣляться крупными буквами мое авторское имя, кровь оледенѣла въ моихъ жилахъ, по всему тѣлу выступилъ холодный потъ, въ глазахъ помутилось... То было состоян³е, близкое съ обмороку.
Послѣ заглавныхъ словъ - Театръ del Princiре и проч... афиша гласила: "Второе представлен³е, игранной съ громаднымъ успѣхомъ, стихотворной драмы въ трехъ дѣйств³яхъ - Горькая Доля. Дона Эзеб³о-Переса Шкриха.
Не помня себя, я порывисто бросился къ столбу, схватилъ за край только что наклеенную афишу и оторвалъ отъ нея ту часть, гдѣ такъ варварски было искажено мое имя.
Дѣло въ томъ, что, благодаря нерадѣн³ю, или безграмотности наборщика, Энрике превратился въ Эзеб³е, a изъ фамил³и вышло ужъ нѣчто совсѣмъ невозможное, даже неудобочитаемое.
Узнавъ адресъ типограф³и, означенный на аф³³шѣ, я, какъ безумный, устремился туда, чтобы потребовать отчета за такое небрежное отношен³е къ моей будущей славѣ.
Войдя въ контору, я уже едва переводилъ духъ отъ усталости и долго не могъ проговорить ни единаго слова; накоиецъ, торопясь и путаясь, все-таки объяснилъ хозяину кто я, и что мнѣ нужно. Тогда, съ любезной готовностью, возбудившей въ глубинѣ моего сердца живѣйшую признательность, онъ приказалъ тотчасъ же набрать другую афишу, гдѣ всѣ мои собственныя имена были воспроизведены въ томъ самомъ видѣ, какъ они значатся въ метрическомъ свидѣтельствѣ. Все мое счастье заключалось теперь въ этихъ розоватыхъ полоскахъ бумаги, вылетавшихъ изъ типографскаго станка.
Между тѣмъ послали за разносчикомъ афишъ, a къ полудню отъ оскорбившей меня ошибки наборщика не осталось уже никакихъ слѣдовъ.
Съ того памятнаго дня по настоящее время, я написалъ тридцать три театральныя п³есы и тридцать томовъ разнообразной беллетристики, т. е. вполнѣ достигъ того, къ чему такъ горячо стремился въ 1853 году.
Мое перо, и только оно одно, даетъ мнѣ средства къ жизни; никогда не пускался я въ аферы на политическомъ рынкѣ, никогда не состоялъ ни на какой службѣ, надѣюсь и впредь, съ помощью Бож³ей, обходиться безъ всякихъ подобныхъ подспор³й. Плодовъ моего труда вполнѣ достаточно, чтобы оставаться независимымъ и не бояться за будущность своихъ дѣтей. Словомъ тяжелыя времена для меня миновали, казалось-бы, надо радоваться, a между тѣмъ воспоминан³я o нихъ всегда вызываютъ тоскливое чувство, похожее на сожалѣн³е o чемъ-то дорогомъ, безвозвратно утраченномъ. Да, мнѣ мила та далекая пора, когда я былъ литературнымъ пролетар³емъ, питался иллюз³ями, зачастую не имѣя ни одного реала въ карманѣ, и не зналъ, беззаботно засыпая, удастсяли добыть хлѣба насущнаго на завтрашн³й день.
Видно, счаст³е-то заключается во внутреннемъ м³рѣ челолѣка, a не внѣ его".
Эта выдержка достаточно характеризуетъ самого Эскрича; что-же касается тридцати томовъ повѣстей и романовъ, o которыхъ онъ упоминаетъ, то имъ принадлежитъ довольно видное мѣсто въ испанской литературѣ. Они полны драматическихъ положен³й и фактическаго интереса, въ нихъ много жизни, богатства фантаз³и, но нѣтъ того, что составляетъ сущность художественнаго произведен³я; - типичной обрисовки характеровъ, глубокаго анализа сердца человѣческаго и все освѣщающей философской мысли. Отсутств³е литературнаго идеала y автора также сказывается во всемъ его творчествѣ, и всюду замѣчается его недостаточность обработки, какая-то неопредѣленность и незаконченность. Иногда онъ пытается идти по слѣдамъ Эдгара Поэ, или Гоффмана; такъ, напримѣръ, его фантастическая повѣсть Дьявольская скрипка представляетъ очень удачное подражан³е послѣднему, но съ писателями - психологами въ духѣ Бальзака, или Диккенса, въ немъ нѣтъ ничего общаго, и усвоенный имъ жанръ скорѣе напоминаетъ Александра Дюма.
