Миклухо-Маклай Николай Николаевич - Путешествия 1870-1874 гг.

платформы. На этот раз не надо было живых локомотивов, толкавших наши колесницы в гору; как только положенные под колеса сучья были вынуты, мы покатились вниз все с увеличивающейся скоростью, только изредка приходилось бежавшему за нами рабочему помогать останавливавшейся платформе перебраться через неровности пути. Менее чем в 40 мин. мы добрались вниз в колонию, между тем как на тот же путь вверх потребовалось более двух часов²³.

   В колонии я узнал от губернатора еще следующее о золотых приисках колонии. Следы золота были открыты самим г-ном Виелем месяцев 17 тому назад, в продолжение которых найдено золота 4000 фунтов стерлингов. Золото может <быть> промываемо каждым, где и как хочет. Желающий купить определенное место платит 6 долларов за кусок в 60 метров длиной и 200 - шириной. Эти деньги идут чиновнику, который отмеряет и выдает документ на владение. Приобретенная земля может быть продана владельцем за какую цену угодно; только в случае, если не промывается золота в продолжение 4 месяцев, владелец теряет право на свой участок. Число золотоискателей не превышало 30 человек. Губернатор и все должностные лица не имели право разрабатывать золотые прииски. Для поддержания приисков губернатор обменивает во всякое время обмытое золото на монету, так как еще в колонии не всегда находятся люди, имеющие свободные деньги; он покупает золото на казенные деньги и за меньшую цену, чем обыкновенно.

   Узнав, что в колонии живут уже несколько лет двое патагонцев, я приказал отыскать их и сделал их портреты; плоскость и ширина лица у этих людей бросаются в глаза²⁴.

   6 апреля. Заказав накануне лошадь и проводника, я предпринял поездку в Agua Fresca Bai, отстоявшую от Punta Arenas миль на 25. Я выехал в 7 часов при самой ясной погоде. Температура 7° С была очень приятна для продолжительной поездки верхом. Дорога, которая вывела нас из города и показавшаяся мне чересчур хорошею для Патагонии, минут через 20 езды, спустясь к берегу моря, совершенно потерялась или, лучше сказать, преобразилась в узкую полосу, идущую у самой опушки леса. Был отлив, и все пространство {Далее было: в несколько сажень.} от узкой тропы до моря было покрыто кругляками различной величины. Направо как стена подымался густейший лес, толстые деревья росли у самой тропинки, и ветви их заставляли меня часто нагибаться над седлом; мой проводник-чилиец, которого я благодаря уцелевшим остаткам знания испанского языка (который я немного знал во время путешествия на Канарские острова и <в> Испанию в 1867 г.) отчасти понимал, объяснил мне, что по этой тропе можно ездить только во время отлива, что прибой во время прилива (вышина прилива здесь {Было: у Punta Arenas.} 7-8 футов) доходит до самых стволов, и действительно на листьях нижних ветвей я мог заме[чать] следы брызг морской воды.

   Таким образом дорога тянулась несколько часов, но ее однообразие вовсе не надоедало; блестящая поверхность пролива освещалась ясным {Далее было: осенним.} солнцем, рисующим вдали снеговые горы; зеленый густой лес справа, хорошая бойкая лошадь, приятная погода <все вместе> необходимо влияло на хорошее расположение духа. От времени до времени приходилось переправляться через речки, выходящие из леса и впадающие в море. Эти ручьи, кажущиеся летом такими невинными, неся в конце зимы массу воды от тающих снегов в горах, производят, разливаясь, большое опустошение в лесу, которого следы и теперь были заметны: по берегу, особенно близь устья этих горных ручьев и речек, были раскинуты стволы громадных деревьев. Некоторые лежали уже далеко от <берега и> были покрыты водой, но сучья еще торчали над поверхностью; другие были отчасти уже зарыты в прибрежный песок и каждый прилив покрывались новым слоем песку и камней. Этот процесс идет здесь очень быстро; проехав далее, я наткнулся на остатки разбившегося судна; ряд шпангоутов высовывался из песка. Я сошел с лошади, я стал раскапывать песок; слой, покрыв[авший] обл[омки] киля, равнялся без малого двум футам; это судно, как я узнал впоследствии, разбилось у этого берега только <четыре> года назад. Причиной тому должны быть весьма значительные и сильные приливы, которые во всем Магеллановом <проливе> играют значительную роль.

   Проехав с лишком 4 часа, причем дорога и пейзаж мало изменялись, на одном повороте открылась, наконец, ровная, довольно широкая поверхность спокойной воды, которую мне мой проводник назвал Agua Fresca и указал мне на две крыши вдали, на противоположном берегу, как на цель нашей поездки. Опустив совсем вольно повода, я во весь опор пустил мою лошадь, которая без понукания, почти не изменяя темпа, донесла меня в менее чем в полчаса до небольшой избы. Стая больших собак с лаем, несколько грязных детей различных возрастов и полов с удивленными лицами и несколько чилийцев в пончо, радушно кланяясь, встретили меня. Хижина, к которой я подъехал, была жилищем главного надсмотрщика за стадами, которые за недостатком пастбищ вблизи колонии содержались здесь, где им было вдоволь пищи.

   После короткого перерыва, потому что уже был 12-й час, я приказал оседлать мне снова лошадь, которую хозяин, к которому у меня было письмо от губернатора, имел любезность переменить на свежую, и отправился с пастухами в горы в то место, где паслись стада, намереваясь забраться как можно далее. По очень неудобной дороге в лесу, где лошадям нашим приходилось то карабкаться но крутизнам, то скакать через высокие упавшие и загораживающие дорогу пни, забрались мы на высоты, где на небольших лесных лужайках пасся скот. Проехав далее и утомясь ездой, я был рад найти человека, пасшего овец, которому я мог передать мою лошадь, так как мои провожатые на более плохих лошадях один за другим отстали.

