Гюббар Гюстав - История современной литературы в Испании

ченъ въ тюрьму. Слѣдств³е по этому дѣлу затягивается на цѣлыхъ пять лѣтъ, и въ разное время подсудимаго семь разъ призываютъ къ формальному допросу. Наконецъ, когда Верховное Судилище въ Мадридѣ признало его невиновнымъ и университетская каѳедра была возвращена ему снова, Люисъ, спѣша воспользоваться этимъ давно желаннымъ рѣшен³емъ, въ тотъ-же день явился передъ своими слушателями, собравшимися безчисленной толпой, и, не упомянувъ даже ни единымъ намекомъ o вынесенныхъ гонен³яхъ, съ неостывшей любовью къ дѣлу, началъ свою рѣчь обычными словами: "Итакъ, мы говорили въ послѣдн³й разъ...", будто вчера только прервалъ свою лекц³ю, a не пять лѣтъ тому назадъ. Проникнутый чувствомъ дисциплины, какъ истый солдатъ изъ арм³и Церкви, онъ покорно выноситъ свой долголѣтн³й арестъ и, отбывъ наказан³е, съ прежней энерг³ей берется за оруж³е, возвращаясь къ своему посту.

  

  

   Къ религ³озному фанатизму, къ этой крайней экзальтац³и мистической любви, присоединяется еще въ продолжен³е ХV² вѣка неудержимая страсть къ приключен³ямъ.

   Мы находимъ ея выразителя въ поэтѣ де Эрсилья, мало извѣстномъ y насъ, но заслуживающемъ вниман³я, такъ какъ общ³й духъ современной ему Испан³и особенно ярко отражается въ его творчествѣ. Адонео де Эрсилья написалъ эпическую поэму подъ заглав³емъ Араукан³я, на цѣлую треть превосходящую своимъ объемомъ Ил³аду Гомера. Состоитъ она изъ тридцати семи пѣсенъ, раздѣленныхъ на итальянск³я октавы {Одна езъ наиболѣе употребительныхъ формъ того времени, относящаяся къ versos de arte major (стихамъ высшаго рода), введеннымъ Альфонсомъ X и названнымъ такъ по предположен³ю, что они требуютъ большей степени искусства, чѣмъ коротк³е стихи старинныхъ народныхъ балладъ. (Тикноръ).}, и содержитъ сказан³е o подвигахъ испанцевъ при завоеван³и новыхъ земелъ {*}.

   {* No las damas, amor, no gentilezas

   De caballeros canto enamorados;

   Ni las muestras, pêgalos, ni ternecas

   De amorosos afectos, i cuidados:

   Mas el valor, los hechos, los proecas

   De aquellos Españoles esforzados,

   Que a la cerviz de Arauco, no domada.

   Pusieron duro yugo por la espada.}

   Средь ночной тишины, на привольѣ степей,

   Мои струны звучатъ не восторгомъ любви,

   Я пою не o прелести женскихъ очей,

   Что, чаруя, огонь зажигаютъ въ крови.

   Нѣтъ, я воиновъ славлю на лирѣ моей,

   Тѣхъ отважныхъ героевъ испанской земли

   Что, святою любовью къ отчизнѣ горя,

   Покоряютъ мечомъ и огнемъ дикаря.

  

   Такъ начинается эта поэма, полная самаго горячаго патр³отизма. Правда, она страдаетъ отсутств³емъ общаго интереса для большинства читателей, представляя крайне однообразныя картины: идутъ войска среди степей, или первобытныхъ дремучихъ лѣсовъ, гдѣ на каждомъ шагу предстоятъ имъ засады и неожиданныя нападен³я дикарей, подвигаются впередъ наобумъ, но преимущество испанцевъ передъ инд³йцами такъ велико, что исходъ борьбы не можетъ оставаться сомнительнымъ. Иное, болѣе существенное значен³е этой поэмы заставляетъ читать и перечитывать ее въ наше время: правдивое изображен³е жизни инд³йцевъ, ихъ нравовъ, обычаевъ, сохранившихся и понынѣ на югѣ Чили, - вотъ въ чемъ ея главное достоинство, видно, что авторъ, этотъ молодой бискаецъ, восемь лѣтъ проведш³й въ войнѣ съ дикарями, сумѣлъ составить o нихъ вѣрное понят³е, что, помимо художественнаго дарован³я, онъ обладалъ еще и политической прозорливостью.

   Первыя пятнадцать пѣсенъ Араукан³и были сложены на самомъ мѣстѣ борьбы, вечерами послѣ походовъ, или битвъ, что, впрочемъ, не представляетъ исключен³я, Эрсилья не единственный приверженецъ лиры среди отважныхъ воиновъ тѣхъ временъ. Тотъ, кого часто называютъ царемъ кастильскихъ поэтовъ, - Гарсильяссо де-ля-Вега, - всю свою жизнь проводитъ въ лагерѣ, правда, жизнь не долголѣтнюю, - онъ умеръ тридцатитрехъ лѣтъ, убитый въ окрестностяхъ Фрэжюса {Городъ на югѣ Франц³и.} камнемъ, пущеннымъ изъ пролома башни, защищаемой горстью крестьянъ.

   При всей видимой однородности поэтическаго творчества, Эрсилья и Гарсильяссо имѣютъ мало общаго между собой. Первый изъ нихъ является выразителемъ сонмища авантюристовъ, группирующихся въ нашемъ воображен³и вокругъ знаменитыхъ именъ Кортеса, Пизарро, Альмагро, второй всецѣло принадлежитъ къ тому типу побѣдоносныхъ кастильскихъ героевъ, что сражаются подъ знаменами Карла V и Филиппа II, огнемъ и мечомъ порабощая себѣ Итал³ю. Однако, несмотря на строгую дисциплину, непреклонную стойкость и религ³озное одушевлен³е, эти воины побѣдители, властвуя надъ страной, не могли не подчиниться ея художественному вл³ян³ю, особенно сильно отразившемуся на Гарсильяссо де-ля Вега. Самъ отъ природы богато одаренный поэтическимъ талантомъ, онъ отрѣшается въ своемъ творчествѣ отъ нац³ональнаго характера, не совершенствуетъ самостоятельно родную рѣчь, a стремится настроить ее на чуждый тонъ, придать ей изящество и грац³ю итальянскихъ формъ. Впрочемъ, еще ранѣе его, другой поэтъ, Босканъ, уже не мало старался итальянизировать испанскую поэз³ю, вводя въ нее употреблен³е одиннадцатисложнаго размѣра вмѣсто прежнихъ установленныхъ формъ. Вслѣдств³е громаднаго успѣха стихотворен³й Гарсильяссо, это нововведен³е было окончательно принято всѣми поэтами той эпохи, стремившимися достичь такой-же громкой славы.