При очевидномъ старан³и исполнять назначен³е истиннаго романиста, т.е. давать въ своихъ произведен³яхъ вѣрную характеристику того или другого общества, y Эскрича не хватаетъ выдержки или терпѣн³я, чтобы закончить каждую картину, ему вредитъ чрезмѣрная поспѣшность въ исполнен³и, вынуждаемая срочными требован³ями. Иногда, въ угоду большинству читающей публики, онъ злоупотребляетъ драматическимъ элементомъ, сгущая краски въ изображен³яхъ съ единственной цѣлью усилить впечатлѣн³е; или, движимый желая³емъ написать какъ можно больше и скорѣй, повторяетъ характеры своихъ дѣйствующихъ лицъ и положен³я, измѣняя только среду. Вообще эта быстрота работы, принятая авторомъ въ основан³е всѣхъ его слишкомъ многочисленныхъ произведен³й, является главной причиной ихъ несовершенствъ.
Мы уже старались выяснить направлен³е литературной дѣятельности Фернана Кавальеро: защита самодержав³я, преклонен³е передъ монархической властью, благоговѣйное почитан³е всѣхъ старыхъ традиц³й, - вотъ вполнѣ опредѣленные принципы, вдохновлявш³е эту романистку. Эскричъ напротивъ, видимо тяготѣетъ къ либеральнымъ идеямъ, только либерализмъ-то его слишкомъ ужъ скроменъ и узокъ; онъ принадлежитъ къ разряду тѣхъ людей, для которыхъ весь прогрессъ заключался въ замѣнѣ правлен³я Нарваеса правлен³емъ Эспартеро. Не имѣя силъ порвать окончательно съ прошлымъ, неразрывно соединяя въ своемъ умѣ будущность Испан³и съ идеей католицизма, эти псевдолибералы остановились на компромиссахъ и не пришли ни къ какому положительному заключен³ю. Правда, имъ случалось наносить довольно вѣск³е удары монарх³и, но свергнуть ея они все-таки не рѣшились, и вообще, слишкомъ слабо содѣйствуя отрезвлен³ю испанскаго народа, не смогли освободить <...> <последняя строчка обрезана. - bmn>
He слѣдуетъ, конечно, осуждать Эскрича за то, что на немъ отразились болѣе или менѣе всѣ харатерныя черты эпохи: вѣроятно, и самые романы его недостигли-бы своего настоящаго успѣха, если-бы шли вразрѣзъ господствующимъ понят³ямъ и настроен³ю; только благодаря все тѣмъ-же компромиссамъ, авторъ оставался въ ладу съ своимъ временемъ и былъ единогласно признанъ всѣми классами общества.
Несомнѣнно, что чувство является преобладающимъ элементомъ натуры испанца, чуть-ли не единственнымъ его двигателемъ, но развѣ это самое чувство не можетъ просвѣтлѣть и развиваться независимо отъ католицизма, такъ упорно стремящагося поработить себѣ разумъ?