   Дорога пешком, хотя также не была удобной, но зато представляла много интересного, нового для меня. Лес, по которому я шел наугад, имел особенную физиономию: он состоял почти исключительно из деревьев одной породы - из того же Fagus, который растет и по речке Las Minas. Верхняя треть ствола только снабжена ветвями, которые образуют верхушку; таким образом, деревья, не будучи покрыты зеленью, представляют в перспективе как бы целый ряд колонн, кот[орый] поддерживает верхний зеленый свод. Под деревьями также мало видно зелени; весь грунт покрыт толстым слоем отживших листьев, которые целые сотни лет гниют и погребают обрушившиеся от старости деревья, которые попадаются на каждом шагу и очень затрудняют путь. Притом трудно вообразить себе ту сырость воздуха и влажность, которые как будто пропит[ывали] и стволы, и листья, и верхние слои земли. Солнце, которое ярко светило в этот день, с трудом проникало через верхний свод, как бы сознавая свою немощь в этом царстве влаги.

   Эта громадная влажность очень способствует развитию значительной флоры грибов, мхов и папоротников, но вместе с тем она составляет, как кажется, главную причину большой бедности фауны {Из путешеств[ия] Дарвина и других путе[шествий] мы знаем, что юго-западный берег Чили: Tres Montes, Chiloe и др. (характеризуется влажным климатом и бедной фауной)²⁵.}; это отсутствие животной жизни в патагонских лесах бросается в глаза и вместе с большою сыростью, мертвою тишиною составляют главные характеристичные черты этой местности. Между различными формами грибов {Далее было: очень разнообразных своими окраскою и величиною.} я узнал, как мне кажется, описанную Дарвином Cyitaria darwinii²⁶. Тысячи этих грибов различной величины длинными рядами унизывали ветви и стволы деревьев. Их молочно-белый цвет резко выдавал их на темном фоне ствола; самые малые были в величину горошины, самые большие достигали размеров малого яблока. Они далеко еще не были спелы; капсюли со спорами, хотя были заметны на разрезе, но на поверхности не было и признака отверсти[й], через кот[орые] споры должны будут со временем выступить наружу. Я набрал также и других грибов, желтого цвета, <в> величи[ну] горошины, но более удлиненной формы, которые также рядами сидели на стволе и, кажется, принадлежат к тому же роду.

   Хотя у берега ветер не был особенно слаб, но в лесу не заметно было ни малейшего дуновения; казалось, что и он не хотел нарушать этого глубокого спокойствия. Я подвигался <по лесу> {Было: Я подвигался таким образом все далее и далее, обдумывая, что выражение "в этот дремучий лес" очень хорошо и верно подходит к.}, не зная хорошо, куда и когда из него выберусь. Я заметил скоро между деревьями полосу просвета между верхушками деревьев - как бы опушки леса - и был очень заинтересован увидеть, куда выйду; оставив пастуху лошадь, я уже не поднимался в гору, а шел по плоской возвышенности, которая, как я предполагал, медленно опускается к берегу моря.

   Я дошел, наконец, до полосы просвета, вышел из-за последних стволов, и перед мной открылась неожиданная картина. У ног моих почва опускалась довольно крутым скатом сажени на две вниз, так что, смотря прямо, я видел нижние части стволов и зеленые верхушки деревьев леса, который стоял <на> следующей, более низкой плоскости. Я не стоял достаточно высоко, чтобы иметь вид поверх леса, но можно <было> заметить, что этот уступ тянется в обе стороны. Я {Далее было: осторожно.} сошел с этой природной ступени, которая оказалась более крутою, чем ожидал, потому что кажущаяся отлогость состояла отчасти из груд сгнивающих листьев, под которыми грунт оказался крупными булыжниками, открытие которого мне едва не стоило падения, потому что, ступя на твердое, это твердое вдруг покатилось из-под ноги в виде большого круглого камня и я едва-едва удержался. Внизу я увидел несколько валунов разной величины, которые, должно быть, скатились с этого же обрыва.

   Опять потянулся лес, совершенно такой, как и наверху; только между стволами деревьев лежали обросшие мохом огромные камни, которых я не заметил, по крайней мере в таком числе, на верхней террасе. Пройдя более получасу, я опять думал добраться до морского берега и опять ошибся. Я снова подошел к новой ступени, похожей, но несколько отличной от первой. Внизу лес казался менее высок, чем в первом случае, и склон не был так закрыт гумусом и сухими листьями. Нагнувшись, я увидал вдали между деревьями море, но между мною и берегом простиралась еще третья терраса, которую следовало еще пройти. Спустившись, я нашел, что лес совершенно изменил свой характер. Под более молодыми деревьями разросся очень густой кустарник, сучья деревьев, спускаясь низко, заграждали часто дорогу, пни и большое количество камней заставляли или перелезать через них, или обходить их. Немногие валуны только что начинали покрываться мохом.

   Утомивишсь ходьбой, мне казалась эта часть пути самою трудною, и я был рад, раздвинув последние кусты, увидеть в нескольких шагах море и берег, усыпанный плоскими валунами, которые составили превосходное ложе после моей почти что шестичасовой прогулки.