   Дѣйствительно, если при оцѣнкѣ Гарсильяссо мы обратимъ вниман³е лишь на внѣшнюю фирму, - гармоничность стиха, яркость образовъ, блескъ и красоту выражен³я, правильность музыкальнаго ритма, то произведен³я его и теперь останутся на той-же высотѣ, на какую ихъ ставили его современники. Не даромъ утверждалъ Квинтана, что никогда еще ни одинъ поэтъ не заставлялъ кастильскую Музу говорить съ такой грац³ей, такимъ нѣжнымъ, чистымъ, изящнымъ и мелодичнымъ языкомъ. Но не въ эклогахъ да пастораляхъ заключается сила поэтическаго творчества, если лучш³й изъ поэтовъ того времени растрачиваетъ на нихъ свой талантъ и свое вдохновен³е, если весь энтуз³азмъ молодежи ограничивается восхвален³емъ этихъ стиховъ, столько-же красивыхъ по формѣ, сколько пустыхъ по содержан³ю, то это является несомнѣннымъ признакомъ упадка самаго духа испанскаго общества, охлажден³я тѣхъ горячихъ стремлен³й, что влекли его къ завоеван³ю всего свѣта. Вмѣстѣ съ одиннадцатисложной формой стиха, Босканъ и Гарсильяссо ввели въ испанскую поэз³ю и тотъ буколическ³й жанръ, который послужилъ потомъ усладой для многихъ поколѣн³й, оторванныхъ инквизиц³ей отъ плодотворной работы мысли. Нац³я, удалявшаяся отъ простоты, естественноети, жизненной правды въ своей литературѣ, легко впадала въ преувеличен³е, искажен³е дѣйствительности, въ такъ называемый культизмъ.

   На ряду съ Гарсильяссо, въ XVI вѣкѣ появляется другой лирическ³й поэтъ, отличающ³йся большими достоинствами: это Доминиканск³й монахъ, Фернандо де Эррера, болѣе нац³ональный по своей отзывчивости на всѣ крупныя историческ³я событ³я той эпохи, на всѣ чувства и страсти, волновавш³я современную ему Испан³ю. Въ поэз³и его много силы, смѣлости, широты, но тоже вл³ян³е Итал³и дѣйствуетъ на него такъ неотразимо, что онъ большею част³ю насильственно замыкаетъ свое поэтическое творчество въ узк³я рамки сонета и, ограничивая свободу стиха, не рѣдко лишаетъ его красоты.

   Когда всѣ способноети народа возбуждены до крайней степени, невозможно, чтобы среди него не возникло хоть одно изъ тѣхъ великихъ, яркихъ свѣтилъ, что создаютъ эпоху въ жизни человѣчества. Так³е моменты всегда пораждаютъ ген³альнаго человѣка, въ которомъ, какъ въ фокусѣ, концентрируются всѣ внутренн³я силы, производящ³я временный подъемъ народнаго духа, и который, съ своей стороны, обобщаетъ въ создаваемыхъ имъ безсмертныхъ типахъ всѣ выдающ³яся черты людей, живущихъ и дѣйствующихъ вокругъ него.

   Испан³я не была исключен³емъ изъ этого общаго закона: совокупнымъ дѣйств³емъ тѣхъ великихъ событ³й, что наполняютъ царствован³я Карла V и Филиппа II, изъ нѣдръ ея появляется величайш³й литературный ген³й, достойный быть поставленнымъ на ряду съ Шекспиромъ, - донъ Мигуэль де Сервантесъ. Своимъ создан³емъ, озаглавленнымъ: "Похожден³я остроумнаго гидальго Донъ-Кихота изъ Ла-Манчи", онъ принесъ неоцѣнимый даръ цивилизац³и всего м³ра.

   Есть люди, оставляющ³е по себѣ такой глубок³й слѣдъ въ человѣчествѣ, что время не только не умаляетъ ихъ велич³я, но, кажется, съ каждымъ вѣкомъ возвышаетъ все болѣе и болѣе. Сервантесъ принадлежитъ къ числу именно такихъ людей: вся жизнь его выдѣляется какимъ-то яркимъ проблескомъ среди общаго тусклаго колорита. Онъ прожилъ 69 лѣтъ (1547-1616). Б³ографы всѣхъ странъ, трудящ³еся надъ выяснен³емъ его характера, и теперь еще открываютъ все новыя и новыя черты, свидѣтельетвующ³я o высокихъ качествахъ этого замѣчательнаго человѣка, - o безпримѣрномъ великодуш³и, соединенномъ съ твердой разумной волей и полнымъ безкорыст³емъ: никогда онъ не думалъ o себѣ, задаваясь тѣми идеями, как³я считалъ полезными для своего времени, стремился къ ихъ осуществлен³ю и достигалъ своей цѣли, несмотря на всѣ трудности, препятств³я и гонен³я, что на каждомъ шагу воздвигала всевластная инквизиц³я поборникамъ прогрееса и человѣческой мысли.

   Его безсмертное произведен³е Донъ Кихотъ Ламанчск³й, какъ по формѣ, такъ и по содержан³ю, не оставляетъ желать ничего лучшаго.

   Простота, ясность, изящество, образность описан³й, - доведены до изумительнаго совершенства, невозможно выразить мысль болѣе силыю и болѣе рельефно: здѣсь соединяется все, - и непринужденная свобода рѣчи, и яркостъ красокъ, и жизненность лицъ, a каждое изречен³е такъ и просится въ пословицу.

   Тоже можно сказать и относительно содержан³я. Никогда еще не было книги настолько вѣрной дѣйствителышсти, такой правдивой въ полномъ значен³и этого слова, какъ "Похожден³я Донь-Кихота изъ Ла-Манчи". И теперь еще во всѣхъ слояхъ испанскаго общества встрѣчаются многочисленные оригиналы тѣхъ портретовъ, что рисовала намъ вдохновенная кисть Сервантеса. Да, онъ былъ человѣкомъ не только своего времени, но и своей страны.

   Въ его насмѣшкѣ надъ страстью къ похожден³ямъ нѣтъ и тѣни предумышленности, или порицан³я рыцарскаго духа вообще; проникнувъ глубоко въ душу своихъ современниковъ, онъ только отражаетъ ихъ цѣликомъ въ своемъ творчествѣ, ярко освѣщая характерныя черты. Развѣ вся Испан³я ХV² вѣка не является намъ, какъ живая, въ лицѣ Санчо-Пансо, постоянно увлекаемаго мечтой o быстромъ обогащен³и, - этого фантазера, котораго только повседневныя нужды и требован³я дѣйствительности заставляютъ еще спускаться на землю изъ м³ра грёзъ?