Почему-бы испанскимъ романистамъ не содѣйствовать съ своей стороны отрезвлен³ю нац³и? Зачѣмъ они такъ рѣзко уклоняются въ своихъ изображен³яхъ отъ дѣйствительной пропорц³и? Зачѣмъ эти постоянныя преувеличен³я и желан³е во чтобы то ни стало придать своей странѣ давно уже не принадлежащее ей м³ровое значен³е? Это важная ошибка, сильный тормозъ въ дѣлѣ прогресса. Напротивъ, имъ первымъ слѣдовало-бы отрѣшиться отъ всякаго самообольщен³я и, при полномъ сознан³и всѣхъ общественныхъ золъ, стараться пробудить въ своихъ соотечественникахъ нравственную энерг³ю, внушать имъ любовь къ труду, стремлен³е къ мирному внутреннему развит³ю, къ личной независимости, достигаемой только путемъ разумныхъ и разсчетливыхъ дѣйств³й. Слѣдовало-бы уразумѣть, что, благодаря своему географическому положен³ю, Испан³я можетъ совершенно изолировать себя отъ всѣхъ бурь и треволнен³й, поднимающихся въ современной Европѣ, и, не вмѣшиваясъ въ разбирательство чуждыхъ международныхъ споровъ, направить всѣ силы къ излѣчен³ю своихъ застарѣлыхъ недуговъ, порожденныхъ несчастными услов³ями ея прошлой исторической жизни, Слѣдовало-бы также испанскимъ писателямъ, какъ представителямъ общественной мысли, изгнать изъ своего творчества исконный духъ авантюризма, a не поддерживать его богатствоыъ фантаз³и. Наконецъ, важнѣйшая задача ихъ должна заключаться въ томъ, чтобы способствовать до мѣрѣ силъ очищен³ю идеи христ³анства отъ всѣхъ ея вредныхъ примѣсей, - разсѣивать вѣковую тьму свѣтомъ разума и науки, a не сгущать еще болѣе посредствомъ идеализац³и коренныхъ предразсудковъ и суевѣр³й своей страны. Словомъ, - пора бы хоть этимъ-то избраннымъ людямъ оставить мечты o второй всем³рной монарх³и, основанной на торжествѣ католицизма, и не признавать его идеадомъ будущаго Испан³и.
Эскричъ не обладаетъ ни особеннымъ изяществомъ, ни даже надлежащей правильностью слога. Онъ самъ сознается въ одномъ изъ предислов³й къ своимъ издан³ямъ, что имѣетъ обыкновен³е писать по нѣскольку романовъ заразъ, никогда не возвращаясь къ написанному ради какихъ бы то ни было измѣнен³й, или поправокъ. Да на это и нѣтъ времени, такъ какъ все, выходящее изъ подъ его пера, немедленно печатается и раздается подписчикамъ. Вотъ почему эта вынужденная поспѣшность работы стала, по словамъ автора, ея обычнымъ, почти нормальнымъ услов³емъ.
Очень часто y него проявляется чисто фельетонная замашка прерывать разсказъ на самомъ интересномъ мѣстѣ и, оставляя читателя въ неизвѣстности относительно той или другой развязки, поддерживать, насколько можно долѣе, его возбужденное дюбопытство. Нельзя не замѣтить, что такое кокетство своего рода совсѣмъ ужъ не къ лицу серьезному писателю.
Отсутств³е опредѣленнаго общаго характера въ многочисленныхъ произведен³яхъ этого плодовитаго романиста не даетъ никакой возможности составять o нихъ точное понят³е въ цѣломъ. Поэтому мы ограничимся здѣсь указан³емъ на самые популярные и наиболѣе выдающ³еся изъ романовъ Эскрича: El Cura de la Aldea, La Calumnia, La Mujer adultera и Los Angeles de la Tierra.
Успѣхъ перваго изъ этихъ произведен³й можно признать вполнѣ заслуженнымъ. Здѣсь авторъ рисуетъ намъ идеальный типъ, отчасти напоминающ³й Деревенскаго Священника Бальзака, и въ общемъ хорошо выполняетъ свою задачу: весъ романъ съ начала до конца полонъ живого интереса, хотя, къ сожалѣн³ю, и въ немъ не достаетъ изящества работы, тѣхъ тонкихъ оттѣнковъ, какими должна отличаться всякая художественная живопись, a также не достаетъ и чувства мѣры: всѣ возвышенныя нравственныя качества, - человѣколюб³е, самоотвержен³е, христ³анское милосерд³е, преувеличены до крайности, и главный герой на каждомъ шагу выступаетъ изъ естественныхъ границъ человѣческой природы, - до того ужъ онъ добръ и великодушенъ. Вообще, ради силы впечатлѣн³я, Эскричъ нерѣдко жертвуетъ жизненной правдой.