   Солнце было уже низко, и великолепный пейзаж заката вполне гармонировал с впечатлениями, которые я вынес из пройденного дремучего леса. На горизонте направо {Далее было: длинный белый с красным отливом закат.} длинные белые cumulo-strati расположились над Tierra del Fuego {Было: островом.}. Слева выдвигалась из-за облаков совершенно покрытая снегом гора Sarmiento²⁷. Обдумывая виденное во время прогулки: лес, расположенный террасами, которые образовали большие уступы, крутые и внезапные склоны, тянущиеся параллельно друг другу и даже параллельно настоящему берегу; грунт под слоями гумуса, состоящий из булыжника, рассеянные валуны - все вместе подтверждало положение, что эти уступы образовал старый морской берег и что ряд постепенных поднятий превратил морское береговое дно в лесную террасу. Виденные громадные пласты раковин у речки Las Minas позволят геологу, который в этих сторонах найдет множество дела, с точностью определить постепенность и время.

   Раздум[ывая] о <1 нрзб.> пр[ежних] и будущих геологических пере[воротах], сожалея, что моих знаний не хватает в этом отношении²⁸, я совсем позабыл, что мне следует подумать о ночлеге, потому что солнце уже село, и мне, может быть, предстоял довольно далекий путь. Дорогу, разумеется, найти было нетрудно. Хижина надсмотрщика находилась у берега, и, следуя ему, я должен был ее найти {Далее было: Почти совсем стемнело.}. Восшедшая луна очень облегчила мое странствие, которое оказалось не совсем удобным, потому что наступающий прилив, заливая почти всю береговую полосу до самой опушки, заставил меня принять вовсе не желанную ножную ванну. Наконец, часу в 9-м я добрался, усталый и голодный, к избе дона <Мариано Гонсалеса> и, окруженный всей семьей хозяина и пастухами, которые уверяли, что долго искали меня в лесу, боясь, что я заблужусь, расположился обедать у костра, разложенного под навесом у хижины.

   Вспомнив о найденных в лесу грибах и собираясь спросить, употребляются ли они в пищу, я сделал открытие, что поданное мне кушание были те же отваренные грибы. Оба гриба употребляют здесь в пищу: и белый, который назыв[ают] , и желтый - в сыром виде и отваренном. Но кушание это мне очень не понравилось, хотя не имело никакого определенного вкуса. Сырые они не лучше; разжевав их, кажется, что имеешь во рту массу густосваренного крахмального клейстера. Дарвин говорит, что это растение - одна из главных составных частей пищи жителей Огненной Земли²⁹. Переселившись сюда, чилийцы скорее согласились употреблять этот невкусный гриб в пищу, чем заняться сажанием овощей.

   Так как хижина состояла из двух отделений и из навеса, то, не желая лишать семью, состоявшую из 6 особ женского пола - матери и 5 дочерей, их обычного ночлега, я решился ночевать у костра под навесом, так как другое отделение, где помещались пастухи, показалось мне чересчур грязным и душным {Далее было: Отец семейства с женой и двумя взрослыми и тремя подрастающими дочерьми [далее зачеркнуто: поместились на трех двуспальных <постелях>] разместились в своей конуре.}. Ночь была отличная, и я проспал хорошо, несмотря на <то>, что мерз. Температура днем была <8,5°С>³⁰.

   7 апреля. Так как капитаном мне было сказано, что мы, может быть, снимемся в этот день утром, то время нельзя было терять, и я вернулся в Punta Arenas {Далее было: в 2 с половиной часа, то есть вдвое скорее, чем ехал туда.}, <проехав> около 50 верст в менее чем в 2 с половиной часа.

   Подъезжая к колонии, я увидел ехавших по той же дороге двух всадников, которых внешность издали показалась какою-то странною. Догнав их, оказалось, что это были патагонцы, которых целое племя, как я узнал через полчаса, приехало для обмена.

   Поровнявшись с ними, я задержал лошадь и поехал с ними. Оба спутника были средних лет, кажется, выше среднего роста и очень массивного телосложения; были завернуты в гуанаковые шкуры мехом вовнутрь, которые держались поясом, стягивавшим талию; у одного мех оставлял открытыми руки и часть груди, охватывая туловище под мышками, у другого шкура доходила до самого горла, скрепленная какою-то медною застежкою. Так как рукавов не было, то руки были совсем спрятаны под мехом и повод лошади проходил в прореху между поясом и верхнею застежкою.

   Голова была покрыта матово-черными гладкими волосами, которые прядями падали на плечи. Над лбом, у самых корней волос, шла цветная перевязь в палец шириной, завязанная на затылке; она мешала при скорой езде падать длинным волосам на лицо³ⁱ. Черты лица, обрамленного черными волосами, были резки, даже грубы, но линии их далеко не некрасивы.

   Из-под меха высовывались голые ноги, продетые в очень примитивные стремена, которые состояли из небольших палочек с двумя зарубками на концах; в этих местах был привязан разрезанный в длину конец ремня. Это трехстороннее пространство было такое небольшое вследствие короткости нижней палочки, что только три пальца ноги проходили в него. Голая нога была вооружена шпорами, которые, несмотря на свою простоту, совершенно исполняли свою цель; они состояли из двух палочек, один конец которых был вооружен железным острием. Эти палочки были ремнями так пришнурованы к ноге, что выглядывали вооруженным концом с обеих сторон пятки³².