   A этотъ отважный рыцарь Донъ-Кихотъ, ежеминутно готовый, съ слѣпымъ фанатизмомъ, ринуться на защиту мнимой справедливости, - развѣ не олицетворяетъ всего испанскаго народа, съ безумнымъ увлечен³емъ борющагося то за австр³йск³й домъ, то за католическую Церковь?

   Былъ-ли хоть одинъ человѣкъ въ цѣлой Испан³и, который, по прочтен³и этихъ яркихъ сценъ изъ приключен³й ДонъКихота и Санчо, не оглянулся-бы на самого себя, не увидѣлъ-бы въ сокровенной глубинѣ своихъ мыслей и чувствъ, что и онъ точно такъже шелъ на приманку ложнаго велич³я, безполезно и глупо растрачивая свои лучш³я силы?

   Таково чисто-нац³ональное значен³е этой книги, теперь посмотримъ на нее съ болѣе широкой, общечеловѣческой точки зрѣн³я. Что такое Донъ-Кихотъ? Это не только представитель отживающаго рыцарства, послѣдн³й обломокъ фоодальнаго аристократизма, слѣпо вѣрящ³й въ свое неизмѣримое превосходство надъ людьми менѣе благородной крови, но въ то же время это человѣкъ сердца, одушевленный искреннимъ стремлен³емъ къ правдѣ, добру, къ всеобщему счаст³ю на землѣ, его возмущаетъ несправедливое устройство человѣческихъ обществъ, и онъ готовъ всю свою жизнь посвятить на защиту обиженныхъ и угнетенныхъ, не исключая даже преступниковъ. Существующ³е порядки, укоренивш³еся обычаи и житейск³я услов³я не смущаютъ его. Какъ Альцестъ Мольера, онъ игнорируетъ общественное мнѣн³е, презираетъ его даже, нося въ душѣ свой собственный идеалъ, имъ онъ руководствуется въ жизни и судитъ обо всемъ по своей совѣсти.

   При такихъ исключительныхъ качествахъ, онъ, конечно, долженъ казаться смѣшнымъ, совершать разныя несообразноети, поступать безумно, - и все-таки не любить его, не питать къ нему сочувств³я и невольнаго уважен³я невозможно.

   Совершенную противоположность ему представляетъ Санчо-Пансо. Это эгоистъ въ полномъ значен³и слова, человѣкъ, не видящ³й въ м³рѣ ничего, кромѣ своихъ личныхъ интересовъ, чуж³я бѣдств³я, чуж³я несчаст³я не трогаютъ его, не отвлекаютъ отъ мысли, какъ бы поѣсть хорошенько, выпить да выспаться. Правда, порой онъ вступаетъ въ борьбу, проявляетъ даже храбрость, возмущается, сердится, пускаетъ въ ходъ кулаки, но все это лишь тогда, когда приходится защищать свою собственную особу, во всѣхъ же другихъ случаяхъ, не касающихся его лично, онъ спокойно предоставляетъ дѣйствовать своему господину, чѣмъ еще болѣе оттѣняются великодушныя свойства послѣдняго. Впрочемъ, помимо этого черстваго эгоизма, производящаго иногда отталкивающее впечатлѣн³е, Санчо-Пансо въ сущности человѣкъ безобидный, никогда никому не причинявш³й умышленнаго вреда, даже и животнымъ. Рядомъ съ неблаговидными поступками, вызываемыми все тѣмъ же себялюб³емъ и инстинктомъ самосохранен³я, въ немъ есть много и хорошихъ качествъ: такъ, въ течен³е долгихъ лѣтъ, онъ свято хранитъ память o своихъ дѣтяхъ и женѣ, хотя привязанность къ ослу несравненно глубже и сильнѣе коренится въ его душѣ, на немъ онъ сосредоточиваетъ всю свою споеобность любви.

   Вотъ два главные типа, созданные Сервантееомъ и навсегда упрочивш³е его славу; они одинаково жизненны, одинаково человѣчны, и мы не только встрѣчаемся съ ними повседневно, но и сами такъ или нначе отражаемъ ихъ въ себѣ. Дѣйствительно, кто изъ насъ хоть отчасти не приближается своимъ темпераментомъ, характеромъ, или воспитан³емъ, то къ Санчо-Пансо, то къ Донъ-Кихоту? Недостатки, воплощенные въ этихъ художественныхъ типахъ, свойственны всѣмъ людямъ, a хорош³я ихъ качества достойны подражан³я. Отсюда вѣчное, громадное значен³е этой книги, которая можетъ послужить для разумнаго моралиста неизсякаемымъ источникомъ нравственныхъ началъ.

  

  

   Ген³й испанскаго творчества, такъ ярко проявивъ себя въ создан³и Донъ-Кихота, избралъ еще иное поприще, гдѣ ему удалось подняться въ самую высшую область искусства.

   Это поприще - сцена.

   Тому, кто въ своихъ воззрѣн³яхъ руководится еще узкими рамками п³итики Буало, можетъ показаться ересью возвеличен³е такихъ писателей, какъ Лопе де-Вега, Кальдеронъ, Тирсо де-Молина, Аларконъ, Морето и Рохасъ, - чьи произведен³я болѣе восьмидесяти лѣтъ (1600-1680) возбуждали энтуз³азмъ испанскаго народа. Но мы, къ счаст³ю, уже далеки отъ этой старой, шаблонной мѣрки, что подводила всѣ литературы подъ одинъ общ³й типъ, не принимая во вниман³е ни различ³я народностей, ни степени цивилизац³и. Никогда не слѣдуетъ забывать, что въ основѣ человѣческихъ страстей лежатъ тѣже своеобразныя особенности, какъ и въ темпераментѣ и въ характерѣ извѣстнаго народа: одно и тоже чувство ревности, напримѣръ, проявляется совершенно различно y южанъ и y сѣверянъ, нѣмецъ, или англичанинъ, никогда не чувствуетъ и главное - никогда не дѣйствуетъ такъ, какъ андалузецъ, или сицил³ецъ, a утонченно цивилизованный, но пылк³й, измѣнчивый парижанинъ во многомъ разнится отъ суроваго, стойкаго, разсудительнаго швейцарца, сумѣвшаго твердо установить свободу въ своихъ родныхъ горахъ.

   Итакъ, судить o сценической литературѣ какого нибудь народа, не проникнувъ сперва въ глубину его характера, не изучивъ всѣхъ его душевныхъ свойствъ, значило-бы навѣрное придти къ самымъ неосновательнымъ, ошибочнымъ заключен³ямъ.