Въ другомъ романѣ, La Calumnia, стремлен³е къ потрясающимъ эффектамъ внушило автору такое необычайное положен³е, какого не создавала фантаз³я даже такихъ изобрѣтательныхъ писателей, какъ Александръ Дюма, или Эженъ Сю. Дѣйств³е переноситъ насъ подъ тропики, невольникъ-негръ до безум³я влюбленъ въ жену своего господина; она - же, страстная креолка, принесенная въ жертву старику, любитъ втайнѣ молодого испанца и, чтобы соединиться съ нимъ бракомъ, рѣшается на отравлен³е мужа. Потомъ, желая безраздѣльно завладѣть всѣмъ его богатствомъ, замышляетъ устранить главнаго наслѣдника - своего пасынка, тоже страстно влюбленнаго въ нея, но тѣмъ только еще болѣе ненавистнаго ей. Для совершен³я этого новаго уб³йства, она обращается къ содѣйств³ю негра, и тотъ безъ колебан³я, покорно сдается ея волѣ. Однако пасынокъ во время узнаетъ o грозящей ему опасности и затѣмъ принимаетъ твердое рѣшен³е, внутренно даетъ себѣ клятву жестоко отомстить своимъ врагамъ, т. е. и мачихѣ, и ея любовнику - испанцу, и негру - слѣпому оруд³ю ихъ коварства. Для послѣдняго мститель измыслилъ почему-то самую ужасную, чудовищную пытку:
Онъ увлекаетъ его въ открытое море, далеко отъ всякаго берега, и покидаетъ тамъ на волю вѣтра и течен³я, крѣпко привязаннымъ къ мачтѣ небольшой плоскодонной лодки. А, въ довершен³е казни, прямо передъ нимъ положенъ распростертый трупъ убитой креолки, такъ, чтобы глаза несчастнаго негра постоянно были прикованы къ безжизненному, окрававленному тѣлу той, которую онъ любилъ съ такой безумной страстью.
Проходитъ день, другой, - двое безконечно-долгихъ сутокъ, - въ этихъ душевныхъ и тѣлесныхъ мучен³яхъ, то подъ лучами палящаго солнца, то среди удручающаго безмолв³я ночной темноты.
"Страшные зловѣщ³е призраки непрестанно возникаютъ передъ умственнымъ взоромъ стрададьца и словно, издѣвз ются надъ его безысходной мукой.
Начинается горячечное томлен³е голода.
Какъ утопающ³й въ предсмертную минуту, негръ закрываетъ глаза и всей душой обращается къ Богу.
Молитва оживляетъ его силы.
A между тѣмъ на морѣ поднимается тотъ глухой, тревожный шумъ, что всегда предвѣщаетъ бурю.
Всплески волнъ становятся все чаще, сильнѣе, - онѣ раскачиваютъ утлое судно и то подбрасываютъ его вверхъ, то снова опускаютъ на своихъ хребтахъ.
Вотъ одна волна съ размаха ударилась o бортъ, и на трупѣ креолки осѣла пятнами ея бѣлая пѣна.
Слышатся далек³е раскаты грома.
- О, слава Тебѣ, Боже! - радостно воскликнулъ негръ. Сжалился Ты надо мной, не долго ужъ мнѣ страдать! Сейчасъ подымется буря, и смерть всему положитъ конецъ!...
Напрасная надежда: волны не возрастаютъ, вѣтеръ не усиливается, все такъ же глухи отголоски далскаго грома.
Снова проходитъ часъ за часомъ томительно-долгая, непроглядная ночь. Вотъ утренняя заря уже мерцаетъ на небѣ, и блѣдный свѣтъ ея все шире разливается по морю. Вѣтеръ затихаетъ, волны усмиряются, сдовно въ торжественномъ ожидан³и солнечнаго восхода.
Ярче зардѣлись тучки на краю горизонта, и изъ за нихъ, во всемъ своемъ велич³и, выплыло солнце.
Оно озарило теплымъ с³ян³емъ всю безбрежную морскую даль, и негръ окинулъ ее своимъ отчаяннымъ взглядомъ. Пустыня кругомъ, безконечная пустыня! Ни одного паруса, ни одного признака жизни и спасен³я - нигдѣ, ничего!...