   Молча, иногда поглядывая друг на друга, въехали мы в колонию. По главной улице скитались группы патагонцев, некоторые верхом, большинство же стояли, сидели, лежали у дверей и окон лавок. Мой проводник, поехавший вперед, предупредил губернтора о моем приезде, который {Далее было: был очень удивлен, увидя моих спутников, и спросил их, куда они ездили.} вышел ко мне навстречу и сказал, что в этот день утром приехало человек 40 патагонцев с женами и детьми, и предложил мне отправиться с ним. За нами последовал также переводчик-индеец, говоривший и понимавший немного по-испански. Губернатор послал за двумя или тремя патагонцами, которые были еще верхом; подъехали мои оба знакомства. Обещав рому, губернатор приказал показать мне, как кидают болас {Известное оружие или аппарат в Южной Америке, состоящий из трех скрученных ремней, связанных одним <из> концов вместе, фут до двух длиной. Три других (конца) оканчиваются тремя свинцовыми шарами различной тяжести - обыкновенно около 1 фунта весом каждый. Патагонцы употребляют боласы преимущественно для ловли гуанаков. Дарвин говорит, что ими же ловят дикий скот на Фалкландских островах. Далее было: Он же приводит рассказ, что болас, обмотав ноги бежавшего человека, такое произвели в нем беспамятство и сильную <Не закончено>³³. Место примечания в рукописи не отмечено и определено нами по общему смыслу.} <и> их езду верхом. Не теряя слов, они согласились, причем один стал поодаль в качестве зрителя, другой распустил немного пояс, причем гуанаковая шкура обнажила мощное туловище: грудная клетка была более чем почтенных размеров. При поверхностном взгляде на это массивное туловище легко можно было подумать, что жировой слой увеличивал обыкновенные размеры, но, присмотревшись, оказалось, что мускулатура была очень развита и сила их резко обрисовалась. Отцепив от седла свои болас и распустив ремни, он {Далее было: внимательно осмотрел все прикрепленные у шаров <ремни>.} попросил назначить цель; отсчитав 45 шагов, я указал на <на> фут выдающийся шест забора.

   Патагонец молча отъехал еще шагов 15 далее и, схватив болас за один из шаров, поднял его и, после двух или трех оборотов над головою, пустил свой аппарат по указанному направлению. Вертясь вокруг своего центра свинцовыми шарами, свистящие пущенные боласы имели вид вертящегося плоского колеса. Ремни мигом обмотали предложенную цель {Далее было: которую даже не сломало.}. Так как указанная цель на целую сажень отстояла от земли и желая увидать действие болас {Далее было: когда их сила уменьшается ударом <о землю>.} на очень низкие предметы, я воткнул в том же расстоянии в землю короткую палку. Не успел я отойти, как боласы сделали два рикошета, как представил [ось] , саженях в пяти далее. Клубок, который распутали, заключал, кроме изломанной палки, несколько камней и разный мусор, собранный дорогою.

   Тем кончилось все представление, потому что другой, неподвижно сидящий на своем белом коне <патагонец> оказался почти до бесчувствия пьян, что не мешало ему сидеть на лошади и отъехать от нашей группы со своим товарищем, которому не терпелось прийти в состояние, подобное <состоянию> своего спутника.

   Оставив губернатора, который, несмотря на свое место главы колонии, вел меновой торг с патагонцами, в чем мой приезд как будто развлек его {Слова Оставив ~ развлек его в рукописи вычеркнуты; связь с дальнейшей фразой неясна.}, <я> пошел по городку, где по улицам разъезжали, группами сидели и стояли около лавок патагонцы. Почти везде, у каждой двери производился торг; предметами мены со сто[роны] индейцев были по преимуществу гуанаковые шкуры, страусовые³⁴ перья {Далее было: и страусовые шкуры, сшитые вместе, также.}, лисьи шкуры. Все это выменивалось на ром, коньяк, а также на европейское оружие. Но главную роль играли спиртные напитки, привлекавшие патагонцев в колонию. Не прошло и трех часов по их прибытии в Punta Arenas, как почти все индейцы были уже так пьяны, что большинство не могло стоять на ногах {Далее было: несмотря на то, что они могут выдержать большое количество <спиртного>.}. Костюмы были почти у всех одинаковые <и> состояли из четырехугольного мехового одеяла из кожи гуанако; оно покрывало плечи и падало ниже колен, держась на теле поясом; многие не имели даже и этого, а придерживали свою неудобную одежду руками у груди.

   Мужчины, но далеко не все, носили род шаровар, которые не были сшиты, а состояли из длинного, не очень широкого куска материи (сукна, холстины и т. п.), которым были окутаны очень искусно торс ниже пояса и ноги до колен. У некоторых на ногах были надеты род мягких сапог из кожи, но без подошвы; большинство ходили босыми. Длинные развевающиеся волосы, очень эффектно обрамлявшие лицо, были стянуты разноцветными узкими повязками. Некоторые заменили свою гуанаковую шкуру на вымененный у колонистов какой-нибудь испанский плащ или южноамериканское пончо.

   Костюм женщин не отличался от мужского. То же гуанаковое одеяло , но только у горла плотно зашпиленное булавкой из дерева, меди или серебра {Далее было: или брошкой.}. Некоторые булавки были простые, другие снабжены одним или несколькими сшитыми из волос снурками, на которых был нанизан крупный бисер и бусы³⁵. Заколов мех булавкой, они обматывали этими снурками крест-накрест концы булавки, которая, таким образом, не могла выскочить. У немногих женщин я видел пояса; большинство плотно запахивало свои одеяла спрятанными под ни[ми] руками. Кроме <2 нрзб.>³⁶ или головной повязки, меховое одеяло было у женщин единственная одежда. Хотя и мягкий мех, обхватывающий туловище почти без складок, перевязанный поясом, был далеко не красив и у мужчин, которые все-таки позволяли себе больше вольности в одежде, то нося свой мех в виде плаща, то спустив его ниже пояса, <но он> был крайне безобразен и неудобен на женщинах, которые двигались как мумии, едва выставляя несколько пальцев наружу

   Разумеется, ром делал их движения свободнее, но и то ненадолго, потому что они, как и их мужья, напивались до беспамятства. Следя за неловкими движениями патагонцев и видя, что их неудобная одежда больше всего стесняет их, я удивлялся, почему эти далеко не глупые люди не придумают более подходящей, не мешающей их деятельной жизни <одежды>; скоро я узнал разгадку этого обстоятельства, разговорив[шись] с {Далее было: их пер[вым].} человеком, который, совершенно походя костюмом и манерой езды на патагонца, отличался от них густою черною бородою, которую не имел ни один из его соплеменников. Оказалось, что этот полунагой, одетый в меховое одеяло наездник был не патагонец, даже не индеец, а аргетинец, бывший житель Буэнос-Айреса, который лет уже 8, по собственной воле пристав к патагонцам, ведет их образ жизни, он говорил по-испански лучше, чем я, и на мой вопрос, одеваются ли патагонцы всегда так, сказал мне, что в своих пампасах они не носят никакой одежды, а свои одеяла употребляют только ночью, чтобы укрываться ими во время сна, и только во время визитов в колонию они одеваются таким образом, пока за водку не продадут с плеча свой последний мех.