   Лопе де-Вега и Кальдеронъ имѣли въ виду исключителыго свою нац³ональную публику, - фанатически-страстную, полную жизни, честолюбивыхъ желан³й и предразсудковъ, готовую увлечься всякимъ яркимъ образомъ, одинаково поддающуюся какъ ощущен³ямъ ужаса, отвращен³я, такъ и симпат³ямъ, отзывчивую на все великое и героическое. Вотъ почему самыя крайн³я черты, самые невозможные характеры, массой заполоняютъ воображен³е испанскихъ драматурговъ; въ своемъ стремлен³и къ высокому они не боятся перейти границы, нарушить чувство мѣры, потому что знаютъ, къ кому обращаются, и заранѣе увѣрены въ полномъ сочувств³и со стороны тѣхъ людей, чья жизнь проходитъ среди еще болѣе необычайныхъ приключен³й. A какое вл³ян³е они должны были имѣть на молодежь! Она вся проникалась горячей жаждой изображаемыхъ передъ ней подвиговъ, мечтала даже превзойти ихъ въ будущемъ. Такъ можно-ли удивляться, что испанск³е драматурги говорятъ особеннымъ языкомъ, не похожимъ ни на придворный языкъ временъ Людовика XIV, ни на тотъ, къ какому привыкла наша современная денежная аристократ³я?

   Дѣйств³е, движен³е преобладаютъ въ драмахъ Лопе и Кальдерона, какъ они преобладаютъ и въ самомъ испанскомъ обществѣ въ течен³е всего XVI столѣт³я. Такъ и видно, что авторы и публика, передъ которой разыгрываются ихъ п³есы на сценахъ dêla Cruz и del Principe, - составляютъ одно цѣлое, что въ нихъ течетъ одна и таже кровь, согрѣтая лучами кастильскаго солнца. Дѣйствительно, развѣ это не дѣти одной и той-же страны, гдѣ Игнат³й Лойола и св. Тереза такъ легко вербовади своихъ фанатическихъ воиновъ, проникнутыхъ энтуз³азмомъ и жаждой борьбы? Развѣ испанск³е драматическ³е писатели сами не были заражены общимъ духомъ инквизиц³и, т.е. не смѣшивали въ своихъ понят³яхъ, заодно со всей нац³ей, пламенную преданность вѣрѣ и отечеству съ неукротимой ненавистью къ реформац³и и ко веякой ереси?

   Поэтому, не ищите въ ихъ произведен³яхъ ни строгаго анализа, ни разсудочныхъ выводовъ, ни глубокихъ знан³й, это не ихъ поле, не его они воздѣлываютъ замкнутые въ своемъ внутреннемъ м³рѣ, они воспроизводятъ только то, что сродно ихъ душѣ: солнечный жаръ, жизненную дѣятельность природы, мистическую красоту, пламенныя страсти и желан³я, - словомъ, все то, что представляется имъ въ дѣйствительности, a не въ отвлеченномъ м³рѣ идей.

   Мы, сторонн³е наблюдатели, можемъ только любоваться ими, какъ яркимъ, своеобразнымъ проявлен³емъ человѣческой природы, но ужъ никакъ не видѣть въ нихъ образцы, достойные подражан³я, потому что желать уподобиться имъ значило-бы желать тогоже соц³альнаго строя, какой существовалъ въ Испан³и XVII вѣка.

   Сохрани насъ Богъ отъ такого желан³я! Мадридъ той эпохи былъ въ Европѣ какимъ-то притономъ и разсадникомъ авантюристовъ. Правда, рядомъ съ дикимъ фанатизмомъ, въ испанскомъ народѣ таилось много хорошихъ, си³мпатичныхъ чертъ, служащихъ украшен³емъ человѣчества: беззавѣтная отвага, мужество, готовность къ самопожертвован³ю, духъ дисциплины и выносливости, необходимый для одолѣн³я препятств³й, - вотъ тѣ свойства, которыя, впрочемъ, отличаютъ всякую нац³ю, стремящуюся господствовать надъ другими. Только цѣлая нац³я еще болѣе, чѣмъ отдѣльная личностъ, должна быть достойна скипетра, чтобы удержать его въ своихъ рукахъ, a как³я-же добродѣтели прочны, как³я доблести не остаются безплодными тамъ, гдѣ всякая свободная мысль подвергается болѣе жестокому наказан³ю, чѣмъ величайшее преступлен³е? Поэтому, какъ ни привлекательны всѣ эти благородные порывы великодуш³я, чести, самоотверженной любви, какими полны испанск³я драмы, мы все-таки не можемъ не замѣчать, что изъ за нихъ постоянно просвѣчиваетъ ненавистный костеръ Торквемады, - такъ что вся эта эпоха блестящаго творчества испанскаго ген³я, которое послужило образцомъ нашимъ Корнелямъ и Мольерамъ, къ несчаст³ю, также можетъ быть названа эпохой auto-da-fê.

   Одно только составляетъ неотъемлемую честь и славу испанскаго театра, - это его самобытность, свободная отъ всякаго подражан³я древнимъ, или иностраннымъ литературамъ, онъ вышелъ и развился изъ нѣдръ самаго общества, изображаемаго имъ. Время и происхожден³е лучшихъ сценическихъ произведен³й даютъ основан³е утверждать съ полной увѣренностъю, что испанск³й театръ не только не заимствовалъ y Франц³и и Англ³и, а, напротивъ, самъ надѣлялъ ихъ неисчерпаемымъ обил³емъ идей и сюжетовъ. Достаточно одного назван³я нашихъ знаменитыхъ п³есъ, чтобы видѣть, откуда онѣ явились y насъ: Сидъ, Донъ-Жуанъ, Лжецъ, - все это взято съ испанской почвы, но вмѣстѣ съ тѣмъ ничто такъ рѣзко не выказываетъ различ³я въ характерѣ двухъ нац³й, какъ эта различная обработка однихъ и тѣхъ-же сюжетовъ: все, что нравится здѣсь, не понравилось-бы тамъ, и наоборотъ.