Вдругъ радостный крикъ вырвался изъ его груди, лицо просвѣтлѣло.
Вдали, едва замѣтной точкой, что-то двигалось на поверхности водъ и приближалось къ нему до слуха его донесся долг³й, пронзительный звукъ.
Это морская птица, - вѣрный признакъ близости берега. Внезапно воскресаетъ надежда въ сердцѣ погибающаго, и отрадныя мысли, одна за другою, озаряютъ его помутивш³йся умъ. Несчастный почти уже вѣритъ въ спасен³е. О, лишь бы только доплыть ему до твердой земли, a тамъ, можетъ быть, онъ увидитъ людей, станетъ звать, и они придутъ на помощъ, a если и нѣтъ, - соберется съ силами, самъ разорветъ всѣ путы и найдетъ же гдѣ нибудь хоть дождевой воды въ разсѣлинѣ камня, чтобы утолить свою жгучую жажду.
A птица все приближается, не отдѣляясь въ свомъ полетѣ отъ поверхности моря. Снова раздается ея однозвучный, унылый, протяжный крикъ. И вотъ она взмахнула въ воздухѣ широкими крыльями, тяжело поднялась и взлетѣла на самую верхушку той мачты, къ которой привязанъ невольникъ.
Онъ узнаетъ наконецъ: это хищная птица, изъ породы тѣхъ, что питаются трупами и зорко высматриваютъ себѣ добычу на безпредѣльномъ пространствѣ морей. Отчаянный вопль вырывается тогда изъ его измученной груди, a въ отвѣтъ ему слышатся шумные взмахи и хлопанье крыльевъ. Сорвавшись съ мачты, птица быстро налетаетъ на распростертый трупъ красавицы-креолки, впивается когтями въ ея блѣдную грудь, разъ, другой - припадаетъ своимъ изогнутымъ клювомъ къ мертвымъ устамъ, кусками отрывая отъ нихъ мясо, и страшно выступаютъ наружу обнаженныя челюсти.
Невольникъ векрикиваетъ снова - отчаянно, яростно, и морская птица, испуганная этимъ крикомъ, срывается съ трупа; но, поднявшисъ вверхъ, не перестаетъ кружиться надгь нимъ. махая крыльями, готовая ринуться на свою добычу.
Какая же лютая смерть можетъ сравниться съ такой невыразимой мукой?"
Да, это ужъ поистинѣ апогей ужаснаго, и, кажетея, еще ни одному писателю не удавалось измыслить такого утонченнаго соединен³я физическихъ страдан³й съ нравственными, превосходящаго всякую мѣру человѣческой выносливости. Понятно, что любители сильныхъ ощущен³й должны съ восторгомъ относиться къ романисту, способному создавать для нихъ так³я комбинац³и.
Романъ La mujer adultera (Невѣрная Жена) вызвалъ боьшое разноглас³е въ критикѣ относительно нравственности своего направлен³я, хотя съ этой стороны Эскричъ, кажется, долженъ бы оставаться внѣ всякихъ нарекан³й; по крайней мѣрѣ, онъ такъ же, какъ авторы нашихъ французскихъ мелодрамъ, постоянно заботится o томъ, чтобы добродѣтель въ концѣ концовъ торжествовала, a порокъ подвергался-бы должной карѣ. Скорѣе можно поставить ему въ упрекъ чрезмѣрное обил³е въ его романахъ всякаго рода злодѣйствъ, изображаемыхъ имъ слишкомъ сгущенными, яркими красками, какъ будто въ этихъто злодѣйствахъ и заключается главная суть современныхъ нравовъ. Вообще, преувеличивая преступность, часто доводя ее до чудовищности и вмѣстѣ съ тѣмъ не обращая вниман³я на дѣйствительные пороки и заблужден³я, онъ уклоняется отъ жизненной правды, a въ результатѣ выходитъ то, что и мы не получаемъ вѣрной характеристики общества. и наша цивилизац³я вправѣ считать себя незаслуженно-обиженной.