   8 апреля. Утром отправился верхом в экскурсию с г-ном П. Мне сказал губернатор, что находится часах в двух или трех езды маленькое озеро - Laguna de los Gansos Bravos (озеро диких уток)²⁷, в которое впадает речка. Он сам там не был, но, может быть, я найду там что интересное. Он дал нам проводника, бывшего на мосте, и мы отправились.

   Выехав на N от колонии, перебравшись через речку Las Miras у колонии, проехав через несколько полян, перебравшись снова через несколько ручьев, мы подъехали снова к морскому берегу, и потянулась снова та же тропа у самой опушки леса, которая доходила до самой береговой линии, так что во время прилива пришлось ехать в воде, что нам пришлось испытать на возвратном пути {Далее было начато: День стоял превосходный и, если бы не.}. Следуя всем извилинам берега, мы обогнули несколько мысов, объехав много незначительных бухт, перепр[авившись] через несколько горных ручьев. Лес на крутых холмах походил совершенно на виденный мною в экскурсии к Agua Fresсе Bai, только холмы здесь были значительно ниже.

   Ппоехав часа 2, характер холмов изменился. Густой лес заменился кустарником, но вершины, которые показались мне плоскостью, были покрыты высокой высохшей травой.

   Наконец, проводник указал на цель нашей экскурсии {Далее было: показав вам блестящую ленту воды.}, сказав, <что> у подножия того обрыва течет Rio Secco, которая впадает в озеро. Проскакав мимо нескольких почти высохших луж и через прекрасный луг, который в разлив находится под водой, мы подъехали к самой речке и немного выше в тени небольшой рощи принялись завтракать. После этой операции нам оставалось осмотреть Озеро диких уток. Следуя правому берегу Rio Secco, мы подъехали почти к морю, и я к удивлению увидал, что речка в этом месте не впадает в море, а изливается в узкое длинное озеро, лежащее на песчаном берегу влево; крутой левый берег речки загибал круто у впадения речки в озеро и образовывал берег последнего. Въехав на бар, отделявший речку от моря, можно было заметить, что иногда, должно быть весною, переполненная речка изливается прямо в море, разрушая напором воды верхние слои и заменяя их мелкими кругляками, которые составляют дно речки³⁸.

   Продолжением узкого бара служил более широкий перешеек, тянущийся между морем и узким озером; посредине перешейка тянулась довольно широкая полоса травы, которая была теперь совсем сухою, но ее присутствие указывало ясно границу прилива.

   Рассмотрев положение этих пограничных линий с обеих сторон, можно было прийти к заключению, что в прил[ивах] и отл[ивах] и самое озеро принимает участие, хотя прилив не бывает в нем такой значительный. Противоположный высокий берег озера состоял из аллювиальных слоев, довольно правильно расположенных. Длина озера равнялась 10 минутам средней ходьбы, ширина, которая мало изменялась, была от 8 <до> 10 саженей, а в глубину я не мерил, но можно было всюду рассмотреть камни на дне. Вкус воды был солоноватый {В рукописи: солодковатый.}. Проехав через довольно узкий канал, который соединял озеро с морем, и поднявшись на высокий берег, можно было оттуда ясно проследить историю образования узкого озера. Сверху были видны и речка, и бар, и перешеек, и озеро - точно на карте. Можно было ясно видеть, что и по ту сторону речки полувысохшие лужи, соединенные между <собою>, составляли некогда продолжение озера.

   Я объяснил себе происхождение озера следующим образом. Уже по дороге в Agua Fresca Bai, a также сюда я переправлялся через множество речек и ручьев и при этом заметил, что все они не прямо изливались в море, а всегда последние саженей десять, иногда и более, следуя параллельно берегу, были отделены от моря узкою песчаною косою; таким образом, прибой не мешал воде речек изливаться в море. Можно было заметить, что сообразно величины речки этот последний отдел был значительнее или меньше. То же самое, мне казалось, послужило образованию узкого озерка, которое, следовательно, было не что иное, как последний отдел Rio Secco, тянущийся параллельно морского берега; бар и перешеек мало-помалу образовалися взаимодействием двух течений, несущих каждое свой материал для постройки их {В рукописи: его.},- морского прибоя, усиленного менее значительным приливом, и быстрого течения горной речки, с другой стороны. Этого было достаточно, может быть, для первого времени. Повышение берега, которое здесь, вероятно, имело место, окончило постройку перешейка и отодвинуло морской берег, который тянулся, вероятно, у подножия высокого берега озера на значительное расстояние.

   Может быть, что образование озера было следствием внезапного поднятия берега {Далее было: и что уже после него речка наполнила озеро своею водою.} и что вода была сначала там совсем соленая; во всяком случае, необходимо надо допустить совершенно новое образование перешейка между морем и озером и значительное поднятие его.