   Говорятъ, что начало испанскому театру положила Церковь, однако это не совсѣмъ такъ. Конечно, autos sacramentales {Игры тѣла Христова, - одинъ изъ видовъ духовной драмы, основанной на библейскомъ сказан³и, христ³анской аллегор³и, или церковной морали, и стоявшей въ тѣсной связи съ богослужен³емъ (Шерръ).} могутъ быть признаны однимъ изъ источниковъ нац³оналъной драмы и комед³и, духовенство въ этомъ случаѣ ловко воспользовалось остатками древнихъ языческихъ празднествъ и постаралось замѣнитъ многочисленные мотивы миѳолог³и сценами изъ христ³анскихъ предан³й, но помимо этихъ чисто религ³озныхъ п³есъ, соотвѣтствующихъ нашимъ мистер³ямъ, существовади еще и другого рода сценическ³я представлен³я, изъ нихъ укажемъ прежде всего на пастушеск³е д³алоги Хуана де-ля Энсина, потомъ на извѣстную повѣсть въ д³алогахъ подъ назван³емъ Целестина, гдѣ впервые появляется, часто повторявш³йся съ тѣхъ поръ въ испанской литературѣ, типъ старой колдуньи, покровительницы влюбленныхъ, затѣмъ - на коротеньк³я сцены (pasos, coloquios) между лицами изъ такъ называемаго отребья общества, - и наконецъ, уже на настоящ³я п³есы севильскаго золотобита - Лопе де Руэда (1544-1577), того, что, по словамъ Сервантеса, первый облекъ испанскую комед³ю въ богатыя, роскошныя одежды. Какъ заѣзж³й изъ другого города, Лопе де Руэда не встрѣчалъ вмѣшательства со стороны духовенства въ свои старан³я позабавить публику, онъ самъ сочинялъ, самъ-же разыгрывалъ свои п³есы на мадридскихъ площадяхъ, и нечего говорить, что эти произведен³я несравненно болѣе привлекали публику, чѣмъ всѣ мистер³и и нравоучительныя сцены, крайне скудныя по содержан³ю и по смыслу.

   Надо замѣтить, что въ наиболѣе просвѣщенныхъ классахъ общества, уже знакомыхъ съ образцами классическихъ трагед³й, было стремлен³е ввести въ испанск³й театръ сценическую литературу Рима и Грец³и. Множество п³есъ, написанныхъ явно въ подражан³е Теренц³ю, Плавту, даже Эврипиду и Софоклу, несомнѣнно свидѣтельствуютъ объ этихъ попыткахъ но ихъ вл³ян³е было такъ незначительно, такъ мимолетно, что оно скорѣе способствовало очищен³ю и развит³ю нац³ональнаго театра, чѣмъ измѣнен³ю его характера и услов³й.

   Первыя п³есы, уже вполнѣ заслуживающ³я этого назван³я и привлекш³я вниман³е сосѣднихъ нац³й, появились не на мадридской сценѣ. Валенс³и выпала честь опередить столицу на этомъ поприщѣ и выставить на исходѣ XVI столѣт³я трехъ замѣчателъныхъ драматурговъ, изъ которыхъ Гюильенъ де Кастро, написавш³й знаменитую драму "Молодостъ Сида", послужилъ образцомъ для нашего Корнеля.

   Лопе де Вега, во время своего невольнаго удален³я отъ двора, жилъ въ Валенс³и, гдѣ, находясь въ постоянномъ сношен³и съ ея сценическими писателями, многое воспринималъ и усвоивалъ отъ нихъ, чѣмъ значительно совершенствовалъ свой природный талантъ. Несомнѣнно, что именно это-то вл³ян³е и способствовало его быстрому успѣху, той громкой извѣстности, какой онъ сразу достигъ послѣ удачнаго конкурса на прем³ю, предложенную городомъ Мадридомъ.

   Вообще, обстоятельства ему благопр³ятствовали уже съ самаго начала его дѣятельности: въ ту пору въ матер³альной организац³и театра произошла большая перемѣна къ лучшему, почти одновременно образовалось два общества - въ 1565 и 1567 годахъ, съ цѣлью поднять благосостоян³е участниковъ сцены употреблен³емъ на ихъ исключительную пользу всѣхъ денегъ, выручаемыхъ отъ спектаклей. Учрежден³е этихъ корпорац³й, естественно, двинуло впередъ драматическое искусство, потому что онѣ обезпечивали вѣрныя средства каждому, кто посвящалъ себя создан³ю, или представлен³ю театральныхъ п³есъ. При такихъ-то услов³яхъ началъ писать Лопе де Вега, благодаря богатству своей фантаз³и и той легкости, съ какой давалась ему работа, онъ въ самое короткое время достигъ блестящаго, еще не бывалаго до тѣхъ поръ успѣха, постоянно возбуждая въ публикѣ единодушный энтуз³азмъ. Король и папа осыпаютъ его почестями со всѣхъ концовъ Испан³и, даже Итал³и стекаются любопытные, чтобы только взглянуть на него, a общественное мнѣн³е даетъ ему прозвище феникса (Fênix de los ingenios).

   Ho оправдалоли будущее такое высокое сужден³е современниковъ o Лопе де Вега?

   Нѣтъ. Имя его, правда, осталось знаменитымъ, произведен³я-же забыты въ большинствѣ и почти не читаются теперь. Мы объясняемъ это малообдуманностью, слишкомъ небрежнымъ отношен³емъ автора къ своему творчеству, это какая-то импровизац³я, лишенная даже внѣшней отдѣлки. Лопе писалъ съ изумительной легкостью и, какъ баловень судьбы, злоупотреблялъ своимъ даромъ; во вредъ самому себѣ и публикѣ, онъ безъ разбора выпускалъ въ свѣтъ все, что прямо выходило изъ подъ пера, ничего не отдѣлывая, даже не просматривая. Плодовитость его была дѣйствительно феноменальна: говорятъ, имъ написано 1800 п³есъ, a всего 133,000 страницъ и 21 милл³онъ стиховъ. Благодаря всему этому онъ успѣлъ обогатиться даже въ то время, когда литературный трудъ оплачивался вообще скудно, и когда друг³е писатели, шедш³е no его слѣдамъ, далеко не имѣли такого матер³альнаго успѣха. Но, если распредѣлять по заслугамъ мѣста на испанскомъ Парнасѣ, то, по нашему мнѣн³ю, Лопе де Вега долженъ быть помѣщенъ несравненно ниже Сервантеса и Кальдерона.

   Теперь перейдемъ къ этому послѣднему, болѣе, чѣмъ кто либо, воплотившему въ себѣ драматическ³й ген³й Испан³и. Ко времени смерти Лопе де Вега (1635), Кальдеронъ пр³обрѣлъ уже громкую извѣстность и потому, естественно, унаслѣдовалъ то велич³е, какое испанское общество создало для своего Феникса. Къ тому-же и самое настроен³е эпохи, какъ нельзя болѣе, благопр³ятствовало литературнымъ дѣятелямъ.

   Филиппъ IѴ охотно покровительствовалъ искусству въ немъ онъ искалъ отвлечен³я отъ своихъ тяжелыхъ думъ, вызываемыхъ очевидной шаткостью его монарх³и, и поощряемый имъ, Кальдеронъ до самой своей смерти (въ 1681 г.) могъ безпрепятственно посвящать себя любимому дѣлу, создавая драму за драмой. Впрочемъ, онъ работалъ не исключительно для одного мадридскаго театра: ему поручали также составлен³е тѣхъ autos sacramentales, что представлялись въ соборахъ Севильи, Толедо, Гранады, и не мало способствовали его славѣ.