По нашему мнѣн³ю, романъ Los Angeles de la Tierra (Земные Ангелы) - лучшее изъ всѣхъ произведен³й Эскрича. Здѣсъ онъ изображаетъ двухъ молодыхъ дѣвушекъ, умиротворяющихъ своимъ кроткимъ вл³ян³емъ стремлен³е къ мести въ ожесточенныхъ жертвахъ неправды и злобы людской. Особенно выдается въ этомъ романѣ глубоко нравственный характеръ врача, преданнаго и наукѣ и семьѣ, руководимаго въ своихъ поступкахъ и сердцемъ и разумомъ. Своею жизненностью онъ представляетъ яркое исключен³е среди ходульныхъ типовъ современной испанской литературы, да и вообще этотъ романъ отличается многими несвойственными ей достоинствами: въ немъ нѣтъ никакихъ осложнен³й, никакихъ неожиданностей; развязка естественно и логично вытекаетъ изъ самаго дѣйств³я, не представляя ничего особенно эффектнаго, и тѣмъ не менѣе, онъ читается до конца съ неослабѣвающимъ интересомъ.
Въ большинствѣ романы Эскрича обширны, многотомны, чтен³е ихъ требуетъ не мало времени, a общ³й характеръ такъ не подходитъ къ духу французскаго общества, что едва-ли они могли-бы распространиться y насъ въ переводѣ. Впрочемъ, онъ писалъ и небольш³я повѣсти, собранныя теперь въ двухъ томахъ, подъ заглав³емъ Сцены Жизни и Обездоленные (Los Desgraciados, эскизы современныхъ нравовь). Въ числѣ этихъ повѣстей есть двѣ или три, выдѣляющ³яся особенной свѣжестью изъ той удушливой атмоеферы злодѣйствъ и преступлен³й, въ какой преимущественнo вращается творчество Эскрича. Мы уже назвали ранѣе одинъ изъ такихъ разсказовъ - Дьявольская скрипка, теперь упомянемъ въ заключен³е еще o другомъ, озаглавленномъ - Домашн³й Другъ; это оченъ грац³озный очеркъ,гдѣ авторъ проводитъ доказательство, что во всякой дружбѣ есть границы, которыхъ не слѣдуетъ переступать женатому человѣку, если ему дорогъ миръ его семейнаго очага.
Мануэль Фернандесъ-и-Гонзалесъ.
Нерѣдко случается слышать отъ испанцевъ, что Мануэль Фернандесъ-и-Гонзалесъ лучш³й изъ ихъ современныхъ романистовъ. И дѣйствительно, если признать главными достоинствами живость разсказа, его увлекательность, способность возбуждать и неослабно поддерживать интересъ въ читателѣ, то, пожалуй, y этого автора не найдется равносильнаго соперника въ Испан³и.
Однако, этимъ не могутъ ограничиться наши требован³я: отдавая полную справедливость таланту Гонзалеса, мы все-таки должны замѣтить, что онъ удовольствовался слишкомъ незначительной ролью, являясь теперь для своихъ соотечественниковъ тѣмъ-же, чѣмъ былъ въ свое время для французовъ Александръ Дюма отецъ, - этотъ велик³й повѣствователь o похожден³яхъ плаща и шпаги, o необычайныхъ встрѣчахъ и приключен³яхъ на большихъ дорогахъ, o блестящихъ подвигахъ разбойничьихъ шаекъ подъ прикрыт³емъ горъ и лѣсовъ. Конечно, такая литература нравится массамъ; она можетъ доставлять пр³ятное развлечен³е скучающимъ обитателямъ какого-нибудь деревенскаго замка, или выздоравливаю³цимъ больнымъ, въ тотъ пер³одъ, когда умъ еще не въ силахъ работать, но извлечетъ-ли общество хотя малѣйшую пользу изъ такихъ произведен³й, гдѣ сказочный интересъ замѣняетъ и возвышенное чувство и здравую мысль?