   Каждая экскурсия приводила к тому же результату: по речке Las Minas - значительный пласт поднятых, ныне еще живущих в океане раковин; в лесу за Agua Fresca Bai - постепенные террасообразные уступы, бывшие некогда морским берегом; здесь - образование озера и поднятой косы, отделявшей его от моря,- все это доказывало <факт> значительных поднятий, воспоследовавших в сравнительно не слишком отдаленном времени {Поднятие берегов Патагонии <не закончено>. Место этого примечания, начатого уже на л. 25, в тексте не отмечено и определено нами по общему смыслу. Судя по тому, что для него оставлено более одной пятой листа, оно должно было заменить следующую фразу, зачеркнутую в основном тексте: Это поднятие - факт уже давно известный, на который указывает Дарвин в своем путешествии³⁹ и если я привел его здесь, насмотревшись вдоволь на речку и озеро и оглянувшись <не закончено>.}.

   Высокий берег, на который мы поднялись, был краем возвышенной плоскости, которая, пересеченная оврагами и плоскими холмами, далеко простиралась на северо-восток. Эта плоскость была покрыта сухой травой, и только в оврагах и рытвинах заметен был кустарник. Очевидно, местность здесь начисто переменила характер. Около колонии на W и S от нее холмы всё более переходили в горы, так что уже у Port Famine они в это время года были покрыты снегом. От самого морского берега эти холмы и горы были покрыты густым лесом; здесь же все более и более понижающиеся холмы переходят в плоскую возвышенность, которая, как будто понижаясь к N {Было: к О и NO.}, представляет почти что голую степь; там - громадные деревья и богатая растительность, страшная влажность почвы и воздуха, здесь - несколько кустов и сухая трава и только в более глубоких оврагах вниз[у] у речки - мелкий кустарник, попадаются деревья.

   - Что там далее? - спросил я проводника {Далее было: предугадывая ответ.}.

   - La pampa,- был короткий ответ.

   - Как далеко? - продолжил я разговор в том же тоне.

   - Часа полтора-два, если скоро ехать; оттуда сегодня патагонцы придут,- прибавил {Далее было: слово[охотливый].} наш арриеро⁴⁰.

   - По какой дороге?

   - Дорога одна, по которой сюда сами приехали.

   - Другой нет?

   - Там,- указывая на запад,- гор и лесу слишком много, не проедешь.

   Мы находились действительно недалеко от границы двух очень разнородных стран, различие характера которых очень верно очерчено у Дарвина⁴¹. С одной стороны - плоская возвышенность пампасов Восточной Патагонии, с другой - лесом покрытая горная страна западных берегов Магелланова пролива, кот[орой] горы составляли отроги Кордильеров {Далее было; Мы были на узком перешейке, который соединяет Брюнцвикский полуостров с южноамериканским материком, и между Магеллановым проливом и Otway-Bai. Колония, которая лежит недалеко от границы этих разнородных местностей, есть в то ж[е] <время> <не закончено>.}. Эта естественная граница совпадала с границей распространения народов. Патагонцы, привыкши к своим пампасам, завися от них, как всякий народ наездников от пастбищ и мест привольной охоты, редко оставляют свои степи. Самый юго-западный пункт, куда они заходят, это Punta Arenas, да и то редко. Губернатор говорил мне, что последние года патагонцы заходили в колонию не чаще двух, а обыкновенно одного раза в год; в прежние времена они чаще посещали колонию. Гористую и лесистую часть Брюнцвикского полуострова, в которой им трудно было <бы> странствовать верхом и где для лошадей не хватало бы пастбищ, они оставляют в распоряж[ении] жителей Огненной Земли, которые иногда, перебравшись через пролив, заходят в разные бухты на запад от Port Famine⁴².

   Возвращаясь в колонию, нас застал прилив; вода залила узкую тропу у опушки, и брызги смачивали густую стену зелени.

   10 апреля. Последние дни нашего пребывания в колонии я посвятил исключительно патагонцам {Далее было (часть текста заключена в прямые скобки): сделав несколько портретов [причем старался выбрать физиономии самые типичные, а также те, которые более других отклонялись от общего типа].}: рисовал их физиономии⁴³, рассматривал их вещи и хозяйственные принадлежности, которые имели они с собою, старался при помощи переводчика говорить с ними.

   Я уже заметил, что патагонцы, сидя верхом, кажутся очень большого роста, сойдя же с лошади, производят иное впечатление: они, хотя все до единого были выше среднего роста, но не казались такими высокими⁴⁴. Я долго не угадывал <причины> различного впечатления, пока, наконец, не заметил, что виной тому была длина туловища и относительная короткость ног, которая у некоторых субъектов была особенно заметна⁴⁵.

  

  

   O. Рапа-Нуи {*}. 12/24 июня.

   {* О. Рапа-Нуи, или о. Пасхи², как большинство островов Тихого океана, носит несколько имен. Древнее имя острова, сохранившееся еще между туземцами, есть Матакиранги, но оно вышло из употребления, потому что остров был известен между жителями других архипелагов только под именем Рапа-Нуи, которое заменило древнее имя. На многих картах, показывающих стремление заменять имена местностей, данные европейскими мореплавателями, туземными названиями, встречается имя Вайху для о. Рапа-Нуи, но это название неверно, потому что принадлежит только одной береговой местности, а не целому острову³.}

  