   Кальдеронъ устоялъ противъ разрушительнаго дѣйств³я времени несравненно тверже своего блестящаго предшественника - Лопе де Вега. Произведен³я его читаются съ увлечен³емъ, не сходятъ со сцены испанскихъ театровъ, и причина такой живучести, помимо художественной силы, заключается еще въ томъ нац³ональномъ мощномъ духѣ, что проникаетъ въ самую глубину народныхъ сердецъ и шевелитъ въ нихъ самыя отзывчивыя фибры.

   Нашъ ученый критикъ, - Филаретъ Шаль, - довольно вѣрно опредѣляетъ эту особенность Кальдерона въ своихъ изслѣдован³яхъ испанской драмы:

   "Этотъ поэтъ, - говоритъ онъ, - воплощаетъ въ себѣ не только пылк³й югъ, но и его страстную вѣру, чуждую всякаго раздумья или колебан³я. Онъ ничего не страшится, ни въ чемъ не сомнѣвается: надъ головой его всегда разверсто небо, тамъ парятъ ангелы, с³яетъ солнце славы и любви для избранниковъ. Это все тотъ-же кастильск³й воинъ, только облеченный въ ризы священника".

   Одно изъ наиболѣе характерныхъ его творен³й La devocion de la Cruz (Поклонен³е Кресту) еще и понынѣ вызываетъ восторженныя рукоплескан³я испанцевъ. Надо прочитать эту символическую драму, чтобы имѣть понят³е, до какой степени была горяча, неистово-фанатична вѣра кастильянцевъ ХV² и XVII столѣт³й, здѣсь со всею яркостью выступаетъ та необузданная религ³озная страстность, что возвеличила испанск³й народъ и довела его до паден³я.

   Въ другомъ своемъ произведен³и A segreto agravio segreta venganza (За тайную обиду - тайная месть), Кальдеронъ изображаетъ испанское чувство мести. Одинъ и тотъ-же мотивъ проходитъ y него черезъ всю драму:

  

   Да, мы должны, для вѣрнаго отмщенья,

   Сдержать свой гнѣвъ, умѣрить сердца жаръ,

   Молчать и ждать удобнаго мгновенья,

   Чтобъ нанести безъ промаха ударъ.

  

   Какой гидальго не повторилъ-бы за нимъ этихъ словъ?

   Но лучшимъ изъ всѣхъ его создан³й, безспорно, остается "La Vida es un sueño" (Жизнь-Сонъ), ему нѣтъ равнаго ни на одномъ языкѣ, и невозможно читать его безъ глубокаго волнен³я. Изъ самой нелѣпой, невозможной основы авторъ сумѣлъ извлечь так³я положен³я, так³е эффекты, которые разомъ свидѣтельствуютъ и o небычайной силѣ его фантаз³и, и o возвышенноети ума. Несмотря на свои теологическ³я стремлен³я, на нѣкоторую аффектац³ю и даже манерность, затемняющую порою самый смыслъ, Кальдеронъ никогда не наводитъ скуки, не ослабляетъ силы общаго впечатлѣн³я. Въ немъ больше истинной страсти, чѣмъ во всѣхъ пресловутыхъ пѣвцахъ любви, что такъ часто стараются скрыть подъ напускной горячностью отсутств³е дѣйствительной жизненной силы.

   Другимъ крупнымъ драматическимъ писателемъ той эпохи, стоявшимъ на ряду съ Лопе де Вега и Кальдерономъ, - былъ Тирсо де Молина, по своему настоящему имени - Габр³эль Тэллесъ; онъ тоже принадлежалъ къ духовному ордену, - Братства Милосерд³я и такъ-же, какъ Лопе де Вега, отличался необыкновенной плодовитостью. Насчитываютъ болѣе трехсотъ п³есъ его произведен³я, изъ которыхъ только 77 дошли до нашего времени, въ томъ числѣ двѣ особенно популярныя, и теперь еще имѣющ³я большой успѣхъ на мадридской сценѣ, - это Валькасская крестьянка и Донъ-Хуанъ Тенор³о или Севильск³й Соблазнитель. Въ послѣдней п³есѣ впервые появляется типъ Донъ-Жуана, принявш³й впослѣдств³и столько различныхъ оттѣнковъ въ пересоздан³яхъ Мольера и Лорда Байрона.

   Мы не останавливаемся на произведен³яхъ Морето, Аларкона и Рохаса, - этихъ трехъ талантливыхъ драматическихъ писателей, принадлежавшихъ все къ той-же великой эпохѣ., по справедливости названной золотымъ вѣкомъ испанской литературы. Ограничимся только напоминан³емъ, что Морето написалъ прелестную, грац³озную комед³ю El desden con el desden (Нашла коса на каменъ), изъ которой заимствовалъ Мольеръ свою Принцессу Элидскую. Франциско де Рохасъ создалъ не менѣе замѣчательную драму Garcia del Castañar или Del rey abajo - ninguno (Кромѣ короля - никто) и далъ нѣсколько прекрасныхъ сценъ французскому театру черезъ посредство Томаса Корнеля, Ротру и Скаррона, a Хуанъ Рюисъ де Аларконъ послужилъ образцомъ для знаменитаго Пьера Корнеля въ его комед³и Лжецъ. Мы особенно отмѣчаемъ послѣднее заимствован³е, имѣвшее важное значен³е для французской литературы: какъ извѣстно, Мольеръ сильно увлекся этой комед³ей, увидѣвъ ее на сценѣ, что отчасти и побудило нашего великаго комическаго поэта посвятить себя исключительно обрисовкѣ характеровъ.

   Аларкона не признавали чистокровнымъ кастильянцемъ; онъ родился въ Мехико, почему и былъ прозванъ инд³йцемъ. Вообще, несмотря на свой несомнѣнный талантъ, онъ никогда, не внушалъ симпат³и мадридскому населен³ю, можетъ быть, вслѣдств³е своего физическаго безобраз³я, рѣдко прощаемаго толпой. Какъ-бы то ни было, но несправедливое предубѣжден³е публики, сначала сильно раздражавшее автора, пр³учило наконецъ и его самого относиться къ ней съ полнымъ презрѣн³емъ. Вотъ какъ иногда мало зависитъ слава писателя отъ его дѣйствительныхъ достоинствъ! Аларконъ былъ униженъ и презрѣнъ своими современниками, Лопе де Вега, напротивъ, превознесенъ до небесъ a между тѣмъ произведен³я перваго, чѣмъ дальше, тѣмъ становятся цѣннѣе, тогда какъ второй съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе отходитъ въ область забвен³я. Сегов³йск³й Ткачъ, Испытан³е мужей, Заподозрѣнная Правда уже значительно перевѣшиваютъ во мнѣн³и современной критики самыя лучш³я изъ произведен³й Лопе де Вега.