Задача современнаго романа не въ томъ, чтобы служить забавой, серьезность его назначен³я давно уже сознана, и онъ становится все болѣе и болѣе дѣятельнымъ оруд³емъ для распространен³я идей и понят³й, способствующихъ прогрессивному движен³ю цивилизац³и; когда-же авторамъ удается увлекать читающую публику описан³емъ гнусныхъ злодѣйствъ да всевозможныхъ ужасовъ и необычайностей, извращающихъ воображен³е, отвергаемыхъ и человѣческимъ чувствомъ, и разумомъ, тогда невольно возникаетъ тревожный вопросъ: ужъ не свидѣтельствуетъ-ли самая потребность въ такого рода умственныхъ наслажден³яхъ o нравственномъ упадкѣ общества, или, по-крайней мѣрѣ, не предвѣщаетъ-ли она этотъ упадокъ въ недалекомъ будущемъ?
Мы, конечно, не считаемъ дона Мануэля Фернандесъ-и-Гонзалеса повиннымъ въ тѣхъ анархическихъ безпорядкахъ, что господствуютъ за послѣдн³е годы въ Испан³и; однакожъ, нельзя не замѣтить нѣкотораго соотношен³я между огромнымъ успѣхомъ его многочисленныхъ романовъ и современнымъ нравственнымъ состоян³емъ испанскаго народа, его наклонностью къ вооруженной борьбѣ, къ насил³ю, самоуправству и проч.
Если для рѣшен³я политическихъ вопросовъ матер³альная сила является иногда необходимой, то изъ этого еще не слѣдуетъ, чтобы она была необходима всегда, напротивъ, долгъ всякаго честнаго и здравомыслящаго человѣка - содѣйствовать по мѣрѣ силъ умиротворен³ю своей страны, преобладан³ю въ ней справедливости надъ грубымъ произволомъ; развивать-же и поддерживать воинственный духъ вообще не подобаетъ представителямъ мысли, и особенно въ Испан³и, гдѣ пагубное междоусоб³е и безъ того царитъ почти непрерывно съ самаго начала текущаго вѣка. Вѣдь, если подвести итоги ея емутнымъ и мирнымъ годамъ, начиная отъ 1808 до нашего времени, то война за независимость, пер³одъ 1820-1823, семилѣтняя гражданская война, борьба Нарваеса и Эспартеро, волвен³я 1854 г. и вновь послѣдовавш³я за революц³ей 1868 г. - составятъ цѣлыхъ тридцать лѣтъ полнѣйшей неурядицы на тридцать семь относительно спокойныхъ.
Все это вполнѣ уясняетъ намъ, почему обогащен³е путемъ грабежа и разбоя стало болѣе популярнымъ въ Испан³и, чѣмъ пр³обрѣтен³е скромнаго довольства честнымъ трудомъ. Въ ея общественной организац³и никогда не было достаточно крѣпкихъ и прочныхъ узъ, чтобы сдерживать порывы чрезмѣрно страстныхъ натуръ, готовыхъ на все ради достижен³я немедленныхъ результатовъ и неспособныхъ къ терпѣливому, трудному добыван³ю плодовъ науки, культуры и промышленности.
Духъ авантюризма, порожденный особыми услов³ями исторической жизни и постоянно развивавш³йся подъ вл³ян³емъ природной горячности, неукротимой силы желан³й, сталъ отличительнымъ свойствомъ испанской нац³и. Словно не надѣясь на свою долговѣчность, она спѣшитъ воспользоваться всѣми матер³альными благами цивилизац³и, выбирая для достижен³я ихъ наикратчайш³е пути. Быстрые, внезапные повороты колеса фортуны прельщаютъ ее гораздо болѣе, чѣмъ постепенныя завоеван³я прогресса; ей нужно большое богатство, и нужно безотлагательно. Отсюдато и происходитъ та несчастная страсть къ приключен³ямъ, которой пытался противодѣйствоватъ Сервантесъ своимъ ген³альнымъ создан³емъ и съ которой долженъ-бы неутомимо бороться каждый нспанск³й писатель, истинно преданный своему отечеству.
A между тѣмъ донъ Мануаль Фернандесъ-и-Гонзалесъ дѣйствуетъ какъ разъ наоборотъ, представляя въ самомъ живописномъ видѣ разнообразные типы авантюристовъ, издавна возведенные въ идеалъ пылкимъ воображен³емъ испанцевъ: соблазнители, какъ Хуанъ де Марана, разбойники,