   Имея письма из Вальпарайзо к католическому миссионеру о. Рапа-Нуи, капитан "Витязя" решил зайти на этот остров⁴. Часам к 4 пополудня нам представились холмистые очертания Рапа-Нуи, свидетельствующие об вулканическом его происхождении; то же самое подтвердил и красновато-бурый цвет его поверхности, которая издали казалась почти совсем лишенною растительности. Мы легли в дрейф у западного берега, на рейде Анга-роа. На берегу виднелась белая церковь и выбеленный дом миссионера. Хотя ветер был далеко не свеж, но на берегу заметен был сильный прибой. К нам выехала шлюпка, и приехавший на ней человек⁵ объявил нам, что миссионер г-н Руссель⁶, к которому имелись письма, уехал на о. Таити недели три тому назад и что за ним последовала часть населения острова, в числе около 250 человек, и что оставшиеся жители Рапа-Нуи ожидают также быть скоро перевезенные на Таити тем же судном, которое забрало⁷ первый транспорт их соплеменников {На вопрос приехавшему с острова человеку, кто он сам такой, он отвечал, что он родом француз по имени Дютру-Борнье, что он бывший капитан купеческого судна, а что в настоящее время ему поручено одним негоциантом на Таити, г-м Брандером⁸, заняться на Рапа-Нуи овцеводством и что в этом ему помогают двое белых, из которых один американец, а другой немец⁹. Он сообщил также, что купил у миссионеров их церкви¹⁰ и дома и что эти здания обращены в склады шерсти баранов, которых у него уже несколько сотен, и что, кроме того, он ожидает подвоза этих же животных из Австралии. Встретившись на о. Мангареве с г-ном Русселем, бывшим миссионером на Рапа-Нуи, который остался на этом острове с сотнею прежних жителей о. Пасхи, мы услыхали дополнение и продолжение повести г-на Борнье об о. Рапа-Нуи, но этот второй рассказ во многом противоречил первому. Оказывалось, из слов г-на Русселя, что именно интриги г-на Борнье заставили миссионера оставить остров, тем более что г. Борнье поддерживал свои требования огнестрельным оружием: он успел привлечь на свою сторону нескольких туземцев Рапа-Нуи и с их помощью стал распоряжаться очень своевольно на острову; при возникшем споре с туземцами по его приказанию было ранено несколько человек и один убит; кроме того, он сжег почти все хижины туземцев сперва в Ангароа, потом в Вайху; приказал выдернуть из земли молодые бататы, почти единственную пищу жителей. Что же касается до церквей и домов миссионеров, то эти здания были вовсе не куплены, а просто заняты г. Борнье, который, кроме того, забрал также принадлежащие миссии 300 овец. Цель г. Борнье, по словам миссионера, была каким бы ни было образом довести туземцев к выселению с Рапа-Нуи, чего он и достиг. Туземцы, видя, что их жилища сожжены, бататы разрушены, устрашенные поступками г. Борнье, согласились выселиться на Таити и на условие проработать известное время на плантациях г. Брандера, который таким образом, благодаря ловкости своего агента, получил почти целый остров для разводки овец и, кроме того, сотни дешевых рабочих на свои плантации¹¹.}. В это время года о. Рапа-Нуи, имеющий только открытые рейды, не представляет безопасной якорной стоянки, почему наш капитан, несмотря на достопримечательности острова, решил идти далее. Часа через 2 мы снялись с дрейфа, видевши только очертания Рапа-Нуи, десяток туземцев и трех европейских разводителей овец¹².

   Какие ни были бы причины выселения туземцев о. Рапа-Нуи, интриги ли европейцев или собственное желание оставить страну, представлявшую мало средств к существованию, но это обстоятельство очень уменьшило население острова; возможно даже, что к концу этого года вовсе не останется жителей на Рапа-Нуи, если судно с Таити вернется, чтобы перевезти остаток населения¹³. Помимо последнего выселения, доведшего число жителей при нашем посещении до цифры приблизительно 230 человек, в последних годах население Рапа-Нуи быстро уменьшалось, что видно из следующего сравнения. Кук предполагал число жителей на острову от 6000-7000 человек¹⁴, после него (хотя мы и имеем несколько приблизительных оценок {Ла-Перуз в конце прошлого столетия говорит о приблизительно 2000 жителях на Рапа-Нуи¹⁵, Бичи (1826) - о 1260¹⁶. Эти цифры противоречат чилийским источникам (см. следующее примечание), которые сообщают, что до 1863 г. население Рапа-Нуи не было ниже численностью, как 4000 человек, что причиною уменьшения населения были перуанцы, которые, захватив силою значительное количество людей и уведши их, оставили на острову болезнь (оспу), которая наполовину уменьшила число жителей.}) более достоверная перепись {В рукописи: перечень.} сделана миссионером Е. Эйро {В рукописи: Ейно.} в 1863 г.¹⁷; тогда оказалось жителей на о. Рапа-Нуи 1800 человек, но уже в 1868 г. эта цифра понизилась до 930 человек, в 1870 г.- до 600 человек, в начале 1871 г. население не превышало 500 человек {См.: Memoria que el ministre de Estado en el Departamento de Marino presenta al Congresso Nacional de 1870. Santiago de Chile (стр. 83-110).},- теперь же их на самом острове, как уже сказано, около 230¹⁸.

   Причину такого вымирания населения можно найти отчасти в скудости и перемене пищи. Главная нища островитян Рапа-Нуи в последнее время состояла из батат; мясную пищу доставляли им крысы, размножившиеся на острову и очень мешающие разводке овощей, кролики и собаки¹⁹. Привезенные миссионерами овцы обещали доставить островитянам более существенную пищу и заменить отнятую ими у жителей Рапа-Нуи, которая была не что иное, как человеческое мясо, бывшее при частых войнах далеко не редким блюдом²⁰. Людоедство существовало на Рапа-Нуи очень недавно, т. е. лет 8 тому назад бывали еще случаи миссионеры уверяют, что с христианством этот обычаи прекратился²ⁱ, однако же очень молодые (не более 11 или 12 лет) знают²², что при них ели человеческое мясо {На о. Мангареве я имел случай видеть десятки жителей Рапа-Нуи и при этом осмотре не мог не заметить, что мужчины старее 30 или 35 лет значительно отличаются от более молодых своим ростом и физическою крепостью; я не думаю ошибиться, если причину этой разницы припишу большему количеству животной пищи (в этом случае человеческого мяса), которое они имели сравнительно с более молодым поколением, подросшим преимущественно на растительной пище.}.