  

  

   Мы полагаемъ, что для нашихъ читателей уже достаточно выяснился основной характеръ испанской нац³и. Полная энтуз³азма, съ горячей вѣрой, съ неодолимой жаждой быстраго обогащен³я, съ непомѣрнымъ честолюб³емъ и стремлен³емъ къ преобладан³ю, она, заодно съ своими первыми государями изъ австр³йскаго дома, - Карломъ V и Филиппомъ II, - ринулась въ политику приключен³й. Сначала ея усил³я увѣнчались полнымъ успѣхомъ: испанская пѣхота долго не знала себѣ соперниковъ въ Европѣ, a велик³е полководцы, искусные дипломаты, замѣчательные государственные люди, выходивш³е изъ Мадрида, упрочивали господство Испан³и въ Нидерландахъ, Неаполѣ, Сицил³и, Португал³и и въ вице-королевствахъ американскаго континента. Пока эта политика борьбы, побѣды, случайностей, оставалась торжествующей, значен³е Мадрида естественно возрастало, въ него со всѣхъ концовъ стекались громадныя богатства, пр³обрѣтенныя, впрочемъ, болѣе хищничествомъ, чѣмъ путемъ комерческой, или промышленной дѣятельности. Но кастильск³е граждане, упоенные успѣхомъ, видѣли передъ собой одну только блестящую сторону будущее казалось имъ полнымъ такой славы, такого благоденств³я, что они уже не считали нужнымъ воспитывать своихъ дѣтей въ прежней суровой школѣ труда, находя это унизительнымъ, явились новыя потребности, новые вкусы, новые взгляды на жизнь, a вмѣстѣ съ тѣмъ и въ самомъ характерѣ народа совершилась печальная перемѣна: выгодная должность въ какой нибудь изъ завоеванныхъ европейскихъ странъ, получен³е права на владѣн³е землей или рабами въ Америкѣ, по милости какого нибудь вице-короля, - вотъ что становилось цѣлью всѣхъ честолюбивыхъ стремлен³й гордыхъ испанскихъ гидальго.

   Поэтому, когда, на исходѣ царствован³я Филиппа II, пер³одъ успѣховъ и процвѣтан³я смѣнился пер³одомъ упадка и обѣднѣн³я, когда безденежъе давало себя чувствовать даже въ королевской казнѣ, истощенной громадными затратами на вооружен³е, испанская нац³я вдругъ очутилась въ фальшивомъ положен³и промотавшагося богача, хватающагося уже за всякое средство, лишь-бы вернутъ свое благосостоян³е. Эта характерная особенность общества не замедлила, конечно, отразиться и въ литературѣ, создать въ ней тотъ новый родъ, что извѣстенъ подъ назван³емъ picaresco (отъ слова picaro - плутъ, мошенникъ).

   При томъ печальномъ соц³альномъ положен³и, когда приходилось всѣми путями изыскивать средства къ жизни, - ловкость, изворотливость, пройдошество, интрига, - начинаютъ играть преобладающ³я роли. Съ одной стороны являются авантюристы высшаго полета, которымъ, при помощи вельможныхъ родственниковъ и покровителей, удалось такъ или иначе достигнуть цѣли своихъ честолюбивыхъ стремлен³й: съ другой - молодые гидальго, - ловк³е, блестящ³е, высокомѣрные, исключительно возлагающ³е всѣ свои надежды на благосклонную улыбку какой нибудь вл³ятельной дамы, или на мѣтк³й ударъ своей шпаги. A вокругъ всѣхъ этихъ случайныхъ удачниковъ кишитъ безчисленный рой стряпчихъ, писарей, маклеровъ, актрисъ, цѣлый м³ръ дѣльцовъ и всевозможныхъ проходимцевъ, ищущихъ только случая поживиться на счетъ пороковъ и страстей богатыхъ сеньоровъ, или быстро обогащенныхъ ими дамъ. Еще ниже - на самой послѣдней ступени общественной лѣстницы образуется густой слой альгвазиловъ, нищихъ, разбойниковъ, воровъ, и всякаго сброда праздношатающихся лѣнтяевъ, но смѣтливыхъ, находчивыхъ и въ тоже время полныхъ самыхъ низкихъ страстей. Оторванные отъ труда тою-же горячкой быстрой наживы, они все глубже и глубже погружаются теперь въ омутъ пороковъ и преступлен³й.

   Въ течен³е цѣлаго вѣка это растлѣвающее дѣйств³е аж³отажа не перестаетъ проникать во всѣ слои общества, a такъ какъ одновременно Испан³и приходится заносить въ свои лѣтописи однѣ только неудачи да потери, то положен³е страны ухудшается съ каждымъ новымъ царствован³емъ. Начиная отъ Филиппа III (1598-1621), именемъ котораго управлялъ суевѣрный кардиналъ де Лерма, и слѣдующаго за нимъ Филиппа IV (1621-1665), не выходившаго изъ подъ вл³ян³я своихъ фаворитовъ и наложницъ, Испан³я постоянно клонится къ пропасти, a въ царствован³е Карла II (1665-1698) зло принимаетъ уже изумительные размѣры.

   Мног³е историки называли Испан³ю XVII вѣка страною необычайныхъ богатствъ. Это глубокое заблужден³е. Гораздо вѣрнѣе было-бы называть ее страною голода.

   Отъ 1600 до 1700 года нищета неотступно царитъ въ низшихъ слояхъ испанскаго населен³я, и эта нищета настолько сильна и всевластна, что омрачаетъ даже общественную совѣсть. Народъ завидуетъ богатствамъ, изобил³ю промышленныхъ голландцевъ и англичанъ, они возбуждаютъ въ немъ алчность, но y побѣжденнаго воина уже отнята возможность добычи. Что-же ему остается дѣлать? Увы, иного исхода нѣтъ, помимо грабежа, разбоя, обмана, мошенничества.

   Вотъ какими услов³ями создался романъ picaresco. Онъ возникъ изъ самой жизни испанскаго общества въ ту пору, когда нац³ональный духъ авантюризма достигалъ въ немъ своего апогея подъ вл³ян³емъ слагавшагося цѣлыми вѣками пренебрежен³я къ здоровому труду. Произведен³е Лесажа "Жиль-Блазъ де Сантилльяна" такъ-же вѣрно отразило этотъ духъ, какъ отражается нашими современными романистами аж³отажъ, охвативш³й французское общество съ 30-хъ годовъ настоящаго столѣт³я.