   Другая, может быть главная, причина заключается в огромной численной диспропорции полов; женщин замечательно мало в сравнении с мужчинами. В начале 1871 г. на 500 жителей приходилось менее чем 100 женщин. На оставшихся 200 мужчин на Рапа-Нуи приходится в настоящее время только 30 женщин. Об численной диспропорции полов на о. Рапа-Нуи говорят уже Кук и Форстер²³, но вряд ли она была в то время действительною {Эта ошибка, быть может, произошла оттого, что многих туземцы могли спрятать на время пребывания чужеземцев на острову, как это часто делалось и делается на островах Тихого океана.}, потому что еще теперь более старые жители Рапа-Нуи положительно говорят, что даже при их отцах на острову было более женщин, чем мужчин, а стало мало женщин потому, что в последней эпидемии оспы умирало очень много женщин; они прибавляют, что их жены очень слабы, умирают рано и рождают мало детей. Что теперешние жены на о. Рапа-Нуи слабы и умирают рано, нет ничего удивительного: кандидатов на каждую подрастающую девочку много, а последних сравнительно очень мало, то ввелось в последнее время в обычай брать их в жены долго еще до наступления зрелости {Регулы появляются у девушек на о. Мангареве между 13 и 14 г., на Таити также около 14 лет.}, лет 11 и даже 10; неудивительно, что детей не рождается, а такие жены умирают по большей части в чахотке; к тому же обращение с женщинами на Рапа-Нуи очень скверное и даже жестокое.

   На Рапа-Нуи самоубийство случается очень часто, и самая незначительная причина ведет к лишению себя жизни, в уверенности, что дух их попадает вследствие того в жилища, где он получит прекрасные украшения, хорошую еду и влюбленных женщин; для достижения всех этих благ они кидаются с отвесных берегов на острые скалы. Об внешности жителей Рапа-Нуи я поговорю, когда я буду говорить об типе жителей о. Мангаревы, пока я перейду к некоторым памятникам, оставляемым этим вымирающим народом.

   Очень сожалел я, и досадно мне было, находясь в виду острова, не побывать на нем, не осмотреть тех важных документов прежней жизни островитян, которые делают о. Рапа-Нуи единственным в этом роде изо всех островов Тихого океана. Мне было тем более досадно, что путешественники {Очень многие мореплаватели посетили о. Рапа-Нуи. Начиная с Роггевена, открывшего остров²⁴, Кук, Ла-Перуз, Коцебу²⁵, Крузенштерн²⁶, Бичи, Дю-Пти-Туар²⁷ и другие рассказывают о своем пребывании на этом острову, но все описания и изображения более чем недостаточны, если захочешь получить понятие об этих памятниках, а не удовольствоваться сообщением, что на о. Рапа-Нуи находятся большие каменные идолы²⁸. Очень вероятно даже, что, помимо колоссальных каменных фигур, на острову найдутся не такие громадные, но не менее интересные древности²⁹.}, видевшие эти замечательные памятники, только смотрели на них глазами удивления или равнодушия, и ни один из них не постарался подробно и внимательно изучить эти достопримечательные образцы полинезийского искусства, которые до сих пор остаются почти столь же неизвестными, как и в 1721 г. {Ошибка в рукописи. Следует: в 1722 г.}, когда Роггевен первый описал их.

   Последние более полные и интересные сведения были сообщены г-ном Пальмером, врачом на английском судне "Топаз", который был на Рапа-Нуи в пятидесятых годах³⁰, и г-ном Гана, командиром чилийского корвета "О'Гигинс", посетившим остров в прошлом году {Краткое сообщение об этой интересной экспедиции напечатано в годовом отчете Чилийского морского министерства народному конгрессу (см. прим. на с. 59)³¹.}. Чилийская экспедиция подтвердила в главных чертах уже сообщенные г-ном Пальмером известия, что не все каменные идолы уничтожены {Бичи привез известие, что все колоссальные статуи на Рапа-Нуи разрушены, но уже бывший после него Дю-Пти-Туар опроверг это сообщение. Подтверждение рассказа Пальмера г-ном Гана оттого имеет вес, потому что некоторые писатели, как например, Г. Герланд (см.: Waitz Theodor. Anthropologie der Naturvölker. T. V. 2 Abth., fortgesetzt von G. Gerland, Leipzig, 1870. S. 225), сомневались в верности подробностей, сообщенных г. Пальмером.}, что еще многие стоят, другие опрокинуты, но еще целы, что главное место их выделки находится у края описанного г-ном Пальмером вулкана Утуити и что в некоторых местах можно было еще видеть, как они в прежнее время стояли, именно на высоких платформах или алтарях³². На корвете "О'Гигинс" были привезены разные предметы, которые были отданы в Этнологический музей в Сант-Яго, где я имел случай и удовольствие их видеть. Кроме большого идола {Этот идол, 1 1/2 м вышины, был нарочно выбран как самый малый между громадными, из которых некоторые достигали, по словам Роггевена, до 12 м вышины (см.: Gerland. S. 224). На "Топазе" был отвезен в Англию один из идолов Рапа-Нуи, другой на фрегате французском "La Flore" отправлен во Францию³³.} из черной лавы³⁴, в упомянутом музее находятся 4 барельефа: на двух из них изображены человеческие фигуры различных полов; одна сторона другого плоского камня изображает большую челов