   Доискиваясь, кому принадлежатъ первые опыты въ этомъ родѣ испанской литературы, мы должны остановиться на одномъ изъ выдающихся лицъ XVI вѣка, на Уртадо де Мендоза, авторѣ Истор³и Гранадской еойны. Въ годы своей молодости, Мендоза вздумалъ написать небольшую книжку подъ заглав³емъ Приключен³я Лазарильо Тормесскаго. Здѣсъ главный герой, сначала вожакъ слѣпого нищаго, послѣдовательно переходитъ въ услужен³е къ различнымъ хозяевамъ: къ священнику, дворянину, монаху, продавцу индульгенц³й и проч. Такъ, выводя на сцену характерные типы изъ тѣхъ паразитовъ общества, что исключительно промышляли интригой, мошенничествомъ, лицемѣр³емъ, обманомъ, - авторъ обнажаетъ много тлетворныхъ язвъ, уже начинавшихъ въ то время разлагать общественный организмъ. Эта книга навѣрное была-бы конфискована инквизиц³ей, если-бы Мендоза самъ не принадлежалъ къ числу сильныхъ м³ра; но, благодаря знатности его имени, она миновала первое препятств³е, a затѣмъ сразу достигла громаднаго успѣха, проложила путь для новаго направлен³я литературы, которое принялъ и Сервантесъ, написавъ прелестную новеллу Rinconete y Cortadillo, полную философскаго смысла.

   Послѣ такого начала, Матео Алеманъ прямо уже ставитъ себѣ задачей воспроизвести всѣ классы испанскаго общества въ царствован³е филиппа III. Въ своемъ романѣ Гусманъ Альфарачск³й онъ выводитъ на сцену всѣхъ авантюристовъ Мадрида и Севильи: Офицеровъ, нахально-кичливыхъ, но вѣчно страдающихъ безденежьемъ, Алкальскихъ студентовъ съ той пошлой мѣщанской средой, гдѣ они проживаютъ въ качествѣ нахлѣбниковъ, всякаго рода должностныхъ лицъ, злоупотребляющихъ общественнымъ довѣр³емъ, ловкихъ аферистовъ, создающихъ себѣ кредитъ, безъ возможности, даже безъ малѣйшаго намѣрен³я заплатить. Эта книга имѣла тоже огромный успѣхъ и въ продолжен³е шести лѣтъ выдержала двадцать семь издан³й.

   На ряду съ Лазарильо Тормесскимъ и Гусманомъ Альфарачскимъ могутъ быть поставлены: Донъ Маркосъ Обрегонск³й Висенте Эспинеля, Истор³я жизни великаго плута Паоло Сегов³йскаго дона Франциско де Квеведо, и Хромой Бѣсъ Люиса Велеса де Гевара. Вотъ эти-то произведен³я и послужили Лесажу матер³аломъ для его неподражаемаго романа Жиль-Блазъ, такъ вѣрно отразившаго въ себѣ картину паден³я испанской нац³и XVII вѣка, все глубже и глубже погрязающей въ омутѣ порока.

   Много было толковъ и прен³й o томъ, самостоятельное-ли это произведен³е Лесажа, или только удачный переводъ съ какой нибудь испанской рукописи? Мы смѣло можемъ отвѣтить утвердительно на первый вопросъ: извѣстно, что Лесажъ, если и не жилъ самъ въ Испан³и, то, благодаря Л³онскому аббату, имѣлъ o ней самыя точныя свѣдѣн³я и могъ дѣятельно слѣдить за ея литературой. Всѣ названныя произведен³я, очевидио, были хорошо ему извѣстны, такъ что даже можно прямо указать, изъ какихъ именно источниковъ онъ черпалъ основныя идеи, подробности, очертан³я лицъ. Поэтому Жиль-Блазъ, оставаясь вполнѣ самостоятельнымъ трудомъ, все-таки долженъ быть отнесенъ скорѣе къ испанской, чѣмъ къ французской литературѣ. Это одинъ изъ совершеннѣйшихъ и наиболѣе законченныхъ образцовъ того особаго нравоописательнаго рода, что получилъ, какъ мы упоминали, назван³е picaresco.

   Изъ числа выдающихся представителей этого жанра, предшественниковъ Лесажа, мы назвали дона Франциско де Квеведо, остановимся-же на немъ нѣсколько долѣе, какъ на крупномъ явлен³и въ испанской литературѣ.

   Въ течен³е своей долгой жизни (1580-1645) Квеведо былъ страдающимъ свидѣтелемъ быстраго паден³я родной нац³и, мельчавшей съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе. Ученый филологъ, отважный воинъ, замѣчательный поэтъ, глубок³й политикъ и государственный человѣкъ, онъ по своимъ традиц³ямъ и качествамъ принадлежалъ еще къ той великой эпохѣ, когда кастильская молодежь была достойна преобладан³я, къ которому такъ горячо стремилась, но чѣмъ дальше, тѣмъ для него становилось яснѣе, что всѣ эти заглохш³я доблести стали уже анахронизмомъ для его современниковъ. Тогда, посредствомъ горькой сатиры и тонкой ирон³и, онъ пытался пристыдить общественную совѣсть и вернуть ее къ прежней болѣе чистой и возвышенной атмосферѣ. Но это было напраснымъ усил³емъ: его сатиры, послан³я, эпиграммы толъко смѣшили публику, не производя на нее ни малѣйшаго вл³ян³я. Она слишкомъ глубоко увязла въ тинѣ порока и пошлости, чтобы помышлять объ улучшен³и своихъ нравовъ, самое слово реформа было уже ненавистно испанскимъ сеньорамъ, и всякое упоминан³е o существующемъ безобраз³и раздражало ихъ. Поэтому Квеведо, какъ и многимъ другимъ подобнымъ ему дѣятелямъ, пришлось много пострадать за свою проповѣдь. Четыре года онъ геройски выносилъ ужасное заточен³е въ подвалѣ - около сточной ямы, и это окружило его имя неизгладимымъ свѣтлымъ ореоломъ. Относительно произведен³й Квеведо, мы можемъ только сказать, что они ему доставили менѣе извѣстности и славы, чѣмъ самая его жизнь. Это были по большой части полемическ³я статъи въ формѣ сонетовъ, одъ, послан³й и сатиръ, для потомства-же труднѣе всего дать вѣрную оцѣнку такимъ отрывочнымъ умственнымъ работамъ, что вызываются тѣмъ или другимъ мимолетнымъ впечатлѣн³емъ, раздраженнымъ чувствомъ, преходящей злобою дня. Все это является въ настоящемъ свѣтѣ только при услов³и полнаго, всесторонняго знан³я той среды, тѣхъ людей, для которыхъ создавалось, - a кто-же можетъ такъ ясно видѣть на разстоян³и вѣковъ?